355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Абрамов » Ной и его сыновья » Текст книги (страница 4)
Ной и его сыновья
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 17:05

Текст книги "Ной и его сыновья"


Автор книги: Сергей Абрамов


Соавторы: Александр Абрамов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Что за ней? Выяснится потом обязательно. Пока стоит подумать о другом – орки, изнанка благополучного мира, не удостоившиеся внимания большеголовых умников из Службы Времени, обнаруживаются едва ли не на главной роли в драме «Кончина допотопного мира». Любопытно, что за все время сидения в пещере Смотрителю ни разу не встретилось ни одно из этих существ.

Впрочем, он не слишком расстраивался. Что, как ни прискорбно, шло вразрез с его профессиональными обязанностями.

Однако, помимо главной коллизии – противостояния орков и людей, – для полного видения сюжета требовалось еще уточнение массы деталей, больших и малых, без которых не вырисовывалась вся пьеса, а значит, нельзя было уверенно заявить самому себе и руководству Службы: я знаю этот мир. В этом «поле» еще работать и работать…

И чего это вдруг на ум полезли театральные аналогии?

3

А Хранитель Времени встретился им уже через пару дней.

В этом мире все происходило как по заказу: быстро, щедро и, полагал Смотритель, не всегда на высоком уровне. Fast food. Вот, к слову, захотел потребитель приобрести некий законный местный статус – и приобрел его немедля. Но побочные явления – налицо или, точнее, на лице: удар по башке оказался куда сильнее, чем потребитель заказывал…

Издержки неприхотливого сервиса.

В тот день Смотритель ехал как раз на долбанувшем его паровичке вместе с Ноем и Симом по хозяйственным делам, в коих он принимал посильное участие…

(поднести, нарубить, уложить, перемешать, нанизать, снять, повесить – какие еще глаголы уместны? Да всякие, характеризующие низкопрофессиональные действия)…

и вдруг Ной закричал: Сим! Останови!

Зачем? – высунул голову из кабины Сим.

Останови быстрей, говорю!

Паровик запыхтел сильнее, заскрипел, загудел и остановился. Ной схватил Смотрителя за руку и спрыгнул вместе с ним с платформы.

– Куда это мы?

Смотритель на внезапный рывок Ноя среагировал адекватно: голова не пострадала, руки-ноги целы.

– Во-о-он, видишь, Хранитель Времени идет. Ну просто везение какое-то. То его неделями не встретишь, а то раз – и вот он. Ты же хотел его видеть?

– Хотел? – Вопрос Смотритель скорее сам себе задал. Сам себе и ответил: – Хотел, конечно. Спасибо за внимание.

За внимание – это буквально: за то, что заметил некоего Хранителя среди идущих по улице.

Пока они спешно догоняли Хранителя Времени, Смотритель пытался понять, что же такого узрел Ной в прохожем человеке…

(а прохожих на улице было – толпа)…

из чего сделал вывод, что он – это он. То есть прохожий Хранитель. И чем этот – Хранитель похож на беспамятного Гая, коль скоро они – люди одной профессии?..

Малый рост?

Сумка через плечо?

И то и другое – не по адресу: этот Хранитель был высок, как и все остальные прохожие горожане, и никакой сумки в руках у него не наблюдалось. Обычный молодой…

(по привычным Смотрителю меркам)…

человек, черноволосый, кудрявый, с благородными чертами чуть вытянутого лица, на подбородке и щеках – короткая щетина, явно ухоженная. Ничего выдающегося. Прохожий.

– Хранитель! – окликнул его Ной.

Тот неторопливо оглянулся, явно узнал Ноя, потому что заулыбался – легко и приветливо.

– Рад видеть тебя, уважаемый Ной. Если я тебе нужен, то не отказывай себе в вопросах.

Странноватая формула приветствия. Но Ноя не удивила.

– Здравствуй, Хранитель. Вопросов к тебе нет, спасибо. Но просьба есть: познакомься с человеком, он – Гай.

– Здравствуй, Гай, – произнес Хранитель, почему-то погасив, приглушив голос.

