Текст книги "Спрингфилд (СИ)"

Автор книги: Сергей Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Это решаемо. Все можно решить. Я хочу перед днюхой что-то придумать. Давай пойдем в магистратуру? В Питер там, в Москву. Но лучше в Москву. Че я раньше не думал. И выучимся на тех, кем хотели быть. Хорошо подготовимся и поступим. На кого бы ты хотел поступить?

– Не знаю.

– Я бы подавался везде. Я уже проходил во ВШЭ. И я читал, что Вышка сейчас топ. Там есть гуманитарные и технические программы. И там гей-френдли, можно быть собой. Сосаться у входа в кампус и все такое. Встречать друг друга. Бля, вышка – это реально город будущего. Это просто… единственное нормальное место в стране. Там все не как в России. Там все как в хорошей России. Блядь, пиздец, все, я понял, чего хочу.

– Репин подарил мне штаны теплые. Тебе на зиму пойдет.

– У меня есть.

– У тебя нет нормальных штанов, они висят. Померь обязательно.

– Я сказал, что у меня есть.

– Они стремные.

– Почему ты не прочитал ни одной книжки из тех, что я давал?

– Мне некогда.

– Ясно.

– Это так важно?

– Это как минимум интересно.

– Я не могу заставить себя читать. Все. Это честный ответ.

– Почему?

– Я не верю, что мне понравится.

– Люди вообще не любят пробовать новое, да.

– Хочешь сказать, я тупой? Ну простите, блядь, не у всех была учеба в Испании.

– Я хочу сказать, что меня не интересуют вещи.

– Но они у тебя были.

– Это типа классовая ненависть?

– Андрей, ты ходишь, как бомж. Это правда.

– Ну а зачем ты со мной ходишь, если я бомж? Ну говори, если ты такой честный. Ты красивый, я урод, зачем тогда?

– Андрей, ты очень красивый. Давай сменим тему.

Матвей недолго помолчал.

– Я много думаю. О жизни, – сказал он. – Сейчас начал заниматься по программе тренера Бреда Питта. Хочу развиваться.

– И станешь Бредпиттом, да. Очередным запуганным одиноким пидором без цели в жизни, но зато модный.

– Почему одиноким? Так, блядь, в чем дело? – Мэт начал сильно злиться.

– Мне невыносимо хуево, а ты винишь меня, что я недостаточно хорошо выгляжу. И пихаешь ношенные штаны бывшего.

– Блин. Нет. Я вообще не думал.

– Да ты нихуя не думаешь. Ты о главном не думаешь.

– Блядь, какой ты умный.

– Меня заебал материальный мир. Я не должен думать о том, как выжить. Как выкупить свободу. И ты не должен. Это неправильно, так не должно быть. Мы должны заниматься собой и развивать наши таланты.

– Ну а что если их нет?

– Есть!

– У тебя есть. А я обычный.

– Мне так не казалось, – сказал я и быстро пошел вперед.

– Ты куда? – спросил он.

– Матвей, ты трус с ампутированной волей. У тебя никогда ничего не будет хорошо. Ты не можешь помочь ни себе, ни другим.

Я сказал это и понял, что сейчас Матвей сам уйдет и не вернется, потому что я попал в больное.

– Ну и съебывай от меня.

Я побежал за ним и стал просить прощения. Он будто стал из железа. Я стал сыпать шутками. Матвей сказал, что лучше пойдет домой. Я взял его за плечо, но он сильно меня оттолкнул и тогда я почувствовал, что у него действительно тяжелая рука.

Позже он удалил из статуса «Вконтакте» фразу на языке Чероки и написал «Ушел чинить телефон».

Я написал ему и снова извинился.

Мне было противно от себя, и я думал, что все мы пахнем насилием, ненавистью и несвободой, потому что так пахнет все вокруг нас. Но Мэт другой. Мэт – это русский широкоплечий калифорниец в шортах с акулами и в белой сияющей майке.

Я попросил его не бросать меня накануне моего дня рождения в этом пустом унылом городе. Он не ответил, только отправил мужской кавер на песню Максим «Отпускаю». Я написал: «Ахаха, оч смешно. Они серьезно поют?», а он ответил «Это серьезно». Я слушал этот кавер всю ночь.

Прошла неделя и я стал думать, что мы расстались. Я прокручивал в голове, как буду ждать последнее сообщение и, скорее всего, не получу, как буду писать последнее письмо со всеми своими бесценными мыслями и убеждать себя, что это к лучшему. Я читал, что люди так делают, но я никогда не был влюблен до Матвея и точно не знал, и поэтому на самом деле планировал просто умереть.

