Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Сергей Девкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Рассказы

Поединок

Будущий семнадцатый Император из династии Цы любил проводить время в родовом поместье своей семьи и в соседних деревнях, где появлялся под видом простого купеческого приказчика и заводил немало друзей и знакомств. Лучше всего он сошелся с кузнецом Май–май, балагуром, забиякой и любителем крепкой выпивки. Кроме того, Май–май славился как искусный боец не только развивший свои мускулы, поднимая молот, но и изучив многие техники рукопашного боя, столь популярного у простого сословия во все времена. Сила и знания Май–май делали его несравненным уличным задирой, а сам кузнец часто похвалялся, что во всей Империи не найдется равного ему.

Однажды приехав в деревню, где жил его друг, будущий Император застал Май–май за сборами в дорогу. На вопрос, что же случилось, кузнец ответил:

– В роще у поворота к старым полям поселился бродячий монах, и все в округе уже говорят о том, что он невероятно силен и быстр, и даже я не смогу справиться с ним! Я же хочу доказать обратное всем этим пустобрехам!

– Как зовут того монаха? – спросил сын Избранника Неба.

– Со, сын Хэ, – ответил Май–май.

– Я слышал немало о нем, и многое из того, что говорят, может оказаться лишь пустыми россказнями, но стоит ли таких усилий, доказывать людям твое превосходство?

– Стоит, – уверил его кузнец.

Ранним утром наследник Императора и его друг добрались до рощи у нужного поворота. Среди вековых деревьев они отыскали поляну, на которой молодой монах, раз за разом, повторял простейшее дыхательное упражнение.

– Так это ты Со?! – выступил вперед Май–май.

Монах кивнул, не прерывая своего занятия. Кузнец объяснил, кто он и зачем пришел.

– Сейчас, увидев такого тщедушного и слабого противника, я сомневаюсь, что стоило идти сюда. И все же я поколочу тебя, чтобы остальные не распускали глупых слухов.

– Прежде чем мы сразимся, – ответил Со, – докажи, что достоин сойтись со мной. Каждое утро после гимнастики я хожу к ручью, что течет у подножия рощи с другой стороны. Там я беру один из валунов и приношу его сюда, а потом разбиваю головой и повторяю свои упражнения.

В доказательство Со указал на несколько больших камней, лежащих на краю поляны и расколотых на неравные части. Гордость и уверенность в собственных силах не позволила Май–май уступить. Спустившись к ручью, кузнец ухватил самый большой валун и, покраснев от натуги, принес его в рощу. Поставив его посередине поляны, Май–май оглянулся на безмятежного монаха и ударился лбом о камень. Будущий Император не успел остановить кузнеца, и его друг упал без сознания с разбитой головой.

– Кажется, я только что победил, – безразлично заметил Со Хэ.

– Но так нельзя, – возразил сын Единого Правителя. – Ведь эти камни разбил не ты…

– Конечно не я, – не стал отрицать монах. – И ни один человек не смог бы этого сделать лишь головой или голыми руками.

– Значит, ты признаешь, что это было нечестно?

– Разумеется, обычно я не сражаюсь с теми, кто слабее меня, но твой друг сам хотел этого поединка, и я не смог ему отказать.

– Но это не было поединком! И ты не сильнее его!

– А разве истинная сила человека измеряется лишь мощью его рук или ног? – Со Хэ искоса посмотрел на своего собеседника и добавил. – Будущему Императору не пристало не знать таких простых истин. К счастью, у него есть верные подданные, что всегда с готовностью покажут ему на своих ошибках то или иное отражение правды жизни.

Просветленный

 Говорят, эта история произошла в те дни, когда великий мастер Со Хэ обучал молодых послушников в стенах монастыря Рякудзи. Узнав об этом, к мастеру пришел сын одного знатного рода и попросил помочь ему достичь вселенской гармонии.

– Это тебе не нужно, – сказал мастер Со Хэ, видя бессмысленность стремлений просителя.

