Текст книги "Оператор совковой лопаты"

Автор книги: Сергей Калашников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 17. Последний штрих

   Про баньку Мишка совсем не подумал. Пока было тепло – речки ему хватало. А нынче помыться решительно негде. Он ведь, когда гостя принимал, никакого запаха не почуял. Ни псиной, ни кислятиной от визитёра не пахло. А вот собственные ароматы ощутил. Не самые благозвучные, кстати. И ничего подходящего не приготовлено. Без парилки он обойдётся, но теплый закуток со стоком, куда уйдет то, что набрызгается при мытье – это требуется немедленно. В холодных сенях он давно поставил печку, чтобы до начала больших морозов можно было здесь готовить, а то в тёплой части жилища уж совсем сумрачно. Не в том смысле, что темно – окон то у него нигде нет. Там просто стены как-то давят. Или это такое впечатление из-за близости бревенчатого наката? А может быть, руки помнят, сколько земли он сверху насыпал?

   В общем, хоть и готово всё для жизни в тёплом отсеке, но заходит туда Мишка только по делу. А обитает в полухолодной части, где достаточно тепло, пока нет морозов. И совсем не тесно. И между стеной и печкой пространство подходящее. Поднять здесь пол на двадцать сантиметров утрамбовывая глину на откос – работы на пару часов. Два плетня соорудить да куски коры к ним изнутри приладить на те же мочальные верёвочки, лавочку собрать, подставку для горшка с горячей водой, трапик под ноги связать – вот и вся банька.

   Сразу и опробовал. А вот лезть в эти штаны такому чистому – ну совсем неохота. Постирал с золой, выполоскал. Хорошо, что он сюда жёлоб от своего ручейка проложил, незачем из тепла в эту промозглую сырость выскакивать. Посдит в тепле, глядишь и пройдет у него простуда, наконец-то.

   Если уж на то пошло, он еще одну канаву позднее прокопает, немного глубже. И оборудует её специфически. Чтобы и по санитарно-техничекским вопросам иметь подходящие условия в пределах ограниченно отапливаемого объёма. В морозы-то, когда ручеёк замёрзнет, конечно, вернётся к характерному для дикой природы способу оправления естественных надобностей. А пока холодов настоящих нет, он может себя и побаловать.

   Завтра этим займется, когда одежда высохнет. А пока его дело – печку топить и не мёрзнуть. Ни одной нитки ведь нет на теле.

***

   Желание быть чистым привело Мишку к неважным последствиям сразу после его реализации. Стихавший помаленьку кашель возобновился с новой силой. Буквально выворачивало порой. Так и сидел в помещении, никуда не высовывался. Хорошо, что дрова не все закончились и съестные припасы в достатке. Погода нынче совсем нехороша. Дождь буквально висит в воздухе занудливой дымкой. Ветра нет, но воздух отнимает тепло сквозь тонкую спецовочную куртку, футболку и две потёртые кроличьи шкурки.

   А ему худо. Всё валится из рук, буквально вышибаемое сотрясениями тела при кашле. Дверь, сплетённая из лозы и покрытая корой, не так уж плотно закрывает вход. Сырой, промозглый воздух нет-нет, да и лизнёт по ногам. Носки давно сношены и заменены портянками из кроличьей шкурки. Плохо они защищают. И Мишке плохо.

   В открывшуюся дверь входят двое. Питамакан и неандерталец поменьше ростом. У него в руках два мешка – маленький и средних размеров. А старый знакомец держит большой тюк. В знак приветствия выдал им ленинское определение материи, и неважно разобрал имя второго гостя.

   Питамакан, впрочем, сразу исчез, а маленький гость, положив свою поклажу на пол, захлопотал, распечатывая самый крупный пакунок. Голос его звучал всё время и до Мишки доносился, словно сквозь вату. Поплыл, кажется.

   Потом сильные руки большого неандертальца вытряхивали хозяина дома из одежды, в глотку лилась теплая тягучая горечь из чашки, тело растирали чем-то липуче-щипучим, да еще и пахнущим весьма специфчески. И чего ради, спрашивается, человек строил баню и намывался в ней, если его всего выпачкивают. Потом была уютная мягкость мехов. И ещё одна мякость, но упругая и дразнящая. Под его одеялом оказалась решительно настроенная женщина, и ему пришлось с этим что-то делать. Вспотел и отключился.