Показалось или нет: он напрягся, будто к чему-то прислушался – к чему-то, что не слышно.

А Ной тоже это заметил, но не удивился, а спросил радостно:

– Ты тоже чувствуешь, да?

– Чувствую… – сказал Хранитель (прохожий) и осторожно, словно страшась чего-то, спросил Смотрителя: – Гай, ты тоже Хранитель?

– Да-да, он Хранитель, только он не помнит ничего, его Сим по голове повозкой ударил, но не нарочно, а потому что Гай сам оступился, а Сим не виноват, он не хотел… – Набор фраз высыпался из Ноя, но не притормозил, а продлился неостановимо.

В последующие десять минут Ной подробно и, на взгляд Смотрителя, зубодробительно скучно изложил Хранителю всю недлинную…

(в отличие от пересказа)…

историю Гая – от встречи с Лимом до встречи с Хранителем. Хранитель слушал, кивал, изредка взглядывая на Ноя: в основном его взгляд изучающе блуждал по Гаю – нескромно, беззастенчиво, с явным любопытством.

– Вот. – Ной закончил повествование своим любимым жестом.

– Я понял, – утешил его Хранитель и обратился к Смотрителю: – Ты сейчас очень занят, Гай?

– Да, в общем… – начал мяться Смотритель.

Он сам себе напоминал сейчас застоявшуюся девственницу: и хочется потерять невинность, и страшно, и маменька не велела знакомиться с незнакомыми. И сам себя не понимал: с чего бы такая застенчивость? Вот он – шанс, Ной подарил ему этот шанс – так пользуйся. Тем более что и шанс явно не прочь использоваться.

А говорун Ной опять помог.

– Нет-нет, он совсем не занят! – Даже руками замахал. – Если он нужен тебе, Хранитель, то мы и сами с Симом справимся, без него. Говорите спокойно и не спеша, сколько надо, столько и говорите… – И добавил непонятное Смотрителю: – И пусть ваш сосуд никогда не переполнится.

Сосуд чего? Вероятно, сосуд беседы. В смысле – не иссякнут темы для разговора…

Но «не иссякнут» не значит «не переполнится», скорее – наоборот…

Однако к дьяволу лингвистические сомнения!

* * *

– Скорее это я нужен ему, – тихо заметил Хранитель.

И был прав.

– Так или иначе, мешать не вправе. Поеду я, у нас еще дел невпроворот. Гай, ты, пожалуй, проводи Хранителя к нам в дом, там и поговорите. Не на улице ж вам беседовать…

И вернулся к паровику. И укатили они с Симом, оставив на улице дымовую завесу, а Гай и прохожий Хранитель Времени отправились в дом Ноя пешком, благо идти было недалеко.

Шли молча – каждый молчал о своем. Заговорили только когда вошли в дом и удобно расположились на просторной веранде в плетенных из тростниковых стеблей креслах. На столике – прохладное вино, которое не пьянит, но совершенно замечательно утоляет жажду, и легкая закуска: изюм, курага, чернослив и длинные сладкие побеги чего-то хрустящего и немного вяжущего рот. Смотритель пока не удосужился выяснить, как это растение зовется.

Женщины без вопросов встретили гостя с еще одним гостем, более того – поклонились новому гостю: узнали. И безмолвно и споро подали вышеперечисленное.

– Спрашивай, – без предисловий начал Хранитель, – сначала ты, потом я.

Хорошее предложение. Еще бы список возможных вменяемых вопросов к нему – вот счастье-то случилось бы!

– Ну, значит, вот… – вменяемо начал Смотритель, лихорадочно прикидывая, с чего бы начать, вернее – с чего бы начал Гай.

– Не старайся меня обмануть, – Хранитель не уловил растерянности собеседника, – я уже знаю все твои вопросы. Ты только произнеси их. Я не могу отвечать на неспрошенное…

А славно было бы…

Смотритель принял условия игры.

– Первый вопрос такой; как люди узнают Хранителя Времени? Почему каждый из прохожих знает: вот идет Хранитель. И никто не ошибается. Как это происходит?

