Текст книги "Немой свидетель (сборник)"

Автор книги: Сергей Курехин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Картина сорок вторая

ОСВЕЩЕННАЯ УТРЕННИМ СОЛНЦЕМ

Швейцария. Машина с героями на полном ходу (из ниоткуда) появляется на дороге, ведущей к дому бывшего посольства России в Швейцарии.

Попав в малахитовую комнату, они видят ожидающего их Посланника. Тот открывает Александру тайну священного ключа и объясняет, что основной миссией Александра является посещение русского императора в момент подписания им отречения от престола.

Клара снимает колодки с детей. Их руки превращаются в крылья, и они предстают в виде ангелов, готовых сопровождать героя в его путешествии во времени. Александр разделяет ключ пополам, один оставляет себе, другой отдает Посланнику. Они вставляют каждый свой ключ в искусно замаскированные прорези и синхронно поворачивают.

По малахитовой стене бежит трещина. Описав прямоугольник, она замыкается, и к ногам героев падает кусок стены. Из образовавшегося проема брызжет яркий божественный свет, вместе с ним через проем в комнату влетает множество маленьких райских птичек.

Посланник кладет свою руку на плечо Александра и подталкивает его в направлении проема.

Пройдя сквозь свет, герой оказывается лицом к лицу с Николаем Чудотворцем и Пантелеймоном Целителем.

За спинами святых шуршат деревья райского сада, в голубом небе сияет радуга. На лужайке резвятся лев с ягненком. За кустами мелькают Адам и Ева.

Николай Чудотворец, пристально глядя в глаза Александра, осеняет его крестным знамением. Пантелеймон Целитель причащает героя из своей коробочки.

Затем образы святых постепенно застывают, превращаясь в писаные иконы.

Начинается стремительное движение вспять. Все сцены фильма с головокружительной быстротой несутся в обратном порядке. Встают и начинают уменьшаться поваленные деревья. Земля вспыхивает то белым сиянием снега, то осенним золотом, то зеленым пламенем травы. Солнце носится по небу словно метеор. То тают, то появляются звезды. Луна улыбается и исчезает.

Неожиданно все останавливается. Мы видим солдат, стоящих у полевой кухни, мелькающих всадников, пирамиды ружей, слышатся звуки гармони и паровозные гудки.

Александр понимает, что он смотрит на все это из вагона поезда. Обернувшись, он видит императора, сидящего за столом в глубоком раздумье.

Понимая, что император принимает его за своего адъютанта, Александр мягко и спокойно сообщает о своей миссии. В качестве доказательства он предлагает просмотреть принесенную с собой кинопленку.

Император, хорошо расположенный к Добролюбову, с недоумением соглашается.

Герои переходят в соседний вагон, где установлен кинопроектор.

ФИЛЬМ

Динамичный монтаж хроники от 1914 до 1996 года.

Закадровый голос в лаконичной и убедительной форме рассказывает о последствиях падения монархии в России и влиянии этого события на ход мировой истории.

После просмотра герои молча возвращаются в кабинет.

Как человек глубоко религиозный, Николай расценивает происходящее как вмешательство божественных сил – чудо, прихода которого он ждал и был готов к нему. Добролюбов, в свою очередь, доводит до сведения императора возможный порядок мер, способных развить успехи на фронтах и подавить волнения в Петрограде.

Ангелы, парящие под потолком, с неподдельным умилением взирают на склонившихся над картой героев.

Картина сорок третья

МОНАРХИЧЕСКАЯ

31 декабря 1996 года.

Царское село. Полдень. Зеркальный зал дворца.

Император Всероссийский Александр IV слушает доклад министра иностранных дел. (Государь в форме полковника авиации.) Министр сообщает о скором прибытии императора Китая, а также об очередной просьбе правительства США о принятии Америки в международное монархическое сообщество. Условия, поставленные Россией, на этот раз приняты безоговорочно.

Отправив министра, государь (Александр Алексеевич Романов) подходит к окну и, глядя в парк, видит приближающуюся ко дворцу процессию.

