Текст книги "Галактика мозга"

Автор книги: Сергей Бакшеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

15

В просторном директорском кабинете внезапно стало душно. Опять давление скакнуло или магнитная буря, безрадостно решил Юрий Михайлович Леонтьев, ослабил узел галстука и покрутил толстой шеей. Нетвердый палец нажал кнопку связи с ассистенткой.

– Валентина, принеси мне холодной воды и таблеточку… Мою, ты знаешь.

Директор Института нейронаук поднял болезненный взгляд на сидевшего перед ним Бориса Вербицкого. Вчерашние события в седьмой лаборатории, о которых только что поведал ушлый кандидат наук, выходили за рамки обычных научных экспериментов.

Как можно устроить незапланированную операцию на живом человеке? Шувалов и раньше пренебрегал внутренними регламентами и инструкциями, и вот его беспрецедентное разгильдяйство привело к настоящей трагедии.

– Юрий Михайлович, забыл сказать, Шувалов был пьян. От него разило водкой, – услужливо добавил Вербицкий.

– Милиция это зафиксировала?

– Они много чего писали. Протоколировали, фотографировали.

– Я не понимаю, о чем Шувалов думал, когда пошел на такое? Он хоть соображал, что творил?! Существуют правила, которые нарушать нельзя. Никогда! Для чего я подписываю горы инструкций? Если каждый будет делать, что захочет, институт погрязнет в хаосе.

– Антон Шувалов не считает себя каждым. Он плевал на инструкции. Он считает себя гением, которому дозволено всё, – скривился Вербицкий.

– Да-да, как тяжело с этими гениями. Всюду лезут. Другое дело нормальные ученые. А ведь за всё мне отвечать, – горестно закивал лысой головой Леонтьев. Директору искренне полагал, что в этот момент нет в мире более несчастного человека, чем он.

Суровая ассистентка, знавшая Леонтьева четверть века, которую, за исключением директора, все величали не иначе, как Валентина Федоровна, внесла стакан воды на подносе. Она поставила его на стол, дождалась, когда босс выпьет протянутую таблетку, и доложила:

– К вам пришла женщина из прокуратуры.

– Из прокуратуры? – встревожился Юрий Михайлович.

– Из следственного комитета. По поводу вчерашнего происшествия в лаборатории Шувалова.

Валентина Федоровна Рашникова, когда-то безликий научный сотрудник лаборатории Леонтьева, свое настоящее призвание нашла в директорской приемной, куда взял ее после повышения Юрий Михайлович. Она все новости узнавала быстрее директора и, как серый кардинал, могла повлиять на решение самых разнообразных вопросов.

– Уже пришли, – потерянно пробормотал Юрий Михайлович и протер вспотевшую лысину. Он посмотрел на Вербицкого. Лицо приняло заученное годами официальное выражение. – Борис, прими наше сочувствие. Коллектив скорбит. С похоронами поможем. Формальности через Валентину Федоровну. Она… ну она всё знает. А ты пока иди и последи, чтобы Шувалов никуда не умотал. Скоро я его вызову.

Леонтьев встал, застегнул пуговицы на пиджаке и поправил галстук, готовя себя к малоприятной беседе с представителем закона. Оправившись, он вопросительно взглянул на ассистентку. Та подравняла смятый клапан кармана, привела в порядок бумаги на столе и утвердительно кивнула.

В кабинет вошла стройная женщина лет тридцати с ярко накрашенными губами. Синяя прокурорская форма сидела на ней безукоризненно. Она по-хозяйски расположилась за длинным столом и вальяжно повела рукой, давая понять Леонтьеву, что он тоже может присесть.

– Здравствуйте, Юрий Михайлович. Я следователь, Алла Николаевна Петровская. – Из-под густой каштановой челки на директора блеснули дымчатые очки, за которыми трудно было понять выражение глаз собеседницы. Но суровый тон женщины не располагал к улыбке.

