Текст книги "Сочинения в 3 томах. Том 3. Хрононавигаторы"

Автор книги: Сергей Снегов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Шары появились вскоре после разговора о них. Что-то загрохотало, тяжкий гул пронесся над городом. Дилоны заметались по улице, большинство бросалось в узкие входные туннели домов, но в толчее застревали и валились один на другого. Ронна что-то прокричал людям, но его самого оттерла охваченная паникой толпа. Ланна тоже пропал. В этот момент в воздухе и возникли транспортные шары и роем посыпались вниз. Шары распахивались, в их зевы вторгались жители. Наполнившиеся шары захлопывались, взмывали и пропадали за линией цилиндрических глухих громад.

И спустя короткое время хронавты обнаружили, что они одни. Аркадий вызвал хронолет. На экранчике наручного передатчика возник салон «Гермеса». Кнудсен сидел у пульта.

– Что-то чрезвычайное, аборигены впали в ужас, – сообщил Аркадий.

– Мы прикрыли вас силовым щитом, – ответил капитан хронолета.

В недрах снова грохнуло. Вся планета вдруг загудела, запела, застонала, зазвенела, завыла – исторгала из себя на тысячу тонов фантастическую надрывную симфонию, каждый камешек, каждая прослойка голосили то пронзительно режущим, то гулким, как обвал, то дико рычащим звуком. Все вибрировало и содрогалось. И внезапно все внутренние, надрывные вибрации превратились в одну огромную судорогу недр.

Планета вся как бы взорвалась. Людей швырнуло вверх, все трое закачались на высоте – сработала защита. Небо ошалело качалось. Две Гаруны, Белая и Голубая, то рушились за горизонт, то вырывались наверх и валились на другой край неба, как отрубленные на плахе головы. И, в такт метаниям солнц, высотные цилиндры глухих зданий тряслись и изгибались, как былинки на ветру.

А спустя еще некоторое время грохот взрыва стал ослабевать. Планета еще содрогалась, но оба светила перестали носиться в небе взад и вперед, тяжкий гул недр затихал, здания, окаменевая, уже не бросались одно на другое. Все возвращалось в то состояние, в каком обреталось перед внезапной катастрофой, как будто и самой катастрофы не было. Десяток минут назад Аркадий не сомневался, что город разрушен и улица, по какой они шли, завалена обломками домов, а под ними погребены дилоны, устремившиеся в туннели. Но здания возвышались невредимые, улица была как улица, только пустая, а с неба лили сияние жаркая Гаруна Белая и ласковая, почти нежная Гаруна Голубая: Белая – большая, Голубая – поменьше.

– Миша, что же это было? – спросил Аркадий. Все трое покачивались на высоте. Кнудсен пока не снимал защиты.

– По-земному – землетрясение, по-местному, наверно, дилонотрясение, с воодушевлением отозвался академик. Он сиял, как если бы его чем-то порадовали. – Великолепное зрелище! Какая сейсмоустойчивость зданий! Качались и перегибались – но ни одно не разрушилось! Случись такая катастрофа на Земле – и города превратились бы в кучу пыли, и реки вышибло бы из русел, и всюду зияли бы разломы.

На пустую улицу сел вырвавшийся между зданиями шар, из него выскочил Ронна.

– Опускайтесь на грунт, пришельцы!

Кнудсен отключил защиту, и хронавты опустились на землю. У Асмодея восхищение Баха сейсмоустойчивостью преобразовалось по-своему. Он радостно воскликнул:

– Отличный спектакль, дружище Ронна. Игра в паническое бегство разыграна великолепно!

Рина Ронна, Сын Стирателей Различий и Брат Дешифратор – длиннорукий, хвостатый, фигурой смахивавший не то на обезьяну, не то на неандертальца, а лицом на большую добрую собаку, – так выразительно помрачнел, что сразу стало ясно: спектакля не было, было несчастье.

