Текст книги "Евреи, дисседенты и еврокоммунизм"

Автор книги: Сергей Кара-Мурза

СТАНУТ ЛИ ЧУЖИМИ СЫНЫ ИЕГУДЫ?

Вернемся к исторической загадке – разрыву «магнатов» еврейства России с советским строем и открытому переходу на сторону противника СССР в холодной войне. Это был сложный маневр – ведь для него пришлось разрушить дорогие для множества евреев символы и образы их коллективной памяти. Но этот маневр удался.

Поразительно, что даже война против нацизма не отмечена еврейскими поэтами как война советского народа, есть лишь лирические переживания самих евреев-фронтовиков или детей. По сути, И.Бродский говорит вслед за В.Гроссманом, что дело нашей войны было неправое. Вот читаем в его стихах "На смерть Жукова":

 
Сколько он пролил крови солдатской
в землю чужую! Что ж, горевал?
Вспомнил ли их, умирающий в штатской
белой кровати? Полный провал.
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? «Я воевал».
 

Значит, и советский Неизвестный солдат, и вслед за ним Жуков пошли, по мнению Иосифа Бродского, прямо в ад. А мы-то думали, что хоть они не провинились перед цивилизованным человечеством. Какие чувства бушуют в этих стихах Бродского? Каждый скажет: глухая, зрелая ненависть к Жукову. Хотелось бы допытаться у кого-нибудь из евреев – почему? Ведь, согласитесь, эту ненависть объяснить непросто – евреи воевали бок о бок с русскими и другими народами СССР.

Когда прочтешь несколько раз сразу все стихи, как-то отражающие треугольник "СССР – евреи – Гитлер", то выходит, что ненависть вызывает именно СССР. А палачи евреев, СС, восприняты как некая потусторонняя сила, которая на миг появилась, потом исчезла, но которую нет нужды ненавидеть. Уж во всяком случае, никакого отношения к немцам, Германии, Западу эта сила не имеет. Это – непонятный, но важный выверт еврейского сознания, который и сегодня действует.

Выше мы говорили о том, как, "пристегнув" черносотенство к нацизму, маленькими шагами подводят затем к такой картине, при которой нацисты как бы выпадают из истории, и оказывается, что "Холокост – русская тема". На этом пути даже идеологи, припудренные академическими регалиями, вынуждены идти на примитивные подтасовки. Так, М.Гефтер пишет: об "ответственности и пагубности военного союза Гитлера и Сталина, из которого органически проистекали... возможности человекоистребления, заявленные Холокостом".

Итак, поднятый на пьедестал историк и философ М.Гефтер подменяет понятие "пакта о ненападении" совершенно иным понятием – военного союза (потом мы удивляемся, почему американские юнцы думают, что во Второй мировой войне США воевали против союза Гитлера и Сталина). При этом историка нисколько не смущает, что пакты о ненападении с Гитлером Англия и Франция подписали в 1938 г. – на год раньше СССР. Ни у кого и в мыслях нет сказать, что из тех пактов "органически" вытекал Холокост – только из пакта с СССР. О том, что все подобные историки самым чудесным образом "забыли" о Мюнхенских соглашениях, и говорить не приходится.

В годы перестройки те, кто взял на себя роль рупора еврейства, выступили против советского строя уже совсем открыто. Вспомним, как использовали иудаизм для освящения борьбы против СССР. Главный раввин Москвы Рав Пинхас Гольдшмидт заявил в "Независимой газете": "Гематрия, один из разделов Каббалы, где дается объяснение явлениям на основе числовых значений слов и понятий, показывает нам, что сумма числовых значений слова "Мицраим" – "Египет" и "СССР" одинакова. Так же и ситуация сейчас во многом сходна". Значит, война против СССР носила религиозный характер? Значит, наша страна олицетворяла "египетский плен", а мы, "египтяне", должны претерпеть все ужасы, насланные Саваофом на Египет?

Что же вменялось в вину СССР за последние сорок лет? Ни много ни мало, государственный антисемитизм. Это обвинение просто навязло в зубах, хотя само "преступление" неуловимо, как призрак. Д.Фурман представляет СССР, вплоть до прихода освободителя Горбачева, бастионом антисемитизма: "Прошлое евреев, начиная с падения Второго храма и кончая прекратившейся лишь с перестройкой официальной "борьбой с сионизмом" – это сплошная цепь преследований и унижений". Как видим, СССР отведено в этой "сплошной цепи" исключительное место. Уничтожение СССР видится поистине как "конец истории".

