Текст книги "Ванька 3 (СИ)"

Автор книги: Сергей Куковякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 11

Глава 11 Ртуть и морфий

Таллин…

Не траванусь, я этим таллином?

Не помру в клонических судорогах?

Может, местным он и помогает, а как на мой организм подействует?

Тут они много чего препаратами ртути лечат – при лишаях и сикозе их назначают, вши у кого – опять же препараты ртути применяют. При экземе, трофических язвах, при флегмонах, лимфаденитах, в гинекологии, урологии – всё ртуть, ртуть, ртуть…

А, сифилис? Понятное дело – ртуть. Первейшее средство от этой погубы…

У меня, вот – пневмония. Значит – таллин. Он температуру у меня снизит. И, вообще…

Да, попал…

Тут размышления мои ещё одно назначение Вениамина Осиповича прервало.

– Да, сироп от кашля ещё выдайте пациенту, пусть сам его по мере надобности принимает…

Фельдшер Семен Михайлович опять согласно головой мотнул. При назначении лечения он с доктором не спорил. В другой сфере лежали у них разногласия.

На этом визитация медицинских специалистов в нашей палате закончилась. Были у них какие-то более спешные и важные дела. Мы-то никуда не денемся, к нам и вечерком заглянуть можно.

Семен Михайлович, правда, через несколько минут в палату вернулся и мне пузырёк с сиропом от кашля в руку сунул.

– Как всё выпьешь – скажи. Ещё принесу.

– Спасибо, – поблагодарил я его за заботу.

Так, почитаем, что в состав этого сиропа входит… Может, вообще мышьяк какой? У них тут сбудется…

Нет, мышьяка в сиропе не было. Было другое.

Один хороший компонент – этиловый спирт, а три оставшихся… Конопля индийская, хлороформ и сульфат морфия.

Так было по латыни на этикетке пузырька написано.

Причем, не мало названных ингредиентов в этом пузыречке.

Ну, против алкоголя я ничего не имел. Остальное, как-то насторожило…

Поупотребляю я такой сиропчик и в морфиниста превращусь…

Что-то этого мне совсем не хотелось.

Впрочем, наличие конопли и морфия в сиропе от кашля меня не удивило. Приходилось уже мне бывать тут в аптеках. В сих заведениях совершенно без всякого рецепта героин в виде сиропа или таблеток продавался как лекарство от кашля. Покупай – на сколько денежек хватит.

От астмы аптечный работник первым делом предлагал тут грудные сигаретки с марихуаной. Их же могли приобрести и те, кому плохо засыпается. Навевали приятные сновидения эти сигаретки для астматиков.

Зубки у малыша режутся и он плачет? Возьмите кокаин – хорошо он малютке поможет…

Понос? Имеем честь предложить опиумную настойку…

Тут рядом со мной кто-то раскашлялся. Громко так. Не хочешь, а обратишь внимание.

Мышкин. Который синяком под глазом отсвечивает.

Кашляет и кашляет. Ещё и с выданного мне пузырька глаз не сводит.

– Дай глонуть… Чуточку…

На ёмкость с коноплей и морфием пальцем правой руки показывает. Левой рукой слёзы вытирает. До слёз он докашлялся.

Сейчас. Нашел дурака.

– Уйди с глаз моих, чахоточный.

Нечего морфий направо-налево раздавать. Кто знает, может он мне и самому пригодится. Или, вылопает сейчас за раз Мышкин весь мой пузырёк и копыта отбросит. Нет у меня на него надежды. Мужик он, какой-то подозрительный. Есть в нём что-то такое…

Мышкин морду скривил, отошел. Кашель у него чудесным образом моментально прекратился. Без приема индийской конопли и морфия.

Бормочет ещё что-то себе под нос, недобро на меня поглядывает.

Так и потянулись мои дни и ночи в госпитале.

Назначенные лекарственные препараты я не принимал. Пилюльки таллина и сироп в дырку, что в полу рядом с моей кроватью была, отправлял. Пусть мыши под полом ртутью и морфием лечатся.

Лучше мне не становилось.

Вениамин Осипович только руками разводил. Пользует он пациента по всем правилам врачебного искусства, средства применяет самые что ни на есть современные и зарекомендовавшие себя во всем мире, а лучше его подопечному не делается.

У меня даже мокрота с кровью появилась. Ничего хорошего в этом не было.

Вениамин Осипович и сегодня вечером долго меня своей трубочкой слушал. Лицо у него при этом было печальное.