– Асмодей, киборг и обладатель прекрасной личины No 17 и еще многих других личин, ты стал очевидцем не игры, а преступления. Коварные рангуны поразили нас неожиданным нападением. И если бы Братья Отвергатели не подготовились заранее, число жертв было бы несравненно выше, хотя и сейчас оно, к сожалению, значительно. Хочу вас заверить, пришельцы, что техника опровержения у нас на высоком уровне. Можете не сомневаться: презренных рангунов сейчас трясет и швыряет еще сильней, чем они хотели потрясти и пошвырять дилонов. Впрочем, им это не страшно, они бессмертны.

– Так это была демонстрация против нас? – спросил Аркадий.

– И против вас тоже. Рангуны захотели показать вам свою мощь.

– Но если нам грозила беда, почему вы покинули нас?

Рина Ронна изобразил удивление на собакообразном лице. Он мог бы разговаривать не мыслями, трансформировавшимися в мозгу людей в слова, а одними гримасами – и было бы понятно.

– Ты забыл, хроноштурман Аркадий, что мы не под силовой броней твоего корабля. Окажись Братья Опровергатели менее бдительны, весь город усеяли бы обломки домов и трупы.

Из туннелей выбирались жители. То тут, то там опускались возвращавшиеся шары, из шаров выпрыгивали дилоны. Но, в отличие от прежней, эта восстановившаяся толпа держалась тихо. Нападение рангунов порядком попортило всем настроение.

Из одного шара вывалился Уве Ланна и молчаливо пристроился на прежнем месте. Асмодей, осклабясь, хлопнул его по плечу. Ланна только взглянул на него большими грустными глазами, не обрадовался и не обиделся, – возможно, не понял, что означает этот странный жест – похлопывание по плечу. В отличие от своего товарища, молодой Различник казался замедленным и постоянно погруженным в размышления.

Так все пятеро подошли к цилиндрическому зданию, замыкавшему улицу. Не только самое высокое, но и самое массивное, оно было к тому же ярко-голубым, а не серо-черным, как остальные. И в него вел не узкий туннель, а просторный коридор, выложенный золотым, ярко светящимся камнем. По обе стороны голубого здания вздымались узкие башни с венцами: одна из таких башен, когда к ней слишком близко подлетел аэроразведчик людей, превратила его в облачко дыма и праха.

– Обиталище Старейшин, – торжественно возвестил Ронна. – Шествуйте за мной, пришельцы.

В просторном вестибюле со стенками из плиток золотого камня и малиновыми колоннами из самосветящихся монолитов Ронна остановился.

– Дорогие гости, раньше, чем мы предстанем перед высокими Отцами Конструкторами Различий и могущественными Отцами Стирателями Различий… В общем, мне и Различнику Уве Ланне поручено вас тщательно прозеркалить. Я сказал «тщательно», чтобы следовать духу вашего языка и образу ваших действий, ибо, как обнаружили Братья Дешифраторы, у вас имеются три меры исполнения: тщательное, посредственное и халтурное, иначе мерзкое. Правда, не установлено, что вы больше любите, халтурное или мерзкое. У дилонов таких различий нет, все наши операции соответствуют вашему «тщательное».

Аркадий поинтересовался:

– Прозеркалить? Что это значит?

– Вас усадят перед проникновенными зеркалами. Проникновенными, ибо они сперва проникают, потом отражают. И вы увидите себя, какие сейчас и какие были в юности и детстве. А после посмотрите, какими станете в будущем. Ибо в проникновенных зеркалах вызеркаливается не ваша внешность, а ваша суть. Простая операция, не правда ли?

– Совершенно простая! – Аркадий обалдело поглядел на Баха.

Но академик выказывал лишь любопытство. Он заранее ожидал неожиданностей и разочаровался бы, если бы неожиданностей не произошло.

