Текст книги "Предателей казнят без приговора"

Автор книги: Сергей Алтынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 6

Своим новым заместителем я назначил Николая Водорезова. Бойцы к новому назначению отнеслись спокойно, не задав ни одного вопроса. Степаныч старался держаться как ни в чем не бывало. Дескать, командир всегда прав, если командир не прав, смотри первый пункт. Мне же захотелось некоторое время побыть одному. Я поднялся чуть выше лагеря, уселся на камень. Думать ни о чем не хотелось, но мысли в голову лезли одна за другой. Кто формировал отряд? Если Леонтьев, то ему крайне невыгодно, чтобы в отряде были распри до выполнения задания, то бишь захвата Никанорова-Анда. Потом, безусловно, нас всех должны были ликвидировать боевики, что вели поиски внизу и с помощью вертолета... Вопросы, вопросы. Неожиданно голова моя прояснилась. Получалось, что воюем мы не за правое дело, а за коммерческий интерес каких-то Глушковых. Воюем против такого же офицера, чье предательство никем не доказано. Ну сбежал мужик в Африку, так от всего случившегося в стране только в такую глушь и бежать. И в разведгруппе моей Упырь...

Как не хочется кого-либо подозревать. А ведь я не мальчик, почти сорок лет на белом свете прожил. Многое было, многое повидал. Еще когда боксом занимался, знал немало парней, что больше всего на свете боялись потяжелеть на два-три кг. Потому как тут же переходили в другую весовую категорию и могли сойтись в поединке с более сильным и тяжелым соперником. В своей же категории они имели максимальный вес, и соперники им зачастую попадались и ростом поменьше, и комплекцией пожиже, что в боксерском поединке играет не последнюю роль. Мне многие откровенно завидовали – рост для моей весовой категории у меня был довольно высокий, руки длинные, а вес небольшой. Так что даже в таком честном виде спорта, как бокс, и то можно найти лазейку, выйти на поединок с заведомо более слабым противником. В том же Рязанском училище ВДВ. Казалось бы, гвардия, элита! А ведь и наушничество было, и стукачество, и подлость. Мелкие, правда, но были. А уж в «горячих точках» я на такое насмотрелся! Ничему уже, казалось бы, удивляться не должен. И вот все равно, сижу сейчас, глаза закрыл, на душе муторно. Не могу, не хочу сослуживцев своих подозревать. А ведь никуда теперь не денешься. Выход один – выполнить задание. Потом видно будет... Как-то по-дурацки все. Я точно рожден для войны, запрограммирован на нее и ни на что другое. Ни жениться по-человечески не удалось, ни что-то иное в гражданской жизни найти для себя. Была, правда, у меня племянница Наденька. Когда ей восемь лет было, мы с ней сильно сдружились, она ко мне часто приходила, вопросы любила задавать. Про животных там разных, про море, про то, как в старину жили, и про прочие интересные вещи. А я все дела откладывал и часами мог Наденьке обо всем этом рассказывать. Гулять ходили вместе, в лес, на речку. Так лет до двенадцати дружили мы с Наденькой. А потом она выросла, другими вещами стала увлекаться, про зверей слушать ей стало неинтересно. И забыла про меня Наденька. Хорошо раз в год с днем рождения поздравит. По телефону. Сейчас ей уже пятнадцать, а я два с половиной года ее не видел. На улице встречу, могу не узнать... А вообще все в этом мире относительно. Кто-то воюет, кто-то при собственной толстой бабе на диване валяется и водку глушит. Степаныч как-то рассказывал очень такой забавный случай. Когда он служил в Афганистане, в составе сороковой армии, в десантном полку случился факт дезертирства. Гвардии рядовой Иванов сбежал из части и сумел пробраться на территорию посольства США. Сообщил тамошним посольским, что хочет стать гражданином свободной страны, то есть Соединенных Штатов. Посольские поинтересовались, что толкает солдата Иванова на такой шаг, и солдат Иванов чуть не со слезами пояснил, что его замучили старослужащие, то есть «деды». Как замучили? Да по-всякому – пол заставляли мыть, дембельский альбом оформлять и читать вслух по десять раз на дню похабную дембельскую сказку. Сказку эту все, кто служил в Советской армии, помнят назубок:

 
«Масло съели, день прошел.
Старшина домой пошел.
 
