Текст книги "Крутой поворот (сборник)"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

21

К Сеславину зашел директор. Случалось это не часто обычно Павел Лаврентьевич вызывал своего помощника по селекторной связи.

– Сегодня пятница, – сказал он, рассеянно глядя в окно. – Уеду пораньше. И ты, Евгений Андреич, не засиживайся. На рыбалке давно не был?

Сеславин с недоумением посмотрел на шефа. За всю свою жизнь он ни разу не брал в руки удочку.

– А чего? Хороший отдых. Особенно если забраться в какой-нибудь глухой, безлюдный уголок.

– На волейбол завтра не поедем? – спросил Сеславин.

– Нет. Надоели мне эти волейболисты. Посижу на даче в кругу семьи. Так что располагай своим временем, как тебе вздумается. – Он небрежно махнул рукой, прощаясь. У дверей остановился, словно вспомнил что-то: – Вчера вечером приезжал на дачу один товарищ с Литейного. То да се! Волейболистами интересовался, Антоном Лазуткиным и почему-то о тебе спросил. Но так, вскользь.

– Чем же заинтересовала его моя персона?

– Давно ли у меня работаешь? Кто рекомендовал? Директор бросил на своего помощника быстрый, оценивающий взгляд. – Но я тебе ни о чем не говорил. – Он сделал привычный отстраняющий жест рукой.

«Значит, они вышли на Антона», – подумал Сеславин и спросил как можно безразличнее:

– А Лазуткин наш чего им понадобился?

– «Ваш» Евгении Андреевич! – ласково сказал директор и нацелился пальцем в грудь Сеславину. – Вы его мне рекомендовали. Когда-то. – И, улыбнувшись, добавил. – А что им от него надо – даже знать не хочу. У меня своих забот хватает. Завод – не игрушка! – Он вышел, даже не потрудившись затворить за собою дверь, и Сеславин подумал неприязненно: «Ну конечно, они хотят иметь все и старинный камин и редкие акварели и женьшеневую настойку. Все кроме неприятностей. Откуда это берется – им неинтересно».

Он набрал номер директорской приемной.

– Олечка, Антон у тебя или в гараже?

– Антоша взял отпуск, – ответила секретарша. – На неделю. Сегодня вышел Коля Марфин. Но он повез шефа домой.

Сеславин повесил трубку.

«Значит, Антон на свободе? Тогда откуда же они знают обо мне? Миша Терехов? – Евгении Андреевич собрался было набрать номер Гоги, но тут же положил трубку. – Если он засыпался, то звонить опасно».

Стараясь отогнать мрачные мысли, Евгении Андреевич пошел по цехам – надо было выполнить поручение директора, собрать сведения по внедрению рационализаторских предложений. Плотскому предстояло выступление на районном активе. За разговорами с начальниками цехов и работниками БРИЗа Сеславин немного отвлекся. Но червячок сомнений нет-нет, но давал о себе знать легким покалыванием в сердце.

Вернувшись в кабинет Сеславин снова ощутил острое беспокойство. Его мучила неизвестность «Что же сидеть и ждать, пока за тобой придут? – думал он. – Или последовать совету шефа, поискать укромный уголок. Директор, наверное, знает больше, чем сказал. Ему-то чего бояться? Приобрел с моей помощью пару каминов, дубовые панели? Ну и что? Тут же соврет: «Я думал что Сеславин покупал их для меня в комиссионке!» – Сеславин снял трубку, набрал домашний телефон директора.

– Женечка, – пропела директорская супруга. – Павел Лаврентьевич на даче. Что– нибудь срочное?

«Женечка! – с ожесточением подумал Сеславин. – Какой я тебе Женечка, сопливка!» – И, повесив трубку сказал громко «Стерва!»

Он набрал номер дачного телефона. Подошла Мария Лаврентьевна, старшая сестра шефа.

– Павел приехал, сейчас покричу. В саду где то бродит. Вы-то как живете, Евгений Андреевич? Давно у нас не были.

Голос у старухи был, как всегда, добрый и участливый.

– Живу потихоньку, Мария Лаврентьевна, – бодро сказал Сеславин. – Ноги еще бегают, и ладно!

– Приезжайте к нам отдохнуть – пригласила старушка. – А Павлушу я сейчас покричу.