6

Комната была как комната, такую можно увидеть и в земных зданиях. Высокий потолок чернее сажи создавал ощущение полного отсутствия потолка. Стены – розово-самосветящиеся, широким обводом замыкали небольшое пространство, в центре его стояло на треноге по виду обыкновенное зеркало. В нем бесстрастно и точно отразились оба дилона и хронавты. Ронна раза в два удлинил правую руку, что-то нажал в стене, стена бесшумно раздвинулась, выползло кресло с балдахином и подъехало к зеркалу. Ронна укоротил руку и помахал ею.

– Аркадий, садись и сосредоточься. Углубись в свою душу – такое я открываю в твоих мыслях название предстоящей операции.

Аркадий не был уверен, что именно углубление в собственную душу прочитал в его мыслях Ронна, но подтянулся, как бы готовясь к прыжку. Ронна отвел в сторону Баха и Асмодея – им, видимо, не полагалось лицезреть прозеркаливание чужой души. Дилоны встали позади Аркадия, оба следили за сменой изображений в зеркале, впрочем, по-настоящему их рассматривал один Ронна, а Ланна, только бросив взгляд на изображение, тут же погружался в размышления о нем.

Из зеркала на Аркадия глядел он сам, насупленный, со сжатыми губами, округлившимися глазами. Аркадию захотелось рассмеяться, таким забавным показалось «прозеркаливание». Он удержался от смеха, но улыбка выползла на лицо. Аркадий знал, что улыбка промелькнула, он чувствовал, как губы раздвинулись, он как бы увидел со стороны свою улыбку – насмешливую, тут же опасливо сдернутую с лица. Но в зеркале ее не было, зеркало ее не приняло, оно повторяло все тот же облик – румяный, золотоглазый, с длинными оранжевыми кудрями, спадавшими на плечи. Красивый, в общем, парень, но не улыбчивый, а нарочито хмурый – ухмылка такому не шла.

Удивившись, Аркадий стал всматриваться. Удивление тоже не отразилось. Аркадий вдруг понял, что не узнает себя в зеркале. Он выглядел гораздо моложе и все больше молодел. Он сидел в кресле один и тот же, а изображение показывало поначалу взрослого, гордящегося своей красотой мужчину; мужчина преобразовался в юношу; юноша превращался в мальчишку. И хоть сам Аркадий не сдвигался с кресла и, крепко обхватив его ручки, старался не менять окаменевшей на лице сосредоточенности, лицо в зеркале непрерывно менялось. В нем зарождались и боролись чувств, оно было то гневным, то умиленным, то безмерно удивленным, то ошалело ликующим. Но ни разу его не омрачала злоба, оно ни разу не выразило ненависти. Он был очень разный, этот сперва красавец-мужчина, потом нервный вспыльчивый юноша, потом угловатый, совсем некрасивый мальчик. Но кем бы он ни был – в любую минуту жизни он оставался добрым. Это было главное свойство натуры: то скрытая, то выпирающая наружу, но никогда не отменяемая доброта – и в гневе, и в радости, и в печали, и в ликовании…

– С прошлым у тебя благополучно, – произнес Ронна, и изображение пропало. Аркадий по-прежнему всматривался в гладкую поверхность зеркала, но оно, уже ничего не отражая, вдруг стало потухшим экраном. Ронна продолжал: – Переключаю на будущее. Полюбопытствуй, кем ты способен стать.

Теперь Аркадий знал, какие изображения дает зеркало, и не удивился, когда снова появился таким, каким сидел в кресле. Изображение стало ощутимо стареть. На переходе от завершенной взрослости в начинающуюся старость изображение замерло. Из зеркала глядел мощноголовый представительный мужчина, в его волнистых волосах посверкивала седина, он теперь походил и на капитана Анатолия Кнудсена, а еще больше на грозного бога Хроноса, висевшего над головой Кнудсена. С минуту Аркадий разглядывал себя, взиравшего из будущего на себя нынешнего, а затем изображение стало меняться. Он оставался тем же, но какая-то огромная ответственность придавила плечи, сделала хмурым лицо. И снова в калейдоскопе сменявшихся изображений зеркало не показало ни злобы, ни иссушающей душу ненависти. Он был суров, но по-своему, по-суровому доброжелателен, – таким увидело необыкновенное зеркало будущего Аркадия Никитина.