– Здравствуйте, – выдохнул Леонтьев, опускаясь в свое кресло.

Следователь раскрыла папку на молнии, перебрала несколько страниц.

– Перейдем к делу. Вы догадываетесь, зачем я пришла?

– Есть предположение.

– Уточняю. Мне предстоит разобраться в весьма странных обстоятельствах смерти гражданки Вербицкой. Она была обнаружена в вашем институте с искусственным повреждением черепа. Как вы это можете прокомментировать?

– Понимаете, я только сейчас сам об этом узнал.

– Вы, директор института, не контролируете ситуацию в этих стенах?

– Поймите, уважаемая Алла…

– Николаевна, – подсказала следователь.

– Алла Николаевна, вчера было воскресенье. Я встречал иностранного гостя. Я и подумать не мог, что Шувалов устроит такое! Это чистое самоуправство! Хочу подчеркнуть, я не давал никаких санкций, он ко мне не обращался. Я против любых сомнительных экспериментов. Кстати, я как чувствовал, и вчера несколько раз сам звонил Шувалову. Он на звонки не реагировал. Я звонил с мобильного. Можете проверить. – Для убедительности Леонтьев потряс сотовым телефоном.

– Проверим. Можете не сомневаться.

– Безобразный поступок Шувалова еще получит должную оценку.

– Как? Вы до сих пор не отреагировали на преступление вашего сотрудника? Умышленное убийство вы называете безобразным поступком?

– Убийство? – Леонтьев жадно допил воду из стакана, похлопал вспотевший лоб растрепанным платком.

– Я провожу расследование. Квалифицировать действия Шувалова будет суд. В лучшем случае ему припишут преступную халатность, а я буду вынуждена обратить внимание суда на расхлябанность внутри института и потакательство руководства бесчеловечным экспериментам. Частное определение гарантировано. Уверена, журналистам эта тема тоже придется по душе, и ваш институт, Юрий Михайлович, ждет серьезная комплексная проверка.

– Моей вины здесь нет, Алла Николаевна. Это все Шувалов. В последнее время он зарвался. Я неоднократно ему указывал на это. В самой строгой форме!

– Есть приказы? Вы можете мне их показать?

– Приказ есть. Готовится. – Директор включил селекторную связь с ассистенткой и придал голосу самые жесткие нотки. – Валентина Федоровна, где приказ об отстранении Шувалова от руководства лабораторией! Я велел подготовить его в первую очередь.

– Всё готово, Юрий Михайлович. Через несколько минут занесу, – без лишних вопросов ответила сообразительная ассистентка.

– Вот видите, – отключив связь, улыбнулся Леонтьев. – Я не сижу, сложа руки.

Однако следователь оставалась непреклонной.

– Временное отстранение Шувалова от должности вряд ли избавит вас от проблем. Провинившийся сотрудник будет находиться в институте, а его действия, как я поняла, вы плохо контролируете.

– Это не так. Я пятнадцать лет руковожу институтом, и за это время не было…

– Меня не интересует, что было или не было пятнадцать лет назад. Меня интересуют обстоятельства вчерашнего дня. Сейчас я приступлю к опросу сотрудников, но посчитала нужным, начать разговор с вас. Я хочу понять вашу роль, Юрий Михайлович, в этой грязной истории.

– Я ни при чем! Я добросовестно выполняю свои обязанности. А Шувалов будет наказан, да не просто наказан, а уволен. Да-да, уволен! К чертовой матери! По статье! Сейчас я позвоню в кадры и поручу подготовить приказ. Вы получите копию.

Леонтьев схватил звякнувшую трубку. Он хотел набрать номер, но с удивлением услышал в телефоне вежливый голос японского гостя.

– Добрый день, профессор Леонтьев. Я хотеть разговаривать с доктор Шувалов. Когда я могу приехать к вам в институт?

