Текст книги "Взгляд врага"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава 22

После моей «Оки» салон «Форда» казался мне размером с трехкомнатную квартиру, настоящим дворцом, в котором я едва не потерял Кристи.

– Куда тебя подбросить? – спросил я.

– К университету, – отозвалась она с заднего сиденья. – Если вам нетрудно.

– Ради тебя – куда угодно! – галантно ответил я. Но в машину я ее посадил не для того, чтобы любезничать. – А ты торопишься? – поинтересовался я, когда вывел машину со двора. – Есть у тебя сейчас время посидеть и поговорить?

– О чем поговорить? И где посидеть? – спросила она с улыбкой. – Что это вы мне предлагаете, Костя? Вчера вы сказали, что вся плата будет состоять в бутылке водки. Неужели цены так подскочили за ночь?

Даже если бы до этого момента у меня в голове не возникало никаких фривольных мыслей на ее счет, то теперь они просто обязаны были возникнуть. Смысл ее слов говорил одно, серые глаза – другое. Во рту у меня пересохло. Я вывернул руль вправо и остановил машину у тротуара. Вести машину дальше, одновременно пытаясь разгадать загадку истинного смысла слов Кристи, – это было чревато фатальными последствиями для «Форда». Мне не хотелось огорчать Макса после того, как он был настолько добр ко мне сегодня.

– Что случилось, Костя? – поинтересовалась Кристи. Маленькие ладошки лежат на коленях. Пай-девочка. Мамина радость.

– Я просто хочу еще раз выяснить.

– Что?

– Ты хочешь, чтобы я нашел Колю?

– Да.

Ее «да» последовало безо всяких пауз, уверенно и решительно. Ладно.

– Тогда у нас просто деловые отношения. Так?

– Само собой, Костя. – В серых глазах мелькнула усмешка. Или мне показалось? Или мираж случился со мной раньше, когда мне почудилось, что ее взгляд выражает приглашение к более тесному общению...

– Хорошо, – сказал я и постарался сосредоточиться. – Кристина, я хочу задать тебе несколько вопросов. Мне нужна информация, которая поможет мне отыскать Колю.

– Конечно. Я понимаю, – кивнула она. – Спрашивайте.

– Я не знаю адреса Артура. Я только знаю, что с родителями он не живет. Коля что-нибудь говорил тебе по этому поводу?

– Насчет Артура? – Она задумалась. – Он говорил, что летом Артур живет на даче. Встречались они в кафе «Босфор».

– Это возле Молодежного парка?

– Да, там. Гнилое место.

– Почему?

– А вы бывали в Молодежном парке? Видели, кто там тусуется?

– Видел. – Я сразу вспомнил сиплого тощего парня и его покровителя в милицейской форме.

– В парке они работают, а в «Босфоре» отдыхают. Пьют кофе. И не только кофе. Коля говорил, что сам Артур там редко появляется. Он как-никак начальник над «шестерками». Иногда появляется, чтобы забрать деньги или просто показать, кто в доме хозяин... Обычно там кто-то из его приятелей сидит. К ним Колька и ходил.

– Ты знаешь этих приятелей в лицо?

– Нет, откуда? Я-то в кафе не заходила. Я ждала Кольку на улице. Сначала Артуровы приятели не продавали ему наркотики. Вернее, в долг не давали. Приходилось ждать самого Артура. Подолгу ждали. А потом Артур дал указания, и все стали Кольке одалживать... Так и покатилось.

– А ты стояла рядом и смотрела?

– Нет, когда он совсем покатился, меня рядом уже не было. Знаете, тут нужно что-то одно выбирать – или девушка, или наркотики. И то и другое сразу не потянешь. Колька выбрал не меня.

– Ты обиделась?

– Я удивилась. Я считала, что он сильнее. Колька все-таки уже не ребенок был. Он говорил, что хочет попробовать, что это расширяет сознание... А вместо расширения сознания стал ширяться как последний... – Она вздохнула. – Но вообще-то он нормальный парень. Добрый. Такие редко встречаются. Перед тем как мы первый раз забрались в постель, он несколько раз спросил: «А ты уверена, что этого хочешь? А ты не будешь потом жалеть?» Даже как-то странно все это было...

Я не был готов к воспоминаниям такой степени откровенности. Я кашлянул и сделал вид, будто что-то записываю в блокноте. Потом спросил:

– Значит, кафе «Босфор»... Больше об Артуре ты ничего не знаешь?

