Текст книги "Мне осталась одна забава..."

Автор книги: Сергей Есенин

Сергей Есенин
Мне осталась одна забава...

* * *

 
Сыплет черемуха снегом,
Зелень в цвету и росе.
В поле, склоняясь к побегам,
Ходят грачи в полосе.
 

 
Никнут шелковые травы,
Пахнет смолистой сосной.
Ой вы, луга и дубравы,
Я одурманен весной.
 

 
Радуют тайные вести,
Светятся в душу мою.
Думаю я о невесте,
Только о ней лишь пою.
 

 
Сыпь ты, черемуха, снегом,
Пойте вы, птахи, в лесу.
По полю зыбистым бегом
Пеной я цвет разнесу.
 

[1910]

* * *

 
Хороша была Танюша, краше не было в селе,
Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.
У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.
Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.
 

 
Вышел парень, поклонился кучерявой головой:
«Ты прощай ли, моя радость, я женюся на другой».
Побледнела, словно саван, схолодела, как роса.
Душегубкою змеею развилась ее коса.
 

 
"Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу,
Я пришла тебе сказаться: за другого выхожу".
Не заутренние звоны, а венчальный переклик,
Скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.
 

 
Не кукушки загрустили – плачет Танина родня,
На виске у Тани рана от лихого кистеня.
Алым венчиком кровинки запеклися на челе,
Хороша была Танюша, краше не было в селе.
 

[1911]

* * *

 
Матушка в Купальницу по лесу ходила,
Босая, с подтыками, по росе бродила.
 

 
Травы ворожбиные ноги ей кололи,
Плакала родимая в купырях от боли.
 

 
Не дознамо печени судорга схватила,
Охнула кормилица, тут и породила.
 

 
Родился я с песнями в травном одеяле.
Зори меня вешние в радугу свивали.
 

 
Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,
Сутемень колдовная счастье мне пророчит.
 

 
Только не по совести счастье наготове,
Выбираю удалью и глаза и брови.
 

 
Как снежинка белая, в просини я таю
Да к судьбе разлучнице след свой заметаю.
 

[1912]

* * *

 
Задымился вечер, дремлет кот на брусе,
Кто то помолился: «Господи Исусе».
 

 
Полыхают зори, круятся туманы,
Над резным окошком занавес багряный.
 

 
Вьются паутины с золотой повети.
Где то мышь скребется в затворенной клети...
 

 
У лесной поляны – в свяслах копны хлеба,
Ели, словно копья, уперлися в небо.
 

 
Закадили дымом под росою рощи...
В сердце почивают тишина и мощи.
 

[1912]

Ночь

 
Тихо дремлет река.
Темный бор не шумит.
Соловей не поет
И дергач не кричит.
 

 
Ночь. Вокруг тишина.
Ручеек лишь журчит.
Своим блеском луна
Все вокруг серебрит.
 

 
Серебрится река.
Серебрится ручей.
Серебрится трава
Орошенных степей.
 

 
Ночь. Вокруг тишина.
В природе все спит.
Своим блеском луна
Все вокруг серебрит.
 

[1911-1912]

Береза

 
Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
 

 
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
 

 
И стоит береза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
 

 
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром.
 

[1913]

Пороша

 
Еду. Тихо. Слышны звоны
Под копытом на снегу.
Только серые вороны
Расшумелись на лугу.
 

 
Заколдован невидимкой,
Дремлет лес под сказку сна.
Словно белою косынкой
Повязалася сосна.
 

 
Понагнулась, как старушка,
Оперлася на клюку,
А под самою макушкой
Долбит дятел на суку.
 

 
Скачет конь, простору много.
Валит снег и стелет шаль.
Бесконечная дорога
Убегает лентой вдаль.
 

[1914]

С добрым утром!

 
Задремали звезды золотые,
Задрожало зеркало затона,
Брезжит свет на заводи речные
И румянит сетку небосклона.
 

 
Улыбнулись сонные березки,
Растрепали шелковые косы.
Шелестят зеленые сережки,
И горят серебряные росы.
 

 
У плетня заросшая крапива
Обрядилась ярким перламутром
И, качаясь, шепчет шаловливо:
«С добрым утром!»
 

[1914]

* * *

 
Троицыно утро, утренний канон,
В роще по березкам белый перезвон.
 

 
Тянется деревня с праздничного сна,
В благовесте ветра хмельная весна.
 

 
На резных окошках ленты и кусты.
Я пойду к обедне плакать на цветы.
 

 
Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,
Похороним вместе молодость мою.
 

 
Троицыно утро, утренний канон.
В роще по березкам белый перезвон.
 

[1914]

* * *

 
Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.
 

 
По меже, на переметке,
Резеда и риза кашки.
И вызванивают в четки
Ивы – кроткие монашки.
 

 
Курит облаком болото,
Гарь в небесном коромысле.
С тихой тайной для когото
Затаил я в сердце мысли.
 

 
Все встречаю, все приемлю,
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришел на эту землю,
Чтоб скорей ее покинуть.
 

[1914]

* * *

 
По селу тропинкой кривенькой
В летний вечер голубой
Рекрута ходили с ливенкой
Разухабистой гурьбой.
 

