Текст книги "Два сталкера"

Автор книги: Сергей Артюшкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Не понял.

– Чего тут не понятного? Твой напарник задавал правильные вопросы. Например, его метафора нынешнего состояния Зоны как сжимающейся пружины, хотя и не вполне соответствовала действительности, но была достаточно близка. По этой же причине в рамках, как он же выразился, празднования своего тридцатилетнего юбилея, я не смогу отправить сообщение самому себе, образца десятилетней давности. Видите ли, здесь и сейчас, где находимся мы с вами, спираль сжимается по направлению к ЧАЭС. Но вот там, как мне кажется, происходят вещи по интереснее. Станция представляет собой не стержень, на котором воображаемая пружина держится, а камень, положенный в самую середину. Она своим весом растягивает спираль, превращая её в подобие воронки. Около часу ночи, спустя чуть более суток, нижняя часть воронки соприкоснется с отправной точкой – с днём Первой Катастрофы. В этой ситуации кольцо замкнётся и ничего нельзя будет поделать ни с Зоной ни с прочими величественными и мерзкими вещами, которые с ней так или иначе связаны. Воронка откроется тридцать лет назад, в зал управления, где опытные операторы совершали одно действие за другим, приближая неизбежное. Спустя пару недель, умирая от острейшей лучевой болезни, они шептали, что всё сделали правильно и не понимают, почему случилось то, что случилось. Это Зона, брат.

– Ну и ну, профессор. То есть, вы мне предлагаете прогуляться на тридцать лет назад? При чём в одну сторону, поскольку не будет обеих Катастроф, не будет Зоны, не будет временной аномалии, ведь так? И чего я там буду делать?

– Полагаю, тебе не дадут пропасть. Посмотри в начале, что я послал в беспилотнике, а потом принимай решение, хорошо?

– Хорошо-то хорошо, но я не уверен, что после того, как я доберусь до вашей посылки, я смогу повернуть назад. Слишком близко к центру.

– У вас хорошие сопровождающие, прорвётесь.

– Ну да, с «Янтаря» нас вышло шестеро, а теперь осталось трое.

– Остались лучшие, поверь мне.

– Трудно, очень трудно мне верить вам, профессор.

– Это пустой разговор, Майк. Просто, поверь мне. Поверь человеку, который сталкеров никогда не обманывал. Я знаю Зону лучше, чем ты. Ещё есть вопросы?

– Да, один. – Голова Майка пухла от множества вопросов, взбитых жутким миксером из не укладывающихся ни в какие рамки утверждений. Тем не менее, их источник всю дорогу считался надежным. Делай сталкер, что хочешь, как хочешь, от тебя уже мало чего зависит. Майк растерялся полностью, Сахаров ждал, ничего не удавалось придумать спросить, кроме того самого автомата, подобранного на «Агропроме», целую вечность назад.

– Что с тем автоматом, который принес вам Илья?

– Ничего особенного. Ствол, как ствол. Правда с «калашниковыми» всех модификаций имеет немного общего, начиная от калибра, заканчивая устройством. Если не обращать внимания на всякие эти нюансы, то ничего особого.

– «Ничего не имеет общего» и при этом «ничего особого». Как это прикажете понимать?

– Очень просто – давным-давно, в одной далёкой галактике, провели конкурс на новую стрелковую систему для армии. Выиграл прототип той машинки, которую принес мне Илья. Потом её приняли на вооружение, потом появились модификации, включая укороченную, похожую на наш АКСУ.

– Профессор, о какой галактике вы тут говорили?

– М-да, ирония была не уместна. Этот фильм ты явно не смотрел. Этот автомат оказался тут немного из иной версии реальности. Просто, в силу каких-то причин у нас конкурс выиграл автомат системы Калашникова, а у них – какой-то другой. Был бы я оружейником, сказал бы точнее. Наверняка точно такие же технические решения были и у нас.

– Как-то вы интересно говорите. С одной стороны – не определённо, с другой – весьма уверенно.