 
Дембель стал на день короче,
«дедушкам» спокойной ночи!
 
 
Спите, милые «деды»,
мне ваш дембель до пи...ы...»
 

Ну и дальше в аналогичном духе. Собьешься – тут же получаешь в ухо. Американцы покачали головами, представитель свободной прессы записал «дембельскую сказку» от начала до конца и тут ж засел за ее перевод на английский. Тем временем к американцам лично прибыл советский посол. Стал уговаривать заблудшего солдата. Дескать, Ваня, лично обещаю, что разберусь и с «дедами», и со всем остальным, что мешает тебе вольно жить в Советском государстве. Солдат лишь головой мотает, американцы злорадно усмехаются. Посол исчерпал свое красноречие, махнул рукой, но все же дал перебежчику двадцать четыре часа на размышление. Американцы вновь лишь усмехнулись. А вот на следующий день усмехался советский посол и отцы-командиры десантного полка. Только наш посол ступил на американскую территорию, солдат Иванов чуть ли не на шею к нему бросился. Речь его была не слишком внятной, но смысл был такой: «Дяденька посол, забери меня отсюда поскорее!» Удивленный дипломат забрал Иванова, особенно не вдаваясь в подробности. Но потом, конечно же, выяснил. Оказалось, что злополучные сутки солдат Иванов провел в компании американских морских пехотинцев, которые охраняли посольство. Иванов немного знал английский, а те, в свою очередь, немного русский. И вышел у них следующий разговор. Перебежчик вновь стал плакаться на ужасную долю солдата Советской армии, пересказывая и показывая кошмары советской «дедовщины„. Однако у штатовских морпехов это не вызвало сочувствия, напротив, лишь громкий издевательский гогот. Затем старший морпех доходчиво объяснил Иванову, что бы он, капрал Джонсон, сделал с таким рядовым. А потом частично показал. Рядовому Иванову хватило и этого „частично“. Самый улыбчивый из морпехов сообщил перебежчику, что подобные «дедовские“ игры вполне обычная вещь для Вооруженных сил США. Вот тут-то солдат Иванов понял, что родился в рубашке, потому как посол не заклеймил его как злостного изменника, а дал целые сутки на размышление... После Иванова перевели из десанта в батальон техобеспечения, и он благополучно дослужил оставшиеся полтора года. А на гражданке наверняка потом корчил из себя участника боевых действий!

Вообще, если спрашивать мое мнение, то «дедовщина» в вооруженных силах явление позорное, зачастую скотское. И зависит все от командиров. Я никогда не давал спуску «старослужащим», они знали, что в любое время дня и ночи я могу появиться в казарме и спросить с любителя «дембельских забав» по всей строгости. Спарринговаться со мною в полный контакт желающих не находилось. С другой стороны, «молодые» должны уважительно относиться к «старикам», бывает и такое, что «салабон» пошлет «деда» куда подальше. Тот, в свою очередь, ставит салагу на место... От сержантов многое зависит. Надо, чтобы сержантский состав был укомплектован исключительно профессионалами-контрактниками, людьми, имею– щими авторитет и опыт. У нас же сержантами делают тех же салабонов-первогодков. Что они могут против рядовых и ефрейторов второго года службы? Да ничего... За себя скажу коротко – в моем взводе, а затем в спецроте не сбежал и не повесился ни один солдат. Это моя командирская аттестация.

Я открыл глаза и напряг кисти рук, поскольку сзади ко мне кто-то подходил. Обернувшись, я увидел, что ко мне поднимается капитан Кравцов.

– В чем дело? – спросил я.

– Да так, ни в чем, – остановившись в паре шагов от меня, смущенно ответил Кравцов. – Помешал я вам?

