Текст книги "Новая русская империя"

Автор книги: Сергей Бабурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Империя как состояние государства

Начало XXI века – уникальный период в развитии государств и народов: уточняются механизмы и модели международной интеграции, меняются тенденции экономического, политического и культурного взаимодействия. Едва ли не ключевую роль в этом процессе играет динамика единства и противоборства национального и интернационального, особенного и общего. «Понятие Государства-Нации, по-разному интерпретируемое правителями и народами, становится настоящим пятым всадником Апокалипсиса, которого не предвидел святой Иоанн», – пишет Ж. Бодсон. Притом, что есть в таком подходе и поэтический, и правовой смысл, большая территория получает порой особую государственно-территориальную организацию, при которой единство и взаимосвязь отдельных составных частей государства как территориальной системы обеспечивается с сохранением и даже развитием уникальных (фактически противоречащих системе, внесистемных) элементов.

Внешние различия в правовом статусе или организации внутреннего устройства элементов такой системы столь значительны, что формально делают саму систему неустойчивой и случайной. Жизнь, однако, часто опровергает эти опасения. Речь идет об империи.

Тема империи была в центре политических дискуссий российского общества конца ХХ века. Подмена содержания исходных понятий происходит и поныне, а то и просто понятия применяются подчас без должного осмысления, с произвольным содержанием. Как видим, это в полной мере относится к понятию империи. Так, А. Буровский, строя свою эпатажную книгу «Крах империи: Курс неизвестной истории» на путанице смысла используемых понятий, даже Киевскую Русь назвал типичной империей, полагая таковой многонациональное государство, в котором один народ господствует над остальными. Трудно о чем-либо спорить с автором, который, возможно даже искренне, утверждает, что русский народ ни дня своей истории не прожил в своем национальном государстве, и вообще империи возникают задолго до появления государства.

Исходя из различия структур территории, в типологии современных государств, как уже говорилось, можно обнаружить:

– национальные государства, отличающиеся большей или меньшей степенью единства, которой соответствует определенный тип политического устройства – мажоритарная демократия, способная действовать в условиях мононационального государства. Даже когда фактически государство многосоставно, оно устроено и функционирует как однородное;

– федеративные государства, признающие множественность своего состава, которые включают конструкции и политические признаки этой множественности в свою политическую систему. Союзные государства в этом обобщении выступают как ранняя стадия федеративных.

Какое место среди них занимают империи? Империей называют Китай, относящий себя к первому типу государств, и США, принадлежащие ко второму. Ретроспективно вспоминают Римскую и Византийскую, Российскую и Австро-Венгерскую, Германскую и Британскую, Испанскую и Оттоманскую империи. Но что такое империя? Очевидно, что она не может быть связана с одной лишь структурой территории, а представляет собою явление иного порядка.

Говоря от имперском типе политической организации общества, Д.М. Фельдман выделил следующие его черты: «обширная территориальная основа; сильная централизованная власть; стремящиеся к экспансии элиты; асимметричные отношения господства и подчинения между центром и периферией; разнородный этнический, культурный и национальный состав; наличие общего политического проекта, стоящего как бы над интересами конкретных групп». Но анализ Д.М. Фельдмана имеет явно негативный налет, хотя и включает попытку предложить составные элементы империи как явления. Кроме того, весьма неясной остается характеристика отношений между центром и периферией как отношений асимметричного господства и подчинения. Между центром и регионами не может не быть отношений власти и подчинения. А что означает тогда «симметричное» господство и подчинение в этих отношениях? И для А. Рибера империи – это «государственные устройства, в которых одна этническая группа устанавливает и сохраняет контроль над другими этническими группами в границах определенной территории».