 
Распевали про любимые
Да последние деньки:
"Ты прощай, село родимое,
Темна роща и пеньки".
 

 
Зори пенились и таяли.
Все кричали, пяча грудь:
"До рекрутства горе маяли,
А теперь пора гульнуть".
 

 
Размахнув кудрями русыми,
В пляс пускались весело.
Девки брякали им бусами,
Зазывали за село.
 

 
Выходили парни бравые
За гуменные плетни,
А девчоночки лукавые
Убегали, – догони!
 

 
Над зелеными пригорками
Развевалися платки.
По полям, бредя с кошелками,
Улыбались старики.
 

 
По кустам, в траве над лыками,
Под пугливый возглас сов,
Им смеялась роща зыками
С переливом голосов.
 

 
По селу тропинкой кривенькой,
Ободравшись о пеньки,
Рекрута играли в ливенку
Про остальние деньки.
 

[1914]

* * *

 
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты – в ризах образа...
Не видать конца и края
Только синь сосет глаза.
 

 
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
 

 
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
 

 
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.
 

 
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: "Не чадо рая,
Дайте родину мою".
 

[1914]

* * *

 
Я пастух, мои палаты
Межи зыбистых полей,
По горам зеленым – скаты
С гарком гулких дупелей.
 

 
Вяжут кружево над лесом
В желтой пене облака.
В тихой дреме под навесом
Слышу шепот сосняка.
 

 
Светят зелено в сутемы
Под росою тополя.
Я – пастух; мои хоромы
В мягкой зелени поля.
 

 
Говорят со мной коровы
На кивливом языке.
Духовитые дубровы
Кличут ветками к реке.
 

 
Позабыв людское горе,
Сплю на вырублях сучья.
Я молюсь на алы зори,
Причащаюсь у ручья.
 

[1914]

Осень

Р. В. Иванову

 
Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень – рыжая кобыла – чешет гриву.
 

 
Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг ее подков.
 

 
Схимник-ветер шагом осторожным
Мнет листву по выступам дорожным
 

 
И целует на рябиновом кусту
Язвы красные незримому Христу.
 

[1914-1916]

* * *

 
Сторона ль моя, сторонка,
Горевая полоса.
Только лес, да посолонка,
Да заречная коса...
 

 
Чахнет старая церквушка,
В облака закинув крест.
И забольная кукушка
Не летит с печальных мест.
 

 
По тебе ль, моей сторонке,
В половодье каждый год
С подожочка и котомки
Богомольный льется пот.
 

 
Лица пыльны, загорелы,
Веко выглодала даль,
И впилась в худое тело
Спаса кроткого печаль.
 

[1914]

* * *

 
Край ты мой заброшенный,
Край ты мой, пустырь,
Сенокос некошеный,
Лес да монастырь.
 

 
Избы забоченились,
А и всех то пять.
Крыши их запенились
В заревую гать.
 

 
Под соломой ризою
Выструги стропил,
Ветер плесень сизую
Солнцем окропил.
 

 
В окна бьют без промаха
Вороны крылом,
Как метель, черемуха
Машет рукавом.
 

 
Уж не сказ ли в прутнике
Жисть твоя и быль,
Что под вечер путнику
Нашептал ковыль?
 

[1914]

* * *

 
Черная, потом пропахшая выть!
Как мне тебя не ласкать, не любить?
 

 
Выйду на озеро в синюю гать,
К сердцу вечерняя льнет благодать.
 

 
Серым веретьем стоят шалаши,
Глухо баюкают хлюпь камыши.
 

 
Красный костер окровил таганы,
В хворосте белые веки луны.
 

 
Тихо, на корточках, в пятнах зари
Слушают сказ старика косари.
 

 
Где то вдали, на кукане реки,
Дремную песню поют рыбаки.
 

 
Оловом светится лужная голь...
Грустная песня, ты – русская боль.
 

[1914]

* * *

 
Топи да болота,
Синий плат небес.
Хвойной позолотой
Взвенивает лес.
 

 
Тенькает синица
Меж лесных кудрей,
Темным елям снится
Гомон косарей.
 

 
По лугу со скрипом
Тянется обоз
Суховатой липой
Пахнет от колес.
 

 
Слухают ракиты
Посвист ветряной...
Край ты мой забытый,
Край ты мой родной!..
 

[1914]

* * *

 
Тебе одной плету венок,
Цветами сыплю стежку серую.
О Русь, покойный уголок,
Тебя люблю, тебе и верую.
Гляжу в простор твоих полей,
Ты вся – далекая и близкая.
Сродни мне посвист журавлей
И не чужда тропинка склизкая.
Цветет болотная купель,
Куга зовет к вечерне длительной,
И по кустам звенит капель
Росы холодной и целительной.
И хоть сгоняет твой туман
Поток ветров, крылато дующих,
Но вся ты – смирна и ливан
Волхвов, потайственно волхвующих.
 

[1915]

* * *

 
На плетнях висят баранки,
Хлебной брагой льет теплынь.
Солнца струганые дранки
Загораживают синь.
 