«Как же приедешь к вам без приглашения шефа!» усмехнулся Сеславин, прислушиваясь как старуха, наверное в окно, кричала «Павлуша, Павлуша! Тебя Евгений Андреевич спрашивает. – После этого наступила тишина наверное Мария Лаврентьевна пошла за братом в сад. А через несколько минут сказала расстроенным голосом: – Евгении Андреевич вы тут? Ждете?»

– Жду, Мария Лаврентьевна, – отозвался Сеславин сразу понявший причину расстройства старухи.

– Куда-то пропал. Может с соседом на реку пошел? Или в преферанс с ним сел играть. Вы уж завтра утречком позвоните...

«Вы хотели получить информацию? – подумал Сеславин. Вы ее получили. Даже в большем объеме чем хотели. Вас избегают, а это ох какая неприятная информация». Он встал со стула прошелся по своему маленькому кабинетику. «Дома у меня ничего не найдут. На даче? Так мелочи. Еще не проданный камин, коллекцию никому не нужных древностей. Остается сберкасса. Но книжки у меня на предъявителя. И найти их не просто. Да и в чем собственно могут меня обвинить? За каминами я сам не лазил уникальные потолки не разбирал. Организация преступной группы? Но это, если Лазуткин заговорит? А его еще поймать нужно. Терехов? Этот будет молчать. Тертый калач. Да если и заговорит можно все отрицать. По методу шефа и я – не я и хата не моя!»

Вспомнив про шефа Евгений Андреевич вспомнил и про его совет – пораньше уйти отвлечься. Он осторожно закрыл дверь повернул ключ. В кабинете зазвонил телефон Сеславин решил не возвращаться, но внезапно ему пришла в голову мысль о том, что это директор. Может быть, он действительно ходил на речку и вернувшись узнал от сестры о его звонке? Евгений Андреевич открыл дверь подбежал к телефону.

– Евгении Андреевич? – спросил незнакомый мужской голос. – Майор Белянчиков из уголовного розыска. Здравствуйте.

Сеславин молчал. Это «здравствуйте» прозвучало издевательски.

– Вы меня слышите, Евгении Андреевич? – переспросил Белянчиков.

– Слышу.

– У меня есть к вам разговор. Не смогли бы мы встретиться? Я вас жду у проходной.

22

Лазуткину удалось уговорить молоденького шофера с пикапа пригнать «Москвич» от дома на вторую линию Васильевского острова. На тихой этой улице можно было не привлекая внимания прохожих, сменить номера. Да и от дома недалеко меньше шансов что белобрысого сосунка остановит за какой-нибудь промах инспектор ГАИ и обнаружится что сидит он за рулем чужой машины. У Лазуткина кошки скребли на сердце, когда он вручал парню ключи от «Москвича» и червонец задатку. А вдруг?! Вдруг взбредет белобрысому в голову поживиться за его, Лазуткина счет? И привет рулю! Только и видел он свои «Москвич» Хоть и пытался Антон доходчиво объяснить парню, что всего-навсего решил улизнуть от бдительного ока жены да вряд ли тот поверил. Не такие нынче сосунки, чтоб пустым словам верить. Вот когда тридцатник пообещал «за труды» тогда и ударили по рукам.

Уговорились, что Антон будет ждать парня в пикапе, но Лазуткин не утерпел и как только парень скрылся в дверях метро включил зажигание. «Чем мучиться в ожидании лучше самому приглядеть, – решил он. – Для порядка!»

...Он притормозил пикап напротив своего дома как раз в тот момент, когда ничем не примечательные серо белые «Жигули» резко тормознули перед его «Москвичом», выезжавшим из ворот, и двое мужчин выпрыгнув из «Жигулей» распахнули дверцы «Москвича».

Чутье подсказало Лазуткину, что нельзя спешить, срываться с места. Он включил скорость, легонько нажал на акселератор и машина почти бесшумно тронулась. Обыкновенный пикап прозванный «фантомасом» сотни которых развозят по городу продукты, белье и мелкие грузы. Он бросил машину сразу за углом у станции метро. Но сам поехал на трамвае, потом еще несколько раз пересаживался то на автобус, то на троллейбус пока, наконец, в памяти не всплыло имя – тетушка Руфина.

– Антон! Вот сюрприз! – Руфина Платоновна приняла из рук Лазуткина букет гвоздик и коробку с духами оглянулась. Крикнула: – Алена!

Из комнаты вышла молодая женщина в цветастом платье. Лазуткин с трудом узнал двоюродную сестру, дочь тетки Руфы, – так давно они не виделись.

