Текст книги "Лоханка"
Автор книги: Сергей Калашников
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Сергей Калашников
Лоханка
Глава 1. Знакомство
– Назовите свои фамилию, имя и отчество, – мужчина в гимнастёрке обмакнул стальное перо деревянной ручки в простенькую стеклянную чернильницу-непроливашку и посмотрел мне в глаза. «Проницательным взглядом майора Пронина», – пришло вдруг на память.
– Не знаю, право, как обращаться… – замялся я, всеми силами стараясь изобразить на лице смущение. – … но только не помню я ни первого, ни второго, ни третьего.
Проницательный взгляд изменился. Теперь он сделался недоверчивым, отчего стало ясно – дольше тянуть паузу и ждать «правильных» вопросов мне не следует – могу нарваться на новые неприятности, хотя мне и предыдущих пока более, чем достаточно. Поэтому я принялся сбивчиво «объяснять»:
– Очнулся на берегу весь мокрый. В карманах пусто, никаких вещей при мне нет. Продрог, комары жучат, и ни души вокруг. Кто я, откуда, как сюда попал – ничего не помню. А тут ещё и рвать меня стало водой, и в груди ломит…
– Когда это случилось? – перебил мужчина.
– Так сегодня утром. Как раз рассвело и уже солнышко всходило, – заторопился я с объяснениями.
– И где ты в это время был? – а вот теперь во взоре виден проблеск понимания.
– Как место называется – не знаю. Я оттуда шёл вдоль речки справа от неё. Там ещё тележная колея появилась, так по ней до самого села и добрался. А уж потом по улицам и к пристани подался – её издалека видать. Ну а там уже вы меня и повстречали.
Мой собеседник на минутку призадумался, повертел в руках ручку, но положил её наклонно, оперев пером о край непроливашки. Встал, обошел стол и оказался у меня за спиной. Хмыкнул и вернулся на место.
– Голова не болит? – спросил он со скучающим видом.
– У меня вообще всё болит, – протянул я жалобно. – Голова тоже.
– Судя по одёже твоей, думаю я, что ты нэпман. Не иначе, ограбили тебя на пароходе – ударили по голове, обчистили и скинули за борт.
– Про одёжу ничего сказать не могу, как и про то, чем раньше занимался, – вздохнул я протяжно.
– Чем занимался – по руке читается, – ухмыльнулся мой собеседник. – Давай сюда ладонь.
Никаких причин отнекиваться я не видел – протянул через стол открытую руку и насладился произведённым эффектом. По профессии я автомеханик, так что и мозоли у меня имеются там, где оставил их инструмент, и въевшееся в кожу масло образует заметные следы.
– Так ты, товарищ, не иначе, из нас – из пролетариев, – отношение ко мне изменилось мгновенно. – Думается мне, из-за одежды тебя бандиты не за того приняли. Небось, на отдых ехал, или в гости. А они, гады такие…
– Так не помню я, товарищ…
– …Агеев я, Дмитрий Иванович, – и посмотрел на меня, будто ожидая, что я тоже представлюсь.
Сокрушённо вздохнув, я пожал плечами.
Агеев тоже вздохнул и принялся за писанину, давая мне время оглядеться. Комната в одно окно обшита изнутри досками и окрашена в какой-то бледный невыразительный цвет зеленоватого оттенка. Кроме письменного стола самого непритязательного вида – короткий рядок стульев вдоль одной из стен, железный шкаф и календарь на стене. Старый добрый отрывной календарь поведал мне, что у нас на дворе июль тысяча девятьсот двадцать девятого года. Значит, мой дед сейчас как раз начинает ползать… но это очень далеко отсюда.
Да уж, закинуло меня, так закинуло. Как чувствовал – нет дыма без огня: коли сочиняют люди книжки про попаданцев – стало быть есть для этого какие-то основания.
Так вот – часов на стене нет, как нет их и на руке моего собеседника. Но до полудня ещё далеко – это я и так знаю, потому что времени после рассвета прошло совсем немного – часа три-четыре.
