Текст книги "Крутой поворот"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Нет, не то, – отмахнулся Бильбасов. – Знаете, с вами хочется быть откровенным. Наверное, в уголовный розыск специально таких людей подбирают? Так вот… Не могу сказать, что я хороший психолог. Но я догадывался, что старпом карьерист, нечистоплотный человек и начал бы пакостить еще давно, если бы не рассчитывал двигаться при моей поддержке… И я его двигал, стараясь не вникать в мелочи. Я был слишком занят работой, вещами более серьезными, чем личность старпома. Да и что я в конце концов, сыщик, что ли? Он старался делать свое дело, ну и… Не хотел я влезать! – сказал капитан раздраженно.

– Инстинкт самосохранения?

– Может быть, может быть… Но когда я увидел, что его честолюбие приняло угрожающие размеры, у меня хватило твердости остановить Горина. Я написал объективную характеристику…

– Но было поздно? Его уже другие двигали?

– Да, вы схватили самую суть! Мне даже сказали, что я написал плохую характеристику, испугавшись за свое место. Решил, дескать, что Горина сделают капитаном «Сусанина», Теперь в пароходстве не верят ни одному моему слову об этом человеке!

Корнилов слушал внимательно. Злость на Бильбасова прямо клокотала в нем. Вот из-за таких добреньких и вылезают из щелей всякие проходимцы, карьеристы. Проглатывают своих «благодетелей» – да если бы только их! Сколько людей потом страдает от их возвышения!

Бильбасов виновато развел руками:

– Ну что же поделаешь? Горин уже приглянулся кое-кому в пароходстве. Они-то, я уверен, тоже ему цену знают. Это секрет на весь свет… А рассуждают так же, как я когда-то: пусть послужит, человек верный. Мы, дескать, знаем его возможности, его «потолок». Но «потолок» у них уже другой… Вот и получается: ты выдвинул дурака или проходимца – в тот момент под рукой хорошего человека не оказалось, а он и пошагал.

– Вы целую систему философскую придумали. Теорию первого толчка…

– А вы, Игорь Васильевич, разве ни разу не погрешили? Ни разу проходимцу ходу не дали?

– Нет, не дал, – покачал головой подполковник.

– Ну? Преклоняюсь, – в голосе Бильбасова чувствовалась ирония. – Но верю вам с трудом. Извините.

Внимательно приглядываясь к Бильбасову, к его манере разговаривать, ко всему его облику, полному достоинства, притягивающей внутренней обаятельности, Игорь Васильевич вдруг вспомнил один из пунктов обвинения, брошенного Гориным капитану: драку с каким-то американцем по имени Арчибальд Бриман.

– Вы зачем дрались-то на судне? – спросил он. – Да еще с американцем. Разрядку срываете.

Бильбасов ухмыльнулся, глаза его озорно блеснули.

– Удивились, да? Старый человек, да еще капитан – и дерется. – Он согнул руку в локте и гордо пощупал бицепс – А что, есть еще порох в пороховницах! Этот Бриман, я вам скажу, свинья и алкоголик. Впервые встретил такого дурошлепа. Мы шли из Пирея в Латакию. Пассажиры разношерстные, несколько американцев. Юристы. Чего-то изучали в Греции. Бриман – шериф из Северной Каролины. Напился до положения риз, по-моему, со страху – в тот вечер штормило прилично. Стал ко всем приставать. Щипнул молодую гречанку. Муж заступился – он его по шеям. Сами же американцы вахтенного позвали. Он и вахтенному врезал. Оказалось, что и русский язык знает. Кричит: «Русские ублюдки!» Вот сволочь! – Капитан с остервенением плюнул. – А наши ведь знаете как с иностранцами – пылинки сдувают, все международного скандала боятся. Да мы сами так и воспитываем… В общем, бушует Арчибальд Бриман – спасу нет. Услышал я шум, спускаюсь на палубу. Руку к козырьку. Говорю по-английски: «Господин хороший, вы на советском судне, извольте успокоиться». Он вылупился на меня, глаза красные, бессмысленные. «Я американский шериф, а ты свинья». И размахивается. Ну, думаю, товарищ Бильбасов, на тебя вся Европа смотрит и половина Америки. Увернулся я от удара и врезал ему от души в скулу. Свалился Бриман, вахтенный с боцманом его скрутили, а он плюется, орет, из носа почему-то кровища хлещет. Ужас! Подошли американцы. Говорят: «Господин капитан, ему только холодный душ может помочь. Не жалейте воды». Отвели мы его в укромное место и окатили как следует. Так на следующее утро он все ходил извинялся, кричал, что русские – самые лучшие парни в мире. И хотел мне свою шерифскую бляху подарить. Да я его выгнал. А когда в Латакии на берег сходил, сунул вахтенному матросу бутылку виски. Тот у него на глазах ее в море бросил. А Бриману хоть бы что – смеется, прощальные поцелуи шлет.