Глава 18. Выздоровление

   Проснулся вялым, благостным и каким-то спелёнутым. В одеяло закрутился. Выпутался и, оставаясь на своём топчане, осмотрелся. Дрова в печке горят, но заслонка расколота, так что на месте только её половина. Кирпичи на входе в топку лежат с перекосами и явно не все. На треснувшей плите, облизываемые сквозь щель пламенем, греются два булыжника. Кожаный котёл подвешен на ремнях к одной из жердей перекрытия, и из него идёт пар. Скорее всего, здесь дымно и влажно, но он принюхался ко всему этому, пока спал. К гадалке не ходи – тут похозяйничали дикари.

   Меньший из неандертальцев в одних штанах сидит на шкуре прямо на полу и кормит грудью маленький мешок, что принёс с собой. Форма груди, кстати, совершенна. И никакой волосатости. Прямые чёрные волосы заплетены в две косы и уходят за спину. Лицо, может и скуластенькое немного, но на человеческий вкус миленькое. Ха! Так Питамакан ему кроманьонку привел. Причём хорошенькую. Это он поначалу, когда смотрел на женщину в одёжке, переусердствовал с методом подобия. Болел, наверно.

   А молодая мама поковырялась палочкой в кожаном котле и на куске коры протянула ему какие-то комки. Что она сказала – не понял. Следил за тем, как управляется одной рукой – свёрток-то с дитятей так и не отпустила и кормление не прервала.

   Похоже на отварную печень. Нежненько так.

***

   Прежде всего, выяснил, что зовут кроманьонку Айн. Имя, как имя. Только вот короткое уж очень. Явно ведь одно слово на ихнем языке. Питамакан – это может быть и целое предложение. Что-нибудь вроде: «Горный орёл на вершине Кавказа». А здесь, наверное «Крыса», или «Белка». А может быть «Полено» или «Камень». Дикари метко друг друга называют, как он читал.

   Первым делом обучил это слегка разумное существо обращению с печкой и приготовлению пищи в горшках, а не в кожаном котле, куда забрасываются нагретые в пламени камни. После чего был напоен горечью, на этот раз в виде растопленного жира, пахнущего всеми клоаками мира, натёрт щипучей мазью с не менее выразительным букетом. Затем – сеанс физиотерапии.

   Нельзя сказать, что Мишка почувствовал себя изнасилованным, но стимуляция к нему была применена энергичная, что привело к активным согласованным действиям, после которых он стремительно отключился. Шаманизм, однако.

***

   Следующего сеанса лечения ждал даже с некоторым нетерпением. И не разочаровался. С женщиной старался обращаться поосторожней, отчего процедура потребовала заметно меньшего напряжения и, кажется, доставила «лекарю» чувство удовлетворения от содеянного.

***

   Болеет Мишка в теплой части своей землянки. Дверной проём занавешен тяжелой шкурой, а не хлипкой дверкой. Ровно и бездымно горит печка. Восстановил он её, поправил вывороченные кирпичи. Керамические заслонка и плита у него нашлись запасные. Конечно, трещинки пошли по невысохшей после ремонта глине, но это – чисто внешние несовершенства. Тяга хорошая, дым в помещение не прорывается.

   Дикарка его удивила. Прокопала канавку от входа к топке, накрыла сверху кирпичами, что лежали под навесом, и заровняла пол глиной. Понимают кроманьонцы в том, что пламени требуется воздух. И вентиляция работает, и в землянке сухо и тепло. Отблески пламени из не совсем плотно прикрытой топки дают скудное освещение, однако ориентироваться можно. Пища готовится в горшках. Преимущественно мясная. Айн после Мишкиного показа частенько тушит мясо, прибавляя к нему корешки, которых он так и не разыскал, а вот местные повара с их свойствами знакомы и применяют широко.

   А ещё его порадовала каша. Невкусная, если честно. Крупноваты зёрна, хотя сварена мягко, даже до сопливости. Но вкуса нет. Пустота. Соль это дело слегка поправила, хотя и не кардинально. Организм, однако, наплевал на отношение хозяина к продукту, употребил его полностью, и сыто рыгнул.

