Текст книги "Волчий остров"

Автор книги: Сергей Баталов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Вообще-то эта дорога вела в Ленинск – Кузнецк, Новокузнецк, Белово… Об изменении маршрута Касюк узнал только вчера вечером; как оказалось, у Николая Александровича неожиданно появились в Кузнецке одно небольшое, но срочное дело, которое по телефону – не решить, надо ехать и договариваться лично. Крюк, конечно, получался немалый, но кто спрашивал Игоря, хочет ли он ехать в воспетый великим пролетарским поэтом город, или нет?

В Енисейск добрались только к обеду следующего дня, по дороге переночевав в Красноярске. Здесь пробыли всего полдня и, закончив со всеми делами, тут же засобирались домой. Однако, немного подумав, заночевать решили в Енисейске, чтобы, выехав пораньше утром, к вечеру вернуться обратно в Новосибирск.

Вечером было душно. Касюк накинул на себя спортивный костюм, вышел на набережную Енисея – гостиница располагалась прямо на берегу реки. Красноватое овальное Солнце садилось прямо в Енисей, широченной блестящей лентой ускользающей далеко за горизонт. Игорь сел на бетонный парапет, свесил ноги над многометровой стеной… Внизу, чуть слышно шурша галькой, прошла молодая парочка. Не видя над собой Касюка, девушка и юноша прижались к нагретой за день бетонной стене, стали взасос целоваться. Касюк с любопытством посмотрел на влюбленных. Ему стало стыдно оттого, что он нечаянно посмотрел за чужим счастьем. Между тем молодые люди, совершенно ничего не замечая вокруг, стали раздевать друг друга… Игорь посмотрел сверху на снятые девичьи трусики, белым бесформенным комочком брошенные на галечник, рубашку парня, смятую под ногами влюбленных… Он осторожно повернулся, слез с каменного барьера и, стараясь не топать, тихо пошел прочь – в сторону гостиницы.

Спал он плохо. За окном никак не хотело темнеть, белое небо словно насмехалось над путешественниками, решившими вздемнуть после утомительной и долгой дороги. Перед утром Касюк ненадолго задремал.

Мерзко запищал у самого уха звонок электронного будильника, сигнализируя о том, что пора вставать, чистить зубы, умываться, пить чай, завтракать…

Касюк сел на гостиничной кровати, дождался, когда голову покинут липкие паутинки предутреннего сна.

Существовал только один хорошо проверенный способ быстро прийти в боевое состояние. Он натянул трико, выбежал на улицу. Неслышно ступая толстыми подошвами кроссовок по асфальту, он сначала пошел спортивной ходьбой, немного согрелся, перешел на бег. Четыре квартала в одну сторону, столько же – обратно. После интенсивной разминки на берегу Енисея Игорь скинул спортивный костюм, осторожно вошел в воду.

Течение оказалось неожиданно сильным, вода с непривычки довольно ощутимо холодила тело. Но вскоре холод ушел, осталась только бодрость, свежесть, радость…

Глава 3
На дне бетонной тюрьмы

…Серега окончательно одубел от холода. За время, проведенное в подземном склепе, он несколько раз спал, несколько раз ел, два или три раза ходил по нужде. К нему никто не заходил, ни о чем не спрашивал, ничего не объяснял.

Неопределенность стала самым страшным пока испытанием в этой бетонной тюрьме. Быков понимал, конечно, что все это делается намеренно: отсутствие любых контактов, потеря времени суток, однообразная пища, туалет рядом с "кроватью", наконец. Намеренно – это понятно, но для чего – именно?

Размышляя о причинах, из-за которых он мог оказаться в столь неприятных для себя условиях, Быков перебрал в голове десятки, возможно, даже сотни вариантов, выискивая поводы, из-за которых его могли оглушить, и на несколько дней изолировать в каком-то подвале.

На третьи или на четвертые сутки к нему стала возвращаться память о последних часах и минутах перед тем, как он потерял сознание. Быков вспомнил, как сошел с поезда. Как он поднялся на эстакаду, немного задержался на самом верху, полной грудью вдыхая свежий воздух, давая прохладному ветру остудить его тело, чтобы быстрее ушла сонливость, в теле появилась бодрость, а в мышцах – упругость.