Что сказать о человеке, задержавшем меня среди базара, что у пристани? Дмитрий Иванович на вид имеет возраст около сорока лет, носит буденовские усы. Обут в сапоги – точно знаю – не кирзовые, но какой кожи, на глаз не определю. Синие галифе и гимнастёрка защитного цвета, перепоясанная обычным ремнём без бляхи. Лежащая на краю стола фуражка имеет след от снятой красноармейской звёздочки. Сама она выгорела до потери определённого цвета, и края чехла у неё заметно опали, прикрывая верхнюю часть околышка.
По всем признакам – человек он штатский, просто такая манера одеваться для этого времени не редкость. Кобура же с револьвером на поясе… получается, что человек при исполнении. Чего он тут исполняет – не ведаю. Я, признаться, и не помню наверняка, какая организация в эти времена главная ответственная за порядок: ЧК, ОГПУ или НКВД. Я и своё-то время не разбирался, в чём разница между СОБРом, ОМОНом и перронным контролем, как и в том, зачем нужны МВД, ФСБ и МЧС. В смысле – зачем они разные.
Ну да, начальству виднее. Моё дело – машины починять.
Пока я осматривался да размышлял, протокол был написан, дан мне для прочтения и подписи. Закорючку, что на автомате вывела моя рука, Дмитрий Иванович внимательно изучил, но ничего определённого по этому поводу не высказал – не угадываются из неё ни фамилия, ни инициалы.
– Во Владимировку съездим, – сказал он удовлетворённо. – Обязательно нужно показать тебя доктору.
То обстоятельство, что здесь в Петропавловке нет нужного врача, меня не удивило. Наверняка речь идёт о психиатре, которого в посёлке при пристани может и не быть. Так что я слабо кивнул, выражая покорность судьбе, и последовал за Агеевым.
* * *
Автомобиль, стоящий в тени тополя меня не удивил. Поражало, скорее, то, что это вообще способно ездить. Созданный, похоже, ещё до Империалистической войны на заводе Руссо-Балт, он должен был уже несколько лет как уйти на переплавку. Тем не менее, машина явно была на ходу. По крайней мене – недавно. Потому что именно сейчас водитель ковырялся в моторе, нелицеприятно о нём отзываясь. Видимо привычный к этой картине, Дмитрий Иванович присел на лавочку неподалеку, не пытаясь подстегнуть события упрёком или окриком.
Ну а я полез помогать – мне действительно было интересно поковыряться в этом антиквариате. Засорившийся карбюратор, если не умничать – обычное дело. Мы с Петром – водителем этого керогаза – успели всесторонне обсудить привычную проблему… ну, и как устроить фильтр тоже придумали. Правда, я не знал, где взять для него фильтровальной бумаги, зато Дмитрий Иванович со своего места «в партере» подсказал насчёт промокашек.
А потом мы поехали. Грунтовая дорога нещадно пылила, через Мурню вместо знакомого мне бетонного автомобильного моста был перекинут узкий настил, положенный на деревянные сваи, зато железнодорожный мост вдали ниже по течению был там же, где и в моё «бывшее» теперь время – я знал эти места по двадцать первому веку и не удивлялся отличиям. Подъем из поймы в степь, прорытый в высоком глинистом обрыве, оказался заметно уже и немного круче, чем «раньше». А потом мы свернули налево и вскоре прибыли в соседнее село, где вокруг базарной площади толпились дома: или целиком кирпичные, или с каменным первым этажом. Большинство – двухэтажные.
Жаркий летний день тут в Нижнем Поволжье, разогнал народ в тень, так что никакого столпотворения не наблюдалось. Флегматичный верблюд жевал что-то, в пыли ковырялись грязные куры, а доктор, к которому мы приехали, был занят. Впрочем – недолго.
Выслушав объяснения Агеева, этот средних лет мужчина деловито занялся мной. Такое впечатление, что психиатры рождаются с молоточком в руках. Этот тоже поводил им у меня перед носом, и по коленке стукнуть не забыл. Осмотрел и ссадину на голове – не зря я старался, наносил её себе сегодня утром… хоть и больно было, но людям для принятия «верных» решений требуются основательные причины. После ряда вопросов, на которые я твёрдо ответил: «не помню», прозвучало заветное слова «амнезия». Признаться, я надеялся, что к этому добавится ещё и определение «посттравматическая», но почему-то не дождался. Некоторое время потребовалось на составление каких-то бумаг. Потом был визит к фотографу, где меня запечатлели и в фас и в профиль.
