Текст книги "Дату смерти изменить нельзя"

Автор книги: Сергей Донской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5
К чему приводит несоблюдение техники безопасности на производстве

Сегодня он был не Шестым, не Седьмым и не Восьмым, и это ему нравилось. Обидно, когда вместо имени, данного родителями, тебе присваивают порядковый номер. Вдвойне обидно, если ты не какой-то там ноль без палочки, а человек во всех отношениях достойный и уважаемый.

С такими мыслями Пак Киль Хун, глава Приморской Ассоциации Строителей КНДР вел свою новехонькую «Тойоту» по проспекту Острякова, двигаясь в направлении Куперовой пади. Он гордился своим именем, представлявшим собой сочетание двух иероглифов. Два иероглифа из семидесяти тысяч – разве такой подход не есть высшее проявление уважения к человеческой индивидуальности? Киль Хун – это вам не Ваня, не Петя или Вася. Неважно, что корейцы позаимствовали иероглифы у древних китайцев, главное, что они постигли значение каждой из причудливых закорючек. Их имена красивы, поэтичны и загадочны, как коаны дзен.

– На голой ветке ворон сидит одиноко, – с чувством произнес Пак Киль Хун. – Весне не рад.

Найденный образ показался ему удачным. Прибавившая ход «Тойота» нырнула под газопровод и вывернула на Хабаровскую улицу, огибающую Корейскую сопку. Мысль о том, что неподалеку находится штаб-квартира ОРКИ была неприятна, но теперь диктаторским замашкам Председателя осталось существовать недолго. Скоро в принадлежащем Пак Киль Хуну ресторане появится чекист из Москвы, и тогда с Обществом будет покончено. Довольно этих ужасных заседаний со смертельными исходами, довольно опасных поручений, довольно поборов и бессонных ночей. Один раз рискнуть – и обрести свободу. Пак Киль Хун не мальчик, у него не так много времени осталось, чтобы посвящать его кому-то другому, кроме себя и членов своей семьи.

– Звездной ночью, – пробормотал он, – жизнь мне пригрезилась. Проснулся уже седым…

Переключив передачу, Пак Киль Хун торжествующе усмехнулся. Да он настоящий поэт! И он отважный человек, коли осмелился известить ФСБ о готовящемся преступлении. Не зря его род восходит к одной из десяти царских династий Пак. Мысль о том, что то же самое могут сказать миллионы других обладателей этой фамилии, Пак Киль Хуна не смущала. Он чувствовал себя настоящим героем.

В открытое окно врывались дурманящие запахи первой зелени. Мимо проплывали важные двенадцатиэтажки, выросшие на месте прежних лачуг из фанеры, жести, старых досок и картона. Корейская слободка совершенно преобразилась за последние сорок лет. Не Сеул и не Гонконг, но и не прежняя дыра, которую во Владивостоке презрительно называли «свиным хлевом». Все течет, все изменяется. Отрадно, когда в лучшую сторону.

Обогнув больничный корпус на улице Садовой, «Тойота», безропотно повинующаяся Пак Киль Хуну, устремилась дальше. Минут через десять, добравшись до окраины слободки, он притормозил на территории заброшенной хлебопекарни. Здесь размещался его недавно созданный цех по изготовлению пластмассовых надгробий, гробов, венков и прочих похоронных атрибутов. Городские власти не позволили разместить предприятие ближе к центру Владивостока. Почуяв густой смрад, окутывающий округу, понять мотивацию такого решения можно было легко и сразу. Невольно морщась, Пак Киль Хун захлопнул дверцу автомобиля и двинулся к входу в здание. Возле крыльца стоял обшарпанный «Ниссан-патруль», но людей рядом не было. Никто не спешил встречать шефа. «Хотя методы Председателя бесчеловечны, – раздраженно подумал он, – иногда они себя оправдывают. Безобразие! Попросили меня приехать, чтобы решить возникшие проблемы, а сами не проявляют элементарного уважения. Вот и делай после этого добро людям».

Толкнув дверь, Пак Киль Хун переступил порог цеха. Пластмассовое литье не являлось главным направлением его деятельности, но он решил попробовать силы на новом для себя поприще, рассчитывая на неплохую прибыль. На благодарность соотечественников, получивших рабочие места, он тоже рассчитывал. До сегодняшнего дня.