 
Балаганы, пни и колья,
Карусельный пересвист.
От вихлистого приволья
Гнутся травы, мнется лист.
 

 
Дробь копыт и хрип торговок,
Пьяный пах медовых сот.
Берегись, коли не ловок:
Вихорь пылью разметет.
 

 
За лещужною сурьмою
Бабий крик, как поутру.
Не твоя ли шаль с каймою
Зеленеет на ветру?
 

 
Ой, удал и многосказен
Лад веселый на пыжну.
Запевай, как Стенька Разин
Утопил свою княжну.
 

 
Ты ли, Русь, тропой дорогой
Разметала ал наряд?
Не суди молитвой строгой
Напоенный сердцем взгляд.
 

[1915]

Русь

1

 
Потонула деревня в ухабинах,
Заслонили избенки леса.
Только видно, на кочках и впадинах,
Как синеют кругом небеса.
 

 
Воют в сумерки долгие, зимние,
Волки грозные с тощих полей.
По дворам в погорающем инее
Над застрехами храп лошадей.
 

 
Как совиные глазки, за ветками
Смотрят в шали пурги огоньки.
И стоят за дубровными сетками,
Словно нечисть лесная, пеньки.
 

 
Запугала нас сила нечистая,
Что ни прорубь – везде колдуны.
В злую заморозь в сумерки мглистые
На березках висят галуны.
 

2

 
Но люблю тебя, родина кроткая!
А за что – разгадать не могу.
Весела твоя радость короткая
С громкой песней весной на лугу.
 

 
Я люблю над покосной стоянкою
Слушать вечером гуд комаров.
А как гаркнут ребята тальянкою,
Выйдут девки плясать у костров.
 

 
Загорятся, как черна смородина,
Угли-очи в подковах бровей.
Ой ты, Русь моя, милая родина,
Сладкий отдых в шелку купырей.
 

3

 
Понакаркали черные вороны:
Грозным бедам широкий простор.
Крутит вихорь леса во все стороны,
Машет саваном пена с озер.
 

 
Грянул гром, чашка неба расколота,
Тучи рваные кутают лес.
На подвесках из легкого золота
Закачались лампадки небес.
 

 
Повестили под окнами сотские
Ополченцам идти на войну.
Загыгыкали бабы слободские,
Плач прорезал кругом тишину.
 

 
Собиралися мирные пахари
Без печали, без жалоб и слез,
Клали в сумочки пышки на сахаре
И пихали на кряжистый воз.
 

 
По селу до высокой околицы
Провожал их огулом народ...
Вот где, Русь, твои добрые молодцы,
Вся опора в годину невзгод.
 

4

 
Затомилась деревня невесточкой -
Как-то милые в дальнем краю?
Отчего не уведомят весточкой, -
Не погибли ли в жарком бою?
 

 
В роще чудились запахи ладана,
В ветре бластились стуки костей.
И пришли к ним нежданно-негаданно
С дальней волости груды вестей.
 

 
Сберегли по ним пахари памятку,
С потом вывели всем по письму.
Подхватили тут родные грамотку,
За ветловую сели тесьму.
 

 
Собралися над четницей Лушею
Допытаться любимых речей.
И на корточках плакали, слушая,
На успехи родных силачей.
 

5

 
Ах, поля мои, борозды милые,
Хороши вы в печали своей!
Я люблю эти хижины хилые
С поджиданьем седых матерей.
 

 
Припаду к лапоточкам берестяным,
Мир вам, грабли, коса и соха!
Я гадаю по взорам невестиным
На войне о судьбе жениха.
 

 
Помирился я с мыслями слабыми,
Хоть бы стать мне кустом у воды.
Я хочу верить в лучшее с бабами,
Тепля свечку вечерней звезды.
 

 
Разгадал я их думы несметные,
Не спугнет их ни гром и ни тьма.
За сохою под песни заветные
Не причудится смерть и тюрьма.
 

 
Они верили в эти каракули,
Выводимые с тяжким трудом,
И от счастья и радости плакали,
Как в засуху над первым дождем.
 

 
А за думой разлуки с родимыми
В мягких травах, под бусами рос,
Им мерещился в далях за дымами
Над лугами веселый покос.
 

 
Ой ты, Русь, моя родина кроткая,
Лишь к тебе я любовь берегу.
Весела твоя радость короткая
С громкой песней весной на лугу.
 

[1915]

Корова

 
Дряхлая, выпали зубы,
Свиток годов на рогах.
Бил ее выгонщик грубый
На перегонных полях.
 

 
Сердце неласково к шуму,
Мыши скребут в уголке.
Думает грустную луму
О белоногом телке.
 

 
Не дали матери сына,
Первая радость не впрок.
И на колу под осиной
Шкуру трепал ветерок.
 

 
Скоро на гречневом свее,
С той же сыновней судьбой,
Свяжут ей петлю на шее
И поведут на убой.
 

 
Жалобно, грустно и тоще
В землю вопьются рога...
Снится ей белая роща
И травяные луга.
 

[1915]

Песнь о собаке

 
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.
 

 
До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.
 

 
А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.
 