– А ты забыл?

– А я забыл, – честно соврал Смотритель.

– Ты ведь не местный, да?

Так точно попал, что железный Смотритель даже смутился. Засуетился:

– Ну да, наверное, я не помню точно… Но говорят, что я новый человек в этом городе, значит, пришел откуда-то…

– Я не про место. Я про Время. Ты не отсюда.

Вот тебе и на!

Хотя – что неверного? Все верно: не отсюда он.

– С чего ты взял? – удивился Гай.

Не Смотритель – Гай.

– Из твоего вопроса понял. Дай сюда руку.

Смотритель протянул открытую ладонь Хранителю. Тот положил на нее свою.

– Ты чувствуешь, как я касаюсь тебя?

– Конечно.

Вопрос показался странным. Но странность ушла немедленно.

– Это ощущение ты не потерял вместе с памятью, верно? Так же как и не утратил слух, зрение, вкус и, думаю, обоняние тоже. Так?

– Так, – признался Смотритель.

Не Гай – Смотритель.

А с другой стороны: чего скрывать-то?..

– Сейчас я расскажу тебе про тебя. То, что знаю. То, что почувствовал. А ты будешь слушать и запоминать, если вправду потерял память, или сравнивать с тем, что помнишь и знаешь, если память оставалась с тобой по сей день.

– Думаешь, я обманываю?

Хранитель проигнорировал выпад.

– Слушай, не перебивай. Мне много нужно поведать тебе.

Ты, как я уже сказал, не отсюда. Твое Время – другое. Я удивлен… я не могу сказать, какое именно… я не слышу… как-то все неясно… Но от тебя идет боль Времени. Ты просто лучишься ею! Она – не твоя. Она – Времени. Будто ты умеешь ходить внутри Него, пронзать Его, раздвигая зыбкую плоть, нарушая связи… Нет-нет, ты стараешься ступать по Времени как можно более незаметно, ты искренне веришь, что ничему не мешаешь, а только наблюдаешь сторонне, и не видно тебя, не слышно, нет тебя в Нем… Но ты не можешь остаться незаметным для Времени. Ему больно. Ты – инородное тело, которое Время не может отторгнуть и не в силах принять. На тебе – Его кровь. То, что ты умеешь делать, – противоестественно, но удивительно. И уж прости меня, пришелец, но ты – не наш. Не Хранитель. Это доказывается многим. Тем, например, что ты не в силах чувствовать других людей. Ты пройдешь мимо радостного человека и не увидишь свечения вокруг него. Пройдешь мимо горюющего и не увидишь тьмы. Ты невиданно открыт для Времени и закрыт для мира. Для людей. Тебя удивило, что Лим распознал в тебе Хранителя Времени? Он, конечно, обознался, но ему простительно: он не чувствует Время. Но он чувствует тех, кто несет его в себе и вне себя. От тебя веет Временем, пришелец, как и от меня, как и от других Хранителей, но… по-другому… Лиму разница невдомек, а я ее ощущаю. Ты не знал, что несешь, и это выдало в тебе чужака. Я уважаю, боюсь и ненавижу тебя одновременно. Так кто же ты?

Смотритель перевел дух, как будто рваный монолог этот произнес он сам. Впрочем, слушать монолог было не легче, чем произносить. Чувства, однако, перехлестывали через край. Разные. От испуга – за непросчитанный провал миссии до разочарования – в самом себе и своем профессионализме. Как принято было некогда определять случившееся? Дурацкий термин: раскололи. Ваза он, что ли? Чашка?..

А между тем, по инструкции Службы, которая, впрочем, довольно мутно описывает подобные случаи, Смотрителю, никогда не попадавшему в такие ситуации, следует немедленно воспользоваться очищением памяти собеседника, если позволяют возможности, а если нет, то аварийной эвакуацией себя и собеседника в исходную временную точку. Стоит лишь дать мысленный приказ…

Но раскололи ли?.. Если только чашку.

