Текст книги "Крутой поворот"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

3

Днем Игорь Васильевич заехал на полчаса домой. Пообедать. Это случалось редко, и мать была рада. Она села напротив него и, глядя, как он с аппетитом ест борщ, рассказывала, что с утра ходила на Сытный рынок. Уже продают скороспелку. Но дерут, не приведи господь. По рублю. И пучок зелени – рубль. Дешевле рубля ничего но купишь, сокрушалась мать. Эдак никакой зарплаты не хватит.

– А ты, мама, в магазинчик, в магазинчик, – улыбался Корнилов. – Или Оле позвони в поликлинику. Она пойдет с работы и принесет что нужно.

– В магазинчик! – проговорила мать. – А ты сам хоть раз за последний год заходил в магазинчик?

«А ведь она права!» – подумал Игорь Васильевич.

– От твоей магазинной картошечки больше половины в помои идет. Ее не натаскаешься. Ты у меня большой придумщик, – продолжала мать. – Это ж надо – позвони Оле! Да если после службы по магазинам ходить – вечера не хватит.

Игорь Васильевич лениво отбивался от нападок, а сам нет-нет да и вспоминал про разговор с Кондрашовым. Неужели этого старпома убили из-за его жалобы в прокуратуру? А может быть, несчастный случай? Ведь не бандиты же члены экипажа «Ивана Сусанина»?! Наверное, люди проверенные. В загранку ходят.

«В загранку ходят… В за-гран-ку, – Корнилов словно споткнулся об это слово. – Здесь есть что-то такое, в этой самой загранке, – подумал он. – Что-то есть. Или мы просто привыкли: если загранка – то уж и подозрительные связи, контрабанда, валюта… Нет, нет, сначала дело – домыслы потом».

Но уж слишком несоизмеримыми казались ему причина и следствие. Человек написал жалобу на капитана и его помощников, а его, этого человека, убивают.

Но письмо-то уже написано! От него не отмахнешься, не спишешь в архив после смерти заявителя. Наоборот! Те, кто это письмо получил, будут внимательнее и строже во сто крат! Живого можно уговорить, убедить взять письмо назад, если он ошибается. В конце концов он и сам может одуматься. А бумага? Она подшита, имеет номер. Она хоть и все стерпит, но на нее надо ответить, даже если заявитель мертв.

Корнилов встал из-за стола и подошел к телефону.

– Ты что, уже? – изумилась мать. – А я-то радовалась, думала, аппетит хороший.

– Хороший, мама. Хороший. Сейчас все уплету и добавки попрошу. Только хорошему человеку позвоню.

Он набрал номер Кондрашова.

– Вася, один вопрос. Члены экипажа знали о том, что старпом обратился с заявлением в прокуратуру и пароходство?

– А-а!! – весело пропел следователь. – Чую, что ты уже вживаешься в образ! Так, кажется, говорят киношники и работники угрозыска?

– Не морочь мне голову. У меня обед стынет, – буркнул Корнилов.

– Знали, товарищ подполковник. Все знали. Еще за несколько дней до катастрофы.

…Приехав после обеда в управление, Корнилов прежде всего взялся изучать заявление Горина в прокуратуру.

Старпом с «Ивана Сусанина» писал о том, что плавает на судне уже двенадцать лет. Начинал четвертым штурманом, старшим помощником ходит последние пять лет.

«Интересно, – подумал Игорь Васильевич, – от четвертого штурмана до старпома за семь лет – нормальный рост или нет? А пять лет старпомом? Если сравнивать с нашими продвижениями по службе, то даже слишком стремительно. А как там у них, в пароходстве, надо узнать». Он сделал пометку на листке бумаги.

Злоупотребления, в которых Горин обвинял капитана Бильбасова, старшего механика Глуховского, пассажирского помощника Коншина, штурмана Трусова и директора ресторана Зуева, были серьезными, и Корнилов подивился той легкости, с которой Вася Кондрашов заявил, что тюрьма им не грозит.