Коридор был темен и грязен, как крысиная нора. Спотыкаясь о хлам, сваленный прямо посреди прохода, Пак Киль Хун двинулся навстречу сквознякам и зловонию. Крыша над головой была частично разобрана, голые дверные проемы и обнажившаяся кирпичная кладка заставляли вспомнить кадры военной хроники. Непосредственно перед входом в производственное помещение висела вывеска: «Ритуальные услуги. Дешево, надежно, своевременно». Пак Киль Хун подумал, что слово «своевременно» не слишком уместно для похоронного сервиса. Зато логотип на табличке ему понравился. Это было изображение двух слившихся в окружность капель, красной и синей, как на государственном флаге Северной Кореи. Знаменитая эмблема из «Книги перемен», символизирующая вечное единство противоположностей.

Зачем-то погладив вывеску рукой, Пак Киль Хун проник в громадное помещение, стены которого утопали в тени, а центр пронизывали косые столбы солнечного света. С ними пыталась соперничать по высоте гора пластиковых бутылок, наваленных в дальнем углу. Если не считать котла с бурлящим вонючим варевом, то ничего не говорило о присутствии в цехе людей. Людей, которые, между прочим, претендовали на зарплату.

– Эй! – сердито крикнул Пак Киль Хун. – Тут есть кто живой?

Таковых не оказалось. Эхо грянуло и смолкло, растекшись по сырым стенам с обвалившейся штукатуркой. Покосившись на шеренгу мешков с пластмассовыми гранулами, Пак Киль Хун поспешил отвернуться. Мешки отдаленно напоминали толстых белесых призраков, молчаливо наблюдающих за происходящим. Щебень неприятно захрустел под подошвами Пак Киль Хуна, инстинктивно двинувшегося в сторону солнечного света. Выйдя на середину помещения, Пак Киль Хун остановился, озадаченно глядя на единственное отлитое работниками надгробье. Лоснящееся, гладкое, имитирующее полированный мрамор, оно было безнадежно испорчено корявыми иероглифами, нацарапанными на поверхности.

«Сансое кочхи пхи-отта ни-да, – прочитал Пак Киль Хун, медленно шевеля губами. – На могиле его предков не зацвели цветы».

Что за бред? Распустившиеся цветы на могилах, по преданиям корейцев, предвещали потомкам умерших богатство и почет. Соответственно не распустившиеся цветы означали бесчестье. Какой идиот испортил надгробье столь неуместной надписью? И почему ему вздумалось воспользоваться для своих художеств гвоздем или каким-то другим острым предметом?

Догадка Пак Киль Хуна насчет острого предмета подтвердилась, когда он повернулся на звук шагов, решительных и вкрадчивых одновременно. К руководителю Приморской Ассоциации Строителей КНДР приближался незнакомый молодой человек с широким треугольным клинком в руке. Белая сорочка с галстуком придавала мужчине праздничную торжественность, а черные очки выглядели издали пустыми глазницами. Заглянув в эти глазницы, Пак Киль Хун понял, что его дни сочтены.

Впрочем, счет уже шел не на дни, а на минуты или даже на секунды.

– Стой, где стоишь, – распорядился человек в белой сорочке. – Не пытайся удрать, все равно догоню. Я просто задам тебе несколько вопросов, а ты мне на них ответишь. Добровольно и предельно откровенно. Хорошо?

Миролюбивый тон незнакомца слегка успокоил Пак Киль Хуна, но особого облегчения он не почувствовал. В отличие от большинства худых, как щепки, соотечественников он обладал довольно тучным телосложением и страдал от повышенной потливости. Казалось, ткань его костюма блестит от стремительно пропитывающей ее влаги.

– В чем дело? – прохрипел Пак Киль Хун, суетливо доставая из внутреннего кармана мобильный телефон. – Кто ты такой?

– Меня прислал Председатель, – смиренно ответил человек в белой сорочке. – Если ты попробуешь набрать номер, я отсеку тебе руку, любую, на выбор. – Мужчина поднял клинок, засверкавший в лучах солнца. – Это очень острый нож. Им можно бриться, а можно резать людей на кусочки. Ни кости, ни сухожилия ему не помеха. Сверхпрочное лезвие. Самозатачивающееся.