Мало-мальски строгие исследования самих еврейских социологов показывают, что антисемитизма в СССР не было. Доля евреев в самых элитарных и влиятельных профессиях была такая, что сионисты начала XX века и мечтать не могли. Более того, уровень антисемитизма в СССР и даже сегодня в России, согласно ряду международных исследований, ниже, чем во всех изученных "цивилизованных" странах. Даже в "лучшем из миров" – США – был обнаружен высокий уровень антисемитизма. По данным 1993 г., 35-40 млн. взрослых жителей США "бесспорно являются антисемитами". Но антиамериканских настроений в среде лидеров российского еврейства и в помине нет.

Надо подчеркнуть, что 40 млн. убежденных антисемитов насчитывалось в США в 1993 г., в момент экономического процветания и радости от победы в холодной войне. Как только в США возникает хоть едва заметный кризис, к которому каким-то боком можно пристегнуть евреев, положение резко меняется – антисемитизм достигает белого каления. Мой друг (возможно, еврей) работал в 70-е годы переводчиком в ООН. Как-то он приехал в Москву сразу после нефтяного кризиса 1973 г., который случился после войны Израиля с арабами. Он рассказывал в ужасе: подскочили цены на бензин, и множество американцев (особенно персонал автозаправочных станций) нацепили круглые значки: "Убей еврея!". Значки эти продавались на каждом углу. В России же антисемитизма не находят в условиях экономической катастрофы, когда люди дошли до края отчаяния – при том, что к этой катастрофе вела череда министров экономики – евреев.

Таким образом, обычного антисемитизма в реальной "системе координат", то есть в сравнении с общемировой реальностью, исследования не обнаруживают. Чем же подтверждают обвинение в "государственном" антисемитизме? Р.Рывкина – доктор из Академии наук – пишет, что в СССР "как в явной, так (чаще) и в скрытой форме, проводилась политика государственного антисемитизма, принимавшая преступные формы, вплоть до попыток депортации". То есть она обвиняет государство даже не в намерениях, а прямо в попытках депортации.

Казалось бы, человек, претендующий на титул ученого, должен был бы при таком тяжелом обвинении, чуть ли не на уровне Нюрнбергского процесса, привести надежно установленные факты, документы и т.д. Ничего! А ведь в годы перестройки перерыли все архивы и подзудили людей на самые фантастические "свидетельские показания". Ну хоть что-то могла Р.Рывкина притянуть к такому обвинению в своей главе "Социальное положение евреев в СССР". Видно, ничего не нашла. Даже ни одной серьезной литературной ссылки – кроме какой-то публикации из Израиля никак не научного характера (это видно по реквизитам). За такие вещи в царской России канделябрами били.

Что же остается? Так называемая "процентная норма" – ограничение на прием евреев в вузы. Д.Фурман пишет: "Несмотря на все препоны, создававшиеся советским антисемитизмом, на ограничения при приеме во все вузы и просто невозможность для евреев поступить в некоторые, наиболее престижные из них, евреи значительно, на порядок образованнее русских, что объяснимо лишь громадной, преодолевающей все препоны тягой к образованию".

Воображение философа отказывается даже предположить, что исключительно высокий образовательный уровень евреев в СССР может объясняться, во-первых, их социальным положением (более благоприятными "стартовыми возможностями" молодежи из еврейских семей) и, во-вторых, отсутствием реальных "препон". Таких простых и общеизвестных для социолога объяснений Д.Фурман не приемлет, он усматривает единственный и не поддающийся проверке фактор – наличие в евреях "генетической" тяги к образованию.

На симпозиуме с учеными США в 1994 г. одна социолог, в прошлом секретарь партбюро моего института, жаловалась американцам, – почти как инспекторам – на дискриминацию евреев в советских вузах. Те кивали головами – зная о проценте евреев с высшим образованием и учеными степенями в СССР (в 1982 г. число докторов наук среди евреев было в 17,5 раз больше, чем среди русских, в 29 раз больше, чем среди украинцев, и в 37,6 раз больше, чем среди белорусов).

Я спросил докладчика и тех, кто ей кивал: какая, по их мнению, должна была бы быть "нормальная" доля евреев, если бы не было "дискриминации", и какова доля других народов? На вопрос не только не ответили, но и посчитали как бы неприличным. А ведь вопрос естественный. Если уж от нас скрывают, что такое антисемитизм, то скажите хотя бы, что не считается антисемитизмом!