 
По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать...
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.
 

 
А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.
 

 
В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.
 

 
И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.
 

[1915]

* * *

 
Туча кружево в роще связала,
Закурился пахучий туман.
Еду грязной дорогой с вокзала
Вдалеке от родимых полян.
 

 
Лес застыл без печали и шума,
Виснет темь, как платок, за сосной.
Сердце гложет плакучая дума...
Ой, не весел ты, край мой родной.
 

 
Пригорюнились девушки ели,
И поет мой ямщик на умяк:
"Я умру на тюремной постели,
Похоронят меня кое как".
 

[1915]

Лисица

А.М. Ремизову

 
На раздробленной ноге приковыляла,
У норы свернулася в кольцо.
Тонкой прошвой кровь отмежевала
На снегу дремучее лицо.
 

 
Ей все бластился в колючем дыме выстрел,
Колыхалася в глазах лесная топь.
Из кустов косматый ветер взбыстрил
И рассыпал звонистую дробь.
 

 
Как желна, над нею мгла металась,
Мокрый вечер липок был и ал.
Голова тревожно подымалась,
И язык на ране застывал.
 

 
Желтый хвост упал в метель пожаром,
На губах – как прелая морковь...
Пахло инеем и глиняным угаром,
А в ощур сочилась тихо кровь.
 

[1916]

* * *

 
Не в моего ты Бога верила,
Россия, родина моя!
Ты как колдунья дали мерила,
И был как пасынок твой я.
Боец забыл отвагу смелую,
Пророк одрях и стал слепой.
О, дай мне руку охладелую —
Идти единою тропой.
Пойдем, пойдем, царевна сонная,
К веселой вере и одной,
Где светит радость испоконная
Неопалимой купиной.
Не клонь главы на грудь могутную
И не пугайся вещим сном.
О, будь мне матерью напутною
В моем паденье роковом.
 

[1916]

* * *

 
Еще не высох дождь вчерашний —
В траве зеленая вода!
Тоскуют брошенные пашни,
И вянет, вянет лебеда.
 

 
Брожу по улицам и лужам,
Осенний день пуглив и дик.
И в каждом встретившемся муже
Хочу постичь твой милый лик.
 

 
Ты все загадочней и краше
Глядишь в неясные края.
О, для тебя лишь счастье наше
И дружба верная моя.
 

 
И если смерть по Божьей воле
Смежит глаза твои рукой,
Клянусь, что тенью в чистом поле
Пойду за смертью и тобой.
 

[1916]

* * *

 
Гаснут красные крылья заката,
Тихо дремлют в тумане плетни.
Не тоскуй, моя белая хата,
Что опять мы одни и одни.
 

 
Чистит месяц в соломенной крыше
Обоймённые синью рога.
Не пошел я за ней и не вышел
Провожать за глухие стога.
 

 
Знаю, годы тревогу заглушат.
Эта боль, как и годы, пройдет.
И уста, и невинную душу
Для другого она бережет.
 

 
Не силен тот, кто радости просит,
Только гордые в силе живут.
А другой изомнет и забросит,
Как изъеденный сырью хомут.
 

 
Не с тоски я судьбы поджидаю,
Будет злобно крутить пороша́.
И придет она к нашему краю
Обогреть своего малыша.
 

 
Снимет шубу и шали развяжет,
Примостится со мной у огня...
И спокойно и ласково скажет,
Что ребенок похож на меня.
 

[1916]

* * *

 
Устал я жить в родном краю
В тоске по гречневым просторам,
Покину хижину мою,
Уйду бродягою и вором.
 

 
Пойду по белым кудрям дня
Искать убогое жилище.
И друг любимый на меня
Наточит нож за голенище.
 

 
Весной и солнцем на лугу
Обвита желтая дорога,
И та, чье имя берегу,
Меня прогонит от порога.
 

 
И вновь вернуся в отчий дом,
Чужою радостью утешусь,
В зеленый вечер под окном
На рукаве своем повешусь.
 

 
Седые вербы у плетня
Нежнее головы наклонят.
И необмытого меня
Под лай собачий похоронят.
 

 
А месяц будет плыть и плыть,
Роняя весла по озерам...
И Русь все так же будет жить,
Плясать и плакать у забора.
 

[1916]

* * *

 
За горами, за желтыми долами
Протянулась тропа деревень.
Вижу лес и вечернее полымя,
И обвитый крапивой плетень.
 

 
Там с утра над церковными главами
Голубеет небесный песок,
И звенит придорожными травами
От озер водяной ветерок.
 

 
Не за песни весны над равниною
Дорога мне зеленая ширь
Полюбил я тоской журавлиною
На высокой горе монастырь.
 

 
Каждый вечер, как синь затуманится,
Как повиснет заря на мосту,
Ты идешь, моя бедная странница,
Поклониться любви и кресту.
 

 
Кроток дух монастырского жителя,
Жадно слушаешь ты ектенью,
Помолись перед ликом спасителя
За погибшую душу мою.
 

[1916]

* * *

 
Запели тесаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.
 

 
Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.
 

 
О Русь – малиновое поле
И синь, упавшая в реку,
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.
 

