Текст книги "Крутой поворот"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Сергей Высоцкий
КРУТОЙ ПОВОРОТ
Повесть

1

Вечером небо затянулось тучами. В стороне залива долго громыхало, и наконец на город обрушился ливень. Горин испугался – в десять он должен был заехать за Верочкой. Они сговорились встретиться у Таврического сада. Юрий Максимович нервничал, то и дело смотрел на часы и, подходя к окну, с тоской разглядывал опустевшую улицу, по которой хлестали струи дождя. Над асфальтом, за день раскаленным июльским солнцем, призрачной полосой висел туман.

Ливень продолжался минут сорок и внезапно закончился. Юрий Максимович распахнул окно и, вдохнув свежего воздуха, с облегчением улыбнулся. Подумал: «Дождь как по заказу. Смыл всю пыль и вовремя перестал. А на даче хорошо будет!»

Он снял с антресолей черную сумку с надписью «Аэрофлот» и стал собираться. Вынул из бара бутылку джина, бутылку коньяка. Из холодильника достал две банки апельсинового сока, белый бидончик, в котором мариновалось мясо для шашлыка, завернутую в целлофан зелень. Постоял несколько минут, не закрывая дверцу холодильника, прикидывая, что бы еще взять с собой. С продуктами на этот раз у него не густо: жена уже вторую неделю как уехала к тяжело заболевшей матери в Нальчик, и оставленные ею припасы поубавились.

Потом Горин открыл книжный шкаф и, вытащив с одной из полок несколько книг, достал спрятанный в глубине небольшой пакетик. Он развернул яркую фирменную бумагу и открыл красивую, черную с золотым вензелем коробочку. Чуть утопленное в голубую шелковую подкладку, как в волны неспокойного моря, в коробке лежало золотое кольцо с бриллиантом, сияющим среди лепестков золотой розы. Несколько секунд Юрий Максимович задумчиво смотрел на кольцо, наконец губы его дрогнули и расплылись в удовлетворенной улыбке. Он отстранил от себя коробку с кольцом и чуть склонил голову, любуясь живым блеском камня. Горин смотрел на кольцо минуту, а может быть, даже две, потом плавно надавил пальцем на крышку, и коробочка захлопнулась с легким щелчком. Горин положил ее во внутренний карман куртки, разорвал обертку на мелкие кусочки и выбросил в мусоропровод.

Поставив книги на место, Юрий Максимович прошелся по комнатам, вспоминая, не забыл ли что. Взял с письменного стола недочитанный номер «Иностранной литературы», подержал в руке и положил обратно. «С Верочкой не почитаешь… А вот про плавки и забыл! – подумал он. – Погода-то прекрасная, завтра на залив съездим».

Гараж был рядом, в соседнем дворе. Горин осторожно, чтобы не запачкать замшевую куртку, открыл его, вывел «Волгу».

Несмотря на поздний час, на улицах было полно народа. Белые ночи хоть и шли на убыль, но не потеряли еще своей чарующей силы. Горин вел машину не спеша, осторожно переезжая оставшиеся после ливня лужи, стараясь не забрызгать прохожих. Опустив боковое стекло, он подставил лицо свежему ветру, радуясь, что сейчас увидит Веру, что они вместе поедут на дачу и будут там вдвоем не час, не два, а целых три дня! И никуда не надо будет торопиться, и никто не сможет им помешать. И за эти три дня они наконец обо всем договорятся, все решат…

У Таврического сада он притормозил и тут увидел Верочку. Долговязый блондин неопределенного возраста стоял рядом с ней и что-то говорил улыбаясь. Наверняка набивался в знакомые. Черт знает что! Стоит ей где-то появиться одной, как тут же кто-нибудь привязывается. У Горина от одной мысли о том, что какой-нибудь пижон пристает к Вере, становилось темно в глазах. А вот к ее мужу он относился спокойно. Даже позволял себе иногда, в те редкие часы, когда им удавалось быть вместе, задавать такие вопросы, от которых Верочка краснела. Может быть, это происходило из-за того, что Вериного мужа, Евгения Николаевича Шарымова, он знал уже много лет. Даже учился вместе с ним в мореходке.

