Текст книги "Эра Водолея (главы из романа)"

Автор книги: Сергей Галихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Дядя Юра... – чуть повысив голос, сказала Наташа, глядя на соседа.

– А что дядя Юра? – Чуев посмотрел на соседку и тут же повернулся к Зубкову. – Константин, накладывай мясной салат. Его, между прочим, тоже Наталья делала.

Наташа сдержанно улыбнулась и, бросив на Костю быстрый взгляд, снова опустила глаза. Костя заметил этот взгляд. Его тарелка уже была полна, так как за ним ухаживали со всех сторон, но он не мог не положить еще хотя бы ложку салата.

Рюмки дзынькнули. Прохладная водка горьким ручейком стекла по пищеводу. Костя закусил груздем и приступил к поросенку. На его тарелке лежали два сочных куска с румяной корочкой. Запах жареной свинины вызвал обильное выделение слюны. Водка приятно зажгла в желудке. Костя почувствовал мягкое головокружение и с большим аппетитом начал ужин.

– Мда, – сказал Богатырев, с улыбкой глядя на Костю. – Система. Карточку дали, квартиру. Выдали телевизор, холодильник поставили, а наполнить забыли.

Все одобрительно замычали, не переставая жевать.

– Итак, господа, минуточку внимания, – дожевывая, сказал дядя Юра, положив вилку зубьями на край тарелки. – Константина я вам уже представил.

Теперь я хочу вам про него немного рассказать. Ты не возражаешь? спросил он Зубкова.

– Да нет... рассказывай. Может, и я что-нибудь интересное узнаю.

– Так вот... – сдержанно начал дядя Юра. – С Костей мы познакомились в клинике, где я проходил обследование. Выписали нас вместе. Но у Кости остались некоторые провалы в памяти.

– И большие? – спросил Мухин.

– Последние тридцать лет он не помнит. То есть он достаточно адекватно оценивает действительность, и в принципе он ничем не отличается от нас с вами, но из того, что касается Эры Водолея, он не помнит ничего. То есть как будто в другой мир попал. Я ничего не напутал?

– Нет, ничего... все в точку, – сказал Костя, расправившись с поросенком.

Если выпивать на пустой желудок, то водка действует в два раза быстрее.

Зубков немного опоздал к началу застолья, но после второй рюмки уже в меру захмелел, немного насытился и размяк. Все, кто сидел за столом, за исключением Наташи, уже успели изрядно откушать и сейчас находились в сытой неге, откинувшись на спинки стульев.

– Мда, – промычал захмелевший Мухин. – Другой мир – это серьезно. Ну и как тебе у нас? – спросил он с улыбкой.

– Ничего, – ответил Зубков, – жить можно.

– Как я уже тебе говорил, – напомнил дядя Юра, – если есть вопросы – не стесняйся, спрашивай.

– Что за автоматы стоят на улицах? – спросил Костя.

– Эти автоматы, – начал объяснять Лукошкин, – в техниче-ской документации называются СЭС-2000. СЭС – Справочная электронная система.

Справочная система является основой всего общественного и государственного строя. Как известно, наше общество, и не только наше, не в последней степени держится на полной, так сказать, открытости и свободе слова. "Каждый имеет право знать все обо всем и о каждом" – вот главный лозунг Лебедева.

– Кто такой Лебедев? – спросил Костя.

– Лебедев – это бывший президент России, – пояснил Мухин. – На втором году его правления было официально объявлено о наступлении Эры Водолея эры всеобщего процветания и благоденствия.

– Так... – сказал дядя Юра и, на несколько секунд задумавшись, развернул тему в аспекте ее целесообразности. – Остановимся на машине подробнее. При помощи СЭС-2000 каждый гражданин страны может получить практически любую информацию. Ну вот, к примеру, тебя как журналиста заинтересовал некий Иванов, который является государственным чиновником и подозревается во взяточничестве. Ты делаешь на машине запрос, и она выдает тебе всю информацию на интересующего человека. Это если на улице. Дома можешь сделать запрос, войдя в систему через Интернет со своего компьютера. Все, что с этим человеком было в течение жизни, хранится в Государственной базе данных. Причем информация доступна, я подчеркиваю, практически любая.