Но знатный отпрыск настаивал.

– Хорошо, – согласился тогда великий учитель. – В течение пяти лет наблюдай за восходом и закатом солнца, ограничь себя в еде согласно монастырской традиции, посвящай все свободное время медитации и самосовершенствованию. Делай добро, ступая по своему Пути, помогай людям, не отворачивайся от чужой слабости, меняй мир к лучшему, но не забывай и о балансе вещей…

– Так делают все! – возмутился юноша. – Но гармонии достигают лишь считанные единицы! Должно быть что–то еще!

– Хорошо, – вновь согласился Со Хэ. – Есть способ попроще. Ступай в лес и встань на место срубленного дерева. Когда лес примет тебя за это дерево, когда ты почувствуешь себя частью леса, то понимание придет к тебе. Но если ты не выдержишь и сойдешь с места, прежде чем это случиться, то должен начать все сначала. И помни, деревья не едят, не пьют и не спят.

Молодой человек поблагодарил мастера и ушел. Он вернулся через месяц, худой, изможденный, но счастливый.

– Спасибо вам, великий мастер, – сказал потомок знатного рода, отыскав Со Хэ во внутреннем дворе святилища в окружении учеников. – Вы открыли мне глаза на устройство Вселенной, я познал истину и готов достигнуть полной гармонии.

Он расправил руки и взлетел к небесному своду, он поднялся выше стен и пагод монастыря, и растаял в золотых лучах полуденного солнца, слившись с самими мирозданием.

– Глупец, ты так ничего и не понял, – сказал недовольно Со Хэ и зашагал прочь.

– Но почему? – искренне и с недоумением вскричали ученики, пораженные зрелищем, но еще больше реакцией своего учителя.

– В детстве я рано узнал о том, как отрывается люк на помойной яме, – ответил Со Хэ. – Но это знание совсем не означало, что я немедленно должен туда залезть.

Силач

Когда–то в южной провинции Хэйдань правил надменный и жадный дзито. Стремясь набить свои мешки золотом, он построил узкий деревянный мост через полноводную реку, сбегавшую с гор, и брал за проезд по этому мосту огромную пошлину, сдирая три шкуры и с богатого торговца, и с последнего крестьянина. Мост стоял очень удобно, но из–за больших пошлин все предпочитали ехать через старый мост на прежней дороге. Тот хоть и располагался далеко, зато никто не требовал платы за его использование.

Жадный дзито был очень раздосадован. Он не мог сломать старый мост, ведь тот принадлежал Императору, как все старые мосты древних дорог. И тогда дзито пошел к своему знакомому хитрому судье за советом.

На следующий день двадцать быков приволокли к старому мосту огромный камень. Люди дзито уложили этот валун так, чтобы ни упряжка, ни телега, ни повозка, не могли бы проехать к мосту. Чтобы никто не посмел трогать камень, жадный дзито выставил у него стражу, а на все жалобы отвечал, что мост расчищен, дорога в целостности, а за камни на ней он не в ответе. Купцы, ремесленники и крестьяне написали жалобу ко двору и тайно отправили ее в столицу.

Когда из столицы пришло указание, жадный дзито встревожился и снова пошел к хитрому судье. Тот прочитал распоряжение верховного смотрителя дорог, и сказал, что оно весьма расплывчато. Дзито было велено дозволить людям убрать камень, но не оговорено, ни того, как это сделать, ни того, что валун должен быть убран.

Через неделю вся провинция была оповещена, что дзито разрешает убрать ненавистный булыжник всем желающим, вот только сделать это должен кто–то один и только своими силами. Многие кузнецы и рабочие из самоцветных шахт приходили к мосту и пытались сдвинуть камень, но все было без толку, а дзито, каждый день приезжавший посмотреть на это, лишь громко потешался.

На десятый день к камню пришел странствующий монах, назвавшийся Со, сыном Хэ.

– Я долго был в пути и немного ослаб, – обратился просветленный к дзито. – Но я хотел бы попробовать сдвинуть камень, если ты дозволишь мне использовать два инструмента.

