Текст книги "Победить любой ценой"

Автор книги: Сергей Алтынов

Часть II

Стекольщик

(пара штрихов к портрету)

О том, что подполковник Вечер находится у людей Эль-Абу и что Валентин наполовину «замазан», а потому сломлен, Стекольщик уже был осведомлен. Теперь все должно было пойти как по маслу. Доблестные бойцы ВДВ выполнят свою боевую задачу, и не подозревая, что являются пешками в его, Стекольщика, игре. Не можешь победить – возглавь! Это ценное изречение стало основным правилом деятельности Стекольщика. Вот и сейчас ему было куда выгоднее возглавить действия пятерки, заставить их действовать в соответствии с его, Стекольщика, планами. Стекольщик, без всяких сомнений, был человеком мужественным. Однако была у него чисто женская слабость – он крайне болезненно переживал свой возраст. Не хотел стареть, поэтому не испытывал удовольствия от зеркального изображения и не любил фотографироваться. Впрочем, его профессия не предполагала позирования перед объективом, разве что для удостоверения и личного дела. Стекольщик боролся с надвигающейся старостью как мог. С помощью йоги, закаливания, специальных упражнений, но годы брали свое. Редели и седели волосы, слабела реакция, подвижность была уже не той, что двадцать семь лет назад, когда он был принят на службу в Главное разведывательное управление Генерального штаба. Тогда аббревиатура ГРУ не появлялась в печати и о существовании такой армейской службы простые смертные и не подозревали. Служба в закрытом ведомстве закончилась полковничьими погонами в начале девяностых. С тех пор Стекольщик вышел в свободное плавание. Он продолжал заниматься тем, чем занимался, начиная с лейтенантских погон, – разведка, контрразведка, силовые и специальные акции. Никто не знал, сколько ему лет на самом деле. По возрасту он давно уже должен быть в отставке и выращивать помидоры на приусадебном участке. В ГРУ он продолжал числиться консультантом по разным специфическим вопросам. Врагов он либо сразу побеждал, либо… возглавлял. Например, около месяца назад он присутствовал на тайной встрече группировки боевиков с эмиссаром одного из загранцентров. Группировка была под полным контролем Стекольщика, и теперь ему нужно было успешно наладить контакты с «заграничными спонсорами». Сам же Стекольщик выступал не в роли стороннего наблюдателя, а в роли одного из полевых командиров. Он вообще имел неплохие способности к лицедейству.

– Могу предложить партию пистолетов-пулеметов «стэн». Довольно дешево, – сообщил загранэмиссар, начав беседу с деловой части.

– Что за «стэн»? – позволил себе проявить некомпетентность Стекольщик.

– Магазин сбоку, удобно вести стрельбу от живота. Небольшой по размеру, на вес не более пяти кг. Кожух исключает ожог рук при интенсивной стрельбе… Но прицеливание бывает затруднено, так как при стрельбе длинными очередями ствол сильно уходит вверх.

– Что еще?

– Пулемет «М-60». Универсальная конструкция – может быть станковым, ручным, зенитным, танковым. При стрельбе не подскакивает. Имеется газовый регулятор.

– Я знаю эту конструкцию. Он много весит, больше десяти килограммов. Для меня и моих людей это неудобно. Нам нужно удобное в маневре оружие. Ко всему прочему, в этом «М-60» приподнята линия прицеливания. При стрельбе моим людям придется слишком высовываться из укрытия… Противник это «ценит». К тому же этот «М-60» – штатовского производства.

– Предпочитаешь русское оружие?

– С твоими «стэнами», «хеклерами» и «винторезами» возникает проблема боеприпасов и запчастей. Русское же оружие давно изучено, патронов хоть завались.

– По сходной цене у «неверных»?

– Вот именно. Нам нужны деньги, ракеты и хорошие телефоны. Все остальное здесь есть… Да, еще не откажемся от дистанционных взрывателей для фугасов.

– Взрыватели будут в самое ближайшее время.