Прежде всего, конечно, Бильбасов…

За последние годы, писал старпом, капитан перестал считаться с экипажем, окружает себя подхалимами. От людей принципиальных, хороших штурманов избавляется, боясь конкуренции. Не раз допускал грубые нарушения судового устава, этики и даже законности. В 1975 году во время перехода из Пирея в Никозию, будучи в нетрезвом состоянии, избил иностранного пассажира, американца Арчибальда Бримана. Дело удалось замять только после того, как этому пассажиру преподнесли дорогой подарок. В том же году в Неаполе, капитан на целый час задержал теплоход, выручая из полиции старшего механика Леонида Глуховского, попавшего туда за пьяный дебош. В 1973 году во время круизного рейса вокруг Европы Бильбасов устроил большую попойку, справляя день рождения. Подарками, сделанными экипажу различными туристскими фирмами и советскими предприятиями, капитан распоряжается по своему усмотрению… Взял лично себе очень дорогой сервиз и телевизор… Одной пассажирке подарил из судового музея большого плюшевого медведя… – дальше шло перечисление капитанских бесчинств такого же рода.

«Из заграничных поездок капитан возит вещи для перепродажи. Это же делают Трусов, Глуховской и Зуев. О моральном облике Бильбасова говорит хотя бы один такой факт – он трижды был женат. Привлекался к уголовной ответственности, но скрыл это от руководителей пароходства. Пассажирский помощник, близкий друг капитана, вместе с ним пьет, имеет обыкновение во время рейсов заводить знакомства с женщинами. Груб с обслуживающим персоналом…»

– О, господи помилуй! – вздохнул Корнилов. – Чего только не бывает на белом свете. Со стороны кажется: капитан дальнего плавания обязательно красивый и подтянутый – воплощение корректности, высоких понятий о чести, а тут…

«Ну да ладно, мы свое дело сделаем, а разбираться со всей этой бытовщиной придется прокуратуре, – подумал он с некоторым облегчением. – И разбираться не один месяц. А как же очередные рейсы? С такими обвинениями в дальнее плавание не пошлют!» И снова сделал пометку на листе бумаги.

Игорь Васильевич никогда не писал в блокнотах. Брал лист хорошей белой бумаги, складывал его пополам и записывал все необходимое своим не слишком крупным и не слишком разборчивым почерком. На листке бумаги получалось нагляднее, можно было все вопросы охватить разом, единым взглядом. Сопоставить их, сравнить. А в записной книжке, казалось ему, все дробилось, расплывалось по страницам. К тому же на каждое дело не будешь заводить записную книжку, а путать одно с другим Корнилов не любил. Так и хранились у него в сейфе пачки сложенных пополам листков бумаги. Каждый листок – дело. «Доживу до пенсии, – шутил подполковник, – начну по этим листкам писать мемуары».

Он опять подумал о заявлении покойного старпома и поморщился: «Хорошо все-таки, что я работаю в уголовном розыске, а не занимаюсь разбором жалоб и служебных проступков!»

Корнилов всегда считал, что копаться в мелких и гнусных делишках людей посложнее, чем работать с откровенными преступниками.

«Никогда не знаешь до конца, с кем имеешь дело, – думал Корнилов. – Но «клиентов»-то поставляют нам они! Колеблющиеся.

Он вызвал Варвару, секретаря отдела. Спросил:

– У тебя, Варюха, как с гражданским правом?

Варвара училась на юрфаке. На вечернем отделении.

– Зачетку показать? – улыбнулась она.

– Мы, Варюха, строим свои отношения с сотрудниками на доверии. Следовало бы давно усвоить.

– По гражданскому праву у меня трешник. На последней сессии схватила, – вздохнула Варя.

– Н-да-а, – огорчился Корнилов. – А я-то хотел с тобой проконсультироваться. Ну да ладно, обойдусь.

Варвара, иронически поджав губы, смотрела на подполковника. Но глаза у нее улыбались.

– Да, а морское право изучают нынче в университете? – поинтересовался он.

– Изучают. Факультатив. У меня пятерка!

– Ух ты! Поздравляю. А кто у вас главный специалист?

– Профессор Малинин.

– Ну ладно, Варя. Ты меня еще проконсультируешь по гражданскому праву. Когда пятерку будешь иметь. А сейчас предупреди Бугаева и Лебедева, чтобы зашли ко мне через полчаса. В шестнадцать ноль-ноль.

Варвара была уже в дверях, когда он спросил ее:

– А с криминалистикой как у тебя?

– Пятерка!