– Не сильно, – произнес я. – Говори, чего хотел?

– Да так как-то, – развел ручищами увалень. – Вот вы здесь сверху... – он выдержал паузу, потом вновь развел руками. – А мне вот внизу подумалось. Если у наших противников будет возможность обойти вот эту гору, взобраться с другой стороны, выйти сюда, вот к этому камушку, на котором вы, Валентин Денисович, сидите...

Увалень вновь сделал паузу, посмотрел на меня испытующим взглядом.

– А потом забросать наш лагерь гранатами, – закончил за Кравцова я. – Только не выйдет ничего. С другой стороны склон пологий, даже со специальным альпснаряжением взобраться практически невозможно. Или ты карту местности не изучал?

– Извините, – смущенно произнес Кравцов. – Думаю, средства маскировки нас не подвели. По-моему, вертолетчики ничего не заметили.

Я лишь кивнул в ответ. Умолк и Кравцов. Что мне было сказать ему? Ведь помнил капитан, прекрасно помнил про пологий склон с другой стороны. И средства маскировки у нас надежные, даже с малой высоты лагерь отряда не разглядишь. Вот если еще ниже спуститься... Но если еще ниже, то можно в саму гору врезаться. Помнил и знал это Кравцов. А думал о том, о чем мы час назад говорили со Степанычем. О том, что Упырю легче всего решить вопрос с Охотником следующим образом – уничтожить весь отряд. Вот с этого самого камушка, на котором я сижу. Пара противопехотных гранат вниз, чудом уцелевших вполне реально срезать очередями из автомата.

– Кравцов, я ведь все понимаю, – проговорил я. – Сейчас спущусь и сам отдам приказ никому сюда не подниматься. И сам этого делать больше не буду. Вопросы есть?

– Нету, – ответил капитан.

Обычно сдержанный, ничем не выражающий своих эмоций Кравцов в данный момент испытал заметное облегчение. Кто он? Охотник, почуявший опасность? И тут же определивший меня в Упыри?! Нет, сейчас обо всем этом думать не время. После задания Упырь объявится сам... Когда мы спускались в лагерь, я шел чуть поодаль от Кравцова. Тот ни разу не обернулся, вновь превратившись в невозмутимого, неразговорчивого увальня.

– Водорезов за старшего. Все подчиняются ему. И последнее: если в период моего отсутствия хоть у кого-нибудь появится «черная метка», отряд немедленно распускается и отходит по одному. Выполнять задание, имея упырей в своих рядах, – бессмысленный риск.

Этими словами я закончил свою речь. «Черных меток» не будет, в этом я был уверен на все сто. Мне удалось на какое-то время нейтрализовать охотника. Он явно не заинтересован в роспуске отряда. Ведь искомый им Упырь – один из нас. Ему опять придется преследовать каждого по одиночке. Охотник ведь и сумел попасть в наши ряды, потому как уверен – тот, кого он ищет, один из нас. Возможно, я. Но я покидаю отряд, и охотник на какое-то время лишается одного из главных подозреваемых. Охотник затихнет, постарается ничем не выдать себя. Будет тих и преследуемый им Упырь. Чего зря прежде времени лихо тревожить? Сейчас же я иду реализовывать свой собственный план действий. План, по которому полковник Анд сам должен выйти в расположение отряда, и моим бойцам во главе с Николаем останется лишь взять его. Надеюсь, живым...

