355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Снегов » В туманах у Сейбла » Текст книги (страница 1)
В туманах у Сейбла
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 13:23

Текст книги "В туманах у Сейбла"


Автор книги: Сергей Снегов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

В туманах у Сейбла
С. СНЕГОВ

УТРОМ, на промысловом совете рыбаки жаловались, что рыба у Сейбла пропала. Хек еще попадался, скумбрия тоже была в прилове, но и хека и скумбрии весь вчерашний день вытягивали по тонне за час траления. Такой мизер, плакать хочется, дружно сетовали капитаны. Просим добро на юго-запад, на Джорджес-банку: там селедку обязательно возьмем, настаивали они один за другим.

Василий Кондратьевич Аникин, начальник рыбопромысловой экспедиции, добро на переход в новый район не дал. Он пятый раз командовал большой рыбалкой в этих районах и в устойчивую майскую селедку у Джорджес-банки не верил, в мае сельдь там шла коварная, то опускалась на глубины, отжимаемая туда северными ветрами, то, наоборот, рассыпалась по всей толще воды – брать такую селедку было трудно, а порою и невозможно. К тому же «Атлас», научно-поисковое судно промразведки, прогноз по Джорджес давал сомнительный. Правда, он заходил на банку со стороны плавучего маяка Нантакета, от Нью-Йорка, и на юго-восточные отмели еще не добрался, а капитаны выпрашивались как раз туда, но играть в азартные игры целым флотом Аникин не собирался.

– Промышляем по-прежнему у Сейбла и ждем, пока «Атлас» прочешет южную и восточную отмели Джорджес, – объявил он свое решение. – С северо-востока в этот район подходит и наш «Баклан», поисковое судно СРТ-5544. Услышим их донесение, оценим, взвесим, а пока работайте в прежних квадратах.

Три часа, до полудня, Аникин твердо верил, что приказание его правильно, а после – смутился душой. Утренние подъемы у Сейбла, обычно самые высокие, сегодня были даже ниже вчерашних вечерних. Просто теряем время, мрачно докладывали капитаны. «Атлас» же наткнулся на юге от Джорджес, у створа океанских каньонов Ошенграфер и Хайдрографер, на плотный косяк, первое же часовое траление дало двенадцать тонн сельди хоть и не жирной, но чистой, без дряни, вроде акул, в прилове. Еще лучше были результаты у «Баклана». Тот взял полный куток отличной селедки на восточных краях банки. Выбрали пока десять стропов по тонне в каждом, кричал взволнованный капитан «Баклана», а половины еще не видать, не меньше двадцати пяти тонн общий вылов. И «Атласа», и «Баклана» было еле слышно, расстояние до одного составляло миль четыреста, до другого – триста. Две трети сообщений съели помехи, но что дела у обоих поисковиков отменные, сомневаться не приходилось.

Аникин почувствовал – капитаны его не поймут, если он и сейчас будет удерживать флот у Сейбла. Он запросил у синоптиков прогноз, синоптики пообещали отличный антициклон для всего запада Атлантики. В южных штатах США, правда, бушует буря, вырвавшаяся из Мексиканского залива, но она держит курс на север и, очевидно, пройдет по суше.

– Давайте так, товарищи руководители флотилий, – предложил Аникин по радио своим помощникам. – Рисковать всеми судами не будем, а частично перемещаемся. Посоветуйтесь, прикиньте, какие суда лучше оставить здесь, а какими идти.

Аникин немного лукавил и знал, что капитаны догадываются о его лукавстве. И он не удивился и не запротестовал, когда один за другим флагманы стали докладывать, что все их суда повернули на юго-запад.

– Нехорошо получается, Василий Кондратьевич, если разбивать свой отряд на две половинки, да и никто не хочет здесь оставаться, – оправдывался флагман колхозных судов.

А руководитель морозильных траулеров кричал:

– У меня всего восемь РТМ, какой я флагман, коли не буду держать их всех в кулаке! Нет, Василий Кондратьевич, или оставляйте всех у Сейбла на длительный пролов, или разрешите идти компактно.

