Текст книги "Не боярское дело 1 (СИ)"

Автор книги: Сергей Богдашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Чай Олег стал пить так же, как и купец, с блюдца. Больно уж он горяч.

– Иван… Иван Алексеевич, – представился мужик, после того, как купец пару раз кхекнул, выслушивая спич парня про достоинства чая.

– Линейка у вас, Иван Алексеевич, не очень хороша. Сдаётся мне, что летать с ней не просто, – в последний момент Олег сообразил, что эту поделку мог изготовить кто-то из экипажа, и решил не хаять чересчур чужой труд. Поставив блюдце на стол, он аккуратно промокнул салфеткой вспотевший лоб.

– И чем же она вам, молодой человек, не угодила? – поинтересовался купец. Он тоже закончил чаепитие и откинувшись на спинку дивана, с улыбкой наблюдал за разговором.

– Простая слишком. Был бы у вас дирижаблик небольшой, вроде курьерского, на пару продольных компенсаторов, то тогда ладно. А у вас их четыре, и они разнесены по углам рамы. У вашей линейки нет обратной связи. Значит и рама постоянно наперекос работает.

– Что скажешь, Иван Алексеевич? – с ухмылкой поинтересовался Киякин у своего товарища, явно забавляясь возникшей ситуацией.

– Что скажу… Скажу, что я как раз на курьере и летал. Не было там никакой обратной связи. И линейки эти я пару раз сам делал. За три года никто не угробился, – огрызнулся мужик, и сердито засопел над вновь налитой чашкой чая.

– Для транспортника линейку на коленке не сделать. Она – прибор точный и непростой. Тут даже наша мастерская не справиться, – почесал Олег затылок, – Странно, вроде и дирижабль у вас добрый, а цепи управления никуда негодные стоят.

Мужики переглянулись и зашлись довольным смехом.

– Мы же из двух списанных один собрали. Новый-то года два строить будут, и денег он безумных стоит. Никакой торговлей столько не заработать. Тут нам армейские друзья подсобили по старой памяти. Понятно, что перед списанием механики всё ценное ободрали, так и мы, считай, за бесценок у них отоварились. А так-то да, никто из нас до этого на транспортах не служил. Мы с Кирьяном на боевых летали, а Ваня на курьере. Ясен пень, что большие грузы никому по службе возить не довелось. Вот и не знаем мы толком ничего про все эти транспортные тонкости.

– Неужели дирижабль два года строят? – выловил Олег из разговора удивившую его информацию.

– Для гражданских это так. Верфь сначала военные заказы клепает, а гражданские суда доделывают по остаточному принципу. Да и очередь там стоит немалая, – впервые подал голос Кирьян.

– Ты лучше вот что скажи. Если я достану эту линейку, ты сможешь её установить? – спросил купец, потирая руки.

– Не, – замотал Олег головой, – Вам хороший специалист нужен. Чтобы в марках и типоразмерах разбирался. Энерговоды вам грамотно развёл. Контакты все на штатные заменил. Короче, знания нужны специфические. Тогда всё сбалансировано работать будет. Сейчас у вас процентов тридцать энергии попусту уходит, а то и больше.

– Ой ли… Не ошибаешься, случаем? – недоверчиво прищурился Киякин.

– А вы со стороны пригласите кого-нибудь разбирающегося в этом деле, и послушайте, что он вам скажет, – глядя купцу в глаза ответил Олег.

– Похоже, парень дело говорит, – задумчиво протянул Кирьян, обращаясь к купцу, – Может, скатаемся до армейцев. Я там много с кем знаком. Поди, в простой-то консультации не откажут.

– А сейчас и съездим, – решил Киякин, – Ты тоже подходи, как увидишь, что мы вернулись, – обратился он к Олегу.

Армейская часть была расположена на другом конце поля, но въезд на ограждённую территорию у неё организован со стороны города. Звук автомобильного клаксона Олег услышал минут через сорок. Купец сигналил, давая знать, что они вернулись. Он отпросился у Силыча, и поспешил к дирижаблю.