– В общем так, товарищ! – сказал Агеев, когда со всем этим было покончено. – Пока мы здесь, надо бы выправить тебе удостоверение личности. А потом, как фотографии высохнут, так и вклеим. Сам понимаешь, сколь удобней было бы, окажись при тебе документ. Тем более – память тебя, вишь как подвела. Фамилию тебе дадим «Беспамятный». Ну а имя и отчество – соображай, какие нравятся.
– Так, давай Иваном Сергеевичем назовусь, – ответил я не задумываясь. Дело в том, что это действительно мои имя-отчество. Если так меня и станут окликать, то причин для путаницы в будущем окажется меньше.
– Вот и ладно.
Мы посидели немного в тени деревьев – тут что-то вроде сквера или парка, только очень маленького размера. Потом забрали у фотографа готовые портреты и зашли в одно из учреждений в комнату на первом этаже, где прямо с моих слов мне в два счёта красиво оформили вполне приличную бумагу. А тут и водитель подтянулся – он прошёлся по лавкам и теперь нёс несколько свёртков.
– Вот ещё что, Иван Сергеевич! – с видимым удовольствием обратился ко мне Дмитрий Иванович. – Работать я тебя определю в судоремонтные мастерские. Ну и на квартиру пристрою. Тебе ведь нынче всё без разницы, а жить на что-то нужно. Пусть и с самого начала, но не на пустом же месте.
– Спасибо, товарищ Агеев, – ответил я с обречённым видом, хотя на самом деле был донельзя доволен – мне предложили как раз те самые шаги, делать которые было необходимо в любом случае. А тут, можно сказать, за ручку приводят к нужному месту. Мы ведь когда сюда ехали ещё по острову мимо причалов, я видел десятки мужиков, что на тачках перевозили соль от вагонов на баржи. Это далеко не та работа, выполнять которую хотелось бы всю оставшуюся жизнь. Другое дело – мастерские. Там, конечно, тоже вряд ли имеется существенная автоматизация или механизация, но деятельность типа «бери больше – кидай дальше» меня вообще никогда не прельщала. Монотонный однообразный труд – утомительная штука. Он не обещает ни вдохновения в процессе, ни удовлетворения в финале.
* * *
Обратная дорога через голую степь до спуска в пойму была прокалена лучами жаркого полуденного солнца и покрыта толстым слоем раскатанной в пудру пыли, из под которой местами проглядывала твёрдая корка глины. Плотный непрозрачный шлейф поднимался позади нашего экипажа, а я невольно прислушивался к звукам мотора – его песня для меня – открытая книга. Пусть он стар и сконструирован в незапамятные времена. Пусть уровень компрессии в нём способен вызвать только грустную улыбку, но клапана отрегулированы не слишком хорошо, да и поршневые кольца поизносились. Впрочем, есть ли они здесь, я не уверен. Не заглядывал в цилиндры. А конструкторы прошлого могли думать вовсе не так, как я.
По тому же мостику мы переехали сонную Мурню и быстро добрались до Петропавловки, которую и проехали насквозь, двигаясь вдоль берега просторного затона. Слева, как и в моё время, тянулись одноэтажные домики в окружении садов. Справа – гладь реки, на которой маячила заякоренная баржа, ожидающая буксира. Она низко осела, заполненная Баскунчакской солью так, что вершины горок сероватого цвета виднелись поверх бортов.
Постройки на берегу – сараи, бараки и пара-тройка вполне завершённого вида домиков – это и были судоремонтные мастерские. Тут Агеев «отпустил» машину с водителем. Вернее, он велел Петру куда-то поехать и что-то привезти, но я не вслушивался – дело в том, что трудиться в этом убогом учреждении мне ни капельки не хотелось. Хотя, вряд ли что-то более цивилизованное отыщется здесь прямо сейчас. С другой стороны – не в моём положении особо капризничать – и без того влип по самое не хочу.
