Текст книги "На закат от Мангазеи (СИ)"

Автор книги: Сергей Че

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 16

Издалека городище больше походило на холм с плоской вершиной. Из-под осыпанных склонов кое-где торчали венцы срубов, и Макарин понял, что разбойную базу строили в два этапа – сперва срубили по кругу избы, стена к стене, потом засыпали их землей, скрыв наружные стены, да так, что можно было пройти рядом и не заметить признаков человечьего жилья. Если бы не струящийся сверху дымок и не узкий проход в одном из склонов, ничто не указывало бы на то, что здесь кто-то живет. Проход был выложен бревнами и закрывался внушительными воротами из толстых досок. Рядом с воротами сидел на чурбаке стражник в рваном сером кафтане и сам с собой играл в кости.

– Нападения они скорее всего не ждут, – прошептал Кокарев. – Но крепостица у них идеальная. Один вход, толстенные земляные стены, на которые никак не заберешься. Если ворота не вскроем – внутрь не попадем. А незаметно подобраться не получится. Место открытое и все насквозь простреливается.

Городище стояло на широкой плоской поляне, недалеко от берега реки. Рядом с удобной заводью виднелись какие-то деревянные конструкции, скрытые валежником. Присмотревшись, Макарин узнал в них недостроенные лодьи. За городищем стеной вставал лес, и одного взгляда было достаточно, чтобы понять, почему этот лес назывался Чернолесьем. Его темные обомшелые стволы теснились, налезали друг на друга и даже в свете утреннего солнца казались мрачными и холодными.

– Можно подобраться со стороны леса, – предложил Макарин. – Оттуда расстояние меньше.

– Не хотел бы я в Чернолесье даже на пару шагов лезть, – проворчал воевода. – У меня другая идея. Если не можем подобраться тихо, значит будем подбираться громко. Зря что ли мои казачки с самого шубинского зимовья пищальную батарею тащат.

Он ткнул большим пальцем за спину, где на грузовых нартах покоилась среди прочего вооружения многоствольная затинная пищаль.

– Она конечно больше для людишек предназначена, – продолжил воевода. – Но будем надеяться, что доски у них в воротах не самые крепкие.

– Слишком много авось, – покачал головой Макарин. – Тут ведь еще попасть в эти ворота нужно. Шуму без толку наделаем, все шансы потеряем.

– Если б ты знал, как наш Ляпун ядра кладет, – усмехнулся Кокарев, – не сомневался бы.

Он махнул казакам, указав на ближайший к воротам березняк. Четверо из них тут же подскочили к нартам, сняли громоздкое орудие. Десять толстых шестигранных стволов, закованных обручами в три ряда и укрепленные на деревянном лафете. Судя по грубой работе, батарея была чуть ли не самодельной, и оставалось только надеяться, что она сработает как надо.

Еще пара взмахов рукой, и часть казаков выдвинулась на нартах к краю редколесья. Ляпун, худой горбоносый детина, уже колдовал над батареей в березняке, закладывая ядра и подсыпая порох. Вскоре он обернулся и показал воеводе раскрытую ладонь.

– Готово, – сказал Кокарев. – Ну, с богом.

– Стойте! – вскрикнул Макарин и даже вскочил от удивления, указывая на реку.

К берегу рядом с городищем подгребала, убирая парус, узкая длинная лодья. Ее темные борта были разукрашены какими-то полустертыми узорами, а на далеко выступающем носу виднелась грубо вырубленная из дерева фигура птицы с распростертыми крыльями. Вскоре лодка ткнулась в песок, весла убрали, на берег спрыгнули четверо, и пока один привязывал лодку к ближайшему пню, остальные трое быстрым шагом направились к воротам.

– Канасгеты, – сказал Кокарев. – И судя по одежке не из последних.

Только сейчас Макарин обратил внимание на ярко разукрашенные холщовые одеяния. На том, кто шел первым, тускло блестел наборный доспех.

– Это еще кто такие?