Привезённый купцом консультант оказался франтоватым мужчиной, лет тридцати пяти. Такой вид ему придавали тонкие усики, с закрученными вверх концами. Поверх добротного технического халата он набросил офицерский плащ. Оглядев дирижабль со стороны, консультант удивлённо покрутил головой и пошёл осматривать предложенные его вниманию потроха, выглядывающие из проёма на месте снятой панели.

Посмотрев на открывшуюся конструкцию, офицер оглянулся на пилотов, вытащил пенсне, и стал разглядывать внутренности уже вплотную, чуть не утыкаясь носом в детали. Вылез он с вытаращенными глазами, и прежде чем начать говорить, выразительно покрутил упёртым в висок указательным пальцем.

К концу ремонта дирижабля Олег познакомился и с купцом, и с его магами Иваном и Кирьяном, и с капитан-техником второго ранга Усольцевым Игорем Семёновичем. Хозяйство при каптёрке Силыча обзавелось фарфоровым заварником, ведёрным самоваром и вполне приличным набором пиал, пусть и фаянсовых, но вполне симпатичных и новых. Самовар притащил из дома Силыч, а остальное подарили «прихожане». Так старый механик окрестил купца с его командой и армейского техника, полюбивших вечерние чаепития под навесом, с видом на лётное поле, дирижабли и реку за ними.

Хотя началось всё с подарка. От денег за свои советы Олег отказался дважды, как их купец ему не навяливал. Киякин поступил хитрее, он прилично доплатил мастерской, и однажды начальник выдал Олегу премию в размере месячной зарплаты. От себя Киякин подарил две здоровенные жестяные коробки цейлонского чая, с которого и начались их посиделки в уже увеличенном составе. Эмалированные кружки, с помятыми боками и облупившейся местами эмалью, собравшиеся гости дружно назвали нонсенсом, не соответствующим качеству напитка.

О чём только не говорят мужики вечером после работы.

О дирижаблях, о ба… дамах, о службе, о деньгах и их роли, о пограничных конфликтах, которые понемногу переросли в полноценную войну, о политике… Да всего не перечесть.

Трудно объяснить почему, но в этой компании у Олега впервые возникло чувство дома, ощущение защищённости, и вера в то, что всё будет хорошо. До этого он словно был контужен обрушившимися на него событиями, потерей родных и как-то замкнулся, ушёл в себя. Его душа словно спряталась где-то внутри, и всё происходящее он воспринимал, как наблюдатель со стороны.

Обычное человеческое общение, интересная работа, новые знакомства – Олег зацепился за них, как за якорь и понемногу сам себя стал вытаскивать из опустошения и чувства горя, из воспоминаний о прошлой жизни.

Близко сошёлся Олег и с маготехником Усольцевым. Речистый купец уломал таки офицера заняться его «ласточкой». Дело дошло до того, что офицер взял неделю в счёт отпуска, и получив Олега в подручные, принялся за работу.

Работать с Усольцевым интересно и познавательно. Мечтал человек стать учёным. Аспирантуру закончил после института. К значимому академику в коллектив попал. Только титулованный учёный не любил «самодеятельности». Так он называл попытки своих сотрудников заниматься собственными темами, а не теми, которые были утверждены планом его работ.

И ладно бы, его требования относились только ко времени работы, так нет. Стоило новому аспиранту написать статью по абсолютно посторонней теме, работу по которой он самостоятельно провёл в свободное время, как Усольцев почувствовал всю силу гнева своего начальника. Помыкавшись три года, Игорь Семёнович перешёл в другое учреждение.

Там работать над собственными изобретениями начальник не мешал, но все достижения без малейшего зазрения совести присваивал себе. Любая мелочь, пусть даже небольшая статья в научный журнал, шла обязательно под его фамилией, и лишь потом, мелкими буквами указывались настоящие авторы.

Время шло, творческие порывы сменила нудная рутина, а тут ещё и семья появилась. Недолгая семейная жизнь закончилась грандиозным скандалом и разводом, а армия получила перспективного инженера-техномага, подписавшего пятилетний контракт.