На лестнице, ведущей с переходного моста, от пригородных касс вниз, громко "митинговали" пенсионеры. Возмущались, разумеется, отнятыми льготами, отменой бесплатного проезда на троллейбусе и трамвае и много еще чем. Седой, крепкий старик с аккуратной короткой стрижкой и военной выправкой говорил, что раньше, до "монетизации", он мог бесплатно съездить один раз в год на Юг. Теперь за поездку придется платить – около семи с половиной тысяч рублей. Компенсация же просто смехотворная – сто рублей. Он не брызгал слюной, не топал ногами. С достоинством, спокойно, но с горечью и обреченностью пожилого человека, говорил вслух то, что не мог больше носить в себе.

Быков опустил глаза, поправил на плече сумку, с трудом протиснулся через плотную группу этих очень небогато одетых людей. Неожиданно подумал, что ведь это именно эти самые бабушки и дедушки, тогда еще молодые, потом – зрелые люди – построили великую страну, разведали месторождения и пробурили нефтяные и газовые скважины, построили алюминиевые и сталелитейные комбинаты… Это они – своими руками, своим интеллектом создали то, что потом, спустя всего несколько десятилетий "прибрали к рукам" березовские, ходорковские, фридманы, вексельберги, авены, абрамовичи, дерипаски…

Их, стариков, много раз ограбило родное государство. Сначала отняли сбережения нескольких поколений, по копейке, по рублику, десятилетиями складываемые на счетах единственного банка – сберегательного. Потом через ваучеры лишили честно заработанной доли в общенациональной собственности. Потом отпустили "на волю" цены, но сохранили зарплаты и пенсии…

Теперь у стариков отнимали последнее, что у них осталось – возможность относительно свободно передвигаться. Ликвидировав, по сути, бесплатный проезд, их покрепче запирали в их квартиры, привязывали к микрорайону, в котором они живут. У стариков, для которых общение – порой единственная оставшаяся радость в жизни, эту радость отнимали. А вместе с ней отнимали жизнь.

Свернув с лестницы вправо, Серега словно на вилы наткнулся – настолько неприятным показался ему взгляд высокого худощавого темноволосого чернобрового мужчины, лет примерно около тридцати. Однако через секунду впечатление чуточку изменилось, "колючки" во взгляде почти исчезли; мужчина проявил заинтересованность.

– Куда едем? – Стараясь придать голосу как можно больше тепла, поинтересовался он.

– На Северо-Чемской!

– За пятьсот поедешь? – Испытующе посмотрел на него чернобровый.

– Поеду! – После недолгого размышления решил Серега, совершенно измученный двумя бессонными ночами и мечтавший сейчас только о двух вещах – теплом душе и мягкой кровати.

Вообще-то максимальная цена, за которую в это время суток можно было увезти местного жителя в этот отдаленный спальный микрорайон, была в два с половиной раза меньше. А если половину пути проехать на метро, то от Студенческой до Чемского вообще можно доехать за сотню. Но на метро нужно выходить на станции пересадки – Красном Проспекте, потом идти по длиннущему извивающемуся подземному тоннелю…

Чтобы "поймать" частника, который отвезет на Чемской за двести или двести пятьдесят рублей, нужно протопать от вокзальной площади метров сто – здешние таксисты просто озверели до денег, цены "ломят" несусветные. Пятьсот – это еще так, "семечки". Могут и за "сто" отвезти. Только не рублей, а долларов. Случаи бывали, и немало… Особенно с женщинами. Словом, нужно было что-то сделать, чтобы уехать подешевле. А Серега так устал…

Он мельком глянул на желтую, всю в цифрах и шашечках, "Волгу", открыл заднюю дверь, положил на сиденье черно-синюю спортивную "командировочную" сумку, следом, практически засыпая на ходу, забрался сам.