Ночью пришло сообщение. Матвей прислал песню Best buds группы Mom jeans. Летний мидвест-эмо про дружбу и счастливую Америку. Я сразу понял, что это про наше первое свидание, на котором я был в маминых джинсах из Штатов. Мысленно я исправил слово «свидание» на «прогулку», но все же решил, что называть свидание прогулкой – это какая-то неуместная попытка сказать себе, что Матвей не так уж и важен.

МАТВЕЙ. 00.44 Привет. Как ты?

МАТВЕЙ. 00.44 Что делаешь?

АНДРЕЙ. 00.44 Привет. Дрочу.

АНДРЕЙ. 00.44 Снова проснулся не в Нью-Йорке.

МАТВЕЙ. 00.44 У меня тоже грустный дроч без тебя.

МАТВЕЙ. 00.44 Прости меня, пожалуйста.

МАТВЕЙ. 00.44 Я злюсь на себя, а не на тебя. Я шизоид, признаю.

МАТВЕЙ. 00.45 Но я очень надеюсь, что ты еще хочешь меня видеть.

МАТВЕЙ. 00.45 Я очень хочу быть успешным и чтобы ты мною гордился.

МАТВЕЙ. 00.45 И чтобы со мной ты был в безопасности.

МАТВЕЙ. 00.45 У тебя уже др наступил. Поздравляю!

АНДРЕЙ. 00.45 Спасибо.

МАТВЕЙ. 00.45 Хочешь приду?

МАТВЕЙ. 00.45 У меня подарок есть.

АНДРЕЙ. 00.45 Ночь уже. А ты живешь в Тольятти.

МАТВЕЙ. 00.45 Ну и что.

АНДРЕЙ. 00.45 Не надо.

АНДРЕЙ. 00.45 Тебе 3 квартала идти.

МАТВЕЙ. 00.46 Мне нормально.

АНДРЕЙ. 00.46 Это небезопасно. Я буду переживать.

МАТВЕЙ. 00.46 Как скажешь. Попотею другим способом.

МАТВЕЙ. 00.46 Я спать не могу вообще.

МАТВЕЙ. 00.46 Что делаешь завтра вечером?

АНДРЕЙ. 00.46 Нихуя.

АНДРЕЙ. 00.46 Снова дрочу и продаю свой дом.

МАТВЕЙ. 00.46 Я хочу сделать тебе подарок в любом случае.

МАТВЕЙ. 00.46 Приду завтра?

Мы договорились, что встретимся в Майами после работы Матвея.

Утром позвонила мама и поздравила с днем рождения. Она говорила хорошие слова. Сказала, что меня ждут великие дела и пожелала успеха. Добавила, что это был трудный год для нас всех. Я подумал, что точно так же говорит президент каждое тридцать первое декабря и ничего не меняется, кроме цен. Мне хотелось спросить, не передумала ли она по поводу военника, но было страшно.

– Может, приедешь? Отдохнешь на природе? – спросила она. – Дружно что-то поделаем.

Я стал мямлить, что мне уже пора идти гулять с другом.

– У тебя появился друг?

– У меня отличный друг!

– М. Ясно. Ну гуляй.

Я почувствовал железную интонацию и быстро сказал «пока», чтобы она не стала говорить оскорблений.

Вечером мы встретились с Мэтом. Он был в том же бомбере со скорпионом.

– С днем рождения, Андрюш.

Сказал и крепко обнял. Когда он меня обнимал, он не мог сделать это ласково и получалось слишком сильно. Матвей протянул мне пластмассовый муляж бутылки «бейлиса».

– Там дно открывается.

Я снял крышку и там оказались женские половые губы. Матвей напевал:

– Если тебе бу-у-удет грустно, приходи туда-а-а… Туда.

– Это мастурбатор? – спросил я.

– Да. Прости, я уже оставил там свою ДНК. Но вымыл. Ты не брезгуешь?

– У нас микрофлора давно одинаковая.

– Это да. Совместно нажитое имущество – микрофлора. Ну как тебе?

– Остроумно.

– Я назвал ее Стейси.

Я понюхал половые губы. Они пахли смазкой.

– И штаны, – Матвей протянул пакет с поношенными штанами Репина. – Но можешь их сжечь, если хочешь.

– Не. Побрызгаю святой водой и надену.

Я положил Стейси в пакет со штанами и мы пошли гулять неизвестно куда.