Однако, помимо торговли оружием, эмиссар занимался теорией и практикой дестабилизации обстановки на постсоветском пространстве и главным образом в самой России. Обсудив вопросы поставки взрывателей и спутниковых телефонов, эмиссар собрал вокруг себя круг приближенных (в том числе и Стекольщика) и обратился к ним с напутствующим, направляющим словом. Говорил он по-русски, так как среди боевиков были представители разных наций, да и сам эмиссар желал продемонстрировать, что прекрасно знает язык врага:

– Ваша задача внедриться во властные структуры, административные и финансовые органы. Особо важно внедрение в спецслужбы и милицию. Ваша главная задача – дестабилизировать обстановку, экономику, финансы. Подкупить и заставить работать на себя высокопоставленных чиновников (особенно из спецслужб!). Вы должны создавать базы, подбирать людей. Тех иноверцев, что захотят встать под наши знамена, необходимо вязать кровью. Кровью своих же соплеменников. Тогда у них не будет пути назад. Второй вопрос – казачество и их атаманы. Для гордых горцев это давние и самые страшные враги. По крайней мере, об этом много говорится. Но, как говорят те же горцы, Аллах милостив. Многие атаманы продажны и алчны. Многие из них выходцы из партийных, комсомольских и ментовских структур. Немало среди них и откровенно уголовных типов. За «зелень» такие готовы продать своих братьев-казачков, да и мать родную. Под крышей казачества сегодня создаются совместные предприятия. С их помощью горцы затягивают казаков в финансовые ямы. Уже появились атаманы, которые явно работают на экстремистов и наркомафию. Ко всему прочему, у наркомафии неплохо поставлена разведка. На целый ряд атаманов собран серьезный компромат… Помните одно – русские в большинстве своем продажны и коррумпированы. Особенно властные и финансовые структуры! Они зачастую находятся на содержании местных мафий. Поэтому необходимо занимать лидирующие позиции в этих мафиозных группировках. В своей работе на местах опирайтесь на чеченские, цыганские, дагестанские, корейские общины. Повторю еще раз – играйте на национальных противоречиях, противоречиях культурных и религиозных. Создавайте в национальных общинах разветвленную агентурную сеть. Идите на союз с наиболее отмороженными и беспредельными славянскими группировками. Натравливайте их на другие славянские группировки. В регионах должен быть создан образ русского как страшного неуправляемого бандита. Необходимо поливать грязью тех русских, кто настроен патриотически. Их очень легко обвинить в фашизме, шовинизме и антисемитизме. Ищите контакты с либеральными СМИ. Там у нас немало союзников на этом поприще. Используйте леность и бездуховность русских. Провоцируйте их. На территориях автономий сейте национальную рознь. Любую беду сваливайте на русских и их кремлевское правительство. Русский военный, милиционер, да вообще любой русский должен изображаться тупым, подлым насильником, казнокрадом, трусом, наркоманом и пьяницей. Русские женщины должны изображаться падшими, продажными существами. Животные, самки – вот их название и предназначение.

При этих фразах Стекольщику трудно было соблюсти спокойствие и невозмутимость, но он сумел сдержать себя. Ведь все это говорилось о его, Стекольщика, стране. И, к сожалению, во многом эмиссар был прав. Поэтому Стекольщик и находился тут, молча слушая «спонсора». А тот продолжал в том же ключе:

– Тем из вас, кто внедрится в российскую банковскую систему, в обязательном порядке предстоит следующее: прилагать все усилия для затяжки платежей, выплат зарплат и особенно пенсий, вызывая тем самым недовольство русских русскими же… На сегодня достаточно. Больше не хочу утруждать ваше внимание, братья! Тем более что каждый из вас имеет подробнейшие инструкции.