– Куда едем? – Бодрый голос таксиста на секунду вернул его к реальности. Серега назвал адрес, откинулся на мягкий подголовник и почти сразу задремал, уверенный в том, что таксист разбудит его, как только они окажутся у подъезда дома, в котором Серега арендовал квартиру.

…По всему выходило, что чем-то твердым по голове звезданул ему таксист. Или его подручный. Но зачем? Ответ на этот вопрос никак не давался Быкову.

Ограбить? Пара тысяч "деревянных", схороненная в "лопатнике" – не слишком большая добыча, чтобы вот так, среди бела дня похищать человека. Таксист – не наркоман же, в конце концов. Это только они способны за дозу, во время "ломки" даже убить человека.

Пока на ум Сереге приходила только одна подходящая версия – недвижимость.

"Благодаря" москвичам стоимость жилья в главном городе Сибири всего за год подскочила с пятисот до тысячи долларов за квадратный метр. Для жителей первопрестольной, это цены небольшие – все-таки в Москве, где проживает всего шесть или семь процентов населения страны, по неофициальным данным, "крутится" до восьмидесяти процентов всех денег России. Но для сибиряков…

"Что же будут делать бандиты, когда выясниться, что дом оформлен на другое лицо?" – Думал Серега, размеренно прохаживаясь по тесному помещения из угла в угол, по диагонали. Четыре шага – в одну сторону, поворот, четыре шага – в другую… – Меня, скорее всего, "прикокают" и закопают где-нибудь, на кладбище, в свежую могилку. Милиция ведь чаще всего работает по простому принципу: нет труппа – нет преступления. Значит, выход один – ни за что не говорить, что дом, по документам – не его.

Та-ак… А что тогда дальше? Дальше ему, скорее всего, предложат подписать какие-то бумаги, типа генеральной доверенности, или договор купли-продажи дома. Допустим, я подпишу эти документы…

Тогда я сразу становлюсь "им" не нужен. Можно убивать. Потом, конечно, выяснится, что договор или доверенность – "липа", поскольку дома-то у меня как бы и нет. Возьмутся за мать… Но мать, не смотря на возраст – кремень, она дом не отдаст даже под угрозой смерти.

В общем, как ни крути, выхода из этого подвала для меня нет. Убьют в любом случае!". – От этой мысли стало немного не по себе – тошно и мерзко.

Умирать не хотелось.

"Но какой есть выход? Придумать какой-то "ход", который даст возможность выбраться хотя бы на несколько минут из-под опеки похитителей, и постараться "сделать ноги"? Как вариант, вполне допускается. Но что-то Серега ни разу не слышал о людях, сумевших убежать из-под бандитской стражи. Читать – да, читал, но вот видеть, разговаривать – не доводилось. "Герои", сбежавшие от бандитов, делали это из домов, квартир, но не из намертво забаррикадированных подвалов. Нет… Этот вариант трудно выполним. Если только куда-то начнут перевозить, например, к "своему" нотариусу. Тогда…

А что, если?…" – Пришедшая в голову мысль неприятным холодком прошла по спине, застряла где-то в середине груди, намертво сковав дыхание и почти полностью заморозив сердце. – "А что, если не дожидаться пыток, избиений, издевательств? Все равно конец один – смерть…

…Серега едва не засмеялся вслух от мысли, пришедшей ему в голову. "А ведь это тоже выход!" – подумал он. – "В одном из рассказов Джека Лондона, с индейцами, кстати, связана необычная история. Один из европейцев – первопроходцев Америки, попал в плен к аборигенам американского континента, но смог избежать ужасных пыток. Он обманул индейского вождя, "скормив" ему байку о собственной неуязвимости, которая появляется, если тело как следует помазать особым снадобьем. "Снадобье", конечно, он изготовил, "намылил" им шею. Вождь краснокожих махнул топором так, что одним ударом отсек голову хитрому поляку.

Так… Ну и чем я "хуже" героя рассказа Джека Лондона? Все равно ведь убьют. Может, самому? Пока еще есть время и возможность?"