Корнилов покачал головой.

– Что головой качаете? Думаете, наш международный авторитет от этого пострадал?

– Я поступил бы так же.

– Правда? – обрадовался Бильбасов. – Вот видите! А на вас бы жалобу! – Он помолчал немного и махнул рукой. – Да ну их!.. Надоели. Мне три года до пенсии осталось. Буду здесь ловить рыбу – проживу хоть лет на пять дольше!

– Все это интересно, – задумчиво сказал Корнилов и закурил. – Но меня сейчас факты интересуют. В экипаже теплохода есть такие люди, которые крупно ссорились со старпомом, ненавидят его?

– Его все ненавидят! – буркнул капитан. – Кроме двух-трех лодырей, которых пора списывать за непригодность.

– Я человек терпеливый, – сказал Корнилов. – Один и тот же вопрос могу по пять раз задавать.

– Простите. Злобы на них не хватает. – Капитан задумался, лицо стало пасмурным, будто тучка средь солнечного дня набежала. – С ним были в ссоре штурманы Трусов и Данилкин. Из-за его ехидства, стремления подставить под удар. Наш дед Глуховской, стармех, его просто ненавидел. У того были свои причины! – Бильбасов вздохнул. – Там из-за женщины. Горин однажды сделал гнусное предложение его жене и схлопотал по физиономии. А жена вдобавок рассказала Глуховскому…

– У Глуховского было объяснение со старпомом? – перебил Корнилов капитана.

– Было, конечно. Но это длинная история. Горин ходил еще вторым помощником. А нынешний второй штурман тоже ненавидит старпома.

– Трусов?

– Шарымов. Трусов – третий. Я о нем уже говорил.

«Шарымов, Шарымов, – вспоминал подполковник. Его Горин в письме не называл. – А мы не проверяли…»

– Все это не пустячки, я понимаю, но никто из названных людей не стал бы угрожать старпому. Тем более анонимно! Не та закваска.

– А из-за чего ненавидит Юрия Максимовича Шарымов?

– Вы у него и спрашивайте, – неожиданно помрачнев, отрезал Бильбасов и поиграл желваками. – Штурман Шарымов – прекрасный парень. Честный, искренний…

– Вам придется ответить, капитан, – серьезно сказал Корнилов. – Третьего июля Юрий Максимович Горин погиб.

– Погиб? – Игорь Васильевич почувствовал, что Бильбасов ошеломлен. – Что значит погиб? Застрелился?

– Попал в автомобильную катастрофу.

– Какой ужас! На своей машине?

Корнилов кивнул.

– Один?

– Один. Жена уезжала к больной матери.

– Столкнулся с кем-то? Кто виноват?

– Кто виноват… Если б знать, я не докучал бы сейчас вам своими вопросами. – Подполковник требовательно смотрел на Бильбасова.

– Он ездил всегда очень осторожно. Быстро, но осторожно. Не лихачил – уж я-то знаю! Немало поездил с ним! В лучшие времена. – Заметив взгляд Корнилова, Владимир Петрович вздохнул. – Ну да… Вы ждете ответа, Женя Шарымов… – Он снова вздохнул.

Корнилов видел, что у Бильбасова язык не поворачивается отвечать. Что-то сковывало капитана, мешало ему. Он поморщился, словно раскусил клюкву.

– Личные дела. Говорить о них так неприятно. Несколько дней назад Евгений узнал, что старпом ухаживает за его женой. Что они встречаются, черт возьми!

На капитана было жалко смотреть. Он совсем расстроился.

– Когда об этом узнал Шарымов? Вы не помните поточнее?

– Да только что! – упавшим голосом отозвался Бильбасов. – Вот ведь скотина старпом, прости, господи, мне эти слова! Такому парню жизнь испортил!

– А поточнее, поточнее!

