Текст книги "В рай без очереди"

Автор книги: Сергей Клочков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Включенный ПМК тем временем начал проверять все свободные частоты от институтских беспилотников, «висящих» где-то над облаками по невидимому периметру Зоны, и, не найдя таковых, подключился почему-то к частной сети «Мобилкор-интернет». На экране распустился «счастливый» четырехлистник клевера, прозвучал короткий сигнал, и одно за другим побежали сообщения: «Сигнал обнаружен. Поиск и восстановление счета… выполнено. На вашем счету четыреста семьдесят девять рублей… за обслуживание и сохранение неактивного номера в течение двадцати восьми месяцев четырнадцати дней снято две тысячи девятьсот шестнадцать рублей девяносто семь копеек… запрос на автоматический кредит… выполнено. Лимит составляет минус три тысячи рублей… нет сигнала… нет сигнала… восстановление прерванной сессии. Договор продлен. Спасибо, что Вы с нами. Скорость и качество каждому клиенту – Мобилкор-интернет!»

Текстовые сообщения плавно свернулись в угол экрана, на котором расположился здоровенный кот-сибиряк на кресле. Анимация картинки была настолько хорошей, что я поначалу принял модную в последние несколько лет игру-питомца за кинематографический ролик. Кот открыл глаза, потянулся, выгнув спину, и еле слышно замурчал. Я провел кончиком пальца по экрану, погладив «питомца», и мурчание стало громче, виртуальный кот начал подставлять лобастую голову под прикосновения и поднял хвост. Затем требовательно мяукнул, поглядывая на пустую миску возле ножки кресла. «Ну да… тебя же больше двух лет не кормили», – с легким ознобом прошептал я, ткнув в изображение миски, и кот, урча, принялся поглощать куриную ножку. Странно это все. ПМК вещь, конечно, многофункциональная, нанопроцессор позволяет и не такие программы тянуть, но чтобы сталкер на досуге с отлично исполненным, но все-таки электронным котом игрался? Я посмотрел на выцветшую куртку и плохонький защитный шлем из армированного пластика. Конечно, давно уже нет лица под затемненными очками и обычным респиратором, который в общем-то далеко не всегда и нужен, но я все равно осторожно снял и шлем, и полумаску с очками. А затем, вздрогнув, отвернулся в сторону и постарался проглотить горький ком в горле.

Из шлема вывалилась длинная коса с вплетенными в нее цветными шнурками.

Тихонько мяукнул виртуальный кот, и я снова услышал его требовательное мурчание. А в горле все сдавило, и в глазах щиплет, плывет, и снова Челка перед глазами. Ну, ладно мы ищем себе приключения на пятую точку, черт с ним, это в нас от природы – лезть в самое пекло и в какой-то степени даже кайфовать от ощущения той самой полярной лисицы, что незримо бегает рядом с любым сталкером, щерясь на него из подвальных дверей и подкрадываясь на тропе не замеченной вовремя аномалией. Это древнее, дурное и непобедимое ощущение гонит нас в эти земли, так это еще с седых времен, с пещер и мамонтов так заведено. И черт меня подери, есть некая древняя справедливость в том, что мужчина, по своей воле решивший выйти на охоту, прекрасно зная, насколько опасна, сильна и хитра предполагаемая добыча, может и не вернуться назад. Никогда не жалел я погибших или покалеченных тореадоров на корриде – они знали, на что идут. Мне даже казалось, что и быку на арене повезло все-таки немного больше, чем его собратьям. Одно дело – бой с некоторым шансом победить, сражение под открытым небом, и совсем другое – тесное, воняющее кровью и навозом стойло, молот забойщика и совершенная, тупая безысходность.

Да, я понимал сталкеров. Я не менее хорошо понимал и их смерть, как, возможно, мне когда-нибудь придется понять и принять свою. Но после гибели Челки вся моя сущность яростно протестует против того, чтобы девка шла в Зону. Нельзя им сюда. Что-то древнее, на уровне инстинктов, кололось в душе от самой мысли, что девушки умирают здесь наравне с мужчинами. Ощущение глубокой, горькой несправедливости происходящего одновременно и злило, и печалило. Отдышавшись и успокоившись, я повернулся к останкам.