Интуиция подсказывала, что опять случилось совпадение, очередное совпадение, коими полон этот мир и время это переполнено, что миссию прерывать нельзя, потому что никто…

(и Хранитель – не исключение!)…

не знает о ней, не догадывается, а профессиональному самолюбию, сильно уязвленному речью Хранителя, следует заткнуться.

Он взмахнул рукой (намеренно) и сбил со стола чашку, тонкую легкую чашку, сделанную из глины и обожженную в печи, а после умело раскрашенную художником. Чашка разлетелась на мелкие осколки, и самолюбие, удовлетворенное детским актом вандализма, согласно заткнулось.

– Ты почти все сказал правильно. Я умею ходить по Времени. – Смотритель назвал Время с прописной буквы – как Его называл Хранитель. Жалко разве?.. – Я не отсюда. И я не имею того шестого или десятого чувства, которое доступно тебе и другим твоим современникам. Люди моей эпохи утратили это чувство, наверно – утратили, как и многое другое, хотя, может, обрели иное, тоже полезное, узнав, о чем ты немало удивишься. И знай: я не убийца, не насильник, не тать в ночи. Я прекрасно понимаю, что значит для Времени – чужак не в своей эпохе. Поверь мне, эта рана нанесена Времени не забавы ради, а по необходимости.

Боже правый, знал бы он о тайм-туризме!..

– Что за необходимость такая? Если не секрет…

– Увы, секрет. Постарайся понять меня. Ведь дело касается Времени, а значит, распространяться о деталях не стоит. У нас говорят: что знают двое, знает и…

(спохватился: он не видел здесь свиней. А собак видел: обычных, бесцельно и много лающих)…

знает и собака. Поэтому я попросил бы тебя…

– Можешь не продолжать. Конечно, все останется между нами.

Хранители Времени не выдают своих тайн никому. Время – слишком тонкая материя, как ты сам заметил. Не хочешь – не рассказывай. Но как я понял из твоих слов – ты откуда-то из… будущего?

– Да.

– Больше не спрашиваю ни о чем.

– Спасибо за понимание. А вот тебя, с твоего позволения, я бы помучил вопросами.

– Позволяю. Не каждый день говоришь с человеком из чужого Времени.

– Спасибо за позволение. Я начну. Итак – кто такие Хранители Времени? В чем ваша… – все же поправился: – наша функция?

Хранитель усмехнулся:

– Сложнее всего те вопросы, ответ на которые считаешь очевидным… Но очевидным – для меня. Тебе же придется как-то объяснять… Смотри: если бы воды в доме было мало, то ее следовало бы беречь. Правильно?

– Правильно. Кое-где так и происходит.

– Воздержись, пожалуйста, от таких замечаний походя, если можешь. Они только возбуждают мой интерес, а ты ведь все равно не объяснишь.

– Прости. Пример с водой я понял. При чем тут время?

– В данном случае под временем имеется в виду человеческая жизнь. Хранители Времени интересны людям только своим чутьем. Мы, конечно, знаем о Времени много… – счел нужным добавить: – не больше тебя, наверно… но прикладная наша функция довольно узка: когда мы общаемся с обычными людьми, их интересует только время их жизни, не более того. А впрочем, о чем-то большем мы им сказать и не имеем права – знание о Времени сокровенно. Как ты сказал: что знают двое, знает и собака… Верно, она разнесет узнанное.

– И что же Хранитель говорит простому человеку? К примеру, мне Лим задал довольно абстрактный вопрос: «Что сейчас за время?»

– На самом деле он не абстрактен, а более чем конкретен,

И что ты ему ответил?

– Сказал: «Спокойное!»

– А вот ответ и впрямь абстрактный. Он ему не понравился.

– Точно, не понравился. А почему?

– Когда человек спрашивает Хранителя о времени… а вопрос может прозвучать по-разному… то единственное, что он хочет узнать, это оценка Хранителем состояния его личного времени.

В применении к человеку время звучало со строчной.

– Состояния? Чего? Времени или человека?