Дзито не мог прогнать монаха, но прежде чем согласиться, спросил какие инструменты, тот хочет взять, опасаясь, что ими окажутся молот с зубилом или шахтерская кирка и сверло. Со Хэ ответил, что ему нужны топор и лопата. Жадный правитель подумал, что уж этими–то вещами, ни сдвинуть, ни расколоть камень нельзя, и великодушно дозволил монаху их взять.

Когда вечером дзито приехал, чтобы посмотреть чего добился Со Хэ, то увидел, что край дороги под валуном подкопан, а от этого места к руслу реки идет утрамбованный скат, в который уложены два обтесанных деревянных бревна, срубленных из стволов елей, росших неподалеку. Усталый монах, на глазах у правителя, обошел камень и ткнул его черенком лопаты с противоположной стороны. Накренившись, кусок гранита пополз вниз по бревнам и с шумом упал в воду под радостные крики собравшихся окрестных жителей. Дзито лишь громко выругался и уехал к себе обратно в город, а Со Хэ остался, чтобы починить дорогу.

Следующей весной сильный паводок с гор смысл и разрушил новый мост. А старый мост, благодаря валуну, лежавшему на дне и защитившему одну из его опор, устоял на месте.

Мудрец

 Один из учеников великого мастера Со Хэ возвращался в монастырь Рякудзи, когда увидел в поле у дороги старого крестьянина, работавшего над грядками с овощами. Солнце немилосердно пекло в тот день, и старик с большим жестяным кувшином и длинной веревкой раз за разом ходил от огорода к колодцу на другой стороне своего хозяйства, чтобы поливать посевы.

– К чему так утруждать себя? – удивился ученик Со Хэ, обратившись к крестьянину. – Твоя работа продвигается медленно, ты устаешь, да и растения все равно страдают, не получая должного количества влаги. Почему ты не выкопаешь оросительную канавку от общинных рисовых пойм, что раскинулись рядом с твоей землей? Или хотя бы не позовешь деревенского плотника, чтобы он помог тебе собрать деревянный ворот над колодцем? К тому же есть много простых, но удобных механизмов, облегчающих такой тяжелый труд.

– Я всю жизнь работал так, как работали мой отец и мой дед, а они работали как их отцы и деды, – ответил крестьянин. – Я не люблю механизмов, и они не любили их. Тот, кто работает при помощи машин, постепенно сам превращается в машину, его труд становиться механическим, а у механизмов и машин нет души. Так и дух человека, полагающегося на искусство механиков, истончается и теряет свою суть. Простота и процесс действия превыше результата по определению, если позволяют тебе прибывать в покое и согласии, как с внешним миром, так и самим собой.

– Я обучаюсь у известного мастера, но никогда не слышал столь ценных откровений, – удивленно воскликнул монах.

– Так ты один из учеников этого надменного ментора Со, что рядиться в красные одежды и наставляет других, да бы они копили бесполезные знания и искали тайных путей, которые не приносят никакой пользу другим? – усмехнулся старик.

– Нет, мастер Со Хэ учит нас совсем другому, – попытался возразить преданный ученик.

– Он учит вас объяснять другим что, следует делать, вместо того, чтобы просто помочь? За то время, что мы ведем беседу, я бы уже успел дважды сходить к колодцу и обратно, а ты прокопал бы три локтя той самой канавы, о которой упоминал.

Пристыженный монах остался и до вечера помогал старику – окучивал грядки и вырыл оросительную канаву от ближайшей рисовой поймы. Ночью он пришел в монастырь и сразу отправился к мастеру. Ученик рассказал ему обо всем, что сегодня случилось с ним, и заверил, что никогда раньше не слышал столь простых и ясных рассуждений ни у кого, кроме самого Со Хэ.