– Господин Сатори, я сейчас занят, – раздраженно ответил Юрий Михайлович. – Перезвоните позже.

– Пока вы занят, я могу приехать и говорить с Шувалов-сан.

– Шувалов тоже занят.

– Я вызывать такси, – не унимался японец. – А пока еду, он освободися.

– Не надо никакого такси! – рявкнул Леонтьев. – Я позвоню вам позже. – Он бросил трубку и натолкнулся на внимательный взгляд следователя.

– Кому еще понадобился доктор Шувалов? – вкрадчиво поинтересовалась Петровская. – Кто такой господин Сатори?

– Японский гость. Но он не имеет отношение к вашему делу.

– Что имеет, а что не имеет отношения к уголовному делу, буду решать я! – Жестко возразила Петровская, поправила очки и в упор посмотрела на Леонтьева. – Я думаю, что подозреваемому в тяжком преступлении не следует встречаться с иностранными гражданами.

– Разумеется, – мелко затряс головой Леонтьев.

– Это опозорит ваш институт на международной арене.

– Вы правы.

– Вот и прекрасно. А сейчас выделите мне помещение, где я буду опрашивать ваших сотрудников.

– У нас есть переговорная комната. Моя ассистентка вас проводит.

16

– Я не буду подписывать эту ложь! – выкрикнул Шувалов, выходя из директорского кабинета. Его рука сжимала мятую страницу.

Валентина Федоровна расторопно придержала плоский экран компьютера и подставку для карандашей, обоснованно опасаясь, что разъяренный доктор наук их по пути снесет.

– Ну и дурак! – От раскатов голоса Леонтьева трепетал календарь на стене. – Тебе же хуже будет. Уволим по статье! Приказ уже готов!

– Делайте, что хотите!

Хлопок высокой двери заставил вздрогнуть и моргнуть пожилую ассистентку. Антон Шувалов разорвал бумагу и швырнул обрывки в корзину под ноги Рашниковой. На миг он застыл перед ней.

– Я же хотел ее спасти, – услышала женщина тихий отчаявшийся голос, глядя в наполненные болью мужские глаза.

Валентина Федоровна отрывисто кивнула. Шувалов покинул приемную, а Рашникова принялась искать подходящие таблетки разволновавшемуся боссу. Для полного бардака в институте не хватало еще вызова «скорой помощи» директору.

В коридоре заведующего лабораторией поджидал встревоженный Сергей Задорин.

– Антон Викторович, вас следователь зовет. Нас уже опросила, теперь вас требует.

– Меня увольняют, Серега.

– Что? Вы же хотели, как лучше!

– А получилось, то, что получилось… Как Борис держится?

– Вербицкий с утра был у директора. С тех пор ни с кем не разговаривает. Антон, про увольнение – вы это серьезно? Как же вы без института, без науки?

– Наука, она не только здесь, – Шувалов раскинул руки, указывая на стены, потом выразительно постучал пальцем по лбу, – но и здесь. – Он грустно улыбнулся и похлопал Задорина по плечу. – Следователь что хочет?

– Злая она какая-то. Со мной говорила коротко, а Репину долго пытала. В основном про вас расспрашивала.

– Где она?

– В переговорной, на перовом этаже.

Антон Шувалов с самыми мрачными предчувствиями открыл дверь в переговорную комнату. В первый момент ему показалось, что за столом сидит жена Ольга – так похожи были форма прически и цвет волос следователя. Но наваждение рассеялось, как только женщина оторвала взгляд от бумаг. Узкий подбородок, высокие скулы и тонкий нос, увенчанный непроницаемыми очками, совсем не походили на простое овальное лицо Ольги.

– Здравствуйте, – сдержанно кивнул Антон.

Следователь некоторое время молча изучала его, потом хмуро изрекла:

– Наконец, дошла очередь и до главного виновника отвратительной трагедии. Присаживайтесь, доктор Шувалов.