Золотой гусеницей она двигается между мраморных скульптур по направлению к почетному караулу. Площадь перед дворцом богато украшена гирляндами и национальными флагами двух Империй. Большой духовой оркестр играет гимн. Медленно падающий снег придает зрелищу характер видения.

От окна государь подходит к камину и переворачивает щипцами задымившееся полено.

Пользуясь паузой в событиях, он включает стоящий на камине телевизор (коробка телевизора выполнена в стиле классицизма).

Картина сорок четвертая

НОВОГОДНЯЯ

Санкт-Петербург. Вечер того же дня. Летний сад в праздничной иллюминации. Новогоднее гуляние.

Александр в форме русского офицера идет по аллее. Его взгляд выхватывает милые сердцу сцены человеческой радости: заботливая мать отогревает дыханием ручки у малыша. Веселые офицеры играют в снежки с румяными гимназистами.

Бравый городовой помогает подняться подскользнувшейся даме (удивительно похожей на Марию). Оркестр выдувает вальс. В веселом дирижере мы узнаем Плеханова. Неизвестно откуда взявшийся поросенок несется мимо мраморных статуй, застывших в стеклянных футлярах. Снег валит с такой силой, что все вокруг напоминает картины пуантелистов. Александр видит стоящую у дерева Снегурочку. Их взгляды встречаются. Часы Петропавловского собора бьют 12.

В воздухе взрываются огни фейерверка.

Сергей Курёхин

Пять дней из жизни барона Врангеля.

I акт. Таинственный посетитель

II акт. Переход Суворова через Нахимова

III акт. Тайна Махно

IV акт. Узбекский гамбит

V акт. Золотой Член

I АКТ

Заснеженная Среднерусская возвышенность. Бескрайняя русская степь. Вдалеке, справа от лева, воют волки и овцы, невдалеке, слева от права, звучит одинокая песнь ямщика. По замерзшему Онежскому озеру, сквозь пургу, с трудом пробираются два путника. Один из них – низкорослый, даже слегка высокий, кряжистый, в тельняшке, отороченной мехом тунгусской куницы, несет остатки метеорита, только что упавшего в эпицентре приземления; второй из них до боли похож на первого. С первого взгляда может показаться, что это два брата, однако наличие третьего путника позволяет нам предположить, что их трое. В процессе беседы выясняется, что армия, еще вчера отступившая к болотам и потерявшая в битве за Москву почти половину обоза, стремительным рывком подошла к подножию Альп. Внезапно путники заметили какой-то мерцающий свет впереди. "Вода!"– закричал один из них и упал, изможденный. Второй на лету подхватил тело падающего друга, подстегнул тройку оленей и повозка, запряженная собаками, медленно погрузилась в зыбучие пески и покатилась по направлению к воде. "Ура..."– пересохшими губами, стуча зубами, с трудом приподнимая веки, прошептал первый. Скрюченными от холода пальцами он достал какую-то грязную, слегка вонючую, тряпку, которая оказалась древней картой региона. "Здесь",– шепотом прошептал, почти прошепелявил он. Второй путник достал из саквояжа складную японскую лопатку и начал медленно рыть, постепенно углубляясь вглубь скважины. Погоня приближалась. Путникам грозила смертельная опасность. "Нашел!"– сдавленным шепотом, с трудом продирая гланды, выхрипнул первый второму. Перед ними открылся вход в подземелье, откуда на путников пахнуло могильной сыростью. Отлив продолжался. Прилив должен был начаться через два часа. "Быстрее, быстрее!"– торопил первый, но у второго уже начала развиваться гангрена. "Уходи один..."– слегка слабея, прошептал, с трудом выдыхая остатки кислорода, второй, и как бы в подтверждение его слов где-то вдалеке от склепа завыла мутирующая лангуста. Крестоносцы приближались, ведя за собой орды тувинцев, постоянно имитирующих горловое пение. Путники кубарем скатились вниз по кварцевому стоку и бросились в покрытый инеем склеп, напоминающий картины Гогена. Железная решетка с кадмиевыми прожилками обдала их запахом чугуна и со скрипом захлопнулась. Они медленно бросились вперед, все время оглядываясь назад, туда, где прошло их детство. Вдруг первый остолбенел и слегка окаменел от ужаса перед непоправимым. Из зияющей впадины туннеля, справа от траншеи, со стены, на них смотрело ужасное лицо, лишенное первичных признаков эволюции. Оно было покрыто селедочным налетом и зеленоватым плесенеобразным лишаем. "Вот он – источник всех наших несчастий",– отвинчивая протез, с трудом промолвил первый, и, как бы в подтверждение его слов, вдали послышался шум обвала. Путники отступили к торфяным болотам. "Это сэр Вордсворт, герцог Нотингемский, основатель нашего рода, ебёна мать."– "Да, сэр,– с почтением проговорил второй, с трудом скрывая гасконский диалект.– Лошади поданы." И тройка наших друзей, приспустив поводья, не отрывая взгляда от вершины, куда лежал их путь, понеслись к подножию Альп по направлению к Тибету.