Мой путь длился почти сутки. Судя по извилистым устьям реки и видневшемуся на северо-западе высокогорью, с пути я не сбился. Читать карту разведчики как-никак умеют. Если верить этой карте, то поселение, которое является боевой базой полковника Анда, всего в каких-то трех километрах. Отхлебнув из фляжки, я устроился на привал. Жаль, что прибор обнаружения и позиционирования я оставил ребятам. Он был всего один, и для охраны лагеря куда нужней. Не сумею вычислить наблюдателей раньше, чем они меня, – полбеды. В любом случае сразу убивать меня они не будут. Как там верещал наш недавний пленник? «Всем желаем мира, добра и счастья»... То, что за мной, скорее всего, следят, я был уверен на все сто. Я не видел их, но интуитивно чувствовал – эти ребятишки совсем близко. Интересно, за кого меня принимают никаноровские наблюдатели? Скорее всего, за не слишком умелого наемника, решившего провести первичную разведку. Хорошо, кабы так. В этом случае пора действовать, то есть спровоцировать наблюдателей на обнаружение. Я приглушенно вскрикнул, дернул правой ногой и одновременно метнул нож-мачете в кусты. Тут же присел на землю, достал жгут из аптечного кармана и перемотал ногу выше щиколотки. Попытался нагнуться, чтоб высосать змеиный яд из предполагаемой ранки, но гибкости с первого раза не хватило.

– Кажется, мы можем вам помочь? – послышалась в двух шагах от меня вежливая английская речь.

Я не слишком силен в языках, но эту фразу разобрал отчетливо.

– Говорите по-русски, – только и произнес я, подняв голову, но при первом взгляде не обнаружив говорившего.

– В таком случае, не хватайтесь за оружие!

Вторая фраза была сказана явно моим соотечественником. Мастером маскировки и скрытого наблюдения. Только сейчас я увидел его. Среднего роста, вооружен любимым оружием братских компартий – укороченным десантным «калашниковым».

Глава 7

– Это не змея. Вы на что-то накололись.

Два моих собеседника говорили по-русски чисто, без малейшего акцента. Разве что, пожалуй, слишком вежливо для подобной ситуации.

– Очень приятно, – отозвался я и тут же не менее вежливо уточнил: – Я в плену?

– Именно так.

С этими словами наиболее словоохотливый из моих собеседников одним движением руки выхватил из навесной кобуры пистолет и дважды выстрелил у меня над головой. Это произошло куда стремительней, чем в некоторых ковбойских фильмах, и я невольно вздрогнул.

– С каким заданием ты послан? – жестко, точно третий выстрел, прозвучал вопрос.

– Ищем тут... одного неспокойного гражданина, – ответил я.

Некоторое время мои «собеседники» молчали, первый не торопился при этом убирать свой «глок» обратно в кобуру. Ни тот, ни другой даже отдаленно не походили на полковника Анда.

– Тебя как звать-то? – первым нарушил молчание я, задав вопрос тому, что с пистолетом.

– Товарищ майор, – ответил тот. – А вот он, – кивнул в сторону более молодого, – товарищ капитан.

– Валентин, – назвал я собственное имя.

– Не люблю убивать соотечественников, – со вздохом произнес товарищ майор. – Пытать тем более. Надо говорить, Валя.

В самом деле, надо говорить. Жизнь и здоровье мне еще пригодятся. Между тем, где-то за бараком, в котором мы втроем и беседовали, послышалась разухабистая громкая музыка. Я невольно усмехнулся. У этих островитян просто-таки культ «калашникова». Из DVD-проигрывателя раздавалась веселая песенка «Калашников» (с ударением на последнем слоге) Горана Бреговича.

– По званию я прапорщик, осуществлял первичную разведку вашего поселения, – нудным голосом, желая выиграть время, начал я. – Попал вот к вам. А вообще, если говорить коротко, то никаких боевых действий мы не планировали. Есть смысл договориться.

– Ты, стало быть, прапорщик-финансист. Начальник местного полевого банка? – спросил товарищ майор. – Что вот нам с тобой теперь делать? А, банкир-соотечественник?

– Вам видней.

– А ведь ты никакой не прапорщик. Ты – командир разведгруппы. Скорее всего – майор или подполковник.

– И что же? – усмехнулся я.

Да, я оказался раскрыт. Самое ужасное, если эти бойцы, не задавая лишних вопросов, расстреляют меня. Но мне кажется, что с этим они торопиться не будут. Ближайшие пятнадцать минут. В это самое мгновение товарищ майор переглянулся с капитаном и дал ему условный знак, который в особой расшифровке не нуждался. Вот черт?! Кажется, я ошибся на четверть часа! Но почему так быстро?