Юрий Максимович остановил машину, открыл дверцу. Верочка заметила его и помахала рукой. Долговязый тоже обернулся. Он глядел, как Верочка садилась в машину, с явным сожалением.

– Что еще за тип? – спросил Горин.

Вера засмеялась и, положив голову ему на плечо, ласково потерлась.

– Знакомый?

– Знакомый. Две минуты назад познакомились. – Она вынула из сумочки зеркальце, посмотрелась. – Ты, Юрка, страшно ревнивый. Не знаю я эту версту коломенскую и знать не хочу. Примитив: «Как вас зовут, кого вы ждете?»

– Ну а ты? – Юрий Максимович понимал, что ведет пустой разговор, но остановиться не мог.

– Юра, оставь. – Она снова положила ему голову на плечо. – Мы сможем побыть на даче только день. Я боюсь, что Женя раньше времени приедет. Он все время нервничает.

– Ну вот, начинается, – недовольно проворчал Горин. Настроение у него испортилось.

– Ничего. Зато целый день наш, – ласково сказала Вера. – На-аш!

Они пересекли улицу Воинова, проехали по набережной, заполненной гуляющими, свернули на Литейный мост. Горин удивился, что в такое позднее время здесь много машин. Двигались они еле-еле, а на середине и совсем остановились. Прошло пять минут, десять. Машины запрудили весь мост.

– Что за пробка?! – в сердцах сказал Юрий Максимович. – Добро бы в час «пик». А тут… Посмотреть, что ли?

– Сиди. – Верочка была спокойна. Прижавшись к нему, она задумчиво смотрела на Неву, на старинные здания на набережной Выборгской стороны.

– Нет, я все-таки пойду взгляну, – сказал Горин. Но дверцу открыть не смог – слева вплотную к «Волге» стояла белая машина «скорой помощи». Чтобы выпустить Горина, пришлось вылезать и Вере. Они поднялись на тротуар, стараясь разглядеть, что произошло впереди.

Какой-то парень, проходя мимо, остановился и сказал:

– Надолго застряли! Асфальт после дождя скользкий. Троллейбус занесло.

– Что же его не уберут? – недовольно спросил Горин. Ему показалось, что парень чересчур бесцеремонно разглядывает Верочку.

– А-а… – прохожий махнул рукой. – Там такое нагорожено! Несколько машин ударились.

– И пострадавшие есть?

– Не знаю. «Скорая» стояла. – Парень пошел дальше.

– Психуй не психуй, – сказал Горин, – а только загорать нам здесь придется долго. Назад уже не вывернешь. Хоть бы гаишники вмешались. Неужели они не видят, что здесь затор?

Они забрались в машину, и Верочка, устроившись поуютнее, снова прижалась к нему, расстегнула пуговицу на рубашке и положила руку на грудь. Юрий Максимович вдруг почувствовал легкое раздражение. Ему стало неприятно, что Верочка так спокойно отнеслась к тому, что раньше времени может приехать ее муж, к этой дурацкой непредвиденной остановке на мосту. Он так стремился в лес, на свою дачу – уютную, красивую! Так стремился отгородиться от всего света, побыть вдвоем, и вот – нате! Глупое неожиданное препятствие. Выехали бы на пятнадцать – двадцать минут раньше – уже приближались бы к Новой деревне! «А если бы да пять минут раньше? – подумал он вдруг. – Рядом с тем троллейбусом!» Горин закрыл глаза и ясно услышал скрип тормозов, скрежет металла, сирену «скорой»… И почувствовал, как холодок пробежал по спине. «Вот еще! Чего это я завожусь?» – подосадовал Юрий Максимович, но тревога не проходила. Мысли, одна несуразней другой, лезли в голову, и он никак не мог совладать с собой.