И все же поначалу мысль эта показалась очень абсурдной. Серега стал вспоминать свою жизнь, делая ей "ревизию"…

Выходило, что хорошего и плохого в жизни было примерно поровну. Но в последние годы наметилась четкая тенденция: жизнь пошла по наклонной – вниз. Исчезла возможность заниматься любимой работой, по собственной упрямой глупости потерял семью… Что дальше?"

Бывают ситуации, когда суицид оправдывают почти все окружающие… Василий, родной дядя жены Быкова, узнав, что неизлечимо болен, и ему на через несколько дней ампутируют ноги, не захотел стать обузой для престарелой матери. Жил он один, супруга давно оставила его, дети практически выросли. Он выбрал веревку покрепче, ушел с ней в сарай…

Нашли его только через сутки или двое.

Но смерть Василия не принесла долгожданного "счастья" его семье, для которой он так боялся стать обузой. Сильно сдала Маринина бабушка, Васин "уход" ее подкосил окончательно. А всего через год его сыновья, прогревая отцовы "Жигули", по неопытности – в закрытом гараже, отравились угарным газом.

"Но самоубийство – в подвале, перед лицом неминуемой смерти? Что это – слабодушие? Или оптимальный способ выхода из возникшей ситуации?" – над этими мыслями Быков думал еще часа полтора, но пока так и не пришел к какому-то решению.

…Подъезжая к Красноярску, Игорь Касюк еще раз набрал на мобильном телефоне номер Слемзона. Тщетно.

"Абонент временно недоступен!". Игорь разочарованно бросил телефон на свободное правое сиденье, крутанул руль вправо, направляя машину по объездной дороге. Николай Александрович, изрядно уставший за прошедшие дни, и ночью тоже как следует не отдохнувший, перебрался на заднее сиденье и старался задремать. Он заметил движение руки Касюка, поинтересовался:

– Что-то не так?

– Да, вот, до одного красноярского товарища дозвониться никак не могу. Обещал позвонить, когда будем проезжать мимо…

– И что, срочное дело?

– В общем-то, да!

– Может, твой телефон неисправен? Или слабоват? Мощности не хватает? – Предположил "генеральный". Знаешь, что! – Добавил он после небольшой паузы.– На-ка, возьми мой мобильник, попробуй дозвониться по нему, вдруг повезет?!

Игорь протянул руку назад, не глядя, взял мобильник. Ненадолго отрывая взгляд от дороги, он большим пальцем набрал номер красноярского знакомого Сереги. Телефон долго молчал, а потом неожиданно в нем стали раздаваться длинные гудки. Касюк притормозил и свернул на обочину.

– Ал-ле! – Раздался в трубке знакомый Игорю приятный мужской голос.

– Здравствуйте! Это Игорь! Друг Сергея Быкова! Я звонил Вам недавно, спрашивал о Сергее…

– Я все узнал. Сергей уехал из Красноярска в тот же день, когда мы расстались – Слемзон назвал дату. – Могу сообщить номер поезда, вагон и даже место, на которое он купил билет. Нужно?

– Да, конечно! Говорите! – Сказал Касюк, сам еще пока не понимая, чем ему могут помочь в поисках друга номер вагона и место, на котором он ехал до Новосибирска. Александр Александрович продиктовал. Игорь достал из кармана авторучку и быстренько начиркал на листочке несколько цифр.

– Спасибо! – Попрощался Игорь.

– Пожалуйста. До свидания! – Ответил ему невидимый собеседник.

Игорь, разумеется, не знал, что причина, по которой он несколько дней не мог дозвониться по номеру Александра Александровича, была не в его телефоне. Случилось так, что едва ли не сразу после того, как Слемзон первый раз попытался сообщить полученную информацию Касюку, он попал в аварию…

"Господь Бог для чего-то же дает нам возможность пожить на этой планете". – Думал Серега. – "Вряд ли мы рождены только для того, чтобы кушать, спать, размножаться, работать. У каждого из нас в жизни наверняка должна быть какая-то иная, духовная цель, некая, возможно, пока неизвестная нам задача, ради которой Создатель вдохнул нашу душу в наше бренное тело.