Надеюсь, вы меня понимаете: приехал в отпуск порыбачить и «улетел» в прошлое аж на восемьдесят четыре года. Как раз в самые непонятные времена, когда, насколько я помню, начинались индустриализация, коллективизация и масса других событий… что-то даже о голоде припоминается. Нет, дат я не знаю, но общее впечатление такое, что на волне классовой борьбы сейчас происходит масса потрясений. А жить в эпоху перемен – удовольствие сомнительное. Сам-то я в лихие девяностые был ещё пацаном, но и мне впечатлений перепало достаточно. Ну, когда в семье царит чувство неуверенности в завтрашнем дне – это напрягает не по детски.
В общем, вместо того, чтобы прислушиваться к чужим разговорам, я брал себя в руки и справлялся со внутренним протестом. Потому, что не заслужили мои спутники инсценировки в стиле: «ах какой я весь из себя несчастный» – они помогали мне деловито и целеустремлённо. Для жителя крупного города страны, вставшей на рельсы капиталистического развития, это не слишком характерно – уж поверьте мне. Но в глубинке люди другие даже сейчас… то есть, не прямо сейчас, а там, в будущем. А уж нынче… впрочем, как говорится, будем посмотреть. Я тут – человек новый.
* * *
– Механик, говоришь? Это хорошо, – плотный дядька во френче привычным жестом поправил пенсне и принялся листать лежащую перед ним на столе амбарную книгу. – Механик, это хорошо. Так ты, Иваныч, рекомендуешь, значит, товарища Беспамятного, – и отследив согласный кивок Агеева, заключил: – Тогда, Иван Сергеевич, завтра приходи по второму гудку. Отыщешь мастера Маркелова и скажешь, что направлен к нему в бригаду. Сейчас познакомить вас не могу – на плашкоуте они. Но поутру будут здесь.
Крепыш отвёл меня в соседнюю комнату, совершенно пустую, зато с зарешёченным окошком в стене, куда и постучал, а потом и бумажку туда засунул:
– Выдай, Клавдия, подъёмные новому работнику.
Мне отсчитали несколько древнего вида купюр, за которые я тут же расписался, и более не задерживали.
Любопытно тут. Ни страха перед чекистами, ни опасения нарваться на мошенника, ни бюрократической волокиты – устройство на работу не потребовало и десяти минут. Впрочем, как я понял, ходатайство Агеева избавило меня от любых лишних вопросов – он тут человек известный и авторитетный.
Дальше шли пешком, удаляясь от берега по деревенской улице. Плетни и тын сменяли друг друга, докладывая о состоятельности хозяев. Деревянные бревенчатые дома выходили на улицу небольшими затейливо изукрашенными крылечками. Впрочем, выглядели они так, как будто никто ими не пользуется – неподалеку всегда имелась калитка в изгороди с протоптанной к ней тропой. Часто во дворах присутствовала и вторая постройка жилого вида – мазанка. Их в моё время называли летними кухнями. Встречались и дворы, где дом только строился.
Куры бегали, иногда доносились и «ароматы» свинарника. На некоторых подворьях хлопотали хозяйки, провожавшие нас любопытными взглядами. Мы здоровались со всеми без разбору.
Минут через десять неспешной ходьбы, уверенно отрыв калитку, Дмитрий Иванович вошел на неопрятный участок:
– В паводок хозяин здешний в сети запутался, да и утоп. Жил он бобылём. Так что – устраивайся пока. А там видно будет – может наследник какой объявится, или ещё что. Тогда и сообразишь… – он не договорил, что мне такое придётся соображать, а попрощался и ушёл.
* * *
Дома на этом участке не было – только мазанка в глубине огороженной расхлябанным плетнём территории почти у задней его границы. Стёкла в окнах целые. В дверных петлях, что для навесного замка, продета проволочка, концы которой пропущены через свинцовую пломбу. Очень железнодорожно эта конструкция выглядит. Отломать этот запор оказалось минутным делом. А потом шагнул сразу в комнату – никаких тамбуров или сеней здесь и в помине не было. Размер примерно три на три метра. Кровать, столик под окном. Колченогая табуретка. Посередине кирпичная печка – скорее маленькая дровяная плита для приготовления пищи, чем отопительное устройство. По стенам развешана одежда.