– Не подходи, – взвизгнул Пак Киль Хун, брызгая горячим прямо в штаны. – Убирайся! Только Председатель вправе требовать от меня отчета!

– Вот он и требует, – сказал мужчина, занявший такую позицию, что проскочить мимо него к выходу было невозможно. – Ты не только его предал. Ты предал Родину.

– Нет! – пронзительно возразил Пак Киль Хун.

– Нара ом-нын сара ман чип ом-нын кэман мотхада, – безжалостно закончил тираду мужчина. – Человек без родины – хуже бездомной собаки. Не хочешь собачьей смерти? Тогда рассказывай, что за письмо ты отправил по Интернету в главное управление ФСБ. Зачем? О чем говорилось в письме?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь!

– Ты прекрасно понимаешь.

– Клянусь!

– Не надо клясться, это бесполезно, – покачал головой страшный человек в белой сорочке, который каким-то чудесным образом очутился совсем близко. Ни один камешек не хрустнул под его ногами. Словно он скользил по льду, а не по щебню, устилающему пол цеха.

Подпрыгнув на месте, Пак Киль Хун развернулся вокруг оси и кинулся наутек. Он почти успел обогнуть емкость с кипящей пластмассовой смолой, когда правую икру пронзила резкая боль. Мышцы свело судорогой. Пак Киль Хун шумно упал на колено онемевшей ноги.

– Ох-х, – вырвалось из его пересохшего горла.

– Вытащи нож, – предложил преследователь, остановившийся за спиной.

– Нож?

Пак Киль Хун тупо уставился на стальную занозу, торчащую из его ноги. Крови не было. Во всяком случае, до тех пор, пока нож не был выдернут из раны. Застонавшему Пак Киль Хуну пришлось встать на четвереньки, чтобы не быть затянутым в черный водоворот головокружения. Страх куда-то исчез, заслоненный невероятной слабостью и тошнотой.

– Мне плохо, – пожаловался Пак Киль Хун. Правая штанина стремительно пропитывалась горячей кровью. Гул в голове накладывался на бурление вонючей жижи в котле.

– Будет еще хуже, – пообещал мучитель, поднимая оружие. – Я могу метать в тебя нож, пока ты не истечешь кровью, как свинья. А могу придумать что-нибудь другое. – Он сунул в карман выроненный жертвой телефон и горделиво добавил: – Председатель не случайно поручил мне разобраться с тобой, паршивая свинья. У меня на счету несколько десятков таких, как ты. Знаешь, как меня прозвали? Моя кличка – Пьо, Билет. Догадываешься, куда? – Мужчина в белой сорочке указал острием ножа на дырявую кровлю. – На тот свет. Будешь говорить, или начать строгать тебя заживо? Учти, ничего, кроме удовольствия, мне это не доставит.

– Откуда вы узнали? – всхлипнул Пак Киль Хун, усаживаясь на зад. В такой позе он напоминал беззаботного отдыхающего, нежащегося на солнце, но лужица крови и хлюпающая штанина разрушали эту иллюзию.

– Когда платишь за услуги тринадцатилетним подросткам, – сказал опустившийся на корточки мужчина, – не следует проявлять столь подозрительную щедрость. – Дал бы ты мальчишке сотню, он бы купил себе сигарет, пива, и никто не заинтересовался бы, откуда у него деньги. Но ты дурак, Пак Киль Хун. Ты безмозглый кретин. Тысяча рублей – вот так дела! Мальчишка принялся угощать одноклассниц шоколадом и шампанским, а те растрезвонили об этом на всю округу. – Мужчина уколол Пак Киль Хуна ножом, не давая тому грохнуться в обморок. – Эй, не спи. Я выложил тебе все, теперь твоя очередь. И не вздумай плести небылицы про деловую переписку с партнерами. Мальчишка, которому ты поручил отправить письмо, слишком туп, чтобы поинтересоваться текстом, но адрес он запомнил. – Клинок вонзился в ляжку взвывшего Пак Киль Хуна. – ФСБ! – рявкнул мужчина. – Ну, что у тебя за дела с московскими чекистами? Ты известил их о готовящейся операции?