Частной тайны не существует. Я не зря привел пример с журналистом. Они этой системой пользуются чаще всех. Выйдешь на работу – сам ощутишь всю прелесть.

– Как же это так? – удивился Зубков. – Ведь частная жизнь священна и неприкосновенна.

– Глупости, – махнул рукой Лукошкин, – сказки крикунов. Именно тот факт, что про тебя всем все известно, и останавливает от совершения преступления или аморального поступка.

– Еще одна возможность СЭС-2000, – продолжил дядя Юра, – это розыск людей. После рождения ребенка, если желают его родители, ему под кожу вживляется электронный чип. Своим цифровым кодом он как бы дублирует отпечатки пальцев. Этот чип используется и как радиомаяк. С его помощью разыскивают потерявшихся детей или же просто узнают их местонахождение.

Родители заходят в систему, набирают код доступа. На мониторе высвечивается карта, и на ней показано, где сейчас находится ребенок. Многие из взрослых людей после наступления Эры Водолея тоже вживили себе такой маяк.

– Зачем? – удивился Костя.

– С помощью маяка опознают тела погибших в катастрофах, разыскивают оставшихся в живых после землетрясений или просто узнают местонахождение того или иного человека. Если, конечно, он даст код доступа. Ведь, как я уже сказал, доступность любой информации о человеке – это основа нашего государства и страховка от нарушения закона. Да и для спокойствия граждан тоже нелишне... Задерживается, допустим, один из супругов, другой легко узнает, где он сейчас находится.

– Значит, все-таки если кто-то не хочет вживлять себе чип, его никто не заставит? – уточнил Зубков.

– Естественно. Чип даже можно удалить, если захочется. Свобода выбора.

– Только желающих удалить чип очень мало, – уточнил Лукошкин.

– А у вас он есть? – спросил Костя.

– Нет, молодой человек, у меня его нет и никогда не было, – сказал Лукошкин, положил себе на тарелку кусок гуся и, протянув руку к бутылке, спросил присутствующих: – Повторим?

Водку снова разлили по рюмкам. Наташа положила Косте два голубца и полила их сверху грибным соусом. Дядя Юра подложил ему бутерброд с икрой и кусок холодной телятины. Зубков поблагодарил за заботу и зацепил вилкой маринованный огурец. Соприкоснувшись, рюмки издали чистейший звук. Костя закусил маринованным огурцом и принялся за голубец.

– Магнитная карточка является и удостоверением личности, и средством платежа, это я уже понял, – сказал он, пережевывая. – Но, как я заметил, есть какое-то различие карточек в зависимости от цвета. Я видел надписи в магазинах, где одни карточки принимают, а другие – нет.

– Каждому по потребности, от каждого по способности, – ответил дядя Юра.

– В этом старом лозунге есть большая доля истины.

– Потребности индивидуума в прямой зависимости от его способностей, вставил Лукошкин и отправил в рот кусочек салями. – Цвет карточки обозначает уровень твоих потребностей.

– Условно говоря, есть три основные ступени, – продолжил дядя Юра. Первая ступень – красный цвет. Это рабочие, служащие первого уровня и иждивенцы – люди, которые не хотят работать. Живут они, как правило, от окраины и до первого автомобильного кольца. В народе его называют кольцом "благополучия", официально – красным сектором. Каждый цвет имеет пять степеней. Вот у меня, например, кстати, и у тебя тоже, желтая карточка второй степени. Мы служащие второго уровня. Обладатели желтых карточек живут, как правило, между первым и вторым кольцом. У Бориса Евгеньевича зеленая карточка первой степени. Он военный, и не просто военный, а полковник, и не просто полковник, а полковник СГБ. Владельцы зеленых карточек, как правило, живут за вторым кольцом, то есть внутри Садового кольца. Зеленые карточки имеют руководящие работники высшего звена, ученые со степенью не ниже кандидата в доктора, военные в чине не ниже генерала. Для СГБ планка ниже.