Верочка почувствовала его состояние и, чуть отодвинувшись, спросила:

– Что с тобой, Юра?

– Я в порядке. – Горин попытался улыбнуться.

Ему было невыносимо торчать здесь, на мосту, когда следовало спешить, спешить. Футляр с кольцом жег ему грудь. Казалось, что он слишком долго лежал в безвестности за пыльными забытыми книгами в шкафу. Юрию Максимовичу хотелось поскорее раскрыть футляр перед Верой, увидеть, как яркий свет бриллианта отразится в ее больших карих глазах. Увидеть в этих глазах радость, любовь, благодарность…

Неожиданно Вера спросила:

– Чего ради ты затеял эту историю с письмами?

Горин напрягся, лицо его сделалось замкнутым и отрешенным.

– Ты уже знаешь?

Конечно, надо было сказать ей о письмах заранее. Но Юрий Максимович боялся показаться смешным. Ведь тогда пришлось бы рассказать и о том унижении, которое испытал он в разговоре с капитаном Бильбасовым.

– Еще бы не знать! Евгений прожужжал мне все уши об этих письмах. Ты не поторопился?

– Нет! – твердо сказал Горин. – Мне уже давно надоели безобразия, которые творятся на судне. Ты знаешь, что за отношения были у меня с кэпом. Жили душа в душу… Но есть предел. Мастер зарылся. Мало того, что он распустил лодырей и пьяниц, он подставляет ножку порядочным людям!

Верочка вздохнула.

– Ты что, не одобряешь? – с беспокойством спросил он.

– Я просто боюсь. Ты можешь повредить себе. Тебя же обещали назначить капитаном? А Бильбасов авторитет. Мой Евгений день и ночь кипятится: «Владимиру Петровичу не страшны комариные укусы!»

– Посмотрим, – сердито сказал Горин. – Только капитанские прихвостни уже прячутся в кусты. Стармех первым залег в больницу. Не забывай, что я великий реалист…

Юрия Максимовича задели слова Веры. Он смутно почувствовал в них недоверие, неуверенность в его силах. Такого он от Верочки не ожидал. Тем более что уже давно между ними существовал уговор – как только Юрий Максимович становится капитаном, они решают все свои семейные проблемы.

Он взглянул на часы. Без пятнадцати одиннадцать. Толпы гуляющих двигались мимо застывших автомобилей. Шли старшеклассники с песнями, шли иностранцы. Шум, крики – веселый аккомпанемент белых ночей – все это сейчас не трогало Горина, казалось ему нелепым и чуждым. Словно из какого-то другого мира.

«Не хватало еще обрушиться в Неву, – зло думал он, озираясь по сторонам. – Прочность моста ведь тоже имеет свои пределы. Неужели милиция не может растащить эту пробку?»

Он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. В «скорой помощи», стоявшей рядом, было опущено белое стекло, и оттуда пристально смотрел на Горина какой-то мужчина. Юрий Максимович успел только заметить, что лицо у него очень худое и небритое. «Больной, что ли? – подумал Горин. – В этой пробке человек и умереть может. Даже «скорой» не пробиться».

– Какие красивые русалки. Посмотри, Юра, – Верочка показала на решетки моста.

Юрий Максимович повернул голову и вздохнул:

– Эти перила здесь со времен царя Гороха.

– А я их не видела, – Верочкин голос зазвенел от обиды.

– Ну ладно, ладно, пусть будет так, – он притянул Верочку к себе и обнял. – Не будем ссориться. – Он гладил ее волосы, мягкие, шелковистые, чуть-чуть пахнущие какими-то хорошими духами, а сам никак не мог отрешиться от непонятного чувства страха.

Неожиданно кто-то сказал рядом, чуть ли не над ухом у Горина.

– Вот они, психи-то! В машинах, все в машинах. Их бы и вязали.

Юрий Максимович обернулся и встретился глазами с небритым мужчиной, сидевшим в «скорой помощи».

– Да-да! Не смотри на меня так удивленно, – продолжал небритый. У него был неприятный, хрипловатый голос. – Это я про вас, автомобилыциков! Куда гоните? Куда? У вас же пассажиров тьма! – человек взглянул куда-то сквозь Горина, да так жутко, что Юрию Максимовичу сделалось не по себе, и он оглянулся. Словно хотел удостовериться, что, кроме Веры, в машине никого нет.

«Сумасшедший, что ли?..» – подумал он.

А небритый вдруг сказал спокойно и осмысленно:

– А жена-то с ним чужая.

Из кабины «скорой помощи» высунулся мордастый флегматичный санитар и с интересом посмотрел на Верочку.

– Да как вы смеете! – крикнул Горин и стал лихорадочно поднимать стекло. И тут же подумал, что не следовало вообще отвечать.

Вера испуганно покосилась на небритого человека и еще теснее прижалась к Юрию Максимовичу.

– Как я смею? Как я смею! – завопил мужчина. – Да ведь она потаскушка! Чужая жена! Это ж сразу видно.

– Да скажи ты ему, чтоб заткнулся! – Верочка чуть не плакала. – Ну что же ты?

Мужчина продолжал орать. Около «скорой» собиралась толпа. Какие-то молодые парни, смеясь, заглянули в машину и отошли с шуточками. Юрий Максимович их не слышал. Он не мог прийти в себя от бешенства и несколько минут сидел в каком-то оцепенении, несмотря на то что Верочка дергала его за руку и, всхлипывая, повторяла:

– Скажи ему, Юра, скажи…

Наконец он стал открывать дверцу, забыв, что «скорая» совсем рядом, и стукнул по ней. Надо было опять вылезать в ту сторону, где сидела Вера.

– Ой, господи! – почти простонала она. – Как я сейчас выйду? Здесь же толпа людей… – Но все-таки, открыв дверцу и втянув голову в плечи, выбралась из машины.

Горин выскочил вслед за ней и кинулся к орущему.

– Как вы смеете… – Он сорвался на визг и тут увидел, что этот небритый человек одет в какую-то странную серую одежду, а длинные рукава завязаны у него за спиной. Горин растерянно оглянулся, начиная понимать, что его гнев и любые слова здесь бессмысленны, и в это время услышал, как в «скорой» хлопнула дверца.

– Не обращайте внимания, – подходя к Горину, сказал рослый детина в белом халате, наверное, санитар. Это был тот человек, который выглядывал из кабины. Он продолжал флегматично жевать, отламывая от зажатого в руке батона. – Не обращайте внимания, – повторил он. – Это сумасшедший, – погрозил орущему огромным волосатым кулаком.

Тот сразу смолк.

– Алексей Петрович, – обратился санитар к кому-то сидящему в «скорой», – подними стекло. А то он тут всех перепугает. Устроил цирк!

Он осмотрел место, куда ударил дверцей Юрий Максимович, и, густо нахмурив брови, с неудовольствием потрогал металл рукой.

– Да я маленько стукнул! – сказал Горин извиняющимся тоном и обернулся к своей машине. Веры там не было…

Он выскочил на тротуар и стал озираться по сторонам, пытаясь разглядеть ее в толпе. В это время поток машин медленно, словно нехотя, сдвинулся. Сзади засигналили.

– Идиот! – крикнул Юрий Максимович сигналившему.

Но загудели и другие автомобили.

Горин вне себя закричал:

– Вера!

Из толпы кто-то отозвался дурашливым голосом. Юрий Максимович быстро сел в машину, с силой хлопнул дверцей и резко дал газ…

2

– Неприятное это дело, – поморщившись, сказал Кондрашов и смешно, по-детски почмокал оттопыренными губами. – Ты можешь считать, что я чересчур субъективен… Не знаю, не знаю.