– Готово! – сказал Ронна словечком земного фотографа, разрешающего вернуться от парадной позы к обыденности.

– Неужели я и вправду буду таким? – воскликнул Аркадий, вскакивая с кресла.

– Будешь, если будешь, – темно ответствовал Ронна.

– Как понимать – буду, если буду?

Ронна разъяснил, что проникновенное зеркало изображает возможности тех, кто садится перед ним. И оно моделирует обстоятельства, при каких внутренние потенции способны осуществиться: предсказывает поведение согласно характеру. Однако возможности не всегда реализуются. Удар камнем, налетевшая в бурю волна, пожар в доме, нападение врага и, конечно, разрыв связи времен в организме – и нет будущего. И не станут реальностью потенции, которыми так богат.

– Надеюсь, потенций преступника во мне ваше сверхпроницательное зеркало не обнаружило? – со смехом поинтересовался Аркадий.

Нет, в характере хроноштурмана Аркадия Никитина преступные тенденции отсутствуют. Возможность стать злодеем столь маловероятна, что злодеем ему не быть.

– Твоя очередь прозеркалиться, пришелец Михаил Бах, – объявил Ронна.

Знаменитый на Земле академик Михаил Петер Бах с интересом ожидал, что же откроет ему необыкновенное зеркало, чего бы ни сам он о себе, ни другие о нем не знали. Садясь в кресло, он предвкушал удовольствие от знакомства с собой незнакомым, готовился к раскрытию таящейся в нем неведомой подспудности. Но зеркало не раскрыло никаких тайн. Оно показало, что этот человек, археолог Бах, в сущности своей точно таков, каким предстает в явлении. Он был всегда един и целостен – и в детстве, и в молодости, и в нынешней зрелости – и будет таким же в славной старости, если до нее доживет. Зеркало изображало неутомимого путешественника – «работаю ногами и головой одновременно, такое наше дело», – говорил он о себе, посмеиваясь. И в грядущем живописало седого, подвижного старичка, веселого и вдумчивого. Старичок глядел умными глазами на себя, сидящего в кресле, жарко и убежденно – не произнося ни слова – что-то доказывал и сердился, что доказательство недоказательно. Миша Бах, так его называли в молодости, так он именовался у друзей, достигнув научных высот, таким же Мишей Бахом подойдет к неизбежной могиле, не обретя имени посолидней.

Бах, однако, почувствовал себя жестоко обиженным. Среди его многочисленных научных успехов был один, последний, значительнейший, поразительная находка, самое удивительное открытие, какое совершила археология за многие века своего существования. Нет, не просто интересная находка, не просто археологическое открытие, а переворот в воззрении человечества на собственную историю, перемена представлений о развитии всей Вселенной – он и такой огромной формулы не побоится. Разве это его последнее открытие не породило споры на всей Земле, разве не оно вызвало снаряжение еще не бывалой экспедиции в миры искривленного времени, разве не для его проверки сконструировали и оснастили трансмировой лайнер «Гермес», свободно меняющий в любом уголке мироздания ток физического времени? И вот – и намека нет на величайший подвиг его жизни! Зеркало показало улыбки и гримасы, ноги, неутомимо шагающие по пустыне, карабкающиеся по скалам, морщины на стареющем лице – мелочи, ерунду, а не единственно важное – великое его открытие.

И оскорбленный Бах хмуро заметил, поднимаясь из кресла:

– Маловато раскрывает тайн ваше волшебное зеркало, Ронна.

– Вполне достаточно, можешь мне поверить, – ответил дилон. – Ты один остался, Асмодей.