В зеленом секторе также живут художники, писатели, актеры, имеющие знаки отличия или государственные награды.

– Идея введения карточек тоже принадлежит Лебедеву, – добавил Мухин. Их введением был нанесен сокрушительный удар по незаконной торговой деятельности. Чтобы производить денежные расчеты, нужен приемник карточек. А для его получения нужно оформить лицензию на торговлю. Вся информация с приемника мгновенно поступает в вычислительный центр.

– У нас нет бездомных, – сказал Лукошкин, – у нас нет голодных. Если ты не можешь работать или не хочешь, государство предоставит тебе прожиточный минимум. Тем самым у человека нет необходимости задумываться, где и как добыть себе пропитание. Тем самым человека не подталкивают на путь преступления. Если ты не имеешь источника дохода, два раза в месяц на твой счет перечисляется по двести восемьдесят пять рублей – минимальное пособие.

Питаться можешь бесплатно, а пособие потратишь на одежду. Но таких, кто живет на пособие, очень мало. Меньше одного процента. Подавляющее большинство трудоспособного населения работает. А те, кто поначалу сидит на голом пособии, в конце концов тоже начинают работать. Берутся за неквалифицированную или за временную работу. Видя, что твои соседи живут совсем неплохо и могут себе многое позволить... не многие остаются лежать на диване. Так или иначе, они все равно приносят пользу обществу.

Лукошкин замолчал и вернулся к жареному гусю. Зубков обдумывал полученную информацию, гости, хозяин квартиры с сытым снисхождением наблюдали за ним.

– Лебедев великий человек, – провозгласил Лукошкин, поддев вилкой лепесток сыра. – Он привел наше общество к процветанию, социальной справедливости и полному удовлетворению потребностей.

– Какая же это социальная справедливость? – возразил Зубков. – Одним можно жить в желтом секторе, а другим только в красном. Налицо как раз социальная дискриминация.

– А с чего ты взял, что с красной карточкой нельзя жить в желтом или зеленом секторе? – удивился дядя Юра.

– Ты сам сказал, что с красной карточкой живут...

– Я сказал "...как правило, живут", – перебил дядя Юра. – Живи где хочешь, никто тебе ничего не запрещает. Только стоимость жизни в каждом секторе разная. Доходов красной карточки с трудом хватит на жизнь в желтом секторе, а про зеленый вообще говорить не приходится. Между прочим, не для всех платежей в красной зоне принимаются желтые и зеленые карточки.

– Непонятно, – удивился Костя. – А почему?

– Цены в красном секторе ниже, чем в желтом. Естественно, возникает желание делать покупки там, где дешевле. А на дешевый товар тратишься легче, даже, можно сказать, играючи. Граждане с более низкими доходами, видя, как легко тратятся суммы, которые они не всегда могут себе позволить, будут относиться к этому с недовольством. Зависть, недовольство и как результат волнения. А лучше от этого никому не станет. Так разумнее уж не искушать.

С той же целью и распределение мест проживания – отсутствие ненужного искушения, зависти и соблазна. Но государство призывает к смене цвета карточки, всячески приветствует и поощряет это стремление. По телевидению показывают документальные фильмы, рекламные ролики. Они правильно выстроены с психологической точки зрения и вызывают не зависть, а ощущение, что каждый может жить лучше и достоин этой жизни.

Почти час Зубкову объясняли, что в этом обществе к чему относится и почему все именно так, а не иначе. Дядя Юра терпеливо и доходчиво отвечал на вопросы. Через час компания уже изрядно набралась, трезвой оставалась одна Наташа. Вскоре разговор перешел на обычную житейскую тему обсуждение преимуществ и недостатков существующего строя. После восхваления существующих порядков и воспевания гения Лебедева Зубков с интересом слушал разговоры об отдельных, но постоянных "идиотизмах" Эры Водолея.