– Нет, – пролепетал Пак Киль Хун, отползая назад с таким выражением лица, словно видел перед собой не человека, а исчадие ада. Буйного демона, вырвавшегося из Долины Вечных Сумерек.

– Как? – негодовал демон. – Ты решил упорствовать? Ты не хочешь очистить душу чистосердечным признанием?

– Нет, – рыдал Пак Киль Хун, не понимая, для чего его хватают за лацканы пиджака и ставят на ноги. – Я не предавал. Я просто написал письмо одному своему высокопоставленному родственнику. У него хорошие связи в Москве. Он мне помогает.

– Врешь, – прорычал мужчина в белой сорочке. – Сказал бы, что ты в родстве с Хакамадой, я бы, может, тебе поверил. Но ты писал на сайт ФСБ! Что? Отвечай, трусливая свинья!

Не дожидаясь, пока Пак Киль Хун откроет рот для новых оправданий, он завладел его рукой и, сопя от напряжения, окунул ее в расплавленную пластмассу. Крик, потрясший своды цеха, всполошил птиц всей округи, дружно взмывших в небо. Обезумевший от боли Пак Киль Хун смахнул с лица нападавшего очки и вновь вознамерился броситься наутек, но был пойман за полу пиджака и брошен на пол.

– Шутки кончились, – предупредил незнакомец, подслеповато мигая маленькими черными глазками. – Посмотри на свою клешню, ублюдок. Хочешь весь стать таким же?

Подчинившись, Пак Киль Хун забился в истерике. Рука от кончика пальцев до локтя была покрыта лаково блестящей коркой цвета жженого сахара. Дымящаяся, потерявшая привычную форму, она походила на обугленную головешку.

– Повторить? – спросил мужчина, успевший нацепить на нос солнцезащитные очки. – Нет? Тогда в твоем распоряжении две минуты. – Сняв очки, он досадливо осмотрел треснувшее стекло. – Ты мне надоел. Такую вещь испортил, скотина. – Мужчина пнул скулящего Пак Киль Хуна.

Ничего больше не потребовалось. Исповедь была сбивчивой, но исчерпывающей. Пак Киль Хун действительно сдал Общество российской спецслужбе. Он надеялся, что разгром ОРКИ и арест Председателя сделает его свободным и независимым человеком.

– Как называется твой ресторан? – спросил мужчина, умудрившийся сохранить некоторую щеголеватость, несмотря на косо сидящие очки и съехавший набок галстук. Нож в его руке тускло мерцал.

Разумеется, Пак Киль Хун ответил. Он также сообщил мучителю адрес и позвонил в ресторан, предупредив управляющего, что с сегодняшнего дня на работу заступает новый администратор.

– Кто, говоришь, должен явиться на встречу? – склонил голову к плечу мужчина, не выражая ни малейшей радости по поводу своего назначения.

– Я не знаю, – горестно промямлил Пак Киль Хун, баюкая свою изуродованную руку. Застывший пластмассовый панцирь потрескивал и крошился, но сниматься упорно не желал. Разве что с кожей.

– Повтори еще раз, что должен заказать в ресторане гонец из Москвы. – Затемненные стекла очков не скрывали хитрого прищура их владельца. – Кажется, ты сказал: печеные каштаны и маринованные в остром соусе крабы?

– Танхончский йогурт и корейский сыр.

– Что за блажь взбрела тебе в голову? Такой заказ может сделать только полный болван.

– Или тот, кто знает пароль, – прошептал Пак Киль Хун. – Отвези меня в больницу, Пьо. Скорее. Я умираю.

Как ни странно, мужчина в белой сорочке помог несчастному подняться и ободряюще улыбнулся, приобнимая его за талию.

– Из нас могла бы получиться отличная пара, – сказал он. – Люблю пухлых мужчин. Вы такие мягкие. – Он вогнал стальной клин под ребра Пак Киль Хуну. – Такие податливые. Оп, оп.