– Времени. У этого состояния характеристик много – это и остаток, и целесообразность расхода, и средняя скорость.

– Скорость? Целесообразность? Что это?

– Скорость… Не знаю, замечал ли ты, что в одних ситуациях время идет быстрее, а в других – медленнее?

– Замечал. Но всегда считал, что это мое субъективное восприятие, зависящее от личной занятости в конкретный момент. Просто не обращаешь внимания на время, когда чем-то поглощен безраздельно, и наоборот, слишком пристально за ним следишь, когда бездельничаешь. Разве не в этом дело?

– И в этом тоже, но не только. Личное время каждого из нас может менять скорость течения. Мы, люди, на этот процесс повлиять не в состоянии, он – производная функция самого Времени. Иногда оно ускоряется, иногда замедляется, и дело не в том, занят ты или нет. Твоя занятость либо праздность – не причина, а следствие. Просто, может быть, Времени хочется, чтобы ты поскорее закончил ту работу, которой увлечен, оно любит, когда его тратят с пользой.

– Ты говоришь о нем как о живом…

– Так оно живое и есть! – Хранитель рассмеялся. – А как же иначе?

– Но…

Смотритель уже приготовился озвучить следующую мысль, но вдруг понял, что наткнулся на чисто языковое затруднение. Ему неожиданно стало понятно, что в том языке, на котором они ведут беседу, нет слов, обозначающих единицы измерения времени: нет часов, минут, секунд…

Странно, раньше этого не замечал, надобность не возникала, а в голову не приходило.

– Что «но»? – как-то не очень вежливо (по форме) поинтересовался Хранитель.

– Ты знаешь… там, откуда я прибыл, есть такие механизмы… чтобы измерять время. У нас оно делится на отрезки. В большом отрезке – определенное количество мелких. В них – еще мельче. И так далее…

– Какой вздор – измерять время! Его невозможно измерить. Его можно только почувствовать.

– Ну отчего же? Не только. Эти отрезки высчитаны по движению звезд на небе… э-э… – Тут он сообразил, что постоянная «крыша» над землей, неизменно плотная облачность звездное небо видеть не позволяет. Поэтому уточнил: – Я имею в виду солнце… движение которого, как ты, надеюсь, знаешь, – всегда неизменно стабильное.

Смотритель, говоря это, выдавал жителю допотопной эпохи немалый кредит знаний – он не был уверен в том, что древние шумеры затрудняли себя поднятием голов к небу и наблюдением за движением солнца.

К счастью, это оправдалось.

– Солнце, ночи, дни… а еще механизмы для измерения… Как ты не понимаешь, что все это не может быть опорой для Времени. Все это само подвержено изменениям – тем, какие пожелает учинить Время… Когда ты говорил, что обращаешь внимание на Время, что ты имел в виду? Показания механизма?

– Мы привыкли считать, что они точны…

– Глупости! Сам механизм крутится быстрее или медленнее – и вместе с твоим ощущением, и вместе со Временем. Он – такой же раб великого Времени, как и все, что окружает нас. Как и мы сами.

Кредит знаний следовало закрыть. Перебор.

– Тогда я тебя разочарую. Наше представление о Времени, увы, опирается только на показания механизмов. Мы не обладаем тем, что ты называешь «ощущением Времени». Вернее, обладаем, наверное, обладаем, но – на каком-то совсем глубоком уровне сознания. Ничего четкого и конкретного я не могу сказать…

– Ты сам говорил, что вы утратили многое из того, что имеем мы. Жаль.

– Давай вернемся к моим вопросам. Про скорость Времени ты мне объяснил, хотя как-то не очень ясно, как оно само способно менять быстроту бега, да еще, как я понял, для всех по-разному?

– Уровень ощущений. Если один чувствует, что Время бежит, то другой вполне может думать, что оно – наоборот – замедлилось. И это будет правильно для обоих.

– Оно же едино для всех!

– Ни в коем случае. У каждого из людей, у каждого предмета, у каждой пылинки – Время свое. Личное.

– Поясняй.