Еще через час Наташа ушла домой. Костя было собрался ее проводить, но ему напомнили, что она живет в квартире напротив. Он несколько смутился своей забывчивости, но Мухин успокоил его, сказав, что по сравнению с тридцатью годами, которые он абсолютно не помнит, забыть такой пустяк просто ерунда. Когда все расходились, дядя Юра вышел на улицу, чтобы проводить гостей.

У подъезда все остановились и никак не могли закончить начатый разговор.

Костя извинился, сказал, что сильно устал за сегодняшний день, поблагодарил всех за приятное времяпрепровождения, Чуева за угощение, выразил надежду, что эта встреча будет не последней, и, попрощавшись, ушел домой.

Ночь была тихой и теплой. С безоблачного неба смотрели ярко-белые звезды.

Чуев, Мухин, Богатырев и Лукошкин сидели во дворе дома Чуева под раскидистым кленом за столиком для игры в домино и обсуждали свои наблюдения за Зубковым.

Когда дядя Юра, приехав домой из больницы, вышел из такси, он первым делом позвонил из телефона-автомата друзьям и вкратце объяснил им ситуацию. Было решено устроить маленький ужин и всем лично познакомиться с человеком, которого приставили к Моисею и который ничего не помнит из прошлого.

– Ну что, господа, как вам наш мистер Икс? – спросил дядя Юра старых друзей. – Что скажет разведка?

– М-м-м, – промычал Мухин. – Беседу вел спокойно. Не переигрывал, эмоции выражал адекватно, похоже, был искренен. Я проверю его по нашей картотеке, но на это уйдет время. Если он провокатор – данные будут спрятаны, придется искать.

– Наташка сказала, что в информационной машине о нем нет никаких данных, – сказал Чуев.

– В дурдоме уровень доступа к информации, конечно, достаточно высок, но все же... мне нужно время.

– Интересно, – сказал Лукошкин, – зачем все-таки Шваркин его к тебе приставил?

– Понятия не имею. Может, правда он больной? Издевается Шваркин...

– А может, просто провокация, – сказал Лукошкин. – Подкинули нам дурачка и наблюдают за нами, что мы будем делать.

– А смысл? – спросил Богатырев. – Они и так про нас все знают.

– А это мысль, господа, – сказал Мухин с такой интонацией, как будто обо всем догадался. – Крикуны последнее время заметно активизировались.

Возможно, есть информация, что Моисей тоже что-то затевает. Именно в этот момент к нему подсовывают топтуна. Что он тогда должен сделать? По крайней мере насторожиться. Потому что им заинтересовались как раз тогда, когда он что-то затевает.

– А дальше?

– А дальше они будут наблюдать за ним, оценивать его поведение. Если он засуетится, значит, их предположения верны.

– Не нравится мне все это, – замотал головой Богатырев.

Глава 13

"Машенька"

День был пасмурным и грустным. Небо, затянутое свинцовыми тучами, монотонно опрыскивало землю мелким дождем. Костя сидел в стареньком автомобиле и смотрел на подъезд шестнадцатиэтажного дома, стоящего в ста метрах от кольцевой дороги. Он ждал уже четвертый час. Двигатель тихо урчал, вентилятор печки мерно шелестел, наполняя салон теплым воздухом. Костя достал термос, налил в крышку чаю и, разорвав пластиковую упаковку, обнажил половину булочки с маком. Чай был горячим, Костя сделал маленький глоток, затем еще один...

Дверь подъезда открылась. Костя перестал жевать, отставил крышку в сторону и, прильнув к стеклу, забрызганному мелким дождем, попытался разглядеть человека, вышедшего из подъезда. Он был в сером плаще с поднятым воротником, в руках у него было мусорное ведро. Костя достал фотографию и сравнил ее с оригиналом. Несомненно, это был Синицын. Костя открыл дверь, вышел из машины и сделал шаг навстречу профессору, неторопливо идущему к мусорному контейнеру и смотрящему под ноги.

– Михаил Игоревич, – сказал Зубков, кутаясь в кожаную куртку.

Синицын поднял глаза, посмотрел на незнакомца и остановился.