– Канасгеты? Да кто их разберет. То ли остяки, то ли вогулы, то ли ни те, ни другие. Живут в городках посередь лесов. Одно время с нами воевали, когда данниками хана Кучума были. Потом ушли к Енисею. Первый раз их здесь встречаю. Далеко забрались.

Разбойник у ворот, завидев гостей, вскочил, потянулся было за прислоненным к стене самострелом, но передумал. Когда они подошли ближе, приветствовал их, как старых знакомых и крикнул кому-то за воротами, чтобы отворяли.

Створки начали тяжело расходиться.

– А вот и наш шанс, – встрепенулся воевода. – Нехорошо конечно еще с одним племенем войну начинать, но ничего не поделать. Кто с разбойниками якшается, почитай, сам разбойник. Ляпун! Пали!

Залп десяти стволов слился в один разрывающий уши грохот, чугунные ядра разметали стоящих у ворот людей, разнесли вдребезги доски, превратив вход в крепость в зияющую дыру. Казаки с воплями ринулись к городищу, лупя шестами ведущих оленей.

– У лодки, у лодки! – крикнул Кокарев. – Снимай, пока не ушел!

Единственный оставшийся на пристани канасгет рубанул по канату, оттолкнулся от берега и сиганул в лодку, как раз вовремя, чтобы спрятаться. Пули выбили щепки из бортов, подняли брызги воды рядом.

– Эх, ушел, – сказал воевода. – Чую, подмогу приведет. Давайте-ка побыстрее закончим с этими ворами.

Оставшиеся казаки, забрав Ляпуна с его батареей, направились к воротам, где уже заканчивалась короткая стычка с выжившими после залпа.

– Дьяк! Поморец! Не отставайте, – обернулся воевода и погнал оленей следом за казаками.

– Ребятишки, – послышался сзади вкрадчивый голос Ириньи. – Может хоть ноги-то мне развяжете? Битва все ж таки.

Шубин кинулся было к ней, но тут же с сомнением глянул на Макарина. Тот махнул рукой, соглашаясь. Мол, ладно, развязывай.

Когда они приблизились к воротам, изнутри раздался дружный радостный вопль, сообщающий всем вокруг, что бой закончен и городище захвачено.

– Молодцы, казачки! – воскликнул Кокарев. – Быстро сработали.

Они проехали под нависающими над головой бревнами воротного проема и оказались на широком внутреннем дворе. Посередине торчал высокий столб с грубо намалеванными рожами языческих демонов. Вокруг столба были вкопаны десяток шестов с уже давно пожелтевшими человеческими черепами. Кокарев машинально перекрестился. Двери выходящих во двор изб были выбиты и оттуда доносился топот сапог и грохот падающей утвари. Казаки искали трофеи.

К воеводе подбежал десятник Конопатый.

– Шестеро всего было, – тихо доложил он. – Одного у ворот вместе с теми тремя гостями уложили. Четверых пришлось прибить. Один остался. Вон он.

Десятник указал на дальний конец двора, где рядом с кузней был установлен длинный дубовый стол с лавками. На столе лежали недоеденные куски оленины и стояла огромная деревянная бадья. Явственно воняло скисшей брагой.

За столом, пошатываясь, сидел здоровенный малый с обветренным лицом. Длинные волосы и борода грязными патлами свисали на холщовую рубаху. Поперек левой щеки тянулся багровый сабельный шрам. Одного уха у него не было, а ноздри были вырваны до кости.

– А, казачки залетные… – молвил он заплетающимся языком. – Псы государевы… Пойло привезли? Последнее допиваем, – он ткнул заскорузлым пальцем в бадью на столе. – Тать без пойла, что конь без стойла. Грузите в подвалы, да сюда подлейте.

– Кто такой? – ледяным тоном осведомился воевода.

Детина попытался сосредоточить покрасневшие глазки, но у него это не получилось.

– Всю заваруху проспал, – тихо сообщил сзади Конопатый. – Только сейчас проснулся.