Глава 12

Глава 12 Чудесное исцеление

Прожилки крови в мокроте…

Хреново это, иначе не скажешь…

Дома бы меня сразу на рентген лёгких отправили, или ещё на какое исследование…

Здесь же, есть уже рентгеновские аппараты, но не в нашем заштатном временном военном госпитале…

Тут – руки, глаза, уши Вениамина Осиповича и всё.

Кровь…

На неё мои зверьки и среагировали. Того, кто сейчас ими владел, спасать бросились. Ну, не бросились, а начали. Так вернее будет.

Я почувствовал, как от золотых фигурок, что у меня в поясе лежали, тепло пошло. Причем, этот поток тепла был внутрь левой половины грудной клетки направлен. Туда, где у меня очаг болезни находился. Туда, где Вениамин Осипович у меня хрипы и прочую гадость обнаружил.

Тепло было приятное, и какое-то доброе. От него мне хорошо стало. Задышал я легче, даже как будто сил прибавилось. То не было их совсем, а тут как кто вливать их в меня начал.

Так продолжалось с пол часа. Я лежал под одеялом и пошевелиться боялся. Повернусь я с бока на бок, рукой двину, и – всё кончится. Спугну я это тепло и уйдет оно, улетучится.

Потом на меня кашель напал. Сильный-сильный. Причем, с отделяемым. Раз кашляну, а рот чуть не полный. Под кроватью у меня утка стояла, так как я к разряду неходячих больных относился. Туда и стал я ротовую полость опрастывать.

Зелень какая-то из меня шла. Ошмётки ещё чего-то серого, капельки крови…

С соседних коек народ как ветром сдуло. Испугались мужики. Вдруг я какой заразный.

Мышкин, который у меня сироп с морфием выпрашивал, за фельдшером Семеном Михайловичем убежал. В полной уверенности он был, что последние минутки мои наступают. Вон, из меня чуть ли не разложившиеся внутренности выпадывают. Был в палате у них уже такой случай – помер солдатик, а фельдшера к нему не позвали. Семен Михайлович потом долго и сильно ругался на всех. Почему де, его не пригласили. Может быть, удалось бы христианскую душу спасти…

Как кашляну – лучше мне становится. Ещё раз кашляну – ещё лучше. Просто чудеса какие-то. А зверьки мои золотые всё греют меня, греют…

Семен Михайлович прибежал. Пыхтит. Не молоденький он уже. На усах его – крошки хлебные. Ел что-то, а Мышкин его трапезу и прервал.

Сам Мышкин из-за плеча фельдшера выглядывает. Интересно ему наблюдать, как человек мучается, с жизнью расстается.

А, вот хрен ему на всю глупую рожу – не помру я сегодня. Есть в этом у меня полная уверенность. Почти уж прокашлялся я. Вышло из меня всё ненужное молодому организму.

– Вань, ты чего?

Семен Михайлович стоит, глазами хлопает, рукой крошки со своей красоты стряхивает.

– Ты, это брось мне помирать-то…

Хороший фельдшер человек – меня ему по-настоящему жалко. Не притворяется он ни капельки.

– Нормально… всё…

Успеваю ему ответить и снова кашляю. Уже практически всухую.

– Да, нормально…

Нет у Семена Михайловича веры моим словам. Не с чего ей быть. Для себя он про меня всё уже решил – не жилец…

Тут и Вениамин Осипович в палате появился.

– Что тут у вас?

– Вот, Воробьев кончается. – фельдшер на меня кивает, вздыхает тяжело.

Я ещё раз кашлянул. Вдохнул-выдохнул полной грудью. Нигде не болит и не колет.

Кстати, и от зверьков золотых перестало тепло идти. Полечили они меня и в спячку впали. Не знаю, как их состояние правильно назвать.

Тут меня и торкнуло. Аж всего передёрнуло. А, продал бы я их? Точно бы от крупозной пневмонии копыта откинул. Ну, и были бы у меня денежки немалые, но в гробу-то карманов нет. Нет, не буду я их продавать. Себе они мне нужны.

– Не дождётесь, – вежливо Семену Михайловичу отвечаю.

– Всё у меня хорошо, – это уже я Вениамину Осиповичу о состоянии своего здоровья доложил.

Тот фыркнул, на фельдшера свысока посмотрел, велел мне нижнюю рубаху снять.

Язык ещё попросил высунуть и пальчиком своим его тронул.