– И я в смятении, мастер. Ты учишь, что развитие и новшества – благо, что прогресс технической мысли есть проявление бессмертного гения, заложенного в дух каждого человека. Но разве дают они покой и откровения, в отличие от простоты и размеренного созидания? Приводят ли попытки понять истину к гармонии или порождают напротив хаос сознания? Как бесконечно пополняемые знания и ищущий разум помогут добиться понимания единства и постоянства Вселенной?

Мастер Со Хэ ласково улыбнулся и ответил:

– Путь каждого сложен и, разумеется, полон терний сомнения и двояких взглядов. К сожалению, иногда заблудившись в собственных мыслях или следуя искаженному указанию, мы сбиваемся, ступая на чужую дорогу. Подумай теперь сам, отбросив все то, чему я учил и тому, что ты слышал. Этот крестьянин упрекал тебя в том, чему сам же и заставил придаваться – исканию без цели. Он наполнил тебя сомнением и стыдом, но для чего? Как получилось, что никто из семьи не работает вместе со стариком в огороде? Где же они? Почему даже деревенские мальчишки, которых родители заставляют помогать одиноким и пожилым, обходят его дом стороной?

– Подождите, мастер, неужели вы хотите сказать… – сокрушенно замолчал ученик, узрев себя и те события со стороны.

– Да, – кивнул великий учитель, – простота его же подхода к Пути, раскрывает самого человека в повседневном быту. Этот крестьянин всего лишь уставший от жизни старик с мелочным, ядовитым и склочным характером. У него хорошо подвешен язык, но он настолько закоснел и ленив, что предпочитает трудиться в три раза больше, чем сделать что–то, что ему не хочется или что кто–то другой не сделает за него. А еще, – усмехнулся Со Хэ, – он мой отец.

Малая жертва

Коба Юэ, правитель благостного царства Чжу, еще при жизни прославился от Ледового Края до Моря Тысячи Островов, как мудрый дипломат и превосходный фехтовальщик. Ни на одном из этих поприщ ему не было равных, и каждое из своих блестящих умений этот монарх умел обращать на благо своему государству, как по отдельности, так и вместе.

Когда южные границы Империи подступили к владениям Чжу, а следом пало соседнее царство Фуокан, Коба сумел убедить Императора и правителей нескольких окрестных земель заключить необычный договор. Каждый год ко двору Чжу в Циндао прибывали лучшие фехтовальщики со всех концов света, и на турнире перед троном Коба они состязались за право владеть землями царства и его народом.

– Малая кровь лучше большой войны, – говорил мудрый царь, и все, кто слышал эти слова, всегда соглашались с ним.

Каждый год ученики царя Чжу одерживали на турнире верх, играючи повергая лучших мечников Империи, бесстрашных лим–бо из Юнь, опытнейших офицеров государства Нееро и суровых воинов горной страны Даксмен. А если же все же случалось кому–то из иноземцев выйти победителем, то Коба сам спускался со своего трона и, объявляя «последнее испытание для достойного», сокрушал чужестранного мастера, доказывая свое превосходство и силу всего Чжу.

На десятый турнир не смог прибыть ни один из воинов Нееро. Города их царства пылали в гигантских кострах, разожженных армиями Империи, и все знали, что хотя Чжу было меньше и слабее Нееро, Император чтил подписанный договор и не стал нападать на владения Коба, хотя мог бы легко захватить плодородные равнины, осененные правлением рода Юэ.

Минуло еще два оборота мира, и много молодых воинов, слуг Избранника Неба, возвышенных прошедшей войной, прибыли в Циндао к началу нового турнира. Блестяще сражались в тех поединках все без исключения, но особенно хорош был молодой офицер Империи, чье искусство и грация восхитили даже самого Коба.

В конце дня этот юноша сошелся в бою с Котаро Юэ, старшим сыном правителя Чжу и его наследником. Тремя ударами, быстрыми как молния и верткими как болотная гадюка, посланник Императора обезоружил и сбил на землю царского сына, продемонстрировав небывалое мастерство, до того момента успешно скрываемое им от чужих взглядов.