– Как хоть звали тебя, красавица? – прошептал я, прикрывая заплесневевшим дождевиком маленький череп и доставая из чехла саперку. – Ничего не обещаю, но постараюсь найти твоих… ну, не знаю. Родных там, знакомых…

Бурча под нос, я разметил яму и, как не раз уже до этого, привычно начал рыть неглубокую могилу. Сколько их, вот таких, я уже находил за два года? Одиннадцать мужиков и вот эта девка. Ну и еще один не то сталкер, не то сталкерша, там было не понять, но склоняюсь к мысли, что все-таки девушка. Итого ровным счетом тринадцать сталкеров нашел, и двенадцать крестиков на карте Ботаник отметил и в общую сеть выложил. Если выберемся мы с ним из этой передряги, придется Боту еще кресты рисовать. И чего это некоторых подруг на приключения тянет? Хоть стреляйте, не пойму. Мало того что им в Зону не надо, девкам этим, так еще и крайне желательно со сталкерами-мужиками всерьез не связываться. Для их же блага, кстати. Невелика радость такого вот сталкера из Зоны ждать, да и детей с ним лучше не заводить. У двух… да, у двух бродяг на моей памяти «вторые половинки» были. У одного – подруга, у второго так вообще жена. Одной двадцать два, другой тридцать. И обе на вид старше – морщинки, складочка скорбная у края губ, взгляд с вечной тревогой. Молчаливые, тихие, и голоса с хрипотцой – курить начали. Конечно, и другие сталкеры с женщинами встречались, не без этого. Но так, чтобы надолго, только эти две, у одного жена, у второго – пока еще невеста. Остальные сбегали… кто от ожиданий этих, душу выматывающих, кто от факта, что не больно-то сталкер и богат, по крайней мере не настолько, насколько ожидалось, а некоторые под предлогом, что романтика кончилась, просто бросали покалеченных Зоной бродяг.

Разровняв холмик, я смастерил грубый крест из кусков серой, но не слишком гнилой вагонки, повесил на перекладину ржавый СКС, постоял несколько минут и в отвратительном настроении пошел дальше. Возникла даже мыслишка, что довольно с меня Зоны, надоело вот так людей находить, но я уже понимал, что такого настроя надолго не хватит. Неделя-две снаружи, и снова потянет в Зону, даже если не будет никакого заказа.

До поворота дороги к складским помещениям все было чисто – ни аномалий, ни подозрительных участков не встретилось. Длинные, похожие на исполинские белые сараи здания на вид почти не пострадали – внутри, видимо, не было термических и мощных гравитационных аномалий. Немного дрожал и волновался воздух возле опрокинутой кары, вывалившейся из ворот склада, похоже, каких-то пищевых продуктов, и легкий теплый ветерок, временами задувающий со стороны помещения, был насыщен тяжелой, кисловато-терпкой вонью из вздутых и полопавшихся коробок сока. В черной глубине склада чудилось какое-то движение, и мне иногда казалось, что в монотонном посвистывании ветерка слышны поскрипывания и шорохи. Проходя мимо, я присмотрелся внимательнее – движение действительно было: сквозняк шевелил и раскачивал грязные ленты полиэтиленовой пленки на покосившихся стеллажах, с оплывших коробок на черный пол шлепались время от времени тяжелые капли жидкости. На дороге, у ворот склада, навсегда остановились две столкнувшиеся фуры, прицеп одной из них перевернулся, рассыпав сотни жестяных банок с тушенкой. Консервы вздулись и большей частью полопались, оставив на асфальте темные разводы и какие-то грязные пленки, тихо хрустевшие под ботинком. Останков водителей я не заметил – оставалось только надеяться на то, что люди вовремя отреагировали на признаки надвигающейся опасности и успели спастись. Впрочем, серьезно на это рассчитывать не приходилось – здесь все произошло слишком внезапно, хорошо, что был выходной и большая часть людей не выходила на работу. Я внимательно осматривал дорогу, машины, каждый куст, но никаких признаков Скачка или Черепа пока видно не было. Проверив маршрут и накидав на дороге очередную вешку – приметную горку камешков, – обогнул столкнувшиеся фуры и обнаружил небольшое кострище у обочины. Рядом, уже покрытые слоем грязи и заметно сопревшие, валялись окурки, пустая банка из-под тушенки, вскрытая ножом, и два деревянных ящика, которые, без сомнения, играли роль сидений. По количеству окурков и ржавых гвоздей в плотной золе я решил, что сталкеры сидели у костра достаточно долго, возможно, даже всю ночь, забирая на топливо ящики из второй фуры и доски разбитого прицепа. В пользу этого предположения говорило и то, что на земле у фуры лежали горки колотой и целой кафельной плитки, но не было видно остатков тары. Были вы здесь, ребята, точно были, но почему так долго сидели? Ночь? С трудом верится – в этом случае лучше запереться в кабине той же фуры и тихонько сидеть до рассвета, не шевелясь и по возможности не шурша одеждой. Ночь в этих местах время особенное. Или совсем дурные были Скачок и Череп, чтобы по темноте у костра сидеть, или просто пережидали что-то.