– Смотри! Чтобы здесь было все в порядке. Закончишь университет, зачислим в отдел. Не морским же правом тебе заниматься.

– А почему бы и нет? – спросила Варвара с вызовом. – Вы меня здесь опять чай заставите на совещаниях готовить.

Корнилов погрозил ей пальцем.

«Жаль, что Белянчикова нет, – подумал он, когда за Варварой закрылась деверь. – Его бы к этому делу подключить!»

Юрий Евгеньевич уже неделю как загорал и купался в Прибалтике. Только что получил наконец майора. Успели перед отпуском отметить.

Белянчиков был колючим и трудным человеком, иногда чересчур упрямым, но споры с ним, как ни странно, помогали подполковнику или укрепляться в собственном мнении, или быстро находить свою ошибку. К тому же Юрий Евгеньевич был до предела собран. Они с Корниловым были совершенно разные. Некоторые черты характера Юрия Евгеньевича даже раздражали подполковника, но с годами он научился не обращать на них внимания. Относился как к неизбежному злу. Главное, что человеком Белянчиков был надежным. Надежным во всех отношениях…

В оставшееся до совещания время Игорь Васильевич наметил первоочередные дела. На листке появились новые записи:

«Куда ехал Горин? Узнать дома, у соседей».

«Съездить на место катастрофы».

«Это я, пожалуй, сделаю сам, – решил Корнилов. У него было твердое правило – место происшествия он должен был знать досконально. – Может быть, там поблизости есть дома? Похожу, людей порасспрошу. И на Карельском перешейке я давно не был. Там сейчас красота! А не лукавите ли вы, товарищ подполковник? Может, потому и решили сами съездить, что озона глотнуть захотелось? – Но тут же он успокоил себя: – Нет, не лукавлю. Дело есть дело».

«Познакомиться с характеристиками всех, кого обвинил старпом в своем письме. Выяснить все, что знают о них в пароходстве.

Выяснить, где был в тот вечер каждый, о ком говорится в письме».

Игорь Васильевич задумался. Ну что же, ничего не поделаешь. Хочешь не хочешь, а надо определить круг причастных к этому делу лиц. И те, кого обвинил Горин, – первые в этом круге.

Ровно в шестнадцать часов пришли Бугаев и Лебедев. Уселись поудобнее. Бугаев, как всегда, придвинул к себе стопку чистой бумаги, начал рисовать смешные угловатые рожи. Лебедев сидел настороженно, словно ожидал, что его будут за что-нибудь ругать.

– Семен, как продвинулось дело с квартирными кражами? – спросил подполковник.

– Продвинулось очень далеко, Игорь Васильевич, – с наигранной бодростью ответил капитан.

– Вот как? Чего же мне не докладываете? Вместе бы порадовались. Насколько я помню, в конце прошлой недели на Заневском проспекте обворовали две квартиры.

– Сегодня утром еще две кражи. Но уже в Гатчине. Почерк тот же. – Бугаев с ожесточением принялся зачеркивать только что нарисованную рожицу.

Корнилов вздохнул.

– Вы соседей запрашивали? Нет у них похожих краж? – Квартирные кражи уже неделю не давали подполковнику покоя.

Бугаев кивнул.

– Запрашивал. Там тихо.

– А нам тут еще одно дело подбросили. Прокуратура ведет. Подозрение на убийство…

Игорь Васильевич подробно пересказал сотрудникам все, что узнал у Кондрашова о гибели старпома. Дал почитать дело и заявление Горина.

– Ну и шуточки! Лихим надо быть человеком, чтобы на такое решиться! – покачал головой Бугаев. – Это знаете ли… Я бы сказал, некоторое безрассудство.

– А ты, Саша, почему молчишь? – обратился Корнилов к Лебедеву. Он всегда очень внимательно следил за первой реакцией своих помощников на события.

Лебедев пожал плечами. Он был неразговорчив. Производил даже впечатление тугодума и увальня, но в деле был скор и очень приметлив. Мельком увидев фотографию человека, он узнавал его даже через несколько лет, в толпе.

– Ну, роди чего-нибудь.

– Родить-то нечего. Какое-то несуразное дело, – выдавил наконец Лебедев, и Корнилов обрадовался тому, какое точное слово нашел инспектор. Он был не согласен со следователем, который назвал дело неприятным. Приятных дел ни в прокуратуре, ни в угрозыске не бывает.