Антон убедился, что разговор предстоит нелегкий. Лучше сразу занять принципиальную позицию.

– Вы ошибаетесь. Я не виноват в трагедии. Людмила Вербицкая утонула, – едва сохраняя спокойствие, заметил он.

– В ванной? – яркие губы искривились изысканным сарказмом.

– В реке. Я пытался ее спасти…

– Что-то я не заметила реку около вашего института. И это первый в мире случай, чтобы у утопленницы обнаружили в черепе идеальное круглое отверстие.

– Послушайте, вы прекрасно знаете…

– Вы присаживайтесь, Антон Викторович, и пыл свой поумерьте. На меня театральщина не действуют. – Шувалов сел, гостья, наоборот, встала. Поигрывая авторучкой, она прошлась по комнате. – Извините, что не представилась. Меня зовут Петровская Алла Николаевна. Буду вести ваше дело.

– Какое дело?

– Разумеется уголовное.

– Произошел несчастный случай!

– Вот в этом я и буду разбираться.

– Я вчера всё подробно рассказал.

– Я знакома с вашими показаниями, но у следствия возникли новые вопросы. Я постараюсь не повторяться. – Петровская остановилась и свысока посмотрела на Шувалова. Ее голос заледенел. – Какие отношения вас связывали с погибшей Людмилой Вербицкой?

– Что вы имеете в виду? Она была сотрудницей моей лаборатории.

– А помимо работы? Вербицкая была ослепительно красивой женщиной. И поговаривают, что между вами…

– Кто поговаривает?

– Вот, вы уже перебиваете. Я бы могла пресечь это банальной фразой, что вопросы здесь задаю я, но не хочется воздвигать барьер между нами. Вы известный ученый, я тоже специалист своего дела. Поймите, я здесь не для того, чтобы состряпать обвинительное заключение. Моя задача – установить истину.

– Тогда спрашивайте по делу! Зачем копаться в личных отношениях?

– А вот это уже решать мне. Вы знаете, сколько преступлений замешано на личных отношениях? Подавляющее большинство. Итак, я конкретизирую вопрос. Состояли ли вы в любовной связи с Людмилой Вербицкой?

– Нет… Между нами были чисто деловые отношения.

– Однако ее муж утверждает, что вы засматривались на Людмилу. – Петровская облокотилась о стол, стараясь заглянуть в глаза Шувалову. – Более того, вы соблазнили ее.

– Это сказал Борис?

– Опять вы перебиваете меня вопросом! Так не пойдет. Отвечайте четко! Была у вас интимная связь с Вербицкой? Да или нет?

– Да, – выдавил Шувалов. – Два года назад. Один раз.

Петровская вновь зашагала по кабинету. Ответ ее явно удовлетворил.

– Пусть будет по-вашему: один раз. В отношениях мужчины с женщиной разница между «никогда» и «один раз» – бесконечна, а между один и два – почти никакой. Итак, вы были любовником Людмилы Вербицкой.

– Это случилось давно, а после…

– Она вас отвергала!

– Да поймите же…

– И вы затаили ревность!

– Ничего подобного…

– А какие у вас отношения с вашей женой? – неожиданно повернулась Петровская.

– Вы что расследуете: мою личную жизнь или гибель Вербицкой?! – сорвался на крик Антон.

На лице следователя мелькнула улыбка победителя. Она села за стол и раскрыла бумаги.

– Судя по болезненной реакции, можно записать, что отношения с женой у подозреваемого далеки от идеальных.

– В чем вы меня подозреваете? – не вытерпел Антон. – Людмила утонула. Есть свидетели.

– Какие? Врачу «скорой» ее удалось откачать. Он заявил, что Вербицкая дышала, – не отрываясь от бумаг, говорила Петровская.

– Это была видимость жизни. Она уже была за гранью!