Капитан задумался. Наконец сказал встревоженно:

– Я уехал из Ленинграда третьего. Женя мне рассказал об этом первого… Вздор! Он тут ни при чем. И анонимные письма не стал бы писать…

– Письма пришли раньше.

– Вот видите? – оживился Владимир Петрович.

– Шарымов был расстроен?

– Еще бы! Потрясен! Евгений так любит эту дуру.

– Он не собирался мстить?

– Мстить? Слово-то какое! Думаю, что набил бы морду.

– Думаете так или Шарымов сказал вам об этом?

– Сказал, сказал! А вы бы на его месте что сделали?

Корнилов поднялся:

– Я должен срочно позвонить… И ехать в Ленинград. Вы поедете со мной?

– Если это необходимо… – неуверенно сказал Бильбасов.

– Конечно! Вам необходимо быть в Ленинграде, а не рыбачить здесь в тихой заводи… Вас могут в любую минуту пригласить в прокуратуру.

Они шли по тропинке среди густых кустов тальника. Пахло водорослями, рыбой. Откуда-то тянуло дымком. Время от времени тропинка выскакивала из кустов на крутой берег, и Корнилов с сожалением смотрел на сверкающую гладь озера.

– Мне что ж, с вами ехать? – поинтересовался Владимир Петрович. – Я ведь на «Жигулях».

– На своих «Жигулях» и возвращайтесь. Вы мне сейчас не нужны. Только звонок в управление сделаем.

– Это вы зря, сразу звонить, – буркнул Бильбасов. – Выбросьте из головы. Евгений дал бы старпому по физиономии – и все. Ну не все, конечно… Горин бы затягал его по судам… – Он закурил.

– Владимир Петрович, – спросил Корнилов, – а штурман Шарымов курящий?

Бильбасов пожал плечами:

– Да у нас все курящие, кроме Глуховского…

– И все на курево валюту расходуют?

Бильбасов хмыкнул:

– Да нет, находят ей более полезное применение…

– Шарымов какие сигареты курит?

Капитан показал коробку «Филиппа Морриса».

Макеев и Углев лежали на траве около машины, о чем-то тихо разговаривали. Дверцы машины были открыты. Несколько мальчишек сидели поодаль в тени большого тополя, внимательно следя за происходящим.

Увидев Корнилова, Макеев вскочил, а Углев, окинув любопытным взглядом Бильбасова, лениво спросил:

– Едем, товарищ подполковник?

– Летим, а не едем! – сказал Корнилов, усаживаясь в машину.

Через минуту Углев уже сидел за баранкой.

– Владимир Петрович, товарищ Макеев, – пригласил Корнилов. – Присядем на несколько минут…

Бильбасов и инспектор уселись на заднем сиденье. Корнилов взялся за трубку телефона. Мальчишки заметили это и тихонько придвинулись поближе к машине. Усмехнувшись, Игорь Васильевич поднял боковое стекло, а Углев погрозил им пальцем. Подполковник секунду помедлил, решая, кому звонить: дежурному по управлению или Бугаеву? Семена могло не оказаться на месте – дел у него было невпроворот. Позвонил все-таки ему, и Бугаев отозвался.

– Семен, записывай адрес… – Корнилов начал диктовать. – Кировский проспект, дом двадцать шесть – двадцать восемь, квартира шестьдесят три. Шарымов Евгений Николаевич. Живет в коммунальной квартире. Жена…

– Вера Сергеевна. – Бильбасов настороженно следил за Игорем Васильевичем.

– Где у него гараж?

– Женя счастливчик – во дворе и теплый!

«Счастливчик, счастливчик! – подумал Корнилов, передавая Семену данные о Шарымове. – Что этот счастливчик делал всю ночь на даче у Горина?»

– Вы что же, всерьез Женю подозреваете? – спросил капитан. Голос у него был испуганный.

Корнилов не ответил. Сказал в трубку Бугаеву:

– Я через час буду… А ты вместе с группой отправляйся к Шарымову. Пускай объяснит, где был вечером и ночью третьего. «Разуйте» его «Жигули», колеса нам, думаю, потребуются. Могут быть сюрпризы. Понял? Сюр-при-зы.

Бильбасов тяжело вздохнул. Вид у него был потерянный.

– Все понял? – спросил подполковник Бугаева.

– Понял.

– Сразу же поставь в известность дежурного по городу. Еще позвоню с дороги. Шоферов всех ко мне Лебедев пригласил?