– Несуразное, несуразное! – повторил он. – Ты в самую точку попал. И тем не менее нам им придется заняться.

– Если люди непричастны к катастрофе – это легко проверяется, – сказал Лебедев. Ободренный похвалой Корнилова, он вдруг разговорился: – Проверяем, кто где находился в это время, выясняем алиби каждого…

– И делаем вывод, что никакого убийства не было. Несчастный случай? – ехидно спросил Бугаев.

– Ну знаешь, не проверять же алиби их родственников и друзей!

– Но можно сделать и другое предположение, – задумчиво сказал Корнилов. – Кто-то из экипажа испугался, что начнется большая проверка и вскроются его неблаговидные дела, о которых Горин знал, но почему-то не написал…

– В этом что-то есть! – пробормотал Бугаев, и Лебедев кивнул головой, соглашаясь.

– Идти будем с разных концов, – Корнилов пододвинул, к себе листок с записями. – Лебедев поедет в пароходство. Ты, Семен, выяснишь все о капитане…

Отпустив сотрудников, Корнилов пригласил секретаря, поручил запросить сводку погоды за третье июля в районе Репина и Зеленогорска.

«Одно дело разговоры про дождь, другое – точная справка, – решил он. – Если сегодня будет похожая погода, сгоняю на сорок девятый километр. Посмотрю, как там все выглядит в сумерках».

Корнилов взглянул на календарь. Белые ночи-то идут на убыль! Сегодня пятое… Старпом разбился третьего. На сколько же день убавился? По календарю выходило, что на восемь минут. «Поеду пораньше, – подумал подполковник. – А может быть, взять с собой Олю? Совместить приятное с полезным. Она ведь тоже на Карельском давно не была».

Корнилов обрадовался возможности съездить с женой, но тут же и отверг идею. Ему нужно быть внимательным, собранным. Люди в таких случаях мешали ему, отвлекали. Не только разговорами, репликами. Даже просто своим присутствием.

Однако без помощи одного человека Корнилов обойтись не мог. Он позвонил начальнику ГАИ полковнику Седикову и попросил разыскать автоинспектора, который первым прибыл на место катастрофы. Седиков уже знал, что аварией на Приморском шоссе занялся угрозыск.

– Пусть инспектор подъедет на сорок девятый, – сказал Игорь Васильевич Седикову. – Но не сейчас, а к двадцати трем.

– Что-то ты на ночь глядя собрался? – удивился полковник.

– На белую ночь глядя! – засмеялся Корнилов. – Хочу побывать на месте. Понюхать, чем морской воздух пахнет.

– Мазутом нынче пахнет, Игорь Васильевич, – ответил Седиков. – А вообще-то вы, сыщики, неглупый народ, – сказал он с уважением. – Зря ничего не делаете. Может, и мне подъехать?

– Отдыхай, товарищ начальник. Набирайся сил для борьбы за звание города самых дисциплинированных водителей!

– Чтоб тебе!.. – Седиков беззлобно выругался и повесил трубку.

Варвара принесла метеосводку. Третьего июля в Зеленогорске от двадцати одного тридцати до двадцати двух пятидесяти – проливной дождь, гроза. Температура воздуха двадцать один, температура воды девятнадцать, влажность девяносто один процент…

– Ну а после дождя-то что? – прочитав сводку, спросил Корнилов. – Облачно? Ясно?

Варя пожала плечами.

– Больше у них ничего нет.

– Ну ладно! – Он махнул рукой. – Я вот к Васе Алабину хочу заехать. У нас в буфете апельсинчиков или яблок нет?

– Какие сейчас апельсины? – засмеялась Варя. А в яблоках давно никаких витаминов нет. Да и не любит их Алабин. Уж если что покупать – надо на рынок за черешней ехать.

Корнилову сразу вспомнился разговор с матерью за обедом.

А ты откуда знаешь, что Алабин любит? – спросил подполковник и внимательно посмотрел на Варю.

– Знаю. Зато вы, Игорь Васильевич, хоть и заместитель начальника угрозыска, а многого не знаете.

– Ну-ну-ну! – искренне удивился Корнилов. – Я, кажется, опять узнаю новости последним!