Пять лет службы закончатся через семь месяцев. Командир части уже зондирует офицера на продление контракта, обещая скорое повышение в чине, но в жизнь техномага вмешалась весёлая вдовушка. Общительная, занятная, кроме приятной внешности и замечательного характера она обладает ещё многими несомненными достоинствами, к которым относится большой доходный дом на одной из центральных улиц. На первом этаже расположена ювелирная мастерская, ранее принадлежавшая её погибшему мужу, и ювелирный же магазин, который она уже устроила сама.

Бравого офицера Софочка Гольштейн приметила через год после смерти мужа, убитого ночными грабителями. Усольцев зашёл в ювелирную мастерскую, решив заказать амулет на юбилей своему командиру части. По сути, он лишь немного улучшил свою студенческую разработку. В годы бурной студенческой молодости, когда вопрос утреннего похмелья встал во всей своей красе и плотно начал мешать учёбе, в будущем техномаге проснулся талант. Буквально по наитию он соорудил амулет, полностью снимающий похмельный негатив. Пьяная беседа с таким же студентом целительского факультета однажды поутру преобразовалась у техномага в удивительно гармоничное плетение по принципу «три в одном». Амулет оказывал лёгкий целительный эффект, снимал интоксикацию и добавлял заряд бодрости. Камушка, в миниатюрном подобии накопителя, хватало раз на десять. Если учесть, что маги-целители одну такую услугу оценивают в двенадцать рублей серебром, то… Убедительно выходит.

Софочка, существо милое и легко порхающее по жизни, отличалась железной деловой хваткой. Моментально оценив коммерческие перспективы амулета, она со всей своей милой непосредственностью предложила офицеру пять процентов от прибыли при его производстве, и даже прощебетала, что все затраты на патент готова нести на своих хрупких женских плечах. Про её плечи офицер отозвался возвышенно, даже поэтично, а во всём остальном решительно ей отказал.

Второй этап, на котором Софочка согласна была обсуждать отчисления в пятнадцать процентов, они провели в отдельном кабинете ресторана. Чтобы не выходить из переговорного процесса, разговор про тридцать процентов решено было перенести в Софочкин будуар.

За ночь вдовушка в коммерческих переговорах продвинулась не сильно, но между делом сумела выпытать кое-что о студенческой юности офицера. Уяснив, что подобных амулетов разного назначения он только в студенческие годы придумал больше десятка, Софочка тут же познала, что такое первый оргазм, а заодно её проняло чувство чистой и истинной любви. Если бы не вовремя закушенная намертво подушка, то капитан одним рывком мог бы поднять свои отчисления в тот миг до сорока девяти процентов. Насколько иногда простые слова могут оказаться круче секса!

Бравый капитан не стал возражать, когда Софья во время изумительно вкусного завтрака отправила свой экипаж за его вещами. Даже записку сопроводительную написал. Переговоры вещь серьёзная, их просто так не бросишь. Под утро Софочка вроде бы совсем уже готова была поговорить про тридцать пять процентов, но помешал дворник. Сбил с такта, гад. Нельзя метлой так часто махать. Утро мягче надо встречать, со вкусом. Не вжик-вжик-вжик, а вжи-ик, вжи-ик.

Свои планы и похождения капитан умел рассказывать без малейшего налёта скабрезности, с тонким чувством юмора, и рациональной долей житейского цинизма.

Похоже, что основу их отношений с вдовушкой составляет союз единомышленников, притяжение двух половинок, которые взаимно дополняют друг друга, а всё остальное для них не более, чем красивая и увлекательная игра.

Как бы то не было, а настал день лётных испытаний.

Дирижабль пригрузили двадцатитонным балластом, ещё три тонны добавили в отсеки гондолы, довели закачку гелия до нормы и начали травить тросы. Со ста метров, прогрев двигатели и сбросив вышибные карабины, судно пошло на ветер, понемногу наращивая положительный тангаж.

– А-а сказка!