Воевода шагнул к пропойце и приподнял его бороду острием сабли.

– Я – воевода Мангазейского города Григорий Кокарев. А твоя воровская дыра – захвачена. Хочешь жить – отвечай на вопросы.

Разбой нахмурился, пытаясь осознать услышанное. Потом неуклюже повернулся, видимо, в поисках оружия. Развел руками.

– Служивые… Нашли-таки. Разыскали старого бродягу. Сколько лет от вас бегал. Хотел в этой глухомани тихо сдохнуть. Не судьба.

Он не глядя пошарил рукой по столу, наткнулся на бадью с брагой, потащил ее к себе. Кокарев одним ударом вышиб бадью со стола. Та опрокинулась, ударилась о бревна. Вонь стала сильнее.

– На том свете выпьешь.

Разбой растянул губы в ухмылке.

– И то правда, воевода. Зажился атаман Антип Кудряшка. И кудряшек-то никаких не осталось. Хорошо пожил. По Волге хаживал. На Камне горные заводы громил. И даже здесь жирных купчин за подбрюшье ухватить получилось. В золоте купался. Вас, свиней дворовых, резал. Челядь царскую. Девок ваших портил, а потом татарве продавал. Пора на покой. Не трать время. Руби буйную голову.

Атаман картинно уронил голову на грудь, тряся сальными волосьями.

Воевода сплюнул.

– Связать эту шваль. Протрезвеет, еще поговорим.

Глянул на казаков.

– Нашли чего интересное?

Казаки забубнили.

– Много чего нашли, воевода.

– Все избы добром ворованным забиты.

– А ежели по делу, так внимательнее смотреть надо.

– Они это были, – громко сказала Иринья, выходя из ближайшей избы. В руках у нее была маленькая шкатулка, инкрустированная зелеными каменьями. – Моя вещица, бусы в ней хранила. Подвески. Ничего не осталось.

При виде девки атаман вдруг позеленел, заорал как блаженный, распихал казаков, пытавшихся его связать, рухнул задом на землю и отполз, забился в угол, не сводя с нее протрезвевших глаз.

– Нет! Нет! Уберите ее от меня! Уберите!

Иринья смотрела на него спокойно, не отрываясь.

– Ты его знаешь? – спросил ее воевода.

– Первый раз вижу, – ответила она. – Зато он меня, видно, хорошо знает.

– Она же мертва, – бормотал разбой. – Она давно мертва. Ее прикончили. Я сам это видел.

Макарин шагнул к нему:

– Что ты видел?

– Белбог, тебя призываю, – продолжал причитать атаман, раскачиваясь. – Нум всевластный! Святые угодники!

– Что ты видел, вор?! – заорал воевода.

Разбой осекся, его глазки бегали в панике от одного к другому, стараясь не смотреть на Иринью.

– Н-ничего. Показалось наверно тогда. Ничего не видел. Браги дайте.

– Никакой браги, смерд, пока говорить не начнешь.

Разбой забился глубже в угол, втянул голову в плечи. Его била крупная дрожь.

– Ясно, – воевода огляделся. – Казачки! Надо б ворота починить. А то неровен час нагрянет кто. – Несколько казаков бросились исполнять повеление. – Кстати, почему девку развязали?

– Я разрешил, – сказал Макарин.

– Добренький, – скривился Кокарев. – Смотри, как бы она тебе нож в спину не всадила. А то ведь может. Ей же все нипочем, она и так уже дохлая, если этому вору верить.

– Пойду я по избам, – вежливо сказала Иринья. – Может еще чего найду.

– Я за ней прослежу, – сказал Шубин и двинулся следом.

Кокарев хмыкнул, поглядев им вслед.

– Покойнички вы все, служивые, – проскрипел разбой. Глазки у него теперь горели не страхом, а злорадной ненавистью. – Это чудище в бабьем обличье вас всех скоро обглодает и не подавится. Мы из-за нее десятерых в том бою потеряли. Она при жизни не человеком была, а уж сейчас, когда из могилы выползла…

– Обмельчал тать полуночный, – насмешливо сказал воевода. – Бабы испугался, аж в штаны наложил.