Он и правда обо всех управленческих обыденных новостях узнавал в последнюю очередь. Так уж получалось, что сотрудники, даже те, с которыми он проработал долгие годы, стеснялись рассказывать ему о том, у кого и что происходило дома. О предстоящей свадьбе или о рождении ребенка он узнавал только тогда, когда Варвара, заходя с деловым видом к нему в кабинет, сообщала: «Игорь Васильевич, у капитана Никонова сын родился. Мы тут собираем по трешке…»

– Значит, ты на Василии остановилась?

Варвара покраснела:

– Игорь Васильевич!

– Ну это, знаешь, еще как начальство посмотрит! – продолжал Корнилов, не обращая внимания на ее смущение. – Алабин парень хоть куда, жених завидный, а тебе еще надо над собой работать. У тебя характерец… Даже мне грубишь.

– Игорь Васильевич! – снова с укором сказала Варвара.

– Рынок Некрасовский открыт? – спросил он.

– Да.

– Ну, слава богу. Он тут недалеко. А то небось служебную машину попросила бы, а я не дам. – Он достал десятку. – Купи ему черешни. Побольше.

– Обойдется двумя килограммами, – сказала Варя. – Завтра я еще принесу. Значит, машину не дадите?

Корнилов развел руками.

4

Василий Алабин, бывший сотрудник Управления уголовного розыска, проработал вместе с Корниловым недолго. Молодой, способный, он был назначен заместителем начальника угрозыска в Василеостровский район и, участвуя в прошлом году вместе с подполковником в задержании опасного преступника, был тяжело ранен. Больше месяца он лежал в реанимации, трижды его оперировали, и выжил он чудом. Поправлялся Василий медленно, и все уже считали, что вернуться на работу он не сможет, так и останется пенсионером. Но после двух месяцев, проведенных в Кисловодске, Алабин ожил.

Вечером, уезжая из управления к старшему лейтенанту, Корнилов поинтересовался, не возвратились ли Бугаев и Лебедев. Обоих еще не было.

Алабин сидел дома, разыгрывал партию Карпов – Портиш. Он выглядел уже не таким дистрофиком, как в первые дни после выхода из больницы, но цвет лица у него был землистый. Приходу подполковника. Василий обрадовался, засуетился, порываясь приготовить ужин, но Корнилов его остановил:

– Вася, ты же знаешь, что меня жена все равно заставит дома ужин съесть, голоден я или сыт. Так что давай по кофейку… – Он пошел следом за Алабиным на кухню, положил пакет с черешней на стол.

– Это тебе секретариат прислал.

– Чегой-то она? – удивился Василий. – Я еще вчерашнюю не съел.

– Ты, Вася, поднажми. Завтра она новую принесет. – Корнилов еще раз посетовал на свою невнимательность. Алабин даже не удивился, когда он передал ему черешню от имени Вари. Вероятно, все в управлении знают, что скоро свадьба, и Алабин считает что начальство тоже в курсе.

– У твоей Варвары, – пустил подполковник еще один пробный шар, – видать, своя теория, что лечить надо с помощью черешни.

– А чего меня лечить? – улыбнулся Алабин, выключая кофеварку. – Мне врачи уже сказали: через месяц комиссия – и шагай на службу.

– Поздравляю. Пора уже. А то ты чего-то толстеть начал.

Они сели пить кофе. Алабин вынул из холодильника половину торта.

«Видимо, тоже Варвара принесла, – подумал Корнилов, – или, наоборот, он ее тортами кормит».

Вася опять за чем-то полез в холодильник, пошарил там и, ничего не достав, захлопнул. Вид у него был немного смущенный.

– Не переживай, Василий, – усмехнулся Игорь Васильевич. – Тебе, наверное, врачи еще не разрешили, а с кофе я только коньяк пью.

– Да у меня коньяка-то как раз и нет, – слегка порозовев, сказал тот. – А водку… К кофе-то… – И чтобы замять этот неловкий разговор, стал рассказывать, как приходили к нему два старичка из совета ветеранов.

– Что они, чокнутые, что ли? Даже если б меня вчистую списали, какой я им ветеран? Заседать с ними в стариковской команде? Дудки!

– Ну это ты, Василий, зря. – Корнилову стало чуточку обидно за стариков, и он подосадовал на старшего лейтенанта. – Ветераны нам очень много помогают. Не знаешь, не берись судить!