– Парни я вас всех расцелую, а не, лучше напою до поросячьего визга! Прикиньте, ощущение такое, что до этого мы ездили на двухколёсном самосвале.

– Я полон энергией! Словно и не летал.

Экипаж вывалил на поле из обеих дверей. Улыбки до ушей. Мотористы кинулись к Силычу, маги к Усольцеву, а к Олегу подошёл один Киякин.

– Мы завтра улетаем. Вернёмся дней через десять. Как прилетим, на обед тебя приглашу. Придёшь? – купец засунул большие пальцы в карманы жилетки, а ладонями похлопывал себя по животу. Лицо довольное, как у кота, объевшегося сметаной.

– Это с чего бы честь-то такая? Степан Васильевич, только не говорите мне, что вы сами это придумали, – глянул Олег на купца, через смеющийся прищур глаз.

– Да я, у себя дома… – вскинулся купчина.

– Я про обед спрашиваю, – мягко перебил его Олег.

– Хм, про обед точно не сам, – с удивлением признал Киякин, – От же бабы, – хлопнул он себя по ляжкам, – Не, ну надо же так мне было мозги запудрить, что я чуть было в спор не кинулся. А ведь точно. Дочь мне на уши присела.

– Да ладно… – удивился в свою очередь Олег, – Она меня если и видела когда, то один раз, и то далеко не в лучшем виде.

С дочкой купца Олег встретился, когда катил к мастерской бочку с отработкой. Замена отработанного масла в двигателях дирижабля, льющегося с высоты в два с лишним метра, да при порывистом ветре на поле – это не тот аттракцион, который вызывает радость. В почерневшей отработке Олег уделался на совесть. Не помог ни кожаный фартук, ни кепка. Даже в глаза попало. Пришлось их протирать, размазав остальное масло по всему лицу.

– Ой, папа, смотри. Негр бочку катит, – светловолосая девчуля, раскрыв рот и васильковые глаза встретилась ему на углу стоянки, рядом с которой у них установлена ёмкость для слива отработки.

– Бамбарбия Кергуду! – на автомате отреагировал парень их старой лицейской шуткой, и для полноты эффекта, демонстративно облизнувшись, клацнул оскалом белоснежных зубов, и выкатив белки глаз, добавил, ощерившись – Ням Ням.

Барышня с заполошным визгом кинулась в объятия Киякина, который, подыхая от смеха, тихо сполз по стене на приступок фасада.

– Видимо запомнила. Ну так придёшь, не побоишься? – попытался взять парня «на слабо» купец.

– Приду. Только ты сам смотри не испугайся, – впервые обратившись к купцу на «ты» ответил Глава Рода Бережковых.

Глава 4

До войны Камышин был небольшим городом, с населением в сто десять тысяч человек. Надо сказать, что война почти не затронула сам городок. Ни одной постройки разрушено в нём не было. После того, как первые волны беженцев принесли с собой эпидемии смертельных болезней, власти стали действовать крайне решительно. За три дня были выселены все жители из Николаевска, который находился на противоположном берегу Волги, напротив Камышина, и всех беженцев заселили в опустевший город. Крупные областные центры вокруг были превращены войной в руины, и Камышинское княжество начало прирастать народом. Волга помогла пережить голодные годы ядерной зимы. Десятки тысяч людей кормилось с реки и помогали выжить ещё сотням тысяч. На полях, где раньше росли знаменитые камышинские арбузы, стали выращивать морозостойкие сорта овощей и зерно. С потеплением население начало расползаться от реки, чему не в малой степени способствовал князь Гончаров. Помогал новым хуторянам и деньгами, и семенами для посева. Да и бояре целыми Родами к нему под руку пошли. Как-то само собой получилось, что выросло княжество, утвердив свои границы по Дону, реке Урал, северному побережью Каспия, а по Хопру и Суре дотянулось до бывшей Пензы. Громадная территория, одна из самых богатых землями и населением. Иная страна поменьше будет. Продовольственная житница Империи. Почти треть всех продуктов, мяса и рыбы отсюда везут, а сахара так и вовсе больше всех остальных, вместе взятых. Свёкла тут сахарная уж больно хорошо родится.