– Всех, Игорь Васильевич.

– Пускай сидят ждут, если я чуть-чуть опоздаю. Варваре скажи, чтоб чаем их напоила. На них я больше всего надеюсь.

– Отработанный пар, – бросил Бугаев. – Чую, что к Шарымову не зря меня посылаете.

– Ладно, меньше слов… – отрезал Корнилов и положил трубку. Сказал ворчливо: – Тоже мне, доберман-пинчер. Чует, видите ли! А вам, Владимир Петрович, собраться, наверное, надо? – спросил он Бильбасова.

– Да, надо… – неуверенно отозвался тот.

– Ну вот и хорошо. Через часик, наверное, выедете? Наш сотрудник вас подбросит на вашей же машине… А то вы ведь выпили? Правда?

– Пускай подбросит! – хмуро согласился Бильбасов. Он в некотором раздумье посмотрел на Корнилова, на Сашу Углева, смешно пожевал губами и наконец сказал: – Ну я пойду, пожалуй, соберусь. Вы дом-то знаете? – обернулся он к Макееву.

– Знает, знает! – покивал головой Корнилов.

Когда Бильбасов вылез из машины и грузной походкой пошел к деревне, подполковник сказал Макееву:

– Для пользы дела, думаю, вам полезно с капитаном проехаться. Привезете его прямо на Литейный. Не то он еще какую-нибудь рыбалку себе найдет. А свою машину отпустите потихоньку – у вас в Гатчине, говорят, напряженно со спецтранспортом.

8

Услышав от подполковника фамилию Шарымов, Семен Бугаев мысленно обругал себя идиотом: ну почему он решил проверить только тех, кого обвинял в своем письме погибший старпом «Сусанина»? Разве не мог швырнуть ему булыжник в ветровое стекло один из дружков капитана? Если верить письму Горина, на теплоходе удалая шайка-лейка подобралась! А писал он только о главном, о тех, кто задавал тон. Вот и выходит: логика логикой, а нужно быть готовым ко всему.

«Могут быть сюрпризы… – думал капитан, набирая номер дежурного по управлению. – Шеф что-то серьезное разнюхал. Вот так всегда – если вцепится, так только мертвой хваткой».

Уже спускаясь по лестнице вниз, к машине, Бугаев вспомнил: подполковник просил предупредить секретаря отдела Варвару, чтобы не отпускала приглашенных на три часа шоферов.

«На кой ляд только он снова шоферов собирает? – недовольно подумал Семен. – Уж сколько раз с ними беседы беседовали. И ГАИ, и прокуратура, и наши ребята!» Не дожидаясь лифта, он взбежал на четвертый этаж и, почувствовав, что запыхался, с сожалением вспомнил, что уже третий месяц не ходит в бассейн.

Увидев Бугаева, Варвара разочарованно ойкнула:

– Сенечка, вы чего? Пути не будет!

Как-то так уж повелось с давних пор, что в уголовном розыске не то чтобы верили приметам, но любили при случае сослаться на некие особые обстоятельства. На одном из совещаний начальник Главного управления назвал это явление особым видом пижонства.

– Типун тебе на язык, Варвара! – пробурчал Бугаев. – В три шеф собирает шоферов. Ты их тут позанимай чем-нибудь, если подполковник опоздает. Он уже выехал из Орлина…

– Чем же я их занимать буду? – недовольно сказала Варвара, но капитан уже захлопнул дверь приемной.

В машине сидели эксперт Коршунов и Саша Лебедев.

– Далеко ли, милый Сеня? – спросил Коршунов, устроившийся со своим чемоданчиком на заднем сиденье. Бугаев вспомнил, что Коршунову, спокойному, чуть даже флегматичному крепышу, всегда выпадало ездить с ним куда-нибудь в область. Последний раз аж в Лодейное Поле гоняли, на ограбление магазина.

Усмехнувшись, Бугаев сказал:

– На этот раз в Выборг, Иван Иваныч. Такая уж у нас планида – я тут ни при чем…

– Понятно, – ответил эксперт. – В Выборге хоть прилично кормят на вокзале, а то я опять без бутербродов. – Он поерзал на сиденье, устроился поудобнее и закрыл глаза, собираясь вздремнуть. Но при выезде с улицы Воинова на Кутузовскую набережную шофер так круто и на такой большой скорости сделал поворот, что всех прижало сначала к левой, а потом к правой стороне.