Какая жизненная задача была у меня? Был ли я хоть разок на пути, ведущей к реализации цели, для которой Всевышний подарил мне жизнь?

Не знаю… Да, наверное, так никогда и не узнаю больше… Жалко, так отца и не повидал… Деда – успел увидеть, нашел его всего за два года до его смерти. Через адресное бюро… Да…"

Серега не без удовольствия стал вспоминать, как нашел в Барнауле родного деда, которого до этого ни разу не видел – за двадцать два года жизни.

Мать Быкова родилась в тридцать девятом. Когда началась война, ей еще не исполнилось полутора лет. Еще меньше было ее сестре Лиле…

Павла Быкова мобилизовали прямо из дома отдыха, где он находился в день нападения фашистской Германии на СССР.

Воевал он храбро, был разведчиком. Те, кто видел его после войны, вспоминали, что "у Павла – вся грудь в орденах и медалях!".

После победы над немцами деда с его воинской частью перебросили на Восток. И еще долгих два года Павел Быков "тянул" военную "лямку". Он опять воевал, на этот раз с японцами. Смог выжить и в этой войне.

Когда его демобилизовали, шел уже сорок седьмой или сорок восьмой год.

Тридцатилетний Павел Васильевич не доехал до родного села несколько километров. В одной из последних перед домом деревень он остановился переночевать. "Доброжелатели" из числа дальних родственников нашептали ему, что у его жены за время войны, год назад, родился ребенок – мальчик. "Ты же – герой, разведчик!" – Говорили они.– "Неужели бабу себе не найдешь? Мужиков, сам видишь, всех повыбили. Выбирай – кого хочешь!"

Павел не вернулся домой. Он уехал в Барнаул, устроился на работу, бухгалтером, женился…

Серега Быков как-то слышал от матери, что его родной дед живет в краевом центре Алтая, но где – этого никто не знает. Не знает также никто, где он работает.

Молодости присущ неиссякаемый оптимизм. Ничтоже сумнящийся, Быков, приехавший из Омска на традиционный майский двадцатикилометровый пробег, посвященный годовщине победы над фашистами, за два дня решил найти своего деда. Он, зная только фамилию и имя деда, а также – приблизительно – год его рождения, сделал запрос в справочное бюро. И вот – чудо! Оказалось, что с такими данными в Барнауле всего один человек!

Они проразговаривали тогда всю ночь.

Соревнования потом, Серега, конечно, проиграл…

"Да… А вот отца увидеть так и не удалось. Может, жив еще? И ехать-то было недалеко – три или четыре сотни километров. Но… Почему-то не поехал, чего-то побоялся, постеснялся… А теперь уже поздно…

Так для чего же Создатель подарил мне этот мир?" – Раз за разом задавал себе один и тот же вопрос Сергей Быков.

Так в чем же была моя жизненная задача?

Может, я рожден Всевышним для того, чтобы учить детей бегать, прыгать, играть в баскетбол и волейбол? Воспитывать у малышей и у подростков силу духа, стойкость, настойчивость? Не самая плохая жизненная цель, надо сказать.

Не всем дано заработать много денег. Но каждый может сделать что-то существенное, такое, о чем еще долго будут вспоминать те, кто его знал. Вот, Николай Платонович… Всего тринадцать лет проработал в Колывани. Но воспитал сотни ребят, многим заменил не только отца – всю семью. Из тех, кто прошел через руки Николая Платоновича и его коллеги и напарника – Александра Сергеевича, нет ни одного, кто бы выбрал путь криминала, попал в лагеря… Ни одного…"

Серега никогда не стеснялся своего выбора, своей профессии.

Однажды один из его новых знакомых, классный парень, цельный человек, личность – Игорь Абастов, пригласил Быкова на двухдневный семинар. Вход во Дворец Спорта "Сибирь" был платный – шестьсот рублей, за два дня, но Серега без колебаний выложил немалую для него сумму – Игорю он тогда верил; знал, если приглашает Абастов, значит, мероприятие того стоит.