– А ты как свой день рождения планируешь?

– Никак. Буду экзы сдавать.

– Блин.

Матвей посмотрел на панельные дома.

– Люблю это место, – говорил Мэт.

– Ага.

– Бабушка жила тут, около «Волгаря», – Мэт показал на спортивный комплекс. – А мама работала на «Автовазе», и когда она уходила на работу, перед этим бабушка забирала меня и потом отвозила обратно. Мы гуляли по Парку победы, а если день праздник – заходили в кафешку и покупали шашлык. А когда бабушка умерла, мы перестали бывать тут. Но меня все равно сюда тянет, не знаю. И когда я научился ездить на маршрутке, я стал сюда ездить. Я дал себе обещание, что буду ездить сюда каждый свой день рождения. И однажды случилось так, что я возвращался отсюда, был сентябрь, очень тепло, и, короче, я переходил дорогу, и меня попросила перевести какая-то бабка. Не по сезону одетая, ну, в теплой куртке и шапке. Я согласился. Она рассказала, что недавно ее сбила машина. Она подняла шапку, а там полбашки сшиблено и мозги наружу. Мне стало так плохо, меня вырвало, я еле дошел домой. И тогда я подумал, что бабушка, наверное, больше не хочет, чтобы я сюда ездил.

Я засмеялся.

– И я только сейчас стал сюда ходить, потому что нужно уметь забывать плохое.

– Типичный тольяттинский трэш. Мой сосед-наркоман считал, что я его галлюцинация. Он говорил: «Опять ты, галюн ебаный?»

– Запишу тебя так в телефоне. Галюн ебаный.

– Сам галюн ебаный. Это все социальная депривация. Когда люди понимают, что никому не нужны и дальше все плохо, они сходят с ума.

Мэт остановился и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Че ты опять смотришь, как маньяк? – говорю.

– Ниче. Складно стелишь просто, – отвечает Матвей.

– Я болтаю и не занимаюсь делами. Только достижения определяют человека. Мне двадцать два и я ничего не понимаю.

– Мне тоже двадцать два. А скоро двадцать три. Но все будет. Ты широко мыслишь, – говорил он. – Вдохновляет. Есть чему поучиться.

Я не понимал, врет он мне или нет.

– В общем, я серьезно подумал о магистратуре в Москве. Все изучил. Есть варианты попроще Вышки, например, политех или московский областной. Там проходной в районе ста пятидесяти бывает. Но это тупо откос от армии. А Вышка, конечно, крутая. Вышка очень крутая. Я прям охуел, это рай. Элитный гей-рай. Только мечтать.

– Мэт, мы в Майями. Это лучшее место, чтобы мечтать.

– Ну, если бы мы там учились, я прям обязательно с тобой за руку ходил. Тебя бы никто не обидел. У них есть ЛГБТ-клуб даже, можно посещать. Вечером ты бы готовил в общаге, а я б ел. И мы были бы модными успешными московскими пидорами. Кофе в «Старбакс», фотки в Москва-сити. А потом уедем в какую-нибудь Пиндосию по международной программе и заведем собаку. Я хочу собаку. И проектор на стену.

– Звучит, как идеальный план.

– И в Пиндосии мы поженимся.

– Ты бы хотел заключить брак?

– Да. Это прикольно. Я хочу быть мужем. И сделать нормальную семью. И общие микробы уже есть. Но есть косяк.

– Че?

– Я с тобой растолстею.

Я вспомнил, как смотрел фотографии гей-свадеб на пинтересте и думал, что я скорее состарюсь, чем доживу до этого, но об этом никто не знал и сейчас я тоже об этом не скажу.

– Бля. Бля, как я счастлив! – я обнял Матвея.

– Ну это рискованно. Но я готов.

– Ты серьезно?

– Да. Только не знаю, на что поступать.

– Я тоже не знаю, на что.

– Можно по специальностям.

– Да, – сказал я, – из нас инженер и экономист нобелевского уровня. С купленными дипломами.

– В Вышке есть литературное мастерство. Тебе пойдет, ты все красиво пишешь.

– Точняк. Значит, ты тоже туда попробуй. Будешь потом комиксы писать.

– Ой, бля, нет.

– Да. Короче, на этой неделе ты напишешь рассказ. Или стих. Все. Ок? Или подбери что-то еще. Но выбери все же то, что нравится.

– Ну-у-у… – Матвей постучал указательными пальцами… – ну ради тебя ок.

– Обещай.