С. Переслегин, обоснованно полагая, что игроками на «мировой шахматной доске» являются только империи, предложил следующие их черты:

– осознанная и отрефлектированная ассоциированность с одной из самостоятельных геополитических структур («Америка для американцев»);

– на ее территории существует один или несколько этносов, соотносящих себя с данным государством;

– хотя бы одним из этих этносов проявлена пассионарность (идентичность) в форме господствующей идеологии;

– у государства наличествует определенное место в мировой системе разделения труда;

– государство смогло сформировать собственную уникальную цивилизационную миссию, иными словами, оно способно ответить на вопрос, зачем оно существует.

Относя к «обобщенным империям» только США, Японию, Китай, приравнивая к ним Европейский союз и Россию, С.Переслегин оперирует, как мы видим, только психолого-этническим, экономическим и цивилизационным критериями, что не может быть достаточным.

Отсюда совершенно особенное понимание имперскости. Империализм как политическое и социально-экономическое явление переоценивать задним числом нелепо, но ныне следует выделить в нем и цивилизационную составляющую, говорящую о закономерности возникновения империализма, о том, что связан он не только с капиталистическим способом производства, но и с достижение государством как таковым вершины своего развития, со стремлением государства перейти в новое качество.

Само понятие «империя» (Imperium) пришло от римлян, которые так называли отражение высшей государственной власти, принадлежавшей народу, в полномочиях сначала царей, затем старших магистратов, то есть консулов, преторов, диктаторов, проконсулов, пропреторов, префекта городского и преторианского, цензоров. Младшие магистраты империи не имели. Империя магистрата в зависимости от ее вида давала широкие военные и гражданские полномочия. Высшая степень империи давалась в республике только диктатору. С течением времени смысл понятия «империя» изменился, так стали называть территорию, на которую распространяются правомочия, связанные с этой властью.

Империи – это пассионарные государства. Классический образец – современная Япония. Отголоски именно такой империи видел И.П. Якобий в итальянском государстве конца 20-х годов ХХ века.

О Русской империи будем говорить отдельно, а сейчас отметим, что в ХХ веке предпринималась попытка создать на Балканах империю Южнославянскую. Этой попытке предшествовал опыт воплощения вселенского православного царства в VII–XIII веках в Болгарии и в XII–XV веках в Сербии. С созданием после Первой мировой войны Югославии крепло не только стремление к «Великой Сербии», но стали зарождаться процессы полиэтнического единения государственно объединенных южных славян. Проблема заключалась в трудностях, с которыми столкнулась Сербская Православная Церковь в хорватских и словенских районах проживания католического населения. Противоречивые цивилизационные тенденции были смыты гитлеровским рейхом и возродились уже при коммунистическом режиме И. Броз Тито.

Строительство цивилизации возобновилось, тем более что социалистическая Югославия заняла беспрецедентно значительное место на международной арене, в том числе став лидером Движения неприсоединения. Вновь камнем преткновения стала слабость Православия как скрепляющей силы. Эта слабость даже возросла, ибо на место скрепы стала претендовать и коммунистическая идеология, причем небезуспешно, вплоть до рождения этнополитической категории «югослав». Злую шутку с югославскими коммунистами сыграла их вера в свой особый европейский социализм, приводивший к идеологическим компромиссам без формирования четкой новой мировоззренческой парадигмы. А главное – югославские коммунисты, как и коммунисты советские, недооценили фактор национального развития. «Расслоение» скрепы между Православием и половинчатым социализмом предопределило распад сербской имперской идеи.

Именно поэтому лидеры атлантизма пытаются дискредитировать идею построения «Великой Сербии», которую видят в действиях В. Шешеля, Т. Николича и даже социалиста С. Милошевича, – в ней они ощущают опасность становления равной им по возможностям империи, воплощающей собой Южнославянскую цивилизацию.

Отметим, что цивилизации могут существовать не только в форме империи, но и в форме сообщества государств, в том числе государств с разными структурами территории. Существовать или, тем более, развиваться. Государство Александра Македонского стало развиваться в сторону империи, когда великий полководец дополнил завоевания новых территорий внутренней политикой мирного сосуществования народов, но империей не стало в связи с отсутствием объединяющей людей духовной среды, складывающейся вокруг общего вероисповедания.