Нож замелькал, словно подсоединенный к механическому поршню. Сладострастно посапывая, Пьо левой рукой удерживал жертву напротив себя, а правой кромсал беззащитный живот, то и дело поворачивая липкую рукоятку по часовой стрелке. Он не боялся испачкаться чужой кровью, хлещущей во все стороны. В его «Ниссане» хранилась заранее заготовленная смена одежды. Белая сорочка, темные брюки, подобранный в тон галстук. Вот только новых очков не было. Вспомнив об этом, Пьо нанес удар такой чудовищной силы, что окровавленный кулак провалился во вспоротый желудок осевшего наземь Пак Киль Хуна, после чего пришлось долго избавляться от намотавшихся на руку дымящихся кишок.

Покончив с заданием, Пьо разделся догола и с наслаждением проделал то, ради чего работал наемным убийцей. Использованное мертвое тело было подволочено к емкости с бурлящей массой и брошено туда со следующим комментарием:

– Сойдет за несчастный случай. Хотя мне, ха-ха, случай показался очень даже счастливым.

Глава 6
Тайн у японского моря становится чуточку больше

Выслушав доклад Пьо, Председатель Ли отключил телефон, сомкнул лишенные ресниц веки и откинулся на спинку кресла. Мысли, рождавшиеся в мозгу, были не слишком обнадеживающими. В его подчинении находилось около полутора сотен человек, но и среди этой горстки корейцев то и дело выявлялись предатели, мечтающие погубить общее дело. Как же тяжело править тому, под началом которого находится многомиллионный народ! Политики, обвиняющие Ким Ир Сена в тирании, просто безответственные болтуны. Бразды правления не удержишь вялой рукой. Ласковыми увещеваниями людей к цели не направишь.

Председатель Ли вздохнул. В открытый иллюминатор врывался свежий запах моря, напоминающий о том, что где-то на юге лежит родина, заждавшаяся своего верного сына. Сколько лет Председатель не был дома? Как долго ему еще носить грубое, тяжеловесное имя Константин, режущее деликатное ухо уроженца Страны Утренней Свежести? Председатель Ли устал выдавать себя за полностью обрусевшего корейца. Ему не хватало простых радостей, доступных дома. Под лежанкой тлеет очаг с древесными углями, верная жена обрезает мужу ногти на ногах или чистит ему уши специальной лопаткой из слоновой кости. Стоит пошевелить пальцем, и любое пожелание мужа будет исполнено. Безропотно и со скрупулезной точностью.

– Ты спишь? – донеслось до Председателя.

Он неохотно открыл глаза и посмотрел на семнадцатилетнюю девушку у своих ног. Ее настоящее имя переводилось как Трепещущий Лепесток, но Председатель звал ее Пом – Весна. До этого были соответственно Каул и Кйоул – Осень и Зима. А вот очередной любовницы по прозвищу Лето не предвиделось. Или Председатель с честью выполнит задание и вернется наконец домой, или навсегда останется в России. Под толщей чужой земли.

– Я не сплю, – произнес он. – Ты же знаешь, что для сна мне хватает четырех часов в сутки.

– Хотела бы и я так, – прощебетала Пом. – Столько бы времени свободного появилось.

Председатель взглянул на нее с веселым любопытством:

– Зачем тебе свободное время?

– Ну, не знаю, – передернула хрупкими плечиками Пом. – Зачем-нибудь.

Ее взгляд скользнул по облезлым панелям из красного дерева, переметнулся на стол, заваленный картами и бумагами, остановился на двух койках, расположенных друг над другом. Ей вдруг вспомнилось предпринятое однажды путешествие из Владивостока в Москву, и ее рот перекосился от непроизвольного зевка. Каюта напоминала купе спального вагона, хотя, конечно, была намного просторнее. Однако веселья от этого не прибавлялось. «Скучно, – подумала Пом, – ох, как скучно». Она посмотрела на черный резиновый костюм для подводного плавания. Валяющийся на вытоптанном бордовом ковре, костюм напоминал шкуру, сброшенную морским чудищем.

– Можно примерить? – спросила Пом, указывая пальцем на заинтересовавший ее предмет.

– Пожалуйста, – усмехнулся развалившийся в кресле Председатель.

Когда девушка раздевалась, он обратил внимание, что ее голубой халат все это время был запахнут справа налево, как у покойницы. Родители Пом слишком долго прожили на чужбине, чтобы помнить традиции предков. Трусики девушка носила настолько бесстыжие, что Председатель только головой покачал. Брошенные на пол, они съежились до размеров крохотного лоскута, которым и детскую попку-то как следует не прикроешь.