– Смотри, братец твой пожаловал, – сказала тетя Руфа. К старости вспомнил про тетку. – Она сунула дочери цветы и подарок, а сама обняла и расцеловала Антона.

– Скажешь тоже, мама! – улыбнулась Алена. – Я его десять лет не видела, а он все такой же.

– А где же Лизавета твоя? – поинтересовалась тетушка, взяв Антона под руку и вводя в большую комнату где за столом сидели гости весело, чуть возбужденно переговариваясь позвякивая ножами и вилками. Лазуткин успел шепнуть, что с Лизой они в ссоре и если тетушка не возражает он бы и переночевал у нее, пусть Лизка поволнуется.

– О чем разговор! – так же шепотом ответила Руфина Платоновна и, легонько подтолкнув Антона к свободному стулу представила гостям.

– Племянник мой Антон Васильевич.

– Племянничку и тост говорить! – отозвалась звонким голосом одна из женщин. Антон заметил, что большинство гостей были женщины. И почти все молодые. «Наверное, теткина бригада» – подумал Лазуткин. Руфина Платоновна до последнего времени работала бригадиром прядильщиц на гардинно-тюлевой фабрике.

– Так уж сразу и тост! – сказала тетушка усаживаясь рядом с Антоном и ставя перед ним чистые тарелку и рюмку. Наверное здесь сидела Алена. Теперь ее потеснили в сторону. – Дайте человеку оглядеться осмотреться. Вас тут вон сколько – и все красавицы.

За столом весело рассмеялись.

– Нечего, нечего наседать на мужика, – улыбнулась одними глазами и продолжала Руфина Платоновна. – Он у нас человек положительный женатый.

– Разведем! – весело сказала все та же женщина. – Для нас это семечки!

Пожилой крупный мужчина постучал ножом по фужеру, поднялся.

– Милая Руфина Платоновна... – Он окинул взглядом присутствующих словно ища поддержки. Тетушка Руфина посерьезнела, сидела положив на скатерть ладони, глядя прямо перед собой. Правая рука у нее чуть-чуть дрожала.

– Это начальник цеха, – шепнула Лазуткину Алена. – Они еще во время блокады вместе работали.

Начальник цеха говорил долго и, наверное, хорошо, потому что тост несколько раз прерывали криками одобрения, аплодисментами но Антон не вслушивался. Сидел поглядывая на дверь ведущую в прихожую замирал, как только раздавался звонок. Приходили новые гости. Алена встречала их приносила из кухни маленькие табуреточки, расставляла на столе приборы. «Хорошо что меня посадили напротив дверей, подумал Лазуткин. – Все видно. Сидел бы спиной – извелся».

Начальник цеха закончив свои тост, подошел к тетушке и под громкие возгласы одобрения крепко ее расцеловал. Руфина Платоновна разволновалась, плакала, не стесняясь слез и только приговаривала:

– Сколько пережито. Думала, к старости все слезы выплачу, а они никак не останавливаются.

После начальника цеха женщины потребовали, чтобы говорил племянник.

– Тетушка Руфина! Смотрю я, сколько у вас друзей и думаю счастливый вы человек! И друзья ваши счастливые – потому что вы с ними дружите, – сказал Антон. Сказал от души и острое чувство зависти ко всем сидящим за столом людям неожиданно шевельнулось в сердце. Зависти к тому, что им весело, что они добрые и смотрят на каждого вновь пришедшего без тревоги.

Всем пришлись по душе слова Лазуткина, тетушка расцеловала племянника и снова всплакнула, вспомнив свою сестру Раису, мать Антона, умершую совсем молодой.

Лазуткин выпил одну за другой две стопки водки и разозлился сидел мрачный, с трудом сдерживая себя от колких замечании тетушке и гостям. Ему надо было во что бы то ни стало переночевать в этом доме. А значит терпеть надоевшую бабью болтовню, глупые шуточки, восторженные тосты.

В дверь снова позвонили и Алена пошла открывать Лазуткин сунул руку в карман, нащупал предохранитель пистолета. «Если что, – мелькнула мысль, – наделаю я здесь шуму! Праздничный салют».

Дверь в прихожую оставалась открытой и Антон увидел, что принесли огромную корзину цветов. Молодой парень в фирменном комбинезоне с трудом держал ее. Парень что-то спросил у Алены с восторгом рассматривавшей цветы. Она кивнула на дверь и улыбнулась.

Когда корзина медленно вплыла в комнату все зааплодировали.

– Сидорова Руфина Платоновна кто будет? – спросил парень, высовывая улыбающееся лицо из-за цветов.

– Здесь, здесь! – закричали гости наперебой, показывая на тетушку раздвигая стулья чтобы пропустить парня.

– С праздником вас! – торжественно сказал парень. Фирма «Ленинградские зори» присоединяет и свои поздравления к этим цветам. – Он подошел к Руфине Платоновне. Получите, распишитесь.

Лазуткин заметил фирменную эмблему на комбинезоне молодого человека, листок бумаги, наверное, квитанцию, торчащую из нагрудного кармана и успокоился.

– Где расписаться то? – спросила тетушка. Парень показал глазами на бумажку. Руфина Платоновна вынула из кармашка квитанцию, оглянулась:

– Дайте ручку, товарищи.

– Подержите маэстро. – Посыльный поставил корзину с цветами на колени Лазуткину. Антон ухватился за нее, боясь, чтобы не упала. Подумал о том, какая же она тяжелая. И в этот момент на руках у него защелкнулись наручники. Кто-то снял с его коленей цветы. Лазуткин увидел, что в комнате уже много чужих мужчин, увидел ужас в глазах тетушки Руфины и недоуменные лица гостей...

АНОНИМНЫЙ ЗАКАЗЧИК

Если хотят знать, по какому праву я вмешиваюсь в это прискорбное дело, я отвечаю: по великому праву первого встречного.

Первый встречный – это человеческая совесть.

Виктор Гюго

1

Ночь была душная, и Колокольников почти не спал. Нудно гудели комары. От них не спасали ни марля, набитая на окно веранды, ни приторный одеколон «Гвоздика», которым Леонид Иванович, просыпаясь каждые полчаса, мазал себе шею и лоб. Часа в два пошел ленивый дождь. Мерно барабанили по железной крыше редкие капли, собирались в струйки и гулко стекали по желобу в пустую бочку. Колокольников почувствовал, что наконец-то засыпает, но скоро надо было вставать – он твердо решил выехать сегодня на залив, на рыбалку. Полежав еще немного, он осторожно, чтобы не разбудить жену, оделся, взял приготовленный с вечера сверток с едой и вышел на крыльцо. Поежившись от охватившей его сырой прохлады, Леонид Иванович натянул на голову капюшон, взял из сарайчика весла и удочки и двинулся по лесной тропинке к заливу. С нарастающим гулом набирала от станции скорость первая электричка. «Или последняя?» – усмехнулся Колокольников, вспомнив, как однажды он приехал на дачу этой электричкой после встречи с друзьями и долго доказывал жене, что торопился именно на последнюю электричку, а она сердилась и говорила, что он совсем отбился от рук и позволяет себе приезжать первой утренней электричкой.

Снова стало тихо, и Колокольников услышал, что впереди кто-то идет. «Николай Николаевич меня опередил, что ли? – подумал он. – Вот ведь, злодей, и не предупредил!» Николай Николаевич, его приятель по рыбалке, снимал на лето дачу рядом, метров на триста подальше, в глубине леса. Колокольников прибавил шагу, но человек впереди шел быстрее. Было слышно, как грузно перепрыгивает он через кочки и сосновые корни. Шум идущей по шоссе машины заглушил шаги. «Ну вот, на шоссе-то я тебя и перехвачу», – улыбнулся Колокольников в предвкушении того, как выговорит Николаю Николаевичу за отсутствие рыбацкой солидарности. В это время раздался глухой удар, а потом резкий скрип тормозов. Ночной лес утробно ухнул, повторив эти звуки, и затих. В наступившей тишине Колокольников услышал, как резко хлопнула дверца машины, и понял, что случилось несчастье. Бросив весла и удочки, он побежал к шоссе, повторяя: «Ну что же он летит не глядя, ну что же он летит…» В том, что несчастье произошло с соседом, Колокольников не сомневался.

Он выскочил из кустов на шоссе слишком поздно. Белая машина, – Леонид Иванович машинально отметил, что машина белая, «Жигули», и что у нее погашены огни, – уходила за поворот. Темным пятном на мокром асфальте распластался человек. Колокольников бросился к нему и чуть не упал, наступив на блестящий металлический предмет. Нагибаясь к лежащему, он еще подумал: «Вот ведь как стукнул, подлец, машина чуть не развалилась».