– Об Артуре – нет. Я знаю, где живут те, кто покупает у Артура наркотики.

– То есть как?

– Я знаю такое место – старый клуб. Он сейчас закрыт, там и дверь заколочена, если с улицы смотреть. Но там внутри живут люди. Те, кто крепко сидит на наркотиках. Некоторые работают на Артура, тусуются в Молодежном парке. Некоторые просто колются... Я там не была, мне Колька рассказывал. Местечко тоже не из приятных.

– Да уж...

– Думаете, Колька там?

– Не знаю. У Артура наверняка много мест, где он может держать Кольку. Всех мест ты не знаешь. Никто, кроме Артура, не знает. Проще всего – найти Артура и заставить его говорить.

– Заставить? Как вы его заставите? Он все время с компанией ходит...

– Не всегда.

Я вспомнил клуб «Метро». Оказывается, тогда мне крупно повезло. А я-то думал, что и дальше все будет так же легко и просто. Нет, не вышло... И второй раз может не повезти, как бы я ни храбрился в телефонном разговоре. Вот еще, кстати – звонили эти придурки после беседы с Фокиными. На Колиной маме я окончательно поставил крест – женщина явно не соображала, что делает. А вот отец...

Кристину я разговорил. Оставалось надавить на Фокина-старшего. И, кажется, я знал, как это сделать.

Но прежде я высадил Кристину у университета, как она и просила.

– Пока, – помахала она рукой. – Удачи вам, Костя. Если вы не против, я буду иногда звонить, узнавать, как движется дело... Вы же теперь работаете на меня, правда?

– Совершенная правда, – ответил я. – Я твой с потрохами.

– Потроха оставьте себе, – засмеялась она и побежала к университету.

Жестокая женщина. Она пропустила мое признание мимо ушей. Или прикинулась, что пропустила.

Глава 23

Когда я приехал в автосервис, было еще слишком рано для обеденного перерыва. Тем не менее Сидоров сидел в раскладном цветастом кресле и поглощал толстые красные сардельки. В ногах у него стояла полуторалитровая пластиковая бутылка с пивом.

– Не боишься, что кресло не выдержит и ты рухнешь с недоеденной сарделькой во рту? – спросил я.

– Это хорошее кресло, – сказал Сидоров, не прекращая жевать. – Оно выдержит. А ты чего приехал? Твою тачку только вчера пригнали. Мы еще за нее не принимались. Разве что в конце недели...

– Я не за ней.

– Конечно, раз у тебя «Форд», – понимающе затряс головой Сидоров. Я насчитал у него три подбородка. В прошлый раз было два. Сидоров прогрессировал.

– Слушай, большой человек, – сказал я, – поехали, прокатимся в одно место.

– На хрена?

– Надо.

– Кому надо? Тебе? – По тону Сидорова я понял, что сейчас он скажет: «Тебе надо, ты и поезжай».

– Сидоров, не будь скотиной, – попросил я, – тебе полезно проветриться.

– Ты что, не видишь? Я принимаю пищу.

– Ты уже достаточно ее принял. Поехали.

– Ох, – тяжело вздохнул Сидоров и встал. Кресло издало жалобный стон и зашаталось. – Спокойно, – сказал ему Сидоров и двинулся к «Форду».

– Пиво я с собой возьму, – сообщил он. – Допью по дороге.

– Как хочешь, – сказал я и нажал на газ.

– Так куда мы едем? – полюбопытствовал Сидоров. – Я надеюсь, это не какая-нибудь афера типа того, что было в прошлый раз...

– Нет, эта афера совершенно другого типа, – ответил я и прибавил скорость.

– Эй, эй, – забеспокоился Сидоров. – Тогда я выхожу, тогда я никуда не поеду! У меня последний приговор – два года условно! Я влезать в твои дела не собираюсь, я выхожу.

– Прыгай, – предложил я. Стрелка спидометра дрожала в районе семидесяти километров в час. – Только пиво разольешь. Да и возвращаться на работу придется пешком.

– Ну ты и подонок, – расстроенно произнес Сидоров и положил ладони на свои потные обвислые щеки. – Ну ты и подонок... А я-то, балбес... Ну ты и подонок...

Так он поглаживал себя по щекам и повторял «балбес» и «подонок», как волшебные заклинания, на протяжении всей дороги. Когда я остановил машину и выключил зажигание, Сидоров сразу прекратил страдать и деловито поинтересовался:

– Ну и какого хрена я тебе понадобился?