Нормальный сейчас у меня язык – не сухой, как вчера ещё было.

Опять меня Вениамин Осипович пальпировал, перкутировал, аускультировал. При этом на всю палату проговаривал результаты своего исследования. Для соседей моих по палате это только набором умных непонятных слов было, а вот фельдшер Семен Михайлович временами затылок почёсывал.

Норма, норма, норма… Как и не больной, а исключительного здоровья молодой мужчина сейчас перед ним на госпитальной койке находился.

У Вениамина Осиповича даже бисеринки пота на лбу выступили.

– Не понимаю…

Молодой доктор развёл руками. Такого в его практике ещё не было.

– Дыхание слева везикулярное… Быть того не может… Данный случай описать необходимо и в «Медицинское обозрение» отправить… В «Казанский медицинский журнал», в «Русский врач»… Да везде… Быть того не может…

Во как… Про меня в журнал напишут…

Да, пусть пишут. От меня не убудет.

– Не бывает такого… – в который уже раз повторял Вениамин Осипович.

Семен Михайлович только улыбался. За меня он радовался.

Глава 13

Глава 13 Исследуемый феномен

Так и начались у меня веселые денечки…

Вениамин Осипович только ночью рядом с моей кроватью на полу не спит. Целый день от меня не отходит. Чуть не каждый час меня пальпирует, перкутирует, аускультирует. Всё в скорбный лист мой записывает. Так здесь история болезни называется.

Не скорбный лист – это уже, а целый пухлый том. Сестры милосердия не успевают туда новые листочки подклеивать. На молодого доктора уже шипеть начали – загружает он их дополнительной работой, своими непосредственными обязанностями им заняться некогда…

Вениамин Осипович все другие дела забросил. Всё, что можно и нельзя, на фельдшеров перевалил.

Один Семен Михайлович доволен.

Он ведь почему с Вениамином Осиповичем конфликтует – воли он ему не даёт. Семен Михайлович приверженец оперативных методов лечения. Ему только дай шашкой помахать. Ну, отрезать что-то, рассечь. В общем – пооперировать.

Вениамин же Осипович приверженец консервативных методов лечения. До последнего тянет, к скальпелю притрагиваться не спешит.

– Вениамин Осипович, Сидорову из третьей палаты пора отмороженные пальцы на левой ноге ампутировать, гангрена может начаться… – докладывает доктору Семен Михайлович.

– Рано, рано, не будем спешить… – слышит фельдшер от молодого доктора.

– Да, какой там рано, пора… – стоит на своем фельдшер.

Вениамин Осипович тут начинает лицом краснеть, щеки надувать, напоминать заслуженному фельдшеру, кто тут врач, а кто – нет.

На этой почве и идут у них конфликты.

Кстати, пальцы Сидорову всё же ампутируют, но не в этот день, а на следующий.

Сейчас Семену Михайловичу раздолье. Из перевязочной не выходит. Малой хирургией занимается. Кстати, и меня к этому делу привлекает.

Вениамин Осипович эксперимент на мне ставит. Как мой организм на физические и психические нагрузки реагирует. Для статьи в научные медицинские журналы ему не только описание моего состояния в покое требуется.

Похоже, на феномене Воробьева, Вениамин Осипович мечтает степень доктора медицины получить. На одних статьях он решил не останавливаться.

– Вы, Воробьев – феномен. Подобных случаев в медицинской научной литературе не описано. То, уже на ладан дышали, а то – в один миг в совершенно здорового человека превратились. Феномен Воробьева – так в анналы медицины войдёте. Всему научному миру станете известны.

Говорит это Вениамин Осипович, а сам от гордости чуть не лопается. Именно он, а не кто-то другой, феномен Воробьева описал. Внёс вклад в копилку медицинской науки. В энциклопедиях и учебниках его скоро упоминать будут.

Уже представляет себя врач из временного военного госпиталя выступающим на международных конгрессах в Берлине, Париже, Москве, Вене… Маститые ученые за честь пожать ему руку считают…

Я же в перевязочной Семену Михайловичу помогаю. Сегодня у меня по графику, составленному Вениамином Осиповичем, два часа этой деятельности. Как только стрелки часов, это время отмерят, молодой врач меня чуть ли не за руку на своё обследование утащит. Своей трубочкой будет меня выслушивать, живот мне мять, простукивать грудную клетку…

Затем всё запишет в скорбный лист.

Вчера я час Семену Михайловичу помогал, завтра – уже три буду. Такую методику своего эксперимента Вениамин Осипович разработал.