– Эй, товарищ майор! – только и произнес я, медленно поднимаясь с топчана-лежака.

– Руки за голову и заткнись! – рявкнул тот. – Знал ведь, на что шел! Теперь хоть умри как офицер... Если слово это еще не забыл.

– Я же говорю, можно договориться, – стараясь сохранить хладнокровие, гнул свое я.

– С тобой? – презрительно скривился товарищ майор. – Нет, я с тобой, с власовским недобитком, только одним способом вопросы решаю.

Доехали, как говорится, с ветерком. Я – «власовец». До этого был Упырем. Я кого-то предал, подставил, причем по-крупному. И сейчас, в условиях военного времени, меня расстреляют без суда и следствия. Взаправду... У них своя разведка, и наблюдение неплохо поставлено. Одного (то есть меня) оприходуют, потом дождутся другого. Потолковей и похлипче.

– За «власовца» в рыло бы тебе дать, – без малейшего заискивания зло произнес я.

– Лучше самому себе, – спокойно отозвался майор, направив мне в грудь свой укороченный «калашников».

– Что, прямо здесь? – не совладав с собой, вздрогнул я.

Товарищ майор кивнул.

– Стреляй, – кивнул в ответ и я. – Только вот последний вопрос задать можно?

– Коротко, – смилостивился товарищ майор.

– В середине второй чеченской кампании некий офицер спецподразделения ВДВ руководил операцией по поставке боевикам новейшего оружия, а также помогал их раненым добраться до лучших европейских клиник. Делал он это не по своей воле, а по заданию высших генеральских чинов.

– Зачем ты это говоришь? – раздраженно спросил товарищ майор.

– Затем, что такими вещами занимаются те, кого именуют упырями и «власовцами». Можешь расстрелять меня, но я не из них.

– Зачем мне все это? То, что ты только что рассказал?

– Один из таких упырей в моем отряде. А я подполковник Вечер, командир.

– Был ты подполковник Вечер, будешь полковник Ночь, – подал голос молчавший до сей поры капитан.

– Теперь можете стрелять, – на сей раз мне удалось изобразить на своей физиономии дурацкую глумливую ухмылку.

Товарищ майор сделал шаг назад, вскинул взведенное оружие. Почти синхронно с ним то же самое сделал капитан. Что же теперь?! Вопить: «Я не упырь!»...

– Ну все, – только и произнес я. – Но через пять минут с моим трупом возникнет проблема.

– Решим, – кивнул капитан, но майор остановил его.

– Мой труп вы начнете обыскивать и в районе ниже живота найдете небольшой такой тяжелый мешочек. В нем четыре золотые монеты, достоинства которых ни я, ни, скорее всего, вы не знаете. Суть в том, что у вашего командира полковника Анда есть точно такой же мешочек, и в нем лежат другие монеты. Догадываетесь, что их нужно соединить?

– Кому?

– Возможно, вашему полковнику.

– Ключ к коду знаешь? – моментально сориентировался майор.

– Имею, – кивнул я. – Но до конца ключа не знаю.

– Где он?

– В личных вещах, – кивнул я на отобранный у меня вещмешок.

– Точнее! – Вещмешок был уже в руках капитана.

– Три зубочистки, – ответил я.

Некоторое время мы все трое молчали. Потом товарищ майор с понимающим видом взглянул на аккуратно извлекшего мои зубочистки капитана, при этом не опуская оружия. Сомнений не было, к этим ребятам (а они производили впечатление профи серьезного уровня) попал некий шифр. Одинаково интересующий как сторону противника, так и их командира полковника Анда. Расшифровать без ключа невозможно, ключ вроде бы у них в руках, но нужен знающий человек, который скажет, в какую сторону этот ключ крутить.

– Что с зубочистками? – перешел к делу товарищ майор.