"Амвей" – так называлась сетевая компания, проводящая это грандиозное мероприятие. В течение двух дней на высокой, наскоро собранной деревянной сцене, перед огромным экраном, сменяя друг друга, выступали "лидеры".

"Лидеры" рассказывали о "бешенных бабках", которые они заработали в этом бизнесе, о громадной коллекции автомобилей, собранной одним из "отцов-основателей" этого бизнеса в СНГ – Атиллой, и еще об очень многом, включая полуторачасовую автобиографию "изумруда" – когда-то бедного и скромного еврейского мальчика, жившего на Дальнем Востоке страны, приехавшем учиться в Новосибирск и случайно познакомившимся в ЦУМе с сестрой инициатора развития компании «Амвей» в Новосибирске – Марка Каплана.

Тысячи людей, как по команде, время от времени вставали, топали ногами, хлопали в ладоши…

Все происходящее далекому от такого вида бизнеса Сереге Быкову напоминало театр абсурда. Зачем люди хвастают своим достатком перед теми, кто для них эти деньги зарабатывает? Зачем эти россказни об автомобилях? Лишний раз подчеркнуть то, что собравшиеся здесь люди – быдло, и поэтому они не понимают, что деньги на эту самую коллекцию ретро-автомобилей венгру-миллиардеру "в клювике" принесли именно они и еще тысячи таких же рядовых "амвеевцев"?

Все это прямолинейный Быков не преминул высказать Игорю в одном из перерывов. Абастов, как человек горячий (отец Игоря был чеченцем, но всю жизнь прожил в России, где женился на маме Игоря. Сам же Абастов с "земляками" не общался и "родного" языка не знал) и фанатично преданный увлекшему его бизнесу, едва не бросился в драку на старого знакомого.

– Да ты знаешь, какой большой "традиционный" бизнес у "бриллианта" Марка Каплана? Ты хоть понимаешь, КАКИЕ деньги он теперь зарабатывает? Я буду слушать только человека, добившегося успеха в жизни; человека, у которого мне есть чему поучиться!

– Хорошо! – Ответил ему мгновенно успокоившийся Быков. – Я не спорю: Каплан действительно, очень умный человек, он успешный предприниматель и удачливый бизнесмен. Его просто приятно слушать, у него, правда, многому можно поучиться.

Но скажи: сколько перворазрядников по баскетболу или легкой атлетике подготовил Марк Каплан?

От такого вопроса Абастов просто опешил. Наверное, он забыл или даже предположить не хотел, что не все в жизни других людей "крутится" вокруг бизнеса, и "Амвея", частности. Что в жизни людей могут быть иные ценности, сильно отличающиеся от тех, которые пропагандируют на семинарах многоуровневого маркетинга – МЛМ.

"Да… И все же жаль, Игорек Абастов не знает, что со мной приключилось. Он полгорода на ноги поднял бы, но вытащил меня из этого дерьма. Обязательно бы вытащил!" – Серега почувствовал, что затекла спина, от долгого сидения в одном положении ноги даже стали терять чувствительность – наверное, ребро ящика слегка передавило седалищный нерв.

"Да… О чем бы мы ни спорили тогда на семинаре, все равно конец один!" – Быков с трудом встал, прихрамывая, пошел к стене, где на изгибе белого провода висел бульбулятор. Он снял нагревательный прибор, подергал провод в разные стороны. Провод показался крепким. Быков разорвал двойной провод бульбулятора, скрутил из него один. На одном из концов провода он сделал петлю, просунул туда второй конец провода. Получалась отличная удавка.

Быков присел на топчан, положил на колени скрученный провод.

Он почему-то вспомнил себя совсем еще маленьким, лет около трех или четырех – он тогда еще не умел даже плавать. Держаться на воде он научился на следующий год; в то же лето научился и читать.

"Убивая себя сейчас, я ведь убиваю и того, маленького Сережку!" – Думал Быков. – "Уничтожаю и его мечты, и его надежды!"