II АКТ

А в это время барон Врангель, не отрываясь, смотрел вниз, на горную дорогу, по которой без конца шли военные автомобили. Смутные контуры проходящих танков напомнили ему родное Забайкалье. Он вбил еще один альпеншток в сланцевый ангедрид и полез выше. Чайки летали вокруг, что-то крича. Они напоминали ему родное Прикарпатье. Он вбил еще один альпеншток в кварцевый антрацит, оперся на слегка выдающийся из скалы Лабрадор, напоминающий кварцевый песчаник из сине-зеленой ленточной глины, и задумался. Подмога все еще не приходила, а горцы все приближались. Гортанные выкрики становились все громче, а запах пороха все сильнее. Уже издалека видны были кривые турецкие сабли, напоминающие ятаганы сирийской работы, поблескивающие в лучах заходящего за хребет солнца. Он вбил еще один альпеншток. Со скалы обвалилась верхняя часть отлога. Где-то невдалеке разорвался мерцающий снаряд. Слегка пульсируя, осколок чуть не задел лысеющую голову побежденного генерала. Внезапно он увидел человека в мягкой фетровой шляпе и твидовых ботинках. Человек слегка поблескивал в лучах заходящего солнца. "Вы англичанин?"– обратился к нему генерал. Он не спал уже 13 суток. Вместо ответа загадочный незнакомец молча упал со скалы и, с треском ломая кости, покатился в ущелье Грев. Заодно со скалы упало еще несколько человек, по виду напоминающих англичан. Погоня приближалась, но падение незнакомца вызвало небольшой горный обвал, который на время задержал армию султана. Сам султан восседал посреди шатра, окруженный невольницами, нунциями, астрологами, чревовещателями и огнепоклонниками. Мягкий дым стелился посреди шатра. "Опиум",– подумал Врангель. В углу полуобнаженные музыканты играли Шопена. Нунции яростно мастурбировали. В скрипаче Врангель узнал своего бывшего адъютанта, педераста Жору. "Пидер",– подумал Врангель, но было уже поздно. Его заметил один из негров-педерастов, коричневатый зад которого был слегка вздыблен и мерцал в проеме шатра. Глядя на негра, он вспомнил родное Приамурье, вбил еще один альпеншток и полез еще выше. Вся его юность прошла в Тифлисе. Там он сблизился со Сталиным. "Надо быть мягче",– любил говорить ему Сталин. И он стал мягче. Потом 15 лет каторги за связь с евреями, 10 лет тюрьмы за связь с монголами. После отсидки Гражданская война, ранение, ампутация ног, паралич, заикание. Врачи запретили служить в авиации. Но железный организм взял свое. Паралич прошел, ноги отросли, заикание прекратилось. Вот тогда-то он и сблизился с Махно. Махно любил сидеть вокруг самовара с друзьями, либо скакать в поле на гнедой кобыле. Вот и в этот раз он сидел в землянке, пил чай и тихонько напевал что-то арабское. В углу, у печи, там, где стояла резная березовая кровать, слегка шуршала его супруга, бывший красный комиссар Второй добровольческой армии Мария Гнедых. Внезапно у двери раздался какой-то шум. "Комиссары! побледнела Мария.– За тобой, Коля".– "Брось ты, Маня, это крысы".– "Да нет, комиссары!"– уверяла несчастная женщина. Махно подошел к столу, накренившемуся под тяжестью награбленного. На столе стояла фотография, с которой на него смотрели спокойные грустные глаза Троцкого. Троцкий еще вчера предупреждал Махно об аресте, но Махно знал, что Берия на это не пойдет. Он пойдет совершенно не на это. А сам Колька Махно помнил Берию босоногим загорелым мальчуганом, залезающим под юбки заводским девчонкам. Девчонки звонко хохотали и постоянно его пиздили. Мать Берии была известным хирургом и, как поговаривали старожилы, вырезала гангрену еще самому Распутину. А Колька Махно всегда с завистью смотрел на Лену Берия, косоглазую сестру Левы, которая медленно умирала от страшной болезни отсутствия влагалища. Лена была на два года старше его брата, Миши Ворошилова, который только что перешел в 5-й класс церковно-приходской гимназии. А Троцкий еще тогда, в гимназии, ненавидел их всех, считая мудаками и гнидами. Любил он только Тухачевского, уже тогда предчувствовавшего свой расстрел. Заодно был расстрелян некий Сычов-Телятин, якобы коммунист, на самом же деле ублюдок и козел. Это он считал, что узбеки уже настолько окрепли, что сами способны построить коммунизм в отдельно взятой стране. Врангель ударил молотком по альпенштоку, но промахнулся, попал по пальцам, взвыл от боли, укусил пробегавшего рядом горного джейрана, выпустил трос из рук, набрал в легкие воздуха, плавно взмахнул, сжал зубы, со стоном повернулся вправо, как ужаленный отпрянул, страшно вспотел, увидел краем глаза клочок голубого неба и с криком упал в зияющую пропасть, со дна которой доносились победные крики мутантов, каннибалов и карбоньеров. Все погрузилось во тьму.