Подробнейшую инструкцию имел и Стекольщик. Только исполнять ее он будет в соответствии с собственными замыслами. В отличие от эмиссара Стекольщику было плевать на политику. Его интересовал бизнес. Наркобизнес. И этот «спонсор», сам того не ведая, финансировал и вооружал отнюдь не освободительную борьбу гордых горцев. Он финансировал будущий картель, во главе которого становился Стекольщик. Когда-то Стекольщик присягал и служил стране. Служил верно, реализовывая самые замысловатые планы руководства разведуправления. Но потом куда-то делась страна, точнее, государство, которому Стекольщик служил с четырнадцати лет, начав с Казанского суворовского училища. Делось куда-то и командование, всегда такое мудрое, политически грамотное и стратегически мыслящее. На сегодняшний день Стекольщик был сам себе верховный главнокомандующий. Он манипулировал людьми и даже целыми армиями. Его власть и контроль распространялись уже на целые регионы. Ведь со времен специальных операций ГРУ у него остались многочисленные старые связи и… немалая сумма денег, которую он исхитрился получить еще в советские времена. Конечно, он мог сидеть в роскошном особняке, курить дорогие сигары и лишь отдавать распоряжения. Тем не менее Стекольщик предпочитал всегда быть во главе «войска», как говорится, с шашкой и на лихом коне. Этим он отличался от прочих «наркобаронов».

Валентин Вечер

– Воевать нравится?

– Я не воюю. Я отрабатываю деньги… Которые, кстати говоря, получаю вперед.

На меня посмотрели не без одобрения. Так мог говорить только «их человек».

– Твой старшой, Михал Григорич, согласился работать на нас… Откуда он такой? Мы про него раньше не слыхали.

При этих словах Артур (так назвал себя старший автоматчик) посмотрел на меня многозначительным взглядом.

– Я, Артур, лишними подробностями не интересуюсь. Кто твой командир, не спрашиваю, – сказал в ответ я.

– Ты его сейчас увидишь, – произнес Артур и положил свою тяжелую лапу мне на плечо.

И мы прошли к невысокому строению, возле которого топтались двое бородачей-автоматчиков. Село, в которое меня привезли после боя с «куклой Рэмбо», было с виду ничем не примечательным. Обычные строения, всего лишь два-три богатых особняка. Рядом с одним из них стояла милицейская машина. Артур был обладателем сразу нескольких домов на самой окраине села. У этих домов было тихо. Лишь из одного окна звучала ностальгическая мелодия шведского ансамбля АББА. Та самая, на которую есть клип, где вся четверка сидит у костра и поет романтическую песню. Я несколько расслабился, точно впал в собственную подростковую пору, когда это услышал впервые, перед первым свиданием с девочкой из параллельного класса…

– Твое имя – Жердь? По-моему, скорее… Лось!

Он неплохо говорил по-русски. Черные очки, борода с проседью, большой пористый нос. Вот и все лицо моего собеседника.

– Я буду называть тебя Лось, – повторил он.

Таких, как я, частенько именуют Лосями. Высоких, поджарых, жилистых. Впрочем, я скорее среднего роста – метр семьдесят восемь. Однако худое телосложение, длинная жилистая шея и такие же ноги делают меня визуально выше, чем на самом деле… Я ничего не отвечаю, сижу неподвижно, глядя в черные бликующие стекла очков.

– Сейчас я выясню один вопрос и решу – быть тебе Лосем или быть… Забыл, как это по-русски? – вдруг улыбнулся он так, что задвигалась вся его окладистая борода. – Тот, кого едят черви?

– Слушайте, уважаемый, – прерываю я свое молчание, – ваши люди меня уже испытывали.

– Знаю! – Борода остановилась, он поправил очки, кивнул Артуру, который находился здесь же еще с двумя автоматчиками.

Стволы их вновь смотрели в мою сторону.

– Артур, пригласи сам знаешь кого! – распорядился «уважаемый».

Не прошло и минуты, как в помещение вошел молодой парень с перевязанной бинтом головой… Вот незадача, этого следовало ожидать – передо мною стоял один из тех, кого я уложил с помощью шеста бо, когда спасал полковника Булышева.

– Знаком он тебе? – спросил Артур.

Забинтованный долго разглядывал меня. Да, я изменил внешность. Перед выходом на учебную «диверсию» я отрастил волосы и около недели не брился. Сейчас же я выглядел вполне по-«уставному».

– Тот в куртке был, – произнес наконец перебинтованный, – и в кроссовках.