Корнилов был знаком с Василием Сергеевичем уже лет двадцать – учились в одной группе на юрфаке. Они не были близкими, закадычными друзьями, но всегда относились один к другому с симпатией, хоть и пикировались часто. Судьба устроила так, что после окончания университета они шли параллельным курсом, словно корабли в открытом море. Начинали в одном районе: Корнилов участковым инспектором, Кондрашов – помощником прокурора, потом один стал начальником уголовного розыска, другой – районным прокурором. Корнилова перевели в Главное управление внутренних дел, Кондрашова в городскую прокуратуру следователем. Был, правда, один период, когда Василий Сергеевич круто отклонился в сторону – ушел в аспирантуру, защитился и стал преподавать административное право в одном ленинградском институте. Но никто из бывших сокурсников этому не удивился. Все были уверены, что рано или поздно Кондрашов уйдет в науку – в нем всегда жил ярко выраженный интерес к теории. Удивило другое – через два года он снова попросился на практическую работу.

– Неприятное это дело, – повторил Василий Сергеевич и похлопал своей мягкой, похожей на женскую рукой по серой папке.

– Ты, Вася, меня не агитируй, – Корнилов усмехнулся. Потянулся за папкой. – Приятное, неприятное – что за определения? Вот почитаю, скажу, какое оно, твое дело. Только ты, Василий Сергеевич, должен бы знать – для уголовного розыска те дела неприятные, которые раскрыть не удалось.

Кондрашов поморщился:

– Брось, брось… Читай лучше.

Игорь Васильевич раскрыл папку. В ней было всего несколько страничек. Корнилов начал читать справку ГАИ:

«Третьего июля 1976 года около двенадцати часов ночи на сорок девятом километре Приморского шоссе автомобиль «Волга», номерной знак ЛЕК 36-99, по неустановленной причине съехал на повороте с дорожного полотна и ударился в стоящее на полосе отвода дерево».

«По-видимому, скорость была большая, – подумал Корнилов. – После удара машину развернуло еще раз и боком стукнуло о другое дерево».

«От удара автомобиль загорелся, взорвался бензобак. Владелец автомашины Горин Юрий Максимович…»

Игорь Васильевич недоуменно посмотрел на следователя.

– Читай, читай, Игорь.

«…Владелец автомашины Горин Юрий Максимович, старший помощник капитана теплохода «Иван Сусанин», погиб…»

Дальше следовал акт судебно-медицинской экспертизы.

Повреждений, полученных старпомом, хватило бы на троих. Лицо сильно обгорело, но близкие опознали Горина. Признаков алкогольного опьянения не обнаружено. За час-полтора до происшествия прошел очень сильный дождь, шоссе было мокрое, водитель вел машину на большой скорости и на повороте не справился с рулевым управлением…

Игорь Васильевич дочитал, посмотрел фотографии смятого обгорелого автомобиля, положил папку на стол.

– Ну, а теперь выкладывай, почему эта папка оказалась на столе у следователя прокуратуры, а не у нас в ГУВД?

– Да потому, что неделю тому назад прокуратура получила от старшего помощника капитана Горина большое письмо о преступных действиях капитана теплохода Бильбасова и некоторых других членов экипажа. Такое же письмо старпом послал в пароходство. И вдруг – наехал на дерево и сгорел! Не правда ли, подозрительное совпадение?

– Но ведь ты не считаешь, что заявитель застрахован от случайностей?

– Нет, не считаю…

– Тогда выкладывай остальное. Аргументы! Аргументы!

Кондрашов медлил, смотрел загадочно, словно хотел, чтобы Корнилов сам высказал предположение.

Игорь Васильевич принял вызов. Они любили иногда задавать друг другу задачки на сообразительность, подвергая одновременно проверке на прочность собственные гипотезы.