– Коля, мы так никуда не попадем! – сказал Бугаев.

Попадем, попадем! – сердито огрызнулся шофер. – Диспетчер белены, что ли, объелся? Сказал ведь на Кировский, а тут в Выборг пили!

Бугаев засмеялся:

– Шуток не понимаешь. Это Иван Иванович в Выборг, а мы на Кировский. Дом двадцать шесть – двадцать восемь.

– Все шутишь, Сенечка! – беззлобно проворчал эксперт. – Пора бы и остепениться…

Бугаев неожиданно сник, словно у него завод кончился, и, обернувшись к Коршунову, сказал погрустневшим голосом:

– А-а… Иван Иванович, жисть такая… – И всю дорогу, пока ехали до места, молчал, отрешенно поглядывая на толпящихся на набережных и на Кировском мосту людей, на белесое дымное небо, прорезанное у горизонта кранами торгового порта. Кировский проспект был перекрыт – устанавливали новые канализационные трубы, пришлось объезжать по Пушкарской.

Машина, проехав несколько мрачных дворов-колодцев, остановилась около подъезда, на котором висела табличка «Жилищно-эксплуатационная контора Петроградского района».

– Саша, жми к начальству, узнай, где гараж Шарымова, – приказал Бугаев Лебедеву. – И понятых возьми. А я за хозяином.

Поймав вопросительный взгляд эксперта, он сказал, снова улыбнувшись:

– А вы, Иван Иванович, посидите пока. Расскажите Коле пару историй – он страсть как их любит.

Шестьдесят третья квартира, в которой жил Шарымов, была на четвертом этаже. Бугаев поднялся на стареньком лифте. Лифт шел медленно, подергиваясь и скрипя, и Семен невольно подумал о том, что в нем немудрено и застрять.

На двери рядом со звонком была прибита табличка с длинным списком фамилий жильцов. Против фамилии Шарымова стояла цифра 4. Надо было звонить четыре раза. Бугаев позвонил и долго прислушивался, когда в коридоре за дверью раздадутся шаги. Он знал: квартиры в этом доме огромные, на десять – двенадцать просторных комнат, с двумя кухнями и коридором, по которому было можно ездить на велосипеде. Дверь не открывали, и Бугаев позвонил еще четыре раза. «Дома нету, что ли?» – подумал он и позвонил один раз. Цифра 1 стояла против фамилии «Горюнова Н. В.». И сразу же за дверью послышалось движение, скрипнула дверь, и испуганный женский голос спросил: «Кто здесь?»

– Откройте, пожалуйста! – попросил Бугаев. – Мне нужно видеть Шарымова.

Дверь отворилась, и Семен увидел старую женщину, совсем седую, в накинутой на яркий халат большой белой шали. Женщина напряженно вглядывалась в Семена, и Бугаев понял, что она чем-то очень расстроена.

– Простите, а Шарымова нету дома? – мягко спросил Семен. – Я звонил несколько раз…

На лице женщины отразилась мучительная нерешительность.

– Я не знаю, что вам и сказать… Вы его товарищ?

– Он мне нужен по срочному делу.

– Очень не вовремя, – расстроенно прошептала женщина. – Он дома, но…

И тут Бугаев услышал несущиеся откуда-то из глубины квартиры раздраженные, злые голоса. Мужской и женский.

Поняв, что пришелец услышал эти голоса, женщина беспомощно развела руками, словно хотела сказать: «Вот видите, Шарымову сейчас не до вас!»

– Я должен его увидеть, – твердо сказал Бугаев. – Покажите мне его комнату.

Женщина покорно впустила его в квартиру, пробормотав:

– А может, это и к лучшему. Ведь который час уже ссорятся.

Она зажгла свет в коридоре и подвела Семена к обитой красной кожей двери, вздохнув, сказала:

– Эта. У них две комнаты. – И пошла в глубь коридора, время от времени оглядываясь.

Бугаев постучал. Сейчас из-за дверей был слышен только женский плач… Прошло несколько секунд, прежде чем из глубины комнаты раздраженно крикнули:

– Нина Васильевна! Я просил оставить меня в покое!

Видать, соседка пыталась вмешаться в семейные дела Шарымовых.

– Откройте! – требовательно сказал Семен.

– Что вам надо? – спросил мужчина, и в его голосе Бугаев уловил истерические нотки.