– Константин Зубков, корреспондент газеты "Новости дня". – Костя достал удостоверение и протянул его профессору.

Синицын бросил короткий взгляд на документы Зубкова.

– Мы можем поговорить?

– О чем?

– О вашей диссертации, о хирургическом отделении, из которого вы ушли в заводскую медсанчасть, о переезде в красный сектор, о вашей жене, о сыне, который был вынужден оставить математическую школу.

– Вы знаете ответы на все вопросы, – сказал Синицын. – Так что наша беседа бессмысленна. До свидания.

Синицын сделал шаг, чтобы продолжить путь к мусорному контейнеру, стоящему в другом конце двора, но Костя преградил ему дорогу.

– То, что вам теперь живется несладко, ясно как божий день. Но ведь вы же еще и писатель... – пытался возразить Костя.

– Молодой человек, я же вам сказал, наша беседа не имеет смысла.

– Я вам не верю, – жестко сказал Костя. – Я никогда не поверю, что человек, написавший "Сказку о радуге"...

– У вас есть дети? – спросил Синицын.

– Нет.

– Вот когда появятся, спросите себя, во что вы верите. До свидания.

Чуть отстранив Зубкова, Синицын продолжил свой путь, ступая резиновыми сапогами по мелким лужам на тротуаре. Зубков смотрел ему в спину. Косте говорили, что Синицын сломался, что он не скажет ни слова, что он бросил писать. А если и не бросил, то никогда никому об этом не расскажет. Будет складывать пухлые и тонюсенькие папочки в ящик. И лишь в завещании напишет, что передает свои сочинения в собственность кому-либо с непременным условием, что это будет напечатано.

Зубков сел в машину и медленно поехал прочь со двора. В зеркало заднего вида он видел, как Синицын открыл дверь подъезда и остановился, провожая машину взглядом.

По дороге в редакцию Костя думал, что ему здесь нравится все меньше и меньше. Практичность и разумность в жизнеобеспечении граждан и их социальной защите граничила с невероятным цинизмом права сильного, вытекавшего из безусловного приоритета большинства перед меньшинством, права решать что-то за другого, объясняя это его же собственным благополучием, совершенно не задумываясь, а нужно ли ему это благополучие.

И все это было в скрытой форме, под личиной всеобщего блага, с лежащим на витрине уважением чужого мнения и чужих свобод.

Профессор Синицын был хирургом от Бога. Он брался оперировать пациентов, которых его коллеги считали безнадежными. Если был хотя бы один шанс достать человека из могилы, Синицын его использовал. Но у профессора было хобби. Он сочинял сказки для взрослых. Верховному Совету и президенту эти сказки не нравились. В течение полугода, вдумчиво и с расстановкой, Синицына вынудили уйти с работы. В результате его семье пришлось переехать жить в красный сектор, ребенок не смог больше посещать ту математическую школу, которая ему нравилась, жене пришлось уйти из ателье при киностудии, и теперь она работала дворником.

По возвращении в редакцию Костя зашел к главному редактору и сказал, что разговор не получился. Главный решил пока эту тему отложить на неделю, а за это время подумать, как уговорить Синицына дать интервью. Костя же должен был зайти к секретарю отдела, взять очередное открытое письмо Гуньдяева и слов на триста размазать манной каши по тарелке по поводу очередного выступления правозащитника. Он обещал сделать это к двенадцати часам завтрашенго дня, зная, что открытые письма Гуньдяева были достаточно похожи.

В приемной главного редактора Костя взглянул на часы. Половина третьего.

Не мешало бы и пообедать. А уже после обеда зайти к секретарю. Костя вышел в коридор и пошел в столовую, раскланиваясь и здороваясь со встречавшимися знакомыми журналистами и техническими работниками газеты.