Вообще-то сословные и национальные "квоты" – обычное и нормальное условие воспроизводства традиционного общества. Что общество старой России, а затем СССР, относилось к категории традиционных – не вызывает сомнения. Поэтому прилагать к нему мерки гражданского общества просто глупо. Да и вряд ли евреи делают это искренне, не настолько они оболванены евроцентризмом. Скорее всего, все эти истерики относительно "процентных норм" – спектакль. Без "процентных норм" разного рода все малые народы давно бы ассимилировались в России, а евреи утеряли бы весь свой мессианский дух. (Кстати, сегодня, когда США официально отказались от расовой сегрегации, а их "этнический тигель" не в состоянии переварить некоторые меньшинства, там вынуждены вводить ограничительные "процентные нормы" для белых иммигрантов из Европы, например, на государственной службе – но наши правозащитники США за это не клеймят. Так что не в квотах дело).

Реальные конфликты возникают не по поводу формально существующих квот, а в связи с их величиной. Здесь евреи всегда умели договариваться. Так, официальные "нормы" в царской России при численности евреев 3% от всего населения составляли для университета Петербурга 3%, для Центральной России 5% и для областей в "черте оседлости" 10%. А реально только студентов иудейского вероисповедания (то есть не считая крещеных евреев, которых было немало) было в Петербургском университете 17,7%, в Киевском 20% и в Новороссийском 34%. Фактически высшее образование получали все евреи, которые этого добивались (в 1928 г., когда не было абсолютно никаких ограничений и "норм", их доля среди студентов была даже чуть меньше, чем в 1886 г.).

Кажется немыслимым – сообщать (как в книге Р.Рывкиной), что практически все (точнее, 76%) евреи в постсоветской России имеют высшее образование, и в то же время доказывать наличие государственного антисемитизма ограничениями на прием евреев в вузы. Когда вникаешь в подоплеку этого странного противоречия, начинает казаться, что суть обиды не в том, что в вузы не пускали евреев, а в том, что к высшему образованию допустили "чумазых" – всяких казахов и узбеков. Вот как объясняет эту суть еврейский поэт:

 
Шли дебилы по столице
в университет московский
......................................
И глядел на их движенье
восхищенно и печально,
в генах Эдисон, возможно,
мальчик Изя Шнеерсон.
 

Что же получается: когда А.М.Макашов ставит чисто ритуальный вопрос о квотах национального представительства, это называют расизмом, хотя это именно демократическая идея «равных стартовых возможностей», попытка смягчить различия материальных возможностей детей из разных социальных групп и национальностей. А демократичным наши «поводыри» называют требование принять в МГУ мальчика Изю на том основании, что он «в генах, возможно, Эдисон».

Представьте, в какую яму загоняет себя и своих единомышленников еврейский поэт. Ведь одно из двух: или он требует чисто политических привилегий для евреев по их анкетным данным (то есть явного национального неравенства в ущерб всем неевреям), или он просто расист, поскольку считает, что евреи генетически талантливы, а неевреи – генетически обусловленные дебилы. Тут уж прямо можно говорить о примитивном расизме и "анализе крови" – как иначе приемная комиссия МГУ может обнаружить у Изи Шнеерсона "гены Эдисона".

Кстати, когда Аушев с Шаймиевым фыркают на А.М.Макашова из-за идеи "национальных квот", то ингушам и татарам полезно было бы вспомнить, что в советское время эти квоты вводились не ради русских – доля студентов среди русских с 1927 по 1965 г. нисколько не менялась (около 1,1%). Снижение доли студентов среди евреев с 7,5 до 2,18% целиком пошло на то, чтобы облегчить доступ в вузы молодым людям тюркских и кавказских народов (данные взяты из книги Р.Рывкиной). Так, среди казахов доля студентов выросла с 0,07% до 1,06%. Может быть, и они считают, что настала пора плевать в колодцы?

Образ окружающих еврея людей как дебилов, похоже, кое-кому греет душу. Через еврейские стихи о России проходит, повторяясь иногда почти дословно, одна больная мысль – о серости и глупости советской жизни. Сильнее и злее всего, даже со злорадством, она выражена у Бродского, но это довольно общая мысль. Просто у других, в отличие от Бродского, она окрашена жалостью и ностальгией:

 
Поделом мне, собаке безродной,
Прилепившейся жадно во мгле
К этой горестной, глупой, голодной,
Разъединственной этой земле.
 