Асмодей с готовностью уселся в кресло. Он сразу захохотал и зеркало отразило это – хохот был важной характеристикой киборга. Еще Асмодей покривлялся, наставив на зеркало рожки, изрядно высовывавшиеся на кудлатой голове, лязгнул зубами, выбросил, поднатужась, облачко дыма из ноздрей, но ничего из этого не отразилось в зеркале. Зато оно как бы распахнуло его по груди и развернуло туловище. Асмодей покоился в кресле, застегнутый на все сочленения своего любимого обличья No 17, помеси древнего аристократа и получиновного беса, а в зеркале показывался умело смонтированными переплетениями аккумуляторов, емкостей, проводов и живых тканей. Затем побежали обличья – кентавр, змея, тигр, человек (то мужчина, то женщина). А после возник лабораторный стенд, и на стенде лежало все то, из чего монтировался киборг. Напоследок зеркало отразило коренную сущность киборга – таблицу цифр и знаков, цифры и знаки сочетались в формулы – программы поведения при разных обстоятельствах.

– Ты ясен, Асмодей, – произнес Ронна, и зеркало превратилось в тусклый экран.

– Вы не полюбовались моими эмоциями, – с сожалением сказал Асмодей. Мне ведомы все пять человеческих чувств – зрение, обоняние, слух, вкус и осязание; я в них тоньше и острей, чем люди, можешь не сомневаться. Только шестого чувства – любви к особи другого пола – не получил, ибо я внепол. Подчеркиваю, не бесполый, а внеполый. И это, скажу тебе, дилон, мое преимущество, ибо ни страдания неудовлетворенной любви, ни рабское угождение объекту…

– Знаем, знаем, – успокоил его Ронна. – Формулы твоих чувств внушают уважение, ибо составлены с умением и благородством.

– Но вы не посмотрели меня в будущем, – настаивал киборг. – Разве вам не интересно, каким я предстану в грядущем?

– С тобой все ясно, – повторил дилон. – В будущем ты будешь таким же, как в настоящем. А если изобретешь еще десяток личин, это не изменит твоей природы. Теперь, пришельцы, мы перейдем в зал Предварения, там вы зададите мне и Уве Ланне все вопросы, которые придут вам в голову. Затем в зале Утверждения вы предстанете перед Старейшинами – Конструкторами Различий и Стирателями Различий. Старейшин возглавляет великий Гуннар Гунна, главный Прорицатель и Утвердитель. Большая честь для вас, гости, появиться перед Вещим Старцем, который будет вас судить.

– Судить? – Аркадий нахмурился. – За какую же вину нас будут судить?

Ронна пояснил, что слово «судить» происходит не от тревожного слова «суд», который он читает в мыслях Аркадия, а также и не от плохого слова «осуждать», которое тоже появилось в мозгу землянина, а от хорошего слова «обсуждать».

– У вас от одного корня проистекают противоположные оценки, – заметил дилон. – Это затрудняет расшифровку. Теперь пойдем дальше.

Пятерка шла в прежнем порядке: впереди Ронна, посередине люди, позади Ланна. Аркадий заметил, что Ланна не произнес ни единого слова в комнате с проникновенным зеркалом. Его постоянное молчание раздражало Аркадия. Аркадий обернулся к нему и спросил, долго ли им идти. Ланна вздрогнул, но промолчал и на этот раз.

За Ланну ответил Ронна:

– Мы у входа. – И добавил: – Ланне предстоит доклад перед Старейшинами. И это первый в его жизни доклад. Естественно, он волнуется. Не будем отвлекать его от трудных размышлений.

– О чем он будет докладывать Старейшинам? – поинтересовался Аркадий.

– О вас, пришельцы. – И показав на внезапно открывшийся в сплошной стене туннель, Ронна произнес с торжественностью: – Входите в зал Предварения, гости с Земли.