– Обещаю, – он приложил руку к сердцу. – Но даже если мы пролетаем – тупо скрываемся от армии, копов и просто продолжаем жить в режиме «Приколы и пиво».

– «Приколы и пиво». Хорошее название для хуевого магазина.

– И это. Давай пообещаем друг другу, – Матвей посмотрел на меня серьезно, – что если один поступит, а другой нет, то мы все равно не расстанемся.

– Я тебе обещаю.

– Обещаешь? Ну то есть ты не бросишь меня, когда поступишь?

– Блин, ну почему ты опять так думаешь?

– Привычка. Соррян. Я исправлюсь.

– Мы поступим. Потому что один хер нет других вариантов жить лучше. Это наша зона ответственности и мы можем всем управлять. Все. Ты согласен?

– Абсолютли. Буду храбрым, как берсерк.

Матвей протянул руку и я пожал ее.

– Спасибо, Мэт два ноль.

– Мэт два ноль – хорошее название для комикса.

Мы шли ко мне домой по теплому ночному городу, взяли в круглосуточном по полторашке «Балтики», пили и болтали. Мы решили, что на первый московский Новый год должны нарядиться в костюмы Екатерины Шульман и Альбины Сексовой, чтобы целоваться в таком виде под бой курантов и показывать фак телевизору. Ум и сердце прекрасной России будущего должны слиться в магический час. Этот перформанс мог бы назваться «Господи, помоги мне дожить до лучших времен». Или как-то так. Если бы я умел рисовать, я бы точно нарисовал такую картинку.

– Я читал, что если положить айфон в микроволновку на десять секунд, то он зарядится, – сказал я Матвею. – Это правда?

– Бред, – сказал он. – Ну… а как это возможно?

– ХЗ. Но у меня дома есть два древних айфона.

И как только мы пришли домой, мы сразу засунули телефон в микроволновку. Я решил заснять этот момент на видео. Я снимал, а Матвей стоял около микроволновки и уверенно говорил:

– Телекомпания «Плохой внешний вид» представляет передачу «Разрушители мифов». Что будет, если положить телефон в микроволновку и правда ли, что он зарядится? Для проведения опыта мы используем этот уникальный телефон марки Apple две тысячи махрового года.

Матвей показал в объектив включенный дисплей телефона.

– Видите, батарея почти разряжена. Итак, будет ли результат?

Матвей положил телефон в печку, выставил десять секунд и, выдохнув, как Дудь в начале каждого видео, нажал пуск.

– Погнали.

– Отойди от микрухи.

– Погоди, – говорил он и смотрел на телефон. – Вроде нормально все.

Телефон искрился.

– Заряжается, – Матвей кивал в камеру.

Я наблюдал за происходящем и ожидал взрыв. Когда прошло десять секунд, Матвей достал телефон кухонным полотенцем. Дисплей телефона погас.

– Че там?

Мэт улыбнулся.

– Теперь вы знаете простой способ выключить айфон.

– Ты прям Тэкна, – говорю. – Тэкна из «Винкс».

– Слушай, давай взорвем его?

– Не надо.

– Интересно!

– Если сломаешь микруху, получишь по яйцам.

– Окей.

Матвей положил айфон в печь и стал выставлять время.

– Десять?

– Чо-о-о? Минута.

– Пять. Ок?

– Три. Хотя это пиздец много.

– Ну ок. Три.

Матвей поставил печь на три минуты.

– Отойди, – снова говорю ему. – Блядь, отойди от печки!

Матвей не двигался. Я стал его толкать, но он сильнее. Телефон искрился, а Матвей улыбался, как чувак из «Разрушителей мифов».

– Хуй с ним, подохнешь – как хочешь.

– Значит, судьба.

– Матвей Александрович, вам нравится боллбастинг?

– Очень, – прозвучало, как в порно.

– Ну готовьте яйца тогда.

– Яичницу будем готовить?

– Вы фетишист?

– Абсолютно.

– Что вы больше всего любите?

– Все люблю. Фулл пенетрейшн. Оператору.

– Гляньте, я на него работаю, а он меня ебать собрался. Арбузер.

– Не пизди. Ой блядь смотри, как вспыхнуло! Нихуя-я-я… – Матвей шлепнул себя ладонями по лицу и оттянул его вниз, как это делают удивленные дети.

– Все, выключай.

– Полторы минуты.

– Мой парень – дебил. Он жарит телефон.

– А мог бы жарить тебя.

– Тухлая шутка. Отойди уже.

Матвей послал камере воздушный поцелуй.