Мне – совсем не тяжело. Хорошо полечили меня зверьки. Левой ногой теперь крещусь, что не продал их.

Однако, помогаю фельдшеру и всё думаю, почему зверьки не помогли охотнику за сокровищами, что их из древней могилы извлек. С прежним их хозяином, бьярмом, вроде и понятно. Ему в бою враги не только на теле раны нанесли, но и голову отрубили. Перед тем, как его похоронить, его сородичи голову на место парню пришивали. Так, по крайней мере в моем сне было. Значит – есть предел могущества у золотых фигурок. Головы своим хозяевам не умеют они обратно приращивать. Вывод – мне свою головушку надо беречь, под молотки, топоры и прочее не подставлять…

А, сам копатель сокровищ? Он же умер, когда уже зверьки у него были. Ему, они почему не помогли? Смерть владельца допустили? Разложены они были на груди умершего. Правда, не все. Часть их на краю ямы в лесу так и лежала.

Так, так, так… От чего он умер? Вспоминаем, вспоминаем… Что-то покойный в моих снах про какую-то древнюю инфекцию вскользь говорил… Поторопился де он, немного на дождался, когда с могилы заклятье не сойдёт. Ещё бы ему немного потерпеть и было всё ладно.

Ему бы только нужно было палец себе проколоть, капельку крови на любого зверька капнуть…

Так, что-то тут я фантазирую, предположения строю.

Какой ещё один вывод из этого следует? Не все болезни зверьки лечат. Вот знать бы, какие…

– Иван! Заснул?

Семен Михайлович меня с небес на грешную землю вернул.

– Держи ровнее! Мне перевязывать не удобно!

Смотрит фельдшер на меня сердито, усы его в стороны топорщатся.

– Извините, Семен Михайлович…

– Держи ровнее… Извините его… Дал Бог помощника…

Держу. Все посторонние мысли из головы выбросил.

– Иван! Время! – на пороге перевязочной Вениамин Осипович появился. В глазах – азарт учёного. От нетерпения чуть не подпрыгивает.

– Иди уж… – Семен Михайлович за собой последнее слово оставил. – На опыты…

Глава 14

Глава 14 Вот уж, да…

Из разряда лежачих пациентов я выбыл, чувствовал себя хорошо.

Постепенно осмотрелся, огляделся. С местной жизнью познакомился.

Странное какое-то у нас тут лечебное заведение. Не совсем мне понятное.

Семен Михайлович его временным госпиталем называет.

Почему он временный?

На этот вопрос матёрый фельдшер мне прямого ответа не дал, только всё отмахивался, как от надоедливой мухи. Временный и всё.

От театра военных действий мы далеко. От университетских городов и административных центров – тоже. Городишко здесь махонький, железнодорожную станцию станцией-то назвать трудно. Так – одно название.

Как и зачем тут госпиталю взяться?

Из врачей, как оказалось, один Вениамин Осипович. Первый год практикует. То и дело в книги заглядывает. Что-то не понятно ему с пациентом, находит причину в свой кабинетик удалиться и начинает там с медицинскими справочниками и прочей литературой советоваться. Причем, опять вслух. Громко, в коридоре всё всем слышно.

Пациенты госпиталя над этим посмеиваются. Впрочем, не зло.

Фельдшеров – двое. Один из них – Семен Михайлович.

На заведение военного ведомства наш госпиталь не похож. Навидался я в столице госпиталей. Наш – одно только название.

Учреждение Красного Креста – тоже нет.

Земством организован – тоже нет.

Что же мы? Загадка…

Военно-санитарные поезда нам раненых воинов не сгружают, мимо проносятся.

Меня самого сюда волей случая поместили во время кратковременной остановки. Дальше везти побоялись.

Пациенты здесь – смесь, подобрались с бору по сосенке. Кто – с обморожениями, кто, как я – ходит и кашляет. Иные – животами маются. Я, правда уже не кашляю, дышу полной грудью и о выписке ежедневно Вениамина Осиповича спрашиваю.

Ответ мне один – рано. Какой рано, не хуже иного коня я уже бегаю.

Вениамин Осипович всё меня изучает и отпускать не собирается. Говорит, что скоро он меня из пациентов в санитары при госпитале переведёт и продолжит свои научные изыскания.

Не… Так дела не делаются. Что-то он мутит. Нет у него таких прав – меня в санитары, и при себе держать. Не чисто дело с этим временным госпиталем, ой не чисто.