   А здоровье и силы к нему возвращаются. Мишка не дурак, чтобы капризничать при приёме горьких лекарств или едких натираний. Всё принимает стойко и ждёт очередного сеанса физиотерапии. Правда, с этим "лекарь" почему-то не торопится. Питамакан, кстати, совсем на глаза не появляется. Спросил про него, как мог, полюбовался на грациозный жест, вроде как: "А нету". Кое-какие слова он начинает понимать, но не уверен, что верно.

   Нос стал прочищаться и перестал свербеть. Кашель сделался редким и результативным. Голова прояснилась. Жизнь налаживается. Айн помогла ему вымыться в его злополучной баньке, но дело это прошло без игривости. А потом обрядила в полную дикарскую амуницию. Кожаные штаны – мягкие и просторные, и кожаную рубашку вроде футболки у горла, однако с расклешеными цыганскими рукавами без манжет. Кожаные же калошки на ноги. Сама она также одета.

   Ещё показала, где висит тёплая куртка с мехом. Вместо застёжки, как он поначалу подумал, впереди завязки. Ни шапки, ни капюшона в составе амуниции не предполагалось.

   В её свёртке-мешке содержится мальчишка явно человеческого племени. Сидеть не может, но головку держит и поворачивается на звук или движение. Звуки всякие издаёт. Писает и какает в пучок пакли, что привязывает к его попе Айн. Прототип памперса. Пацану редко предоставляется хотя бы малая толика свободы. Обычно участь его печальна – мешок, что болтается у матери за спиной или подмышкой. Изредка кладут на шкуру, что лежит на полу и служит его мамочке для сна. Он тогда шевелится и, случается, переползает на животе. Так, чуть-чуть.

   Кажется, что родительница уделяет сынуле маловато времени. Дрова таскает, готовит. Много у неё хлопот. Вот долго разглядывала его лук. Поколдовала со стрелами в районе оперения, потом разразилась длинной непонятной тирадой, выслушала в ответ таблицу умножения на три, удовлетворённо улыбнулась и, затолкав отпрыска в мешок, оделась, забрала лук и удалилась.

   Потом кормила больного свежеприготовленной печенью, скоблила под навесом шкуру его костяными скребками. Небольшого оленя добыла. Сходила в лес, подстрелила и принесла на правом плече, а на левом – сумку с сыном. И лук со стрелами в руках. Ничего лишнего – кошелёк и авоська. Вроде – на рынок отлучилась.

   Олень действительно совсем крошечный, килограммов тридцать, не больше. А ведь лук Мишка под свою силу рассчитывал. Он, хоть и не богатырь, номальную для мужчины силёнку имеет. И то, что кроманьонка тетиву натянула, а потом сняла – это знак. Знак того, что физически доисторическая девчонка ни в чём ему не уступает. И вообще, живёт она здесь. Причём с тем, с кем пожелает.

Глава 19. Ухаживание

   Здоровье к нему возвращалось постепенно. И силы свои он тратил на ухаживания. Как полагается обхаживать дикую первобытную женщину – точной информации не было. Поэтому действовал в духе своего времени.

   Отковал и снабдил крепкой рукояткой отличное шило. Был у него какой-то ненормальный негнучий гвоздь, вот его и пустил в дело. Айн искусно оплела рукоятку ремешками и с удовольствием пользовалась подарком при шитье.

   Изготовил шило с крючком из самого длинного из сохранившихся гвоздей. Дважды переделывал, отчего избыток длины оказался утерян. Без надфиля, с молотком и шершавым камнем задача головоломная. Девушка выглядела довольной. Она ведь много со шкурками работает. Стальной крючок крепче костяного и ухватистей.

   Сделал отличный ножик с удобной ручкой и маленьким лезвием. Постоянно ведь кожи кроит. Причём вырезает фигурно. Заработал улыбку.

   А еще Айн оказалась лакомкой, так что варенье всё перевёл на её угощение. И орешки с сушёными ягодами для неё растирал, очень эта композиция дикарке нравилась.

   С сынишкой её подружился. Кроме кормления грудью всё для мальчишки делал. Играл, менял промокшую паклю, мыл, когда случалось... ну бывает с мелюзгой, чего уж там. Кстати, паклю эту, когда испачкается, не выбрасывают, а стирают и просушивают. Потом потрепать чуток – и снова в дело. Запасы её велики, но конечны. И вообще, это явно какой-то мох, только обработанный. Может быть варёный.