– Мне идет? – игриво спросила Пом, закончив переодевание.

Председатель промолчал. Костюм оказался ей великоват, но шлем облегал голову плотно, делая ее неправдоподобно маленькой. Пройдясь по каюте, хихикая и потешно шлепая ластами, девушка не удержалась от нового вопроса:

– Я похожа на нинзя?

– Японцы – наши заклятые враги, – напомнил Председатель. – Не смей болтать о них в моем присутствии.

– Хорошо, – легко согласилась Пом. – Больше не буду. Но если нельзя говорить про нинзя, то на кого я тогда похожа?

– На молоденькую самку тюленя, – улыбнулся Председатель. – Гладкая, блестящая. И щеки…

– Что – щеки?

– Раздулись, словно за каждой спрятано по рыбешке.

– Это из-за обтягивающей шапочки, – расстроилась Пом и поспешно потянулась к «молнии» костюма.

– Не снимай его.

– Почему?

С этими словами Пом расстегнулась до пупа. Председатель лениво встал и отвесил ей несильную оплеуху, после чего наставительно произнес:

– Потому что я сказал. Застегнись.

– Но мне тесно. – Губы девушки задрожали, в глазах набухли искрящиеся слезы. – И неудобно. И жарко. Кожа взопреет и возьмется сыпью.

– Тогда я прикажу выбросить тебя за борт, – сказал Председатель. – Зачем мне взопревшая, прыщавая любовница?

Наверное, это была шутка, но взгляд Председателя заставил девушку вздрогнуть.

– За что? – пролепетала она.

– Ты совершенно не умеешь себя вести, – пояснил Председатель. – Вот походишь до ночи в водолазном костюме, сразу поумнеешь. Я заплатил твоей семье слишком крупную сумму, чтобы терпеть твои детские выходки.

– Но я, но я, – Пом зарделась, – я хочу пи-пи.

– Это твои проблемы. Но если ты осмелишься самовольно раздеться, то пеняй на себя. Ты должна хорошенько усвоить, кто твой хозяин.

– Я усвоила, усвоила!

– Недостаточно, – сухо молвил Председатель и вышел из каюты. Настроение его немного улучшилось, как всегда, когда он ощущал свою власть над людьми. Жаль, что не безраздельную.

По обе стороны коридора высились узкие двери, за которыми проходила абсолютно не интересная Председателю жизнь команды корабля. Кто-то плескался в душевой, кто-то травил анекдоты в кубрике, кто-то гремел кастрюлями на камбузе, а из моторного отделения доносился шум работающего на холостых моторах двигателя. Скривившись от резкого запаха солярки, Председатель стал подниматься по крутой лесенке, которую здесь следовало именовать трапом. Но с какой стати? В корейском языке даже слова-то такого не было. Лестница – она и есть лестница.

С такими мыслями Председатель выбрался на не скоблившуюся годами палубу и, едва не ударившись о крюк электрической лебедки, приблизился к борту «Летучей рыбы». Прямо под ним висела бело-голубая шлюпка, на дне которой покоились высохшие мумии крыс. Дальше все было заполнено зеленоватой морской рябью. Качка почти не ощущалась. Солнце пригревало совсем по-летнему. Истерично кричали чайки, делая вид, что намереваются спикировать в воду и утопиться от тоски, хотя на самом деле ничего, кроме жратвы, их не волновало.

Как большинство особей человеческого стада, отметил про себя Председатель.

Обернувшись, он критическим взором окинул захламленную палубу и собравшийся на ней народ. Удастся ли выдать себя за японскую экспедицию? Пожалуй, что да. Документы на яхту и членов команды в полном порядке, а если нагрянут пограничники с вопросами, то всегда можно сослаться на незнание русского языка. Не нагрянут, решил Председатель, взвесив все «за» и «против». Мы ведь не занимаемся браконьерством – это невооруженным глазом видно. А раз так, то какое всем до нас дело? Тем более, что на всякий случай заготовлены фальшивые охранные грамоты от губернатора Приморского края и межправительственного комитета Российской Федерации. А на мачте «Летучей рыбы» гордо реет фирменный стяг японской нефтяной корпорации «Джи-Оу-Си».