III АКТ

Очнулся он в лагере альбиноса Суворова, в маленьком бразильском городке, неподалеку от столицы. Армия Антанты и Шестой флот уже продвинули фронт на 17 миль в сторону. Суворов срочно собрал военный совет. "От Курфюрста Саксонского нет никаких известий. Заебали меня эти шведы. Князь, что вы думаете по этому поводу?" Все повернулись в сторону князя, только что пришедшего в себя от удара. "Нельзя терять ни минуты",– худощавые пальцы князя сжались в один мощный кулак. Внезапно совет был прерван появлением адъютанта фельдмаршала. "Пиздец",– коротко произнес он и упал к ногам генерала Ивана Карамыслова, героя Крымской войны, чем-то похожего на Менделеева. В комнату ворвался морозный, но по-южному северный, январский бриз. "Что это значит?"– в ярости воскликнул князь. "Успокойтесь, фельдмаршал,– Менделеев медленно опустился на скамью.– Вся наша пехота погибла. Половина подорвалась на мине, а вторая утонула в болоте". Наступила мертвая тишина. Генералы не ели уже 7 суток. Суворов, не отрываясь, смотрел на Менделеева. Целый рой воспоминаний пронесся перед мысленным взором этого Гоголя военной науки. Вдруг он смертельно побледнел. "Что это?"– воскликнул он и дрожащей вытянутой рукой указал на сапог Менделеева. Все увидели огромное родимое пятно чуть выше сапога. "Родной, жив!"– Суворов обнял Нахимова. За окном раздался топот коней. Генералы бросились к окну и увидели подъезжающих на великолепном шотландском мерине Тараса Бульбу, Махно и Мерлина, только что прибывшего из Ирландии. Бульбу окружало 5 или 6 сыновей, один из которых был уже почти убит. Мерлин внес на руках раненого барона Врангеля, только что упавшего возле дома, и положил его на Ивана Сусанина, отдавшего жизнь за царя. Мерлин знал, что Сусанину известна тайна рождения Суворова, и поэтому молчал. Сусанин мягким кавалерийским шагом подошел к фельдмаршалу, который в ужасе начал сучить ножками, и раскрыл тайну его рождения, а заодно и тайну создания русской армии. Суворов был на волоске от гибели. Но отравленная ядом дикого тореро стрела, пущенная твердой и умелой рукой случайно оказавшегося в Патагонии Пржевальского, спасла жизнь Суворова, а заодно и его честь, а также честь всего генералитета. Суворов обнял своего спасителя Пржевальского, а также обнял его лошадь, в которой он узнал своего сына, без вести пропавшего 40 лет назад в недрах Аравийской пустыни при выполнении сверхсекретного задания по извлечению квадратного корня из super ego. Последовала трогательная сцена клятвы в вечной дружбе и любви. В процессе любви случайно оказывается замешана дочь вождя племени финно-угорской лингвистической группы, которая тоже выдает тайну рождения лошади Пржевальского, а заодно и страшную тайну рождения всех травоядных животных Нового Света и Тропической Африки. Лошадь на волоске от гибели. Но случайно найденный Рунный Посох открывает Суворову глаза на дочь вождя, а заодно и на других женщин. Следует сцена народного веселья, переходящая в чудовищную оргию, наполненную чувственными возбудителями, пикантными раздражителями и расширяющимися уплотнителями. Оргия сопровождается ритуальным праздником плодородия, возникают огромные ритуальные предметы, характерные для культа Матери-Земли и ее возлюбленного Диониса-Загрея. Девушки водят хороводы и с грустью поют о предстоящей утрате невинности.