Предчувствуя подвох, правитель Чжу сам встал в круг поединков с обнаженным клинком. Легенды, что ходят об этой схватке, многочисленны и разнообразны, но суть, того что случилось, кроется лишь в развязке. Когда царь Чжу, раненый в руку и в ногу, не желая сдаваться, бросился в последнюю атаку, слуга Императора отвел его выпад и нанес смертельный удар, повернув в последнее мгновение свой меч так, чтобы лезвие плашмя обрушилось на плечо правителя.

– Ты победил, – вынужден был признать упавший монарх, задыхаясь от боли и бессилия.

Молодой воин обнажил голову, и каждый гость и участник турнира, находившийся в тронном зале, увидел, что это женщина.

– Теперь я узнал тебя, – невесело усмехнулся Коба. – И почти горжусь от того, что повергнут столь достойным противником. Убей же меня, и покончим с этим. После этого ты сможешь отдать Чжу своему хозяину, но это не поможет ему. Народ моей страны никогда не примет захватчиков, и вам придется воевать с ним так же, как и со всеми, кто был до них.

– Мне говорили, что ты мудр, но я вижу обратное, – бесстрастно ответила Йотока, тайпэн Императора и командующая Южной армии. – Ты приложил столько сил, чтобы заключить договор, который позволил бы твоему народу избежать бед завоевания и разорения, но теперь потерпев поражение по правилам, предложенным тобою же, готов ввергнуть свое царство в горнило войны. Разве ты хочешь их истребления? Хочешь пепелищ на месте городов, и рек, выходящих из берегов от крови, что заполнит их русла?

– Нет, не хочу, – печально кивнул Коба. – Но такова суть моего народа. Никогда Чжу не примет чужого правителя, никогда не покорится чужой воле и никогда не отдаст свою землю без боя.

– Так пусть продолжают жить на этой земле и по своей воле сохраняют верность своему правителю. Ведь воля трех людей, принесенная в жертву, будет меньшей жертвой, чем воля всего народа.

– И что же ты хочешь предложить? – удивился царь.

– Ты смиришься с поражением, укротишь свою ненависть и гордыню, а затем будешь править Чжу до самой смерти, оставаясь верным вассалом и союзником Императора. А я возьму в мужья твоего старшего сына, и он должен будет доказать, что достоин стать тайпэном Империи. После твоей смерти Котаро займет пост дзито Чжу, а наши дети продолжат род правителей новой провинции.

– И ты готова отдать свою свободу и право выбора, ставшее твоей наградой от Императора, только ради моего народа? – еще больше изумился Коба.

– Я тоже не люблю терять солдат, когда есть иной путь решить дело, – усмехнулась Йотока. – Я принесу свою волю в жертву для них, для твоего народа и для будущего блага Империи.

– Дважды я сегодня был повержен женщиной в тех искусствах, в которых не знал себе равных, – покачал головой правитель и смиренно кивнул. – Да будет так, как ты говоришь. Для рода Юэ будет честью принять в свою семью Ночную Кошку Пограничья, а для народа Чжу это будет спасением. Иногда ты кажешься себе могущественным, как гора, а порой становишься слабее гусеницы шелкопряда, и уповать тогда стоит лишь на благородство врага.

– Здесь больше нет врагов, – улыбнулась Йотока. – И никогда и не было. Люди Империи и люди Чжу должны знать и помнить об этом, потому что отныне они единый народ.

– Да, – вновь смиренно согласился Коба. – Твои слова верны, дочь моя.

Так тайпэн Йотока завоевала третье царство южных земель, а род Юэ по праву занял место у подножия Нефритового трона.

Трусливый лентяй

Генерал Фу Манчи, совершивший множество успешных военных походов и выигравший десятки сражений и штурмов, был верным слугой царства Юнь на протяжении долгих лет. Однако и у себя на родине, и за ее пределами, он был куда больше известен как самый слабый и трусливый полководец за всю историю мироздания. Фу Манчи никогда не вступал в бой с врагом, стараясь держаться подальше от места схватки за спинами телохранителей, а тренировки и упражнения с оружием заменял философскими беседами, чайными церемониями и каллиграфией.