Председатель снова повернулся к морю и напряг зрение, силясь разглядеть водолазов, работающих на глубине. Тщетно. От нечего делать пришлось тащиться в рубку. Заметив приближение арендатора капитан Лаврюхин схватился за штурвал и уставился вдаль. В этом не было никакой необходимости, поскольку яхта стояла на якоре, но Лаврюхин честно отрабатывал деньги.

«Будет жалко убивать этого морского волка, – подумал Председатель. – Забавный малый».

– Ничего нового? – спросил он вслух.

– Все по-прежнему, – почтительно ответил Лаврюхин. Его седая борода находилась в беспрестанном движении, словно он жевал что-то или копил во рту слюну, чтобы как следует сплюнуть. – В эти воды редко кто заплывает. Скалы кругом. – Лаврюхин кивнул в сторону острова Мельникова, представляющего собой хаотичное нагромождение камней и утесов, торчащих из моря. Из-за множества бакланов и чаек, гнездящихся на острове, он казался покрытым снегом. – Тут на дне два корабля затонувших, – продолжал Лаврюхин, энергично двигая челюстями. – Наша рыболовная шхуна и японский эсминец. Будь у нас осадка поглубже, мы бы запросто могли напороться на мачты.

– На то и капитан на судне, чтобы подобного не произошло, – обронил Председатель.

Приставив ладонь ко лбу, он окинул взглядом горизонт, проверяя, нет ли поблизости других кораблей. Блики на воде слепили, как тысячи солнечных зайчиков, пускаемых в глаза. Залив Петра Великого был безбрежен и пустынен.

Благодатные места! Какое многообразие живности скрывается в толще прибрежных вод! Неудивительно. Ведь залив находится на стыке двух природных зон: умеренной и субтропической. Не слишком холодная зима, очень теплое, но не знойное лето, когда поверхность воды в заливе прогревается до двадцати четырех градусов. Чем не курорт?

– Рай, сущий рай, – заулыбался Председатель, думая о том, что однажды залив отойдет Корее. – Говорят, летом тут вода буквально кипит от рыбы.

– Косяки уже с юга на нерест повалили, – сказал Лаврюхин. – Повернитесь-ка туда. Правее, еще правее. Плавники видите? Это стая сельдевых акул. Их там штук двадцать, не меньше. За косяками минтая или трески гонятся. Обычное дело.

– Акулы? – насторожился Председатель. – Почему раньше меня не предупредили?

– А что бы это изменило? – пожал плечами Лаврюхин. – Да вы не переживайте, шеф. Эти твари на людей не нападают.

– Почему?

В тоне Председателя прозвучало искреннее удивление. Никто не дождался бы от него пощады, будь он одной из тех тварей, которые не только резали серповидными спинными плавниками поверхность, но и выпрыгивали из воды. Одна акула, охваченная охотничьим азартом, вертелась так близко, что можно было разглядеть темные пятна на ее бледном ненасытном брюхе.

– Их длина не превышает полутора метров, – пояснил Лаврюхин. – Слишком маленькие.

– Нападали бы все разом, – сказал Председатель.

– Может, когда-нибудь додумаются. Но пока что люди едят сельдевых акул, а не наоборот. Китайцы и японцы ловят их специальными жаберными сетями. – Лаврюхин позволил себе свойскую ухмылку. – Вы должны это знать как уроженец Страны восходящего солнца.

– Заходящего солнца!

– Ха-ха-ха! Не любите япошек?

– Не больше, чем акул, – отрезал Председатель.

– Не могу разделить вашу точку зрения, – ухмыльнулся Лаврюхин еще шире. – Лично мне акулы импонируют гораздо сильнее. Сельдевые – мелочь пузатая, но видели бы вы китовых или белых!

– Белые акулы?

– Самый опасный морской хищник. Говорят, встречаются двенадцатиметровые экземпляры, но я видел только семиметровых. Ох и свирепое чудище! Не зря моряки окрестили его «белой смертью»!

Председатель прищурился, следя за мельканием косых плавников:

– Хочешь сказать, сюда заплывают белые акулы?

– Случается, – подтвердил Лаврюхин. – К счастью, на людей они нападают редко, в самых крайних случаях.