IV АКТ

Сцена всеобщего безумия открывает IV акт. Безумный узбекский хан Машлак спит и видит сон. Ему снится, что он в Испании, что он испанский гранд Дон Хуан Карлос де Алмейда. Нежная розово-голубая дымка сопровождает сновидение. Кастилья. Болонья. 1620 год. Волны тихо плещутся, бьются о берег и что-то ласково шепчут. Сидя на берегу Карибского бассейна, Дон Хуан Карлос прощается со своей возлюбленной – креолкой Изабеллой Второй Австрийской. Вдали, за горизонтом, проплывают бригантины, эспаньолы и каравеллы. В розовой дымке видны Острова Зеленого Мыса и Берег Слоновой Кости. Неподалеку в каноэ сидят друзья и сподвижники Дона Хуана – его верные карбоньеры. Издалека доносится звук кастаньет. Дон Хуан знает, что на его след уже напала Святая инквизиция, и он должен бежать. Путь у него, как и у других испанских конквистадоров, один – Америка. Только что ему сообщили, что герцог Альба уже высадился в Гватемале, а его армия высадилась в Гваделупе. Ветер развевает полы мантильи Дона Карлоса, и виден орден Летучей мыши, подаренный ему самим Фердинандом Вторым Безумным, королем Сардинии, за подавление народного мятежа в Санто-Доминго. Гранды торопят Дона Карлоса ведь необходимо еще до рассвета переплыть Саргассово море. В последний раз он целует свою возлюбленную, поправляет мушкеты и шпагу, подаренную ему в знаменитой охоте на тюленя-людоеда, который 20 лет терроризировал индейцев навахо в окрестностях Ферреро. Они спешат к гондоле. По пути на них пытается напасть гигантская барракуда. Преодолев Великий Тропический океан, Дон Хуан попадает на родину Тургенева – в Бразилию, где встречается с изобретателем радио Ползунковым. Пытаясь пробраться в саванну сквозь чащу зарослей диких эвкалиптов, он попадает на подпольные Олимпийские игры, где его буквально потрясает мастерство и опыт спортсменов из Израиля. Завороженный сценой упорной борьбы в пятиборьи, он не замечает, что к нему подкрадываются воины и телохранители его злейшего врага – черного мага и масона, еврея-лилипута, педераста Таммерузо. Приверженцы каннибальной системы восприятия мира, они пытаются его съесть, предварительно изнасиловав и расчленив. Дон Хуан на волоске от гибели. Но вовремя подоспевшая подводная лодка "Балалайка 4-бис" спасает Дона Хуана. Со слезами на глазах команда лодки обнимает педераста Таммерузо, в котором она узнает своего капитана, утонувшего 40 лет назад в колодце. Приближается развязка.