В газете "Новости дня" Костя работал уже вторую неделю. Как и обещал Чуев, проблем с трудоустройством не было. Газета была частной, и нового смелого журналиста приняли с радостью. Зубков быстро влился в дружный коллектив и принялся за работу. По большому счету он не мог сказать, что новая работа чем-то отличалась от старой. Разница заключалась лишь в том, что раньше газета была государственной, а теперь частной. Но и здесь был человек, который принимал решения: пойдет материал в номер или не пойдет. Разве что объяснения отказа были более честными. Когда материал был неинтересным или газета не хотела ввязываться в какую-нибудь склоку, главный редактор так и говорил, что газете это не интересно. Статью, ставшую причиной увольнения Зубкова из государственной газеты, он согласился напечатать, но предварительно заставив Костю избавиться от эмоций и опустить два на самом деле сомнительных факта. Когда же Костя сказал, что хочет продолжить тему несчастных случаев и попробовать найти их истинную причину, редактор ответил, что газете это не интересно. "Вот будут новые происшествия, пиши, напечатаем. А ковыряться в прошлом... Не наш стиль. Наш девиз – новости дня". Зубков с этим спорить не стал, справедливо рассудив, что кто платит, тот и музыку заказывает.

Спустившись в подвал, он прошел по длинному коридору, свернул налево и остановился перед дверью с табличкой "Начальник отдела снабжения Чуев Юрий Александрович". За дверью слышались голоса. Костя два раза стукнул в дверь костяшками пальцев. Голоса затихли, их сменил легкий звон бутылок и шуршание газеты. Послышались шаги. Замок щелкнул. Дверь открыл Чуев.

– Здрасте, – сказал Зубков.

– Привет. Заходи.

Костя прошел в кабинет начальника отдела снабжения. Дядя Юра закрыл за ним дверь. За столом сидели еще двое – Картошкин и Лобачевский. Оба они были журналистами, ветеранами "Новостей дня". Первый специализировался на экономической тематике, второй – на социальной.

– Присаживайся, – сказал Чуев, показывая на стул.

Костя взял стул за спинку и пододвинул его к столу. Картошкин достал закуску, завернутую в газету, Лобачевский – полупустую бутылку вина и три стакана. Дядя Юра достал из шкафчика четвертый стакан, поставил его на стол и сел в свое любимое кожаное кресло на крутящейся ноге. Картошкин развернул газету, Лобачевский разлил остатки вина по стаканам. На закуску были нарезанные толстыми ломтями сыр и тоненькими ломтиками суджук.

– И по какому поводу? – спросил Костя.

– Без повода, – ответил Лобачевский.

– Мы, Константин, когда собираемся втроем, чаще пьем для души, добавил Картошкин.

– Алексеич на выходные к сестре в Грузию летал, – сказал Чуев. – Привез гостинчик, по паре бутылочек "Киндзмараули".

– Ну, господа...– сказал Картошкин, подняв стакан с вином. – Чтобы все у нас было и за это нам ничего не было.

Выпили. Закусили.

– Так вот, – дожевывая сыр, продолжил прерванный разговор Лобачевский. – Человек по природе своей не является самим собой. То есть независимой, самостоятельной единицей. Он часть. Вселенной. Общества. Часть массы. Но в подсознании он осознает себя этой единицей. Он нуждается в сказках, посредством которых эта единица становится частью чего-то. Пусть даже это "что-то" существует лишь в вымысле. Телешоу – одна из таких сказок.

– Не могу с тобой до конца согласиться, Николай Алексеевич, – ответил Картошкин, медленно пережевывая суджук. – Человек – животное, но на очень высокой стадии развития... Согласен. То, что телевидение забивает мозги выдуманными и пустыми моральными ценностями... Согласен. Но нельзя грести все под одну гребенку. Человечеству нужна мечта. Она как надежда.

Если нет надежды, жизнь теряет смысл. А то, что кто-то распорядился телевидением или вообще идеей сказки по своему усмотрению... Так это он мразь, а не сказочник, который придумал сказку. Убийство посредством бытового молотка или кухонного ножа происходит достаточно часто. Но никому и в голову не пришло продавать их по специальному разрешению. А то, что человек становится частью какого-то сообщества... еще первобытные люди объединялись, когда собирались охотиться на мамонта.