– Лекции читают школьникам и домохозяйкам? – не сдавался Алабин.

– Да ты что ж, не знаешь, что они по оперативной части много делают? Среди них знатные специалисты своего дела есть!

– Может быть, и помогают, – нехотя согласился Алабин. – Только я-то тут при чем?

– Ты у нас уже ветеран! – сказал Игорь Васильевич. – Не у каждого же нашего работника медаль «За отвагу» есть.

– Ну, а как там наши? – засмущавшись, спросил Василий.

– Живут наши. Да чего тебе рассказывать. У тебя ведь, наверное, побольше моего информации. Только вот о последнем деле, наверное, не знаешь… – Игорь Васильевич рассказал старшему лейтенанту про аварию на сорок девятом километре.

Он пробыл у Алабина час, заехал домой, поужинал и в десять часов выехал по направлению к Зеленогорску…

Подполковник сразу увидел место катастрофы. Метрах в десяти за указателем «сорок девятый километр» был расщеплен и основательно закопчен ствол огромной сосны. На земле чернело огромное пятно, словно кто-то разлил бочку с мазутом.

Корнилов вылез из машины, посмотрел на часы. Без десяти одиннадцать. Рассеянный, чуть розоватый свет, казалось, исходил от золотистых сосновых стволов, подчеркивая голубоватые тени, залегающие в глубине леса.

Пройдя шагов триста по обочине шоссе, Игорь Васильевич вернулся к месту происшествия, внимательно осмотрел каждый метр.

Еще на одной сосне зияла свежая рана, лохмотьями висела кора, и веером торчали щепки. Обильно сочилась, заживляя больное место, смола. «Сюда он ударился вначале, – подумал подполковник. – Его развернуло и припечатало к той сосне. Около нее он и горел. Наверное, ехал с сигаретой? Но ехал он… – Корнилов покачал головой. – Скорость, наверное, была весьма приличная!»

Неподалеку, на маленьком сухом взгорке, проросшем жиденькой травой, лежало толстое короткое бревно. Игорь Васильевич присел на него и вынул сигарету, но закуривать не стал. Пожалел дымить на таком благодатном, морском, настоянном на хвое воздухе. Шофер включил в машине радиоприемник. Тихая, неназойливая музыка поплыла среди сосен. Изредка, вздымая упругие волны нагретого за день воздуха, словно стремительные жуки, проносились мимо машины. Корнилов встречал и провожал взглядом каждую.

…Ослепить фарами старпома не могли. Совсем светло. И через полчаса еще не стемнеет. Поворот здесь хоть и крутой, но вот что странно, подумал подполковник: если кто-то поджидал старпома с булыжником в руке, Горин должен был бы его видеть. Этот человек скорее всего стоял в центре излучины, отсюда кинул камень, шофер инстинктивно зажмурился, не вывернул руль и… Машину еще пронесло метров тридцать.

Да, каждому водителю, едущему из Ленинграда, хорошо был бы виден человек, кидавший камень. С другой стороны шоссе он стоять не мог – не видел бы сам, в кого бросать. И этот человек знал, что Горин поедет здесь поздним вечером…

На ярком милицейском мотоцикле с коляской подъехал инспектор. Свернул с шоссе, поставил мотоцикл рядом с «Волгой». Спросил что-то у шофера. Тот кивнул на Корнилова. Подполковник взглянул да часы. Было ровно одиннадцать. Прошло всего десять минут, как он здесь, а казалось – часы.

Старший лейтенант Коноплев пересказал Игорю Васильевичу все, что увидел, прибыв на место аварии. Подполковник, вспомнив его справку, прочитанную в деле, мысленно похвалил Коноплева за то, как точно и четко она была составлена.

– Вы помните, Коноплев, кто был здесь, когда вы приехали?

– А как же, товарищ подполковник! В протоколе указаны четыре водителя…

– Это я читал. Но, может быть, кто-то торопился уехать. Да всех и невозможно в протокол внести.

– Нет. К моему появлению только четыре машины стояли…

– Каких-нибудь пьяных пешеходов не видали поблизости?