– Это, в общем, документальный фильм «Пидоры на кухне». Готовим на ужин телефон, – сказал я.

– Ну мы же не люди.

– Не, не люди.

Я приблизился к Матвею.

– Отойди, ты ж боишься.

– Если не уйдешь, я тоже не уйду.

Я встал около Матвея и стал давить ему рукой на плечо.

– Че делаешь?

– «Czech hunter». Давай, вставай на коленки.

– Иди нахуй! – Мэт смеялся и упирался.

– Я, кстати, не люблю этот жанр.

– Не любишь?

– Не. Не душевно как-то.

– Не душевно ебут?

– Неа.

Я снова стал нагибать Матвея.

– Да отъебись.

Микроволновка выключилась. Взрыва так и не произошло.

– Я же говорил.

Матвей достал телефон. Хромированные поверхности стали черными и треснул экран.

– Ты знал, да? Ты же знал.

– Конечно знал. Микроволны не проходят через оболочку аккумулятора. Учи фи-зи-ку!

– Ты, короче, мозги мне поебать решил.

– Ну да.

– Чтобы я за тебя попереживал.

– Ну да.

– И че?

– Переживаешь, вижу.

– Сука. Короче. Заканчивай передачу.

– Че. Ставьте лайки, подписывайтесь на канал и берегите свои телефоны.

– И яйки.

– И яйки.

– Снято, – сказал я.

– Нормально?

– Отл!

Я стал пьяный и предложил посмотреть детские фотографии. Матвей сказал, что ему интересно. Я полез в шкаф, который стоял в гостинной и достал коробку.

Первым попался разноцветный конверт, где я совсем маленький. На снимках с цифрового фотика я в детском костюме на ее рабочем месте в администрации и подпись с другой стороны: «5.06.2002. Выборы 2002. Администрация. Андрей на мамином месте проводит агитацию за Уткина». Запахло копченой колбасой, черным хлебом, кофе и захотелось есть.

– Как же она хотела клона, – сказал Матвей.

– Да, все придумано заранее.

Потом мы смотрели, как она путешествует. Фотографий из наших совместных путешествий было не так уж много, потому что чаще она ездила одна. Но я видел, как Матвею нравится смотреть на Барселону, Нью-Йорк и все прочее.

– Был в Нью-Йорке? – спросил он.

– Нет, но хотел. Она хотела свозить.

– Она красивая, – говорил Матвей. – Такая… роскошная. У вас одно лицо.

– Какое?

– Такое импортное.

– Говорил. Но оно мещанское. Обычные русские безродные лица.

– Не. Это порода.

– Нахуй сложные щи.

Мне надоело смотреть альбом и я сказал:

– Твоя очередь показывать.

У Матвея не было никаких детских фоток и он показывал мне летсплей на ретровейв-игру в жанре боевика «Hotline Miami», но мне надоело и мы потрахались. Меня всегда очень заводило, когда он сосредоточенно сидел в компьютере. После секса Матвей прочертил у меня на животе острым карандашом «Пидор мечты». Я начертил на его спине «Гражданин Майями», сфоткал и переслал ему. Мы посмотрели экранную запись последних «Мстителей» и уснули.

На следующий день я проснулся от того, что Матвей кусал мою ногу. Я его оттолкнул и стал щекотать между яйцами и анусом. Он смеялся и пытался меня бить, но на мужчину это действует так же, как если кошку взять за загривок. Я назвал это «игра в пизденку». Мы наигрались и просто лежали. Я смотрел на алюминиевый крестик на груди Матвея и не мог понять, почему это так сексуально. А еще очень хотелось курить, но вставать было лень. Я лег на живот Матвея, а Мэт гладил меня по голове и больше мы ничего не делали.

– Побрил что ли?

– Да, – говорю. Мэт любил, когда я брил грудь и подмыхи. Я терпеть это не могу, но теперь мне особенно хотелось, чтобы ему нравился мой внешний вид.

– Я, слепышара, не заметил.

– Норм?

У меня зазвонил телефон.

– Тебе все утро звонят, – сказал Матвей.

– Это банк. По кредиту. Я не беру.

Он схватил мой телефон. Я пытался забрать его у Матвея, но он успел, прищуриваясь, включить громкую связь.

– Алло, – сказал Мэт нарочито суровым голосом.

– Здравствуйте. Андрей Игоревич?

– Да.

– Вы являетесь клиентом нашего банка и у нас есть выгодное предложение.