Это был не Маслеников. На асфальте лежал большой, грузный мужчина. Колокольникову показалось, что пострадавший – негр, но он тут же понял свою ошибку. Лицо было темно-багровым от удара. «Надо его перевернуть», – решил Колокольников и взялся за мокрый плащ, запоздало вспомнив, что в таких случаях до приезда «скорой» и милиции лучше все оставить на своих местах. «А если он жив? Пусть умирает?» Он с трудом перевернул человека на спину, опустив, почувствовал неестественную мягкость, словно это был не человек, а набитый тряпьем манекен. Ни стона, ни звука. Ни единого толчка пульса. Леонид Иванович долго держал остывающую руку в надежде, что сможет уловить хоть слабое биение пульса, но человек был мертв.

«Какая же сволочь!» – со злой тоской подумал Колокольников об удравшем водителе.

– Сволочь! Сволочь! – повторил он громко и оглянулся. Шоссе было пусто. Ни машин, ни людей. Метрах в двух от потерпевшего в траве валялся маленький чемоданчик. Видать, от удара он отлетел в сторону и раскрылся. В чемоданчике, каждый в своем гнезде, лежали аккуратно разложенные инструменты. «Наверное, какой-нибудь слесарь-водопроводчик», – решил Колокольников. Он встал с мокрого асфальта, закрыл чемоданчик…

Ближайший телефон был в санатории «Приморский», в километре от места аварии. Колокольников подумал о том, что хорошо бы оставить кого-нибудь здесь… Но до дому идти так же, как и до санатория, других дач поблизости не было. Пока он раздумывал, поглядывая в ту сторону, откуда пришел, ему почудились шаги на тропинке.

– Эй! Есть тут кто-нибудь? – крикнул он громко. Никто не отозвался, и Колокольников, еще раз взглянув на мертвеца, побежал по шоссе к санаторию, на ходу роясь в карманах в поисках «двушки». «Двушки» не оказалось, и он тут же вспомнил, что и «скорую» и милицию можно вызвать без монетки.

Первым он набрал милицейский номер. «Милиция», – тут же отозвался приятный девичий голос.

– На пятьдесят пятом километре Приморского шоссе человека сбили, – сказал Колокольников.

– Соединяю, – деловито сказала девушка.

С минуту в трубке были длинные гудки, потом уже отозвался мужской голос:

– Дежурный отделения ГАИ…

Выслушав Колокольникова, дежурный спросил:

– Кто говорит? Назовитесь!

Колокольников назвал себя. Потом прибавил:

– Я живу на Лесной, сто двадцатая дача.

– «Скорую» вызывали?

– Нет еще.

– Сами вызовем, – сказал мужчина. – Сейчас выезжает патрульная машина.

Колокольников повесил трубку, вышел на шоссе и медленно побрел назад.

Машин на шоссе не было. Он подходил уже к повороту, за которым все произошло, когда сзади послышался шум приближающегося автомобиля. Колокольников отступил к обочине, оглянулся и увидел милицейский «уазик». Он замахал руками, «уазик» затормозил, сидевший справа милиционер открыл дверцу.

– Это я вызывал милицию, – сказал Колокольников.

– Далеко? – спросил милиционер.

– Рядом. За поворотом.

Милиционер обернулся, сказал кому-то сидящему на заднем сиденье:

– Подвинься, Буряк. Возьмем гражданина.

Это «возьмем гражданина» не понравилось Колокольникову. Усаживаясь на продавленное сиденье, он подумал с обидой: «Вот и старайся, бегай по дождю, вызывай милицию, а они тебя «гражданином». Но подумав так, он тут же застыдился: «Милиция-то тут при чем? Разве для милиции я бегал?»

И острой болью кольнула жалость к погибшему. Вот ведь как бывает, ночь, тишина, даже птицы спят, не летают, а человек выскочил из кустов не раньше и не позже, а именно в тот миг, когда по шоссе проносился единственный автомобиль. Ну, догони Колокольников мужчину, перекинься с ним парой слов, и автомобиль проскочил бы мимо. Или водитель вдруг решил бы закурить, полез за сигаретой, раскурил ее и непроизвольно сбавил скорость, а человека на шоссе уже нет, успел перебежать…

– Вы водитель? – прервал его размышления милиционер. Теперь Колокольников уже разглядел три звездочки на его погоне.