Я начал подробно объяснять. Сначала Сидоров, как обычно, завопил, что это полный дурдом и делать такие вещи он не будет под страхом смерти. Потом он поинтересовался, сколько я могу за это заплатить. Я предложил пятьдесят тысяч. Сидоров затребовал триста. Мы сошлись на ящике пива. Когда Сидоров выбирался из «Форда», я сказал шепотом в широкую спину:

– Но это если только дело выгорит.

– Никаких условий! – тут же подался назад Сидоров. – Раз договорились насчет пива, так завтра я буду ждать! А выгорит твое дело, не выгорит...

Пришлось поставить машину на платную стоянку – я не хотел, чтобы Макс остался без нее, а подъезжать на «Форде» к проектному институту, где работал Фокин-старший, и светить номера я не рискнул.

Мы прошли квартал пешком, а перед поворотом к институту я прилепил Сидорову на верхнюю губу роскошные рыжие усы.

– Как я выгляжу? – обеспокоенно спросил он.

– Нормально, – ответил я и подтолкнул его вперед.

На вахте сидел какой-то ветхий старичок. У него не хватило духа попытаться остановить Сидорова, который пер вперед, как тяжелый танк. Мне не пришлось показывать удостоверение, и это уже было хорошо.

Кабинет с фамилией Фокина на двери я нашел на третьем этаже.

– Ну, давай, – хлопнул я Сидорова по плечу. Тот крякнул и треснул в дверь могучим плечом.

В образовавшийся между фигурой Сидорова и косяком просвет я увидел кульманы, двух женщин в белых халатах и часть еще одного халата.

– Кто здесь Фокин Василий Петрович? – грозно рыкнул Сидоров и обвел комнату пристальным взглядом. Часть халата, которую я видел в просвете, дернулась.

– Это я, – прозвучал знакомый голос. – А в чем дело?

В этот момент я протиснулся мимо Сидорова и одарил Фокина строгим прищуром. Тот потупил взгляд и еще больше ссутулился.

– Пройдемте, Василий Петрович, – сказал я. Слово «пройдемте» добило Фокина окончательно. Он понуро шагнул к двери и, как мне показалось, даже хотел сложить руки за спиной арестантским жестом, но вовремя опомнился. Женщины за его спиной начали перешептываться.

Мы вышли в коридор – впереди громилоподобный Сидоров, за ним подавленный Фокин. Я завершал шествие. То, что мы сейчас с Сидоровым делали, было чистой воды блефом. Но только так можно было вывести Фокина на откровенный разговор – застав его врасплох, одного, без прикрытия в виде жены, и совершенно определенно дав ему понять, что он виноват. Он и сам сознавал, что его жена делает что-то не то, но сил противодействовать у него не было. Оставалось прятаться в дальней комнате и делать смущенное лицо, предоставляя Нине Валентиновне самой вести дела. Он боялся заговорить своим голосом, боялся взять ответственность.

Но сейчас жены поблизости не было, он шел между мной и Сидоровым, шел совершенно покорно, вероятно, считая, что пришла заслуженная расплата. Только в конце коридора, рядом с лестницей, он спохватился и негромко спросил:

– А что случилось? Куда мы идем?

Сидоров немедленно вступил в игру. Он зверски оскалился, насупил брови и ехидно поинтересовался:

– А ты не догадываешься? А ты не подозреваешь, да? – Он выхватил из кармана штанов красную книжечку с неопределенной надписью золотом и на долю секунды продемонстрировал ее Фокину. – Ты не знаешь, что бывает за такие штуки? За нападение на человека? На сотрудника охранного агентства? – Он кивнул большой растрепанной головой в мою сторону. – Ты думал, это сойдет с рук? Как же!

– Василий Петрович, – мягко сказал я. – Я же предупреждал – давайте сотрудничать. Я вам давно предлагал обратиться в милицию. Теперь у вас уже нет выбора...

– Какой там выбор! – захохотал Сидоров. – Где у вас тут директор института? Надо ему сообщить, что его сотрудник будет задержан. Возможно, на несколько суток. Где ваш директор, а? – насел он на съежившегося Фокина.

– На втором этаже, – проговорил тот, стараясь встретиться глазами со мной, а не с ужасным усатым Сидоровым. – Костя...

– Слушаю вас, Василий Петрович.

– Костя, это правда – несколько суток? И надо сообщить директору?