 
Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить
Я научиться не могу.
 

 
И не отдам я эти цепи,
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
Молитвословным ковылем.
 

[1916]

* * *

 
Я снова здесь, в семье родной,
Мой край, задумчивый и нежный!
Кудрявый сумрак за горой
Рукою машет белоснежной.
 

 
Седины пасмурного дня
Плывут всклокоченные мимо,
И грусть вечерняя меня
Волнует непреодолимо.
 

 
Над куполом церковных глав
Тень от зари упала ниже.
О други игрищ и забав,
Уж я вас больше не увижу!
 

 
В забвенье канули года,
Вослед и вы ушли куда то.
И лишь по прежнему вода
Шумит за мельницей крылатой.
 

 
И часто я в вечерней мгле,
Под звон надломленной осоки,
Молюсь дымящейся земле
О невозвратных и далеких.
 

[1916]

* * *

 
В зеленой церкви за горой,
Где вербы четки уронили,
Я поминаю просфорой
Младой весны младые были.
 

 
А ты, склонившаяся ниц,
Передо мной стоишь незримо,
Шелка опущенных ресниц
Колышут крылья херувима.
 

 
Не омрачен твой белый рок
Твоей застывшею порою,
Все тот же розовый платок
Затянут смуглою рукою.
 

 
Все тот же вздох упруго жмет
Твои надломленные плечи
О том, кто за морем живет
И кто от родины далече.
 

 
И все тягуче память дня
Перед пристойным ликом жизни.
О, помолись и за меня,
За бесприютного в отчизне.
 

[1916]

* * *

 
Даль подернулась туманом,
Чешет тучи лунный гребень.
Красный вечер за куканом
Расстелил кудрявый бредень.
 

 
Под окном от скользких вётел
Перепёльи звоны ветра.
Тихий сумрак, ангел теплый,
Напоен нездешним светом.
 

 
Сон избы легко и ровно
Хлебным духом сеет притчи.
На сухой соломе в дровнях
Слаще мёда пот мужичий.
 

 
Чей-то мягкий лих за лесом,
Пахнет вишнями и мохом...
Друг, товарищ и ровесник,
Помолись коровьим вздохам.
 

[1916]

* * *

 
За темной прядью перелесиц,
В неколебимой синеве,
Ягненочек кудрявый – месяц
Гуляет в голубой траве.
 

 
В затихшем озере с осокой
Бодаются его рога,
И кажется с тропы далекой
Вода качает берега.
 

 
А степь под пологом зеленым
Кадит черемуховый дым
И за долинами по склонам
Свивает полымя над ним.
 

 
О сторона ковыльной пущи,
Ты сердцу ровностью близка,
Но и в твоей таится гуще
Солончаковая тоска.
 

 
И ты, как я, в печальной требе,
Забыв, кто друг тебе и враг,
О розовом тоскуешь небе
И голубиных облаках.
 

 
Но и тебе из синей шири
Пугливо кажет темнота
И кандалы твоей Сибири,
И горб Уральского хребта.
 

[1915-1916]

* * *

 
Без шапки, с лыковой котомкой,
Стирая пот свой, как елей,
Бреду дубравною сторонкой
Под тихий шелест тополей.
 

 
Иду, застегнутый веревкой,
Сажусь под копны на лужок.
На мне дырявая поддевка,
А поводырь мой – подожок.
 

 
Пою я стих о светлом рае,
Довольный мыслью, что живу,
И крохи сочные бросаю
Лесным камашкам на траву.
 

 
По лопуху промяты стежки,
Вдали озерный купорос,
Цепляюсь в клейкие сережки
Обвисших до земли берез.
 

 
И по кустам межи соседней,
Под возглашенья гулких сов,
Внимаю, словно за обедней,
Молебну птичьих голосов.
 

[1916]

* * *

 
День ушел, убавилась черта,
Я опять подвинулся к уходу.
Легким взмахом белого перста
Тайны лет я разрезаю воду.
 

 
В голубой струе моей судьбы
Накипи холодной бьется пена,
И кладет печать немого плена
Складку новую у сморщенной губы.
 

 
С каждым днем я становлюсь чужим
И себе, и жизнь кому велела.
Где-то в поле чистом, у межи,
Оторвал я тень свою от тела.
 

 
Неодетая она ушла,
Взяв мои изогнутые плечи.
Где-нибудь она теперь далече
И другого нежно обняла.
 

 
Может быть, склоняяся к нему,
Про меня она совсем забыла
И, вперившись в призрачную тьму,
Складки губ и рта переменила.
 

 
Но живет по звуку прежних лет,
Что, как эхо, бродит за горами.
Я целую синими губами
Черной тенью тиснутый портрет.
 

[1916]

* * *

 
Опять раскинулся узорно
Над белым полем багрянец,
И заливается задорно
Нижегородский бубенец.
 

 
Под затуманенною дымкой
Ты кажешь девичью красу,
И треплет ветер под косынкой
Рыжеволосую косу.
 

 
Дуга, раскалываясь, пляшет,
То выныряя, то пропав,
Не заворожит, не обмашет
Твой разукрашенный рукав.
 