Или:

 
...Чтоб смогла отлюбить
Окаянный, бездарный, родной
Этот северный край,
Эту серую горькую землю.
 

Это горе трогает, даже не знаешь, чем помочь, «чтоб смогла отлюбить». Насчет бездарности, конечно, поэты загнули. Есть же у нас творческие гиганты – Марк Захаров, Хазанов, Евтушенко.

Но если отставить шутки, то за этими злыми, в слезах, обвинениями России в бездарности слышится предчувствие катастрофы. И тут можно понять, какой великий план был "запорот" именно в советской России – план, на который надеялись в России начала века. Эта катастрофа – бесплодность сионизма, оторвавшегося от России. Так неудачник-интеллектуал, выросший из маленького вундеркинда, глядит на свои похвальные грамоты и ненавидит родителей, которые передали ему "бездарные" гены. Мальчик подавал надежды и казался будущим гением только под крылышком родителей.

Вот и плачут поэты: ведь в серой "стране негодяев" расцветали и Пастернак, и Зельдович, блестящие математики и шахматисты. Жить им в России было плохо, неудобно: "там, наливая чай, ломают зуб о пряник...". И в какой-то момент евреи поверили, что и Зельдович, и Ботвинник возникли вопреки России, несмотря на ее жесткий пряник и трехгранный штык. И стали лидеры еврейства собирать на Сион будущих зельдовичей не по-хорошему, а отрезая пуповину:

 
Что за высоты
открылись с Сиона еврею!
Вычистил душу,
как будто загаженный Храм.
 

Но что-то было не так. Было предчувствие: «а под утро приснится страна где росли мы как пила на суку». Пилили сук, но вроде бы простое и хитрое решение Исхода с самого начала беспокоило какой-то червоточиной:

 
Новые затеявши затеи
и со страха нервно балагуря,
едут приобщаться иудеи
к наконец-то собственной культуре.
 

Сегодня, через полвека существования такого, плюнувшего в колодец, государства Израиль, итоги не слишком радуют духовно чуткую часть еврейства. Да, есть хорошая спецслужба «Моссад», работает творчески и безжалостно, но в ней видна матрица ГПУ. Неплохой автомат «Узи», но его сделал сотрудник Калашникова. Где же Песнь Песней? Где хотя бы математики и шахматисты?

Но пока еще червоточина проекта не превратилась в его угасание. Разрыв не произошел, и не надо бы к нему вести. Русские его не хотят. Может быть, это и настораживает гусинских? Так и не думайте о русских. Подумайте о тех евреях, которые уже сегодня говорят с горечью, даже без знаков препинания:

 
Когда умирать мне придется чуть живы
Прошепчут мои полумертвые губы
Мы стали чужими Россия чужими
А были своими сыны Иегуды
 

ДИССИДЕНТЫ – СОВЕТСКАЯ «ЗАКВАСКА» АНТИСОВЕТСКОГО ПРОЕКТА

В 60-е годы зародилось, а в 70-е стало важным явлением общественной жизни СССР течение, которое получило туманное название «диссиденты». Это были полуформальные организации активных антисоветских деятелей. С течением времени их организации все больше формализовались – налаживалась связь, финансирование, база для издания и распространения печатных материалов.

Поскольку все это разношерстное движение было тесно связано и с КГБ в СССР, и со спецслужбами Запада, об организационной стороне дела известно мало. Впрочем, мелких, но красноречивых свидетельств в литературе достаточно, и когда-нибудь найдутся историки, чтобы составить подробную фактическую картину. Для нас здесь важно то влияние, которое диссиденты оказывали на общество – независимо от того, что творилось у них на кухне.

Сразу сделаю оговорку, ввиду того, что на нас довлеет механистическое представление о том, что влиятельно то, чего много. А поскольку диссидентов была ничтожная кучка, то реально повлиять на массовое сознание они не могли. Это ошибочное представление – уже в Библии хорошо объяснена роль "закваски", дрожжей, ничтожного по величине, но активного и размножающегося элемента системы.

Реально действительность диссидентов постоянно присутствовала в сознании практически всей интеллигенции, в особенности партийно-государственной элиты. Тот факт, что она непосредственно не достигала крестьян и в малой степени достигала рабочих, дела не меняет идеи диссидентов до этих массивных групп населения доводили агрономы и учителя, врачи и инженеры.