V АКТ

Повествует о похождениях Галины Гусевой по прозвищу Золотой Член. Галина Гусева – передовик производства, возглавившая коллектив Экспериментального рыбинского кабельного завода в Рыбинске. Трудовому коллективу под руководством Галины Гусевой удалось в рекордный срок наладить производство радиокабелей из рыбы. В качестве приманки для рыбы Галина Гусева использовала мышечную кастрацию, благодаря чему рыба уже к вечеру приобретала свойства кабеля. Эксперимент Галины Гусевой нашел горячий отклик у молодежи. Используя отсутствие выпуклости в зоне погружения и наличия полости в области соединения, Галина Гусева добилась потрясающих результатов, за что ее и наградили орденом Дружбы Народов. Прекрасно владея несколькими языками и прекрасно отдавая себе отчет в том, что склонение это тело языка, Галина Гусева склонялась к использованию языка как тела. Отсюда рукой подать и до использования падежа. Падёж начался после того, как первая партия необрезанной рыбы поступила в свинарники. Падёж свиней способствовал увеличению поголовья медуз, интенсивно мутирующих в процессе сокращения. Сокращая тело языка, можно было рукой подать и до идеологической диверсии. Галина Гусева была немедленно изолирована и помещена в поросший торфом холм. Наблюдение за Галиной Гусевой было поручено Николаю Ивановичу Куропатко, создателю молекулярного распылителя. Распылитель помещался в жидкую среду, где и производились замеры. Вера Петровна Кусько, жена Николая Ивановича, тщательно следила за частотой замера и постоянно повышала интенсивность внутреннего сгорания тела языка. Язык пропитывался жидким магнумом, благодаря чему приобретал свойства кадмия. При взаимодействии с рыбой среда давала щелочной привкус, несмотря на обилие кислоты, которую Вера Петровна постоянно расщепляла, используя для этого распылитель. Когда Николай Иванович Куропатко узнал об этом, он выгнал жену из дома. Вера Петровна обратилась в милицию. Начальником ярославской милиции оказался негр, Иван Семенович Ганнибал, последний отпрыск Пушкина. Он начал читать Вере Петровне венок сонетов, за что и был умерщвлен посредством распылителя рыбы. При помощи радиокабеля из рыбы, изобретенного Галиной Гусевой, Вере Петровне удалось связаться с Москвой. Используя тело языка, она убедила Бурбулиса в необходимости внутреннего переустройства. Бурбулис, понимая всю важность события, немедленно вылетел в Токио. Японцы были уже в курсе всего происходящего, так как им удалось перехватить сигнал, идущий по каналам радиокабелей, и немедленно предложили использовать для производства радиокабелей рыбу, пойманную в районе Курильской гряды. Бурбулис был страшно возмущен недопониманием японцами важности использования языка тела. Пользуясь статистикой, он выяснил, что площадь тела у японца в полтора раза меньше, чем у среднего размера башкира, и в 3 раза больше, чем у степного кролика. Таким образом, вопрос с языком уже не стоял, миссия Бурбулиса закончилась, и история вошла в свою колею. Народ продолжал трудиться, кривая рождаемости выпрямилась, а пресловутая Галина Гусева по прозвищу Золотой Член, мирно закончила свои дни в одном из женских монастырей Приамурья.

Конец драматической оперы

1984-1994

Сергей Курёхин – Михаил Болотовский

Дети – наше будущее

Сергея Анатольевича Курёхина я встретил в планетарии. Дело в том, что одну из крупных звезд, которую откроют в ближайшее время, насколько мне известно, назовут его именем. На презентации новой звезды будет звучать курёхинская музыка, а приглашенные смогут насладиться белыми грибами в клубничном соусе (любимое блюдо маэстро). Кроме того, каждому гостю вручат по ветке САКУРы, срочным разведением которой занимается сейчас администрация планетария. Почему сакуры – да просто это анаграмма С. А. Курёхина! Короче говоря, в ближайшее время нас ждет грандиозное шоу...