 
Уже давно мне стала сниться
Полей малиновая ширь,
Тебе – высокая светлица,
А мне – далекий монастырь.
 

 
Там синь и полымя воздушней
И легкодымней пелена.
Я буду ласковый послушник,
А ты – разгульная жена.
 

 
И знаю я, мы оба станем
Грустить в упругой тишине:
Я по тебе – в глухом тумане,
А ты заплачешь обо мне.
 

 
Но и поняв, я не приемлю
Ни тихих ласк, ни глубины
Глаза, увидевшие землю,
В иную землю влюблены.
 

[1916]

* * *

 
Синее небо, цветная дуга,
Тихо степные бегут берега,
Тянется дым, у малиновых сел
Свадьба ворон облегла частокол.
 

 
Снова я вижу знакомый обрыв
С красною глиной и сучьями ив,
Грезит над озером рыжий овес,
Пахнет ромашкой и медом от ос.
 

 
Край мой! Любимая Русь и Мордва!
Притчею мглы ты, как прежде, жива.
Нежно под трепетом ангельских крыл
Звонят кресты безымянных могил.
 

 
Многих ты, родина, ликом своим
Жгла и томила по шахтам сырым.
Много мечтает их, сильных и злых,
Выкусить ягоды персей твоих.
 

 
Только я верю: не выжить тому,
Кто разлюбил твой острог и тюрьму...
Вечная правда и гомон лесов
Радуют душу под звон кандалов.
 

[1916]

* * *

 
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
 

 
С алым соком ягоды на коже,
Нежная, красивая, была
На закат ты розовый похожа
И, как снег, лучиста и светла.
 

 
Зерна глаз твоих осыпались, завяли,
Имя тонкое растаяло, как звук,
Но остался в складках смятой шали
Запах меда от невинных рук.
 

 
В тихий час, когда заря на крыше,
Как котенок, моет лапкой рот,
Говор кроткий о тебе я слышу
Водяных поющих с ветром сот.
 

 
Пусть порой мне шепчет синий вечер,
Что была ты песня и мечта,
Все ж, кто выдумал твой гибкий стан
и плечи
К светлой тайне приложил уста.
 

 
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
 

[1916]

* * *

 
Прощай, родная пуща,
Прости, златой родник.
Плывут и рвутся тучи
О солнечный сошник.
 

 
Сияй ты, день погожий,
А я хочу грустить.
За голенищем ножик
Мне больше не носить.
 

 
Под брюхом жеребенка
В глухую ночь не спать
И радостию звонкой
Лесов не оглашать.
 

 
И не избегнуть бури,
Не миновать утрат,
Чтоб прозвенеть в лазури
Кольцом незримых врат.
 

[1916]

* * *

 
О красном вечере задумалась дорога,
Кусты рябин туманней глубины.
Изба старуха челюстью порога
Жует пахучий мякиш тишины.
 

 
Осенний холод ласково и кротко
Крадется мглой к овсяному двору;
Сквозь синь стекла желтоволосый отрок
Лучит глаза на галочью игру.
 

 
Обняв трубу, сверкает по повети
Зола зеленая из розовой печи.
Кого то нет, и тонкогубый ветер
О ком то шепчет, сгинувшем в ночи.
 

 
Кому то пятками уже не мять по рощам
Щербленый лист и золото травы.
Тягучий вздох, ныряя звоном тощим,
Целует клюв нахохленной совы.
 

 
Все гуще хмарь, в хлеву покой и дрема,
Дорога белая узорит скользкий ров...
И нежно охает ячменная солома,
Свисая с губ кивающих коров.
 

[1916]

* * *

 
О товарищах веселых,
О полях посеребренных
Загрустила, словно голубь,
Радость лет уединенных.
 

 
Ловит память тонким клювом
Первый снег и первопуток.
В санках озера над лугом
Запоздалый окрик уток.
 

 
Под окном от скользких елей
Тень протягивает руки.
Тихих вод парагуш квелый
Курит люльку на излуке.
 

 
Легким дымом и дальним пожням
Шлет поклон день ласк и вишен.
Запах трав от бабьей кожи
На губах моих я слышу.
 

 
Мир вам, рощи, луг и липы,
Литии медовый ладан!
Все приявшему с улыбкой
Ничего от вас не надо.
 

[1916]

* * *

 
Покраснела рябина,
Посинела вода.
Месяц, всадник унылый,
Уронил повода.
 

 
Снова выплыл из рощи
Синим лебедем мрак.
Чудотворные мощи
Он принес на крылах.
 

 
Край ты, край мой, родимый,
Вечный пахарь и вой,
Словно Вольга под ивой,
Ты поник головой.
 

 
Встань, пришло исцеленье,
Навестил тебя Спас.
Лебединое пенье
Нежит радугу глаз.
 

 
Дня закатного жертва
Искупила весь грех.
Новой свежестью ветра
Пахнет зреющий снег.
 

 
Но незримые дрожди
Все теплей и теплей...
Помяну тебя в дождик
Я, Есенин Сергей.
 