И, присмотревшись, я понял что.

Поперек дороги, над складами, вдоль решеток ограждения воздух медленно проплывал прозрачными, похожими на дым в узком солнечном луче слоями. Земля под этими плавными вихрями и мягкими линиями текучего газа выцвела, покрылась квадратами растрескавшегося асфальта и бахромой мельчайшей серой пыли, осевшей на проволоке сетки-рабицы. На карте ровным счетом ничего обозначено не было. Вот так номер… Интересно, что это за дрянь? Постоянная или все-таки временная? Ч-черт…

Я уселся на глухо скрипнувший ящик, по привычке полез в карман, но вспомнил, что «допинга» с собой нет. Оно и к лучшему – пора завязывать с коньяком в Зоне, действительно пора. Но как, однако, хочется глотнуть горячительного, видать, не просто уже привычка появилась, а что-то куда более серьезное. Спиться мне только до полного счастья не хватало…

И что делать – не знаю. Время уже к четырем часам ползет, темнеть начнет в районе семи – не ночь, конечно, но и легкие сумерки здесь не в радость. А учитывая, что эти самые склады проектировались так, что через окна даже в солнечный день свет почти не проникает, то задача моя усложнялась в разы. Сплюнув с досады, я бросил взгляд на столкнувшиеся грузовики, и…

Сердце, гулко стукнув так, что отдалось под горлом, по ощущениям тут же опустилось гораздо ниже груди. Растяпа, дурак… Как же я мог этого не заметить? Рядом же проходил, рукой достать мог… Вот ведь зараза.

Между переломанными прицепами, сгорбившись и низко, до земли, опустив руки, сидел на ящике плитки человек. От воздействия непогоды и толстого слоя пыли ветровка по цвету уже не отличалась от полос подгнившего разорванного тента от прицепа – наверно, поэтому-то я и не заметил его сразу. Ветерок мотал желтые, цвета прошлогодней травы волосы, упавшие на лицо, и такой же буровато-желтой была кисть руки, уткнувшаяся черными ногтями в землю. Покоробившаяся куртка с одной стороны была покрыта темными полосами, усыпанными странными белыми шариками, и, приглядевшись, я вдруг понял, что это шляпки мелких бледных грибов. Под рукой мертвеца валялись штык-нож от автомата Калашникова и частично вскрытая консервная банка. Сам автомат без магазина лежал поодаль, почти незаметный под слоем нанесенного дождями песка. В другой ситуации, найдя труп настолько хорошей сохранности, я бы тихонько ушел от этого места как можно дальше. Кто его знает – может, и в самом деле мертвец, такой, каким ему быть и положено, – совсем мертвый, неподвижный и по этим причинам не опасный. А что сохранность хорошая, так в Зоне это бывает, здесь еще и не такое бывает, видели. Может, это как раз из-за грибов на нем, поганок этих. Бот как-то рассказывал о разновидности бывших опят, выделяющих столь мощный антибиотик, что мертвое тело сохраняется годами, пока гриб его потихонечку жрет, не желая делиться с бактериями да насекомыми. Нередко жрет, кстати, и ходячих кадавров, которых сталкеры «грибниками» прозвали. Вот не хотелось бы от такого «грибника» лопаткой своей отмахиваться.

Подобрав длинный прут левой рукой, а в правой крепко сжав саперку, я осторожно потыкал тело, потом даже ударил слегка по плечу, отозвавшемуся пустым, твердым звуком. И, прошептав «извини, мужик», стукнул намного сильнее. Прислушался. Похоже, «правильный» он, не поднимется. Уже лучше.