Судя по всему, он еще не совсем оправился после той переделки.

– Ты не на ноги смотри! – зло заметил Артур.

– Не он… – отрицательно дернул бинтами «опознаватель». – Тот был больше меня. Намного больше… Около двух метров.

Он явно преувеличивал, но как это сейчас было мне на руку!

– Ладно, свободен. – Артур жестом показал, что забинтованный может удалиться.

Мысленно я облегченно вздохнул. Видимо, парень искренне верил, что одолеть его может только огромный амбал. На деле же тот был сантиметров на пять меня повыше.

– Это ладно! – произнес «уважаемый» и вновь обратился ко мне своим хриплым горловым голосом: – Имя свое назвать не хочешь?

– Валентин, – ответил я.

– О, как приятно, когда не лгут. – Борода его вновь задвигалась. – Воевал на стороне федералов?

– Вам, уважаемый, наверное, и так все про меня известно, – проговорил я.

– Да, это так, – сказал он и, продолжая улыбаться, протянул мне бумажный лист с какой-то распечаткой. – Почитай, пожалуйста. Если хочешь, вслух.

Вслух я читать не стал. А распечатка между тем сообщала следующее:

«Вечер Валентин Денисович. Среднего роста, худощавого телосложения, на вид 28-36 лет. Волосы темно-русые. Нос слегка искривлен. В верхней челюсти пара коронок из белого металла. При огневом контакте крайне опасен. То же самое – в рукопашной. Владеет приемами метания холодного оружия от сюрикэна до саперной лопатки. Тот, кто сможет его уничтожить, получит пятнадцать тысяч долларов. Награда будет выплачена только при предъявлении неопровержимых доказательств гибели В. Вечера».

Это была листовка времен еще первой чеченской. Тогда там были следующие расценки.

Самые высокие расценки за уничтожение вертолетов – от пяти до десяти тысяч долларов. БТР – 1000 «зеленых», а боевая машина десанта уже две тысячи. А если броня из нашего полка, то и все четыре. За офицера мотострелковых частей от 300 до 500. ВДВ – до тысячи. Офицеры ФСБ еще выше, только их еще вычислить надо, они в обычном камуфляже, как правило, с общевойсковыми знаками различия… М-да, по «цене» я перегнал вертолет «Ми-24». Интересно, какие неопровержимые доказательства должен будет предъявить охотник на меня? Не иначе как мою холодную башку. Там сличат и искривленный нос, и коронки в верхней челюсти.

– Для меня все это – дело прошлое, – произнес «уважаемый», кивнув на листовку. – А для тебя?

– А что я? Да я еще молодой мужик. Пожить хочется, уважаемый. Не в бараке и не в общаге… Одним словом, хочу заработать приличные деньги. Все, что умею – стрелять, устраивать засады, обходить их, – ответил я.

– А как же присяга?

– Никак. Повторяю: теперь я работаю только за деньги.

– Оружие в Чечню готов переправить?

– Это нет! – произнес я тем же спокойным голосом. – Мне ваши люди другое дело предлагали.

– Значит, против своих не пойдешь?

– Хватит войны, уважаемый. Доставить в сохранности ваш товар – это по мне. Коммерция.

– Сколько с тобой людей?

– А сколько нужно?

На некоторое время в помещении воцарилась тишина.

– Может, и одного тебя хватит, – произнес наконец Артур. – Выкупим тебя у твоего бугра, этого Михаила Григорича.

– Что значит выкупим?

– Ай, обиделся?! Не купим. Напрокат возьмем, – усмехнулся Артур. – Сейчас пойдешь в верхнюю комнату, отдохнешь. Можешь телевизор посмотреть, видик… Эротику, порнографию любишь? Или боевик?

Ни того, ни другого, ни третьего смотреть сейчас не хотелось. Я просто включил телевизор, произвольно нажав кнопку на пульте. Там была передача «Окна». Ведущий Дима Нагиев блестяще иронизировал над «гостем передачи», супруга которого только что сообщила, что ее муж спит в одной постели с чучелом крокодила.