7

Вдоль стен пустого зала стояли скамейки. Первым уселся Асмодей. Он совсем не нуждался в сидении, но демонстрировал, что во всем ведет себя как человек. Бах и Аркадий тоже уселись, у них уже болели ноги от блужданий по городу. Рина Ронна показал гостям, что и дилоны умеют сидеть, но не нуждаются для этого ни в креслах, ни в скамейках: выпростав из-под плаща свой хвост, скрутив его кончик в опорное кольцо, он уселся, как на треноге, на хвосте и обеих ногах. Уве Ланна не умел так красиво сидеть на хвосте, он отошел к стене и скромно стоял там, молча поглядывая на людей и стараясь вдуматься в их мысли.

– Задавайте вопросы, – предложил Ронна.

Бах взглядом показал Аркадию, что хочет вести беседу.

– Первый вопрос таков: почему вы не задаете нам вопросов? Мы явились из неизвестного вам мира непредвиденно для вас. У людей раньше расспрашивают гостей о цели их прихода, потом лишь отвечают на их вопросы.

Ответ Ронна прозвучал неожиданно:

– У дилонов, наоборот, до всего доходят собственным размышлением. Именно о цели вашей высадки на Дилону и размышляет сейчас проницательный Различник Уве Ланна. Уверен, вы будете восхищены глубиной, с какой Ланна обрисует в своем докладе ваши намерения и цели.

– Разве не проще узнать намерения и цели от нас самих?

– Возможно, и проще. Но оскорбительно, ибо равнозначно унижению своего интеллекта, мощи своих познавательных умений. Истинное знание достигается активным движением мыслей, а не накоплением знаний пассивными вопросами.

Академику Михаилу Баху понадобилась почти минута, чтобы переварить ответ дилона. Тот спокойно ожидал, пока человек справится с замешательством.

– Мне кажется, вы впадаете в противоречие с собственной практикой, сказал наконец Бах. – Вы как будто умеете использовать законы природы, но ведь для этого надо раньше узнать эти законы, то есть задавать учителям вопросы и получать ответы.

– Мы сами открывали законы природы, пришелец. Каждый дилон обязан в молодости самостоятельно найти и обосновать хоть один из важных законов мироздания. Наш друг Уве Ланна открыл, что тело, погруженное в воду, теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им вода. И с каким блеском он опроверг Опровергателей, старавшихся доказать неправильность этого закона. А я в свои юные годы открыл закон мирового тяготения.

– Неужели другие до вас не знали закона всемирного тяготения?

– Ты меня поражаешь, пришелец. Конечно, все знают. Но кто же признается в таком – от других – знании? Кто открыто обвинит себя в неспособности к постижению мира? Иные дилоны имеют до сотни собственных законов мироздания – и это не предел. Открытые дилоном в молодости законы природы определяют всю его дальнейшую жизнь. Закон мирового тяготения, найденный и обоснованный мною, внесен в мою личную Программу Судьбы как фундамент для взрослости.

– Я не совсем понимаю тебя, Рина Ронна…

– Но ведь это так просто! Каждый открывает те законы мироздания, которые близки его натуре. В обоснованных закономерностях природы выражается душа, жизненные цели. И когда юноше приходит пора утверждать свою взрослость, составляется его Программа Судьбы, то есть система жизненных целей и методов их осуществления. И в той Программе находят свое место открытые им фундаментальные законы.

– И в твоей Программе нашел место Закон всемирного тяготения?

– Естественно! Ибо о чем твердит этот закон, так блестяще мной открытый и защищенный от критики Опровергателей? О том, что все различия материальных тел поглощаются общим им всем свойством – притягиваться одно к другому. И когда я доказал, что это всеобщее взаимное тяготение усиливается пропорционально массе тел и обратно пропорционально квадрату разделяющего их расстояния, моя судьба была решена: я стал Стирателем Различий. Моя Программа Судьбы была однозначно решена одной моей научной находкой. Элементарно, не правда ли?

– Ты упомянул Опровергателей. Это что же, общественная функция опровергательство? И в чем оно заключается? В критике законов природы?