Эта мысль давила на сердце тяжелым камнем, она полностью парализовала волю, не давала сделать последний шаг…

Серега решил заставить себя подумать о чем-то другом, менее приятном, таком, что поможет преодолеть его внутреннее сопротивление к суициду.

Быков вспомнил, как он, словно побитая собака, возвращался из Красноярских, других "командировок". Многократно доверившийся, многократно обманутый. Вспоминал глаза детей, когда он уносил из их комнаты подаренную на их дни рождения видеотехнику, как потом, спустя год, "без щита" вернулся домой. Повзрослевшие и все отлично понимавшие уже дети громко, при нем, смеялись над ним, говорили: "Папа – лох! Лох – это судьба!" А он не знал, что возразить…

Как собирала вещи жена, молча, не попрощавшись, "в никуда", ушла навсегда – с двумя большими сумками; и забрала с собой детей…

"Нет семьи, нет детей… Ради чего тогда работать, просто жить, наконец? Незачем. Случайностей в жизни не бывает. И этот подвал – тоже не случайность. Уверен – меня "упаковали" сюда по ошибке. Однако Всевышний не допустит случайностей такого рода без веских на то причин. Подвал – это как знак, закономерный конец человека, выбравшего не тот путь, который был ему предначертан изначально. Единожды свернув с назначенного Богом пути, рано или поздно неминуемо попадешь во что-то этакое, типа такого подвала, что остановит движение по неверно выбранному жизненному маршруту. У кого-то это – пьяная драка с поножовщиной, у кого-то – бандитская "разборка" с автоматной стрельбой. Чей-то путь прерывает пуля снайпера, или пара четырехсотграммовых толовых шашек, привязанных к дну автомобиля. Ну, а у меня… А у меня – это подвал.

Быков вспомнил другой подвал – тот, в котором находился его друг и "обидчик" Слемзон. Три или четыре года назад Александр Александрович ненадолго задержался в Новосибирске. Он снял небольшую квартирку, по телефону, стараясь поменьше "светиться" на улице, особенно днем, решал деловые вопросы. Серега иногда находился рядом, выполнял кое-какие мелкие поручения.

Однажды Слемзон бутылкой красного вина "отметил" какую-то небольшую, но удачную сделку. После выпитого душа просила свободы, ей тесно было в прокаленной за день однокомнатной квартире.

Александр Александрович вышел на улицу, решил прогуляться по сумеречному Новосибирску, подышать прохладным воздухом, слегка успокоить разгоряченные нервы.

Лучше бы он этого не делал.

На его беду, мимо ехал милицейский Уазик – "луноход". Стражи порядка наметанным взглядом выхватили из большого числа прохожих Слемзона с его нетрезвой походкой, по достоинству оценили его финансовую состоятельность, выраженную в дорогой одежде, золотых часах и обуви и, недолго думая, "загребли" Александра Александровича в "участок" – Калининское РОВД. Уже на месте, следуя десятилетиями назад заведенной традиции, они "откатали" "пальчики" подвыпившего гражданина.

Ответ из Москвы пришел через два часа. В нем было сказано, что данные отпечатки пальцев принадлежат ранее судимому Слемзону Александру Александровичу (кличка – Интеллигент), и то, что этот гражданин числится в федеральном розыске за особо опасные экономические преступления.

Ловушка, поставленная хитромудрыми провинциалами, которым не удалось "окончательно решить" вопрос с поставщиком еще в девяносто восьмом, захлопнулась. Это именно по их инициативе было сфабриковано уголовное "дело", почти через год после того, как Александр сумел "просочиться" через "сети", расставленные "партнерами". Дело из-за отсутствия фигуранта "висело" несколько лет и вот только теперь "птичка" попала в "сети".

Довольные "партнеры" в Красноярске уже потирали руки, предвкушая, как "размажут" в тюрьме неуловимого доселе поставщика.

Каким-то образом Слемзону удалось передать на пейджер Быкову сообщение о том, что он находится в изоляторе временного содержания Калининского РОВД.