– Я наблюдал этот эффект, забыл? Тогда, в свою первую экспедицию я же сталкивался в временно аномалией. Только тогда было изменено не оружие, а рация погибшего солдата. И ещё ряд мелочей в амуници. Если бы на «Агропроме» того мертвого обыскали внимательно, то наверняка бы нашли тоже разные мелкие несоответствия.

– И как вы это объясняете?

– Слово «объясняете» тут не вполне уместно, натурных экспериментов не проводил. Я пред-по-ла-гаю. Так вот, ключевой гипотезой последние года полтора является та, что Зона – это такое место, где понятия: «было, не было, могло бы быть, кто-то помечтал о том, чтобы было бы не плохо…» смыкаются воедино. Равно как такие слова как «здесь и там», «настоящее и прошлое». То, что мы помним и в чём уверенны, не всегда совпадают. Ты знаешь, например, что с твоей книгой не все так просто. Ну, с той, где сталкер Симеон Долгий ведет отряд ради спасения мира. Прости старика, я позволил себе немного покопаться в твоём ПДА когда ты спал в моём бункере, а потом навёл справки. Там не было увлекательного диалога, где Симеон рассказывал, что доступными людям способами создать Зону было не возможно.

– Это как? – Майк перестал окончательно понимать что-либо.

– Очень просто. Как в обычно, много огня, крови, боекомплекты, которые не имеют тенденции заканчиваться… Ну и походу дела разъяснения коварных и кровожадных планов некоего «О-сознания», они же хозяева Зоны. То, что ты прочитал, более соответствует нашему с тобой состоянию дел.

– Подождите, откуда вы знаете, что именно я прочитал?

– Помнишь, что я говорил про правило волшебников? Так, не перебивай меня, канал связи скоро закроется.

– Простите, я мог скачать черновой вариант…

– Не перебивай меня! Нет, это не черновик. Это пятый образец альтернативной литературы. Два касались нашей научной работы, тебе не будет понятна соль тех анекдотов. Один раз мне попалась ученическая тетрадь, в которой велся дневник и описывались события, которые не могли происходить в зоне отчуждения. Какой-то праздник на стадионе Припяти, в девяносто девятом году. Михаил Старый принес мне как-то газету, написанную на непонятном языке. Шрифт-то кириллический, но слова не понятные. Газета была старой. Когда я пытался читать её, у меня возникало ощущение, что я сплю. Знаешь, когда в ночном кинотеатре показывают тебе текст, но ты его не можешь прочесть? Нет, это был не славянский язык и не то, что получается при игре с настройками кодировок текстов в компьютере, поверь мне. И там были фотографии, которые меня добили. – Сухой надтреснутый голос смолк и Майк подумал, что связь все-таки прервалась, как Сахаров и обещал. Но раздался звук, словно тот отпил из чашки и голос вернулся. – Я в самом начале разговора сказал тебе, что первоначально не ожидал, что отправляться придется во времена Первой, а не Второй Катастрофы. Это не совсем так. Было несколько неувязок, на которые я временно не обращал внимания. И знаешь почему? Я боялся. Да, да, боялся. Можешь смеяться. – Майку смеяться не хотелось совершенно. – Изменения будут глобальными, понимаешь, полностью глобальными. Они затронут всё, от политической карты мира, до климата. От литературных произведений, которые никто не напишет и наоборот, появившихся новых, нам с тобой не ведомых. Возможно, этими изменениями будут восхищаться, они окажут влияние на многие грядущие поколения. Возможно, в наше с тобой, вот в это самое время, следует ждать появления технологий, о которых я– сегодняшний не слышал. А может, всё будет идти точно так же, как мы знаем и в учебниках истории будут исправлены только редкие строчки. Понимаешь, о чём я? Я мог сделать это, но мне было страшно, поскольку я не знаю, хорош ли будет мир, который возникнет благодаря моим усилиям, или плох. В любом случае, мне придется за что-то отвечать. Либо за действие, либо за его отсутствие, хотя я мог совершить Поступок. Отвечать пред самым строгим судьёй, перед которым все дела наши, как тайные, так и всем известные, как мысли, так и формы в которые они облекались на протяжении нашей жизни – открытая книга. Когда я узнал о смерти Ильи – я решился. Подумай хорошо, Майк, хочешь ли ты отказаться. Твой напарник останется неотомщенным. Отказавшись, ты ведь обманешь не только надежды старого, смертельно больного человека. Я знаю немного твою биографию. Вспомни свою жизнь и попробуй сказать, что ты всем был доволен и полез в Зону, чтобы поискать приключений. Скажи так – и я позабочусь, чтобы твоё прозвище отныне стало Майк-Лжец. А может, и не будет никакого «отныне», поскольку Илья мог вполне оказаться правым и банкет с фейерверком таки состоится…