– Какого именно? Каймана или аллигатора? – интересовался Дима.

Незадачливые супруги лишь развели руками.

– Впрочем, зачем спрашивать? – продолжал Дима. – Сейчас мы сами легко это выясним – чучело в студию!

Крокодилы меня не интересовали, поэтому я переключил канал на новости. Там была традиционная трепотня о налаживающемся мирном процессе… Как этот «уважаемый» меня поддел. Насчет присяги. Интересно, он на самом деле иностранец? Его короткая фраза заставила меня в который раз окунуться в не самые приятные воспоминания.

Принятие присяги – это священное событие в жизни каждого военного человека. Вот и клялись эти люди (в их числе и я) оберегать государство по имени СССР, «не щадя крови и самой жизни». Ну а жизнь эта повернулась так, что дегенераты (по недоразумению именующие себя политиками) это государство развалили, а служивые поневоле оказались в роли «клятвопреступников». Вновь всплывает в памяти постыдная сцена 92-го года. Я новоиспеченный старший лейтенант, рядом вечный майор Яков Максимович. Возвращаемся из арбатского ведомства, пешком шагаем по столице, так как оба давно здесь не были. И вот не доходя до Музея Ленина…

– Офицеры! Спасите Отечество!

Это к нам. К нам взывают бабушки в куцых пальтишках и немногочисленные мужички с самодельными транспарантами в руках. Но мы проходим мимо, пряча при этом глаза. Проходим мимо бабушек, пацанов каких-то, девчонок с плакатами «Хотим есть!». Останавливаемся лишь у залихватского баяниста, который лихо наяривает на инструменте и поставленным голосом поет на известный народный мотив:

 
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши деды?
Наших дедов доконали беды – не снесли их деды…
 
 
Солдатушки, бравы ребятушки, где же батьки ваши?
Батьки наши без зарплаты пашут да плакатом машут…
 

Баян зазвучал злее, а сам баянист уже не пел, а проговаривал такие слова:

 
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши мамы?
Ищут нас по моргам да по ямам, плачут наши мамы.
 
 
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши сестры?
Наши сестры в рабстве у прохвостов, на панели наши сестры.
 
 
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша сила?
Наша сила там же, где Россия: продана та сила.
 
 
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши пули?
Наши пули в нас и повернули, дуры наши пули…
 
 
Солдатушки, бравы ребятушки, где же командиры?
Поменяли флаги и мундиры эти наши командиры…
 

Такой вот невеселый образчик народного творчества. Послушали мы с Чабаном, дальше пошли. Ничего не скажешь, новые песни жизнь сложила. Жизнь начала и середины девяностых… Песни старые, слова новые, как в гимне. Вот, например, после 93-го родилось:

 
Артиллеристы! Боря дал приказ!
Артиллеристы, зовет Бурбулис вас!
Из сотен тысяч батарей под слезы наших матерей
По нашей Родине – огонь, огонь!
 