– Да, – сказал Лобачевский. – Согласен. Но! Тогда люди объединялись, чтобы добыть пищу, которую поодиночке не могли добыть. То есть объединение для действия. Сейчас же все происходит, как говорят в геометрии, от обратного. Объединение для бездействия.

Картошкин и Чуев переглянулись. Зубков с интересом слушал разговор и при этом не забывал наслаждаться вином.

– Ты что-нибудь понял? – спросил Картошкин.

– Смутно, – ответил Чуев. – Алексеич... а попроще?

– Хорошо, – сказал Лобачевский, открывая новую бутылку. – Попробуем с самого начала. Группа, а в нашем случае общество, может помочь человеку осознать себя равным среди подобных. Оно может дать слабому человеку мужество и достоинство, к чему слабый и стремится, объединяясь с такими же слабыми. Чтобы удержать общество в однажды определенной форме, на сцене появляются дары. Ну, скажем, в виде социальной помощи. Человек, принимая дары, очень быстро начинает воспринимать их как должное и при затруднении перестает добиваться чего-либо сам. Он требует, совершенно не задумываясь, что государство состоит из таких же, как он сам, граждан, которые так же, как и он, требуют и ничего не отдают. Из этого логично вытекает самый банальный социализм. Государство выступает рабовладельцем, по своему усмотрению раздающим блага, а гражданин – рабом, потребляющим их. Теперь тебе понятно? – спросил Лобачевский Картошкина.

– Нет истины, пока нет людей, готовых ее принять, – ответил Чуев. – Был у меня в юности приятель Мишка Абакумов. Так вот, он любил повторять: жилабыла девочка, сама виноватая.

– Каждый человек имеет то правительство, которое он заслуживает, монотонно процитировал Картошкин.

– Именно, – подтвердил Чуев. – Вспомни, что мы сделали в молодости, когда нам все это надоело. Я не вижу причины, оправдывающей бездействие сегодняшнего общества. То есть ее нет. А раз так, значит, общество это все устраивает. А раз его все устраивает...

Чуев замолчал в поиске более подходящего выражения. По его лицу было видно, что он знал, что сказать, но это вдруг вылетело у него из головы.

– Если ты женщина, сиди и грызи кость, – сказал Костя и отправил в рот ломтик сыра.

Дядя Юра посмотрел на него.

– Что?.. – спросил Костя, перестав жевать, и чуть улыбнулся. – Старая чукотская поговорка.

– Да, – сказал Чуев, оставив надежду вспомнить свою мысль. – Суть именно та. Хочешь что-то изменить, так хотя бы попробуй. А если ты даже и не пытаешься, наверное, тебя все устраивает.

А я не собираюсь делать кого бы то ни было счастливым насильно. И вам не советую.

Сказав это, Чуев поднял стакан, приветствуя собеседников, и сделал глоток.

Все сделали то же самое.

В дверь постучали. Лобачевский протянул руку к бутылке, Картошкин начал сворачивать газету с закуской.

– Это я, Моисей, – послышалось из-за двери.

Все угадали голос Михалыча и вернули все на прежнее место. Чуев поднялся со стула и быстро пошел к двери. Михалыч работал в газете плотником, слесарем, электриком, но для хороших людей оказывал еще одну маленькую, но очень важную услугу.

– Ну как? – спросил Чуев, выйдя в коридор и прикрыв за собой дверь.

– Держи, – ответил Михалыч.

– Сколько?

– Пока как всегда. В следующий раз на треть дороже.

– Завтра рассчитаемся.

Михалыч ушел, а Чуев вернулся в свой кабинет. Он просто светился от счастья.

– Вот тебе загадка для твоей диссертации, – сказал Картошкин, повернувшись к Лобачевскому. – Живет человек в желтом секторе, имеет карточку второго уровня и все, что в связи с этим полагается. А купив на черном рынке красную карточку, радуется как ребенок.

– Ну так!.. – сказал Чуев. – Я ее месяц ждал. Ну что, диссидент, составишь вечером компанию? – спросил он Костю. – А то что-то ты загрустил последнее время. Я тебе кое-что покажу. Отдохнем по полной программе. Ну как, едем?