После последнего персонального обращения к Майку, голос профессора стал стихать и удаляться. Он постепенно погружался в слабые фоновые шорохи и помехи. Он удалялся, словно погружался в море под шелест волн. Последние слова Сахарова приходилось практически додумывать. В голову пришла ассоциация, что Майк пытался слушать последние слова, как верующий, которому удалось услышать Бога. С трепетом и абсолютным вниманием. Когда слова Сахарова стихли, в трубке еще секунд десять что-то шелестело и пощёлкивало. Потом наступила тишина.

– Всё, «Зона-телеком» ваш аппарат больше не обслуживает. – Проговорил Майк себе под нос и аккуратно положил трубку на рычаг. Он глубоко вздохнул, повернулся от стола и вздрогнул. Он напрочь забыл о том, где находится и что в комнате не один. Взгляд Ожога был тяжел и сосредоточен. В глазах застыло странное выражение, словно он чего-то от Майка ждал. Не простого вопроса, типа «как дела» или «а что у нас на завтрак»? Майк в армии не служил, но, если верить фильмам, так могут смотреть солдаты на военачальника, который долго смотрел на карту и наконец, решился. Во власти этого человека огонь и смерть, забвение и слава. Долговец смотрел на Майка как на отмеченного Свыше.

Майк всё-таки лёг спать. Проваливаясь в забытьё он подумал, что как-то странно, что выбор Сахарова пал на него. Илья был более подходящим кандидатом, но и он мог быть заменён тем же Ожогом, например. Опытный сталкер, один из «стариков». Всё-таки это лучшая кандидатура, но выбор пал именно на Майка.

Глава восьмая

Утром Майк с лёгким удивлением обнаружил, что его не будили. Он был так разбит, что даже не спросил о причине такого поступка. Кое-как позавтракали вездесущими саморазогревающимися комплектами. И обсудили планы на сегодня, в основном посвященные поиску посылки Сахарова. Практически сразу сошлись во мнениях, что надо осмотреться с большой высоты, дабы найти в общем-то маленькую цель. Оставалось только надеяться, что профессор не уронил беспилотник слишком далеко. Продолжения пути в разговоре не касались. Припять и ЧАЭС фамильными привидениями незримо маячили рядом со сталкерами, но о них старательно не вспоминали.

От основной территории завода стоянку отделял глухой забор. До ближайших ворот было метров триста и сталкеры решили просто перелезть. Сначала выбрали место подальше от облепивших проволоку, протянутую поверху, «ржавых волос». Ожог подсадил своего напарника, тот посидел на заборе, огляделся по сторонам, пошвырял гайки и, не найдя ничего подозрительного, спрыгнул на ту сторону. Потом Ожог подсадил Майка, который перетянул на забор и его самого.

Они шли до конца цеха, где за вывалившейся секцией забора начиналось поле. Там же можно было перебраться на крышу заводского цеха по уцелевшей пожарной лестнице и хорошенько оглядеться. Идти между забором и стеной цеха было не уютно. Бежать некуда. Но пока вроде было тихо.

– Надеюсь, профессор догадался помимо инструкций и оборудования прислать боеприпасы. – Ожог был конкретен и думал о насущном. По его виду не скажешь, что полночи не спал.