Второе важное обстоятельство, которое часто упускается из виду, состоит в том, что диссиденты работали в системном взаимодействии с пропагандистской машиной Запада. А это была такая мощная служба психологической войны, что нам и представить себе трудно. Без участия диссидентов – "наших", изнутри советского общества, пропаганда "оттуда" потеряла бы большую часть своей силы. Диссиденты с "Голосом Америки" вместе составили систему с сильнейшим кооперативным эффектом, а в такой системе бессмысленно оценивать силу по количественным размерам отдельных элементов.

Наконец, деятельность диссидентов была и потому эффективна, что они, как это ни парадоксально, были включены в большую и слаженную систему буквально общенародного обсуждения общественных, гражданских проблем. Парадокс в том, что это была именно советская система, которая обязывала каждого члена общества участвовать в этом обсуждении – через собрания, систему "политпросвещения", общество "Знание", СМИ. Официальная, открытая часть этой системы во многом не удовлетворяла новые поколения, а то и опротивела им. Диссиденты стали "теневой" частью этой системы, они работали на контрастах, в новых жанрах, как "творческое меньшинство",– но они использовали инфраструктуру официальной системы. Жванецкий выступал со своим антисоветским юмором на собраниях трудовых коллективов, организованных тем же "сектором культпросветработы", что на другое собрание приглашал лектора по международному положению, какого-нибудь большого или маленького А.Бовина. Диссиденты были вирусами, которые пользуются огромным аппаратом клетки. Они на ней паразитируют, нет клетки – нет и вируса. Поэтому понятно, почему теперь, когда вся эта система сломана, оппозиция рыночным реформам, имея в главных своих установках поддержку большинства населения, по эффективности своих сообщений не идет ни в какое сравнение с теми диссидентами, которые паразитировали на советской системе "политпросвета".

Таким образом, важно учитывать взаимодействие разных частей системы. Люди старшего поколения помнят еще "самиздат" – издание идеологической продукции диссидентов. Но его влияние нельзя верно оценить, если не учесть, что почти все его материалы к тому же зачитывались по радио, а "голоса" слушала значительная часть интеллигенции.

Но и эффект печатной продукции "самиздата" был велик. Старый, испытанный еще в Великой французской революции прием захвата аудитории представление идеологических сообщений в виде "запретного плода". Именно тогда, в период деятельности энциклопедистов, возник "самиздат" изготовление и распространение нелегальной и полулегальной литературы. В СССР эта индустрия расцвела в 60-е годы как средство психологической войны (к 1975 г. ЦРУ разными способами участвовало в издании на русском языке более чем 1500 книг русских и советских авторов). Тогда в СССР даже ходил анекдот: старушка перепечатывает на машинке "Войну и мир" Толстого. Ее спрашивают: вы что, с ума сошли? – "Нет, я хочу, чтобы внучка роман прочитала, а она читает только то, что напечатано на машинке".

Иными словами, захват аудитории в программе "Самиздат" достигался не высокой ценностью самого материала, а искусственно созданной приманкой запретностью текста. Кто сегодня станет читать эти надрывные малохудожественные поделки! Авторы, издатели и распространители "самиздата" обращались к подавленным официальными нормами стереотипам в сознании. Это делало читателя как бы посвященным, причастным к какому-то тайному и важному "общему делу". Интересный исторический и социологический обзор самиздата в Чехословакии опубликован президентом Чешского социологического общества М.Петрусеком (М.Петрусек. Чехословацкий самиздат как фактор социальных изменений. – СОЦИС, 1993, № 8). Очень многие наблюдения и выводы прямо приложимы и к самиздату в СССР.

Главный эффект от деятельности диссидентов состоял не в том, что они смогли доказать порочность советского строя и убедить в этом людей,– они для этого не имели ни целостной системы доводов, ни какого-то позитивного проекта, который могли бы противопоставить советскому. Более того, диссиденты разных течений, составляя все же одну, соединенную антисоветским пафосом партию, зачастую атаковали советский строй с совершенно противоположных позиций. Например, Сахаров мог проклинать СССР за русский имперский шовинизм, а его соратник и сотоварищ Шафаревич – за якобы лежащую в основании советского государства русофобию. И ничего – никакой идейной или личной вражды.