– Людей в это время немало гуляет. Особенно молодежи. Но пьяных… Ну, таких, чтобы в глаза бросались, не видел. – Старший лейтенант задумался, словно пытался еще что-то припомнить. Лицо у него было круглое, обожженное морозами и солнцем, загорелое. Только у самых волос на лбу светлела полоса. От шлема.

– А что вдруг такой интерес к аварии? – спросил он. – Прокуратура тут была, вы теперь. Если не секрет?

– Врагов погибший себе много нажил. Вот и проверяем. А вы-то сами что думаете?

Старший лейтенант пожал плечами.

– Несчастный случай – ясное дело. Ведь у него скорость-то какая была?! Да что! Гнал как леший. Да я ж его сразу на заметку взял. В Солнечном дежурил – смотрю, идет с превышением. Я в Зеленогорск позвонил. А то, что он загорелся… – Инспектор на секунду задумался. – Редко, но бывает. – Он вздохнул. – Я тут на трассе всякого насмотрелся.

– Давно в ГАИ?

– В январе второй червонец разменял. Как с армии демобилизовался, так в органы… А этот случай простой. Может, кто впереди выскочил… Вы вот на пьяного пешехода намекали. Вынырнет внезапно из кустов на проезжую часть… Это дело обычное, но в таком разе тормозил бы погибший. А тормозного следа-то нету? Нету, товарищ подполковник. – Он смешно развел своими крупными ладонями.

– Вам видней. Теперь уже время прошло…

– Не было его. После того как пожар потушили и «скорая» пришла, я перво-наперво посмотрел. Не было. Покойник так с налету и вбухался. Может, с рулем что…

– С рулем полный порядок. Экспертиза проверила.

– Ну зазевался, асфальт мокрый. И понесло.

– Все правильно говорите, старший лейтенант. Только откуда камень в салоне?

Коноплев огорченно потер щеку.

– Да, про булыжник мне говорили. Я-то ведь не заметил. Его после отыскали, когда весь автомобиль распатронили. Булыжник непонятный, товарищ подполковник. С собой-то кто ж в машине его повезет? Одна грязь от него.

– Ну ладно, – сказал Корнилов. – Можете ехать. Я тут еще посижу немного. Если что в голову интересное придет – позвоните.

Старший лейтенант уехал.

Какой-то пожилой мужчина, оглянувшись по сторонам, перешел дорогу. Мужчина внимательно посмотрел на Корнилова, на машину, стоящую поодаль, и пошел по дороге в глубь леса, туда, где среди деревьев виднелось несколько дач.

– Товарищ, – негромко позвал подполковник. – Вы не смогли бы уделить мне несколько минут?

– Я? – удивился мужчина. – Пожалуйста. – Он подошел к Корнилову. Посмотрел на него вопросительно.

– Подполковник Корнилов из уголовного розыска, – представился Игорь Васильевич. – Присаживайтесь, не стесняйтесь.

– Очень приятно, – машинально отозвался мужчина. – Иван Александрович Панов. Преподаватель экономики. Кого-нибудь ищете? У нас тут дача, от дачного треста. Мы уже несколько лет снимаем. Ничего, спокойно.

– Не курите? – предложил ему сигареты Игорь Васильевич.

Панов закурил.

– У вас тут авария произошла…

– Да, неприятная история, – отозвался Иван Александрович, – водитель погиб. Вечером сильный ливень прошел, дорога мокрая, а они ведь гоняют как шальные.

– Ливень-то за полтора часа до аварии пролился, – сказал Корнилов. – А здесь залив рядом. Ветерком все-таки обдувает асфальт. Сохнет быстрее.

Панов неопределенно пожал плечами.

– Вы сами, Иван Александрович, не видели, как это произошло?

– Нет. Я уж с прогулки домой пришел. – Он смущенно улыбнулся. – Я, знаете ли, закоренелый пешеход. Каждый день прохожу не меньше пятнадцати километров. Иван Петрович Павлов ходил, знаете ли… – Он махнул рукой. – Ой, да вы, конечно, все это знаете. Ну вот…

– А вы в тот вечер куда ходили?

– У меня маршрут один: сорок девятый километр – Зеленогорск и обратно.

– Машин много было?