Капитан Бугаев из уголовного розыска. Мне нужен Евгений Николаевич Шарымов…

На некоторое время за дверью наступила тишина, прекратился даже женский плач, и вдруг дикий, душераздирающий крик оборвал тишину. Бугаев на миг отпрянул от двери и, спружинившись, вышиб ее плечом. Грохот распахивающейся двери не заглушил выстрела. Думая, что стреляют в него, капитан резко склонился влево, выхватив пистолет. И увидел оседающего на большой вишневый диван мужчину в белой, распахнутой на груди рубашке. Небольшой, незнакомой Бугаеву системы пистолет с перламутровой рукояткой валялся на ворсистом ковре.

«Могут быть сюрпризы», – мелькнула в голове у Семена фраза, сказанная подполковником.

…Маленькая ранка на виске почти не кровоточила, только потемнели вокруг нее вьющиеся светлые волосы. «Это от пороховых газов», – машинально отметил Бугаев и подумал, что медицинская помощь этому красивому блондину уже не понадобится. Он оглянулся, ища телефон, и тут только заметил в кресле молодую женщину с опухшим, заплаканным лицом и остановившимися глазами. Закусив кулак, она уже не плакала, а только дрожала мелкой дрожью, и время от времени из ее груди вырывался протяжный стон.

– Где у вас телефон? – спросил ее Бугаев, но женщина не слышала его.

– Телефон только у соседей. В квартире напротив, – раздался голос у Семена за спиной.

Обернувшись, он увидел соседку, которая открывала ему дверь. Лицо у нее было белое и словно сведенное судорогой.

– Дайте воды, успокойте как-нибудь, – попросил ее Бугаев, кивнув на жену Шарымова, а сам вышел на лестницу и позвонил в соседнюю квартиру. Вызвал «скорую», следователя и судмедэксперта из управления.

Вернувшись в комнату и переборов чувство брезгливости, от которого он так и не избавился за все годы работы в угрозыске, Семен взял повисшую плетью руку Шарымова. Пульс не прощупывался.

Соседка стояла рядом с Шарымовой, гладила ее по плечу, что-то шептала. Пахло валерьянкой. Шарымова, сжавшись в комок и раскачиваясь, тихо, как-то по-детски пристанывала. Темно-каштановые волосы закрывали почти все ее лицо, но Бугаев разглядел все же, что Шарымова красива, что у нее очень правильные черты бледного матового лица и даже потеки от туши не портят его. И еще капитан заметил легкую припухлость и красноту на скуле, что-то похожее на кровоподтек от удара, но длинные волосы мешали разглядеть точнее.

«О господи, – подумал растерянно Бугаев, глядя на Шарымову. – Ее не скоро в сознание приведешь. Такое пережить…» И вдруг, совсем неожиданно для себя, ощутил какое-то чувство раздражения, даже недоверия к этой убитой горем женщине. «Если муж у тебя на глазах пускает себе пулю в лоб… Нет у меня к таким женщинам жалости. Нет!» Эта мысль, как ни странно, помогла Семену преодолеть минутное замешательство, он вдруг вспомнил, что совершил ошибку: не зайдя во вторую комнату, сразу кинулся звонить в «Скорую».

Осторожно отворив дверь, он осмотрелся. Вторая комната была спальней, очень красиво, с большой изобретательностью обставлена. Семен невольно вспомнил дачу Горина. И здесь и там было много таких вещей, которые свидетельствовали, что хозяева долгие годы ездят за границу, – красивые фарфоровые настольные лампы на резных, черного дерева подставках, причудливые деревянные маски на стенах, цветной хрусталь.

В спальне царил беспорядок: смятая широченная постель и раскрытый чемодан на ней, клетчатый плед на полу, разбросанное женское белье.

Почти одновременно приехали «скорая» и следователь с судмедэкспертом. Заключение врачей было единодушным – смерть Шарымова наступила мгновенно.

Пришел Саша Лебедев.

– Мы ждем, ждем внизу. Я и понятых привел, и гараж Шарымова нашел, а тебя все нет, – говорил он вполголоса, искоса поглядывая, как врачи возятся с трупом. – Ну, думаю, что-то случилось, надо подняться, а тут «скорая» и наша машина. Спросил – куда, говорят – в шестьдесят третью. И давно? – он кивнул на Шарымова.