Так получилось, что в середине дня все промысловые суда экспедиции побежали от Сейбла на Джорджес-банку: и больше сорока «малышей» СРТ – средних рыболовных траулеров, и десяток более мощных СРТ – с собственными рефрижераторными установками для охлаждения рыбы, и полтора десятка СРТМ типа «Маяк», эти имели не охлаждающие, а морозильные устройства, и производили готовую – хоть прямо в магазин – продукцию. И еще более мощные РТМ, имеющие на борту, кроме морозильного хозяйства, еще и рыбо-мучные установки – трюмы этих судов вмещали до шестисот тонн готовой продукции. А за промысловыми судами двинулись две плавбазы «Тунец» и «Янтарь», спасатель «Быстрый» и водолей «Зефир». Экспедиция была солидная, почти в восемьдесят судов, хорошо оснащенная, умно организованная.

В распоряжении Аникина теперь находилась у Сейбла лишь одна плавбаза «Северная Слава», та самая, на которой он размещался со своим штабом, и ему ничего не осталось, как и эту базу погнать за ушедшим флотом.

Но капитан плавбазы «Северная Слава» Алексей Алексеевич Токарев отказался сниматься с якоря.

– Завтра подходит «Урал», надо на него перегружаться, – сказал капитан, когда Аникин пришел к нему в каюту. – Дай мне два, от силы три дня, Василий Кондратьевич. Две базы ведь с ними, а, хоть и поменьше меня, но работают они энергично, заторов в приемке улова не будет.

Аникин с минуту раздумывал. Ни при какой энергичной работе «Тунец» с «Янтарем» не могли заменить огромную «Северную Славу». Но подходивший транспортный рефрижератор «Урал» имел заказ отвезти в Гаванну две тысячи тонн рыбной муки, пятьсот тонн муки уже лежало в трюмах «Северной Славы», остальное «Урал» должен был взять у флота, промышлявшего на Большой Ньюфаундлендской банке. Принуждать «Урал» на пустой четырехсотмильный крюк к югу вслед за «Северной Славой» было нерационально, это Аникин понимал не хуже Токарева.

– Даю тебе два дня, – сказал Аникин и пошел спать. Он свято соблюдал «капитанский час» – послеобеденный сон.

ФЛОТ бежал накоротке по большим глубинам, но парочка «малышей» СРТ, получив в пути хорошие показания эхолота, часок шла тралом по южной оконечности мели Сейбл-Айленд и, точно, взяла солидный весовой улов, по восемь тонн в кутке, но почти одну сельдяную акулу, селедки было не больше тонны. Акулу завалили в бочки – пойдет на муку – и побежали дальше. По радио с полчаса на всех разрешенных частотах слышались чертыхания и смех. Незадачливые рыбаки повернули на глубину, в хвост остальным судам, а те, предвкушая скорую удачу, наддали жару винтам.

На другой день, после полудня, Аникин завернул к синоптикам узнать о новостях. Синоптики получили тревожное сообщение. Метеорологическая служба Канады оповещала все суда, что циклон, зародившийся в Мексиканском заливе три дня назад, внезапно изменил направление и вырывается в открытый океан, сминая и отбрасывая антициклонные спокойные области. Теперь его направление – не север, а северо-восток и, если он выйдет на воду южнее Вашингтона, как, судя по всему, он собирается, то на пути его окажется и Джорджес-банка, и Сейбл. И он не гаснет, а разжигается, на суше это был всего лишь резвый ветерок с дождем, а на океане следует опасаться урагана.

– Вот тебе, бабушка, и обещанная солнечная погода, – хмуро проговорил Аникин.

– Солнечной погоды мы не обещали, – заметил синоптик. – По прогнозу, вдоль всего американского побережья туманы. Но на спокойствие в атмосфере рассчитывали, это правда.

– В шестнадцать часов флаг-срок, будет ваше сообщение о погоде, – напомнил Аникин.

На флаг-сроке синоптик подтвердил штормовое предупреждение. Аникин запросил ушедшие суда, не стоит ли им возвратиться, вместо того, чтоб бежать в пасть урагана. Флагманы один за другим сообщали, что бегут к большой рыбе, а не на свидание с ураганом. Желания возвращаться у них не было. Лишь один иронически поинтересовался, может ли синоптическая служба гарантировать его судам, если они возвратятся, хорошую погоду у Сейбла: на всех языках мира этот островок именуется достаточно выразительно: «Сейбл, кладбище кораблей». Синоптик гарантии не дал, и флагман, открыто смеясь, известил Аникина, что готов померяться силенками с бурей где угодно, но только не у Сейбла.

