Текст книги "Сириус"

Автор книги: Сергей Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

8

За почти бессонную ночь, которая была наполнена чередой безумных и сумасшедших по своей сути кошмаров, душевное состояние не изменилось. Было так же тоскливо, как и вчера, и сильно болел припухший глаз. Сергей наспех собрался, водрузил на глаза темные солнцезащитные очки и выскочил из дома, даже не соизволив позавтракать. На улице он встретил Валерку Михайлова, который пришел в восторг от его вида. Наспех посовещавшись, они составили план дальнейших действий. Они решили сегодня в очередной раз пропустить учебу. Дождавшись на железнодорожной платформе пригородного электропоезда, который останавливался в их поселке, двинулись в Ленинград.

Сергей любил ездить на электричке и наблюдать в окно за проплывающими мимо пейзажами. Его всегда поражала убогость и неказистость деревенских домов, которые были расположены вдоль железной дороги. Как всегда, он смотрел в окно и размышлял.

Советская страна такая развитая и богатая, осваивает космические просторы, добивается высоких достижений в науке и технике, помогает всем отсталым странам и малоимущим народам, а ее население бедное, и большинство еле-еле сводит концы с концами. Интересно, почему? Этот вопрос всегда интересовал Сергея. Его родители работают целыми днями. Мать на заводе остается на сверхурочную работу, отец часто подрабатывает в свободное время, а богатства у них нажить ну никак не получилось. Даже цветного телевизора купить не смогли. Он с сестрой даже ни разу на черноморском побережье не был. Обнадеживает только одно: почти все его друзья находятся в одинаковом положении и завидовать некому. Да и завидовать он не умеет. Ценность для него представляло только наличие высококачественной музыкальной аппаратуры. Без нее он совсем не представлял жизни. Совсем недавно ему посчастливилось купить в комиссионном магазине дефицитный, собранный на оборонном заводе, стоваттный стереофонический усилитель «Бриг-001» почти за символическую плату, чем он безгранично гордился. Он считал, что его семья находится у самой черты, которая разделяет бедность и благополучие. Стоит только отцу бросить пить, и все. Или ему это только казалось, а он не мог судить отца за их образ жизни. Они с сестрой были сыты, одеты и обуты. Конечно, он слепо верил, как и все его сверстники, что все пути в будущем ему открыты. Учителя говорят, что все зависит от него самого. Возможно, они правы, а он сам двигается в неверном направлении. Может, так и есть, и в самом деле все зависит от него самого. Человек ведь добровольно выбирает свой путь и только после этого вносит свой посильный вклад в развитие своей страны. Возможно. Но как тогда разумно выбрать этот путь? Сергей инстинктивно пожал плечами и сам же ответил на свой вопрос, что он на данный момент не знает, чего сам хочет. Его словно несет течением, которому он старается не сопротивляться.

Из раздумий его вывел голос Валерки.

– Серый, ты что, спишь? – спросил тот, толкая Сергея. – Я еще раз спрашиваю, куда двинем? Выбор за тобой. Или в кино, или просто по городу пошатаемся?

– А знаешь, Валер, и то и другое, пошло оно к черту! Поехали к Эдику!

– К Эдику – это хорошо. А где деньжат взять?

– Не переживай! У меня десятка есть. Будем гулять!

– Вот это по-нашему! По рукам!

Валера подпрыгнул на сиденье, потирая руки в предвкушении удовольствия, а по его лицу расползлась блаженная улыбка.

Электричка прибыла на вокзал строго по расписанию. Ленинград друзья обожали и боготворили, называя просто Питером. У них он ассоциировался с белыми ночами, разводными мостами, соленым морским воздухом и людьми с передовыми, смелыми мыслями. Но самое главное для них было то, что в Питере много хороших, отзывчивых людей. Его атмосфера будоражила им кровь и наполняла бодрящим состоянием неудержимого счастья.

Выйдя из электрички, они двинулись в сторону метрополитена, который доставил их к излюбленному месту отдыха.