– Считай, что у меня на глазах, – хмуро ответил Бугаев. – Только постучал…

– Машину-то будем смотреть?

– Для этого и приехали, – вздохнул Семен и отозвал в коридор соседку. Спросил: – Нина Васильевна, где Шарымовы хранят ключ от гаража?

– Ой, да разве ж я знаю? У Верочки бы спросить, так она не в себе. Меня не узнает…

Семен прошел в спальню, огляделся. Пиджак Шарымова валялся рядом с чемоданом на кровати. Капитан осмотрел карманы. Вытащил ключи от машины на красивом брелоке из слоновой кости – маленький плоский будда таращил красные пронзительные глазки. Большущий хитроумный ключ от гаража он нашел на гвозде у дверей в первую комнату.

У лифта они столкнулись со следователем прокуратуры.

– Наши уже там! – кивнул Бугаев на дверь. – Самоубийство. Я сейчас займусь автомобилем Шарымова. Корнилов подозревает, что именно он взломал дачу Горина.

На улице Бугаев вздохнул полной грудью. Даже здесь, в этом мрачном дворе-колодце, дышалось легче, чем в квартире.

Иван Иванович и шофер Коля вылезли из машины, смотрели на капитана вопрошающе.

Семен устало махнул рукой.

– Что, несчастье? – спросил эксперт. – Опоздали?

Бугаев только пожал плечами. Подумал: «Опоздали? А если бы приехали на час, на два раньше, что бы изменилось?» Сказал:

– Тут надолго опоздали. И не мы с вами. Этот Шарымов застрелился…

– Понятно, – пробормотал Коршунов.

– Где твои понятые? – спросил Бугаев, обернувшись к Лебедеву.

– Во втором дворе. На лавочке сидят.

Около железного, изрядно помятого гаража уже толпились люди, тихо переговаривались, что-то выспрашивали у понятых – пожилого, при полном параде – в темном пиджаке и галстуке – мужчины, чем-то напоминавшего Бывалова из «Волги-Волги», и крашеной тусклой блондинки неопределенных лет.

«И как это люди чужую беду чуют? – невесело поду мал Бугаев. – Ведь никому ничего не сказали – попросили только понятых подойти к гаражу, а вот уж и толпа собралась».

В гараже стояли болотного цвета «Жигули» Бугаев осмотрел ветровое стекло. Оно рябило от больших и маленьких пятнышек так обычно бывает после загородных поездок, особенно на приличной скорости. Сотни жуков и мошек находят себе смерть, разбившись о стекло. Да и вся машина была пыльной, колпаки на колесах запачканы засохшей глиной.

– Иван Иванович! – попросил Бугаев эксперта, снимавшего колеса с «Жигулей». – Вы возьмите на пробу грязь с подкрылков.

– Сам знаю, – огрызнулся Коршунов. – Если ты, Сеня, такой умный, зачем меня с собой берешь?

Бугаев открыл дверцу, сел на место водителя. Несколько минут сидел молча. Осматривался. Выстрел, прогремевший в квартире Шарымовых, все еще отдавался у него в ушах. Семен недовольно поднес руку к уху, словно хотел избавиться от этого звона. «Могут быть сюрпризы», – снова вспомнил он слова Корнилова. «Вот так сюрпризы, – подумал он. – Сейчас Иван Иванович снимет с «Жигулей» колеса, поедет в управление, сделает прокатку протекторов, сравнит с теми слепками, что взяли около дачи Горина, и все сразу станет на свои места…» Бугаев не сомневался, что именно Шарымов побывал у Гориных. А значит… Он вдруг так явственно услышал любимую фразу своего шефа: «А это пока еще ничего не значит, это еще доказать надобно!» – что невольно улыбнулся.

Он открыл крышку ящичка, именуемого всеми автомобилистами почему-то «бардачком», и первое, что увидел, – надорванный блок сигарет «Филипп Моррис». Бугаев открыл пепельницу – в ней тоже были окурки. Он осторожно вынул несколько штук, завернул в бумагу и положил в карман.

Но что же произошло между мужем и женой Шарымовыми? Обычная семейная ссора – и только? А застрелился он после того, как услышал, что пришла милиция?..

Скорее всего так. Если бы все семейные ссоры заканчивались самоубийством, народонаселение сильно поубавилось бы.