От трупа исходил очень слабый грибной запах. Одежда, насквозь пронизанная грибницей, стала ломкой, хрустящей, расслаивающейся при моей попытке проверить карманы. Ни документов, ни дорогого детектора с ПМК при бедолаге не оказалось. Пустым был и рюкзак, который я нашел недалеко от ржавого автомата, – определенно, у сталкера забрали все более-менее ценное. Автомат, который я вынул из наслоений песка, оказался грязным и испорченным еще «при жизни» – не хватало крышки ствольной коробки, а ствол у казенного среза был сколот. Кроме того, даже без этих повреждений «калаш» был явно малопригоден – несмотря на ржавчину, было хорошо видно, насколько изношены, стерты нарезы в стволе. Оружие, как и говорил Закос, было действительно «никаким».

– Эй… мужи-ик… не стреляй…

Я даже не испугался – словно подсознательно ждал чего-то такого в этом проклятом месте. Да и стрелять мне в общем-то не из чего…

Он стоял по ту сторону прозрачной, текучей стены. Перекошенный, сгорбившийся, с грязно-белым, в темных пятнах лицом, похожим на кусок старой березовой коры. Я увидел взгляд плоских бледных глаз, услышал тихий скрип сухожилий, когда нечто, когда-то бывшее человеком, подняло вверх руки.

– Я… Скачо-ок… не стреляй… – Громкий шелестящий шепот с натужными хрипами, и бывший сталкер, спотыкаясь и раскачиваясь, подошел вплотную к аномалии, где и остановился. – Ты… живо-ой… я ждал…

– Т-ты Скачок, да? – заикаясь, пробормотал я, пятясь к разбитой фуре. – Хм… мда… однако…

Бывают среди них и говорящие, да, видел и слышал, к счастью, издалека. Надеюсь, не кинется, не просто же так он остановился у непонятной этой стеночки.

– Не… дрейфь, бродяга… не кусаюсь я, честно… не уходи… – Скачок опустил руки, гулко выдохнул, раскрыв черный рот с серыми, грязными зубами, сухо закашлял. – Ты… ты это… постой…

– Ты не зомби? – Я и в самом деле остановился, но и не подумал убирать саперную лопатку.

– А… хрен его знает, мужик… – Бывший сталкер пошатнулся, но удержал равновесие. – В зеркале вроде как мертвец… жрать не хочу, то есть вообще ничего… не болит нигде. Сплю вот много, очень много, иногда по неделям. Где придется. Снежок был, так я и на нем спал… не холодно. Сдох я, мужик… но как-то неправильно сдох… Мне бы ожить. Ну или уже совсем, так, чтоб по-настоящему…

Зомби помолчал, осторожно коснулся слоев дрожащего воздуха и поспешно убрал руку.

– Как звать тебя? Зачем здесь?

– Ланс… ну, Фрилансер я. Можно Ланс. И здесь, по ходу, за тем же, что и вы с Черепом ходили, – выдохнул я, все еще не веря своим глазам.

– Через стеночку не переступал? – спросил мертвец, неприятно, в упор, уставившись белесыми глазами. – Говори, не ходил?

– Нет…

– Повезло тебе, Ланс… хода через нее нет… совсем. Мы вот с Черепом думали-думали, сидели тут, камешки сквозь эту гадину кидали. Ну, он первый и пересек, – речь зомби стала более внятной, – говорит, ничего такого нет, нормально все. Я – за ним. Тоже все путем вроде. Ну… Проверили, ага. Череп обратно шагнул, хотел еще посидеть, тушняка перед работой навернуть. Сел… ну и все. Видел ты, наверно… До сих пор там сидит, бедняга. А мне… поплохело резко, ну просто смерть… Я обратно к стенке… понесло зачем-то. И, знаешь, Ланс, отпустило за ней. С тех пор там и сижу… долго… один…

Зомби хрипло вздохнул и шагнул сквозь аномалию. Я услышал легкий скрип и шипение, и Скачок, развернувшись, с места прыгнул назад.

– Далеко не отпускает… дурно становится… заперт я здесь, сталкер. Зачем ты пришел?

– Бандиты отправили. За вами. И на склад за телефонами.