После полдника Аникин поднялся в рулевую рубку. По рубке прогуливался озабоченный Токарев, он уже знал о штормовом предупреждении. Оба капитана вышли на правое крыло, облокотились о перила. На палубе было безлюдно, в стензелях лежали горами пустые бочки. Команда второй день работала через пень-колоду. В носовом и кормовом салоне каждые два часа крутили фильмы, в читалке было полно народа, судовое радио услаждало слух тоскующих от безделья то оперными ариями, то танцевальной музыкой. Обстановка была до удручения не производственная.

– Завтра будем вкалывать, – поделился планами Токарев. – Основная задача теперь – выгрузиться до урагана.

Аникин вздохнул.

– Изобары скверные, Алексей Алексеевич. Циклон неровный, ложбинка на ложбинке. Под утро загремит на Джорджес…

На поверхность воды ложился туман. Пока это был еще светлый туман, он не только поглощал, но и излучал сияние. Аникин щурился, от такого света становилось больно глазам. Метрах а трехстах к горизонту уже не было видно волн, а вверху, незамутненное, сияло тонкое голубое небо – туман распластывался тонким слоем. Волны, короткие и беспорядочные, сверкали, как лакированные. Океан блестел, как хорошо начищенный сапог.

– Пошли посмотрим кино, – предложил Токарев, зевая.

– Пошли посмотрим, – согласился Аникин.

ОН честно просмотрел полнометражный фильм, но выйдя из салона, начисто забыл, какая это была картина, и потом, возвращаясь мысленно к тому вечеру, так и не припомнил, на что убил два часа. В каюте он взял в руки роман – вражеские шпионы и наши разведчики изощрялись в изобретательности, мы, естественно, финишировали первые в этом состязании ума и отваги. Аникин внимательно прочитал сорок страниц и вдруг поймал себя на том, что не помнит ни одного события, ни одного слова из прочитанного. Он посмотрел на часы, время шло к десяти, пора было на вечерний совет.

Ушедшие на юго-запад суда прослушивались хорошо. Быстрые СРТМ уже выходили на отмели, эхолоты писали картины грунта, кое-где отмечались косяки рыб. Скоро отдам трал, сообщал один из капитанов, надо же поглядеть, что за рыбешка.

Ветра пока не было, но барометр падал, с запада наносило тучи и они густели. Вверху анархия, на воде порядок, порадовал Аникина флагман РТМ. Аникин поморщился, ему не нравился такой порядок. У нас тихо и туманно, сообщил он обстановку у Сейбла. Синоптик положил перед ним барограммы, на кальке изобары у Сейбла вели себя прилично, больших перепадов давлений не было. Но у восточного побережья Америки зловеще сгущались линии, перепады здесь были такими крутыми, что Аникин, казалось, услышал рев ветра, бешено стремящегося от одной изобары к другой. Ждите шторма, посерьезней готовьтесь к шторму, повторил он несколько раз и услышал обычную бодрую отповедь – не пугайте, Василий Кондратьевич, кто-кто, а мы со штормами на нулях, вот будет или не будет большая рыба – одна забота!

Он порадовался бодрости своих капитанов, но озабоченность не пропала. Синоптик уловил его настроение и виновато отвел глаза. Синоптик не был виноват в обстановке, не предсказанной в прогнозе, он честно настраивал свою «Ладогу» на радиопередачи из Вашингтона и Галифакса, честно толковал отпечатанные кальки, ошибся в прогнозе не он, а крупные станции. Но как бы там ни было, в минуту, когда принималось решение о флоте, он бросил эту гирю доброго предсказания на чашу решений и не мог снять с себя частицы своей ответственности. Скажи он по-иному, просто усомнись в прогнозах, возможно, начальник экспедиции и не выслал бы весь флот навстречу летящему урагану, Аникин, вероятней всего, держал бы его поблизости от себя, как курица цыплят под своим крылом.