[1916]

* * *

 
Нощь и поле, и крик петухов...
С златной тучки глядит Саваоф.
Хлесткий ветер в равнинную синь
Катит яблоки с тощих осин.
 

 
Вот она, невеселая рябь
С журавлиной тоской сентября!
Смолкшим колоколом над прудом
Опрокинулся отчий дом.
 

 
Здесь все так же, как было тогда,
Те же реки и те же стада.
Только ивы над красным бугром
Обветшалым трясут подолом.
 

 
Кто то сгиб, кто то канул во тьму,
Уж кому то не петь на холму.
Мирно грезит родимый очаг
О погибших во мраке плечах.
 

 
Тихо тихо в божничном углу,
Месяц месит кутью на полу...
Но тревожит лишь помином тишь
Из запечья пугливая мышь.
 

[1917]

* * *

 
О край дождей и непогоды,
Кочующая тишина,
Ковригой хлебною под сводом
Надломлена твоя луна.
 

 
За перепаханною нивой
Малиновая лебеда.
На ветке облака, как слива,
Златится спелая звезда.
 

 
Опять дорогой верстовою,
Наперекор твоей беде,
Бреду и чую яровое
По голубеющей воде.
 

 
Клубит и пляшет дым болотный...
Но и в кошме певучей тьмы
Неизреченностью животной
Напоены твои холмы.
 

[1917]

* * *

 
Колокольчик среброзвонный,
Ты поешь? Иль сердцу снится?
Свет от розовой иконы
На златых моих ресницах.
 

 
Пусть не я тот нежный отрок
В голубином крыльев плеске,
Сон мой радостен и кроток
О нездешнем перелеске.
 

 
Мне не нужен вздох могилы,
Слову с тайной не обняться.
Научи, чтоб можно было
Никогда не просыпаться.
 

[1917]

* * *

 
Разбуди меня завтра рано,
О моя терпеливая мать!
Я пойду за дорожным курганом
Дорогого гостя встречать.
 

 
Я сегодня увидел в пуще
След широких колес на лугу.
Треплет ветер под облачной кущей
Золотую его дугу.
 

 
На рассвете он завтра промчится,
Шапку месяц пригнув под кустом,
И игриво взмахнет кобылица
Над равниною красным хвостом.
 

 
Разбуды меня завтра рано,
Засвети в нашей горнице свет.
Говорят, что я скоро стану
Знаменитый русский поэт.
 

 
Воспою я тебя и гостя,
Нашу печь, петуха и кров...
И на песни мои прольется
Молоко твоих рыжих коров.
 

[1917]

* * *

 
О Русь, взмахни крылами,
Поставь иную крепь!
С иными именами
Встает иная степь.
 

 
По голубой долине,
Меж телок и коров,
Идет в златой ряднине
Твой Алексей Кольцов.
 

 
В руках – краюха хлеба,
Уста – вишневый сок.
И вызвездило небо
Пастушеский рожок.
 

 
За ним, с снегов и ветра,
Из монастырских врат,
Идет, одетый светом,
Его середний брат.
 

 
От Вытегры до Шуи
Он избродил весь край
И выбрал кличку – Клюев,
Смиренный Миколай.
 

 
Монашьи мудр и ласков,
Он весь в резьбе молвы,
И тихо сходит пасха
С бескудрой головы.
 

 
А там, за взгорьем смолым,
Иду, тропу тая,
Кудрявый и веселый,
Такой разбойный я.
 

 
Долга, крута дорога,
Несчетны склоны гор;
Но даже с тайной бога
Веду я тайно спор.
 

 
Сшибаю камнем месяц
И на немую дрожь
Бросаю, в небо свесясь,
Из голенища нож.
 

 
За мной незримым роем
Идет кольцо других,
И далеко по селам
Звенит их бойкий стих.
 

 
Из трав мы вяжем книги,
Слова трясем с двух пол.
И сродник наш, Чапыгин,
Певуч, как снег и дол.
 

 
Сокройся, сгинь ты, племя
Смердящих снов и дум!
На каменное темя
Несем мы звездный шум.
 

 
Довольно гнить и ноять,
И славить взлетом гнусь
Уж смыла, стерла деготь
Воспрянувшая Русь.
 

 
Уж повела крылами
Ее немая крепь!
С иными именами
Встает иная степь.
 

[1917]

* * *

 
Гляну в поле, гляну в небо
И в полях и в небе рай.
Снова тонет в копнах хлеба
Незапаханный мой край.
 

 
Снова в рощах непасеных
Неизбывные стада,
И струится с гор зеленых
Златоструйная вода.
 

 
О, я верю – знать, за муки
Над пропащим мужиком
Кто то ласковые руки
Проливает молоком.
 

[1917]

* * *

 
Не напрасно дули ветры,
Не напрасно шла гроза.
Кто то тайный тихим светом
Напоил мои глаза.
 

 
С чьей то ласковости вешней
Отгрустил я в синей мгле
О прекрасной, но нездешней,
Неразгаданной земле.
 

 
Не гнетет немая млечность
Не тревожит звездный страх.
Полюбил я мир и вечность
Как родительский очаг.
 