– Отлично, пришелец! Хоть и примитивным способом вопросов и ответов, но ты начинаешь нас постигать. Конечно, Опровергатели критикуют законы природы, это их обязанность в юном возрасте. Все дилоны проходят стадию Опровергательства, но далеко не все превращают умелое опровергательство в главную задачу своей будущей Программы Судьбы. В юном возрасте каждый подбирает достаточно важный, лучше свой, но можно и открытый другими закон природы и опровергает его – то есть изыскивает условия, при которых этот закон перестает действовать или даже превращается в свою противоположность. Разве у вас формой познания природы не является опровержение ее законов?

– Нет, у людей законы природы не опровергают. И, честно говоря, я не понимаю, как можно опровергнуть закон мирового тяготения, открытие которого ты закрепил за собой?

– Не закрепил за собой, а просто открыл. Нет одного автора закона мирового тяготения. Тысячи до меня открывали этот закон – и тысячи после меня откроют его. Не только откроют, но и опровергнут, его опроверг Уве Ланна, когда был моим учеником. Он отыскивал условия, когда всемирное тяготение совсем перестает действовать или ослабляется. И как превосходно решил свою задачу! Разве не вес тела является важнейшим параметром тяготения? И разве, погружая тело в воду, он не ослабляет вес? Создавая невесомость, он творит условия, при которых тела теряют самые общие свойства. Такое искусство творить различия там, где они уже стерты в поглотившем их единстве, и стало главной чертой Программы Судьбы Уве Ланны: он сдал экзамен на высокий чин Сына Конструкторов Различий, он ныне – один из выдающихся наших Различников. Вы скоро оцените его по достоинству, когда в зале Утверждения услышите его доклад о вас самих.

– С удовольствием послушаем. Хотя, повторяю, люди не стремятся критиковать законы природы, тем более, не опровергают их…

– Это означает, что вы не умеете строить свою защиту, – заметил дилон. – Ведь враги нападают, используя законы природы. Не будете же вы применять против них использованные ими законы. Это было бы безнравственно.

– На наших планетах у людей нет врагов. Попадаются опасные животные, но они нам не враги.

Рина Ронна вдруг рассердился.

– Чудовищно жить без врагов! Аморальное существование. Враги необходимы для обострения разума и утверждения собственного достоинства. Если врагов нет, их надо изобрести. Изобретение врагов составляет одну из прерогатив Конструкторов Различий.

– И много времени они посвящают конструированию врагов? – не без иронии поинтересовался академик.

– В нашу эпоху немного. Теперь нам врагов хватает. Наши враги рангуны, обитатели второй половины планеты. Эти бессмертные твари с избытком удовлетворяют любую потребность во вражеском противостоянии. В других врагах нужды нет. Мы при вашем явлении, конечно, поразмыслили, не враждебные ли у вас цели. Но ничего враждебного не обнаружили.

– И не могли обнаружить, – подтвердил Бах. – Мы странствуем в мире в прямом и фазовом временах с миссией дружбы, а не вражды. Таково наше человеческое свойство.

В разговор вступил молчавший до того Аркадий:

– Прости, Ронна, примитивность моего интеллекта, но люди не мыслят познания без вопросов, ответа на которые собственным рассуждением не находят.

– Прощаю. Спрашивай.

– Я астрофизик. Меня интересуют закономерности мироздания. Мы повернули к вам наш хронолет, потому что обнаружили удивительное явление. Ваши две звезды существуют в разных физических временах – та, которую вы называете Гаруной Белой, функционирует во времени, практически противоположном времени Гаруны Голубой. Так?

– Так, но не так. Прекрасная Гаруна Голубая существует во времени истинном, но слабом, интенсивно подавляемом зловещей Гаруной Белой. Гаруна Белая функционирует во времени лживом. Это время наших врагов рангунов. Продолжай, иновременник.