И ничего тут не возразишь. А дальше не менее страшные времена настали. Как сейчас перед глазами стоит картина. Первые дни чеченской кампании. Подразделение под моим командованием, вместо того чтобы продвигаться вперед, возвращается в исходное положение. И заставляют нас это сделать не превосходящие силы хорошо обученного и вооруженного противника, а жители деревни, через которую проходил путь нашей мехколонны. Женщины, старухи, дети легли поперек дороги и не пускают. А у меня два строжайших приказа. Приказ номер один – в течение двух часов войти в указанную точку. Приказ номер два – ни при каких обстоятельствах не открывать огня по местному населению и вообще избегать малейших конфликтов. Даже в воздух стрелять нельзя. Вот такие дела. Впереди бабье с малыми ребятами, за спиной восемнадцатилетние пацаны, округлившимися глазами на все это взирающие. Выхожу на радиосвязь со штабом. А оттуда ответ: «Продолжать дальнейшее продвижение». Пацаны на меня уставились. Как им вперед командовать, если полчаса назад объяснил им же, что мы идем наводить конституционный порядок, в том числе защищать местное население от бандформирований. Скажу «Вперед», и кем мы все станем?! Были бы пешим подразделением, попросту обогнули бы деревеньку, и всех дел. Но мы на БМД, боевых машинах десанта. А они хоть и полегче танков и БМП, но все равно не «Лада» и не «Ока». Потому и повернули назад. Штабные полканы на меня орать. Ну я им коротко и сдержанно объяснил, что наматывать кишки баб и детей на траки своих БМД не намерен. Меня этому в Рязанском училище не обучали. А полканов тем временем обступили молодые офицеры и прапорщики из моего подразделения. Штабисты махнули рукой, растворились… А этот мне про присягу! Да что он о ней знает?! И тут я почувствовал: ЗНАЕТ! Иначе не задал бы такого вопроса. Знает, не понаслышке знает… Интересно, это и есть сам Эль-Абу Салих? Ладно, чего гадать, доживу – узнаю… Как-то на дне ВДВ в парке Горького я разговорился с крепеньким пожилым мужичком в голубом берете. Праздник, понятное дело, мероприятие молодежное, потому такие деды попадаются редко, а поговорить с ними интересно. Дед оказался отставным майором ВДВ и участвовал во многих передрягах. За его плечами и Чехословакия, и Афганистан, и Африканский континент, где воевали наши советники. Еще в Египте и Северном Йемене. А начал он боевую биографию в 56-м, с венгерских событий. У меня про Чечню расспрашивал, присвистывал и сдержанно матерился.

– Вот ты скажи, – отказывался он верить мне, – двигается боевой дозор впереди колонны. И что же?

– Засекает зенитную установку «Град», – в который раз пересказываю я. – Докладывает начальству.

– Начальству? Выходит, спрашивает, что делать? Ну и херня…

– Спрашивает, что делать, – киваю я. – Начальство приказывает – на провокации не поддаваться, первыми огня не открывать… Может, это и не «Град» вовсе, может, это такая новая сенокосилка, а рядом с ней мирные землепашцы. В случае невыполнения приказа командиров под суд.

– Под трибунал, – поправляет меня ветеран.

– Под суд, – мотаю башкой, – трибуналов нынче нет. Военные суды теперь… Таким образом, «Град» херачит по колонне, убивая и калеча не один десяток наших гвардейцев.

– Но это же… – матерится ветеран. – Да под трибунал должны идти те, кто такие приказы отдает. Вот в Венгрии. Иду я во главе колонны с боевым дозором. Смотрю в бинокль, вижу, стога сена стоят, а вокруг «мирные землепашцы». Мне до них особо дела нет, но стога изучаю внимательно. Смотрю – в одном явно чернеет пулеметное дуло. Без бинокля не углядишь, хорошо замаскировали, черти. Я, лейтенант, начальник самому себе и своему взводу. Без всяких лишних докладов даю приказ на уничтожение пулеметной точки. И мы уничтожаем ее до того, как она откроет огонь по колонне. Наверх докладываем: уничтожена группа мятежников, пытавшаяся атаковать колонну! Сверху звучит: молодцы, гвардейцы! Угрызения совести меня лично потом не мучили: пулемет не хлеб с солью, он, чтобы нас покосить, там стоял… Людей раньше берегли, теперь жгут как солому.

– Раньше тоталитаризм был, теперь демократия! – встрял в разговор один из подвыпивших братков-десантников, здоровенный, раскрасневшийся от водки верзила лет двадцати пяти.

– Людей жгут как солому, – повторил ветеран, посмотрев на братка трезвыми печальными глазами.

Позже мы сидели с ветераном в кафе, и он рассказывал мне о венгерских событиях.

– Может, они со своей колокольни и были правы, – говорил о венграх отставной майор, – свободу там им подавай, независимость… А я до сих пор помню звезды, вырезанные на плечах и спинах наших солдат и офицеров. В Будапеште воинская часть стояла, так некоторых наших эти… борцы за свободу сумели захватить. Пытали страшно, вешали, головы рубили. Фашисты они были хуже гитлеровцев, какая там «свобода»?! Роддом захватили, там было несколько жен наших офицеров…

Ветеран не договорил, точно окаменел с бокалом вина в морщинистой, но крепкой руке.

– И не вспоминать бы такого, – совладав с собой, продолжил отставник. – Чем все закончилось бы, не введи мы войска?! – Голос его стал тверже, он спрашивал и сам же отвечал: – Свободу бы получили мадьяры? Независимость?! А вот хер им! США и Запад забрали бы Венгрию себе. Сразу бы разместили там свои воздушно-ядерные базы. А у нас, между прочим, ядерных сил на венгерской территории не было. Только танковые подразделения.

Мы выпили еще по бокалу вина и разошлись. Вечерние улицы в этот августовский день были на редкость пустынны. Навстречу попадались лишь патрульные группы милиции и ОМОНа, а также слышимые за добрую версту тельняшечные компании. Что поделаешь, второе августа, праздник крылатой гвардии. И еще один праздник вспоминается. Его не только я, все помнить должны. Новогодняя ночь. На телеэкране кривляние попсовых кумиров, сальные шуточки, пошлые, слащавые пожелания. На улицах Грозного гибнут наши. Солдаты, офицеры, мирное население… Те же боевики-чеченцы гибнут, собственный город защищая. А в это время поднимаются бокалы, и пьют их за здравие и скорое возвращение в семьях наших ребят. Пьют, еще не зная, что многих из их близких уже нет в живых. И похоронить нельзя будет. Собаки на улицах Грозного все кости обглодают… Пьют в это время в Моздоке, в штабе объединенной группировки. Пьют в Кремле и его окрестностях.

 
В Москве в вечерних платьях у столов
Сидели новые хозяева страны
И поднимали тосты за любовь
И за успех начавшейся войны.
За их любовь, за их накрытый стол,
За чьи-то деньги, но не за народ
Солдаты погибали в эту ночь,
Встречая свой последний Новый год.
 

Песню с такими словами сложил ансамбль ВДВ «Голубые береты». Точнее, солист и бас-гитарист подполковник Юра Слатов. Песню эту всегда пели на концертах в воинских частях и ни разу по телевидению… На телевидении в лучшем случае Дима Нагиев. У него, по крайней мере, хоть актерский талант есть. Я вновь переключил телевизор на канал, по которому шли пресловутые «Окна».

– Каждый человек личность! – весьма либеральным голоском заголосил некий юный, но уже изрядно лысеющий интеллигент.

– Да брось ты! – перебил его Дима. – Полно всякого говна ходит.

Тут я был с Нагиевым солидарен. Вокруг и в самом деле ходит много всякого. На этой многозначительной фразе передача «Окна» закончилась, а в мою комнату без стука вошел один из подручных Артура. Он сказал, чтобы я спустился вниз.

И я вновь оказался перед «уважаемым» Эль-Абу, или кто он там на самом деле.

– Хочу сообщить интересную новость! – произнес он тем же хриплым голосом. – Знаешь, сегодня в новостях передали, что в Москве застрелили некоего Булышева. Полковника центрального аппарата ФСБ.

– Ну и что? – отозвался я, ничем не выдавая своего волнения.

– Вот и в газете сегодняшней написано. – Он протянул мне свежий номер одной из центральных газет. – Стрельба была на всю область. Взрывы.

– Я к этому никакого касательства не имею, – произнес я, мельком просмотрев сообщение.

В нем в самом деле говорилось о гибели человека, известного мне как полковник Булышев. Ушлые фоторепортеры исхитрились заснять его пробитое пулями тело.

– Ну тогда извини, что оторвал тебя от отдыха, – усмехнулся всей бородой «уважаемый».