– Теперь ждать, – со вздохом сказал Аникин, вставая. – Спать и ждать.

Спать, и вправду, было пора, шел первый час ночи. Перед сном Аникин постоял на мостике. Туман над водой сгущался, видимость не превышала кабельтова. Корабельная сирена каждые две минуты ревела. Локаторный луч, обегая темный круг, вычерчивал сигарообразное тело Сейбла. Да, правильно, на всех лоциях этот остров именуется «кладбищем кораблей». В мире, вероятно, не существовало местечка, принесшего столько бед мореплавателям – сотни судов, от парусных до электротурбинных, навек упокоились на его коварных отмелях. Все было просто, жестоко просто – такие же вот туманы и неожиданно налетающий ураган тебя, проходящего мимо, вбивает килем в песок и спасения больше нет. Нет, думал, однако, Аникин, лучше бы флот остался здесь, напрасно я отпустил его, передвинулись бы на север от Сейбла и надежно прикрылись островом, как волноломом, и было бы нам это кладбище надежным барьером. Аникин вслушивался в голос моря. Полнейший штиль, даже зыбь улеглась, в свете люстр вода отливала черным рояльным блеском. А вверху сквозь невысокий ковер густого тумана мутно светила половинная луна. Аникину показалось даже, что он видит звезды. Луна, однако, была действительно, а звезды мерещились.

Аникин пошел спать.

ОН проснулся внезапно, как от удара, подскочил к иллюминатору. За бортом светился туман, поглощавший в себе сияние люстр. Крупная зыбь покачивала корабль. Аникин торопливо натянул одежду, поднялся на мостик. Второй помощник капитана зевал, погрузив половину лица в раструб локатора. Море было пустое, только удлиненное тело Сейбла зеленовато вспыхивало, когда его оконтуривал луч.

– Когда началась зыбь? – спросил Аникин.

– Недавно, минут десять… Что вы так рано встали, Василий Кондратьевич?

– Пробудила проклятая качка. Включите на минуту прожектор.

Мощное сияние ринулось в море, но не пробило тумана. Он был теперь так густ, что в сотне метров все пропадало. Крупные молчаливые волны – без пенных воротников – беззвучно вырывались из белой тьмы, беззвучно вздымали и кренили судно. С мостика еле проступал свет на корме – так сгустился туман. Второй помощник выключил прожектор. Аникин посмотрел вверх, туман стал не только гуще, но и выше, не было видно ни луны, ни сияния от нее.

– Первые вестники шторма, – проговорил Аникин, показывая на беспокойное море. – Где-то уже грохочет. Не поступало известий от судов?

– Пока нет.

Аникин спустился с мостика, прошел палубой на корму. Он шел вдоль фальшборта, всматриваясь в океан. Из густой неподвижной белизны выкатывались высокие волны. У зыби не было твердого направления, волна ударяла то справа, то слева. Тревожится океан, думал Аникин, где-то произошла катастрофа, океан заметался, как человек в опасности.

В радиорубке дремал радист, он только закончил передачу на далекий, через весь океан, родной берег. Аникин и радиста спросил, что нового, хотя связь с судами осуществлялась из носовой рубки, а там, как сообщил штурман, новостей не было. Кормовой радист о судах ничего не знал, известий о шторме тоже не поступало. Аникин вошел в синоптическую, здесь было светло и пусто. Начальник экспедиции опустился в кресло, разложил перед собою ворох синоптических карт за последние дни. Он старался высмотреть за грозными сгущениями изобар, как произошло, что проглядели ураган. Нет, его, Аникина, вины тут не было. Вот картина побережья Америки от Флориды до Лабрадора, и намека нету на циклон. Отличнейшее давление, полные баллы метеорологического спокойствия, а тот циклон шастал где-то по прериям и хлопчатникам, да и не был он вовсе циклоном, так, циклончик, плохая погода, говорят в таких случаях горожане и разворачивают зонтики. А вот здесь, всего лишь вчера это случилось, циклон поворачивает на океан и быстро свирепеет на морских просторах. Когда под ногами разверзается бездна, в нее с грохотом обрушиваются каменные дома, вековые леса, горы качаются, как пьяные. Когда в томную уравновешенность высокого давления внезапно врывается такой беспокойный, как бы от всего спасающийся смерч низких давлений, спокойный воздух падает в него, как в бездну, и клубок ошалелых ветров мчится по океану. Аникин не мог предугадать, что такое чудовище выскочит навстречу его судам, если даже крупные метеорологические станции прозевали подобный поворот событий.