Сегодня у меня перерыв. Доктор меня своими исследованиями не истязает. В уезд он уехал. Так Семен Михайлович сказал.

Выполнили мы с ним все перевязки, отдохнуть сели.

В нынешний день Семен Михайлович в госпитале за старшего. Рулит, как его душа пожелает.

Только мы чай пить сели, гость у нас нарисовался. Мужчина солидный, обстоятельный, деньгами, причем большими, за версту от него несёт.

– Доброго здоровья, Семен.

Как старому знакомому вошедший кивнул. Стоит, с мороза щеки трёт. Прихватило их, видно, немного.

– И Вам, Осип Кириллович, доброго здоровья.

Фельдшер вскочил, в лице даже немного переменился. Мне глазами показывает, уходи мол прочь. Не надо тебе тут находиться.

Я мужчине почтительно кивнул, мышкой мимо хотел в коридор проскользнуть.

– Сиди…

Было мне велено.

– Где сынуля мой?

Опа-па… Так… Семен Михайлович назвал гостя Осипом Кирилловичем, а наш доктор – Вениамин Осипович… Сын, получается.

– В уезд отправились…

– За чем же, позвольте поинтересоваться? Какого рожна ему там потребовалось?

Спрашивает гость так строго, весьма недовольно.

Тут у Семена Михайловича вид совсем виноватый стал.

Совсем я теперь без соображения… Гражданский господин какой-то фельдшера в госпитале строит по полной программе, про нашего единственного доктора так спрашивает, как будто он несмышлёныш малолетний и гулять отправился, хотя и дома ему сидеть папенькой велено.

Так, к слову, папенька-то тут и присутствует.

– Зачем отпустил? Начудит опять!

Гость перчатки на стол бросил, из угла в угол раздраженно по комнате ходить начал.

– Попадет на глаза кому не надо…

Сам с собой уже гость говорить принялся, на меня с Семеном Михайловичем внимания не обращает.

– Давно уехал?

Сердитый господин обратно со стола свои перчатки сгрёб. Вот-вот в лицо их Семену Михайловичу бросит. Ну, так мне показалось.

– С утра самого…

Фельдшер стоит, голову опустил.

– Всё, я – за ним…

Выскочил наш гость из комнаты, только дверь бухнула.

Что это было?

Перевёл глаза с двери на Семена Михайловича. Стоит, лицо – почти морковное.

– Эх… Думал обойдётся…

Тут и ввели меня в курс дела про наш госпиталь. Находясь на нервах, фельдшер и проговорился. Ну, совсем не в себе он был, вот лишнее мне сболтнул.

– Вениамин-то Осипович, доктор настоящий… Но, немножко – того, самую-самую чуточку. Вот Осип Кириллович ему развлечение и устроил. Нас всех нанял, благодаря связям его – больных нам как-то в военном ведомстве добывает…

Тут Семен Михайлович рот себе ладонью зажал.

– Ты, молчи только, Ваня. Вот, ляпнул я… Проговорился…

Замечал я за Вениамином Осиповичем некоторые странности. Но, у кого их нет. Половину народа надо током лечить. Второй половине – мокрые обертывания делать…

– Не опасный он? – единственное уточнил у фельдшера.

– Нет. С этим – всё нормально…

Во дела… Чего только не бывает… Впрочем, деньги решают многое.

– Ты, Иван, не опасайся. Потерпи уж. Про свои исследования он скоро забудет, чем-то другим заинтересуется. Тогда и покинешь нас. С бумагами у тебя будет всё нормально…

Глава 15

Глава 15 В военно-санитарном поезде

Семен Михайлович оказался прав.

Через неделю Вениамина Осиповича очередная идея осенила, интерес к моей персоне у него пропал.

На последней страничке моего скорбного листа доктор что-то даже и не дописал, на половине предложения остановился.

Буковку за буковкой выводил, а вдруг – замер. На меня странно так посмотрел, фыркнул.

– Здоров. Завтра на выписку.

Опять сам себе это он сказал. Мне рукой на дверь указал. Я в тот момент у него в кабинетике находился.

– Документы сегодня к вечеру готовы будут…

Уже в спину мне было сказано.

Фельдшера Семена Михайловича я тут же с этой новостью познакомил, он только улыбнулся.

– Ну, говорил же я. Наигрался с тобой Вениамин Осипович.

До завтра я ждать не стал. Только бумаги свои о нахождении на лечении на руки получил, сразу и откланялся.