– Почему ты называешь нас иновременниками? Ведь физически мы пребываем с вами в одном и том же времени.

– Только в данный момент. Ваш корабль, приближаясь к Дилоне, возник сразу из ничего. Он выпрыгнул из пустоты. Он не вырастал из крохотной точки в большое тело, как было бы при подходе издалека. Не приближался, а материализовался. Так могло быть, если ваш корабль возник не из иного пространства, а из иного времени.

– Правильный вывод. Еще вопрос: дилоны и рангуны пребывают в разном времени. Как это сказывается на жизни дилонов и рангунов?

– Вопрос дельный. Жалко, что ты не хочешь самостоятельным ходом мыслей найти на него ответ. Ибо ответ мой будет печален.

Ответ Стирателя Различий походил не на справку, а на речь. По древним преданиям, существовала только одна Гаруна, и вокруг нее вращалась только одна планета Дилона, и обе они, звезда и планета, существовали в едином времени. И жители составляли один народ, также пребывавший в одном времени. Затем откуда-то примчалась вторая звезда. Физическое время новой звезды не совпало со временем первой. Один ток времени путался с другим током, на планете заметались хроновихри. То одна, то другая звезда, притягивая к себе планету, внедряла в нее свое время – и это порождало великие трудности. На стороне Дилоны, захваченной рангунами, периодически воцаряется то время Гаруны Голубой, то время Гаруны Белой. Отвратительные рангуны впадают то в одно время, то в другое. Им удалось использовать эту неполадку для превращения своей жизни в бессмертное существование.

– Ты сказал – бессмертное существование, Ронна?

– Я сказал – бессмертное существование, друг иновременник. Рангуны смогли растянуть свое бытие на полный период одного из двух времен. Рангун теперь начинает свое детство, когда полновластно господствует время одной из двух звезд, взрослеет в этом времени, начинает стариться в нем – и тут одолевает время другой звезды. И стареющий рангун, не успев умереть, переходит в обратный ток времени, и вместо заслуженной гибели от старости – молодеет, пока не превращается снова в ребенка. А к моменту младенчества время опять меняет свой ход, и рангун повторяет путь в обратную сторону.

– Ты сказал, что ответ твой будет печальным. Тебя печалят качели бессмертного бытия рангунов?

– Нет, нас одолевают собственные недуги. У нас нет периодической смены времен, как на другой стороне планеты. У нас властвует прекрасное время красавицы Гаруны Голубой. Но на него накладывается влияние яростной Белой Звезды. Не периодическая смена, а схватка разных времен – вот наша реальность. И от этого нарушается синхронизация в нашем теле. Это тяжкая хворь, человек. Нет большей беды, чем разрыв в тебе твоего единого времени. Иногда мы справляемся с недугом путем перевоплощения – заменяем выпавшие из синхронности органы на другие, естественные либо искусственные. Но и перевоплощение дает лишь временное облегчение. Несинхронизация времени – единственная наша болезнь, и в ней неисчерпаемый источник печали.

Аркадий обернулся к Баху.

– Миша, после твоей археологической находки все мы были покорены идеей, что где-то в глубинах космоса существует Высший Разум – общество инженеров и генотворцов, умеющих распространять по разным звездным системам создания, похожие на нас по образу и интеллекту. В космосе наши звездопроходцы таких жизнесоздателей не обнаружили. Теперь и в фазовом времени…

Рина Ронна, Стиратель Различий и Дешифратор, радостно прервал Аркадия Никитина, штурмана хронолета «Гермес»:

– Иновременник! Вы попали, куда стремились. Дилоны – воплотители Высшего Разума. Глубже нас немыслимо познать природу и себя. Ты это сразу поймешь, когда предстанешь перед собранием Старейшин. Высший Разум мироздания, воплотившийся в Отцах Различниках и Отцах Стирателях, а также частично в Братьях Дешифраторах, изобразит вам самим, пришельцы, кто вы по своей сущности, а не только по облику.