Впрочем, пока далеко не все идет гладко. Новая звезда еще не открыта, и вдобавок придется переписывать фонограмму – один из сотрудников планетария по ошибке вместо бессмертной курёхинской музыки записал "Лунную сонату" немецкого композитора Бетховена. Видимо, поэтому Сергей Анатольевич был опечален и разговаривать со мной явно не хотел.

– Давайте сменим тему,– сказал он мне, не дожидаясь первого вопроса.

– Конечно, давайте! – немедленно согласился я, фальшиво улыбнувшись.

– Будем говорить серьезно,– предложил он, с тоской посмотрев на меня.Вы, наверное, ждете от меня каких-то глупых шуток?

– Разумеется,– признался я.– Первое апреля наступает.

– Я серьезный человек, отец троих детей. Они все кричат, их нужно вовремя кормить. Повторяю: я очень серьезный человек.

– Сергей Анатольевич, я предлагаю вам стать главным редактором нашей газеты. Это – коллективная просьба всей редакции.

– К сожалению, я вынужден отказаться, дорогие мои... девушки.

(При этих словах я внимательно посмотрел на самого себя, потом оглянулся, но никаких девушек, к великому сожалению, не обнаружил.)

– Вообще, иметь печатный орган – моя давняя мечта. Но я вижу иронию в ваших глазах, увы. Притом, вы понимаете, если я приду, газета станет совсем другой.

– И какие же перемены нас ждут?

– Во-первых, я немедленно изменю название. Введу больше крови и патологии. Например, "Пять углов преступления". Во-вторых, сменю эмблемку. Этот чудный юноша, который бежит куда-то и размахивает руками – он такой правильный... Я бы ввел какую-то патологию – типа отсутствия одной руки или ноги.

– Года два назад в интервью нашей газете вы сказали, что она всем хороша, только скандалов не хватает...

– Нет, скандалов не надо. Я резко изменил свои взгляды. Наоборот, добропорядочность, гармония, простые, хорошие человеческие чувства... Вам не хватает ярко выраженной идеи. Кроме того, газету ничто не выделяет из остальных. Я бы сделал ее ядовито-зеленого цвета или ярко-оранжевого, такого мерзкого... Нужно думать о детях. Вы, надеюсь, знаете, что дети – это наше будущее?

Совершенно ошеломленный, я покачал головой. Такая оригинальная, потрясающе свежая мысль мне и в голову как-то не приходила.

– Детей и подростков интересуют вещи, о которых вы не пишете. Я не видал ни одной статьи о Дэвиде Тибете (музыкант такой.– М. В.), об индустриальной музыке, об Адольфе Гитлере, о вреде пьянства, наконец. Я знаю подростков, которые выпивают. Это настолько омерзительно, глупо, бессмысленно! А Россия – молодая страна. Даже младенческая. У нее интеллект только формируется. У вас какая зарплата?

Я испуганно пошарил в карманах, понимая, что у меня будут одалживать деньги, но не найдя ничего, с облегчением вздохнул и назвал цифру.

– Ну, это ничего,– одобрительно сказал Курёхин.– Это что-то около десяти долларов выходит? Или около трех?

– Больше!

– Двенадцать,– убежденно сказал он.– На банку "Кока-колы". А вы еще предлагаете мне стать редактором вашей газеты, да еще главным! Кстати, будь я редактором, вас бы уволил в первую очередь – за скептицизм. Давайте сменим тему...

– Вы любите приключения?

– Я люблю приключения в катакомбах.

– Подземные приключения. Я бы в катакомбах разместил сеть ночных клубов.

– И вы советуете нам...

– Я не могу предложить ничего позитивного – кроме как для самого себя и для круга близких друзей. Я не хочу навязывать свое мнение. Я не пропагандист. Есть вещи, которые я ценю, и вещи интимные, к которым я стараюсь никого не допускать...

– Вы человек открытый?

– Теоретически – да.

– В школьные годы много было неприятностей, связанных с вашим характером?

– Сначала все шло в нормальном русле – учеба, отметки... А потом в пятом классе произошел перелом -от человека, который приемлет все, до человека, который не приемлет ничего.