В универмаге «Кировский» на втором этаже имелся отличный бар с приятными коктейлями и музыкальными новинками. Сам универмаг, как казалось ребятам, был безупречно вписан в пространство площади. Форма главного фасада была скруглена по углам и прорезана окнами разной величины. Из них открывался изумительный вид на центр площади с триумфальной аркой.

Хозяин заведения бармен Эдик хорошо их знал. Когда ребята появились в дверях, он поприветствовал обоих и спросил:

– Что эстеты сегодня будут заказывать?

– Как всегда, пачку «Аэрофлота» и два коктейля «Карелия», – выпалил Валерка, обрадовавшись тому, что заведение пустовало, а они были первыми посетителями.

– А что слушать будете?

– Исключительно новинки, Эдик, исключительно новинки! У тебя же всегда что-то в запасе припрятано.

– Безусловно, ребятки! Все для вас!

Эдик был предприимчивым молодым человеком. Родители его работали в сфере торговли. Сам он пытался учиться в институте советской торговли, но бросил его и устроился работать барменом. Родители, не простив ему этого поступка, практически прекратили с ним общение, но он не унывал. Самостоятельно наладив связи с другими предприимчивыми людьми, он занимался перепродажей дефицитных импортных вещей и звукозаписей. Сергей с Валеркой подозревали, что он занимается и валютными операциями. В прошлый раз он показывал им, как выглядит настоящий американский доллар, который они видели впервые в жизни. Они всегда с восхищением наблюдали за Эдиком и за его непринужденными действиями, простотой, с которой он относился к жизни.

Приготовив коктейли, он поставил их на барную стойку и подмигнул друзьям. Валерка моментально оказался рядом и, подхватив высокие стаканы, услужливо поднес к их столику. Его услужливость всегда забавляла Сергея. Он удивлялся, как Валерка менялся и становился обходительным в тот момент, когда дело касалось чужих денег. Они закурили и, блаженно откинувшись в мягких креслах, стали потягивать коктейли и слушать музыку. Звучал последний альбом обожаемой ими группы «Супермакс». Вкус напитка был изумительным и напоминал аромат соснового леса. Вскоре смесь коньяка и бальзама ударила ребятам в голову. Стало тепло и легко. Мелодичная танцевальная музыка, плывущая из высококачественной акустики, обволакивала.

Внезапно их уединение было прервано вошедшими в помещение мужчинами. Их вид явно давал понять, что они представители компетентных органов. Один из них, в строгом костюме, направился в сторону друзей и командным голосом, словно отрезав, сказал:

– Прошу освободить помещение! Заведение закрыто!

– Почему это? – возразил Валерка, обалдевший от того, что кто-то посмел прервать его прекрасный отдых.

– Не понял! – удивился мужчина, уже было повернувшись к ним спиной. – Я так понимаю, вы учащиеся! – цепким взглядом посмотрев на друзей, продолжил он. – Вы хотите, чтобы я конкретно стал выяснять, по какой такой причине вы находитесь в этом увеселительном заведении, да еще утром!

У него явно не было времени и желания заниматься друзьями, но он решил припугнуть их. Сергей сразу смекнул, что сопротивляться бесполезно, поэтому быстро выпалил, поднимаясь из-за столика:

– Нет! Мы уже уходим!

Ребята направились к выходу, оставив на столе недопитые бокалы. В дверях Валерка еще раз попытался огрызнуться, до глубины души возмущенный произошедшими событиями. Его одернула женщина средних лет, с огромной копной светлых волос и облаченная в фирменную одежду с логотипом универмага.

– Ты что! – запричитала она. – Не видишь, что Комитет государственной безопасности к нам пожаловал?