Аникин вышел из синоптической, постоял на шлюпочной палубе. Туман понемногу светлел, но оставался по-прежнему непроницаемым. Волны не стали крупнее, но беспорядочность их уменьшилась, теперь это была уже не зыбь, а накат. Он катился с юго-запада, это было не предупреждение о вдалеке бушующей буре, а результат ее. Надо было приказать судам возвратиться к Сейблу, размышлял Аникин, в конце концов я руководитель экспедиции, прикрикнуть на сопротивляющихся – и точка! Вечная моя уступчивость, зачем я полез в начальники, когда характера не хватает.

Он поглядел на часы, подходило к шести, скоро метеостанции будут передавать утренние карты погоды. В рубке, перед включенным приемником «Ладога», уже сидел синоптик. На вращающемся рулоне бумаги строка за строкой тонкими линиями возникали параллели и меридианы, контуры материка и островов, их грубо перечеркивали жирные изобары. Вихревые кольца циклона передвинулись дальше в море, к шести часам утра циклон полностью оторвался от берега.

– Ну и ну! – сказал Аникин, изучая выползающий из прибора лист.

– Большие градиенты, – со вздохом объяснил синоптик. – Весьма тревожное высокоградиентное поле, Василий Кондратьевич.

– Я пойду в носовую рубку, – сказал Аникин. – Узнаете что дополнительное, звоните мне туда.

До первого утреннего совета оставалось два часа, но радист, скучая, нащупал в эфире товарища на СРТМ и расспрашивал. его об обстановке. Аникин схватил микрофон и попросил немедленно капитана. «У нас заштормило, Василий Кондратьевич, – сообщил капитан, в приемнике было слышно, как он шумно зевает. – Не так чтобы очень, а есть. Старпом час назад отдал трал, были показания, но сейчас я трал раньше времени выбору, обстановочка посерьезнела». Он два раза с воодушевлением прокричал: «Обстановочка посерьезнела!», словно в этом было что-то хорошее, и отключился.

– Ищи другие суда, все суда ищи, и сообщай, кого нащупаешь, – сказал Аникин радисту и, покачиваясь на вращающемся кресле, закрыл глаза. Со стороны могло показаться, что он уснул.

Так было лучше – мысленно, а не на карте – разглядывать обстановку. Быстрые СРТМ вырвались вперед, за ними стремятся веером более грузные РТМ, в хвосте, раскидистой группкой, бегут малыши СРТ. Передовые суда уже столкнулись с ураганом, задние пребывают в спокойствии. Возвращать флот назад сейчас не только нерационально, но и опасно: ураган догонит, все равно придется поворачивать на ветер. Вперед, только вперед, пробиваться грудью сквозь бушующую стену, другого выхода не остается.

Аникин видел крутящиеся кольца изобар, сгущение линий передвигалось навстречу флоту, а флот бежал навстречу сгущению линий, в те самые «высокоградиентные поля»… В мозгу Аникина вспыхивали, как цифры в окошке счетчика, меняющиеся координаты судов – еще одно заштормовало, нет, три, даже четыре, все СРТМ, так будет вернее. А вот и РТМ вплывают в неспокойную область, одни малыши еще не заштормовали, но тоже готовятся: задраиваются, занайтовываются, освобождаются от ненужного груза…

В рубку вошел Токарев.

– До совета вагон времени, а ты как на часах, – сказал капитан. – Что нового у твоих?

– Один за другим начинают штормовать.

– Перештормуют. Подходит «Урал» – не хочешь поглядеть?

– Чего я не видел на «Урале»? – хмуро сказал Аникин.

– Вызову всех свободных от вахт, – сообщил капитан. – Надо перегружаться до шторма. У меня все подготовлено для скоростной обработки, не знаю, как на «Урале».