– Про ляльки забудь, почти все всмятку или погорело… Крыша там обвалилась, аномалия, ну. Дожди, плесень, а в углу еще и «дуговая», сволочь, все выжгла, что гореть могло. Зря… зря мы с Черепом сдохли, бестолково как-то… какая-то девка там еще…

– Та, что у поворота лежала? Она?

– Ага… Нашел ты ее, значит, тоже… как-то звали ее… уже не помню. Забываю все. Даже как рожа моя при жизни выглядела – и то забыл. Ни одной фотки на ПМК нет. Ни на моей, ни на Череповой. И спать здесь… Я снова один. А снег тут… ты знаешь… бывает горький и сухой. Во рту не тает, пить нельзя его. И спать зимой… так хочется. Темно когда, то засыпаю, долго, и просыпаюсь в других местах. Странно, да? А девку-то мы бросили, где лежала. Не закопали ее. Плохо, покоя не дает… Череп сказал, забей, не возись… А теперь вон сам. Все сидит… Плохо мне, Ланс… темно…

Зомби, закатив глаза, тихонько забормотал что-то бессвязное, хрипло шелестя связками, потом замолчал.

– Ты еще здесь, мужик? Плохо вижу… Глаза в последнее время не слушаются, все плывет… Ты ведь за нами пришел, да? Тебя этот… Паня Закос послал?

– Да, за вами, – отведя глаза, сказал я полуправду. – Он и отправил, чтобы я вас нашел.

– Значит, не настолько он сука, как я раньше думал… – Мне показалось, что бывший сталкер негромко хмыкнул.

– Он сказал забрать детекторы, ПМК и… и похоронить… – Говорить мне становилось все труднее.

– Не ври про похороны, – вдруг четко, раздельно проговорил зомби. – Обобрать он нас приказал. Жаба его давит вот за это. – В пыль под ноги упали два незнакомых мне детектора, похожих на большие телефоны-слайдеры, и два ПМК. – Так?

– Так.

– Забирай и вали… – прохрипел мертвец и, повернувшись ко мне спиной, поковылял в сторону проваленного склада.

– Слышишь, Скачок? – Я поежился от морозного дуновения между лопаток. – Постой! У меня друга в подвале держат… Сказали, убьют, если детекторы не верну!

Зомби не обернулся. Шатаясь, он уходил все дальше, волоча ноги и поводя перекошенными плечами.

– Я… я похоронил ту девчонку.

Скачок остановился, повернул голову.

– Мне вон там место нравится. Видишь, у поворота, где сосна растет… – проскрипел он едва слышно. – И это… Черепа тоже не забудь. Обещаешь, сталкер?

– Обещаю.

– Тогда… Смотри не сдрейфь, мужик. По ту сторону я… я хожу во сне.

– Да, понятно все. – Сглотнув ком, я выставил вперед левую руку, замотанную куском тента от прицепа, и удобнее перехватил саперную лопатку.

Скачок развернулся и поковылял обратно. Шаги его стали увереннее, и когда он пересек стену плывущего воздуха, из его груди послышался низкий, хриплый рев. В широком, чуть ли не до ушей, оскале обнажились два ряда неровных серых зубов. Я едва успел увернуться от скрюченных сухих пальцев, туго свистнувших в десяти сантиметрах от лица, и тут же в ответ мелодично разрезало воздух остро отточенное лезвие саперной лопатки. Удар пришелся в плечо зомби, саперка неожиданно легко отделила руку в суставе и громко скрежетнула по обнажившимся ребрам. Каркнув, зомби согнулся, нанося удар второй рукой, но мне и в этот раз удалось уклониться. Лопатка с неприятным сухим звуком встретилась с виском на почти облысевшей голове, что-то громко треснуло, и утробный вой зомби превратился в громкий, заливистый клекот. Лезвие застряло в черепе, Скачок с неожиданной силой отдернулся, и лопатку вырвало из руки. Дергаясь и завывая, мертвец начал кружить у кострища, вцепившись в рукоятку саперки, пытаясь вырвать ее из головы. Я подобрал ящичек плитки, размахнулся и швырнул его в дергающуюся фигуру, сбив зомби с ног. Затем обрушил на него, уже лежащего, еще два ящика и, изловчившись выдернуть саперную лопатку, наотмашь рубил кадавра до тех пор, пока не затихли каркающие крики и кривые пальцы не перестали скрести асфальт.