– Оставьте ваши домыслы. Факты говорят о том, что вы силой завладели больной женщиной, привезли ее сюда, в институт, и распилили череп. В результате чего Людмила Вербицкая скончалась.

– Послушайте, любой толковый патологоанатом установит причину смерти.

– Несомненно. Поэтому вы еще на свободе. Я жду соответствующего заключения, а потом потребую вашего ареста.

Шувалов горестно покачал головой. Петровская безо всякого сочувствия наблюдала за ним.

– Не знаю, что вами двигало. Возможно, лишь добрые намерения, но поверьте моему опыту, Антон Викторович, вы серьезно влипли. Самоуправство в машине «скорой помощи» – раз! Непонятная дырка в черепе – два! И в результате – мертвое тело!

– Если не верите мне, спросите…

– Спросила! Руководство от вас открещивается, а коллеги утверждают, что их заставили участвовать в этом безобразии. Ведь так?

Антон помнил о данном обещании и, уткнувшись в сжатые кулаки, подтвердил:

– Это только моя вина.

– Ну, вот. Я уж не говорю про Вербицкого. Потерпевший полыхает праведным гневом. И я его прекрасно понимаю, а вот вас…

Шувалов почувствовал, как вокруг него уплотняется воздух, словно сжимается невидимое кольцо. Если Борис Вербицкий с его умением говорить, займет непримиримую позицию, Антону трудно будет оправдаться. В противовес его научным аргументам Борис выдвинет свои. У Вербицкого талант поднимать мутные волны вокруг зернышка истины. А обвинению проще встать на сторону потерпевшего. Так было всегда.

– Что же мне делать? – вырвалось у Антона.

– Сушить сухари! – холодно рассмеялась Петровская, демонстрируя великолепные зубы.

17

Лишь во второй половине дня шестидесятилетний профессор Леонтьев справился с накатившим стрессом. Ключевые решения были приняты, министерство проинформировано о происшествии в нужном свете, а вся ответственность за вопиющее самоуправство возложена на бывшего сотрудника Антона Шувалова.

– Вызови ко мне Вербицкого, – спокойным тоном попросил Леонтьев ассистентку.

Когда сотрудник с траурным выражением лица вошел в директорский кабинет, Юрий Михайлович, не чуждый красивым жестам, размашисто подписал лежавшую перед ним бумагу и протянул листок Борису.

– Принимай Семерку, Борис Валентинович.

Вербицкий внимательно изучал текст.

– С сегодняшнего дня ты назначен исполняющим обязанности заведующего лаборатории номер семь, – пояснил директор. – Я подписал приказ.

– А Шувалов? – поднял ожившие глаза Вербицкий.

– Он отстранен. Точнее, уволен. – Леонтьев сжал губы и с досадой махнул кулаком. – Хоть бы извинился, подлец, попытался оправдаться, я ведь столько для него сделал. Так нет, полез на рожон. Он, видишь ли, прав – и всё тут!

– Шувалов всегда такой.

– Знаю! – раздраженно оборвал директор.

Еще он прекрасно знал, что выдающихся ученых с покладистым характером не бывает. Каждый из них подобен необработанному алмазу и переламывает входящие лучи всяк по-своему. Чтобы огранить такого, надо самому быть бриллиантом чистой воды. Это из заурядных научных пахарей, как из стекляшек, можно мастерить блестящие ровные бусы. Бусинка к бусинке на одной ниточке на шее хозяина. Куда голова повернется, там и дзинькают дешевые стекляшки. Только звон их и блеск плохо слышен и тускл. Иное дело крупный алмаз. Такой годами обрабатывать надо, а потом еще впихнуть в достойную оправу.

Леонтьев исподлобья взглянул на Вербицкого. Былая скорбь на лице новоиспеченного завлаба уступила место нервному возбуждению.

– Ты можешь, поехать домой, Борис. Мы понимаем твое состояние.

Вербицкий потупился и затряс головой.