Аникин не ответил. На «Урале» наверняка было хуже, чем на «Северной Славе». Токарев в прошлом работал в морском перегоне и сам напросился на производственную базу, другие капитаны побаивались этих плавучих заводов. Токарев принял первую базу, стал капитан-директором из просто капитана и быстро доказал, что вторая половинка звания – директор – вовсе не формальность. Если другие капитаны единственной стоящей темой разговора считали течения и ветры, расстояния и глубины, знаменитые порты и прославленные суда, то Токарев с увлечением толковал о нормо-часах и сменных нарядах, выполнениях и перевыполнениях, первых сортах и утиле. Аникин сам слышал, как один матрос, проплававший с Токаревым несколько рейсов, так охарактеризовал своего капитана: «Жесткий, семь потов из тебя выжмет, но вернешься домой с хорошими деньгами, это точно».

Промысловых советов в море много – советы капитанов отдельных флотилий, советы флагманов, радиопереговоры баз. Аникину, по штату, нужно было председательствовать на совете баз и присутствовать у флагманов. Он редко выходил за штатные прерогативы, совать свой радионос, как это иронически называлось, в действия отдельных капитанов не стремился, для того и существовали флагманы, чтоб капитаны не дурили. Однако сегодня он «бежал с совета на совет», переключая частоты, настраиваясь и перестраиваясь. И хоть на таком отдалении слышимость была плохая, он первый заметил, что СРТ-1774 не вышел на радиосвязь.

К утру бушевало на всей банке Джорджес. Один за другим траулеры, прибегавшие на рыбные отмели, попадали в бурю. Пока еще не было ничего катастрофического, циклон здесь лишь начинался – больше десяти баллов никто не отмечал. Но один из «малышей» не «проклюнулся» в эфире.

Это не раз бывало, что судно, увлеченное уловом, или отвлеченное мелкими неполадками, забывало о радиоперекличке, никого это особенно не тревожило. При опасности капитаны орали на всех частотах, своих и чужих, чтоб привлечь внимание. Молчание само по себе не было сигналом тревоги, скорее свидетельством халатности. Но Аникин распорядился радиограммой флагману малышей срочно найти пропавшее судно, а коли в эфире оно не отзовется, искать визуально – «поглядеть на его мачты», продиктовал он.

К полудню слышимость оборвалась, даже отставшие суда теряли голос. Аникин вышел на мостик. «Урал» пришвартовался к правому борту «Северной Славы». Сам по себе солидный, он казался маленьким рядом с высокой «Славой».

Теперь туман был желтоватый, а не белый и синий, он сиял, словно озаренный изнутри, – так бывало, когда туман появлялся при безоблачном небе: солнце, не пробиваясь сквозь его толщу, поджигало его. Аникин любил эти светящиеся туманы, в них было что-то радостное, совсем они не походили на унылую промозглость ленинградских, знакомых с детства. Из тумана выкатывались волны, ровные, беспенные, беззвучные, сверкающие, плавно поднимали и плавно опускали оба корабля. Крупная зыбь, размышлял Аникин, слишком крупная зыбь!

– Чертова зыбь! – мрачно проговорил Токарев, прогуливавшийся по мостику. Он показал на «Урал», который качался не в такт «Славе» и гораздо сильнее. Его нос то взлетал выше фальшборта плавбазы, то рушился ниже ее ватерлинии. Аникин молча пожал плечами. При таком волнении перегрузка инструкциями по безопасности запрещалась. Он, как начальник экспедиции, мог строго выговорить Токареву, а заодно и капитану «Урала», за лихачество. Но оба капитана знали свое дело и оба с мостика зорко следили за тем, что происходит на палубах.

– За два дня не перегрузимся, – заметил Токарев.

– Сомневаюсь, чтоб тебе было отпущено два дня, – отозвался Аникин. – Циклон не торопится, но и не стоит на месте, а до него и ста миль сейчас не будет.