– Ну... – замялся я, – вообще-то такой порядок. Позвоните из отделения домой. Переночуете в камере, ничего страшного...

Фокин побледнел и стал нервно сжимать и разжимать пальцы. Он был готов к употреблению.

– Василий Петрович! – Я выступил вперед из-за спины Сидорова, а тот моментально ушел назад. – Поймите, что делать вам какие-то уступки сейчас – это нереально. Вы не шли со мной на сотрудничество раньше...

– Раньше! – отчаянно воскликнул Фокин. Он прижался к стене, на которой были вывешены приказы институтского начальства. Заголовок одного из них гласил «О переводе ряда подразделений института на сокращенную рабочую неделю». – Раньше я и не думал, что все так пойдет...

– Ваша жена, – сурово сказал я. Тут мне не надо было даже притворяться. С именем Нины Валентиновны у меня были связаны совершенно определенные ассоциации. У Фокина, по-видимому, тоже были претензии к супруге. Во всяком случае, он встрепенулся и перебил меня страстным монологом.

– Да, – сказал Фокин. – Нина неправильно поступила, я знаю! Я пытался ее отговорить! Я убеждал ее, но она сделала все по-своему. Она совсем не считается с моим мнением, я не знаю, почему так происходит в последнее время... Я говорил, что надо обратиться в милицию, и как можно быстрее. Я говорил, что это нелогично – ждать, что человек, который сделал из Коли наркомана, теперь будет заботиться о его здоровье... Я имею в виду Артура, понимаете? Но Нина... Она хотела все сделать по-своему! И вы тоже должны ее понять, не обвиняйте ее! У нее только-только пошли хорошо дела на ее новой работе, только появилась какая-то перспектива... Конечно, она не хотела скандала, не хотела огласки. Хотела все сделать по-тихому, и Артур ей это обещал. А вы не обещали, вот поэтому она и поверила ему, а не вам...

– А вы понимали, что, делая из исчезновения вашего сына великий секрет, рискуете его совсем потерять? – не выдержал я. – Вы сами сказали – нельзя верить, что Артур будет о нем заботиться! Вы или ваша жена говорили с Колей по телефону после того, как он исчез из клиники? Чем Артур может доказать, что ваш сын у него? Что ваш сын жив?

– Только не надо! – Фокин поднял руки вверх, словно защищался от удара. – Не говорите так! Мы поверили Артуру... Потому что хотели верить, что Коля жив. Понимаете, всегда хочется верить в лучшее и не хочется верить в плохое. Артур говорил, что все будет нормально, что Коля со дня на день вернется домой... Что даст Коле отсрочку от долга. Он давал нам надежду... А вы говорили такие вещи – милиция, розыск. Вы сказали, что Коля может быть не жив... Вы говорили неприятные вещи. Поэтому Нина вас не любит.

– Я переживу.

– Такое трудное время, – причитал Фокин, – у меня на работе тоже проблемы... Готовится сокращение штатов, а у меня уже возраст... Так не хотелось бы, чтобы дирекция узнала, что я... что у меня... Костя, может, как-то можно по-другому, неофициально? Спросите у товарища. – Он с опаской посмотрел на Сидорова.

– Если вы согласитесь сейчас здесь искренне ответить на наши вопросы, товарищ не будет настаивать на визите к директору и вашем отъезде в отделение милиции. Как-нибудь утрясем этот вопрос. Вы готовы рассказать?

– А что? Что рассказывать? – всполошился Фокин. – Господи, если я что-то ценное могу вам сообщить, тогда спрашивайте...

– Чтобы найти вашего сына, нам нужно найти Артура. Как это сделать?

– Не знаю... – растерянно пробормотал Фокин. – Он сам звонит... Один раз приезжал. Но сам, мы ему не звонили, где он обитает – не знаем.

– А ваша жена? Она знает?

– Нет, Нина тоже не знает.

– Вы уверены?

– Господи, уверен! Я знаю, точно знаю... Он сам связывался с нами.

– Он не сказал, когда появится в следующий раз?

– Нет, не сказал. Он обещал позвонить...

– А сам Коля вам не звонил?

– Нет, не звонил. Я понимаю, что вы думаете... И Нина, когда говорила последний раз с Артуром, попросила – дайте мне сказать пару слов с сыном...

– И что Артур?

– Артур сказал, что это невозможно. Что Коля сейчас отдыхает. Поправляется. Дышит свежим воздухом. Что он в другом месте, не с Артуром. И что, как только Коля поправится, Артур сразу привезет его домой.