Валерка сразу съежился, потускнел и сделался каким-то совсем маленьким, словно напроказивший ребенок. Они впервые видели сотрудников КГБ вживую. До этого момента они могли лицезреть их только на экране телевизора или кинотеатра. Встреча с ними не предвещала ничего хорошего. Этой организации боялись во все времена существования советской власти. Сергей не раздумывая развернулся и быстрым шагом направился к выходу из универмага, а за ним потрусил притихший Валерка. Напоследок окинув взглядом помещение бара сквозь щелку закрывающейся двери, он увидел осунувшееся и испуганное лицо Эдика. Былой изысканный лоск бесследно слетел с него. Это его беспомощное состояние взболтало душевную муть, которая выпала неприятным осадком и моментально испортила настроение.

Уже на улице ребята перевели дыхание и, спустившись в метро, успокоились.

– Вот попали в переделку, – констатировал Валерка.

– Да! – подхватил Сергей. – Что же Эдик натворил?

– Фарцовщик он! Вот и залетел. Что теперь будем делать? Вот обломались так обломались!

Сергей концом ботинка легонько постукивал по гранитной колонне в вестибюле метрополитена, заметно нервничая и размышляя. Домой ехать не хотелось. От повседневной обыденности, которая ожидала дома, еще больше портилось настроение, но и не хотелось больше неприятностей. Он чувствовал, что Валерка тоже нервничает, но деликатно помалкивает, стараясь не потревожить друга. Сергей предложил:

– Ладно, Валер, у нас еще деньги есть, поэтому не расстраивайся! Давай махнем в «Сайгон»!

– Согласен! – обрадовался тот.

Друзья двинулись в центральную часть города. Там, на углу Невского и Владимирского проспектов, находился стоячий кафетерий ресторана «Москва» по прозванию «Сайгон». В нем подавали вкусный кофе в щербатых фаянсовых стаканчиках. Здесь же было главное место встреч, общения и тусовок. Друзья частенько появлялись здесь, завязывали знакомства и приобретали музыкальные новинки. В пяти минутах ходьбы от кафетерия, на улице Рубинштейна в Межсоюзном доме самодеятельности находилось помещение недавно образованного Ленинградского рок-клуба. В небольшом зале проходили концерты или репетиции музыкантов.

Удача друзьям и здесь не улыбнулась. В кафетерии был санитарный день, а рок-клуб оказался закрыт. Бесцельно побродив по городу, пообедав в дешевой столовой и потратив деньги на фотоматериалы, они вернулись на вокзал.

– Не повезло сегодня! Как с утра день не задался, так и пошло все наперекосяк, – мрачно выпалил злой Валерка и с досады плюнул на платформу.

Не успел плевок коснуться асфальтового покрытия, как внезапно, словно привидение, перед ними выросла упитанная фигура милиционера.

– Хулиганим, молодые люди! – суровым голосом пробасил он.

– Не понял? – удивился Сергей.

– Плюетесь в общественном месте, сквернословите, а у нас город высокой культуры. Поэтому, молодые люди, придется вам заплатить штраф в один рубль.

– Какой такой еще рубль? – в который уж раз за сегодняшний день возмутился Валерка.

– Не желаете? Тогда придется вам пройти в отделение, – невозмутимо продолжил милиционер, буравя друзей взглядом.

– Не надо в отделение, товарищ милиционер, – обреченно выдохнул Сергей и протянул последнюю мятую купюру.

– Счастливо оставаться, – сказал милиционер и быстро удалился, сразу потеряв к ним всякий интерес.

– Вот ментяра поганый, последние деньги забрал! – разохался Валерка так эмоционально, что от негодования у него моментально закончились слова.

– Да… – выдохнул Сергей, искренне удивившись наглости блюстителя порядка. – Нас что-то сегодня дяди Степы обложили. Придется зайцами ехать.

– Да и плевать на это. Вон, смотри, нашу электричку подали!

Им и на этот раз не повезло. Контролеры появились почти сразу, да еще в сопровождении работников транспортной милиции, которые в вечернее время должны были пресекать правонарушения, происходящие на железнодорожном транспорте. В последнее время стало небезопасно ездить в электричках. Хулиганье и многочисленные подростковые шайки терроризировали вечерних пассажиров, поэтому контролерам давали в поддержку милицейские наряды. Все силы были брошены на то, чтобы соблюдать социалистическую законность. Ребятам из-за отсутствия проездных билетов пришлось ретироваться в соседний вагон, из которого они выбежали на ближайшей остановке, дабы не привлекать милицейского внимания к своим безбилетным персонам. Только на следующем электропоезде, изрядно продрогшие на ледяном ветру и слегка присыпанные начинавшим витать в воздухе снегом, они добрались до своей станции.