Скромнейших потребностей человек обитал тут раньше, чистый аскет. На полочке жестяная коробка с солью, да бутыль растительного масла с толстым плотным осадком на дне. Сковорода с ручкой и три чугунка. Пара ложек, наполовину сточенный нож и пяток толстостенных фаянсовых тарелок, не принадлежащих одному сервизу. Собственно, обнаружив их я вспомнил, что с самого утра ничего не ел. А картофельные кусты, торчащие из земли на участке – видел.
В сарае, что находился под одной крышей с «жилой частью», разыскал лопату и тут же обнаружил ещё одну печку-плиту совсем маленького размера. В колодец заглянул – есть вода. В общем, наварил картошки в мундирах, сдобрил пахучим подсолнечным маслом, посолил по своему вкусу и хорошенько заправился. А потом и прилёг поверх закинутого какой-то ветхой, но чистой тряпкой матраса: и жарко, и устал, и изнервничался… да и предыдущую ночь назвать спокойной у меня язык бы не повернулся.
* * *
Ох и выспался же я! Остаток дня, вечер и всю ночь дрых, как из пушки. Проснулся свежим и озабоченным – как бы на работу вовремя прийти. Агеев говорил – по второму гудку. Нет, не Агеев, а тот, во френче. Думаю – начальник мастерских. Может, и не самый главный, но всё равно – заметная личность. Ну да ладно – познакомлюсь ещё с людьми. А пока – почистил несколько оставшихся со вчера варёных картофелин, перекусил и услышал гудок. Думаю, что это был первый, а мне нужно ко второму. До мастерских идти минут десять, а сколько времени проходит между сигналами? Не знаю. Но вряд ли меньше получаса. А нужно ещё подумать о том, как одеться – спецовки-то мне никто не выдал, и вообще я не знаю, как тут это дело поставлено. Мужчины обычно носят что-то вроде пиджачной пары, только вот брюки с верхней частью этого костюма не особо-то совпадают. На ногах чаще всего сапоги или ботинки.
На мне же прямые летние брюки серого цвета и голубая выцветшая рубашка с короткими рукавами и двумя нагрудными карманами. Ткани на них, по сравнению с теми, что нынче носят, значительно тоньше и качественней – это сразу бросается в глаза. Кроме того сланцы на ногах – не та обувь в которой стоит расхаживать среди железа.
В общем – покопался я среди развешанных по стенам вещей – старая сатиновая косоворотка с залатанными на локтях рукавами и штаны темной материи, без видимых следов износа, пришлись вполне удачно. Башмаки тоже оказались впору, только были они изнутри жёсткими и колючими. Это потому что рассохлись, ну и без носков. Головной убор свернул себе из газеты – лежало тут несколько штук. Правда получилось у меня только с третьего раза – ломкая нынче бумага и рвётся легко. А, может, просто состарилась от долгого лежания.
Выбрался на свежий воздух – у соседей во дворах отчётливо слышится шевеление. И справа и слева тоже люди собираются на работу. Умывальник брякает, тянет съестным. Ясное дело – поздоровался, назвал себя, выслушал ответные приветствия, да и пошёл потихоньку в сторону мастерских – я ведь пока ничего тут толком не знаю, ориентироваться во времени – и то не умею. А опаздывать нехорошо. Не стоит дразнить судьбу – вчера она была ко мне благосклонна.
* * *
Что рассказать о своём первом рабочем дне на новом месте? Да ничего особенного – приняла меня бригада в качестве самого главного по части подать, принести или подержать. Лет-то мне и двадцати пяти ещё нет, а отросшая за время отпуска короткая бородёнка никого не введёт в заблуждение. Мы копались в машине причаленного к берегу колёсного буксира – шатуны, трубопроводы, сальники, золотники. Собственно, разобраться в этом хозяйстве больших проблем не было, но об этом меня никто и не спрашивал – я тянул или толкал то, что указывали – мужики не хуже меня понимали, что тут да как. Где рычагом, где талью, а то и кувалдой. Не заметил, как и рабочий день закончился.