– Отсюда и ваша любовь к скандалам и разным эксцентричным действиям?

– Я терпеть не могу скандалы, считаю их безвкусицей и пошлостью. Просто есть несовпадение между внутренним движением и внешним. Это рождает трение. Я позволяю себе делать то, что считаю нужным.

– А что вам больше всего мешает?

– Мне ничего не может помешать... Впрочем, это все личные вопросы. Давайте сменим тему...

– А что вас интересует больше всего?

– Меня интересует область сакрального.

Я испуганно посмотрел на Сергея Анатольевича, и он, вздохнув, объяснил:

– Сакральное – это область таинственного, имеющая под собой ритуальную основу. Понятно?

– Нет,– признался я.

Он удовлетворенно кивнул головой.

– А область таинственного, не имеющая своего ритуала – это не сакральное, а "Говно-На-Палке". Понятно?

– Вот это уже понятно,– отвечал я.

– Сакрального в жизни очень много. Это область, которая всегда свежа, а свежесть – это то, что я больше всего ценю. Есть глупости, которыми я интересовался всю жизнь – философия, например. Раньше я старался все это скрывать, а теперь – нет...

Признаться, больше всего на свете я боюсь двух вещей – головной боли, потому что когда болит голова, ничего не пишется, и философии – потому что от нее начинает болеть голова.

Встретиться под первое апреля с философом -веселенькое дельце! Я было схватился за голову, но Курёхин сказал...

Как вы думаете, что сказал Курёхин? Правильно: давайте сменим тему!

– Вы еще не решили, как будете праздновать конец второго тысячелетия? решил я выпендриться и задать навороченный вопрос.

– А оно уже давно прошло!

– То есть как это – прошло?

– Очень просто. В связи с новыми астрономическими открытиями пересматривается вся астрология

как лже-наука. Сейчас уже известно, что знаков Зодиака на самом деле больше, чем это принято считать. И время идет вперед тоже быстрее. Я недавно купил несколько древних книг по календарям и хочу сейчас сделать для вашей газеты специальное заявление. Двухтысячный год прошел где-то пять-шесть лет тому назад, а вы этого даже не заметили.

– И чем это нам грозит?

– Ничем не грозит. Однако, давайте лучше сменим тему.

Холодный пот градом катился со лба. Мне казалось, что за пятнадцать минут общения я переменил, по крайней мере, тридцать тем, и все безуспешно. Курёхин, по-прежнему, наотрез отказывался шутить, или, быть может, все то, что он мне поведал – на самом деле было совершенно несерьезно. Он то и дело поглядывал на часы – очевидно, боясь, что они окончательно уйдут вперед. Иногда взгляд его скользил куда-то вверх, к куполу планетария, и мне казалось, что он рассматривает свою пока еще не открытую звезду и одновременно ругает нерадивого работника, перепутавшего его с Бетховеном. Как человек упрямый до неприличия, я сделал еще одну попытку.

– Вот у вас трое детей – одному двадцать один, другому – одиннадцать, третьему – полгода. Да еще внук. А вы вообще детей любите?

– Я очень люблю детей и подростков. Взрослые меня совсем не интересуют – это люди, которые остановились в своем развитии,– сказал он, участливо посмотрев на меня,– а дети и подростки – они все еще идут вперед. Кроме того, они по природе романтики, а романтизм для меня – категория положительная. Давайте сменим тему.

– Давайте,– согласился я обреченно.

– Я могу еще кое-что пожелать читателям вашей газеты,– вдруг сказал Курёхин.– Девушкам побольше юношей. Юношам побольше девушек. Всем вместе побольше денег. Лимонада не пейте – желудок испортите. Книги читайте только специальные и нужные – их вообще сейчас очень много развелось. Оберегайте себя от информационного нашествия. Лечите болезни. Спортом занимайтесь, но умеренно, не делайте из этого культа. Оранжевый цвет не носите – безвкусица, девушкам дарите цветы. Какие цветы человек дарит – показывает, что у него внутри. Цветы – это достойно мужчин и поддерживает романтизм...