– Смейся, холоп царский, смейся. Посмотрел бы я на тебя той ночью.

– Ну так расскажи, авось мы тоже забоимся.

– Да что рассказывать, все равно не поверишь, пока сам не увидишь. А как она по палубе шла и ничто ее не задевало, ни пули, ни стрелы, ни сабли, этого я никогда не забуду. Резала всех как свиней, а сама – призрак с горящими глазами.

– Я гляжу, ты всегда пьешь много, – сказал Кокарев. – Ты мне лучше скажи, куда вы остальные корабли из того каравана запрятали. Мы только один нашли.

Тать полупал глазами, соображая.

– А не было никаких остальных. По плану мы их должны были догнать, но тут вылезла она и стало не до погони. Только один коч захватили. Да и тот полупустой, десяток мешков с дрянной рухлядью, не больше. Несчастное то предприятие для нас оказалось.

– А людей с того коча куда дели?

Разбой осклабился.

– Нешто кормить всех надо было? Кого рыбам сразу отправили, кого сюда привели.

– И где они? – осведомился Кокарев.

– Да вот же, все тут, – разбой указал на человеческие черепа на шестах вокруг центрального столба. – Штук семь точно из этих. Зима приближалась, надо было бога Карачуна задабривать. С этим у нас строго, – он ухмыльнулся.

Воевода сжал кулаки так, что побелели костяшки.

– Среди команды был здоровенный рыжий детина, – сказал Макарин. – Видел его?

– Немец что ли? Ну еще бы не видеть. Это он нас на караван навел. Послал незадолго до его выхода весточку, где пойдет, когда. Уговорились, что все добро наше, кроме каких-то безделушек с головного коча. А так как с головным кочем дело не задалось, то и детина этот осерчал. Убил нашего колдуна Жиромира да и убег. Больше я его не видел. Но мы ему все равно очень благодарны. Даже пару жертв Карачуну принесли от его имени и за его здоровье. За то, что от этой бабы спас.

– Это как? – заинтересовался Кокарев.

– А просто. Приложил ее башкой о мачту так, что шея треснула. Потом голову свернул для надежности. Сам видел! Обшмонал, как курицу, искал что-то, но не нашел, свалил ее в лодку вместе с двумя другими мертвецами. Да и отправил в море.

– Лжешь, скотина! – стеклянным голосом прозвенела Иринья, выходя из избы вслед за Шубиным.

Разбой снова заверещал, пытаясь закрыться от нее руками.

– Может тебе показалось? – спокойно спросил Макарин.

Тот посмотрел на него как на идиота. И нервно засмеялся.

– Показалось! Да у нее глаза ее белые стеклянные на ее задницу смотрели, так он ей шею свернул. Показалось…

Иринья машинально поднесла руку к рваному шраму на своей шее.Ближайшие казаки стали отстраняться от нее, поглядывая со страхом.

Воевода покачал головой.

– Ладно… С этим бредом потом разберемся. Нашли еще чего? – спросил он Шубина.

Тот медленно покачал головой.

– И не найдете, – злорадно проскрипел разбой. – Даже если что и было, все давно в Надымский городок отправлено. А он вам не по зубам.

– И до Надымского городка доберемся, – сказал воевода. – Не беспокойся.

– Я не беспокоюсь. Я скоро в небесных чертогах пировать буду. Меня там ваши бабы заждались. Беспокоится вам следует. Думаешь, царский холоп, отчего тут так мало людей? Куда остальные делись?

– И куда же? – спокойно спросил Кокарев.

– Гостей встречать пошли, – засмеялся разбой. – Тут скоро столько гостей будет, что не протолкнетесь. Бегите пока целые.

– Что-то ты осмелел, я погляжу, разбойничек, – вкрадчиво проворковала Иринья и плавно сдвинулась с места, приближаясь.

Разбой посерел.

– Не боюсь я тебя, упыриха. Один раз сдохла и второй раз сдохнешь. Можешь своего лесного дружка звать, он вам скоро понадобится.

– Ты о чем, пьянь подзаборная?

– А-а, не помнишь. Конечно, ты же дохлая была. Не помнишь дружка твоего, то чудище лесное волосатое, которое тебя вместе с лодкой из моря вытащило и в лес утащило.

Иринья отвернулась, покачав головой.

– Всегда знала, что брага – зло.

– Не верьте, не верьте, холопы скудоумные. А мы тогда всей ватагой чуть не померли от страха, когда оно ходило вокруг заводи и ревело. Пришлось бежать, побросав все, что собрать не успели. Оно наверно, тебя и оживило, мертвечина ты гнилая. Посношав небось перед этим во все дыры. Как, тоже не помнишь? Понравилось?

Иринья с размаху засадила ему носком сапога в ухо. Разбой сковырнулся, мерзко хихикая.

– Слабенько, слабенько. Навыки теряешь. Наверно, дружок все ж таки понравился. Еще бы, он же был ростом с дерево. И уд имел наверняка значительный. До кишок тебя продрал.

Иринья отвернулась.

– Шубин, пойдем снова по избам. А то я за себя не ручаюсь.

Разбой кряхтел, хлюпал, подползая к лежащей на земле бадье с брагой. Уселся рядом с ней, водрузил себе на колени, заорал немелодично:

– Разлей-ка водочки, разлей-ка родненькой! А спустим лодочки, пойдем за золотом!

Голос у него был скрипучим, как у якорного ворота. Лицо сияло пьяным блаженством.

– Свяжите его уже наконец, – скривился Кокарев. – И кляп какой-нибудь сообразите. Подойду позже, у меня к нему еще пара вопросов будет.

Он отвернулся, поглядел на ворота. Казаки споро забивали их свежими досками. Рядом стоял десятник Конопатый и, почесывая бороду, разглядывал сваленные в кучу трупы канасгетов.

– Дьяк, пойдем глянем, что там, – предложил воевода.

Десятник встретил их молчанием. Указал глазами на ближайший труп.

Канасгет лежал раскинув конечности. Грудь его была раздроблена прямым попаданием ядра. От головы осталось только месиво. Нарядный пластинчатый доспех был залит кровью и грязью. С наборного пояса свисал длинный кусок бересты с нацарапанными на нем значками и привязанными длинными птичьими перьями. Воевода нагнулся и поднял его, держа осторожно за оба конца.

– Ты будешь смеяться, дьяк, но это – местное дикарское письмо. Перья указывают на племена, о которых идет речь в письме. А значками дикари пытаются передать то, что мы передаем буквами.

Макарин присмотрелся. Значки были похожи на примитивные рисунки. Несколько заостренных палок, кружочков.

– И что здесь написано?

Воевода нахмурился.

– О, это сложно. Будь здесь Одноглазый, он бы в момент расшифровал. Меня пытался обучить, пока в себе был. Но я мало, что запомнил.

Он стал медленно водить пальцем по бересте, шевеля губами.

– Могу сказать одно, наш опойный друг нас кажется не обманул. Сюда действительно направляется большой отряд. Судя по этому совиному перу – канасгетский. Это городище собираются сделать местом сбора. Зачем, не разберу.

– Может, как раз наш опойный друг нам поможет? Или Шубин с Хадри, – предположил Макарин.

– Может. В любом случае, нам нужно либо уходить, либо всерьез готовиться к обороне. Ты как, готов выдержать еще один штурм?

Макарин пожал плечами.

– Нас здесь ничто не держит, воевода. Нужно ли?

– Это ты прав. Не держит. Вопрос только в том, где враг. Если он близко, то в поле мы будем беззащитны. Здесь отсидеться проще.

Тишину разорвал резкий грохот выстрела. По внутреннему двору забегали казаки. Воевода кинулся к ним.

– Кто стрелял? – прошипел он. – Зачем? Куда?

Никто ничего не знал. Не было даже дыма, оставшегося от пищального выстрела. Макарин было подумал, что звук донесся снаружи крепости, когда наконец один из казаков нашел убитого.

Атаман Антип Кудряшка лежал все там же, в углу, рядом с бадейкой недопитой браги. В его лбу теперь красовалась неаккуратная дыра с торчащими осколками кости.

– Кто стрелял? – свирепея, повторил вопрос Кокарев.

Казаки смотрели на него со страхом и мотали головами.

Воевода оглядел внутренний двор. Черные провалы открытых дверей, маленькие окошки. Как минимум в нескольких из них мог сидеть стрелок. Он жестом услал всех проверять избы. Потом задумчиво спросил:

– Зачем убивать никчемного пьяницу?

– Чтобы помешать нам узнать что-то еще?

– А что он мог знать? Что мы могли от него услышать кроме пьяного бреда?

– Ты уверен, что это бред?

– А ты – нет? – воевода посмотрел на Макарина удивленно.

– Я уже не понимаю где в этих местах бред, а где реальность.

– У-у, это плохо, дьяк. Значит, скоро ты начнешь делать глупости. И это еще зима не началась. В одном ты прав. Если хотели помешать нам услышать очередную порцию бреда, значит нужно найти Иринью.

– Не думаю, что это она стреляла. Меня больше другой вариант волнует. Но он тебе не понравится.

– Ну, – нахмурился Кокарев.

– Ты хорошо помнишь с чего начался наш разговор с покойным атаманом?

– Ну?

– С того, что он перепутал нас с какими-то другими казаками. Которые приходят сюда в гости и снабжают его брагой. Много ли в округе казаков, воевода?

Кокарев стал мрачнее тучи. Он подозрительно оглядел мельтешащих по двору собственных казаков.

– Не вали на здоровую, дьяк. Своим людям я верю, как себе.

– Одноглазому ты тоже верил. Покойный атаман точно знал, кто из казаков к нему приходит. И мог их опознать. Как, считаешь, достаточный повод для убийства?

Кокарев не ответил. Поймал за рукав кафтана пробегающего мимо казака:

– Найди мне девку и Шубина. Бегом!

Тот сиганул в ближайшую дверь, а воевода огляделся, достал с пояса флягу и со словами «Надо немедленно выпить» приложился к ней на пару долгих мгновений.

Шубина долго искать не пришлось.

Он вышел, пошатываясь, из темноты ближайшего дверного проема. Сполз на землю.

– Где девка? – свирепо прошипел воевода. – Это она стреляла?

Шубин покачал головой.

– Она сбежала. Как только услышала выстрел. Сиганула в какую-то дыру. Кого-то убили?

Воевода взбеленился.

– Проклятье! Меня окружает сборище олухов и предателей!Куда ты смотрел, поморец? Почему не задержал? Какого лешего надо было ее развязывать, дьяк?

– В какую дыру она сиганула, Шубин? – спросил Макарин. -Где?

Шубин с трудом указал рукой за дверь.

– Там, недалеко. Видать, какой-то подземный ход.

Его бок был распорот, рубаха уже пропиталась кровью.

– Пырнула меня каким-то дрыном, даже непонятно где нашла. Дьяк, она изменилась. Просто… стала вдруг другой. Даже глаза побелели.

– Сотню католиков вам в глотку, – прорычал Кокарев. – Конопатый! Перевяжи поморца. Остаешься за главного. Дьяк, бегом! – и нырнул в избу.

– Кокарев, тебе лучше остаться, – крикнул Макарин, вбегая следом. – Не воеводское дело, за девками бегать.

– Молчи! Сам сказал, что никому нельзя верить, все придется делать самому.

– Мне верить можно.

– Я в этом, дьяк, извини, тоже не уверен.