Потом меня вытошнило, наверное, даже не столько от страха, который, как я знал, придет позже, а от напряжения.

– Ну, вот… – пробормотал я, отплевавшись от горькой слюны. – Покойся теперь с миром, мужик…

Место у почти засохшей, но все еще сохраняющей признаки жизни сосны было и впрямь самым подходящим. Красоты в промзоне никакой, но здесь, на крошечном пятачке природы у поворота на шоссе, была мягкая земля, и росли две ветвистые ивы, не по сезону покрытые пушистыми шариками цветов. Две неглубокие могилы были готовы до темноты, еще немного времени мне потребовалось, чтобы смастерить из досок грубые кресты. Шатаясь от усталости и мечтая придавить стресс горячим, сладковато-вяжущим глотком, я возвращался по своим «вешкам» уже почти в темноте. Вспомнил о том, что почти на ощупь прошел мимо автобуса с коричневыми окнами и «беспокойной» машины, я уже далеко за линией из красно-белой пластиковой пленки. И если раньше бы меня прошибло холодным потом, то теперь я воспринял этот факт почти спокойно, с каким-то тупым равнодушием. Во сне теперь будет страшнее – жаль, суждено мне высыпаться не каждую ночь. Но тут уж ничего не поделаешь – фриланс имеет свои издержки.

* * *

– Ай, хорош! – Паня ухмыльнулся, глотнул пива из тяжелой запотевшей кружки и откинулся в дачном кресле. – Ты себя в зеркало вообще видел, нет? Пацаны тебя чуть не пристрелили, думали, ты типа зомби. Что, так три дня и сидел в кустах?

– Извиняй, позвонить не было возможности, – буркнул я, положив на стол два институтских детектора и два ПМК. – Твои орлы сразу и свалили на четыре дня. Ждал.

– Сам просил столько. – Закос пожал плечами. – Думал, ребята там неделю торчать будут, что ли, и тебя сторожить, переживать, типа, и волноваться? Ваще дебил? Ладно… Обшмонать красавца. Мож, он чего заховал. Гостинчик какой из Зоны небось себе оставил? Я-то вашу тухлую породу знаю, сталкерок.

Мне вывернули ладонь, и по всему телу тошнотворно прогулялись руки братков. Впрочем, я был спокоен – ПМК погибшей сталкерши удалось спрятать заранее, в специально для этой цели оборудованном тайнике у шоссе. Шиш вам, сволочи, а не гостинчик из Зоны.

– Бугор, чертила пуст.

– Ну, я и не сомневался, – вздохнул бандит. – Давай, выкладывай, что там с товаром.

– Накрылся медным тазом ваш товар. Склад обвалился и частично выгорел. На пути к нему аномалия, пройти через нее нельзя. Совсем.

– Че ты мне баки заливаешь, урод? – Закос опасно прищурился и приподнялся в кресле. – Какая, на хрен, аномалия непроходимая? Откуда про склад знаешь тогда?

– Скачок рассказал.

– Вольтанулся ты, сталкерюга, не иначе. Вот с-сука, а… как же вы меня, уроды, задолбали… какой, к хренам собачьим, Скачок? Ты что, с трупом разговаривал, козлина? Кому ты фуфло толкаешь?..

Я отвернулся. От этого разговора уже начало мутить.

– ПМК Скачка на столе. Глянь последние записи. Там к тебе обращение. Посмертное, так сказать, видео.

Что-то в моем голосе заставило бандита притихнуть. Он поиграл скулами, затем коротко кивнул одному из своих «быков»:

– Бублик, полистай лопату.

Бублик, ухмыляясь, подобрал мини-компьютер, начал возить пальцем по экрану, и ухмылка вдруг исчезла. Бандит побледнел, затем отвернулся, и я услышал тихий изумленный мат. Закос рывком поднялся, отобрал ПМК, быстро взглянул, затем долго, внимательно смотрел на меня. Мне доставило искреннее удовольствие увидеть настоящий, слабо замаскированный страх и недоумение в глазах Пани.

– Да твою ж мать… сука, я думал, брешет сталкерье… в натуре это Скачок…

Закос хлопнулся в кресло, поправил очки и надолго задумался.

– Слышь, Бублон, ты это… водочки принеси, ага. И приведи «главбухтера» нашего, с ним перетереть надо. И давай мухой, одна нога там, другая здесь.