– Отмените расстрел, и мы вместе с ними поколдуем, – ответил я.

– Где основной текст?

– На монетах. Цифры там тоже есть, но они ничего не скажут. Основные цифры и часть текста на монетах вашего командира.

Товарищ майор достал из кармана измерительную рулетку. Автомат при этом по-прежнему смотрел мне в лоб.

– Мерить размеры всех трех? – кивнул он на зубочистки.

– Конечно, – сказал я.

Приятно иметь дело с умными, хорошо образованными в стенах бывшего КГБ людьми. Перед моими противниками элементарный шифр. Измеряем размеры зубочисток, складываем их. Затем умножаем на число, которое указано на монете. Потом делим это число на следующую цифру. И вот после этого с помощью полученных цифр и имеющегося словесного текста мы будем иметь возможность прочитать зашифрованное послание. Как все, казалось бы, просто при первичном изложении, но расшифровать данное послание может лишь специалист по криптографии и дешифровке.

– Давай-ка свои монеты, – произнес товарищ майор, кивнув капитану.

Я расстегнул куртку, капитан извлек мешочек, подкинул его на ладони, усмехнулся. В самом деле, мешочек этот очень сильно походил на те мешочки, что брали с собой пилоты американских ВВС, когда бомбили Югославию. Летучие янки наивно полагали, что если они попадут в плен, то местные, увидев мешочки с золотыми монетами, сразу же изменят свое решение о четвертовании пилотов, а напротив, накормят, обогреют, дадут покурить травки, а на ночь приведут красивую, добрую женщину. Я тоже таскал такой вот мешочек, но с иной целью. Золота в нем не было, в чем в скором времени убедился капитан. Как только он развязал тесьму, из мешочка, точно взрыв, в физиономию капитана ударилось маленькое, но очень зловонное облачко. Капитан выронил мешочек, оружие, закашлялся что есть сил, схватился руками за нос и губы. Что ж, генерал Леонтьев не поскупился на нашу экипировку, точнее, мне удалось убедить его, что в дороге бывают разные сюрпризы. Капитан моим соперником быть уже никак не мог, по крайней мере минуты две-три. Не прошло и секунды, как автомат из рук товарища майора взмыл вверх и улетел метра на четыре. Майор, однако, хоть и замешкался, но смог встретить меня парой точных ударов. В рукопашном бою он был достойный соперник. Сумев блокировать удар в голову, я отступил, ушел за кашляющего капитана и сумел-таки одним движением выдернуть из его кобуры пистолет. Теперь чихающий капитан служил мне еще и живым щитом.

– Продолжим разговор, – в стиле Карлсона, который живет на крыше, произнес я, предварительно всадив пулю в паре сантиметров от армейских ботинок товарища майора.

Тот, в свою очередь, замер, оценив ситуацию. Его товарищ тяжело кашлял и сморкался, я укрылся за его широченной фигурой и держал на изготовку пистолет с полным боекомплектом. Как я стреляю, товарищ майор видел только что. Это означало, что он никак не успеет выхватить оружие из собственной кобуры и тем более дотянуться до автомата, который лежал в четырех метрах от него.

– А скажу я тебе на прощание вот что! Меня интересует твой полковник. И еще интересует, кто продавал боевикам новейшие разработки с оборонных заводов. Собственно говоря, это все. Желаю здравствовать!