– Водитель? – не понял Колокольников.

– Ну да?! Виновник наезда – вы?

– Да что вы! Я на рыбалку шел. И вдруг удар…

– Рыбалка – дело хорошее, – мечтательно произнес мужчина в штатском, сидевший рядом с Колокольниковым на заднем сиденье. Тот, кого называли Буряком.

– Притормаживай, Федя, – сказал старший лейтенант шоферу и повернулся к Колокольникову: – Ну, так где это произошло?

– Вот! – протянул руку Леонид Иванович, показывая на шоссе. – Именно здесь. Вот он… – Последние слова его словно повисли в воздухе. Шоссе было пусто. Ни погибшего, ни чемоданчика…

– Что за черт! – выругался Колокольников. – Это же место! – он оглянулся назад, увидел знакомый поворот. – А может, не доехали? – Он сказал так на всякий случай. Он знал, что не мог ошибиться, что именно здесь произошло несчастье.

– Федя, подъехай еще чуток, – приказал старший лейтенант.

Они проехали метров триста. Лес тут был реже, совсем другой, справа сквозь сосны синел залив. Ужо светало.

– Да что я! – в сердцах сказал Колокольников. – Каждую кочку тут знаю – столько лет живу! Там же, конечно, там, где я сразу показал. От наших домов тропинка на шоссе выходит. Я на ней весла и удочки оставил.

Шофер молча, теперь уже не дожидаясь команды начальства, развернулся. Никто не проронил ни слова.

Колокольников показал, где остановиться, первым вылез из «уазика». Накинув плащи, выбрались из него старший лейтенант и Буряк.

Леонид Иванович подошел к тому месту, где узкая тропка выныривала из густых кустов на асфальт.

– Вот она, дорожка! Он шел впереди – я его слышал. Потом удар, я побежал, а машина уже к повороту приближается.

– Какая машина? – спросил старший лейтенант.

– «Жигули». Белые «Жигули». Огни, подлец, погасил. Номер было не разглядеть…

– А модель?

Колокольников пожал плечами:

– Я в них не очень разбираюсь.

– Ну, а дальше что? – с ехидцей спросил Буряк. – Пока голову искали, ноги встали и пошли?

– Да что вы! Так не шутят! – растерянно сказал Колокольников. Он был совсем сбит с толку. Куда действительно мог подеваться этот человек?

– Ты, Буряк, полегче. Для шуток – время слишком раннее, – спокойно сказал старший лейтенант и уставился на Колокольникова.

– Вот здесь он лежал. Здесь, – показал Леонид Иванович. – Я побежал, опустился на колени. Лицо… – он безнадежно махнул рукой. – Пульса не было. – Колокольников вспомнил про чемоданчик и рассказал милиционерам.

– Чемоданчик, чемоданчик, – проворчал старший лейтенант, – куда человек подевался?! Вас как зовут? – спросил он неожиданно.

– Леонид Иванович.

– Вы не обижайтесь, Леонид Иванович, а может быть, вам все это… – он покрутил рукой, – показалось?

Колокольников хотел сказать в ответ какую-нибудь резкость, но вместо этого горько усмехнулся:

– Действительно, можно подумать невесть что.

– Вот именно, – значительно сказал старший лейтенант. – У нас, конечно, разные случаи бывают. Произойдет наезд на человека, а он вскочит, отряхнется – и бежать. Шок. А потом окажется – весь переломан. Месяцами в больнице лежит. Бывает и по-другому… – Он опять впился своими желтыми глазами в Колокольникова, словно хотел убедиться, можно ли ему доверять.

– Вы, может, думаете, что я пьян? – обиделся Леонид Иванович.

– Не думаем, но… – Милиционер пожал плечами.

– Всяко бывает, – вставил Буряк. – Иной раз такого наслушаешься! – и добавил: – Но вы на свой счет не принимайте.

– Давайте еще раз по порядку, – сказал старший лейтенант. – Откуда вы на шоссе вышли?

Колокольников сошел с обочины в канаву, показал на просвет среди зарослей.

– Ну-ну! – подбодрил его милиционер. – А потерпевший? Он где лежал?

– Я выскочил… – Колокольников в два прыжка преодолел канаву и остановился. – Он лежал там… Где вы стоите. Я кинулся к нему. – Тут он вспомнил, что чуть не упал, наступив на какую-то железку, и наклонился, разглядывая асфальт. – Железка здесь валялась, наверное, из чемоданчика выпала…

– Где же ваша железка? – спросил Буряк.