– Вы попали в самарскую патриархию, пресс-служба.

Пока девушка на другом конце держала паузу, я зажимал свой рот, чтобы не смеяться.

– У вас есть время, чтобы прослушать информацию? – продолжила она.

– Я хочу только о Боге разговаривать!

Девушка повисла:

– Андрей Игоревич, у нас есть выгодная ставка по кредиту…

– Отче наш небесный! Да святится имя твое, и да остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим…

Девушка пожелала всего доброго и повесила трубку.

– Как думаешь, они еще позвонят? – спокойно спросил Мэт.

– Я очень надеюсь!

Мэт полез целоваться. Мы подрочили при помощи Стейси под песню «Ikea flower» группы Homeboy in luv, а потом пошли завтракать жареными сосисками «Красная цена» и хлебом. Я надел его футболку, и он сказал: если нравится – забирай. Она пахла пляжем, «Олдспайсом» и компьютерами.

Вечером я лёг на диван в гостиной и вспоминал все приколы, которые мы сочинили за прошлый день, складывал их в мысленный альбом, как коллекционеры раскладывают монеты. Я включил на компе трек «A real hero» из «Драйва» и листал страницу Матвея «ВКонтакте». Он снова обновил аватарку. На ней была его спина с прочерченным «Гражданин Майями». Мэт снова сменил статус и написал Homeboy in luv.

Мамина комната стала почти пустой. Остались только диван и большая керамическая фигура кошки. Мама говорила: «Эта кошечка – это я». Вечером «кошку» забрали – я отдал ее в подарок вместе с принтером и потом плакал.

На следующее утро на входной двери квартиры краской написали «Долг». Я взял маркер и написал ниже «я ничего не должен».

ГЛАВА 6

– Будем прокачивать скилл выживания, – сказал Матвей. – Я веду тебя в поход.

– Я не умею походы как-то.

– Не бойся, я порублю этих зеленых пидарасов, – говорил он супергеройским голосом. – Мы с папой в детстве ходили.

Ему удалось меня убедить, что ничего опасного в этом нет. Он планировал пройти от Тольятти до Самары, жарить сосиски, смотреть на НЛО, которое по легендам обитает в Самарской луке, и трахаться в палатке. Я любил трахаться и идея стала мне симпатична. Матвей взял палатку, самые дешевые продукты и мы отправились на другой берег Волги.

– У меня два спальника. Но один дырявый, – говорил мне Матвей.

– Да и я не целка, – я пожал плечами и закинул спальник на плечо.

Перед выходом я захватил мамин зеркальный фотоаппарат, который она привезла из Эмиратов несколько лет назад. У нее было много дорогих вещей с тучных времен, когда она покупала всякую ерунду без раздумий.

Маршрут мы построили очень плохо и я материл Матвея. Он все понимал и раздражался, но говорил «все будет».

Мы шли целый день и уперлись в реку, впадающую в Волгу, которую было не пройти. Был поздний вечер. Мы решили, что поставим палатку, а утром подумаем, как перейти эту реку. Пока соберем какие-нибудь бутылки и бревна, чтобы завтра построить плот. Место для остановки мы тоже выбрали неудачно, ведь это был пляж, который в народе называется «берег черепов», но мы этого не знали.

Мы разошлись по пляжу в разные стороны.

Я долго шел и увидел на земле огромную кость. Я подумал, что это корова какая-то умерла. Мне показалось забавным подбежать с этой костью к Матвею и стукнуть его по голове. Но потом я подумал, что он этого не оценит и кость решил не брать. Я прошел дальше и увидел человеческий череп. Я поднял взгляд на обрыв, каждый год подмываемый Волгой, и увидел, что из него торчат кости. Вода размывала землю и обнажала обрыв до костей.

Я показал это Матвею. Мы ходили по ночному побережью среди останков десятков людей с фонариками на телефонах. Я хотел вернуться домой, но Мэт шутил, что мы, как в плохом триллере, а значит бояться нечего.

– Кто-то убил сотню людей. Это проклятый пляж, – говорил я.

– Верь мне, все будет окей, – говорил Мэт. – Норм все будет, отвечаю.

– Очень, блядь, сомневаюсь. Бесишь.

– Знаю! Да!

– Пидора манда.

Поднялся сильный ветер. Мы залезли в палатку, её сносило и я не мог уснуть. Мэт обнял меня и просто повторял, что все будет нормально, не имея никаких аргументов.

– Прости меня, – сказал он.

– Все окей.

– Нет.

– В чем дело?