Вечером зашёл в магазины, что возле пристани – купить зубную щётку. А они тут деревянные из настоящей свиной щетины. И зубной пасты нет – только порошок. Мыла два сорта – хозяйственное и банное. И совсем не продают мочалок. Бритвы исключительно опасные, те самые, вроде складного ножика. Поглядел я на них и решил, что борода мне к лицу. Буду дальше отпускать. Чайник купил, заварки, пару кружек, а потом притормозил – не такие уж большие деньги мне выдали в качестве подъёмных. В общем – двинулся домой, с хозяйством знакомиться и осваиваться, да и с соседями пообщаться нужно.
Тут ведь не город, где соседа по лестничной клетке можно не встречать годами – всё иначе. Заодно выяснить, когда копать картошку и как её хранить, потому что подвала у меня нет. Где брать дрова, как приобрести кровельный материал – а то крыша не внушает доверия. В общем – забот у меня теперь много. Пусть и без скотины, но целое хозяйство.
* * *
В мастерских я потихоньку освоился. Тут основных специальностей три. Плотники – это если деревянное судно в ремонт приходит – тут уж им куча работы. Клепальщики – по железным корпусам трудятся. Ну а мы, механики, чиним всё остальное. Тут тебе и рулевое управление, и машинный телеграф, и переговорные трубы. Случается придёт баркас с дизелем, а бывает и с паровиком – я тут, считай, в живом музее техники тружусь. Интересно на работе. Для меня это важно, чтобы не от звонка до звонка, а с желанием и удовольствием. Потихоньку обзавёлся своим инструментом – его неохотно дают в чужие руки. Так что: одно сделал, другое купил, что-то в кузнице по моей просьбе отковали. Зарплата оказалась не слишком маленькой, особенно с учётом огорода и по выходным я рыбку ловлю понемногу.
В обед тут в мастерских обычно или своё едят, из дома прихваченное, или жены приносят мужьям. Да несколько тёток пирожки притаскивают в корзинах на продажу – так я покупаю у одной тощенькой. Насколько эта краля пригожа – сказать не могу. Женщины так обматываются платками, что кроме глаз ничего не видать – солнышко-то тут палит немилосердно, а девки и бабы берегут лица от загара.
А лодку свою, снасти и туристическое снаряжение я домой приволок, как только всё устаканилось. Как раз сарай с навесом подновил, комнату отремонтировал, ну и спрятал всё как следует – нечего мне тут людей смущать камуфляжной одеждой, мобильным телефоном или планшетником, не говоря о разборных вёслах из алюминиевого сплава, да ещё с пластиковыми лопастями. Спокойно тут живётся, неторопливо. Пастилы насушил из яблок со своих деревьев, чернослива, кураги. Балычков навялил. Погреб вырыл, да картошечки туда заложил килограммов полтораста – я ведь один живу, мне хватит. Тем более, что и муки и круп тоже сделал небольшой запасец. Я бы и макаронами не побрезговал, но на прилавках их не увидел, а спрашивать побоялся – вдруг их ещё не изобрели? А я тут вылезу с непонятными словами.
Могу и мяса себе позволить, хотя оно дороговато. Подумываю ружьишко купить, чтобы осенью настрелять уток. С соседями лажу – я в сарае своём мастерскую потихоньку оборудовал. А людям то поточить что-то нужно, то запаять, то ещё чего. Нет, денег не беру – зачем они мне, когда то одна соседка яичек подбросит, то другая творожка принесёт. Мужики, если с крупным чем работают, меня на подмогу зовут. А когда мне помощь требуется – так завсегда пожалуйста. Только про обходительность забывать не надо и разговор так строить, чтобы человека к себе расположить.