Результат усилий диссидентов был гораздо фундаментальнее и глубже, ибо он не лежал в рациональной сфере (доказательство чего-то с разумными аргументами). Диссиденты сыграли роль еретика в монастыре – еретика, который даже не утверждал, что Бога нет, и не предлагал иной картины мира, он лишь предлагал обсудить вопрос: "А есть ли Бог?". Конечно, рационализация советской идеологии и сокращение в ней идеократического компонента назрели – иным стал уровень и тип образования, утрачена память о бедствиях, которые легитимировали тотальную сплоченность. Поэтому инициатива диссидентов была, в общем, благожелательно воспринята даже в совершенно лояльных к советскому строю кругах интеллигенции.

Однако никакого результата, полезного для нашего народа, от работы диссидентов я найти не могу – потому, что они очень быстро подчинили всю эту работу целям и задачам врага СССР в холодной войне. И те плоды поражения СССР, которые мы сегодня пожинаем, можно было вполне предвидеть уже в 70-е годы. На совести диссидентов – тяжелейшие страдания огромных масс людей и очень большая кровь.

Диссиденты подпиливали главную опору идеократического государства согласие в признании нескольких священных идей. В число таких идей входили идея справедливости, братства народов, необходимость выстоять в холодной войне с Западом. Диссиденты, говоря на рациональном, близком интеллигенции языке, соблазнили ее открыто и методично поставить под сомнение все эти идеи. Сам этот вроде бы невинный переход на деле подрывал всю конструкцию советского государства, что в момент смены поколений и в условиях холодной войны имело фатальное значение.

Разумеется, без того, чтобы на сторону противника в холодной войне перешел весь правящий слой (номенклатура), эффект от диссидентов был бы нулевым – обоснование советского строя вполне могло бы быть переведено на язык рациональных понятий, и в открытом диалоге никакого шанса на успех диссиденты иметь не могли. Более того, в этих условиях само их внутренне противоречивое движение просто исчезло бы. Так что уже с 70-х годов его живучесть и успех определялись уже не только явной поддержкой Запада, но и тайной поддержкой номенклатуры вплоть до ее высших уровней. При этом, поскольку будущие "архитекторы и прорабы" перестройки ориентировались именно на союз с Западом, то режим наибольшего благоприятствования предоставлялся диссидентам-"западникам". Если против них и применялись "репрессии", то к этому обязывал сам жанр политического спектакля и роль диссидентов как "борцов с тоталитаризмом". Не было бы Сахарова времен перестройки без его "ссылки" в ужасный город Горький.

Судя по публикациям и выступлениям диссидентов во время перестройки, в большинстве своем они были людьми с очень специфическим, суженным сознанием, в котором мессианская идея борьбы с "империей зла" потеснила, а порой и вообще вытеснила здравый смысл и ценности, утверждающие жизнь обычного человека. Поэтому, как бы ни относиться к идеям диссидентов, ни в коем случае нельзя было в 80-е годы допускать их к власти и тем более делать законодателями в сфере морали и политики. Строго говоря, сам жизненный "жанр" диссидента этому противопоказан. То, что бригада Горбачева-Яковлева вытащила этих людей на политическую арену, было чревато большими издержками (как это и произошло в драматической форме, например, в Грузии или Таджикистане).

Призрак катастрофы уже потому мы должны были заметить, что идолом у возбужденной антисоветской публики стал академик А.Д.Сахаров – безумный наивный старец, который всю жизнь "под колпаком", в искусственной обстановке, прокорпел над водородной бомбой. А потом вырвался в воображенный им мир и оказался под таким же колпаком иностранной прессы и подсадных "диссидентов". И стал вещать с авторитетом пророка: разделить Россию на 50 нормальных государств! Немедленно разрешить куплю-продажу земли! Но что он мог знать о земле или о купле-продаже хотя бы картошки из какого жизненного опыта? Прочтите сегодня, на свежую голову, все его статьи и речи, ведь в них нет и следа тех проблем, которыми живет человек в России. Читаю и думаю: да знал ли он хоть русскую литературу?

Хотя диссидентство было очень разношерстным и изменчивым течением, в нем можно выделить главные направления. Основным из них и по масштабу, и по влиянию являлось направление "западников". Оно в конце 80-х годов и пришло к власти (точнее, было взято властью в качестве прикрытия). Символом и выразителем этого направления был А.Д.Сахаров. Около него находилась другая влиятельная фигура – Е.Г.Боннер, в чем-то более радикальная и ярко выраженная, но, в принципе, разделяющая главные установки Сахарова.