– А не перебор ли получится? – Майк спросил просто так, для поддержания разговора. Он лишний раз убедился, что так, как раньше говорил с Ильей, не получается беседовать ни с кем. – Перегруз выйдет.

– Нет, не перебор. Мы идём в такое место, что патроны лишними не будут. Что касается их веса, то нам бегать ни к чему. Да и расстояние не такое, чтоб большое. В списке возможных причин задержки, носимый вес боеприпасов будет на последнем месте.

– Верю, хотя буду надеяться, что прорываться не придется.

– Напрасно. Говорят, что на воротах в одно странное место, очень похожее на Зону, висела табличка с надписью: – «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Что-то мне подсказывает, что когда человек решает стать сталкером, он словно мысленно расписывается в каком-то потустороннем договоре, где на почётном месте среди прав и обязанностей сторон, есть и эта фраза. А ты полагаешь иначе?

– Не знаю. – Майк действительно не знал. Он вспомнил, что среди прочих уважительных эпитетов, которыми награждал порой сталкеров – «стариков» Илья, фигурировало слово «философы Зоны». Кстати, так отзывались о сталкерах первого поколения и другие люди. И ещё Майка вдруг озаботило, а почему это за десять лет в Зону пришло несколько поколений сталкеров.

– Чего молчишь?

– Задумался над твоими словами и о том, почему за столь небольшое время говорят о трех поколениях сталкеров.

– Фактически о четырёх. Ты – конец третьего. Те, кто приходят в Зону последние года полтора – четвёртое.

– Это почему так?

– Не притворяйся глупее, чем ты есть на самом деле. Ты ведь знаешь, что тут творится с пространством. Знаешь, если измерить дорогу от Кордона до Припяти по картам, она выйдет раза в полтора короче, чем если придётся это расстояние пройти ножками. Даже если двигаться по прямой, хотя тут прямо не ходят.

– Знаю.

– Ну так со временем тут творится что-то похожее. Вроде часы на ПДА у всех одинаковые, но за одно и тоже время каждый из сталкеров проходит разный путь. Становление человека в Зоне происходит по-разному. Поколения снаружи тоже кажутся условностями, но разница между ними проглядывается отчётливо. А Зона это такое место, где все эти вещи проступают более выпукло, что ли. Она ведь тоже развивается.

– Да, она меняется постоянно и без всяких этих легендарных и воспетых выбросов.

– Я не о том. Вот ты не догадываешься, а почему, собственно говоря, первое поколение сталкеров частично до сих пор живо? Почему один твой знакомый, не будем называть его имени, во время своего первого рейда, во время которого он дошёл до «Янтаря», выжил после того, как сунул голову в «жарку»? Попытайся кто повторить этот подвиг сегодня – опознавать его будут по одежде и ПДА. Те, первые, ведь пошли в неизвестность, не имея ни малейшего представления, даже теоретически, а что такое перед ними.

– Полагаю, помогли осторожность и везение.

– Отчасти. Но далеко не всё. Просто попытайся переставить себе, что весь наш путь от бункера Сахарова проделал человек, который впервые и без предшественников, которые могли ему рассказать хоть что-то, попал в Зону.

Майк попытался представить себе это и у него не получилось. Такой человек, даже если ему объяснить, зачем в кармане должно быть полно гаек с привязанными к ним кусочками бинтов и цветными верёвочками, не дошел бы даже до той стоянки, где напала химера. Такой человек легко бы пал жертвой даже самого простого слепого пса, приняв бы его за дворнягу и подпустил бы к себе поближе. Возможно, попытался бы подкормить…

Словно подслушав его мысли, из-за покосившейся, но не упавшей двери, вылетела грязно-серая стрела, стремительно рассыпаясь на множество слепых составляющих. Как обычно, псы не лаяли. Они молча и деловито стали обхватывать сталкеров полукольцом, прижимая их к забору. Вернее, собирались обхватить. Долговцы встретили псов дружным огнём. Майк чуть замешкался и Ожог ему коротко крикнул: – «Гранату»!