Это, конечно, и нашем веке не лишнее, но в том темпе, к которому я привык, здесь ничего не выходит. А ведь, если надо чего привезти, необходимо договориться с владельцем лошади и телеги, чтобы он выбрал удобное для себя время – никто тут по первому зову зарабатывать малую денежку не бросается – всяк к себе уважения требует, а пока идет обмен реверансами, прощупывает – чего для себя полезного можно от тебя поиметь. В смысле услуги, конечно.
Вот я и налаживаю людям электропроводку – тут в этом мало кто понимает. А для меня всё привычное – розетку поставить, выключатель перенести или патрон с лампочкой пробросить в нужное место. Правда, провода приходится крепить иначе, да и сами они другие – с тканевой изоляцией.
Тихо тут в двадцать девятом году, спокойно и благостно.
* * *
– А что это ты, Иван, деревья не окопал? – молодуха, чей участок с задней стороны от моего, стоя по другую сторону плетня оперлась руками на его верхнюю кромку и глядит тревожным взглядом, словно чем-то испугана.
Я отложил в сторону отвёртку из походного набора инструментов, что у меня ещё из той, прошлой жизни – со сменными битами – и ненароком надвинул поверх неё лист фибры, с которым работал:
– Так не научил никто, – ответил. – Не знаю, как это полагается делать и когда.
– А чего тут знать? – соседка, а зовут её Анной, даже назад подалась от удивления. – Упавшие плоды собрать, а потом взять лопату и вперёд, чтобы корням дышалось и сорная трава соки из земли не пила в приствольном круге. Чай, есть у тебя лопата? – и слышу, будто намёк какой-то в её голосе.
– Должна быть, – отвечаю. – А не взглянешь ли ты на неё опытным взглядом, не подскажешь ли, с какого конца браться, да как обращаться с ней?
Теперь гляжу, призадумалась уже женщина. Зыркнула опасливо по сторонам и замерла в нерешительности. Дело в том, что все участки неплохо просматриваются через изгороди и, хотя других соседей в ближней округе не видать, но деревья и кусты могут скрыть обладателя пары любопытных глаз… а ей этого не надо.
– Ты, Ваня, ступай в свой сарай, а я, так и быль, взгляну на твою лопату, – а сама в дровяник свой подалась, что как раз задней стенкой к моему сараю примыкает. Не иначе, есть тут проход, думаю. Ну и пошел, куда послали.
А там вижу, отодвинула Анна доски и неприметно для соседей уже ко мне перебралась:
– Так будем лопату смотреть? – и глядит встревоженно.
Сама она – совсем девчонка ещё. Лет девятнадцать или двадцать. Росту и сложения среднего – всё при ней. Какова с лица – не скажу. Платок накручен так, что только щель для глаз оставлена. Но мне это сейчас не так уж интересно – я руки ей положил пониже талии и к себе потянул – очень уж прозрачно она дала мне понять, чего хочет. Так я тоже не против, а очень даже готов.
Огладил руками выпуклые места – чувствую, разгорается моя неожиданная благодетельница. Подсадил я её на верстак, подол приподнял, да и порадовал, чем мог.
– Быстрый ты, – только и сказала она мне. Соскользнула вниз, обняла благодарно, и нырнула обратно к себе.
Почесал я в затылке – уж как-то очень непривычно, оказывается, делают это самое тут в двадцать девятом году. Но ничего говорить вслед не стал, кроме:
– Спасибо, милая! Заглядывай, если что.
Посмотрела она через лаз уже со своей стороны, молча кивнула и ушла. Наверное показалось – ничего ведь не разглядишь из-за платка – но, почудилось, будто на глазах у неё блеснули слёзы.
* * *
Соседка эта, если муж ейный был в рейсе, с того случая меня навещала. Рассказала, что лаз в стенке ещё предыдущий хозяин моего нынешнего дома оборудовал. Он вообще-то пьянчужкой жил, рыбку ловил, продавал да пропивал. Залезть к соседям и что-нибудь слямзить грехом не считал. Хотя, дырку эту я не обнаружил когда ремонтировал сарай – аккуратно сделана.