– Ей уже не поможешь. Когда я здесь, в коллективе, мне легче. Работа – лучшее лекарство, вы же знаете.

– Да, разумеется. – Уставший взгляд бесцельно скользил по столу. Леонтьева не покидало чувство, что в сегодняшней суматохе он упустил нечто важное.

– Юрий Михайлович, господин Сатори на проводе, – прервала раздумья директора ассистентка.

– Соединяй, – вздохнув полной грудью, решил Леонтьев.

– Здравствуйте, уважаемый Леонтьев-сан, – щебетал японец. – Я хотеть обсудить нейропротез для моего заказчика. Теория доктора Шувалова и наша технология позволяет его сделать. Господин Танака готов много финансировать. Мне надо официальный встреча с доктор Шувалов.

– Почему вы все время говорите только о Шувалове? У нас есть и другие специалисты.

– О! Другие специалисты есть и у нас в Японии. А доктора Шувалова нет. Он один такой.

– Минуточку. – Леонтьев поднял тяжелый взгляд на Вербицкого, прикрыл рукой трубку и тихо спросил: – Помнишь доклад Шувалова на последней конференции?

«Кто ж его не помнит», – ответил красноречивый взгляд Вербицкого.

– Готов подключить нейроны мозга к протезу руки?

Глаза Бориса округлились.

– Это же только теория. В нее мало кто верит. Даже знаменитый профессор Фокс из Англии выражал сомнения в справедливости теории Шувалова.

– Поэтому японцы и обратились к нам, а не к англичанам, – промычал Леонтьев.

Он хотел добавить, что сравнительно недавно никто не верил, что многотонные самолеты с сотнями пассажиров будут летать через океаны быстрее птицы, что изображение и звук будут без проводов мгновенно передаваться на любое расстояние, что электронная машина обыграет чемпиона мира по шахматам. Да мало ли во что не верили люди, пока не находился гений, который раздвигал границы непознанного! Только вряд ли его слова хоть что-то изменили бы в нынешней ситуации. Перед ним сидел толковый ученый, который со временем станет доктором наук и даже профессором, однако его труды будут цитировать только его подчиненные, чтобы умаслить начальника.

Юрий Михайлович снял ладонь с трубки.

– Извините, господин Сатори, мы не сможем вам помочь.

– Но доктор Шувалов…

– Дело в том, что Шувалов больше не работает в нашем институте. – Леонтьев счел дальнейшее общение излишним и положил трубку.

Последняя фраза явно понравилась Борису Вербицкому. Лишь усилием воли, он сдержал улыбку победителя. Перед тем, как покинуть директорский кабинет, он вежливо попросил:

– Юрий Михайлович, вы не могли бы лично проинформировать лабораторию о моем назначении?

Директор устало кивнул.

Хисато Сатори сидел в пурпурном гостиничном кресле и обескуражено смотрел на стилизованную под начало двадцатого века телефонную трубку, в которой продолжали звучать длинные гудки.

Он пролетел полмира, чтобы встретиться с известным человеком. Он предлагал огромные деньги. Вчера ему любезно обещали, а сегодня грубо отказали. Ну, как можно иметь дело с непредсказуемыми русскими? Сатори начинал понимать раздражение своего правительства, которое седьмой десяток лет ведет безуспешные переговоры о возврате северных островов.

Хисато достал из шкафа драгоценный футляр. Щелкнули зажимы. Глаза ласково смотрели на копию руки Кейджи Танака. Она выглядела лучше живой руки, но продолжала оставаться мертвой. И только один человек в мире, как всесильный Создатель, мог вдохнуть в нее полноценную жизнь.

Пальцы Сатори скользнули в карман куртки. Он вынул блокнот с записанным номером телефона Шувалова.

Субординация – святое правило для японского служащего, но на пути к большой цели не возбраняется обойти даже великую гору Фудзияму, не то, что неповоротливого русского начальника.