«Заказ» принесли быстро. За «быком», который, словно официант, ловко тащил поднос, быстро ковылял Валентин Саныч. Паня, отодвинув стакан, приложился прямо к горлышку экспортной «Пшеничной» и почти задумчиво начал глотать водку до тех пор, пока бутылка не опустела почти наполовину. Приведенный бухгалтер робко улыбнулся.

– Здра… здравствуйте всем. Ну… что? Нашли вы груз, да? Отмечаете уже? Это хорошо…

– Нашли, нашли, Валентин Саныч, – печально проговорил Закос, поставил бутылку и медленно поднялся с кресла.

– Ну, так это же просто здорово, не так ли? – Бухгалтер суетливо оглянулся, зачем-то прижал руки к груди. – Я правда рад. Очень, очень рад…

– А уж как я рад, ты себе и представить не можешь… – так же грустно пробормотал Паня, вытаскивая из-за ремня брюк небольшой никелированный пистолет, похожий почему-то на зажигалку. Тихонько щелкнул затвор.

– Ну… ну, я это… могу идти, да? – Валентин Саныч смертельно побледнел, глядя на оружие. – Я ведь… больше… вам не нужен, да?

– Да, больше не нужен, – флегматично согласился Закос и, не глядя, два раза выстрелил в бухгалтера. Тот неловко попятился, несколько раз хрипло вздохнул и попытался сесть на садовую лавочку.

– Это… как же так?.. – совсем тихо прошептал он и неловко повалился на бок.

– Там, в лесочке, оформите захоронение, как обычно. – Паня снова взялся за бутылку. – Ну а ты че волком смотришь? Наука уже выветрилась, придурок?

– Сволочь ты, Закос. Как есть сволочь.

– Знаю. Еще претензии есть? – Бандит убрал пистолет. – В общем, слушай меня внимательно. Что со сталкеров ты вещички принес, то я ценю… И то, что ты, падла сталкерская, смелый не в меру, до борзоты, ценю тоже. Поэтому живи пока, и друган твой тоже жить будет. Но должок как был за вами, так и остался. Передумал я его прощать, настроение не то. Надо выплачивать… Да, и еще. Ботанику жрать-пить надо? Мы его кормим, поим, подвал он тоже, так сказать, снимает – полный, короче, пансион. И ты не думай, сталкер, что это все бесплатно – за эту неделю тридцать тыщ набежало. Хошь деньгами, хошь хабаром, мне без разницы – я в этом вопросе демократичен. Срок, так уж и быть, до конца месяца. Потом счетчик включится. Ну, давай, скажи что-нибудь. Я в натуре тебе обещаю, что один косой взгляд, одно непочтительное слово или даже рожу недовольной сделаешь, я из этой пушки ему отстрелю коленку. Левую. Усек? Вижу, что усек. Нравится мне с тобой работать, вот честно, ну очень нравится. Отдохнешь чутка, отожрешься с дороги, подходи к веранде. Дельце очередное наклевывается по твоей части, быстрее должок отработаешь – быстрее на волю выйдешь. Бубел! Короче, вот этому товарищу похавать и выпить притарань. Да не сока – ему ща покрепче чего надо, но только так, чтоб к утру не был ужратый. Разговаривать будем.

Паня ушел, а я устало прислонился к стене дома и сполз по шершавой кирпичной кладке. Мутило, хотелось спать, в голове настырно звенело на одной тягучей ноте, и перед закрытыми глазами плавали светлые круги. Попал Лансер. Накрепко попал.