Мы видим в истории, что империи только тогда состоялись, когда их скрепляли единство веры, общие духовные ценности. А потому нет логики в утверждении А. Буровского о том, что отсутствие общей идеи взорвало языческую империю. Если общая идея отсутствовала, то империи просто не было, а если империя существовала, то только при условии, что была объединена общими религиозными верованиями, даже древними.

При определенных обстоятельствах духовной средой, скрепляющей многообразие народов и культур, все же могут на некоторое время становиться и светские идеологические постулаты, как произошло в СССР – марксистско-ленинская идеология обладала в определенный период даже определенными чертами религии. А поскольку это дополнялось конкретными действиями по собиранию «разрушенного здания империи», то о существовании российской государственности в форме советской империи говорить уместно и правильно.

Отсюда понятно, почему потерпела исторический провал гитлеровская Германская империя: для ее огромных пространств идеология расовой исключительности арийцев не могла быть скрепляющей. Удивительно, но, имея К. Хаусхофера и его учеников, нацизм начисто игнорировал территориальное мировоззрение. Территория рассматривалась лишь как место проживания высшей расы. Принцип нордической крови заглушал все.

Расизм не смог заменить религии. Сможет ли это сделать либеральный гуманизм? Ведь Соединенные Штаты Америки, например, можно признать империей только в случае, если видеть их скрепой в качестве национального духа своеобразное либерально-гуманистическое мировоззрение. И насколько такой «гуманизм» выдержит свой внутренний кризис эпохи глобального терроризма? Даже притом, что «европеизм» – современная идеологическая конструкция левой направленности – и включает, по мнению В. Клауса, не только отказ европейцев от национального суверенитета, но и отход от индивидуализма, склонность к социальной инженерии.

Национализм конкурирует с религией в деле собирания Арабской империи. «Патриотическая мысль, не имеющая общеарабского содержания, взаимодействия с прошлым, может привести к самоизоляции и замкнутости… – говорил президент Ирака С. Хусейн. – Ирак – восточное крыло общей арабской родины». Ни одна отдельная страна не в состоянии защитить Палестину. «Ее освобождение – духовная миссия всей арабской нации». И в национальном восприятии арабов нет вечных границ внутри арабского мира.

На примерах России и США особенно наглядно видно, что империя расширяется не только через завоевание территорий, но и через включение в свой состав добровольно попросивших этого народов, которые не могли более хранить свою национальную государственность перед лицом внешних опасностей.

Россия: путь империи

В марте 1989 г. Леонард Салливан, директор Атлантического совета США, в традиционном аналитическом докладе удовлетворенно констатировал, что «коммунистическая угроза» трансформируется в неминуемую, но более традиционную, «нормальную» русскую угрозу. Потому теперь – о русских и Русском пространстве.

Русское пространство. Тысячелетнее развитие России в качестве великой евразийской державы вскрыло смысл нашего Отечества как особой Русской цивилизации. К ее появлению привели великие переселения и войны IV–VIII веков нашей эры, в горниле которых ковался сплав этносов и культур. Внешней формой нарождающейся Русской цивилизации первоначально стала охватывавшая разрозненные княжества и племенные союзы Русская земля.

Русская цивилизация предполагает гармоничное сочетание двух элементов: духовного (культурного) и земного (территориального, пространственного). Первый предполагает в своей основе русский язык, русскую культуру, второй – Русскую землю, ту территорию, которую в течение столетий осваивали и защищали русские люди, государственную общность, сложившуюся на этой территории.