– Ладно, братишка, пока! – сказал Сергей, когда они спускались с платформы.

– Ты что, домой не идешь? – скупо кивнул Валерка.

– Нет. Сегодня к бабке пойду в деревню.

– Тогда давай пять, дружище! Будь здоров!

Они обменялись крепким рукопожатием и разошлись. Сергей сначала потоптался на дороге, ведущей в деревню, но потом решил на минутку забежать домой. Он сообщил о том, что сегодня дома ночевать не будет, и под возмущенные крики матери выбежал на улицу.

Погода резко испортилась. В деревню он шел уже в темноте, с усилием преодолевая порывы ветра. Время от времени из-за стремительно несущихся облаков выглядывал краешек холодной луны, но даже тусклый, бледный лунный свет быстро мерк в темноте за плотной завесой снега.

Бабушка Катерина, маленькая, сгорбленная, истинная деревенская старушка, громко заохала, когда Сергей появился на пороге ее дома:

– Милый внучок, неужели соизволил меня навестить? Маленький был, так всегда у меня ночевал!

– Бабулька, ты уж извини меня!

Она заулыбалась и сразу засуетилась у еще пышущей жаром дровяной печи. На ее голове был повязан шерстяной платок, который они с Ирой подарили ей на день рождения.

– Все еще горячее. Кушать будешь?

– Если чуть-чуть.

Она накрыла на стол и пододвинула остывший чайник на середину печного настила. Раньше Сергей любил коротать здесь вечера, особенно зимние. Ему нравилось тепло дровяной печи и бабушкины грустные воспоминания о прошлом. Из них он узнавал много нового об истории ее жизни и жизни отца. Он сел за накрытый стол и начал есть, а она расположилась напротив и продолжила вязать.

– Бабуль, расскажи про войну, – попросил Сергей.

– Разве тебе интересно? Вам бы всё свои патефоны гонять да хулиганить по подворотням!

– Не патефоны, а магнитофоны! – смеясь, поправил ее он.

– Не все ли равно, чем сатана их обозвал! Прости меня, Господи.

Сергей улыбнулся. Его бабушка была набожным человеком и часто поминала в своих словах Иисуса. Старенькая потрепанная Библия постоянно лежала на видавшем виды комоде. Из нее торчали закладки, которыми были помечены страницы для ежедневного чтения.

– Ну расскажи! Ты же знаешь, что мне не все равно, – не унимался он.

Она вздохнула и неторопливо повела сказ о своей жизни. Сергей эту историю знал наизусть, но всегда с удовольствием слушал добрый голос бабушки.

– Немцы пришли в нашу деревню тихо, почти незаметно, и были расквартированы по домам. В наш дом солдат на постой не определили, так как на моих плечах было пятеро детей. Трое моих и двое ребятишек сестры, которая была на фронте. Мы жили вместе со старенькими родителями. За нашим домом находился большой колхозный амбар, в котором немцы устроили военный склад и круглосуточно охраняли его. В находящемся рядом доме они устроили полевую кухню. Поваром там служил пожилой добродушный немец Дитрих. Он понимал, что прокормить такую ораву детей со стариками тяжело, и всячески сочувствовал мне. Иногда он совал мне тайком в руки хлеб и сахар, а их любимый эрзац-кофе он наливал мне ежедневно прямо в бидончик и всегда чуть не со слезами на глазах вспоминая своих четверых детей. При этом он частенько приговаривал, страшно коверкая русские слова, что я могу наливать этот напиток в любое время, даже когда его не будет. Однажды, когда он отсутствовал, я решила самостоятельно наполнить бидончик и не смогла закрыть тугой кран нагревательного котла. Испугавшись, я убежала, а эрзац-кофе почти весь без остатка вылился на землю. Немцы долго ругались, грозя репрессиями, но все, слава богу, обошлось. Дитрих, конечно, все понял, но ничего никому не рассказал, а только выразительно погрозил мне пальцем. Так мы и жили, пока их не погнали на запад советские войска. Нам повезло, у нас находилась обычная тыловая часть, которая снялась и ушла так же тихо, как и пришла. Что не смогли забрать с собой, они раздали людям.