Ловким движением прихватив пистолет-пулемет продолжавшего чихать капитана, я тут же покинул барак. В паре шагов от меня я обнаружил армейский джип «Мунга», возле которого топтался темнокожий парень с автоматом на спине. К его несчастью, времени на объяснения у меня не было. Темнокожий распластался возле заднего колеса «Мунги», а я вскочил в джип, сумел завести его и вырулил на проселочную дорогу. До ворот было не так уж и далеко, мне же хотелось как можно быстрее оказаться подальше от места, где людей сперва расстреливают, а потом выясняют все остальное. Я мчался между деревянных, пальмовых построек, инстинктивно выруливая к воротам. Однако не успел я к ним и приблизиться, как по корпусу машины забарабанил град пуль. Несколько пуль оставили отметины на прочных, почти непробиваемых стеклах «Мунги». Тем не менее я сумел подъехать к воротам. И тут же затормозил. Ворота были сработаны на совесть, хозяйничал здесь все-таки офицер советского КГБ. Пробить такие ворота нереально, в лучшем случае полетит карбюратор, в худшем мои сплющенные останки придется вырезать автогеном, если таковой в хозяйстве полковника Анда имеется. Между тем пулевой град бил все сильней и сильней. Стекло вот-вот окончательно треснет, и тогда темнокожие рейнджеры подберутся к джипу вплотную и расстреляют меня в упор. Пригнувшись, я распахнул дверцу и выбросил из нее правый ботинок. Его, конечно же, примут за противопехотную (а то и противотанковую, ботинок-то немаленький!) гранату, и в течение пятнадцати секунд ко мне никто не сунется. Выскочив из обстрелянного с продырявленными шинами джипа, я быстрыми перекатами ушел за один из бамбуковых заборчиков. В нескольких метрах от меня в полный рост возник темнокожий автоматчик. Мне ничего иного не оставалось, как одним выстрелом сбить с него защитную шапочку. Моя меткость несколько поубавила его пыл, он шарахнулся в кусты, а я окончательно укрылся за бамбуковой оградой. На некоторое время выстрелы с противоположной стороны смолкли. Теперь либо прикатят пару пулеметов, либо забросают меня гранатами, либо сожгут из огнемета. Что делать? Петь «врагу не сдается наш гордый „Варяг“? Стараясь не подниматься выше зарослей, я пополз вдоль ограды. Эх, укрыться бы, забиться в какой-нибудь угол... Но что потом? Над головой послышалось несколько одиночных выстрелов, потом прозвучала отрывистая команда на португальском, и вновь наступила тишина. Минуты на полторы, это уж точно.

– Вылезай, подполковник! – вдруг послышался возглас чуть ли не над самым моим ухом.

М-да, против меня все-таки работал профи. Мои же недавние сослуживцы и соотечественники. Мне не оставалось ничего другого, как выбросить вперед оружие и подняться с поднятыми руками. Напротив меня стояли четверо крепких, хорошо вооруженных мужчин. Одним из них был товарищ майор со злым выражением на бритом лице, а вот тот, что в центре, – темноволосый, с дугообразным разлетом бровей, немолодой уже, но состоящий из одних мышц...

– Здравствуйте, Андриан Куприянович, – произнес я, не опуская рук и глядя при этом в его большие, темные, прямо-таки гипнотические глаза.

– Рязанское десантное? – только и спросил он.

– Так точно, а до этого Калининское суворовское, – ответил я.

– И чего сюда забрался?

– По вашу душу. Только вот...

Я не смог подобрать слов и стал как-то по-дурацки мяться.

– Да ты говори, говори, как есть. Я ведь знаю, что вы меня как перебежчика ликвидировать должны. Ну, так ведь?

– Андриан Куприянович, – неожиданно приободрился я. – Ликвидировать перебежчиков – это ведь не только приказ. Это ведь... – я вновь замялся, подбирая нужные, но никак не приходящие на язык слова.

– Ликвидировать предателей Родины – это, во-первых, честно, во-вторых, – по совести, – произнес Андриан Куприянович. – Тебя это волновало?

– Вообще да, – кивнул я, не опуская рук.

– Если жить честно и по совести, то проживешь красивую, но, увы, очень недолгую жизнь, – обстоятельно произнес Андриан Куприянович. – Теперь не дергайся и не пытайся еще чего выкинуть. Расстреляем немедленно. А сейчас пойдем, по чашке чая выпьем... Или, если желаешь, кофе.

– Не пью я кофе, Андриан Куприянович. Давление, знаешь ли, в норме держу.

– Очень правильно делаешь, – вполне мирно произнес недавний полковник «Вымпела».