 
Все в них благостно и свято,
Все тревожное светло.
Плещет рдяный мак заката
На озерное стекло.
 

 
И невольно в море хлеба
Рвется образ с языка:
Отелившееся небо
Лижет красного телка.
 

[1917]

* * *

 
Небо ли такое белое
Или солью выцвела вода?
Ты поешь, и песня оголтелая
Бреговые вяжет повода.
 

 
Синим жерновом развеяны и смолоты
Водяные зерна на муку.
Голубой простор и золото
Опоясали твою тоску.
 

 
Не встревожен ласкою угрюмою
Загорелый взмах твоей руки.
Все равно – Архангельском иль Умбою
Проплывать тебе на Соловки.
 

 
Все равно под стоптанною палубой
Видишь ты погорбившийся скит.
Подпевает тебе жалоба
Об изгибах тамошних ракит.
 

 
Так и хочется под песню свеситься
Над водою, спихивая день...
Но спокойно светит вместо месяца
Отразившийся на облаке тюлень.
 

[1917]

* * *

 
Заметает пурга
Белый путь,
Хочет в мягких снегах
Потонуть.
 

 
Ветер резвый уснул
На пути;
Ни проехать в лесу,
Ни пройти.
 

 
Забежала коляда
На село,
В руки белые взяла
Помело.
 

 
Гей вы, нелюди-люди,
Народ,
Выходите с дороги
Вперед!
 

 
Испугалась пурга
На снегах,
Побежала скорей
На луга.
 

 
Ветер тоже спросонок
Вскочил
Да и шапку с кудрей
Уронил.
 

 
Утром ворон к березыньке
Стук...
И повесил ту шапку
На сук.
 

[1917]

* * *

 
Нивы сжаты, рощи голы,
От воды туман и сырость.
Колесом за сини горы
Солнце тихое скатилось.
 

 
Дремлет взрытая дорога.
Ей сегодня примечталось,
Что совсем совсем немного
Ждать зимы седой осталось.
 

 
Ах, и сам я в чаще звонкой
Увидал вчера в тумане:
Рыжий месяц жеребенком
Запрягался в наши сани.
 

[1917]

* * *

 
Я по первому снегу бреду,
В сердце ландыши вспыхнувших сил.
Вечер синею свечкой звезду
Над дорогой моей засветил.
 

 
Я не знаю, то свет или мрак?
В чаще ветер поет иль петух?
Может, вместо зимы на полях
Это лебеди сели на луг.
 

 
Хороша ты, о белая гладь!
Греет кровь мою легкий мороз!
Так и хочется к телу прижать
Обнаженные груди берез.
 

 
О лесная, дремучая муть!
О веселье оснеженных нив!...
Так и хочется руки сомкнуть
Над древесными бедрами ив.
 

[1917]

* * *

 
О муза, друг мой гибкий,
Ревнивица моя.
Опять под дождик сыпкий
Мы вышли на поля.
 

 
Опять весенним гулом
Приветствует нас дол,
Младенцем завернула
Заря луну в подол.
 

 
Теперь бы песню ветра
И нежное баю
За то, что ты окрепла,
За то, что праздник светлый
Влила ты в грудь мою.
 

 
Теперь бы брызнуть в небо
Вишневым соком стих
За отческую щедрость
Наставников твоих.
 

 
О мед воспоминаний!
О звон далеких лип!
Звездой нам пел в тумане
Разумниковский лик.
 

 
Тогда в веселом шуме
Игривых дум и сил
Апостол нежный Клюев
Нас на руках носил.
 

 
Теперь мы стали зрелей
И весом тяжелей...
Но не заглушит трелью
Тот праздник соловей.
 

 
И этот дождик шалый
Его не смоет в нас,
Чтоб звон твоей лампады
Под ветром не погас.
 

[1917]

* * *

 
Песни, песни, о чем вы кричите?
Иль вам нечего больше дать?
Голубого покоя нити
Я учусь в мои кудри вплетать.
 

 
Я хочу быть тихим и строгим.
Я молчанью у звезд учусь.
Хорошо ивняком при дороге
Сторожить задремавшую Русь.
 

 
Хорошо в эту лунную осень
Бродить по траве одному
И сбирать на дороге колосья
В обнищалую душу суму.
 

 
Но равнинная синь не лечит.
Песни, песни, иль вас не стряхнуть?..
Золотистой метелкой вечер
Расчищает мой ровный путь.
 

 
И так радостен мне над пущей
Замирающий в ветре крик:
"Будь же холоден ты, живущий,
Как осеннее золото лип".
 

[1917 -1918]

* * *

 
О верю, верю, счастье есть!
Еще и солнце не погасло.
Заря молитвенником красным
Пророчит благостную весть.
О верю, верю, счастье есть.
 

 
Звени, звени, златая Русь,
Волнуйся, неуемный ветер!
Блажен, кто радостью отметил
Твою пастушескую грусть.
Звени, звени, златая Русь.
 

 
Люблю я ропот буйных вод
И на волне звезды сиянье.
Благословенное страданье,
Благословляющий народ.
Люблю я ропот буйных вод.
 

[1917]