   А ещё Мишка не стеснялся и пищу приготовить, и посуду помыть. Начал эксперименты с глинами. Замачивания, взбалтывания, осаждения, добавки всякие добавлял. Песочек там, молотые кости, золу. Рецептуру протоколировал на листах коры, образцы помечал. Самих глин у него было три сорта из разных мест, так смешивал в нескольких пропорциях. Налепил изо всего этого разнообразия самых расходных горшочков, что чуть более полулитра, и провёл первый после длинного перерыва обжиг. Несколько рецептур оказались перспективными. Особенно один вид керамики порадовал своей плотностью. Совсем воду не пропускал. Похоже, песочек в толще стенок расплавился и пропитал поры. А может химизм какой-то хитрый.

   Пережёг оставшиеся с осени самородки, наплавил из них лепёшек. На этот раз действовал не кое-как, не с бухты-барахты, а чётко под протокол сделал развесовку угля и огарка, варьируя соотношение. Когда всё переплавил, сравнил результаты по твёрдости. Два варианта сразу выявил. Один для инструментов, второй – если проволоку делать затеет. А тем временем явственно наступила зима. Снежок лёг красиво. Метелей особо не случалось, и морозы не трещали. Однако дров уходило много.

   Айн, оставив сынишку в застеленной тёплыми мехами корзине на попечение мастерующего Мишки, с топором в одной руке, и лопатой в другой, освобождала окрестные леса от валежника. Он обычно включался в работу на этапе транспортировки. Вид девушки, запряжённой в связку хлыстов, его не вдохновлял. Хотя, чаще волокли вдвоём.

   Рубка дров в исполнении кроманьонки выглядела легко и незамысловато. Два толстых почти вплотную растущих ствола, просунутый между ними конец толстенной хворостины, несколько стремительных, с ускорением, шагов в сторону, хруп! Полено готово. Доламывать булыжником ничего не требуется.

   Еще видел, как она длинной кромкой камня стачивала лишнее с черенковой части ножа, прежде чем оплетать её ремнями для оформления рукоятки. Стальная пластина была вставлена в расщеп на боковой стороне полена. После завершения обработки, девушка нанесла несколько ударов камнем по клину, извлекла заготовку, вставила её туда же противоположной стороной и немного покачала клин ударами с разных сторон. Железку зажало, и камень снова заскрежетал по стали.

   Вот, он – умный и просвещённый – тоскует по тискам. А первобытная девчонка ими непринуждённо пользуется. Непрост этот мир. И женщина эта непроста. Сплёл он для неё корзинку. Залюбуешься. Самые тонкие прутики с великой старательностью и фантазией уложил в хитрое кружево. Даже почти не криво получилось. И мочалом ничего латать или скреплять не потребовалось. А к нему под одеяло она так и не забралась.

***

   Зима вступала в свои права неспешно и обстоятельно. Снежок сыпал, морозцы по утрам ощущались. Речка не замёрзла, а на озере лёд образовался только у самого берега. Мишка с санками несколько раз сходил за солью. Растворы потихоньку фильтровались и выпаривались. В холодных сенях, где не забывали топить, сохли штабеля посуды, ожидая загрузки в обжиговую печь. В голове постепенно складывалась конструкция установки для получения древесного угля в существенных масштабах, а то остановится его металлургия. И так еле хватило на плавки, а потом ещё и на поковки немало перевёл.

   Он, определённо поправился. Дома простуды его так надолго никогда не выбивали из колеи. А тут – поди ж ты. С Айн уже получалось немного разговаривать. У Мишки впервые за долгий период появилась возможность общаться. Названия предметов и кое-какие базовые понятия удалось уловить быстро. Дай – возьми. Помоги – отойди. Ешь – пей. Конечно, немного удаётся узнать при однообразной бытовой деятельности. Но, скажем, узнал имя сына Айн. Крян его зовут. А вот что это имя означает, этого вызнать не удалось. Нет в окрестностях объекта с таким наименованием, на который можно указать пальцем. И другими словами объяснить не получается.

   Девушка попыталась описать, но то, что сознание извлекло из её слов, позволило понять лишь то, что речь идёт о живом существе. А вот птичка это, рыбка или зверушка – это он узнает позднее, когда будет знать больше слов.

   Айн собралась уходить. Совсем. На вопрос – почему? – ответила, что она ему, Мишке, не нужна.