– Он сказал, что Коля поправляется. После чего он поправляется?

– Как после чего? – растерялся Фокин. – Он же... Он же лечился от наркомании.

– То есть он приходит в себя после лечения от наркомании? Я правильно понял?

Фокин опустил голову. Пальцы его рук сцеплялись друг с другом и вновь разлетались в стороны, словно Василий Петрович пытался удержать в руках заученное объяснение, но оно превращалось в ничего не значащие слова и утекало сквозь пальцы.

– Я не знаю, – сказал он. – По телефону говорила Нина. А потом пересказывала мне. Может быть, я что-то неточно запомнил?

– А еще что вы запомнили?

– Еще? Еще Артур пошутил, что с Колей все обязательно будет в порядке, потому что Коля должен Артуру деньги, а Артур – деловой человек, и ему невыгодно терять должника. Это он сказал, когда Нина забеспокоилась, как там Коля после больницы...

– Василий Петрович, ведь сначала Артур забрал вашего сына из больницы, чтобы шантажировать вас и получить свои деньги. Те пятьсот долларов. Потом он вдруг резко подобрел, сказал, что готов дать отсрочку. Но и Колю домой не отпускает. Вам это не кажется странным?

– Он подобрел, потому что узнал, что Нина попросила вас разобраться. Мне кажется, он немного испугался. – Фокин поднял на меня тоскливые глаза. – Костя, я знаю, что вы все делали верно, я понимаю теперь, что Артур повел себя по-человечески только из-за того, что вы его тогда прижали... Но Нина! Она хотела сделать по-другому! Я не хотел, чтобы на вас нападали! И Нина! Она тоже не знала! Артур только сказал, что хочет с вами поговорить!

– Ладно, – сказал я. – Это все? Больше ни в чем не хотите исповедаться?

– Не знаю, – прошептал он, – все так сложно, все так страшно...

– Страшно, Василий Петрович, что вы все прекрасно понимаете. Понимаете, что ваша жена поступает неправильно. Что она вредит себе, вам, вашему сыну. Вы это знаете и молчите. Вы позволяете этому происходить. Вот это страшно.

– Костя! – Он снова воздел руки, как уже делал когда-то. Он хотел услышать что-нибудь одобряющее. Что я его прощаю. Что все будет хорошо. Что Коля скоро вернется домой живой и здоровый. Он так хотел это услышать! Ведь люди всегда верят в лучшее, хотят верить... Черта с два. Я не добрый сказочник.

– Идите, – сказал я. – Идите и надейтесь. Молитесь, или что вы там делаете в таких случаях.

– Костя, пообещайте... – начал он.

– Нет.

У меня было сильное желание сказать этому человеку что-то уничижающее, обвинить его в неспособности отвечать за свою жизнь и жизнь своего сына... Но я ничего не сказал, оставив маленького ссутулившегося человека стоять у доски с приказами.

– Пошли, – сказал я Сидорову, и тот ринулся за мной.

– Удачно? – спросил он.

– Ничего особенного, – с досадой ответил я.

– А ящик пива все равно мой, – напомнил Сидоров.

– Сидоров, – я посмотрел в его круглое, пышущее здоровьем лицо, – знаешь что...

– Что? – ухмыльнулся Сидоров. Уж он-то точно чувствовал себя победителем.

– У тебя ус отклеился, Сидоров.

Глава 24

Когда мы подошли к «Форду», Сидоров вернул мне и усы, и красную книжечку – части реквизита, который я таскал с собой в спортивной сумке для подобных случаев.

– Меня точно не посадят за то, что мы сейчас сделали? – в десятый раз обеспокоенно спросил Сидоров. – Это ведь все ты, я на суде молчать не буду...

– Не посадят тебя. Потому что мы ничего не сделали, – раздраженно ответил я. Фокин-старший не только ничего не делал ради своего сына, он еще и не мог сообщить ничего полезного. Разве что эта фраза насчет «дышит свежим воздухом». Кристи говорила, что Артур летом живет на даче. Там и свежий воздух... Только где эта дача? И где Артур?

У меня было еще два места, куда стоило наведаться. Оба – подарок от Кристи. Кафе «Босфор» и старый клуб железнодорожников.

Но сначала мне нужно было отвезти Сидорова. Тот предвкушал близкое знакомство с ящиком пива и был в отличном настроении.

На меня он посматривал свысока.