Купцы камышинские быстро поняли все выгоды своего положения. Волга и Дон стали для них основными транспортными магистралями, а продовольствие – главным товаром.

С ростом купечества понемногу начал оживать и гигантский хлопчато-бумажный комбинат. К слову сказать, самый большой в Европе был в довоенные годы. К списку товаров добавились ткани. Пообносился народ. Нарасхват ткани пошли.

Купец Липатов Ерофей Константинович в первую сотню камышинских купцов не входил. Собственно, и во вторую тоже. Устроился он где-то в середине третьей. И то хлеб. Купец-то он всего лишь в третьем колене. Первая сотня купцов поколений десять насчитывает. Успели все важные позиции да маршруты загодя под себя подмять. Торговать начинали на тех кораблях, что после войны уцелели, а потом и свои верфи в городе появились. Новые пароходы в самом Камышине делать стали. Железную дорогу смогли восстановить, и до Дона продлить, а вот до Урал-реки пока не сподобились. Неспокойная там ещё территория. Страшновато купцам в «железку» по степям такие деньжищи вкладывать. А ну, как нагрянут лиходеи, да порушат всё. Не раз уже степи казахские хунхузы свободно проходили. Словно нож горячий сквозь масло. На Урал-реке их и останавливала княжья дружина, да потом и войска государевы.

С одной из таких битв и начался их купеческий род. Прадед его, Семён Липатов, десятником был в Бережковской сотне, что службу несла вместе с княжеской дружиной. Знатно они тогда повоевали. Вот только пуля хунхузская прадеду плечо раздробила, да отсушила руку. Вывезли прадеда до Камышина, а там его дочка старосты артельного выходила. Много девушек тогда в медсёстры подались. А пока лечила, да на ноги поднимала, любовь-то у них и сладилась.

Староста артельный, что четыре рыбацкие ватаги на Волге держал, счастью дочери единственной препятствовать не стал. Воину увечному отдал под начало свои торговые места в городе, да с купцами нужными свёл. А уж когда боярин Бережков ему патент выкупил купеческий, да своим родовым купцом назначил, так и начало их дело торговое расти.

Князь Гончаров тоже не забыл, с чего купец-то об одной руке, считай, стал. Неплохим домом наградил на свадьбу, и сам отцом посаженным выступил со стороны жениха. И честь великую воину оказал, и самым непонятливым дал понять, что Липатовы у него под личным присмотром состоят. Обзавидовалось купечество, но зла не затаило. Больно уж слава о той битве на Урал-реке прогремела. Один в пять наши бились, а разгром врагу нанесли и на свою землю не пустили. Домой меньше половины воинов вернулось, и те почти все изранены. Особо тут не позавидуешь. Не каждый из купцов готов свою голову сложить за земли и народ, да и навыки воинские с делом купеческим совместить нелегко. Это с виду купец толст и благополучен. На самом деле работы у него невпроворот. Всё требует присмотра и контроля, а уж чтобы ещё и нос по ветру держать – тут особый талант нужен. Нет времени у купцов, чтобы по полдня штыком махать, да на полигонах по мишеням стрелять.

Со годами вышло так, что Бережковские накопители магической энергии только через Липатова и можно стало заказать. Не жаловали Бережковы иных покупателей, как те не пытались соломку мягко стелить. Напрямую дело имели только с Оружейным приказом, да с купцом своим. Вроде и мелочь. Накопители кто только не делает. Те же Мансуровы, к примеру. Много они накопителей производят, и по цене они у них дешевле. Ан нет. Цена хоть и пониже, а качество заметно пожиже. Втрое против лучших Бережковских проигрывают, что по запасу, что по отдаче одномоментной.

Услышав шум во дворе, купец поднялся с кресла, и зябко кутаясь в халат, подошёл к окну. Не вовремя простыл он, вот и отправил сына с охраной в контору, как узнал, что привезли инкассаторы посылку с заказами. Не верилось ему, что заказ выполнен будет. Долетели уже до Камышина вести о гибели главы Рода Бережковых.