Довольно сложно отойти от устоявшейся со времен В.Н. Татищева и Н.М. Карамзина концепции рождения Древнерусского государства, пресловутой норманнской теории, поскольку даже исследования последних полутораста лет, за редкими исключениями преимущественно марксистской школы, не преодолели на уровне подсознания онтологическую основу мировоззрения европейской цивилизации IV–XVIII веков – религиозно-идеалистическое представление о мире. На практике это означает отсчет Русской цивилизации с легендарных Рюриковичей, подготовивших и осуществивших укоренение на Восточно-Европейской равнине православия. Между тем даже общепризнанные вещественные, этнографические, фольклорные и лингвистические памятники дают основание полагать, что рождение Древнерусского государства, первые шаги русской цивилизации относятся не позднее чем к IV–V векам нашей эры. Еще великий М.В. Ломоносов в своем «Репорте в канцелярию Академии наук 16 сентября 1749 г.» категорически утверждал: «Что славенский народ был в нынешних российских пределах еще прежде рождества Христова, то неоспоримо доказать можно».

Известный русский дореволюционный юрист М.Ф. Владимирский-Буданов сделал в свое время важный вывод: «Основанием древнерусского государства служат не княжеские (теория Соловьева) и не племенные отношения (теория Костомарова), а территориальные».

Даже традиционными историками признается существование в докиевский период Древнерусского государства, по крайней мере трех собственно славянских государственных объединений: Куявии (Куябы), Славии и Артании (Артсании). Иными словами, территория русского государства первоначально складывалась в рамках трех исторических центров: Новгородской, Приднепровской и Приокской Руси. Это VIII век. Описываются и более ранние образования, относящиеся к VI и даже IV векам. С XV века, после свержения татаро-монгольского ига, собирательницей Русской земли стало Московское государство.

В начале XVI века все русское население сосредоточивалось в северо-западной половине Европейской России, к западу от линии, соединявшей верховья Камы с устьем Днестра, тогда как юго-восточная часть страны представляла еще «типичную Азию с ее степной природой и кочевым азиатским населением, постепенно покоренную и колонизированную русскими, сперва в форме казацкой вольницы по Дону и Поволжью, дошедшей до Урала, а с Ермаком – и до далекой Сибири. В XVII и особенно в XVIII в. происходила систематическая колонизация земель Малороссии и Новороссийского края, а в XIX веке – Западной и Восточной Сибири, Амурского края, Центральной Азии и Кавказа; это движение русского племени с запада на восток выразилось к XIX веку цифрой 40 миллионов душ или переселением за вышеуказанную коренную границу (Кама – Днестр) 46 % всего русского населения империи».

Есть принципиальное различие между традиционными колониями и отличающимися своей культурой от центра окраинами России. «Колонии приобретались для экономической их эксплуатации в интересах метрополии, – писал Н.М. Коркунов. – Присоединение русских окраин не было делом экономического расчета. Россия постепенно овладела своими окраинами и на западе, и на востоке, в силу чисто политических побуждений, как необходимым условием обеспечения своего могущества и независимости».

Понятие, которое является непреходящей духовной и материальной ценностью для русского человека, – это понятие «Русская земля». «Русская земля» как территория и как государство, как политическая доктрина и как мировоззренческий принцип. Многим памятны ставший уже легендой фильм «Александр Невский» и исторические слова главного героя: «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет. На том стояла и стоять будет Русская земля». И пусть эти конкретные слова для советского фильма и родились – по легенде – у академика А.М. Панкратовой! Для миллионов советских зрителей фильма, для нас сегодняшних, как и для автора «Слова о полку Игореве», вздохнувшего: «О, Русская земля, ты уже за холмом», это понятие – не только определенный участок земной поверхности, недр, животного и растительного мира, но нечто гораздо большее.

Не случайно понятие Русской земли встречается в древних былинах и сказаниях, в русских летописях и иноземных хрониках. Живший в давние времена летописец, приступая к своей повести, определил ее целью необходимость показать, «откуда есть пошла Руская Земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуда Руская Земля стала есть». С позиций сегодняшнего дня можно сказать, что через определение территории, заселенной или контролируемой русскими, рождалось понятие государства.