Сахаров, безусловно, был взят как знамя той радикальной антисоветской партией, которая пришла к власти в 1991 г. и с тех пор определяет ход "реформ" . В 1994 г., к 73-й годовщине со дня рождения А.Д. Сахарова, Администрация Президента РФ издала брошюру ("Слово о Сахарове. Научно-практическая конференция, посвященная 73-й годовщине со дня рождения А.Д. Сахарова". Издательство "Юридическая литература", Администрация Президента Российской Федерации, М. 1994). В ней – выступления тех, кто собрался на конференцию по случаю такого события. Показателен состав участников: Е.Г. Боннер, С.А. Ковалев, А.Н. Яковлев, С.В. Степашин, А.В. Козырев, Ю.Ф. Карякин, А.И. Приставкин, С.А. Филатов и др.; открывается брошюра обращением Б.Н. Ельцина.

Вот слова С.А. Филатова, тогда главы Администрации президента: "В этом зале собрались те, кто считает себя учениками Андрея Дмитриевича... кто взял на себя тяжкую обязанность реализовать многое из того, о чем Андрею Дмитриевичу мечталось... Тем большая ответственность лежит на нас, на людях, кому выпало сегодня осуществить то, о чем мечтал Андрей Дмитриевич Сахаров... Да помогут нам выполнить эту нелегкую миссию опыт Сахарова, мысли Сахарова, идеи Сахарова и чувства Сахарова".

Учитывая такое редкое признание власти, угрожающий смысл слов о "нелегкой миссии", а также почти религиозный фанатизм, с которым к Сахарову относилась влиятельная часть интеллигенции, надо, наконец, выделить то главное, что "Андрею Дмитриевичу мечталось".

Прежде всего, по своей жизненной философии Сахаров – именно диссидент. Его симпатии распространялись прежде всего на маргиналов, на "меньшинства", атакующие нечто цельное и стабильное (политический порядок, культурное ядро, религию или мораль). Он, например, с одобрением относился к роману Салмана Рушди и с антипатией – к гневу мусульман, оскорбленных кощунством этого романа.

Обостренное отношение у него было и к малейшему, даже надуманному или искусственно создаваемому, конфликту меньшинства с целым. Например, важной темой в идеологической антисоветской кампании в 60-е годы стал пресловутый "государственный антисемитизм" в СССР. Сахаров в "Меморандуме" (1968) пишет: "Разве не позор очередной рецидив антисемитизма в кадровой политике (впрочем в высшей бюрократической элите нашего государства дух мещанского антисемитизма никогда полностью не выветривался после 30-х годов)?" ("Меморандум академика Сахарова. Текст, отклики, дискуссия". Франкфурт, Посев, 1970).

Напротив, позиция целого или массивной, ядерной части общества или государства вызывает у Сахарова явную антипатию. В 1989 г. большую поддержку сепаратистам оказали речи Сахарова, в которых он клеймил "политику великодержавного шовинизма советского государства". В обществе он ценил именно малые группы, которые противопоставляют себя национальному целому и вообще массе людей, живущих обыденной жизнью ("мещанство"). Он писал в "Меморандуме" в характерной классовой фразеологии: "Наиболее прогрессивная, интернациональная и самоотверженная часть интеллигенции по существу является частью рабочего класса, а передовая, образованная и интернациональная, наиболее далекая от мещанства часть рабочего класса является одновременно частью интеллигенции".

В 1980 г. Сахаров так видит главные отрицательные черты советского человека, не входящего в "наиболее прогрессивную, интернациональную и самоотверженную часть": "идеология советского мещанина (я говорю о худших людях, но они, к сожалению, весьма распространены среди рабочих, крестьян и интеллигенции) состоит из нескольких несложных идей: 1) культ государства; 2) эгоистические стремления; 3) идея национального превосходства, принимающая темные, истерические и погромные формы".

Сахарову претит само устройство СССР как единого государства, ядром которого являлся русский народ. В предвыборной программе в феврале 1989 г. он декларировал: "Компактные национальные области должны иметь права Союзных республик" (А. Сахаров, "Воспоминания", издательство Права Человека, М. 1996, т. 2). А в другом документе требовал, чтобы в Союзе вообще все структурные единицы имели статус союзной республики. По этой схеме вместо 15 союзных республик их возникло бы около 150.