Однажды на узком горном перевале, возвращаясь из славного похода против сиртаков, последователей многоруких богов, Фу Манчи повстречал одинокого монаха, идущего навстречу военной колонне. Просветленный узнал генерала и вступил с ним в беседу.

– Ты сражался против тех, кто поклоняется чудовищным существам, ты разорял их храмы и разрушал статуи, воздвигнутые в честь демонов. Скажи же Фу Манчи, неужели ты не боишься гнева и мести этих тварей? Ведь насколько я слышал, ты не привык рисковать даже в малом?

– Наша жизнь постоянный риск, – ответил генерал, – мы можем лишь уменьшить его в зависимости от своих способностей и навыков.

– Но разве будучи умелым и тренированным воином ты не уменьшил бы опасность для собственной жизни благодаря способности защитить ее самостоятельно? – вновь спросил монах.

– Я давно усвоил, что ремесло воина не мое призвание, и нашел иные способы обезопасить свой Путь. Я стал тренировать разум и развивать наблюдательность. Теперь я вижу своих врагов и предугадываю их действия, заставляю их поступать, так как нужно мне, и попадаться в расставленные ловушки. Да, я никогда не веду войска в бой или на приступ стен, не вдохновляю их своим примером и героизмом. Зато я составляю планы кампаний на месяцы вперед, рассчитываю нужное количество фуража и снаряжения для армии, собираю информацию о дорогах, погодных условиях и местных настроениях. Я выписываю в обоз лучших лекарей, сам подбираю железо для походных кузниц и мастеров, что будут с ним работать, собираю вместе со своими инженерами макеты крепостей, которые мы штурмуем или обороняем. Я предполагаю вмешательство сотен факторов и подмечаю тысячи мелочей, и в итоге они раскрывают мне истинную картину мира куда полнее чем, если бы я просто тренировал свои мускулы.

– Ты самонадеян, а лень выдаешь за мудрость, – усмехнулся монах. – Но как все это поможет тебе теперь?!!

Красные одежды искателя истины разметались в разные стороны, и многорукое чудовище прыгнуло на Фу Манчи, грозясь разорвать генерала на куски. Но десятки самострелов метнули свои болты в шею и грудь монстра, опрокинув его обратно на дорогу. Длинные копья пригвоздили все многочисленные конечности твари к земле, а обнаженные клинки нависли над повергнутым страшилищем.

– Как? – удивленно прохрипело существо, с изумлением понимая, что охрана полководца с самого начала ждала этого нападения.

– Ты так и не услышал меня, – откликнулся Фу Манчи из–за спин своих воинов. – У тебя было лицо горца–даксмена, но гласные в твоей речи были протяжны и певучи как у любого из южных юнь. Ты был одет как странник, но твои деревянные сандалии не подбиты железными пластинками, как делает это любой монах, отправляющийся в долгий путь. Твой посох сделан из ветки иллиция, но оставшиеся сучки указывают, что ты держал его перевернутым – корневищем к небу. Но конечно, такие мелочи не достойны внимания карающего слуги великих «божеств», соизволившего поговорить перед убийством с назначенной ему жертвой. Зато их увидел я, и увидели мои люди, которых я учу каждый день и каждый час тому, что познал сам.

Неистово и бессильно завыв, многорукий монстр издох на дороге, добитый ударами мечей. Его ужасная голова была отсечена и насажена на верхушку генеральского штандарта, и еще долгие годы странный череп внушал почтение всем, кто видел это знамя.

Фу Манчи умер в возрасте ста тридцати двух лет, подавившись костью на пиру в честь своей великой победы над пиратами, разорявшими земли вокруг залива Авадзи. Говорят, на следующую ночь после похорон кто–то видел возле генеральской усыпальницы многорукие фигуры в доспехах и слышал странные погребальные гимны под бой сиртакских тамтамов.