– Вы обрадовались нашим частям?

– Красноармейцев мы не видели. Они прошли стороной. А вот партизаны двигались целыми отрядами и тоже квартировали у нас. Голодные, вшивые и наглые до такой степени, что отбирали еду у детей, постоянно приговаривая, что «мы отсиделись здесь с фашистами на теплых печах, пока они голодали, мерзли и воевали за нас».

– Бывает же, – подвел итог Сергей.

Он уже попил чай и лег на старенький, видавший виды диван, застеленный чистым бельем. Диван стоял под большой иконой, которую бабушке отдали на сохранение монашки из женского монастыря, убегая от советской власти после Октябрьской революции. Они надеялись вернуться после восстановления старого порядка, но их мечты не сбылись, а след их затерялся где-то за пределами родной земли.

Бабушка продолжала вязать, не поднимая головы, и рассказывала о том, как его отец стащил у немцев карабин, вызвав целый переполох в их рядах.

Сергей этого уже не слышал, он крепко спал.

9

Зима пришла как-то неожиданно быстро.

К ночи редкий снег превратился в обильный снегопад. Сильный ветер и мороз сотворили на дорогах снежные, покрытые толстой коркой льда заносы. К рассвету разыгрался настоящий ураган, он изо всех сил старался поломать в парке вековые дубы, раскачивал их из стороны в сторону, словно стебли тростника. Снежная взвесь металась и кружилась в воздухе, ухудшая видимость.

В школу Сергей шел, преодолевая сильнейшие порывы ветра и разгребая ногами снежные завалы колючего снега. Сегодня был легкий день. Такие учебные дни ему нравились. Расстраивало только одно событие. После окончания уроков было назначено внеочередное классное комсомольское собрание по обсуждению его и Валькиного поведения. Сергей старался не думать об этом, но мысли настойчиво возвращались к этому вопросу. Он не любил быть в центре внимания, особенно когда дело касалось обсуждения его проступков.

Начался учебный день с занятий начальной военной подготовкой. Это был обязательный этап подготовки молодых граждан страны к военной службе. Вел его отставной полковник, пенсионер Болдин Сергей Сергеевич. С первого взгляда было видно, что он настоящий интеллигент, худой и спортивно подтянутый. Его возраст выдавала обильная седина. К своему предмету он относился с таким же рвением, как и к своей прошлой службе. Он считал, что все молодые люди должны быть готовы защищать Родину, поэтому им предстояло постигать азы военного дела под его неусыпным оком. Он не делал поблажек даже девчонкам. Бесконечные построения, разборка и сборка автомата на время, основы тактики боя и ходьба в противогазе выматывали всех. Выматывали, конечно, не физически, а своей кажущейся бесполезностью. Сегодня занятия проходили в спортзале, и преподаватель уделил внимание построению и командам в строю. Это было его любимой темой. Сергей эти занятия строевой подготовкой не любил и считал бессмысленной ерундой, особенно в школе.

После очередной команды преподавателя ребята разбрелись по спортзалу и расселись по подоконникам.

– Я сказал «вольно», а это не значит «разойтись»! – истерично закричал он.

Ребята от этого крика подскочили, а Сергей и Валька Яскевич продолжали сидеть на подоконнике, даже не пытаясь встать.

– Воронцов, ты не слышал, что я сказал? – Лицо Сергея Сергеевича от злости сделалось пунцовым.