Серега прикупил немного колбасы, фруктов, овощей и направился в означенное отделение. Он долго просил дежурного принять передачу для Слемзона. Дежурный подтвердил, что такой здесь есть, но ссылался на какие-то маловразумительные запреты, "дачку" с продуктами не брал. Пришлось идти к следователю. Дознаватель оказался добрее, он пообещал добиться разрешения и передать немного продуктов задержанному, который не ел ничего и не курил более двух суток.

Через несколько минут из полупрозрачных пластиковых лабиринтов за спиной дежурной части Калининского РОВД в сопровождении дознавателя показался Александр Александрович.

Его старый знакомый был небрит, дорогая и светлая одежда на нем посерела, превратилась в мятый лоскут желто-коричневого цвета. Но самое страшное случилось потом, когда Александр Александрович, увидев, что дознаватель курит, срывающимся голосом стал просить того "оставить докурить". У Сереги едва не остановилось сердце – настолько больно ему было видеть друга, оказавшегося в неволе. Он еще раз глянул подрагивающие руки Сан Саныча, поднял глаза на его лицо. Быков не смог выдержать нахлынувших на него чувств, он расплакался прямо перед мутным стеклом дежурного Калининского РОВД. У милиционеров все же оказались не с такие уж зачерствевшие души, как могло показаться вначале. Они выбежали из "дежурки", усадили Серегу на какой-то топчан, принесли воды…

В тот момент, когда он увидел задержанного Александра, в тот самый миг, когда он осознал, от чего прятался красноярский предприниматель в Новосибирске, у Сереги, вместе со слезами, в одно мгновение из души исчезли все обиды на старого друга… Ушли навсегда, ибо понять – значит, простить.

С тяжелейшим камнем и болью в сердце покидал райотдел Быков, не зная еще, как и чем он может помочь старому другу.

Получилось так, что когда Александра Александровича задержали, при нем не было никаких документов – их незачем брать, когда выходишь погулять на полчаса, до ближайшего киоска.

По каким-то существующим в недрах внутренних органов правилам, из-за отсутствия при нем паспорта, задержанного определили как "бомжа" и поместили к таким же личностям, в подвал неприметного здания, недалеко от Кинотеатра Маяковского, рядом со зданием бывшего Комитета Государственной безопасности.

В Красноярск направили информацию о том, что такой-то задержан в Новосибирске и за ним нужно прислать конвой.

Примерно в это же время Серега получил на пейджер от Сан Саныча необычное сообщение. Из него можно было понять, что следователю нужен документ, удостоверяющий личность Слемзона, но сам задержанный хочет, чтобы паспорт "не нашелся".

Быков думал весь вечер, тщательно взвешивая аргументы "за" и "против". Утром решение созрело окончательно – не смотря на просьбу Сан Саныча, паспорт следователю нужно дать. Личность Слемзона установлена доподлинно, по отпечаткам пальцев, а вот отсутствие документа, подтверждающего личность, может стать для милиции весомым аргументом для того, чтобы оставить под стражей задержанного – до выяснения личности. А сколько потом эту самую личность буду "выяснять" – это знает только Бог.

Серега паспорт дознавателю принес. Тот повертел в руках документ, сделал копии всех страниц и… вернул документ Быкову.

Пока Слемзон сидел в подвале с "бомжами", прошло несколько дней. Наступили выходные, потом – праздник – День Независимости. Конвоя из Красноярска все не было. Как нетрудно было догадаться, милиционеры с берегов Енисея решили праздники провести за домашним столом, и уж потом ехать за задержанным в соседний областной центр, благо ехать-то – всего ночь.

Но тут вмешалась Судьба в лице учителя физкультуры Быкова и Дня Независимости – 12 июня.

Срок, по которому Александру Александровичу нужно было находиться в "бомжатнике", истекал утром, 13 июня. То есть в семь утра его можно было выпускать. Начальство, которое могло знать, по какой причине задержан Слемзон, на работу приходило к восьми или к девяти… Словом, было "окошко" между семью и восемью утра, 13 июня, когда можно было, пользуясь тем, что рядовые исполнители не знают того, что им не положено знать, "выдернуть" Сан Саныча из тюрьмы.