В юные годы нашего Отечества послы, возвратившись в Киев после подписания мирного договора с Византией, «поведаша Олегу вся речи обою царю, како створиша мир и уряд положиша межю Грецькою землею и Рускою». М.Ф. Владимирский-Буданов за самим понятием «Русская земля» видел и форму общества, и выросшее из родовых форм древнерусское государство, определяя Землю как «союз волостей и пригородов под властью старшего города», причем пределы земель уже тогда не совсем совпадали с границами племен. Именно в эпоху Русской земли началось преобладание территориальных, пространственных начал над кровными.

Идея развития Русской земли и как территории, и как государства, и как системы ценностей определяла внешнюю и внутреннюю политику России на протяжении нескольких веков. Ею руководствовались Вещий Олег и Ярослав Мудрый, Иван Калита и Сергий Радонежский, эта идея лежала в основе политической доктрины «Москва – Третий Рим», была и остается стержнем современного русского национального самосознания. Безусловно, имело место византийское влияние. Но как, реципируя, по словам Г. Еллинека, чужие учреждения и законы, каждый народ претворяет чужую мысль, применяя ее к своим национальным особенностям, так и русская традиция все иноземные веяния пропускала через себя, порой меняя принципиально.

Здесь можно выделить два взаимодополняющих подхода: позиция людей должностных, тех, кто обладает властью, кто наделен большими полномочиями, и отношение российского массового сознания к идее Русской земли. И надо признать, что позиция первых далеко не всегда была государственнической.

Рассматривая территорию как один из основных признаков любого государства, следует подчеркнуть, что трагедия 1991 года заключается не только в том, что некоторые внутренние административные границы стали государственными. Главное состоит в том, что страна Россия, носившая в XX веке имя «Советский Союз», единый организм, единая культура, единая цивилизация оказались разорванными на несколько частей. Да, русский язык сохранился почти на всех этих территориях, хотя на некоторых из них стали создаваться враждебные русской культуре моноэтнические государства. Но не стало единой территории, единой российской или русской земли. И осознание этого стало причиной несчастья десятков миллионов людей.

Указанные проблемы не замыкаются только и исключительно на вопросах правовой неопределенности и незавершенности территориального размежевания на востоке Европы после гибели великого государства. Речь, несомненно, идет о некоем цивилизационном разломе, который пытаются искусственно углубить между русской и европейской, русской и азиатскими цивилизациями. Тем, кто пытается представлять Россию ординарным европейским государством, не грех вспомнить, что еще Г.Н. Трубецкой вслед за Н.Я. Данилевским пришел к выводу, что «Россия не только европейская держава», а потому «мы не можем поддаться искушению всецело вернуться в Европу». Аналогично нельзя России замыкаться только на Азии.

Это англосаксы склонны рассуждать о противостоянии Суши и Моря с преимуществом последнего. Российская традиция, продолженная в ХХ веке В.П. Семеновым-Тян-Шанским, требует сочетания морских и сухопутных территорий, преодоления односторонности.

Отсюда рожденная русскими мыслителями и прежде всего России внутренне присущая геополитическая теория евразийства. Евразийцы (П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой, Л.П. Карсавин, Г.В. Флоровский, Г.Н. Трубецкой, Е.Н. Трубецкой, И.И. Дусинский, Г.В. Осипов, Э.А. Баграмов и другие), выступая против односторонней ориентации России на Запад, совмещая географически территорию России с территорией Чингисханова государства и рассматривая Европу не более как полуостров Старого материка, лежащий к западу от границ России, представляли и представляют Евразию не просто как материк, а как особый Срединный мир, объединяющий Европу и Азию, но отличающийся от них особыми геополитическими, этнокультурными, духовными и иными свойствами, предопределяющими исторический путь и миссию составляющих его народов.

Геостратегически близка евразийцам модель Х.Дж. Макиндера, предполагающая подход к Евразии как к Осевому миру, вокруг которого располагаются четыре пограничных региона, совпадающие в принципе с территорией распространения четырех мировых религий – буддизма, брахманизма, ислама и христианства. Россия, по мнению Х.Дж. Макиндера, и занимает в мире осевое положение, вокруг которого строится развитие цивилизаций, зарождение и эволюция государств. «Ее давление на Финляндию, Скандинавию, Польшу, Турцию, Персию, Индию и Китай заменило собой исходившие из одного центра набеги степняков. В этом мире она занимает центральное стратегическое положение, которое в Европе принадлежит Германии. Она может по всем направлениям, за исключением севера, наносить, а одновременно и получать удары».