– Чертова зыбь, – повторил Токарев. – Постараемся, конечно. Двое суток – немалый срок, но и полтысячи тонн, сам понимаешь…

Аникин иронически поглядел на него. Токарев был мужчина рослый, красивый, неторопливый, и лицом, и фигурой он напоминал молодого Шаляпина. Женщины заглядывались на Токарева, мужчины не перебивали, когда он начинал говорить, хотя неторопливость его речи многих раздражала. В большом океанском флоте его ценили. Спускаемые с верфей на воду огромные корабли были словно специально созданы для таких, как он, любителей новшеств. Невысокий, худенький, то часами молчаливый, то насмешливо-красноречивый, Аникин разительно не походил на Токарева – вероятно, оттого их тянуло друг к другу. Аникин разместил экспедицию на «Северной Славе» не потому, что здесь было больше удобств, их как раз было меньше, чем на других судах, просто рефрижераторах. Но здесь был Токарев – это перевесило.

– Понимаю, – сказал Аникин. – Психологически готовишь меня к тому, что и сто процентов в таких условиях успех, а сам сделаешь ровно двести.

Лицо и голос Токарева остались серьезными, а глаза смеялись.

– А что? Сто процентов – самый раз по такому накату. Циклон поджимает, вот беда.

– Циклон поджимает, правильно, – рассеянно проговорил Аникин.

ФЛАГМАН «малышей» радировал Аникину, что исчезнувший СРТ-1774 до сих пор не откликнулся, хотя его вызывают на всех частотах. Суда, вышедшие на поиск пропавшего товарища, ничего не нашли, искать сейчас было трудно: тучи валились на воду, вода взметывалась до туч, дождь и брызги так густо наполнили воздух, что видимость упала до сотни метров. Огромные волны перекатывались через борта, за такими валами и лайнера не видно, не то, что малыша, оправдывались суда, посланные на поиск. Между строк уставно-сдержанных радиограмм Аникину слышались раздраженные голоса капитанов – им нелегко давалось внезапное перенесение из райской тишины Сейбла в дикий разгул бури. «505 он не дал, ведь он не дал 505» повторялось в каждом сообщении. Что-нибудь с радиостанцией, не больше, – предполагали другие.

Аникин внутренне соглашался, всего вероятней, была пустяшная неполадка, а не катастрофа, но катастрофу, сколь она ни была маловероятна, он не мог полностью исключить и потому не мог дать команду прекратить поиск, хотя судам хватало сейчас и своих забот. Впрочем, все, что понимал он, понимали и капитаны судов, ни один не отказался от опасных блужданий по волне и наперерез урагану. Подоспевший в этот район спасатель «Быстрый» возглавил поиск, но и его локаторы и мощные прожектора не принесли успеха, локаторы путали изображения судов и волк, а прожектора не пробивались за стены ближайших валов.

– Да не нервничай ты так, – посоветовал Токарев во время очередной диктовки сурового указания флагманам. – Я сужу по себе; чуть что, я бы раньше всего дал 303, а он просто пропал. Не взорвался же он, в самом деле!

– Кроме рабочего радиопередатчика, у него есть запасной, – возражал Аникин. – Почти исключено, чтоб оба разом испортились, если само судно в порядке. В спокойную погоду я не нервничал бы.


Была еще одна причина, кроме опасений за пропавшее судно, заставлявшая Аникина нервничать, но о ней он не сказал Токареву. Аникин квалифицированно командует рыбацким флотом, все это знали, так было всегда, когда он возглавлял промысловые экспедиции. И сейчас он советовал, отдавал приказания, настаивал на исполнении совершенно справедливо и умно, никто бы не мог оспорить правильности его команд. Но положение изменилось, и сам он мучительно чувствовал изменение, и знал, что другие, вслух не говоря, ощущают перемену. Раньше он неизменно бывал в гуще своего флота, в фокусе его работы и бедствий, а сейчас, отсиживаясь в сияющих туманах у Сейбла, командовал штормующими издалека. Аникин не потерял права приказывать и выговаривать, но право это вдруг стало формальным. Он съеживался, вообразив, что кто-то, измученный, ругается вслух: «Хорошо ему командовать от Сейбла!». Там мне надо быть, там, и самому возглавить поиски, твердил он себе ежеминутно, и, вызывая по радио новые суда, через голову флагманов отдавал приказы идти на розыски исчезнувшего товарища. Вахтенная книга разбухала от команд и указаний.