– Я не знаю.

Матвей снял очки и отвернулся.

Через несколько часов Мэт уснул, но я так и не смог спать. Я разбудил Мэта часа в четыре утра со словами:

– Надо убираться с этого проклятого острова.

– Давай пойдем строить плот, – сказал он.

Мы нашли два больших бревна и связали их моими штанами, а потом обвязали кучей пластиковых бутылок, которые нашли на берегу. Это была идея Матвея. Он пожертвовал футболкой и порвал ее на лоскуты.

– Ты чертов гений, – я искренне восхищался.

Он не отвечал. Он долго и усердно строил плот.

Мы сложили документы, телефоны, фотоаппарат и деньги в полиэтиленовый пакет и закинули его на плот вместе с двумя рюкзаками, палаткой и спальниками.

Когда мы поплыли, мы думали, что другой берег недалеко, и уже только в Самаре выяснили, что плыть нам пришлось почти километр. Мы отплыли и только спустя метров сто поняли, что взяли всего одно весло.

Матвей был сзади, я спереди. Мы проплыли пять метров, десять, и нам казалось, что все хорошо, но когда мы приблизились к середине, нас стало сильно раскачивать. Так сильно, что рюкзаки падали в воду. Я понял, что если сейчас проплывет паром или даже любая моторная лодка, поднимется волна еще выше, мы перевернемся и утонем, останемся жить на дне самарской реки. Мы были на грани гибели, но мы плыли, потому что дороги назад уже не было.

– Че-то я не хочу стать Спанч Бобом, – говорил я.

– Не, ты станешь Лесбоведьмой из «Русалочки». С таким противным ебальником.

– Блядь, ты без очков, ты не видишь.

– Я знаю.

Мы ругались и нам было не так страшно умирать.

На второй половине пути стало казаться, что мы управляем этой штуковиной, но тут из бревна полезли жуки. Тысячи жуков. У них было сорок ног, восемьдесят ног, три ноги, они были летающие, ползающие, плавающие. Я соскочил с плота и упал в воду.

– Хватай меня! – кричал мне Матвей. Он протянул руку, чтобы я забрался на плот, но я сказал, что тогда мы точно перевернемся и лучше я буду плыть сзади. Матвей достал свои намокшие очки и стал рулить. Я чувствовал себя Джеком из «Титаника», потому что в мае вода была холодная.

Матвей добрался до берега первым, я – следом за ним. Я задолбался плыть и когда вышел на берег, просто упал. Но я побеждал жизнь и мне это страшно нравилось.

Мы разожгли костер, разделись и стали сушить шмотки. Я вспомнил про фотоаппарат. Он оказался почти разряжен, но я попробовал прицелиться и что-то снять. Мне было неинтересно фотографировать пейзажи: это все равно что снимать профессиональных красавчиков – всегда хорошо и одинаково. Я смотрел на Матвея. Он сидел на пляже, измазанный песком и илом, и выжимал трусы. Я рассматривал его прыщи и растяжки на розовой коже ягодиц и шрам от аппендицита на мягком животе в складках, еще один шрам на колене, русую мокрую голову и высокий лоб, который непременно будет лысеть и становиться все выше, широкую спину с мелкими волосками, которые будут везде, очки ботаника под густыми бровями красавчика из старшей школы, крестик на больших неравномерно волосатых сиськах, мурашки на боках и сжавшийся член, короткие руки с толстыми надроченными предплечьями и забитыми кровью бицепсами. Матвей кидал мокрую одежду на кусты под жаркое солнце, а я его фоткал. Мэт был похож на молодого капитана, потерпевшего крушение, а я – тот самый корреспондент, фиксирующий детали катастрофы.

Я обожаю детали и несовершенства.

– Не надо, – говорил он. – Это не красиво.

– Это жизнь, – сказал я, – не реклама курортов Краснодарского края.

Я подошел ближе.

– Ты секс.

– Я просто хохол.

Я лег на песок. Мэт лег рядом.

– Ты знаешь украинский? – спросил я.

– Только ругательства, – он ответил. – В семье не говорили, а че в детстве было не очень помню. Но я смотрел «Папиных дочек» на украинском.

– Я тоже не знаю таджикский. Только бытовые слова. И еще как сказать «я тебя зарежу». Интересно, как вообще в Одессе.

– Помню только пляж и дом тетки. Не знаю что там осталось с тех пор. Но… но я представляю, что она прикольная, как у Киры Муратовой в «Увлечениях». Разумеется, я оттуда только куски с Литвиновой видел.