– Слышал, слышал, – ответил Сергей и, показывая всем своим видом пренебрежение, встал. Его примеру последовал Валька.

– Вы призывники, и любая команда для вас – закон!

– Я думаю, что это совсем не так, – спокойно произнес Сергей. – Мы призывники, но не военнослужащие, поэтому эти команды мы выполнять не обязаны. Только из уважения к вам мы стараемся осваивать теорию военного дела, но не казенную муштру.

Класс от его слов оцепенел, но реакция преподавателя на его слова была на удивление спокойная.

– Ребята, Советский Союз – миролюбивое государство. У нашей страны нет территориальных претензий к кому бы то ни было, мы никому не угрожаем и ни на кого не собираемся нападать, мы стоим за независимое развитие всех народов, но врагов у нас достаточно. Поэтому каждый юноша еще до призыва в вооруженные силы должен готовить себя к защите социалистической Родины, а казенная муштра, как выразился Воронцов, входит в воинскую подготовку. А тебе, Сергей, скажу, что непросто тебе будет на службе, ой непросто! Хлебнешь ты горя из-за своего характера! Строптивцев там быстро ставят на место и учат уму-разуму! Дисциплина и устав сделают свое дело! Или ты решил получить отсрочку от службы и поэтому смело предстаешь перед нами в образе наглеца?

– Сергей Сергеевич, от службы отлынивать я не собираюсь! Мне и, я думаю, моим сверстникам делать это будет стыдно. Служба – это наша обязанность и священный долг, но вы, бывший военный, скажите всем нам, что вы сделали с армией?

Преподаватель от такого монолога опешил, покраснел и как-то вдруг тихо, уже надломленным голосом спросил:

– А что мы с ней сделали?

– Что творится в расположении боевых частей? Почему без войны родители получают похоронки? Недавно у нас соседи получили такое письмо на своего единственного сына!

– Это бывает, ребята, – сказал преподаватель, чувствуя в диалоге с Воронцовым подвох, а того словно прорвало.

– А причину его смерти знаете? Конечно, нет! Над ним издевались старослужащие, а когда он пошел в караул, то получил, как подобает, боевое оружие. После этого вернулся в казарму и застрелил своих обидчиков, а следом застрелился сам. Двоюродный брат мой служит сейчас на Северном флоте. Так у них старослужащие молодых матросов заставляют брить интимные места, а сбритые волосы употреблять вместо пищи. Это вы называете уставной армией, и в чем здесь могут помочь занятия по строевой подготовке?

Сергея прервал звонок с урока, но все молчали и не двигались с места, словно и не началась перемена. Только девчонки с ужасными гримасами на лицах тихо перешептывались. Преподаватель подтянулся так, как это умеют делать только военные, и ответил:

– Что я вам могу сказать, ребята. Такие случаи и происшествия бывают, но с ними борются. Все, что сказал Воронцов, ужасно и, по всей вероятности, часть этого вымысел. Бывает, что службу в армии специально дискредитируют, разнося по стране агрессивные всевозможные слухи, которые наиболее опасны, потому что порождают подозрительность и сильную игру воображения. Мотивами для распространения агрессивных слухов нередко служит личное озлобление, враждебные чувства по отношению к чему-либо или кому-либо, например к тем же военным, от общения с которыми у человека могла остаться обида. Желательно, чтобы вы, ребята, получающие информацию об армии и службе в вооруженных силах, учитывали все это и не спешили с выводами. А ты, Воронцов, сначала подумай, что хочешь сказать. Бывает, что произнесенное слово захочется забрать назад, но оно уже произнесено. Всегда думай о том, про что будешь говорить! На сегодня все. Спасибо за внимание.

Он закончил и так же неспешно, как и говорил, удалился. В спортзал ворвалась толпа веселящихся школьников младшего класса.

– Да, ну он и завернул речь, – только и смог сказать Валька, но Сергей его не слушал, обдумывая сказанное ему лично.