– Счастливо оставаться, – попрощался с Семеном Михайловичем.

– Живым и здоровым домой вернуться, – в свою очередь пожелал он мне.

На удивление, на станции поездов было много. По разговорам, что-то там, в сторону Урала с железнодорожными путями произошло, вот и случилось у нас на станции настоящее столпотворение.

В сторону Сибири даже два военно-санитарных поезда на путях стояли. Раненых и больных воинов они в центральные губернии отвезли и обратно на Дальний Восток двигались.

В один я и попросился. Так де и так, по пути следования заболел, был в госпитале на излечении, сейчас поправил здоровье и дальше двигаться желаю. Вот, в бумагах моих всё обозначено. Возьмите с собой, не объем.

Коллеги вошли в положение, не отказали.

Где-то ближе к полночи нас со станции и отправили. Колёса военно-санитарного поезда на стыках рельсов застучали, а я в вагоне третьего класса для легко раненых на полку завалился и уснул сном праведника.

Ничего мне в эту ночь не снилось, покойник своим приходом не почтил.

Так и потянулись день за днём в дороге.

Дел у меня никаких не было, времени свободного – вагон. Вот и знакомился я сколько душеньке угодно с нашим передвижным госпиталем. Туда-сюда по вагонам перемещался, из одного в другой на остановках переходил.

Всего в нашем военно-санитарном составе двадцать один вагон. Сюда же можно ещё паровоз прибавить. Но, в него я не заглядывал, не было у меня к паровозу совершенно никакого интереса.

Вот, собственно медицинские вагоны – я все посетил, везде свой нос сунул.

Начал с операционно-перевязочного вагона. Там внутри всё белой краской покрашено. В перевязочной, она же и операционная, посредине деревянный стол имелся, белой простыночкой накрытый. Не дай Бог никому на нём оказаться. Нет, сам по себе он крепкий и надежный, но на него раненые попадают. Я никому быть раненым не желаю.

На стенах операционно-перевязочной – опять же белые шкафчики с медикаментами и инструментарием. Ниже их – откидные столики. На одном – стерилизатор, а под ним спиртовка. На других – баночки-скляночки с чем-то закреплены. Ну, чтобы они при движении на пол не упали.

Имеется в операционной-перевязочной и рукомойник. Смеситель никелем блестит, локтем кран открывать-закрывать можно. Дополняют интерьер семь табуреток. Зачем их тут столько?

Спросил. Ответили – положено. Ну, если положено, то – ладно…

Побывал в вагоне для тяжело раненых. Там тоже всё по уму сделано. Вместо кроватей – носилки на подставках. Никуда раненого перекладывать не требуется. Занесли его в вагон на носилках и сразу их на подставочки водрузили.

У одной стенки через весь вагон выстроились такие места для временно выбывших из строя воинов, и у другой. Над ними – второй ярус. Тоже носилки на подставках.

Легко раненых в нашем военно-санитарном поезде в вагонах третьего и четвертого класса транспортируют. Я в третьем классе на театр военных действий двигаюсь. Тут двух ярусные деревянные нары перпендикулярно ходу движения. На каждом месте – хороший такой, толстенький матрас и подушка. Пока в вагоне никого кроме меня нет, я для комфорта два матраса под себя на полку подложил. Еду – как та самая принцесса.

В четвертом классе легко раненым гораздо теснее. Там ещё и по ходу движения, как дома в плацкарте, места для раненых приготовлены. Почти только бочком по проходу можно и передвигаться.

Матрасы тут по непонятной причине чуть тоньше. Почему так? Откуда такая дискриминация? Наверное, опять – так положено.

Как в купе у персонала поезда и у его старшего врача, врать не буду, не знаю. Оттуда меня шуганули. Что мол тут бродишь, вынюхиваешь? Не шпион ли японский? Еле отговорился, дураком пришлось прикинуться. Дескать – вагоны перепутал, не в свой зашёл.

Откуда не прогнали, это из вагона-кухни. Там женщины с пониманием оказались. Приютили, накормили, обогрели…

В данный момент у них тоже почти сплошной отдых. Много ли еды для персонала поезда требуется? Так, сущий пустячок. Вот когда не одну сотню раненых им загрузят – тогда с раннего утра до поздней ночи у плиты и котлов стоять приходится…

Я даже несколько ночей у поварёшек и оставался. Где спать – нашлось. А, что, парнишечка я молодой, видный…

Да, ещё и холостой-неженатый…