– Хотел бы там побывать?

– Да-а-а. Море, сосны, психи кругом.

– Давай летом следующим съездим.

Мэт погладил меня по голове.

– Че эт? Ты только что злобный был.

– Сейчас у меня в руках совсем маленький зверёк. – говорил Мэт голосом с кассеты. – И, кажется, кому он может причинить вред. Он абсолютно безобиден, он даже кусаться не умеет. И не подумаешь, что он… бобр.

– Бобр?

– Ты плыл, как бобр.

– Скажи «бобр бобр», – попросил я его.

Он сказал, а я засмеялся. Он очень смешно говорил это слово низким голосом, от которого все вибрировало.

– Какое твое тотемное животное? – спросил он.

– Кенгуру. Потому что он бестолковый, но прикольный. И дает пизды. А твой?

– Вомбат. Он ленивый и у него стальная жопа. Он ей защищается.

– Переименую тебя в «стальную жопу» в телефоне.

– Но вомбатов не существует.

– В смысле?

– Животные просто выебываются, чтобы казаться оригинальными. Притворяются. Существует всего четыре вида животных. Это рыбка, птичка, жопка и пЮра.

– Что за пюра?

– Ты не знаешь теорию доктора Хитрюка? – Матвей стал по-смешному серьезным.

– О-о-о, опять доктор Хитрюк.

– Смотри. Я объясню эволюцию видов. Допустим, у нас есть человек. Разумеется, человек не животное.

– Окей.

– Вот. И этот человек прыгает в реку и плывет. Кто он теперь? Рыбка. Потому что рыбка – это все, что плавает. А потом под этим человеком взрывается подводная мина и он взлетает. Кто он теперь? Правильно, птичка, потому что птичка – это все, что летает. А теперь представим, что этот человек падает на берег. И, разумеется, он слабо похож на человека после всех потрясений. Кто он теперь?

– Жопка? – спросил я.

– Правильно. Потому что жопка – это все, что не плавает и не летает, но у чего есть жопа. Ну то есть сейчас мы жопки.

– Окей.

– А теперь представим, что после всех потрясений жопа у человека отваливается. И кто он теперь? Правильно: пЮра. Потому что пЮра – это то, что не плавает и не летает, и у чего нет жопы.

– То есть паук – это пюра?

– Да. У него же нет жопы как таковой.

– А медуза?

– Это рыбка.

– А Путин?

Мэт задумался.

– Жопка.

– Так, а теперь серьезно. Послезавтра экзамен, – сказал я.

– Зачем ты сказал про уник.

– Надо придумать, как решать, – сказал я.

– Потом.

– Всегда «потом».

– Моя голова – это машина, в которой сидит двести психованных обезьян. Сколько нужно обезьян, чтобы тачка поехала?

– В твоей голове двести жоп.

– Как и в моей жизни. Давай просто лежать.

Мы сами не заметили, как уснули в обнимку и проснулись в середине дня. Мы оделись, пошли вдоль реки, дошли до поселка и сели на омик в Самару. Волны качали, Матвей снова уснул, а я фоткал его покрасневший нос, плечи, грязные волосы, торчащие из-под кепки Диппера и неравномерно мохнатые сиськи. Позже он рассказывал, что ему снился сон, будто он сунул мне в рот свой палец и тот забеременел. Он распухал и краснел, и тогда Мэт решил самостоятельно вскрыть палец, но ребенок оказался мертвым.

– Может, я хочу детей? – говорил Мэт.

– Ну, ты любишь ебать без гандона.

Экзамен я сдал сам, но рассказал однокурсникам, что могу сделать им четверки автоматом за семь тысяч на каждую зачетку. Взамен профессор Горлач, чтобы это выглядело покупкой, давал стопки своих авторских учебников. Когда я договаривался с преподавателями, я вспоминал, как договаривалась мама, она давала взятки, как Волк с Уолл стрит, ведь вся Средняя Азия стояла на взятках. Я представлял, что на моем месте стоит она и мне становилось спокойно. На следующий день я уже нес стопку зачеток с деньгами со всего курса – всего двадцать зачеток. С каждого я взял комиссию в тысячу рублей и в итоге заработал двадцать тысяч. Я рассказал об этом матери и она сказала «горжусь». А учебники мы сожгли на мусорке вместе с Мэгготом и Лехой.

Позже Мэт посмотрел фотки из нашего похода, которые я отобрал и обработал, и сказал, что он будто персонаж фильма и ему нравился.