– Куда ехал старпом в столь поздний час? – спросил Корнилов.

– Мог ехать на свою дачу в Рощино. Но никто не знает точно. В день катастрофы его жена была в Нальчике, у больной матери.

– Я думаю, магнитные мины и прочие эффектные средства из кинодетективов можно оставить в стороне?

– Можно! – кивнул Кондрашов. – Хотя для верности мы исследовали эту сторону дела.

– Если бы по автомобилю стреляли, незачем было бы загадывать загадки. Ведь на нем не обнаружены пулевые пробоины? И огнестрельных ранений на трупе нет…

Василий Сергеевич улыбнулся, пожал плечами, словно говоря: «А как же? Мы тоже не лыком шиты!»

– Старпома мог «прижать» какой-нибудь грузовик. Или даже другая легковушка… На кузове царапин нет? Других царапин? – Корнилов нажал на слове «других», заметив, как улыбнулся следователь.

– Нет.

– Опрашивали инспекторов ГАИ, дежуривших на трассе? Время ведь позднее, машин мало.

– Опрашивали. Машин действительно было мало, и на посту ГАИ в Солнечном обратили внимание на «Волгу» 36-99. Водитель гнал как сумасшедший. Инспектор даже позвонил в Зеленогорск, чтобы его там задержали и сделали предупреждение. Машина Горина шла одна. От Солнечного до места происшествия девять километров. На большой скорости – четыре-пять минут…

– Но какой-нибудь автомобиль мог выехать на Приморское шоссе и после Солнечного… В центре поселка Репино, например?

– Здесь нам повезло. Мы почти уверены в том, что в момент катастрофы на отрезке Солнечное – граница Зеленогорска других автомашин не было. Инспектор ГАИ в Зеленогорске, получив предупреждение из Солнечного, ждал нарушителя и внимательно следил за дорогой. Машин не было. Минут десять. И водитель первой появившейся после этого перерыва машины – зеленогорской продуктовой – сказал инспектору, что на сорок девятом авария. Разбилась и горит «Волга». Он также сказал, что несколько шоферов с подъехавших автомашин пытаются погасить огонь и уже вызвали «скорую помощь». Представляешь теперь поле битвы?

– Представляю, – вяло сказал Игорь Васильевич. – Только уж больно не нравится мне одно ваше словечко, товарищ следователь.

– Что за словечко? – насторожился Кондрашов.

– «Почти». Маленькое словечко «почти» приводит иногда к большим казусам.

– Ну, извини! – усмехнулся Василий Сергеевич. – Мы в прокуратуре не боги. Нам до угрозыска далеко.

Корнилов не обратил внимания на язвительный тон Кондрашова и сказал задумчиво:

– Значит, если предполагать умысел… – Он вдруг замолчал, словно потерял нить рассуждения, и нахмурился. – А не могли ему перед выездом из города дать сильную дозу снотворного?

– Могли, – сказал прокурор. – Но не дали. Экспертиза установила бы.

– Может, залепили ему кирпичом в ветровое стекло?

– Горячо, Игорь! Именно – залепили. Только не кирпичом, а булыжником, – сказал Василий Сергеевич. – Когда проводили повторный осмотр автомобиля, обратили внимание на камень в салоне. Он тоже закоптился при пожаре. В первый раз этому не придали значения. Камень и камень! Может быть, подумали, что Горин возил его с собой, – он засмеялся.

– Зря иронизируешь! – рассердился Корнилов. – Водитель действительно мог везти его с собой.

– На всякий случай?

– Да, на всякий случай. Может быть, и для обороны – ехал-то почти ночью. Может, чтобы подложить под колесо, если что-то с машиной случится.

– Молодец, молодец… – Кондрашов поднял ладони над столом. – Я потому и пришел, чтобы все твои «может быть» выслушать. Прокурор города специально просил твоего шефа подключить подполковника Корнилова к этому делу. – Увидев, что Игорь Васильевич хочет что-то возразить, Кондрашов сказал мягко, почти ласково: – Игорек, не ерепенься. Шутки шутками – дело по твоей части. Я, когда о тебе думаю…

– Думаешь все-таки?