К ВЕЧЕРУ золотой сияющий туман посинел, глухая непроглядность окутала море у Сейбла. Прожектора заливали светом палубы, в тумане, полустертые, мелькали быстро передвигающиеся фигуры, в воздухе вздымались сетки с мешками рыбной муки – один строп передавался с палубы на палубу, другой разгружался, третий нагружался. На перегрузку вышли двойные вахты, вспомогательные службы выслали на палубу своих людей. Токарев торопился, ураган был уже на траверзе Бостона. В вантах посвистывал ветер, на волнах появились белые воротники. Море обрело голос, оно тяжело ворочалось в темноте и глухо ворчало, не в лад качая сцепленные тросами корабли. Аникин как засел в радиорубке, так и не вылезал из нее – СРТР-9001 терпел бедствие.

В десятом часу вечера траулер радировал, что винт сбрасывает обороты, становится трудно бороться против бури. Потом вышла из строя динамо-машина, а гребной вал заклинило во втулке. «Все помещения в темноте», сообщил траулер флагману отряда. Радиостанция на СРТР пока работала, с бедствующим судном держали непрерывную связь: близкие – голосом, дальние – на ключе. Флагман траулеров повернул на помощь товарищу все свои суда. Аникин приказал спасателю «Быстрому» оставить поиск пропавшего судна, пусть этим занимаются другие суда в том районе, и полным идти с западной оконечности банки на северо-восток, где штормовал потерявший управление, ход и свет СРТР. Большего Аникин сделать не мог.

Он сел в кресло, недалеко от радиста, молчаливый и темный. Радист изредка взглядывал на начальника экспедиции, тот почти не шевелился. Но радист знал, что стоит забарабанить пальцами по клавиатуре, принимая новую радиограмму, как Аникин встрепенется, подойдет, станет читать из-за спины.

– Глаз у тебя нехороший, – заявил вошедший в рубку Токарев. – Сорвал ты нам непрошеным своим пророчеством… Двести процентов не получается.

– Значит, сто девяносто? – вяло поинтересовался Аникин. По радостному лицу капитана он видел, что перегрузка идет хорошо.

– Сто девяносто пять. Завтра к обеду закончим.

– На дворе туман?

– Туман. Вышел бы на мостик, подышал свежим воздухом.

– И здесь хорошо.

– А как ураган, Василий Кондратьевич?

– Свирепствует.

– «Быстрый» еще не подбежал?

– Где же? До 9001-го миль сто пятьдесят, идет лагом – наперерез ветру…

– И по 1774-му ничего нет?

– И по 1774-му ничего.

Токарев удалился – выгонять новые проценты. Аникин, закрыв глаза, покачивался на вращающемся кресле. В открытое окно врывался грохот лебедок, он заглушал глухой рык океана. Самое тяжелое в том, что я не слышу их голоса, думал Аникин. Радиограммы, одни радиограммы, диктуй, принимай, подшивай в папку – можно потом предъявить на проверку любой комиссии. Живые голоса, думал он, живые голоса, утомленные, возбужденные, измученные, отчаянные, радостные, живые голоса, перекрывающие грохот бури. Не важно даже, что они говорят, только бы услышать их голоса!

И так он жаждал слышать их, что ему мерещилось уже, что он слышит своих капитанов и матросов. Он плотнее закрыл глаза – в черном море, под яростным небом, в осатанелой крутоверти валов штормовали рыбацкие суденышки. Он видел и то суденышко, без огней, на мостике его горел костер, о костре оно сообщило по радио. Беспомощное, воистину игрушка валов, судно кренилось с борта на борт, то рушилось по склону волн, то взлетало на гребни, мачты его сейчас черпают воду, крен достиг пятидесяти градусов, таково последнее сообщение… А к нему бегут на подмогу товарищи, измученные, полуослепленные от волн, полуоглохшие от рева ветра, замотанные в дикой качке. Издалека, с другой оконечности банки, устремился «Быстрый», тоже крохотулька, если вдуматься, но крохотулька с могучим сердцем, почти две тысячи лошадей в двигателе, все эти лошади остервенело рвутся вперед, ураган свирепо швыряет судно – то вправо бросит, то влево – остановить его он не в силах…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю