Текст книги "Элем"

Автор книги: Сергей Боровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

ЭЛЕМ

Каменистая пустыня с редким низкорослым кустарником простирается до самого горизонта на сколько хватает глаз. Зыбкое марево дрожит над поверхностью, должное обозначать перегретую солнцем почву, отдающую атмосфере излишки тепловой энергии. Но это лишь иллюзия. Здесь нет ни солнца, ни воздуха, а мягкое тепло и ровный свет являются сущностями пространства.

Тропинка, по которой я шагаю, едва различима: она вымощена той же галькой, что в беспорядке разбросана вокруг, и лишь некая осмысленность узора делает её дорогой, потенциально могущей куда-то привести. Цвет гальки я раз и навсегда определил для себя как красный, хотя на самом деле он далёк от всех известных моему зрению цветов. Он плотнее и насыщеннее, и как бы самостоятельнее, что ли: его легко представить без всякого подложного материала вообще.

Я не смотрю по сторонам и не оглядываюсь. Во-первых, всё мое внимание сосредоточено на том, чтобы не сбиться с пути. Во-вторых, я точно знаю, что увижу там: бескрайнюю пустыню – по бокам, и древний величественный город, покинутый мной – сзади. Ещё ни разу мне не удавалось удалиться от него на хоть сколько-нибудь значительное расстояние: либо это он преследует меня, либо я топчусь на месте, перемалывая босыми ступнями пустоту.

Мир вокруг постепенно тускнеет и наливается более привычным серым цветом, пока не исчезает совершенно.

– Смотрите на этого героя! Спящим прикинулся, лишь бы только место пожилым людям не уступать!

Морщинистое лицо старухи, увенчанное парой злобных глаз, нависло надо мной. Я неспешно встаю и делаю шаг в сторону, пропуская её. Старуха занимает добросовестно нагретое мной сиденье, продолжая поток бранной речи по моему адресу. Она – идеальный, неиссякаемый источник вдохновения для мизантропов всех мастей. Я примирительно, но без всякой надежды на успех, улыбаюсь ей, и это только сильнее раззадоривает её, поэтому приходится отвернуться и перенаправить слух: на грохот колёс, на вой электродвигателей, на артистичные объявления диктора.

Если верить тому, что он говорит, моя станция будет минут через пятнадцать. На дисплее мобильного – четыре пропущенных звонка. Два номера мне неизвестны. Третий – Тимофея. Перезвоню ему позже, желательно перед самым сном. Иначе я обречён на часовой доверительный разговор о мировых проблемах. Четвертый – номер Алины.

Выбираюсь на поверхность.

– Алло. Ты звонила?

Извиняюсь за задержку, находя оправдание в чрезмерном шуме подземки. Меня с лёгкостью прощают и предлагают вечером «сходить куда-нибудь поужинать». Право выбора заведения остаётся за мной, надо полагать, в качестве мягкосердечного наказания за нерасторопность.

– Хорошо, я тебе позвоню, когда освобожусь. Думаю, часов в шесть, не раньше.

Теперь минут десять пешком. Сначала по аллее, усыпанной облетевшими листьями, затем – через дворы, мимо гуляющих с детишками мам и любителей собак, подозрительно обнюхивающих каждого прохожего.

В офисе почти никого нет, несмотря на поздний, по деловым меркам, час – половину одиннадцатого. Ну, да это объяснимо: мы – коллектив «творческий», и рабочий день наш нормируется только совестью. Вижу на привычном месте Людочку – она всегда там. Не имея ни особых талантов, ни внешности, она старается брать усердием. Год назад я бы обязательно указал ей на неправомерность её ожиданий и дал бы парочку практических советов, но у меня сегодняшнего – другие принципы. В добавок к собственным проблемам.

Я сажусь за свой стол, расположенный островком в море офисной мебели, вхожу в систему и открываю в «Лотосе» проект. Это единственная программа, которой я пользуюсь на рабочем месте. За это мне платят «баснословные деньги», как любит приговаривать Шеф, когда у него не сходятся сальдо с бульдо. Перед глазами возникают знакомые диаграммы и формулы. Сосредоточенно пялюсь на них полчаса, пытаясь вникнуть в суть, но затем оставляю бесплодные попытки. Всё, что я вижу на экране, сделано мной, и без моих пояснений оно – неразрешимая головоломка, но мои способности конструировать из «кубиков» полезные вещи куда-то улетучились. Все мои знания и опыт вдруг превратились в фантомы, в ничего не значащие слова в резюме.

Мне неясно, что делать с этими вновь открывшимися обстоятельствами. Возможно, я продержусь ещё несколько месяцев, избегая планёрок, придумывая уловки и отговорки. Возможно, год. Сколько позволит запас доверия, накопленный годами. А потом всё равно объявлю им честно о своём банкротстве или же словчу, выдумав несуществующие уважительные причины. От немедленной исповеди меня удерживает надежда, что пропавшее в один день мастерство отыщется точно так же, как исчезло, но она тает с каждым днём, по мере понимания природы моих затруднений.

Подходит Вадим.

– Привет! Есть два лишних билета.

Он показывает квитки и рассказывает, куда и зачем. Ему достанется в первую очередь, когда всё обнаружится. Именно он привёл меня в проект, поручившись буквально головой, когда отсеивались кандидаты. Он имел на то веские основания: мы и раньше успешно работали вместе.

От билетов отказываюсь, мотивируя загруженностью личного расписания, чем несказанно удивляю его. По словам критиков это самое знаковое событие в культурном сезоне столицы.

– Как там наша модель? – спрашивает он тогда.

Больше для проформы. Чтобы не загружать себя гипотезами о настоящих причинах моего отказа.

– Цветёт и пахнет, – отвечаю без тени сомнения.

– Есть что-нибудь обсудить?

– Пока не вижу необходимости.

– Ладно. Трудись.

Судя по тому, что он отправляется прямиком в свой отдельный кабинет, «лишние билеты» были сознательным жестом доброй воли в расчёте на что-то взаимное.

За обедом болтаю с коллегами об углеводородах и наших перспективах в новом витке цен на них. Стараюсь соответствовать имиджу туповатого в жизни математического гения. В этой роли я, как в сшитом на заказ пиджаке, поскольку математическую сторону бытия демонстрировать нет нужды. Людочка смотрит на меня с новым приступом любопытства. Мне непонятно, с какими её идеями это связано. О невозможности иметь более высокие отношения с ней мы выяснили давно.

– Ты не мог бы мне показать кое-что? – мягко осведомляется она, когда по её инициативе мы остаемся вдвоём.

«Кое-что» обрастает подробностями, превращаясь в просьбу разобраться в том, в чём я сам теперь испытываю трудности. Девчонка, видимо, определилась в ветвью карьерного дерева. Хвалю её за правильный выбор. Обещаю дать литературу и вводные разъяснения. О сроках не уточняю, но тут же по мылу кидаю пару полезных вводных ссылок. Она безмерно счастлива.

Больше меня сегодня никто не тревожит, и я предаюсь ставшему привычным занятию – смотрю в монитор «между пикселей». В пустоту. Нахожу ей соответствие где-то внутри себя. Водоворот немедленно затягивает меня и выбрасывает где-то «на том конце трубы».

Элем. Я стою на улице, примыкающей к главной площади города, между ювелирной лавкой «Диаманте» и Ареной. Народу, как всегда много, но толпа умудряется деликатно обтекать меня, не задевая локтями. Одеты они весьма разнообразно и пёстро. Если задаться целью по ним определить, какое сейчас время года или век, то можно, наверное, сойти с ума от перенапряжения извилин. На мужчинах попадаются и сюртуки, и камзолы, и военные френчи сталинского образца, и шорты. Женщины тяготеют ко всему пышному, но и среди них есть спортсменки и активистки, а также деловые леди и типичные школьные мымры без признаков возраста. Проплывает дамочка с роскошными перьями на голове, но совершенно голая, что касается всёго остального. Оцениваю изящные формы, но потом спохватываюсь и скашиваю к полу глаза – нет, у меня с туалетом всё в порядке: слегка мятые, но всё равно приличные брюки, просторная рубашка навыпуск, широкий ремень поверх неё с пришпиленным к нему мешочком золота. Ноги только босые, но это моя неисправимая слабость – не терплю никакой обуви.

Кто-то дёргает меня за рукав. Оборачиваюсь. Так и есть: безногий нищий на деревянной самодельной тележке. Развязываю мешочек и отсыпаю ему щедрую горсть дьявольского металла. При желании он мог бы набрать его сколько угодно и сам – золото валяется и в сточных канавах, и на многочисленных клумбах, и, естественно, в фонтанах. Но раз есть нищие, должны быть и подающие им. Он с преувеличенной благодарностью принимает милостыню и катится дальше, теребя прохожих.

Я перехожу на другую сторону улицы, пропуская великолепную четвёрку, запряжённую в карету. Следом движется серебристый «Феррари» с открытым верхом, но он наоборот – даёт мне завершить мой манёвр, подавая клаксоном не подобающие статусу авто немелодичные сигналы. Салютую ему в знак взаимной вежливости и оказываюсь на тротуаре.

Галантерейщик на своём обычном месте. Покупаю у него сразу три галстука, не торгуясь, чем вызываю неодобрительное покачивание головой и досадное прицокивание языком. Развожу виновато руками и вообще всем своим видом как бы обещаю исправиться. Галантерейщик только отмахивается от этих традиционных реверансов в его сторону: в следующий раз я поступлю точно так же. Он совершенно справедливо считает меня мотом, прокажённым к тому же чрезмерной доверчивостью.

– Вам нужна хорошая экономка, – говорит со знаменитым одесским акцентом он. – А ещё лучше – заботливая жена. У меня есть на примете две отличных кандидатуры.

– Это интересная мысль.

Я не хочу огорчать его немедленным отказом. Лучше мы сделаем из этого маленький спектакль, разбитый на множество крошечных актиков, разнесённых во времени.

– Они, надеюсь, обе примерные католички?

– Безусловно! Других бы я не смел вам предложить. Вчера завезли партию кожаных портмоне из Италии, – заявляет он без всякого перехода. – Не желаете взглянуть?

Покупаю два: один – «для себя», другой – «для мамы». Оба они пропадут в моих бездонных карманах навечно.

– Вас тут, кстати, ждут, – говорит он с оттенком интриги.

– Кто?

– Не знаю.

Он указывает рукой в направлении ратуши, и я замечаю странного человечка в котелке и тёмных очках, прижавшегося спиной к кирпичной стене здания. Он наблюдает за нами и поэтому догадывается, что речь зашла о нём. Галантно приподнимает котелок и слегка наклоняет голову.

Неспешно подхожу к нему. Боже! В довершение ко всему на нём – клетчатый пиджак, который издалека сливался в просто серый.

– Мы знакомы?

Я старательно прячу всякое любопытство и придаю своему голосу интонации небрежной скуки.

– Нет. Но я много слышал о вас.

– Хорошего или плохого?

– Познавательного. Я не большой поклонник всех этих оценочных категорий.

– Что так?

– Человеку в них тесно.

За всё время моего пребывания в Элеме это всего лишь второй случай, когда меня кто-либо разыскивает по его собственной инициативе. Первым был Фальк. Он же – единственный, кого я знаю здесь по имени. Поэтому, сделав логическое допущение, спрашиваю:

– С кем имею честь?

– Вы хотите узнать, как меня зовут? – в свою очередь уточняет человечек.

– Ну, хотя бы.

– Вы не поверите: для меня это такая же тайна, как и для вас.

Человечку явно весело от его амнезии, мнимой или настоящей.

– Бывает. А очки вам зачем?

Человечек спохватывается, ощупывает свое лицо и в полном недоумении снимает с себя оправу какого-то дорогого «Ray Ban». Рассматривает её.

– Действительно, – произносит он, окончательно потерявшись.

– Вы, наверное, шпион, – резюмирую возникшие ассоциации. – Или агент секретной полиции прошлого века.

– Помилуйте! – протестует он. – Как такое возможно без вашего ведома?

– Допустим. А дело у вас ко мне какое?

– Да нет никакого дела! – почти кричит обескураженный человечек. – Просто засвидетельствовать, так сказать... Обозначить присутствие и проявить уважение.

Он мне совершенно не нравится, и это ярко окрашенное эмоциями отношение к нему пугает меня больше всего. С какой стати я должен испытывать к нему какие-то чувства?

– У вас всё?

– Да. Простите, если потревожил вас не вовремя.

Кивком принимаю извинения. Смягчаюсь.

– Вы в первый раз у нас?

Над очевидным, казалось бы, вопросом он размышляет неоправданно долго. Закатывает глаза, словно прислушиваясь к шуму в голове.

– Если мне не изменяет память, то да, впервые.

– Советую посетить Арену.

– С удовольствием!

– Сегодня там лекция о вреде переедания.

Сказав эту надменную глупость, оставляю его одного, и мимоходом замечаю, как расклейщики афиш уже выполняют моё устное распоряжение. Лектор, конечно же, Эпикур? Нет. Ошибся. Самохвалов какой-то. Что ж, господин Самохвалов, удачи вам! А я, пожалуй, прокачусь до Химкомбината – они обещали сегодня удивить новой раскраской неба.

На циферблате электронных часов – четверть второго ночи. В офисе горит лишь дежурный свет. Хорошо прогулялся. Пять пропущенных звонков, и все – от Алины. Минимум неделя ссоры и разлуки, но я, кажется, равнодушен к этому неприятному факту. Остаётся только объяснить себе, зачем я продолжаю отношения, которые, как видно, нисколько не ценю.

Выхожу из офиса на улицу, инстинктивно закрываюсь рукой от налетевшего ветра, но потом, опомнившись, бросаю это вредное занятие и иду через двор, подставив лицо ненастью. Метро уже закрыто, поэтому собираюсь поймать мотор, как только выйду к дороге.

Три тёмных силуэта на моём пути, излучающих агрессию. В такое время даже хулиганы и разбойники должны отдыхать. По той простой причине, что их потенциальные жертвы давно спят по домам в своих уютных кроватках. А эти – либо очень упорные, либо им некуда идти. Восточными единоборствами я не владею, но у меня в арсенале имеется кое-что получше. Прищуриваюсь, и силуэты исчезают. Запоминаю возникшее ощущение, чтобы через секунду, переведя глаза в обычное состояние, вспомнить его и зафиксировать. Так и поступаю. Дорога свободна, и я выхожу к заветной проезжей части.

Водила просит умеренную плату за свои услуги. Похоже, давно и безрезультатно катается в поисках гонорара. Заползаю в нагретый салон, сажусь намеренно на заднее сиденье, разматываю шарф и снимаю перчатки. Но дистанциироваться и избежать разговоров всё равно не удаётся.

– Видел, что творят? – произносит водила, кивая головой за окно.

Успеваю заметить несколько перевёрнутых машин. Вспоминаю отрывки возбуждённых офисных бесед по теме.

– Чего они хотят?

Спрашиваю лишь потому, что у нашего общения нет благоприятной альтернативы.

– Да понятно чего! – горячится водила. – Денег! Все хотят денег.

– А вы, что же, не хотите?

– Так я вкалываю! Днём на проходной сижу, а ночью – ты сам видишь. А им – вынь да положь!

– Тоже способ, – дразню моего извозчика.

– Способ, – игнорирует наживку он. – Небось, огреблись от ОМОНа по полной. В другой раз умнее будут. Чёрт!

Последнее проклятье относится к обладателю волшебной полосатой палочки, который возникает на нашем пути. В полураскрытое окошко задней двери на меня смотрит официальное бесстыжее лицо, красное от ветра и холода. А может, и от чего покрепче.

– Бомбишь? – спрашивает он у водилы, разглядывая меня с пристрастием.

– Никак нет, командир! Товарища подвожу.

– Как звать товарища?

– Егор, – тупо блефует водила.

Следующим ходом гаишника будет шах и мат. Он уже прикладывает руку к козырьку, чтобы произнести стандартное: «сержант такой-то, проверка документов».

– Паспорта нет, – предвосхищаю его. – Принципиально не ношу. И вам не советую. А то можно потерять. Или ещё хуже: хулиганы отберут. Потом замучаешься восстанавливать. Пороги ваши обивать.

– Откуда мы такие борзые? – удивляется человек в форме.

Прищуриваюсь. Прокручиваю несколько картинок, но ни одна из них меня не удовлетворяет. Ладно. Пойдём человеческим путём. Открываю дверь и выхожу из машины. Мент раздвигает полы своей куртки и расстёгивает кобуру. Его напарник, в десяти шагах от нас, откровенно держит на изготовку «калаш». Мол, у нас всё по-честному, но строго.

– Ну?

Обезоруживающе улыбаюсь. В фигуральном смысле.

– Один мой знакомый говорит, что не бывает таких ситуаций, из которых цивилизованные люди не смогли бы найти выход.

– И кто этот твой знакомый?

– Да вы его тоже знаете. Бенджамин Франклин.

С этими словами достаю кошелёк. Извлекаю американскую сотку и протягиваю её сержанту. Его пальцы оставляют кобуру в покое, берут купюру и аккуратно кладут её в портмоне, вынутый из внутреннего кармана. Он натурально так, по-кошачьи, облизывается.

– А у тебя случайно нет ещё одного друга? А то ты тут наговорил таких гадостей, что я даже нервничать начал.

Неожиданно я чувствую огонь, готовый соскочить с кончиков моих пальцев, но прячу его обратно, и он послушно растворяется где-то в глубине меня. Одновременно с этим приходит знание о том, что отныне он всегда к моим услугам, а также и то, что я никогда не воспользуюсь им по прямому назначению. Ещё одна ступенька вверх по неведомой лестнице. Однако передо мной – вполне осязаемая опасность. С оружием и полномочиями. И у меня нет другого Франклина. Позволителен ли мне маленький фокус при таком раскладе?

Снова достаю стодолларовую купюру из кошелька. Не другую и не копию предыдущей, а ту же самую. Только что прожитый эпизод, воплотившись, снова становится будущим. Мент, сопя от удовольствия, принимает дар и кладёт вожделенную бумажку, как ему кажется, рядом с первым взносом.

– Чо за херня? – удивляется он, обнаружив подвох.

Повторяю противоправный акт дачи взятки ещё раз, окончательно набрасывая тем самым «петлю». По его растерянному лицу я понимаю, что он осознаёт своё странное состояние, выбраться из которого ему не по силам. Жду следующей стадии – паники, и она неизбежно наступает через минуту блужданий по кругу.

– Витёк, что там у тебя? – интересуется напарник с «калашом», устав наблюдать, как его коллега механически выполняет одно и то же движение.

Разрываю «петлю».

– Всё в порядке, – говорит сообразительный Витёк, получая заслуженную свободу. – Пацаны нормальные. Документы подлинные.

Мы едем молча. Водила периодически бросает на меня осторожные взгляды в зеркало заднего вида. Останавливаемся у моего подъезда. Рассчитываюсь с ним, как договаривались.

– А ты крутой! – говорит он на прощание.

– Пустяки, – отвечаю ему совершенно искренне. – Я цирковое заканчивал.

Захожу в квартиру. Включаю свет в прихожей. Снимаю верхнюю одежду. Разуваюсь. И замираю на полушаге – здесь есть кто-то чужой. Пытаюсь привести в норму сердцебиение и тут же понимаю, что ошибся. Здесь БЫЛ чужой. Пару часов назад. Но сейчас никого больше нет. Выводы эти вылавливаются мной «из воздуха», поэтому им можно доверять.

Прохожу в гостиную. Осматриваюсь. На первый взгляд всё на месте. Да и на второй тоже. «Следы» видны на дверях серванта и у столика, где стоит компьютер. Аккуратная стопочка американских денег под прессом офисной макулатуры в целости и сохранности, хотя её щупали и даже пересчитывали. Что тогда они могли искать?

Подхожу к компьютеру, тыкаю кнопку запуска вентилятора. Последний раз включал его пару месяцев назад. На нём установлен пиратский «тетрис» и валяются файлы с прошлых проектов, потерявшие всякую ценность. Возможно, никогда её и не имевшие. Всё, связанное с теперешней работой, я храню на компьютере фирмы. По-другому бы мне и не позволила служба безопасности. Дожидаюсь полной загрузки операционки. Лезу в журнал. Да, так и есть: два часа двенадцать минут назад кто-то авторизовался от моего имени, пока я прохлаждался в Элеме, физически находясь в офисе за десяток километров отсюда. На то, чтобы хакнуть моё кровное железо, у них ума, значит, хватило, а чтобы почистить после себя логи – нет.

Во всём остальном они вели себя так, будто не хотели афишировать свой непрошенный визит. Ни тебе распоротых подушек, ни разбросанного белья, ни скомканных рукописей. Но «наследили» они буквально на каждом квадратном сантиметре. Спрашиваю себя, смог бы ли я воссоздать словесные портреты непрошенных визитёров по их туманным образам. Пожалуй, что нет. Но знаю, что их было четверо.

Иду на кухню и делаю себе кофе, по ходу пытаясь ответить на главный вопрос: что я за птица важная такая, и почему ко мне проявляется подобное внимание? Возникает лишь одна версия: это как-то связано с тем, чем я занимаюсь каждый день «с восьми до пяти». Да, тема секретная и при определённом на неё взгляде может представлять собой интерес для конкурентов. Но я-то тут причём? Тем более, в теперешнем своём жалком состоянии. Им в офисе порыться нужно. Записку, что ли, им с пояснениями оставить, раз сами не сообразили?

Усилием воли заставляю себя прекратить спекулятивные измышления. Тем они и плохи, что являются всего лишь версиями возможно имевших место событий. Да и от правдивого ответа какой мне толк?

Смотрю в окно, за которым развернулась непроглядная ночь. Вот-вот должен выпасть снег. Завтра московские автолюбители и профессионалы проснутся в новом городе, к которому некоторое время придётся привыкать, оттачивая навыки вождения – друг на друге и на вечно виноватых пешеходах. Нам, завсегдатаям метро, тоже достанется на орехи – хлынет толпа неуверенных в себе владельцев железных коней и тех, кто решит обойтись без привычного такси.

Свет кухонной лампы расщепляется на тысячи узеньких фосфоресцирующих полосок – что-то новенькое почти каждый день. В большинстве случаев – бесполезное, с точки зрения какого-нибудь отца семейства, но мне прикольно и немного щекотно в области глаз. Я складирую все свои чудеса на отдельной полочке в том сегменте памяти, который отвечает за ощущения.

Спать я опять не хочу. Ложусь в гостиной на диван, прихватив с собой «Альтиста Данилова». Перечитываю, с пристрастием углубляясь в главы, которые раньше пролистывал, в недоумении пожимая плечами. Ищу сходства демонической природы главного героя и бредового антуража с собственным опытом – результата ноль, но исследовательская работа увлекает. За чтением убиваю всё оставшееся время – до будильника. Если честно разобраться, то можно было вообще в офисе остаться. Сэкономил бы на транспортных расходах.

Мы с Фальком сидим в кафе. Перед нами стоят два дымящихся блюда. Пахнет вкусно и выглядит аппетитно. Рядом – два запотевших бокала с какой-то пенной жидкостью навроде пива.

– Что-нибудь ещё? – спрашивает официантка.

– Нет, спасибо, – отвечает за нас обоих Фальк.

Она грациозно уплывает обслуживать других клиентов, а мы возвращаемся к прерванной беседе. На еду и выпивку мы не обращаем внимания. Они так и останутся на столе нетронутыми. Это как с золотом: дань традиции, у которой больше нет первопричины.

– Так что там с этим Самохваловым? Говорят, он нёс откровенную чушь. В него даже бросали тухлыми яйцами. Где ты его откопал?

– Он сам вызвался добровольцем.

– Поразительно!

– А мне поразительно другое: яйца откуда? Тем более, тухлые.

Фальк рассматривает меня с откровенной насмешкой. Пусть. Ему позволительно. Пытаюсь оправдаться:

– Вертолётные бои что ли лучше? Или чемпионат Элема по приседаниям?

– Ничуть. Про то и речь. С такой развлекательной программой ты скоро обанкротишь Арену.

– У меня, по-видимому, творческий кризис.

Фальк театрально закатывает глаза.

– Не удивлюсь, если к этой твоей проблеме добавятся ещё и мигрени. Весь Элем соберётся у изголовья твоей кроватки, чтобы посюсюкать.