– Когда проголодаются?

– Угу. И только в теплой воде – на холоде белые акулы вообще не едят, постятся. Разве что…

– Что? – поторопил капитана Председатель.

– Разве что кровь в воде почуют, – закончил тот фразу.

– Кровь?

– Ну да.

– Надеюсь, – произнес Председатель, – надеюсь, что мы обойдемся без кровопролития.

Лаврюхин, встретившийся с ним взглядом, внезапно обнаружил, что глаза у собеседника черные и абсолютно пустые, точь-в-точь как у акулы, в независимости от того, почуяла ли она запах крови или нет. И пробил Лаврюхина легкий озноб, хотя солнце светило вовсю. И подумал он, что шансов на то, что путешествие завершится без кровопролития, гораздо меньше, чем хотелось бы.

Марку Андреевичу никогда еще не доводилось иметь дело с такими исполнительными и бестолковыми напарниками, какими зарекомендовали себя корейцы. Стремглав бросаясь выполнять любое поручение, они по запарке могли вывести из строя кислородную станцию, расколоть об камни маски или запутаться в страховочных тросах. Про таких говорят: «Заставь дурня богу молиться, он себе лоб расшибет». А бог у корейцев был требовательный. Звали его Константином Ли.

В свои сорок два года Марк Андреевич перевидал много всякого народа и неплохо разбирался в людях. Так вот, Константин Ли представлялся ему одним из самых опасных и неприятных типов, с которыми его когда-либо сталкивала судьба. Тщедушный, большеголовый, узкоглазый, он напоминал ожившее изваяние злобного азиатского божка, требующего все новых и новых жертвоприношений. Куда запропастился тот вежливый улыбчивый паренек, который во время тренировочного погружения имел несчастье сломать ногу, застрявшую в каменной расщелине? Корейцы в один голос утверждали, что беднягу забрал на берег катер, специально присланный ночью, но Марк Андреевич сильно сомневался в этом. Сон у него был чуткий, а никакого постороннего шума он не слышал. Так куда же подевался паренек? И почему его товарищи мрачнеют, когда о нем заходит речь?

Повернув голову, Марк Андреевич посмотрел на четыре человеческие фигуры, парящие в пронизанной солнечными лучами воде. Серебристые пузырьки воздуха, тянущиеся за аквалангистами, свидетельствовали о том, что ровно дышать они еще не привыкли, но ластами работали все неплохо, компенсируя отсутствие опыта присущей корейцам старательностью. Ни один из них не отклонился от курса, когда пришлось плыть сквозь скопище крохотных медуз-крестовиков, яд которых моментально поражает нервную систему. Конечно, полусантиметровая ткань костюмов надежно предохраняла от жгутиков медуз, но пробираться сквозь их желеобразную массу было все равно неприятно. Даже Марк Андреевич испытывал внутренний трепет, так что тогда говорить про корейских юношей, для которых подводные путешествия были в диковинку.

Как ни крути, а не слишком надежная команда, в который раз подумал Марк Андреевич. Скорей бы экспедиция завершилась. Несмотря на то что обещанных Константином Ли денег хватало на приобретение двухкомнатной квартиры в центре Владивостока, авантюра была очень и очень сомнительной. Не раз и не два Марк Андреевич корил себя за излишнюю уступчивость. Следовало хорошенько все взвесить, прежде чем пойти на столь подозрительную сделку. Как говорится, жадность фраера сгубила.

Ладно, сделанного не воротишь, осадил себя Марк Андреевич, медленно погружаясь в скалистое ущелье, огибающее побережье острова. Это был широкий темный коридор со стенами из наваленных как попало каменных глыб, густо покрытых розовыми известковыми водорослями, мидиями и актиниями. На двадцатиметровой глубине виднелось песчаное дно, неправдоподобно светлое в сравнении с общим темным фоном. Как будто над каньоном паришь, подумал Марк Андреевич, осторожно шевеля ластами. Чем ниже он опускался, тем мутнее становилась вода. Виной тому были клубы песка, вздымаемые глубоководными обитателями. Камбалы, бычки, гребешки, великое множество морских звезд – эти создания буквально кишели на дне ущелья. Сиреневые амурские звезды были величиной с автомобильное колесо.