Майк рефлекторно вырвал РГДшку из разгрузки. Выдёргивая кольцо задумался, хотя это слово и не подходящее, а куда её следует кидать. Не в собак же – слишком близко. Ответ подсказали сами псы, демонстрируя чудеса слаженности и виртуозное умение уходить с линии прицеливания. Ими кто-то управлял, кто-то, временно отсутствующий на поле боя. Не иначе как сам господин чернобыльский пёс, решил поприветствовать гостей на границе своих владений. Майк уже начал замах, чтобы отправить гранату в ту щель, откуда псы появились.

– Поверху!!! – Резко, быстро и очень понятно крикнул Ожог.

Майк отправил гранату в щель между косяком и верхней частью покосившейся двери. Он не был уверен, что попадёт, но граната отскочила от двери, от внутренней части притолоки и скрылась в темноте цеха. Решение Ожога было идеальным. Через мгновение после того, как Майк ему подчинился, свободную часть проёма перегородила грязно-серая шерсть. Грохнул взрыв. Слепые псы синхронно как-то дёрнулись, растерялись и бросились наутёк. С ними было покончено сразу же.

– А вот теперь – ходу. – Выдохнул долговец. Метрах в пятнадцати бежал единственный уцелевший пёс. Его паническое бегство позволяло не отвлекаться на бросание гаек. Перед проломом в заборе, к которому стремились сталкеры, он почему-то резко нырнул в какую-то щель между секциями забора и был таков. Метрах в пяти от того места где пёс пропал из вида, загудел ветер и раздался обречённый визг. Видимо, собакам тоже свойственно расслабляться. Он от сталкеров ушёл и «карусель» сразу же нашёл. Впрочем, это было не важно, поскольку сталкеры были на месте.

– Всё в порядке, – сообщил Ожог. Когда у пролома оказался сам Майк, то понял, что именно долговец имел в виду. Примерно в километре от забора, примерно в трети пути от завода до пригородных построек Припяти, на склоне невысокого пологого холма, серебрился крохотный крестик беспилотного разведчика. Ожог метнул веером горсть мелких камешков. Спереди – справа хлопнуло, слева камешек резко сменил траекторию и ушел в землю. Продолжаем путешествие. Дарованная Зоной передышка закончилась.

Этот километр проходили больше часа. Ближе к самому самолету Майк задумался, что боеприпасы хорошо, но неплохо бы пополнить и запас гаек. Помнится, в самом начале своей сталкерской карьеры его здорово интересовал вопрос – а почему нельзя гайку просто привязать. Бросил – подтянул назад. Отбросило аномалией – далеко не улетела, опять подтянул назад. Илья тогда ответил, что в лучшем случае так можно остаться без руки. «Электре», например, плевать на то, что нейлоновый шнур не проводит электричество. Шарахнет не задумываясь. «Комариная плешь» без труда затянет сталкера в себя. Гайка, связанная со сталкером, как бы продлит аномалию. Это касалось не всех аномалий даже одного типа, разумеется, но напрасный риск никому не нужен.

Приборный отсек беспилотника, в котором полагалось располагать разведывательное оборудование, был несколько шире, чем предполагали конструктры и заполнен плотным мешком. Небольшие пакеты располагались там, где должно было быть какое-то подвесное оборудование. Почему самолёт не угодил в аномалию при приземлении – загадка.

Внутри большого мешка находились ожидемые боеприпасы, какая-то пирамидка из материала похожего на хрусталь тепло-жёлтого цвета, маленький ноутбук и пара внешних дисков с вычурными надписями на боках «8 Тб». Между створками ноутбука выглядывало письмо. В подвесных контейнерах оказались гайки и какое-то разобранное устройство. Сахаров ничего не забыл, молодец.

Согласно инструкции, присланный прибор назывался «шилом» и предназначался для того момента, когда Майк окажется в точке перехода между сегодняшним днём и началом Первой катастрофы. С его помощью предполагалось проколоть тот пузырь, который будет вытягиваться из «сегодня» в «тогда». Интересное объяснение. Но гораздо любопытнее было то, что в состав оборудования входил тот самый артефакт «бур», который нашел Майк. Он являлся ключевым звеном.