Вслед за сыном из его автомобиля выпорхнули две сестрёнки-близняшки, радость и отрада сердцу отцовскому. После неожиданной кончины жены, год назад умершей от сердечного приступа, и похоронки на старшего сына, погибшего на войне, только эти болтушки могли вызвать улыбку на лице купца. Крепко он сдал, после свалившегося горя. Поседел, сгорбился, осунулся на лицо. Теперь и приболел ещё, чего с ним давно не случалось.

Проследив, как охранники вытащили из машины два небольших, но тяжёлых ящика, а сын нагрузился картонными коробками, перевязанными лентами, Ерофей Константинович пошёл встречать прибывших. Запамятовал он, что дочки к первому балу готовятся, хоть и трещат они по этому поводу, как сороки, уже не одну неделю.

– Ящики в обеденный зал заносите, а вы цыть к себе. Позже наряжаться да показываться будете. Дела пока у нас, – скомандовал он с лестницы, пряча улыбку в густые усы.

С приездом детей дом, казалось, стряхнул с себя сонную грусть и наполнился жизнью.

Зайдя в прихожую, дочки тут же изрядно потеряли в чопорности, положенной им на людях, чмокнули брата в щёки, и похватав коробки унеслись на свою половину. Эх, достанется же кому-то вскоре такое чудо! Веселушки, подвижные, словно капельки ртути, умом не обделены, и Дар магический есть, пусть и слабенький. А уж пригожие какие!

Встряхнувшись, словно пёс, вышедший из воды, купец поспешил в зал. Давно его одна догадка мучила, вот и ждал он подтверждения своим мыслям с прибытием этого заказа.

– Неси сюда шкатулки, и фонарик новомодный захвати, – скомандовал он сыну, нетерпеливо поглядывая на ящики.

С детских лет Ерофей Константинович не пропустил ни одного накопителя, чтобы не посмотреть сквозь рёбра контуров на игру камня. Некоторые он откладывал сразу в сторону, а в иные мог смотреть подолгу. Камни в накопителях только с виду одинаковы. Оттого и важно почувствовать душу камня. В одном затаились лучи солнца и ощущение тепла, в другом шелест листвы и дыхание весны, в третьем можно почувствовать шум прибоя и журчание родникового ручья. Константин Иванович, отец Ерофея, называл сына фантазёром, но признавал, что оттенки на камнях он подмечает самые мельчайшие. На работе накопителей такие мелочи никак не сказывались, но купец так и не отказался от своей привычки. Своё ощущение камней он держал в тайне, чтобы не прослыть чудаком. Откуда взяться душе у искусственных алмазов…

* * *

Шок и необычное волнение Ерофей Константинович впервые испытал не так давно, года три-четыре назад. Тогда он первый раз увидел необычные камни. Практически бесцветные, с едва уловимым налётом синевы, они ощущались, как бескрайнее безоблачное небо, которым можно любоваться бесконечно, и давили своей силой, словно упругий ветер, готовящийся сбить тебя с ног. Такой чистоты, мощи и ясности ощущений купец не испытывал ни разу. Чтобы проверить себя, он прихватил с собой три разных образца и поехал к школьному другу, Аристарху Соломоновичу, ювелиру-артефактору. Ювелир был одним из немногих, кого купец частично посвятил в свои исследования. Посмеиваясь, мастер изучил камни, а потом, забыв о госте, часа два возился вокруг накопителей с разными приборами. Назначение многих агрегатов, сконструированных мастером лично, вряд ли кто знал, кроме него самого. О том, что ничего особо интересного он не узнает, купец догадался задолго до окончания работ. По мере того, как со стола один за другим исчезали приборы, лицо друга Арика становилось всё грустнее и грустнее.