Возможно, преподаватель и прав. Слухи слухами, а судя по телевизионной программе «Служу Советскому Союзу», в армии не так и плохо. Они сами прошлым летом выезжали на полигон. Их программой обучения были предусмотрены пятидневные занятия по тактической подготовке, где они стреляли из автоматов боевыми патронами, знакомились с вооружением и техникой в реальных полевых условиях. Сергей сам себе улыбнулся и, обращаясь к Вальке, сказал:

– Обязательно посмотрим в воскресенье передачу «Служу Советскому Союзу»!

Валька непонимающе кивнул и подтолкнул Сергея к выходу. Они уже опаздывали. Следующим двум парам предстояло занять весь остаток учебного дня. На нем мальчишки с девчонками разделялись. Мальчишки шли на машиноведение, где изучали трактора и учились правилам их вождения. Девчонки уходили на домоводство, где постигали основы и секреты ведения домашнего хозяйства.

Ребятам эти занятия нравились. Все, что было связано с техникой, приводило их в неописуемый восторг. Преподаватель Фролов Иван Ильич, еще молодой, в прошлом бывший передовой тракторист-механизатор, неплохо справлялся со своими обязанностями. Почему он в свои годы решился поменять работу тракториста на работу в школе, никто не знал. Работа в школе считалась тяжелой, низкооплачиваемой и требовала большой самоотдачи. Все считали, что его ранние залысины – признак ума и вообще делают учителя похожим на Ленина. Ребята запросто называли его Ильичом, на что он нисколько не обижался.

Погода внесла коррективы в программу обучения, но отменять практическую часть преподаватель не стал, с улыбкой поговаривая, что настоящий механизатор умеет обращаться с техникой при любых стихийных бедствиях. Ребята учились управлять двумя видами тракторов. Один из них старенький колесный Минского тракторного завода МТЗ-50, а второй гусеничный ДТ-75. Оба трактора были списаны администрацией подшефного совхоза «Красный путь» и переданы на баланс школы. Процесс обучения шел по накатанной колее, пока за рычаги управления гусеничного трактора не сел Леха Дерябин. Он всегда говорил, что управлять трактором – плебейское занятие, а его предназначение заключается не в этом. Сам он усиленно готовился к поступлению в университет, но осваивать технику ему все равно приходилось, так как этого требовала школьная программа. Алексей, как всегда, был слишком самоуверен. Его завышенная самооценка иногда приводила к неприятным последствиям. Преподаватель это понял сразу, едва тот резко отпустил педаль сцепления и рванул на себя рычаги управления. Трактор, несколько раз дернувшись, стремительно набрал скорость, а на пути его движения оказался столб электропередачи.

Преподаватель не успел среагировать, как железобетонная опора с громким треском сломалась посередине и, на мгновение зависнув в воздухе, упала на кабину трактора, сделав огромную вмятину в крыше. Рвущиеся провода при замыкании на корпус трактора издали зловещее шипение, приглушив шум ветра, и взорвались ослепительным фейерверком голубоватых брызг, которые с жутким свистом гасли в снегу. Ребята, находившиеся поблизости, бросились врассыпную. Сергею даже показалось, что у Ильича, сидевшего рядом с Дерябиным, волосы вокруг лысины встали дыбом. Вся проблема заключалась в том, что один из проводов перекрыл выходы из кабины, провиснув над дверьми. Никто не был уверен, были они уже обесточены или нет, поэтому Ильич и Дерябин внезапно оказались пленниками обстоятельств.

Всю оставшуюся без электричества школу взбудоражила эта новость. Желающих лично увидеть последствия произошедшего было несчетное множество. Бригада энергетиков должна была прибыть с минуты на минуту, но пока задерживалась. Первой прибыла бригада медиков, и очень кстати. Директору школы Болтневу Алексею Семеновичу стало плохо.