«В силу непредсказуемой связи и потери времени на ответ на некоторые глупые вопросы, мы не смогли обсудить всё, что следовало. – Писал Сахаров. Он вроде говорил по телефону, что он уже отправил самолёт. Комментировать каким образом он знал заранее, что ему не удастся обсудить всё, что намеревался первоначально, он явно не собирался. – Для выполнения поставленной задачи вам, Майк, не обходимо оказаться в том зале управления, с которого всё началось. Всё не так страшно, как может показаться. Поскольку все аномалии закручиваются вокруг станции, полагаю, что вы без особого труда сможете найти ту, которая перенесёт вас на нужное место. Надеюсь, что моё „Шило“ вы собрали. Простите за название, но мне недосуг выдумывать что-то поизящнее. Прибор поможет вам в обнаружении нужной аномалии, но, тем не менее, следует поспешить. Вокруг ЧАЭС со временем творится что-то странное…»

Интересно, а от чего это профессор так уверен, что я туда пойду? Он ошибался реже своих коллег, но тем не менее… Может, пора повернуть? Может, он был болен ещё до Второй Катастрофы и хочет предотвратить заболевание гарантировано? Во времена Первой, ему должно было быть лет тридцать – тридцать пять… Пирамидка, названная в сопроводительном листе «устройством хранения и передачи памяти» – средство сыграть по-крупному? Переписать историю человечества, а Майку отводится роль простого курьера, о судьбе которого не стоит волноваться? Ай да Сахаров. И беспилотник уронил таким образом, чтобы Майку очень не хотелось отступать, поскольку отсюда до «Янтаря» километров больше, чем до станции и опасность примерно поровну. Профессор создал все условия, при которых ситуация должна была повиснуть в равновесной точке, а желание отомстить за Илью, плюс авторитет самого Сахарова должны были двинуть Майка в нужном, а вернее желательном направлении.

– Ну что задумался, идти пора, – Произнес Ожог, но Майк на его слова не обратил внимания. Он думал о том, что Илья наверняка был напуган, и мы знаем кем, когда говорил о «банкете с фейерверком». Заранее этого не может знать никто. Значит, не только инициатором этого путешествия является окопавшийся на «Янтаре» человек. Он же и косвенный виновник гибели напарника, поскольку если б не поручение, то они не пошли бы назад на «Агропром», не встретились бы с химерой и Илья был бы жив. Просто Сахаров хочет, очень хочет жить и жить хорошо. Он передаст сохранённую в пирамидке память самому себе в прошлом, станет предельно знаменит, очень богат и авторитетен и, таким образом, Сахаров – нынешний тоже будет жить. Возможны уж совсем бредовые гипотезы, когда эти две личности сольются воедино и тогда профессор-то будет в каждом мире свой, но на самом деле – одно существо с разными телами. Добавим сюда знания, которых нет ни у кого, опыт создания «аномального» оборудования и получим то самое полулегендарное «О-сознание». Глава которого сейчас мирно притворяется умирающим. На самом деле потирая свои сухие ручки в ожидании. Нет, Майк не пойдет к станции. Он вернётся на «Янтарь» и потребует объяснений. Теперь он уверен, что всё сказанное про Мегавыброс и всякие опасности – обман.

– Я не пойду к станции. Я пойду назад на «Янтарь»! Сахарову придётся долго мне доказывать, что он всю эту страшную сказку, про закручивающуюся спираль не придумал. Пусть докажет, что Илья погиб не по его вине! Пусть докажет, что рассказы про «О-сознание» не вскружили ему голову, не указали достойную его великого ума цель. Пусть он… И не останавливайте меня!!! – Майк уже рвал затвор. Он переводил ствол с одного долговца на другого. Он как раз направлял автомат на Ожога, как второй долговец метнул тяжёлую гайку ему в лоб. Без размаха, только кистью, но очень быстро. Майк дернулся, прикрывая глаза. Гайка зрение не повредила, но от быстрого, размытого движения Ожога вдруг стало темно и тихо.