– Ну что же, у меня для тебя две новости. Сначала хорошая. Не могу объяснить причину, но вот этот накопитель намного лучше двух остальных. Он заряжается быстрее, у него больше ёмкость, и я не смог определить величину саморазряда. Такое впечатление, что её совсем нет. Почему не могу назвать причину? Да потому, что её нет. Кроме оттенка, сам кристалл ничем не отличается от двух других. Я бы даже сказал, что тот, что с зеленоватым оттенком, скорее всего почище будет. Теперь о плохом. Если такие накопители попадут в руки воякам, то они из кожи вон вылезут, но таки захватят себе весь остальной объём подобной продукции, – вынес вердикт ювелир, с чпокающим звуком вынув из глаза часовую лупу.

– И что мне теперь делать? – нервно хрустнул купец пальцами, тяжело облокотившись на столешницу. Четвёртую часть своего дохода он получал от продажи накопителей. Но в данный момент не деньги интересовали купца. Престиж. Бережковские накопители делали его вхожим в самые различные, иногда очень необычные круги общества. Невероятно дорогие, уникальные по своим характеристикам, накопители были знамениты среди Одарённых. Личные связи с князьями и именитыми боярами дорогого стоят. Враз потерять такой круг знакомств купец просто не мог себе позволить.

– Ломать не строить, – хитро сгофрировал свой выдающийся нос Аристарх, сумев разместить на нём шесть вертикальных глубоких складок, – Ограничители на заряд я просчитать смогу. Лишь бы накопители никому из шибко внимательных на глаза не попались.

– В каком смысле? Переделка заметна будет? – выдохнув, спросил Ерофей Константинович, утирая пот со лба большим платком.

– Это вряд ли… Другой вопрос, что с саморазрядом делать, да и со сроком службы, пожалуй. Раза в полтора такой накопитель дольше проживёт. У тебя есть данные, сколько циклов зарядки они сейчас выхаживают?

– У гвардейцев, как я слышал тысячи две-две с половиной. На дирижаблях тысяч до пяти. Сам понимаешь, режимы там помягче, поэтому деградация кристалла и происходит медленнее, – как по писаному отчеканил купец не раз говоренный им текст.

– Надо же. Неужто дороговизну такую на дирижабли ставят? – изумился ювелир.

– Кто бы говорил, – хмыкнул купец, косясь на витрины ювелирной лавки, – Твои побрякушки тоже не за копейки продаются.

– Так то украшения, к тому же с магическими причудами. А на дирижабль и промышленный накопитель можно поставить. Пусть он и весит несколько тонн.

– Ага, ты ещё столичным штучкам на самосвале предложи в свет выезжать. Там, брат, такие финдебоберы порой закручивают, что только держись. В ином дирижабле только в баре одном напитков столько, что можно на два таких накопителя поменяться, и не прогадаешь. Оденет боярин шубу соболью с пуговицами брильянтовыми, возьмёт в руки посох резной, снизу до верху каменьями усыпанный, украшений на себя наденет, так что места живого не видно, вот и думай, сколько денег он на выход потратил. Для такого цена накопителя – тьфу. Плюнуть и растереть.

– Давненько я в столицу не выбирался, – задумчиво протянул ювелир, почесав лысеющую голову под сдвинутой набок кипой, традиционной еврейской шапочкой, прикрывающей макушку, – Надо же, как там жить-то роскошно нынче стали.

* * *

Ушедшего сына Ерофей Константинович дождался с трудом. Приплясывая от нетерпения, он выхватил у сына плоскогубцы и начал сдирать проволоку и пломбы с ящиков. Отщёлкнув замки и откинув крышки, он опытным взглядом нашёл нужные упаковки. Персональный заказ одного из самых именитых камышинских купцов. Честно говоря, за эту позицию заказа Липатов волновался больше всего. Не простит ему гонористый купчина, если у него не получится с подарком для дочери на свадьбу. Про яхту, которую он строит на камышинской верфи каких только слухов по городу не ходит. Местные сплетники предполагают, что она будет «самая самая». Самая быстрая, самая дорогая и самая красивая. Про самую дорогую Ерофей Константинович вполне верил. Четыре бережковских накопителя большого размера – это не баран чихнул. Ого-го какие деньжищи! Посмотрев на свои руки, купец досадливо мотнул головой. Трясутся. Волнение.