Роковую роль в ХХ веке в судьбе нашего Отечества сыграло то, что при высоком уровне образования в Советском Союзе общественное сознание запуталось в теоретических изысканиях советской эпохи. Победивший социализм стал бороться с религией, национализмом, патриотизмом как реакционными явлениями, препятствующими идти человечеству к всеобщему счастью. Значительную роль в затемнении национального самосознания сыграло методологическое искажение понятий «Россия» и «русские».

Говоря о трех ветвях единого народа – велико-, мало– и белорусах, – Ф. Ратцель подчеркивал, что их «вообще можно назвать северно-, южно– и западнорусскими». Если в последнем (четвертом) дополнительном томе самой известной до 1917 года российской энциклопедии – Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона издания 1907 года – открыть статью «Россия», то первая вклейка к этой статье не может не заставить задуматься. Это составленные Д. Рихтером 4 карты с обозначением: «Распределение главнейших народностей Европейской России (по родному языку) по данным переписи 1897 г.». Первая карта – «Русские вообще». Затем идут три другие карты: «Великороссы», «Малороссы» и «Белоруссы». И цвет-то для обозначения всех выбран одинаково: от бледно-розового до красно-коричневого. Даже по статистике большевиков в 1920 году на территории РСФСР площадью 18 384 тыс. кв. верст проживало 131 197 тыс. чел., из них родными языками назвали великорусский 55 667 469 чел., малорусский – 22 380 551 чел., а белорусский – 5 885 547 чел., и было подчеркнуто: «а всего русских – 83 933 667 чел., или 66,80 % всего числа жителей».

К сожалению, согласно данным переписи 2002 года в России (в границах Российской Федерации) великороссов среди постоянно проживающих нет вообще, белорусов 807 970 чел., украинцев – 2 942 961 чел., а учтенных помимо них «русских» – 115 889 107 чел. Хорошо хоть дополнительно к ним указаны 140 028 казаков и 6571 помор.

Примечательно, что Д.К. Зеленин в своей фундаментальной работе «Восточнославянская этнография», опубликованной в 1927 году в Германии, обоснованно характеризовал даже классификацию русских на великороссов, белорусов и малороссов как неудовлетворительную, несущую в себе не этнографическое, а историко-политическое значение, и аргументированно выделял четыре восточнославянские народности. При этом южнорусское население (то есть русское население Рязанской, Вятской, Тамбовской, Воронежской, Курской, Тульской, Орловской и Калужской губерний), по его мнению, «этнографически и диалектологически отличается от северорусского (в Новгородской, Владимирской, Вятской, Вологодской и других губерниях) значительно больше, чем от белорусов».

Проблема осознавалась на уровне профессионалов-этнологов. Только этим можно объяснить попытку ввести категорию «советский народ» как некоей общности, которая, по словам Л.И. Брежнева, «основывается на глубоких объективных изменениях в жизни страны как материального, так и духовного порядка, на возникновении и развитии в нашей стране социалистических наций, между которыми сложились отношения нового типа».

Великие потрясения стали неизбежны, как только Россию отождествили с Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой, а с понятием «советский человек», в определенной степени противопоставленном понятию «русский», потерпели социальное фиаско.

Сами названия «Русь», «Русия» были заменены византийским «Россия» в сугубо державных интересах. Титулование русского царя самодержцем «Великия, Малыя и Белыя России», окончательно сложившееся в середине XVII века, пополнилось выражением «и Белыя» в 1655 году, после присоединения к России Вильны. Украиной же назывались юго-восточные русские земли Речи Посполитой, причем это название никогда не было официальным.