Обед мне привезли из какого-то местного ресторана на такси – борщ со сметаной и грибами был еще горяч, весьма неплохими оказались и три сочные отбивные с картофельным пюре и овощным салатом. Ко всему этому прилагался маленький графин ледяной водки. Несмотря на отвратительное душевное состояние, два дня голодавший организм взял свое, и обед, точнее, ужин я умял с волчьим аппетитом. Водку, которую в «обычной» жизни терпеть не мог даже на дух, тем не менее залил в себя в несколько больших глотков, просто для того, чтобы хоть немного зашумело в голове. В результате это привело лишь к тому, что мрачное отупение последних дней превратилось в едкую, острую ненависть, которую мое нынешнее бессилие только подпитывало. Стоило закрыть глаза, как я видел избитого Ботаника и расстрелянного «главбухтера», а из-за аномальной «стены» на меня снова кидался Скачок, и вместе с воспоминанием даже запах в ноздрях сам собой появлялся – уксусно-прогорклый, тяжелый, который уже ни с чем не перепутаешь и никогда не забудешь. Руками бы удавил Закоса. Шиш бы оттащили меня даже всемером от его тощей щетинистой глотки, а уж я бы позаботился о том, чтоб кадык этой сволочи хрустнул, как зрелая антоновка на молодых зубах. Только бы не сорваться… Гадство, гадство сплошное. Интересно, жив ли еще Ботаник? Или его тоже вот так, как Валентина Саныча, пристрелили, пока я по аномалиям лазил? Мысль о том, что можно было бы попытаться вытащить Бота ночью, сняв охрану, я отогнал – бандитов только возле дома было не меньше двадцати голов, и в самом коттедже точно околачивались «братки», и все при стволах, причем у большинства автоматы. Максимум – успею парочке уродов рубануть по шейным позвонкам, лопатка не подведет, знаю. А что потом? Посекут очередями, «ой» сказать не успеешь. И снова злость, едкая, жгучая, такая, что хочется ходить по комнатухе кругами или даже что-нибудь сломать. Знатная из тебя, Фрилансер, истеричка может получиться от всех этих делов.

– Нажрался? – буркнул вошедший бандит. – У, п-падла… В кайф мне ваще тут официантом работать для всяких лохов… Ну, вякни че-нить! Давай!

Я презрительно отвернулся, только пододвинул к краю столика поднос с грязной посудой. Молодчик что-то неразборчиво прошипел, но объедки унес. В замочной скважине два раза клацнул ключ, и свет выключили. Растянувшись на жесткой кровати, на которой даже не было матраса, я свернул валиком куртку и положил ее под голову. Эх, черт… После Зоны неплохо бы в горячий душ, чтоб как после парной состояние было. Даже грязь там особая, как мне думается, пыль вся эта, споры какие-нибудь, да и просто легче становилось на душе, спокойнее, словно вместе с грязью смывала горячая вода и все те далеко не самые приятные воспоминания. Эх, следак, грамотный ты вопрос задал – какого черта мы все там, в Зоне этой, забыли. Сдается мне, не только в свободе дело, не одна она тебя туда тянет. И не поймешь почему, а манит, как горький наркотик, и чем больше думаешь про Зону, тем сильнее тебя туда влечет. Я вдруг поймал себя на мысли, что если бы вдруг в Москве аномальщина вся разом прекратилась и люди начали возвращаться в свои дома, то сталкер Ланс тут же рванул бы в другую Зону. Только не спрашивайте почему – он вам не скажет. Разве что ляпнет что-нибудь про то, что от Зоны до рая рукой подать, а сталкеры на пути к нему некоторые льготы имеют. Например, в очереди не стоят…

Он и приснился мне в эту ночь, рай тот самый. Странный такой лес далеко на востоке, синеватый, с золотыми холмами и густыми опушками, и небо над ним было утреннее, где солнце плавило металл на гребнях слоистых облаков. Я летел туда, к востоку, стелясь над землей, задевая травы речных лугов в холодной и мокрой предутренней мгле, и свежий туман несся мне навстречу, оставляя на лице зябкие капли. От того стремительного полета к переливающемуся золотом и синевой рассвету я чувствовал странную смесь восторга и печали, радости и одновременно тоски от потери чего-то, мне непонятного и смутного, но от этого не менее желанного. А за спиной оставалась мертвая, глухая Москва, и где-то там шли промозглые дожди, и в черных коридорах покинутых многоэтажек звонко плюхали капли, а синеватый лес с золотистыми, солнечными холмами становился все ближе, и где-то там под кронами рассветных деревьев гуляла задумчивая Челка, встретившая наконец своего Викинга. И неизвестная мне еще девушка, смеясь, ответит на вопрос, как же ее все-таки звали и почему она завела электронного кота на мини-компьютере ПМК. И я цеплялся за ускользающий, растворяющийся сон, пытаясь все-таки успеть долететь и спросить, увидеть, но сказочный лес, залитый золотом и небесной синевой, уже исчезал в туманном вихре…