   Ну да. Вылечила, дождалась, пока окрепнет. Крупы оставила, небольшой запасец мяса на холоде пару недель полежит. Есть у парня провиант, надолго хватит. А она, вроде как заканчивает командировку, поскольку с заданием справилась. Так он это воспринял. А теперь она возвращается в лоно семьи, Крян-то у неё не от святого духа. Есть где-то тот, к кому она на ночь залезает под одеяло, причём не во исполнение лекарского долга, а по зову... ну, не сердца, может быть. Не верит Мишка во все эти глупости про пылкую страсть или нежную любовь. Считает, что выбор партнёра осуществляется обоими участниками общения на основании соображений, в которых мужчина или женщина, порой, не в полной мере отдают себе отчёт. Но ничего романтического тут нет. Когда гормоны отыграют и мозги прояснятся, остаётся вполне прозаическая причина, или их комплекс.

   С другой стороны, только врачебными функциями цели этого визита явно не ограничивались. Большой запас выделанных шкур, что притащили Айн и Питамакан, активно расходовался здесь на предметы, которые очень кстати. Несколько пар рукавиц. Два фартука, что очень кстати при работе на гончарном круге или у наковальни. А ещё были пошиты штаны на лямках по образу и подобию его спецовочных, даже с парой карманов.

   Идеального повтора не получилось. Все швы – наружу, чтобы не натирали тело. Соответственно, выглядят специфически. Раньше Мишка не задумывался, почему в индейской одежде столько внешних деталей. Особенно бросалась в глаза бахрома, вроде как нарочно, чтобы за всё цепляться. А оно вон что, оказывается.

   Хорошо, что успел выковать для девушки хороший топорик. С отверстием для насаживания на рукоятку, с ярко выраженным тупым бойком вместо обуха, с тонким, но прочным лезвием. Похоже на кухонный топорик-отбивалку. Металла на эту работу пережёг немеряно, калить поковку в огне пришлось многократно.

   Свою исцелительницу провожал с грустью и богатыми дарами. По-человечески, в общем. Для Кряна сплёл удобную корзинку-колыбельку с прочной ручкой и ножками, чтобы возвышалась над грунтом, когда стоит. Самых лучших горшков отобрал, сотейник – глубокую сковороду с крышкой. Отличный котёл с ушами, из которых идёт цепочка, чтобы в пламени не перегорела, для подвеса. Керамика на это пошла сама лучшая. Звонкая, плотная и неколкая. А на звенья для подвесной конструкции извёл весь запасец гвоздей, что были у него. Приберегал он шестидесятчики на крайний случай, а в уши посудины из сотчиков кольца согнул.

   Айн еще попросила кадильце для сберегания огня и трут с кресалом. Отдал самые удачные. И последний горшочек варенья, и мед – его полстакана всего сохранилось. И козинаки, и черники сушеной и ирги...

   Знает Мишка о своей бездуховности, бездушности, скорее. Но он не скотина. И эта очень молоденькая женщина ему самый близкий друг. И плевать на то, как она о нём вспомнит, да и вспомнит ли вообще. Но пусть в её жизни будут маленькие удобства и крошечные удовольствия.

Глава 20. Не скучать!

   О том, как она это дотащит, он, разумеется, подумать не забыл. На берегу озера, что менее чем в километре на противоположном берегу речушки за холмом, в прибрежном лесочке у неё хранится челнок. Установлен на ветках кверху дном. Там же лежат и кое-какие причиндалы, нужные для путешествия. Кожаная покрышка для небольшого шатра – точно.

   Айн с этой лодочки не раз рыбачила. Хоть и зима, и снег лежит, но водоёмы не замёрзли. И лодочка из обтянутых корой прутьев под силу одному человеку. Имеется в виду – взять и перенести. Так что она, когда рыбачила, стреляла из лука в рыб прямо сквозь воду, а потом вылавливала добычу шестом с корзинчатым ковшиком на конце. Такой вот прототип сачка.

   А сейчас, разбив ледяной поясок у берега и затолкав осколки под кромку льда, они спустили судёнышко на воду и обстоятельно его загрузили. На прощание взял девушку за плечи, притянул к себе и чмокнул в носик. Она смерила его удивлённым взглядом, но отругать или стукнуть забыла. Потом он помог ей сесть и оттолкнул посудину, преодолев сопротивление подгруженной кормы, трущейся о прибрежное дно.