– Слышь, Костик, – сказал он. – Я вот стоял в коридоре, слушал ваш треп...

– Ну-ну, – подбодрил я Сидорова, – какие у тебя возникли мысли по этому поводу?

– Мысли? Да нет, ничего особенного я не надумал. Я вообще не въехал, о чем вы там базарили... Какой-то Коля, какая-то Нина. Туман какой-то. Я вот чего хотел спросить – ты на таких разговорах много бабок зашибаешь?

– Когда как, – уклончиво ответил я.

– Вот давай конкретно – за этого Колю, которого ты вроде ищешь, сколько тебе обломится?

– Пока мне за него только по морде обламывается.

– Это я заметил. А все-таки? Сколько заплатят?

– Очень может быть, что нисколько не заплатят. Пятьсот штук заплатили, да я их потом вернул.

– Ты свихнулся, Костик! – Сидоров покрутил пальцем у виска, всем своим видом выражая, что сильно сомневается в моем психическом здоровье. – Я понимаю, обидно, что такой мизер платят, но отказываться?! На хрена?! И какого хера ты тогда пашешь дальше, если бабки тебе не светят?

– Сидоров, ты знаешь такое слово – «принцип»?

– Знаю, – махнул рукой Сидоров, – не забывай, у меня все-таки семь классов.

– Вот я решил пойти на принцип. Дожать это дело.

– Костик, я тебя, конечно, уважаю, – сказал Сидоров, глядя на дорогу. – Ты меня пару раз отмазал и все такое... Но так, как ты живешь, – так нельзя. Что это за принцип, если через него ты можешь остаться без штанов и с разбитой мордой? Это не принцип, это, извини за выражение, говно.

Выдав такую пламенную речь, Сидоров замолчал. «Толкать телеги», да еще в трезвом состоянии (пиво не в счет), никогда не было свойственно Сидорову, и он сидел сейчас, изумляясь себе не меньше, чем я изумлялся ему.

– Это ты сурово сказанул, – оценил я, и Сидоров расплылся в довольной улыбке. Ему было под сорок, но иногда он вел себя как дитя и от моей похвалы пришел в эйфорически-восторженное состояние.

– Сам не ожидал, – признался Сидоров, – наверное, эти проснулись, как их... Гены. У меня дед был большой любитель писать письма на телевидение. Посмотрит какую-нибудь передачу про то, как американский империализм негров притесняет или еще какую пакость творит, так скорей строчить письмо. А он мужик простой был, так империализм крыл в тех письмах по матери, в пять этажей. И все ждал, когда же на телевидении заметят его творчество, когда же скажут про него с экрана что-нибудь. Или ответ пришлют. Дождался-таки. Однажды диктор говорит: «А вот письмо от товарища Сидорова. Крепко товарищ Сидоров пишет про американский империализм. Крепко, но политически верно». Дед сам не свой был от счастья... Вот, видать, и я в него.

– Начинай писать письма на телевидение, – посоветовал я.

– Да ну их! – отмахнулся Сидоров. – Слушай, Костик: я все-таки про твои принципы...

– Слушаю.

– У меня вот тоже есть принцип. И я от него ни на шаг. Знаешь какой?

– Понятия не имею. Я думал, что ты совершенно беспринципный тип.

– Тип? Скажешь тоже... А принцип у меня такой – раз пообещал ящик пива, так неси! Понял? – И Сидоров захохотал так, что у «Форда» с перепугу зачихал мотор.

– Будет тебе ящик пива, – успокоил я Сидорова.

– Я просто волнуюсь – ведь если ты будешь вкалывать без бабок, то как же ты ящик пива купишь? Ты давай, Костик, что-то меняй в своем деле...

– Я подумаю.

– А то иди к нам в автосервис. У нас как-то все попроще. И при принципах, и при бабках. Как тебе моя идея?

– Хорошая идея. Только кто тебя будет отмазывать, когда ты в следующий раз проломишь череп чемпиону области по вольной борьбе?

– А я не люблю, когда у меня в конторе посторонние качки начинают выпендриваться, – признался Сидоров. – Но вообще ты прав – оставайся при своем деле. Как это у Пушкина – мамы всякие важны, мамы всякие нужны!

– Это не у Пушкина, – сказал я, притормаживая у ворот сидоровской станции автосервиса.

– Значит, у Лермонтова, – заявил Сидоров, выбираясь из «Форда». – Не забывай, у меня всего семь классов.