Да, он прав. Похоже, мои затруднения с «моделью» стали распространятся шире.

– Мне нужен доктор, – говорю наугад.

– Ну, так за чем же дело стало?

– Можешь кого-нибудь посоветовать?

– Конечно. Возьми хотя бы этого.

Слежу за направлением его вытянутой руки.

– Галантерейщик?

– А что тебя смущает?

– Хотелось бы рентген какой-нибудь. Приличный кабинет с портретами Склифосовского на стенах. На худой конец, Станиславского.

Это я начинаю сбавлять цену ещё до наступления торгов.

– Предрассудки! Он тебе без всякого рентгена поставит диагноз и пропишет правильные пилюли. У него сам мэр лечится.

– Ладно, попробую. Раз так.

Промакиваю губы салфеткой. Встаю из-за стола. Иду к лотку. Галантерейщик уже подсуетился и держит в руках какую-то коробочку для меня.

– По одной капсуле три раза в день после еды.

– Уточни, что ты называешь едой.

– Ну, тогда просто три раза в день, – не смущается шарлатан. – Что такое «день» вы спрашивать не будете?

Открываю коробочку и действительно обнаруживаю в ней разноцветные таблетки. Беру одну, смело заталкиваю в рот. Коснувшись языка, она исчезает, а в желудке – ощущение, будто туда уронили плоскогубцы. Через секунду всё становится на свои места.

Вопрошающе смотрю на Галантерейщика, замершего по стойке смирно. Потом громко объявляю:

– Соревнования по плаванию в подсолнечном масле! Вольным стилем. Двухсотметровка. Победителю – годовой абонемент на посещение Арены.

– Может, лучше невесту? – робко замечает Галантерейщик.

Почему бы и нет?

– Кто будет невестой?

– У мэра дочь на выданье.

– А она согласится?

– Уже согласилась.

Моего дальнейшего участия не требуется. Поворачиваю голову в сторону кафе: Фалька за столиком уже нет. Ну, и ладно. Мы не аристократы, и манеры у нас соответствующие..

Отправляюсь прогуляться. Без всякой определенной цели. Иду от центра к северным окраинам, петляя по переулкам. Импровизирую. Замечаю новые постройки. У Жандармерии появилась отдельно стоящая казарма, занявшая место пустыря. Канцелярия обзавелась уютным садом для прогулок клерков. Открылось «Бюро находок» – вот это действительно здорово. Может, отыщется моя удочка – чего только и откуда только я с помощью неё не вытягивал! В последний раз – фиолетового зайца размером с медведя и с ластами вместо обычных лап. Слава богу, не говорящего, хотя и с ангельскими крылышками.

Мелькают завлекательные вывески: «Аренда продуктов», «Центр психологической помощи для переживших смерть», «Кисельный каток»... Давно там не был. Надо бы заглянуть. Миную Площадь Трёх Бакалавров с эпохальным монументом: трое небритых юношей, запряжённых в телегу, с неподдельным страданием на лицах. Отдаёт чем-то Репинским. Помню, Фальк мне рассказывал легенду о них. Каждую ночь им снится один и тот же навязчивый кошмар: будто завтра экзамен, а они – ни в зуб ногой по теме предмета. Со мной такое тоже случается. Я имею в виду сны.

А это что за шлагбаум?

Дорогу мне перегораживает усатый солдат, вышедший из будки. С аксельбантами и с приколотым к винтовке штыком.

– Пропуск! – требует он, не улыбаясь.

Ищу глазами какую-нибудь табличку на здании. Ага, вот она: «Учреждение №322».

– Милейший, – обращаюсь к солдату. – Где у вас тут бюро пропусков?

– Оно не у нас. Вам в мэрию идти нужно.

– А что здесь? Если не секрет, конечно.

– Само собой секрет, – охотно поясняет солдат. – Ежели б секрета не было, то зачем бы тогда тут нужен был я?

Логично.

– Скажите, а если я попытаюсь проникнуть на вверенную вам территорию силой или хитростью, вы стрелять будете?

– Разумеется. Нам разрешено даже без предупредительных выстрелов. И контрольный в голову – обязательно.

– Экие строгости!

– По-другому нельзя. С нашим народом-то.