– Думаю, подполковник, думаю. И не так уж редко. И всегда представляю, как тебе трудно служить в уголовном розыске. По каждому делу ты ставишь перед собой столько вопросов, стараешься залезть так глубоко, что я просто диву даюсь: почему вдобавок к этому ты еще и быстро справляешься? Как правило…

– А ты что ж, считаешь, надо работать по-другому? – заинтересованно спросил Корнилов. – Ну-ка, ну-ка, разоблачайтесь, товарищ следователь!

– Я считаю, что может быть разный стиль работы. Люди-то ведь разные. Один может глубоко пахать, другой не может, зато быстро бегает.

– Пусть учится. Все должны и пахать глубоко, и бегать быстро.

– Вот именно! Поэтому я и думаю, что тем, кто с тобой работает, еще труднее, чем тебе самому…

– Ну ты философ! – покачал головой Корнилов. – Чувствуется научная подготовка… А что, мои сотрудники жалуются? Или ты дедуктивно определил?

– Дедуктивно, – сказал Кондрашов. – Займешься делом? Ох, как не нравится мне оно! Вот почитаешь заявление Горина – призадумаешься! Знаешь, мне чисто по-человечески неприятно было с ним знакомиться. Такой у них на теплоходе бедлам. Серьезные обвинения покойный старпом выдвинул. И главное – убедительные. Особенно в отношении капитана. Их, конечно, проверять надо – искать подтверждения. Но мы найдем. Не сомневаюсь! – Он вздохнул и украдкой посмотрел на часы. Чуть оттопырил нижнюю губу. – Вообще-то, если быть до конца принципиальным, такие обвинения надо публично предъявлять. На общем собрании. Люди бы поддержали. И все сразу стало бы ясно.

– Ну, знаешь, не в каждом коллективе вылезешь на собрании правду-матку резать. Кое-где и заклевать могут.

– Верно, верно, – согласился Кондрашов и снова покосился на часы.

– Ты что ерзаешь? – усмехнулся Корнилов. – Адмиральский час подходит?

Кондрашов виновато покрутил головой.

– Да знаешь… Старая язва… Мне врачи предписали строго по часам есть… – Он поднялся. – Меня эта история за живое задела, Игорь. Понимаешь, приходит письмо с такими обвинениями… – Василий Сергеевич замялся, не находя нужного определения. – Ну как тебе объяснить… Грубо говоря, тюрьма капитану и его компании не грозит, хотя чем черт не шутит! Может, потом и выявится что-то еще более серьезное… А старпома убивают. Что ж это за люди, а? Ну, ну, не спорь, – сказал он, почувствовав, что Корнилов не согласен с ним. – Я специально беру самую крайнюю версию. Ведь именно ее тебе предстоит проверить.

– Я, Вася, всегда все версии проверяю, – сказал подполковник хмуро. – Пора бы тебе привыкнуть!

– Ну и ершисты вы, товарищ подполковник! Стареем, что ли? Все ворчишь, ворчишь! – Кондрашов поднял со стола папку с делом. – Ты, Игорь, попроси копию с заявления Горина снять – оригинал я себе оставляю. Нам он для проверки необходим.

Корнилов вызвал секретаря.

– Варя, срочно отпечатай.

– И еще нельзя забывать про хулиганов, – сказал Кондрашов, прощаясь. – Напился какой-нибудь хам и швырнул камнем. Круши частных владельцев, – он протянул руку. – Привет! Будем держать друг друга в курсе…

Корнилов кивнул.

«Да, похоже, дело непростое. Если только это не случайная авария, – подумал он, когда следователь ушел. – Но ведь и ее, случайность, надо доказать. Чтоб не висела тень над людьми…»