   Некоторое время посудинка удалялась по инерции. Потом девушка озадаченно глянула на парня, погрузила в воду весло. Хорошо идет лодочка, гребец, сразу видно, искусный. А лук он себе ещё сделает. Если и не выходит у него ничего путного с охотой, так хоть для забавы постреляет. Должны же быть в жизни хоть какие-то радости. Спорт, например.

***

   Скучать, однако, было некогда. Выяснилось, что всё его металлургическое оборудование устарело. Физически. Износ, называется. Купол воздушного насоса травил воздух так, что совсем уже не дуло. Труба-колонна для плавки осыпалась, А установка по пережиганию золотых самородков покосилась, поскольку основание её размокло, напитав влаги из воздуха.

   Оно, конечно, всё переделывать придётся, но у него теперь целый ряд образцов керамики, которые он сравнил лишь по одному параметру – водостойкости. А тут его термопрочность интересует. И испытывая образчики, он может судить о свойствах материала, только сравнивая его с другим материалом. Ведь объективных количественных данных получить невозможно. Температуру даже нечем измерить. Усилие, например на излом, оценивается исключительно органолептически.

   Как ни крути, а пока стоят холода, и лазить в Золотой Ручей несподручно, нужно хоть подобие метрологии учредить. Длину местные кроманьонцы измеряют в лаптях, это около тридцати сантиметров. В локтях – это около полуметра. И в днях пути – это сильно много. Эталоны, ясное дело, хранятся у пользователей, и применяются ими безотносительно требованиям к использованию поверочных схем.

   Долго соображал, как по кроманьонски назвать метр. На рукоятке лопаты у него имеется несколько рисок, так он от нормального французского эталона отступит только вследствие погрешности измерения, а не в силу использования иных соображений. Потом приложил палку к разным частям тела – всё вышло по прописи. От плеча и до конца пальцев откинутой в сторону другой руки. Распах? Размах? Этих слов он на местном языке ещё не выучил. Но зато это как раз длина стрелы его, то есть теперь уже не его лука. И называется это словом "мет". Отлично. Если и оговорится, путаницы не возникнет.

   Литр и килограмм получились запросто. И назвались легко. Горшок и полено. А потом он измерил плотность образцов керамики. А потом их плотность после суток вымачивания в воде. После недели в воде. Вот и данные о гигроскопичности.

   С температурой всё оказалось сложнее. Кипение воды и плавление воска волнуют его несильно. Вспыхивание сухого ивового прутика – заметно лучше. Набрал в реке разной гальки, следя за тем, чтобы без прожилок была, монолитная, и поиздевался над камушками в горне. Ничего примечательного. Одна, правда, растеклась, в конце концов, а иные потрескались. Зато тот керамический черепок, что по восьмой рецептуре был замешан, засветился. А, когда остыл... ха. Не рассыпался и не подплавился. Он, правда, зараза такая, самый гигроскопичный, так воду в металлургии никто применять не собирается. А вот свечение несложно сравнить с цветами образцов. Образцов чего? Да вот же камушки любых окрасок.

   Отобрал все оттенки от малинового до желтого, включая оранжевые и красные, на черном обугленном брусочке укрепил. Раз – и пирометр образовался. Сравнивай свечение стенки тигля с цветом образца, и принимай решение о том, какая температура достигнута. Отметить, правда, удаётся только одиннадцать значений, точной величины для которых он не знает. Но плавление медной и алюминиевой проволочек, а также стального гвоздя – это уже хоть что-то. Правильных цифр здесь и сейчас никто помнит, но алюминий – это ниже тысячи градусов, медь – выше, а железо – примерно полторы. Три точки для калибровки шкалы из обрезков проводов получились.

   И сразу стало ясно, как всё переделывать. Труба-колонна для плавки тоже выходит одноразовая, её даже обжигать перед использованием не следует, как и плавильный тигель. Просто лепится и хорошенько просушивается. А если вместо тигля вставлять туда обжиговый сосуд с дырявым дном и без крышки, тогда воздух подавать всегда нужно в одно и то же место, в чашу-основание, на которую эта колонна опирается. Перекоммутация воздушной магистрали больше не требуется, а то он всегда с этим делом затруднялся. Трубы-то у него исключительно глиняные.

   И как хорошо, что для перемещения даже самых громоздких элементов его металлургических сооружений достаточно сил одного человека. Они ведь все размером с большой горшок.