– Нет. Как раз обратил внимание, что шоссе почти пустое. Как сейчас. Ну вот, когда я услышал удар, а затем взрыв, – продолжил наконец свою мысль Иван Александрович, – то оделся и выбежал… И сын выбежал за мной. Студент. Машина горела. Там были уже люди. Стояло несколько автомобилей. Люди тушили огонь. Из огнетушителей. Мы с сыном сбегали за лопатами, пытались гасить землей, Очень быстро приехала милиция. Стали доставать водителя… Я ушел.

– Иван Александрович, а номера автомобилей, которые стояли рядом с местом аварии, вы не запомнили?

Корнилов хотел уточнить, всех ли водителей, приехавших первыми, запомнил автоинспектор.

– Нет, не помню, – сказал Панов. – В таких случаях главное внимание пострадавшим.

– Да, да, – согласился подполковник и задумался на секунду. – Вы, значит, услышали сначала удар и сразу взрыв.

– Не сразу. Взрыв чуть позже. Ну через минуту… Но удар был очень сильный. Гулкий. Я сказал: что-то случилось. Мы стали одеваться, и тут взрыв.

– А тормоза?

– Что тормоза? – не понял Панов.

– Скрипа тормозов не слышали? Они же так резко скрипят.

– Тормозов я не слышал, – покачал головой Иван Александрович.

– А когда вы бежали из дому к месту катастрофы, никто не шел вам навстречу? Никого не видели?

– Никого. Дорога была пустая. – Панов посмотрел на заросший травой проселок, словно вспоминал, и повторил: – Нет, никого не встретил. А вы думаете, кто-то неожиданно перебегал шоссе?

«Вот эту же мысль и инспектор мне подсказывал, а самому она мне почему-то не пришла в голову! – досадуя на себя, подумал Игорь Васильевич. – Камень меня все время отвлекает».

– Может быть, – сказал он, – или какой-нибудь хулиган камень бросил.

– Вы думаете, и такое возможно? – В голосе Панова чувствовались скептические нотки.

– Иван Александрович, а соседи ваши, из других дач, не приходили? – Корнилов кивнул на почерневшую сосну.

– Нет, они спать рано ложатся.

Подполковник поблагодарил Панова, и тот ушел. Вид у него был несколько озадаченный. Неожиданно он вернулся с полдороги и сказал:

– Вы на меня только, пожалуйста, не обижайтесь, но хочу дать один совет. У вас лицо немножко отечное и бледное. Ходите побольше пешком. Станете настоящим пешеходом – восемьдесят лет гарантирую.

– Спасибо. Попробую, – усмехнулся Корнилов и долго смотрел вслед удалявшемуся прыгающей походкой Панову.

Небо чуть поблекло, исчез розоватый отсвет, все вокруг словно поголубело. Но было еще вполне светло. Игорь Васильевич нашел сухую длинную палку и очень внимательно, дотошно ворошил этой палкой всякий Хлам на том месте, где горела «Волга» старпома: мелкую гальку, шишки, черные маслянистые тряпки, обрывки каких-то бумаг, крупу автомобильного стекла. Почва была здесь песчаная, сухая, с редкими травинками. Подцепив одну из тряпок, Корнилов почувствовал, что она тугая и тяжелая. Он попробовал растрепать ее и вдруг увидел что-то яркое. Нагнувшись, он осторожно двумя пальцами взял ее и развернул. Это был обгоревший японский зонтик. Женский складной зонтик с крупными красными цветами на розовом поле. Игорь Васильевич принес его к машине, завернул в газету.

– Есть поживка, товарищ подполковник? – пожилой шофер смотрел на зонтик с любопытством.

– Есть, – удовлетворенно ответил Корнилов. – Теперь надо только узнать, имеет ли он какое-нибудь отношение к машине. И к делу.

Когда возвращались в Ленинград, Корнилов спросил шофера:

– Дмитрий Терентьич, ты сколько лет машину водишь?

– Да уж скоро двадцать пять, – ответил тот с гордостью.

– Ты мне вот что скажи: если тебе какой-то обалдуй камнем в стекло запустит? Запустит так, что ты невольно глаза зажмуришь, – твоя первая реакция?

– На тормоз, товарищ подполковник. Тут уж нога сама сработает. Иначе крышка.

– Вот-вот! – согласно кивнул Игорь Васильевич. – А в протоколе осмотра указывалось на отсутствие тормозного следа…