Дыру они нашли в дальней комнате, где раньше судя по запаху складировали брагу.

– Факел не забудь, – кинул воевода. – Внизу темно, как в заднице у демона.

Макарин достал кресало, выбил искру, зажег и стащил прикрепленный к стене факел, спрыгнул вслед за воеводой.

Подземный ход был низким, уходящим полого вниз коридором, укрепленным со всех сторон тесанными бревнами.

– Воевода, ты ее видишь?

– Нет, но это неважно. Здесь один ход.

Они бежали довольно долго, спотыкаясь о торчащие корни. Иногда под ногами начинала хлюпать вода. Пару раз пришлось преодолеть разрубленные деревянные решетки. Судя по многочисленным зарубкам на бревнах, костям и остаткам проржавевших доспехов, ход использовался как для защиты городища, так и для нападения на него. Потом тоннель постепенно стал загибаться вверх, и впереди забрезжил выход.

Они выбрались наружу почти одновременно, из широкой расщелины, скрытой от посторонних глаз густым кустарником.

Справа блестела река, заросшая по берегам высокой травой.

Слева бугрились валуны замшелых скал и чернела трещина ущелья.

Впереди, в какой-то сотне шагов вставал стеной черный глухой лес. Вековые деревья закрывали собой небо, и казалось, что они нависают, надвигаются и скоро поглотят весь мир.

На опушке Чернолесья, у самых стволов, стояла Иринья. Она тянулась вверх, сжимая в руке что-то темное, круглое, и Макарин без труда узнал странный похожий на гальку камень. Даже отсюда было видно, что сквозь него просвечивает зеленоватый мрак чащи.

А в тени леса, перед Ириньей стояло, склонившись, черное чудовище, будто сотканное из темного тумана. Оно было очень большим, раза в два, а то и в три выше любого человека и нависало над тонкой светлой фигуркой, как над добычей. Его нельзя было рассмотреть, взгляд скользил мимо, отказываясь останавливаться. Макарин чувствовал только как поднимается, растет внутри всепоглощающий ужас и выступают на спине капли холодного пота. Чудище медленно дотянулось длинной мордой до руки с зажатым камнем, и тут воевода выстрелил.

Грохот от сдвоенного короткого самопала потонул, увяз в тягостной тишине, словно ничего и не произошло. Чудище вздрогнуло, отступило на шаг в чащу, угрожающе раскрыло пасть. Странный звук на грани слышимости ударил по ушам, будто усиленный во много раз гул далекого водопада. Чудище обернулось. И исчезло. Только ошметки черного тумана протянулись от все также стоящей Ириньи к входу в ущелье.

– Ага! – заорал воевода. – Сбежала! Ты видел? – он обернулся к Макарину. – Она сиганула поджав хвост, как трусливая шавка.

Но Макарин уже понял, что чудище сбежало не от выстрела.

Из леса молча, не спеша, плотной цепью показалось конное войско.

Их было много, наверно несколько десятков. Маленькие лохматые лошадки несли на себе темнолицых воинов в пластинчатых доспехах. Круглые татарские шлемы были разукрашены перьями и рогами. За спинами нескольких из них были прикреплены древки с выкрашенными в черный цвет конскими хвостами.

Всадники не останавливаясь потекли вперед, объезжая неподвижно стоящую на том же месте девку, и даже, кажется, не глядя на нее. За ними из леса выдвинулись лучники. И только тогда воевода отошел от оцепенения.

– Канасгеты. Обратно в крепость, живо.

И, пригибаясь, стал отходить назад.

– А Иринья?

– Не думаю, что мы о ней сейчас должны беспокоиться.

Со стороны канасгетского отряда донеслась отрывистая команда, и Макарин услышал скрип множества натягивающихся луков.

– Бегом! – заорал воевода и бросился к зияющему невдалеке ходу.

Десятки стрел затмили небо, и последнее, что увидел падающий Макарин, были длинные черные корабли, медленно приближающиеся по реке к городищу.