Алексей Семенович был директором, как говорят, от бога. Руководил школой он давно и эффективно. В районном отделе образования он всегда мог добиться всего, что казалось ему нужным для благосостояния школы, которая стала ему вторым домом. Его непоколебимый авторитет и твердость характера приводили в ужас нерадивых учеников. Аудиенции с ним в его кабинете боялись все, в том числе и родители. За глаза его называли Болтом, потому что он мог завернуть любого, кто мешал размеренному течению школьных событий. Его жена, учитель истории Вера Ивановна, помогала ему контролировать политическую благонадежность учителей и учеников. Больше всего их совместное руководство смахивало на террор Железной леди с Болтом.

Машина скорой помощи уехала почти сразу, прихватив с собой директора после того, как врачи поставили диагноз – инфаркт. Его жена стояла с покрасневшим лицом и влажными от слез глазами. Случай был вопиющий, его уже невозможно было скрыть за школьными стенами.

Ученики веселились, довольные тем, что на их головы обрушилось невиданное счастье: отсутствие электричества и чрезвычайное происшествие, о котором учителя постоянно предупреждали. Ребята желали быть свидетелями этого действия, поэтому вокруг трактора собралась огромная толпа и, несмотря на протесты и угрозы учителей, никто не желал расходиться. Над Ильичом и Дерябиным, которые беспомощно сидели в кабине трактора, одноклассники непрерывно потешались.

Валька бегал невдалеке и декламировал:

– Вы как немцы под Сталинградом в подбитом танке, а мы сейчас будем вас выкуривать оттуда!

Ильич кидал свирепые взгляды в сторону Вальки, но тот не унимался:

– Чапаев с Петькой в бронированной тачанке ожидают прибытия Анки!

Через некоторое время, устав от его издевательств, не выдержал Алексей и убедительно сказал:

– Заткнись, Яскевич! Выйду, все зубы пересчитаю!

Валька притих, меряя взглядом кулаки Дерябина, внезапно потерял к этому делу интерес и удалился.

Вскоре приехала аварийная машина энергетиков. Они отключили поврежденную линию и вызволили пленников.

Восстановительные работы, установка новой опоры и замена проводов продолжались до самого вечера.

Сергей в глубине души обрадовался случаю, который мог отменить комсомольское собрание, но его надежды не оправдались. Вера Ивановна, взяв на себя полномочия заболевшего директора, отменила все уроки и отпустила учеников домой. Отпустила всех, кроме класса Сергея. Собрание она решила не отменять. После разбора, учиненного Фролову в учительской, она пришла в класс к Сергею. Взвинченная и злая, она прокричала:

– Ванина, начинай!

Рита сначала опешила, но потом, взяв себя в руки, начала:

– На повестке дня вопрос о поведении учеников нашей комсомольской организации Воронцова Сергея и Валентина Яскевича. Их морально-нравственное поведение оставляет желать лучшего.

Она взглянула на Сергея и опять смутилась, увидев его глаза, внезапно почувствовала, что теряет контроль над собой. Такое с ней было впервые. Она никак не могла понять, что с ней произошло. Обычно деловая и уверенная в себе, она без проблем проводила все собрания и общественные мероприятия. Она вдруг поняла, что дело только в нем. Он – причина ее странного беспокойства. Зарождающееся чувство испугало ее. Сергей перевел взгляд с Риты на Веру Ивановну и незаметно ухмыльнулся. Эту ухмылку никто не заметил или сделал вид, что не заметил, но она не ускользнула от наблюдательной Веры Ивановны.

Как женщина властная и притом в сильной степени одаренная лидерскими качествами, она в одну минуту предположила, какие могут возникнуть противоречия и противодействия, обеспокоилась, даже побледнела и вскочила со стула:

– Что ты мямлишь, Ванина? Я тебя не узнаю! Где твоя комсомольская прозорливость?! Их драки, ругательства, расхлябанность до добра не доведут. Какой номер они выкинули недавно? Словно богатые буржуа из-за океана, приехавшие в бедную и отсталую африканскую страну, они сыпали конфетами направо и налево. А толпу младших школьников, вероятно, представили себе бедными негритянскими детьми и делали вид, будто благодеяния совершают. Решили почувствовать себя благодетелями хоть на время, пока я не пресекла это безобразие.