– Куда? – спросил Костя, хотя был заранее согласен. Воодушевление дяди Юры его по крайней мере заинтриговало.

– К блядям... – ответил Лобачевский.

Чуев посмотрел на него укоризненно и, склонив голову набок, спокойно сказал:

– Вот ведь, Николай Алексеевич. Два высших образования у тебя, пятьдесят шесть лет прожил, про общественный строй докторскую написал, правда, защищаться не рискнул. А простой истины не знаешь. Проституция это профессия, а блядство – это образ жизни.

– И мысли, – добавил Картошкин.

– И мысли, – подтвердил Чуев.

– Напротив газеты есть великолепный комбинат сексуального обслуживания, – сказал Зубков. – Чем тебя не устраивают проститутки в желтом секторе?

– Своими постными рожами. Задору в них нет. А цена запредельная. И правила поведения меня тоже не устраивают. Я не пионер в Музее Ленина.

– Цена, согласен, высоковата, – согласился Костя, – а вот насчет рож и задору... недалеко от твоего дома есть одно заведеньице... Накинь малость – они забудут про параграф сохранения семьи, и ты получишь по полной программе.

– Еще не хватало проститутке взятку давать, – возмутился дядя Юра. Знаю я, о чем ты говоришь... шик там есть. И лоск... аж кровь в жилах стынет.

Но там, куда я тебя отведу, она у тебя закипит. Ближе надо быть к народу, к традициям.

Костя не стал спорить о преимуществах и недостатках местных борделей. На вкус и цвет товарищей нет. И к чему спорить, все равно вечером все разъяснится. Решено было встретиться у дяди Юры в восемь.

Допив вино, все пошли в столовую. После обеда Зубков зашел к секретарю, взял открытое письмо Гуньдяева и поехал домой писать статью. Включив дома компьютер, Костя первым делом, как обычно, проверил, нет ли новой информации о Лене. Новостей не было. Зубков без настроения прочитал открытое письмо и за полтора часа написал статью. Сделав всю работу по дому, Костя легко поужинал и в назначенное время появился у дяди Юры. Чуев был уже одет, и через пять минут они вышли из подъезда.

– Привет, – сказала Наташа, столкнувшись с Костей нос к носу в дверях подъезда.

– Привет, – улыбнулся в ответ Костя.

– Куда это вы собрались?

– На экскурсию, – ответил дядя Юра и легонько подтолкнул Костю в спину.

Наташа еще раз улыбнулась и, пожелав приятных впечатлений, вошла в подъезд. Костя с дядей Юрой сели в машину и выехали со двора. По дороге дядя Юра расспрашивал Костю, как ему работается на новом месте, как вообще жизнь, как продвигаются отношения с Наташей. Костя отвечал односложно. Что все нормально, работа как работа, а главный редактор везде главный.

С Наташей же все несколько хуже, чем ему хотелось бы, но в последнее время наметился прогресс.

Еще не доехав до увеселительного заведения, Зубков услышал музыку, доносившуюся из распахнутых дверей под неоновой вывеской "Кабак". Среди откровенного автохлама и недорогих машин красного сектора Костя заметил два БМВ и один дорогой "Мерседес". Очевидно, не одни они приехали сюда с купленной красной карточкой. Зубков поставил машину на стоянку и следом за Чуевым вошел внутрь заведения. На входе два амбала проверили протянутую Чуевым красную карточку и только после этого пропустили посетителей внутрь.

Именно так и представлял себе Зубков провинциальный кабак конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века. В сизой пелене табачного дыма, сгущавшегося под потолком, витал стойкий дух винного перегара. Три дородные красотки, стоя на большом дубовом столе, лихо отплясывали канкан под одобрительные аплодисменты и свист сидящих за тем же столом посетителей. Еще одна красотка на небольшой низкой сцене ловко перебирала ножками в такт простенькому мотивчику, размахивая направо и налево складками широкой юбки.