Майк плыл в темноте под чёрными звёздами. Он шел тёмными тропами по ядовито-сумрачным травам. Он летел по ветру из аспидно-взрывных горчинок. Они рвались на его языке, хотя он и не помнил, что такое «язык». Они складывались в причудливые созвездия, хотя он не помнил что такое «звезды» и наполняли сердце болезненным восторгом. Тёмные ветра, рвавшие его крылья, закручивались в воронку вокруг остроконечного клыка ослепительно – непроглядного замка. По ветру летели сладкие и ласкающие кожу проклятья и ужас, от которого только крепче желание…

Майка обожгло и он очнулся. Боль, до этого никак не локализованная и жившая собственной жизнью где-то далеко, сконцентрировалась в голове и особенно под языком. При попытке открыть глаза его светом просто ударило. Знакомый, тусклый, обычный день Зоны приобрел тяжесть кувалды, которая опускалась на глазницы каждый раз, как Майк пытался приподнять веки. Пробивал голову до самого затылка и даже дальше.

– Ты как там, очнулся?

– Наверное, но… ох, моя голова…

– Сейчас отпустит. Извини, что пришлось колоть под язык – время дорого.

– А что со мной…

– Твой старый знакомый подкрался к нам и поздоровался. Представляешь, всего в сотне метров от нас валялась какая-то труба. Судя по излучению – со времён Первой катастрофы. Она так вросла в землю, что её занесло землёй. Получился маленький такой валик, за которым лежал контролёр. Когда я вырубил тебя, он решил подняться во весь рост и разобраться с нами.

– И как?

– Его больше нет, раз говорю с тобой. Потерь нет. Ты этого, не придавай значения тому, о чём думал и что видел в том забытьи. Это всё он, красавец головастый. Это он предлагал тебе перестрелять нас и отказаться от похода к станции.

– Ты думаешь?

– Тут нечего думать, поскольку со времени выхода с «Янтаря» вокруг нас так и роятся случайности вполне определённого свойства. Как голова?

С некоторым удивлением Майк обнаружил, что ничего не болит. Тело было невесомым и легким, просто-таки шатким. Движения, когда он поднимался, были несколько неуверенными, словно он крепко выпил. Но идти было можно. Возможно, даже воевать.

– Ничего, спасибо. Вы уж извините меня, братаны, за то что я…

– Отставить. Не бери в голову. То не ты был – контролёр. Все всё понимают. Пора трогать. Время уходит. А что касается возвращения – обернись.

Майк последовал совету, но ничего не увидел. Ожог сунул ему бинокль. На второй взгляд, пусть и вооружённый оптикой, тоже ничего не происходило. Майка тронули за левое плечо, чтобы он чуть повернулся. Примерно в километре, как напротив места их ночевки, брёл человекообразный силуэт. Только он горбился и с подбородка свисала неопрятная, свалявшаяся борода. Кровосос – понял Майк с большим запозданием. Переведя бинокль справа от завода, он заметил два силуэта. Они тоже были вполне человеческими. Различить детали не позволяло расстояние, но двигались эти люди как-то не уверенно. Постоянно шатались и спотыкались. Зомби. У ближайшего в руках было какое-то оружие. В том проломе, через который сталкеры покинули территорию завода, на мгновение показалась, принюхалась и скрылась, словно почувствовав взгляд, косматая собачья башка. Должно быть, чернобыльский пёс не погиб при взрыве. Очухался от контузии и решил продолжить знакомство. Впрочем, в последнем наблюдаемом мутанте Майк не был уверен – слишком далеко, да и трава высокая.

– Хочешь вернуться? – Спокойно и без насмешки спросил Ожог. – Придётся закладывать крюк километра три – четыре. Полагаешь, что пройтись в сторону станции будет более опасным?

– По-идее, да.

– Зря ты так думаешь. Там конечно центр Зоны и всё такое, но мутантам надо что-то есть. Друг за другом охотится – долго, сталкеров – мало. Основная масса мутантов осталась за нами и движется к станции. Мы их опережаем не намного. Прости старика Сахарова, но он всё продумал таким образом, что выбора у нас нет.