– И железки нету, – пожал плечами Колокольников. – Да ведь какие-то следы должны остаться? Кровь?

Старший лейтенант вздохнул:

– В такой дождь? Ладно, – наконец решился он. – Сейчас кусты обшарим. – И, повернувшись к Буряку, кивнул на машину. – А ты с отделением свяжись, пускай они обзвонят больницы. Может, пока товарищ бегал до санатория, потерпевшего кто-то подобрал да в больницу отправил.

Буряк забрался в «уазик», стал дозваниваться по радиотелефону.

– Ну, показывайте, Леонид Иванович, откуда вы шли, – попросил старший лейтенант.

Колокольников спустился с шоссе, пошел по тропинке первый. Старший лейтенант двинулся за ним.

– Тут я и шел от дома. Услышал удар – весла и удочки сюда бросил. – И опять, как на шоссе, встал как вкопанный – ни весел, ни удочек не было. Он нагнулся, пошарил в траве, раздвинул кусты – ничего. Прошелся дальше по тропинке. Весла и удочки словно корова языком слизнула.

– Д-а-а… – многозначительно крякнул старший лейтенант и, видя растерянность Леонида Ивановича, добавил: – С удочками вы потом разберетесь. Давайте пострадавшего искать.

За кустами, на шоссе послышался шум подъезжавшего автомобиля. Скрипнули тормоза, хлопнула дверца.

– «Скорая» приехала, – сказал старший лейтенант. Он рванулся было к дороге, но тут же остановился и махнул рукой: – Ладно, Буряк им все объяснит.

Часа два они прочесывали окрестности, расспрашивали дачников. Никто не слышал ни скрипа тормозов, ни удара. Никаких следов сбитого машиной человека не было.

Когда они снова подошли к «уазику», Колокольников расстроенно сказал:

– Так же не может быть! Ведь мертвый он был, мертвый.

– Был да сплыл. Подождем, может, сам объявится, – ответил старший лейтенант.

«Объявится!» – Колокольников вспомнил темное от удара, словно расплющенное лицо сбитого мужчины и с тревогой спросил:

– Что же теперь делать?

Старший лейтенант молча пожал плечами и, забравшись в машину, захлопнул дверцу, а Буряк, высунувшись из «уазика», тихо, со злостью бросил:

– Была б моя воля, посадил тебя на неделю за ложный вызов.

«Уазик» умчался, а Колокольников в полной растерянности остался стоять на обочине.

– Посадил бы за ложный вызов… – прошептал он сердито. – Тоже мне, пень порядочный! Лишний раз его потревожили! Да если б напрасно. «Что же они, решили, что я шутки шучу?! – с запоздалой обидой подумал Колокольников. – Зря тут бегаю под дождем!»

Он вдруг почувствовал, что промок до нитки – не спас и старенький капитанский плащ. Мокрые штаны прилипали к ногам, в ботинках хлюпало.

– Не-е-ет, я вам больше не помощник, – пробормотал Колокольников. – Дудки! Надо скорее домой, в тепло.

Он прошел метров сто по шоссе, до тропинки, которая вела к поселку. По дороге уже мчались машины, большие пригородные автобусы стремительно катили по асфальту, оставляя за собой облака выхлопных газов, перемешанных с мелкими капельками воды.

На том месте, где он оставлял весла и удочки, Колокольников задержался еще раз, ощупал каждый куст, а вдруг они с лейтенантом недоглядели?

«Собаку надо было бы пустить, – подумал Колокольников, выбираясь на тропинку из мокрых зарослей. – Она бы нашла». Но мысль о собаке, ищущей удочки, и самому ему показалась вздорной, и Колокольников с каким-то даже удовлетворением подумал: «Не моя забота! Не хотят, пусть не ищут. Потом все равно откроется, и будет этот Буряк иметь бледный вид». Он был особенно зол на Буряка, наверное, за угрозу.

«Ничего-ничего, – думал Колокольников, чуть-чуть разогреваясь от быстрой ходьбы. – Ничего-ничего! Удочки куплю новые. С первой получки. Пока – из березы вырежу. Весла вот жаль. Но тоже ничего. Кажись, у Николая Николаевича в сарае какое-то старенькое веслишко валяется. А сейчас приду домой, в теплую постель нырну. Валюша мне чайку горячего даст… Э-э, да что чайку – после такой встряски можно и водки! А Буряк пускай злится, пускай думает, что я его разыграл…»

Валентина еще спала. Услышав, что открылась дверь, она спросила сонным голосом:

– Леня, ты?