Солдат твёрд и совершенно спокоен. Но он мне нравится своей суровой непреклонностью и готовностью умереть (и убить) за дело, поблёскивающей в глазах.

– Что ж, – сообщаю ему о своих дальнейших планах. – Порядок есть порядок. Пойду в мэрию.

Солдат одобрительно кивает и уходит обратно в будку, видимо, распознав во мне человека нестроптивого.

Людочка встречает меня чуть ли не у порога. Она уже прочитала кое-что из списка, данного вчера мной. Ей это жутко интересно. Но только вот не всё понятно.

– Лет через пять это пройдёт, – успокаиваю её. – Продолжай штудировать матчасть. Ну, и я всегда – к твоим услугам.

Она рассыпается в благодарностях, не уловив иронии, а я иду к своему столу. Будто к неприступной крепости. Открываю проект. Меланхолично листаю страницы. В какой-то момент замечаю нечто «между пикселей». Но какое-то не такое, как всегда. Выпуклое, что ли, объёмное. Концентрирую на нём своё внимание. Сижу в полной прострации некоторое время. Тру руками виски. Картинка не исчезает и даже наоборот – становится более чёткой и яркой, с множеством деталей. И в то же время в ней – сразу всё. У меня нет слов, чтобы описать её доступным мне языком, но я всё равно уже знаю, что она такое: это решение проблемы.

Закрываю глаза и мысленно посылаю благодарность Галантерейщику за его пилюли. Орденом бы его наградить не мешало.

Стучусь в стеклянную дверь. Получаю молчаливое согласие. Вхожу и сажусь в кресло напротив стола хозяина кабинета.

– Вадим, нам нужно поговорить.

– Уже разговариваем.

Он смотрит на меня, пытаясь угадать, чем вызван серьёзный тон, с которым произнесена фраза. Чутьё у него, как у собаки. Но со мной оно даёт осечку. Потому что я не излучаю флюидов. Я вообще ничего не излучаю, если честно. Если бы он мог меня видеть, то перед ним открылась бы ровная белая поверхность, не обладающая даже элементарными признаками живого существа.

– Я слушаю тебя, – говорит он, намекая на слишком уж затянувшуюся паузу.

– Выбранный алгоритм – это тупик.

Вадим наклоняет голову, подчёркивая своё удивление услышанным.

– Реализовав его, мы получим лишь краткосрочную выгоду. И то не факт. Очевидно одно: алгоритм не жизнеспособен в перспективе. Реализовав его, мы погубим проект.

Начальство погружается в непродолжительные размышления – ему не положены другие.

– И ты мне это говоришь после стольких месяцев работы, одобренных, в том числе, тобой?

– Да.

Мы смотрим друг на друга. Для него, наверное, выглядит странным, что я не швыряюсь доводами. И, похоже, не собираюсь этого делать.

– Я должен верить тебе на слово?

– Почему нет?

Он стучит карандашом по столу.

– Видишь ли, я не один кручу этот проект. И потом, что ты можешь предложить в качестве альтернативы?

– Отсутствие её.

– Ты шутишь.

– Альтернатива – это замена одной негодной модели на другую негодную модель.

– Я не понимаю тебя. Ты говоришь с точки зрения терминов?

– Я сам себя не понимаю. Но дела обстоят именно так: мы должны свернуть работу над этой моделью.

Вадим откидывается на спинку кресла, трогает руками лицо, ставшее вдруг очень усталым. И тут я замечаю едва заметное серое пятнышко. Чуть пониже его правого глаза.

Опускаю к полу взгляд. Гашу в себе естественный порыв тут же ему обо всём рассказать. Во-первых, я и так уже достаточно сегодня наговорил, чтобы меня считали психом. Во-вторых, и это самое главное, мне не должно быть дела до всего этого.

– Короче, – выдыхает Вадим. – Мне нужны более веские аргументы, чем вот это твоё иррациональное заявление. До завтра подготовишься?

– Не знаю. Постараюсь.

– Такой ответ меня тоже не устраивает.

– Другого нет. Я даже не уверен, что в принципе возможно что-либо объяснить словами. Мне нужно показать. А для этого, в свою очередь, потребуется соответствующее... настроение.

С трудом подбираю для него слова.