– Хорошо он всё организовал, зараза. Словно не человек, а мутант способный видеть будущее. И контролёр интересное создание. Эх, какие видения меня посещали, когда я валялся…

– Таково свойство их породы. Видеть запахи и слышать чувства – как раз в обычаях пораженных сталкеров. Не бери в голову. Вот только… Что тебе снилось тогда, на «Янтаре»?

– Много чего. Ты примерял противогаз и вертелся перед зеркалом, словно хотел удостовериться, что получился настоящий, правдоподобный снорк. Лицо Ильи было ясно различимо на голове контролёра… Я стоял в огромном помещении, в котором работали люди. Я был вооружен, но не мог ничего сделать. На меня не обращали внимание. Мне казалось, что это мгновения перед…

– … Первой Катастрофой.

– Да.

– Сахаров был прав.

– В чём?

– Не важно. То были сценарии.

– Сценарии чего?

– Развития событий. Если бы ты смог отказаться от миссии и вернулся бы на «Янтарь» – я бы примерял противогаз снорка. Завтра же, никакого сомнения. Если бы вы не пошли на Припять – твой друг Илья не погиб бы. Но завтра вполне мог примерить шкуру контролёра. Я так думаю.

– А я?

– Сам подумай. Ты должен оказаться в том зале и в то время, или тебя не будет совсем. Вставай, пора идти.

Майк машинально подчинился. Они обошли холм по длинной дуге, мимо тела контролёра, эх надо было спросить, а как его ухитрились завалить. Прямо по курсу раскинулся мёртвый город. Самое неприятное – что местность открытая.

Вообще-то странное дело – такое большое пространство в местности, где от века преобладали леса и болота. Тут конечно раньше было полё, на котором росло что-то полезное, но за тридцать лет всё должно было зарасти как минимум кустарником, ан нет. Если приглядеться, то различимы даже борозды от плуга. Можно подумать, что поле заброшено только пару лет, не больше. Чуть больше километра отделяло стакеров от каких-то мелких построек.

– Скажите, а почему вы продолжаете меня сопровождать? Вам нравится этот обречённый поход?

– Нет. Просто в нашем случае такие слова как «обречённый», не имеют никакого смысла. Если ты выполнишь задание, то ничего этого, – Ожог обвёл окружающее пространство рукой, – не будет. Соответственно, не будет иметь никакого значения, сможем ли мы вернуться с Припяти. Обрати внимание – как мы обычно говорим. Не «из Припяти», поскольку это хоть и бывший, но город, а «из». Это давно уже странная местность, а не город. Возможно, даже состояние души. Знать бы только чьей.

Майк не нашел чего ответить, благо, местность впереди явно собиралась стать непроходимой. Сталкеры постоянно лавировали между аномалиями, постепенно забирая влево. Впрочем, оно и к лучшему. Потребовалось полчаса времени и метров двести расстояния, чтобы догадаться о том, что слева аномалий меньше. Это был явно виток той самой пресловутой спирали. Справа – густо, слева – не то чтоб пусто, но явно полегче. За следующие минут сорок сталкеры оказались в городе.

Странная планировка. Казалось, что улица продолжает «коридор безопасности».

– Теперь ты понимаешь, почему не существует карт Припяти? Их пришлось бы постоянно обновлять. Нет, число улиц остается прежним, но расстояние между ними всё время меняется. Иногда между ними один дом. Иногда множество дворов заполняют пространство до трети радиуса. В прошлый раз в сторону завода смотрело две улицы, а теперь только одна.

Сталкеры пошли к гаражам. Всё было просто – пройти между двумя рядами полуразрушенных кирпичных коробок и вот она – улица. Если б не дома, то было бы видно Чернобыльскую станцию, но идти между гаражами мучительно не хотелось. Причём все три сталкера испытали желание выбрать какой-то иной маршрут и как-то сразу споткнулись. До неприятного места оставалось метров десять.