Участок я прибрал, огород обиходил, деревья окопал, бурьяны извёл – помогал в своё время родителям на даче, так что в основах земледелия разбираюсь. Силёнок у меня достаточно, руки не обе левые – так что устроился, не хуже других. Водопровод, канализация и центральное отопление постепенно забываются, как и телевизор, надоевший мне ещё в прошлой жизни.
А с Анной мы, время от времени, грешили по-быстрому. Она всегда приходила неожиданно буквально на несколько минут и торопилась обратно. Мужа её, Никодима, я видел издалека – он не в наших мастерских работал, а где-то на реке. Видный парень, заметно старше меня, но представительный. И чего бабе в нём не достаёт? Ну да мы об этом не разговаривали с ней – всегда торопились и редко когда каким словечком перекидывались. У меня даже сложилось впечатление, будто мы делаем какое-то важное общее дело, словно товарищи по работе.
С другой стороны эти тайные от всех и ни к чему не обязывающие отношения устраивали меня наилучшим образом – заводить семью я не намеревался.
* * *
В мастерские пришел новый заказ. Не на ремонт судна, а на изготовление лоханей для… то ли бетона, то ли раствора цементного. Где-то в Сталинграде нынче идёт большое строительство – туда и потребовалось этакое оборудование. По существу – просто большое корыто с ушами по углам, чтобы можно было зацепить краном и подать куда следует. Начальник наш собрал работников и воодушевил на помощь строителям тракторного завода. Потом ещё секретарь партийный его поддержал, ну а мы, как положено, похлопали. Хотя работа тут была только клепальщикам – остальные-то не причём. Ну а чуть погодя – скандал – в том месте, куда сходятся сразу три плоскости – то есть в углах, получилась течь.
Не, ну и какая, спрашивается, проблема? Заткни дырку чем попало, замажь хоть соплями, и после начала применения цемент всё равно это место намертво запломбирует. Да только слышу, как дядька в кожанке, что приехал принимать работу от заказчика, директора нашего в конторе кроет за безответственность, вредительство и отсутствие партийного чутья. Мужики наши, ясное дело, сочувствуют своему начальству и кувалдами пытаются грозу от его головы отвести – щели заплющить, зачеканить. Да только лист наш – самый тонкий – шесть миллиметров толщиной. Слабым ударом его не проймёшь, а сильным недолго расшатать соседнюю заклёпку – в общем можно сдуру наделать большой беды.
Тут я возьми и ляпни:
– Здесь бы электросваркой…
– А где мы сварщика возьмём? – взбеленился наш бригадир дядя Вася Маркелов.
– А что, разве в мастерских есть аппарат? – вот как-то так меня стрельнуло в этот момент, потому что не об отсутствии трансформатора речь зашла, а о специалисте.
– Есть, – говорит, – техника. Да вот работать с ней никто не умеет. Послали мы человека на учёбу, а только не вернулся он – его на тамошний завод направили по комсомольской линии.
– Да чего тут уметь, – отвечаю. – Было бы чем, а сделать – не проблема.
Мигом притащили со склада здоровенный металлический ящик с торчащей через стенку эбонитовой рукоятью. Ну, с проводами уже мне самому пришлось возиться, электроды разыскивать, маску – всё имелось, но лежало под замком в добротном сарае. А через часок-другой я в лучшем виде обеспечил герметичность всех лоханок.
Нет, я не сварщик, если говорить всерьёз. Но умею маленько – каких только навыков не нахватаешься, когда занимаешься ремонтом автомобилей!
* * *
Вообще-то в моём положении сидеть нужно тихо и не привлекать к себе внимания. То есть – ходить на работу, копаться на огороде да рыбку ловить. В крайнем случае можно запереть дверь, занавесить окна и поиграть в игры на планшетнике – есть у меня с собой несколько особенно полюбившихся бродилок-стрелялок. Или почитать – книжек тоже накачано прилично. Вообще-то этот девайс я прикупил для работы – тут у меня каталоги запчастей, адреса поставщиков, записи, справочные материалы по некоторым хитрым приемчикам насчёт восстановления деталей после износа, рецепты нескольких мастик… да много чего накопилось за годы работы и так называемого технического творчества.