В этом контексте совершенно нельзя согласиться с А.Г. Дугиным, выдвигающим на первый план в вопросе обеспечения этнического баланса Евразийской империи русский национализм в культурно-этническом, а не государственном смысле. Русский – это понятие духовно-социальное, это не этническая принадлежность (белорусы, великороссы и украинцы и есть один этнос – русские), а философия, русский человек – тот, кто любит Россию, живет погруженным в ее культуру и язык, кто готов к самопожертвованию ради этого.

Огорчительно, что даже такой внимательный исследователь Российской империи, как А. Рибер, повторяет штамп о русификации как основном политическом инструменте формирования государства, хотя и признает, что «даже после Февральской революции 1917 года почти все окраины (главным исключением была Польша) все еще желали получить автономию в пределах объединенного, поликультурного, но не имперского государства. Под «не имперским» явно понимается не отрицание империи цивилизационной, а отрицание империи как ставшей тормозом социального развития монархической формы государства.

Интегративная роль русского языка огромна, не случайно по переписи 2002 года в Российской Федерации из всего постоянного населения в 145 166 731 чел. заявили, что владеют русским языком 142 573 285 чел., в то время как к русским себя отнесли только 116 000 000 человек.

Опасным заблуждением являются утверждения, что у русского народа нет собственной национальной государственности, приводящие, как и следует предположить, к проектам создания внутри России русской республики. Подобный подход строится на отождествлении русской нации с великорусской частью восточных славян при полном игнорировании духовно-религиозной и всех иных составляющих нации как таковой. Россия и есть воплощение русской национальной государственности.

Многотрудная история отшлифовала многогранный русский национальный идеал.

Политический – самодержавие народа, вверяющего свою судьбу мудрому вождю (государю). Русское народное самодержавие – именно та модель демократии, которую Полибий определял как «такое государство, в котором исконным обычаем установлено почитать богов, лелеять родителей, чтить старших, повиноваться законам, если при том решающая сила принадлежит постановлениям народного большинства». Недостатки конкретного государя – царя, Генерального секретаря ЦК КПСС, президента – приводили к модификациям этой модели, но не к ее замене.

Социальный – общество Справедливости и Процветания с распределением Блага в соответствии с трудом каждого, с уважением индивидуального Успеха при участии каждого в общих делах.

Экономический – коллективный (общинный) труд; солидарное благосостояние и благополучие. Собственность уважается, но не признается в качестве цели человеческого существования. Противоборство стяжателей и нестяжателей имеет характер непрерывно развивающегося диалектического единства.

Теологический – Пресвятая Богоматерь как олицетворение Божественного начала и одновременно культ замужней женщины, имеющей детей, отдающей всю себя мужу и семье. Чувство Справедливости предполагает осознание Долга и Ответственности, а забвение последних приводит к совершению Греха, искупление которого – священная обязанность каждого. Идея Греха – одна из центральных в русском национальном православном самосознании.

И, наконец, культурно-нравственный – как единение с Богом в праведном подвижничестве, служение Справедливости и Правде. При многовековой проповеди Смирения и Послушания русский человек часто следовал им лишь после нахождения приложения своей страстной тяги к созиданию – созиданию Семьи, созиданию Отечества. Стремление к Красоте и Гармонии всегда сопровождает русского человека – независимо от его национальности, заставляя помнить о них даже в заблуждениях.

Все вместе эти грани национального идеала формируют характер русского человека и его образ жизни. Среди нравственных императивов, формирующих русскую культуру как ключевой элемент цивилизации особого типа, следует выделить идеал подвижничества, аналогичный культу героя-мученика для самосознания британцев, и идею греха как главный критерий человеческого поведения.

Чертами русской цивилизации могут считаться:

– особый, преимущественно общинный тип хозяйства при традиционно многоукладной экономике;

– неповторимая культура, пронизанная соборностью – отношениями духовной общности, социально-психологического, экономического, политико-правового единения самых разных слоев российского общества;