Я вернулся к себе наверх. Теперь мы одни. Совсем. Булышева сумели-таки выследить. Не здесь, так в Москве. И, скорее всего, полковника сдал кто-то из его же «конторы»… Уф, все, больше ни о чем не думать, отключиться и спать. Но что-то не давало мне расслабиться. Я еще раз прокрутил в памяти разговор с «уважаемым», он явно изучал мою реакцию. Проявлю ли я интерес к газете, спрошу ли его… Стоп! Интерес к газете! Он протянул ее мне почти под нос, и я обо что-то споткнулся взглядом. Обо что же?! Его рука! Рука возможного Эль-Абу Салиха! Она была не такой, какими были руки того Эль-Абу, что говорил со мною час назад. Руки того были более ухоженными, с подстриженными ногтями и, главное, – без едва заметной царапины возле ногтя большого пальца… Ошибки быть не могло. Я профессиональный разведчик и всегда фокусирую внимание на мелочах. Зачастую чисто машинально. Да, конечно, в течение часа человек мог поцарапать палец, но отрастить ногти?! И тут я сообразил, что со мной разговаривали два разных человека. И оба они были представлены как Эль-Абу Салих…

Однако голос у них был один и тот же. Или почти один и тот же? Хриплый, грубый, точно куда-то провалившийся. Такой голос называют горловым, и при желании его можно сымитировать.

Я пока ничего не понимал, но сразу сообразил, что стал обладателем важной, ключевой информации. Но обдумывать ее я буду завтра.

Москва. Штаб-квартира Специального управления ФСБ. Генерал Сладков и майор Игорь Середа

Перед генералом Сладковым стоял его подчиненный, старший оперуполномоченный по особо важным делам майор Игорь Середа.

– Такие дела, Игорек, – произнес Сладков. – После гибели Булышева мы вынуждены свернуть оперативные мероприятия по Изгории.

– Как же так? – удивился Середа.

– Теперь этими проблемами будет заниматься местное управление. Это приказ свыше, и он не обсуждается, – категорично пояснил генерал. – А тебя я вызвал… Одним словом – есть деликатное задание.

– Я готов, – отозвался Игорь.

– У Булышева в Изгорске остались кое-какие люди. Агенты… Неплохо было бы взять их под контроль.

– Что за люди?

– Офицеры. Но не из нашего ведомства.

– Тогда без проблем, – пожал плечами майор. – Отдадим приказ и…

– Все не так просто, Игорь. Вот пароль, вот способ связи, вот билет до Изгорска. Отлет через четыре часа.

– Слушаюсь. – Несмотря на штатское одеяние, Середа вытянулся по стойке «смирно».

– Твоя задача – взять группу Булышева под строгий контроль!

Не прошло и часа, как майор Середа уже поднимался по трапу самолета. Он имел в кармане надежный документ прикрытия и являлся по нему мелким чиновником местного департамента образования. Войдя в салон и усевшись на свое место, Игорь перевел дух. Он был молод, здоров, энергичен и готов был свернуть горы. Неделю назад он отпраздновал свое двадцатисемилетие и уже почти год носил майорские погоны. Если все и дальше пойдет в таком же духе, то свое тридцатисемилетие он должен встретить генерал-майором. Как минимум… Середа не случайно был фаворитом генерала Сладкова, он приходился ему двоюродным племянником. Но не только это сыграло роль в его завидном служебном росте. Игорь успешно окончил школу с углубленным изучением английского языка и тут же был принят в академию ФСБ. Ему тогда еще не было и семнадцати. Экзамены он сдавал на общих условиях, к тому же были учтены его спортивные заслуги – разряды по легкой атлетике, стрельбе и настольному теннису. В академии он не менее успешно освоил технику рукопашного боя и практическую стрельбу. Сладков, разумеется, вовремя порадел столь одаренному родственнику. И теперь безгранично доверял ему. Не случайно он поручил ему самый ответственный участок – Изгорск. Если он, Игорь, успешно выполнит задание, то подполковничьи звезды лягут на его плечи досрочно. Да, пройдет каких-то лет пять, Сладков уйдет на пенсию, и он, Середа, непременно возглавит управление. У него для этого все данные, к тому же он примерный семьянин, отец двух близнецов. Как и покойный Булышев… Тот, правда, был дедом, и к тому же у него были девочки, а он, Игорь Середа, имел двоих сыновей.

– Игорь! Здорово! – услышал Середа знакомый голос.

Перед майором появился его давний приятель, тоже офицер, но из другого ведомства.