– Вытаскивай заказ Перфильева. Вот эти четыре упаковки. С них начнём, – скомандовал он сыну, от которого не укрылась и его секундная заминка и осмотр рук. Накопители распаковывать всё равно придётся все. Ещё прадед настоял на том, чтобы все накопители Бережковых клиенту в особых шкатулках доставлялись. С тех самых времён и живёт у них на подворье семья краснодеревщика. Каждая его работа – само по себе произведение искусства. Что по резьбе затейливой, что по инкрустации перламутровой. Зато и покупатели сразу понимают, какую ценность они приобрели. Что ни говори, а товар лицом подать очень важно.

– Какой разбирать будем? – спросил сын, сноровисто расправившись с упаковками.

– Все четыре, – откликнулся купец, пытаясь успокоиться и сосредоточиться.

Сын чему-то усмехнулся, и привычно начал разборку корпуса ближайшего к нему накопителя. Солдаты такими же уверенными движениями винтовки разбирают, чтобы почистить.

– Ну вот, сейчас всё и узнаем, – вполголоса сказал Ерофей Константинович, принимая из рук сына сердцевину накопителя в ещё не снятой скорлупе из толстой пористой резины. Подойдя к окну, он раздвинул половинки противоударной изоляции, и впился взглядом в кристалл.

– Батя, ты чего застыл? – голос сына купец услышал словно издалека, хотя сын стоял рядом, и через его плечо смотрел на то, что он держал в руках, – Надо же. Мне Петька Амбросимов вчера новым биноклем хвастался. Здоровенным таким, двенадцатикратным. Линзы у его бинокля тоже, то фиолетом, то синевой отдают. На смотри, второй камень так же переливается, – сын протянул ему ещё одну скорлупу. Алмаз, проглядывающий через хитросплетения золотых рёбер контуров, точно так же отдавал синевой, и дышал мощью океанского ветра. Не спеша осмотрели внутренности всех накопителей. Камни везде были однотонными, с заметным голубовато-синим отливом.

Ультрафиолетовый фонарик купец Липатов обзывал новомодным, чтобы не ломать язык на его сложном названии. Мода на специальные бланки купеческих документов пришла с год назад. Сразу после того, как начался выпуск новых банкнот, дополнительно защищённых от подделки. Особенно полюбились купцам бланки именных векселей, существенно упростивших расчёты за крупные партии товара. Фонарик помогал установить подлинность денег и бумаг, делая видимыми защитные узоры и специальные знаки.

Однажды вечером, около года назад, Ерофей Константинович закрылся у себя в кабинете. В очередной партии накопителей он увидел несколько знакомых голубоватых алмазов. Раздумывая над тем, стоит ли на них ставить ограничители, он машинально пощёлкал кнопкой новой игрушки – ультрафиолетового фонаря, прочно прижившегося у него на рабочем столе. К его удивлению камни засветились, и гаснуть стали далеко не сразу. Если бы не вечер, и не желание посидеть в сумерках, рассматривая причудливые всполохи пламени в камине, то ничего бы он не заметил. Так увлечение купца пополнилось ещё одним инструментом, а свойства алмазов – ещё одной загадкой.

Камни в новой партии накопителей были ещё более необычные, чем те голубые, которыми он любовался раньше. Поглядев на снисходительно улыбающегося сына, считавшего рассматривание камней отцовской блажью, Ерофей Константинович решил, что пришла пора приобщать парня к некоторым тайнам своего дела. Да к себе плотнее привязывать надо, а то, упаси Бог, сбежит в армию, как старший когда-то сделал.

– Зашторь-ка окна, и поплотнее, – распорядился купец, поудобнее устраиваясь на стуле и освобождая перед собой больше места на столешнице, – А теперь смотри внимательно.

Около часа отец и сын, словно малые дети, бродили вокруг большого обеденного стола, по очереди подсвечивая камни фонариком со всех сторон, и разговаривали.