Семен невольно подумал о Шарымове с уважением. Наделал дел – так хоть хватило решимости самому их закончить. Но при чем здесь жена? Чем оправдать такую жестокость – застрелиться у нее на глазах?

Отправив Коршунова в управление исследовать окурки и сравнивать протекторы шин, Бугаев снова поднялся в шестьдесят третью квартиру. Труп Шарымова уже увезла «скорая». Следователь прокуратуры Кондрашов о чем-то тихо беседовал с Ниной Васильевной в первой комнате. Дверь в спальню была закрыта. Увидев Бугаева, он поднялся ему навстречу и, легонько обняв за плечи, увлек за собой в коридор. Вид у него был озабоченный.

– Шарымову допрашивать сейчас бесполезно, – вполголоса сказал он Семену. – Да и нельзя. Врач с ней занимается. Соседка позвонила ее матери. Вот-вот должна приехать. Отложим беседы на вечер. Вы останьтесь, скоро придут с работы другие соседи, а я поеду.

Бугаев промолчал. Он и сам знал, что дел у него здесь хватит.

– Да-а, коллега, – нахмурившись и многозначительно покачав головой, сказал Кондрашов. – Какая-то фатальная история.

– Кошмар! – поддакнул ему Семен, но Кондрашов почему-то посмотрел на капитана подозрительно, замолк и, вяло пожав ему руку, ушел.

Бугаев посмотрел на часы. Без пятнадцати три. Подполковник, наверное, уже приехал. Он набрал номер. Трубку сняла Варвара.

– Шеф у себя?

– У себя, Сенечка. С шоферами беседует. А я твое указание выполнила, чаем их всех напоила…

– Умница, – сказал Бугаев, – ты выполнила указание шефа. Соедини-ка меня с ним.

Корнилов взял трубку сразу же.

– Семен, как дела?

– С сюрпризами. – Бугаев коротко доложил о самоубийстве штурмана.

Несколько секунд Корнилов молчал. Потом спросил:

– Что еще?

– Протекторы, похоже, его «Жигулей». Коршунов уже поехал в управление. Минут через сорок доложит вам. И сигареты «Филипп Моррис». В «бардачке» целый блок. Я по прикусу вижу – это он в Рощине курил.

– Так. С женой говорил? С Верой Сергеевной?

– У нее истерика.

– Что же, истерика у нее целый день, что ли? – сердито спросил подполковник.

– Врач у нее, не могут в себя никак привести. Даже Кондрашов потолкался тут и уехал.

– Потолкался! Он что тебе… – Корнилов, видно, хотел что-то добавить хлесткое, но сдержался.

– Вы не приедете? – спросил Семен.

– Нет. Мы с товарищами водителями толкуем. Ты уж сам доводи дело до конца. – Голос у подполковника помягчел. – Только выясни еще такие детали: где была Шарымова в день аварии и какой у нее зонтик? Да, и поищи в квартире письма…

– Какие письма?

– Любовные письма, Сеня. Ее письма к мужчине, письма ей от мужчины. Понял? Я сейчас попрошу в прокуратуре санкцию на арест корреспонденции.

Бугаева немного обескуражил разговор с шефом. Капитану казалось, что они наконец вышли на виновника гибели Горина. Он не верил, что действовали разные люди: один бросил камень в машину старпома, а другой после этого взломал его дачу и перевернул все вверх дном. И когда к нему на квартиру пожаловал уголовный розыск – пустил себе пулю в лоб.

«Конечно, имей мы дело с обычными уголовниками, всего можно было бы ждать, – думал он. – Но тут-то совсем другое дело… Нет, нет, версия с Шарымовым похожа на правду! А подполковник опять с шоферами толкует».

Бугаев в раздумье прошелся по широкому, захламленному старой мебелью коридору, заглянул в неуютную грязноватую кухню. Там было пусто.

«Ну что же, поговорим о зонтиках», – решил он и постучал в комнату Горюновой.

Нина Васильевна сидела за круглым столом, накрытым пестрой клеенкой, и ела с большой сковородки жареную картошку с луком. Рядом на тарелочке лежало несколько соленых огурцов и стояла начатая чекушка водки. Женщина не ожидала увидеть постороннего и смутилась. Краска залила ее лицо, она растерянно поднялась, бормоча извинения, подставила еще один стул.

– Вы меня извините, Нина Васильевна. – Бугаев и сам почувствовал себя неловко. – Я чуть попозже загляну.