– Я, маманя.

– Чего так быстро? Клева нет?

– Еще какой клев! – бросил Колокольников. – Такого клева у меня за всю жизнь не было.

– Лодку, что ли, украли? – Валентина никак не хотела верить в удачный клев. Ее многолетний опыт говорил совсем о другом.

Колокольников скинул с себя мокрую одежду, натянул пижамные штаны, Валентинин махровый халат.

Жена наконец совсем проснулась и спросила озабоченно:

– Ты почему так суетишься? Стряслось что?

Колокольников не ответил. Он достал из буфета бутылку водки, налил полстакана, потом отломил от буханки корку хлеба, положил на нее кусок сыра. В кургузом халатике, со стаканом в одной руке и бутербродом в другой, он появился перед женой.

Увидев его в таком одеянии, да еще с лохматой мокрой головой, Валентина ахнула:

– Перевернулся?!

Дурашливо постучав зубами о стакан, Колокольников выпил водку и, жуя бутерброд, принялся рассказывать.

Время от времени жена перебивала рассказ Колокольникова, переспрашивала, возмущалась удравшим водителем. Она никак не хотела верить, что попавший под машину мужчина умер.

– Откуда ты знаешь? Ты что, врач?

– Я же пульс щупал, – доказывал Колокольников. – Переворачивал мужика.

– Не смеши. Кровь из пальца боишься дать, а тут – мертвеца переворачивал. Наверняка мужчина очухался под дождиком и ушел. Не переживай зря!

– Нет, – мотал головой Колокольников. – Это видеть надо. Раз увидеть – и никаких сомнений. – Он уже согрелся, выпитая водка теплом разлилась по телу, слегка кружила голову. – С этим мужиком все ясно. Но милиция! Милиция меня удивила! Даже протокола не оформили.

– И хорошо, что не оформили, – успокоила его жена. – Составили бы протокол – по следователям бы месяц ходил, доказывал, что не приснилось. Леня! – вдруг словно что-то вспомнив, сказала она. – Какие у тебя весла пропали?

– Как какие? Мои.

– Их же у тебя на прошлой неделе украли. Сам вчера сказал, что с камней ловить будешь.

– Сказал, сказал… – нахмурился Колокольников. Весла у него действительно украли. Прямо из сарайчика. Но он попросил плотника из поселка, и тот за червонец выстругал ему новые. Жену он до поры до времени в эту операцию не посвящал, чтоб не ругала за непредвиденный расход. Валентина и так считала, что он тратит на свои рыбацкие прихоти слишком много денег.

– А я-то, дура, уши развесила, – засмеялась Валентина. – Рассказываешь мне байки. Как только сразу не сообразила?

– А я-то, а я-то! – передразнил жену Колокольников. – Я-то тебе дело говорю. Такое не придумаешь…

– Не расходись, не расходись, – попробовала успокоить его жена. – В следующий раз поскладнее придумай. А то – человека машина сбила! Удочки и весла украли! В огороде бузина… – Валентина улыбнулась. – Этот твой мертвец небось и прихватил удочки с веслами?

– Тьфу! – зло бросил Колокольников, вышел из комнаты и лег на веранде, на стареньком скрипучем диванчике. Но заснуть так и не смог.

Старший лейтенант Орехов, тот, что приезжал вместе с Буряком по вызову Колокольникова, в восемь утра сменялся с дежурства. Сидя перед раскрытой книгой регистрации происшествий, он мучился над вопросом – как записывать в нее ложный вызов на пятьдесят пятый километр? Казалось бы, такое простое дело – приехали на место происшествия, а происшествия никакого не оказалось – ни машины, ни трупа, никаких следов. Одни разговоры. Можно бы и записать категорично: ложный вызов. Тем более они с Буряком провели все положенные в таких случаях действия – осмотрели место, указанное заявителем, обзвонили больницы, облазали вдоль и поперек все кусты. Чего бы еще?! Но Орехов был человеком осторожным, ему и впросак не хотелось попасть – чем черт не шутит, вдруг наезд все-таки был? Тем более что сам лейтенант готов был верить Колокольникову, но боялся показаться простаком.