– С удовольствием. Если на что и стоит Время подразделять, то не на отрезки, а на другие времена. У тебя – свое время, у меня – свое. Они идут вроде бы в ногу, а вроде бы и вразнобой.

Одно отстает, другое торопится. У кого-то остановится – он умрет. У кого-то начнется – он родится. Представь себе реку – это Время. По ней плывут люди – кто на лодке, кто на бревне, кто сам. Кто гребет большим веслом, а кто ладонями. Кто – посередине реки, в сильном течении, кто – у берега, в медленном. А кто вообще – в заводи. Кто-то напрямик движется, а кто-то – галсами. Вроде бы все вместе, в одной реке, но – каждый сам по себе. Вот тебе картина личных Времен.

– А против течения нельзя?

– Раньше я думал, что река слишком мощна для того, чтобы плыть против течения. Встретил тебя, понял – можно и против… – Подумал, сказал осуждающе: – Но это неправильно.

– Опустим. О чем ты еще говорил? Расход Времени?

– Да, и расход тоже.

– Это-то как?

– Я вижу, как наполнено Время человека. Вижу соотношение Времени и событий, которые в это время произошли.

Если продолжать аналогии с рекой, то наполненность – это глубина под плывущим. Плывешь неглубоко – живешь неполно. Мало событий в личном Времени – движение тратится впустую. Время этого не любит.

Своеобразная трактовка понятия «КПД» – коэффициента полезного действия.

– Оно же может замедлиться для этого человека.

– Может. А может – и нет. Мы слишком просты, чтобы понять мотивы Времени для осуществления им перемен. Мы можем только наблюдать и повиноваться. Время мудрее нас.

– Но ты способен предсказать, сколько кому осталось жить?

– Сколько – нет. Мы же не измеряем Время, как странно делаете вы. Но как – могу. Вижу отношение Времени к каждому конкретному человеку. Вижу состояние его личного Времени. Опять же – река. Вижу, где он плывет – близко к берегу, цепляется за коряги, или в фарватере – обгоняет всех.

– Хорошо. Теория ясна. Но как ты все это видишь? Как чувствуешь? И почему только Хранители могут чувствовать Время? А все остальные – нет?

– Кому-то дан тонкий слух – он музыкант. Кому-то сильные руки – он каменщик. Кто-то видит суть вещей и может ее изменять – он строитель машин. Кто-то чувствует Время – он Хранитель. А как… Опять про реку: ты суешь руку в воду и сразу понимаешь – теплая она или холодная, видишь – чистая или с песчаной взвесью, чувствуешь – быстро ли течение. Я подхожу к человеку и знаю все о его Времени.

– А он понимает, что к нему подошел Хранитель.

– Верно. Мне непонятно, как это можно не чувствовать, но раз ты утверждаешь…

– Да, уж поверь… Еще один вопрос, Хранитель. Он может показаться тебе странным, но я его все-таки задам.

– Задавай, послушаю.

– Ты не чувствуешь грядущих грандиозных изменений Времени? Не ощущаешь ничего необычного рядом, близко?

– Ты о чем-то знаешь и хочешь у меня проверить свое знание?

– А хотя бы и так.

– Тебе, коллега по Времени, я скажу. Скажу то, что ни один Хранитель не скажет никому на свете. Даже Оракулу. Да, мы все чувствуем это. Чувствуем приближение реки к водопаду. После него тоже будет река, но уже другая, и без многих из нас.

– Ты говоришь это только мне?

– Да. Никто другой не воспримет сказанное спокойно – как воспринял ты. Тебе все равно, ведь ты явился в мир уже после этого.

– Ты не знаешь, что именно случится?

– Даже Оракул не в состоянии предсказывать будущее. Я чувствую изменение Времени, как ты слышал бы шум водопада, плывя по еще спокойной реке. Ты не знаешь – сразу за поворотом водопад или еще плыть и плыть. Ты просто знаешь, что он есть. И что рано или поздно ты до него доплывешь.

События во Времени – не наше дело, пришелец. Мы всего лишь – Хранители Времени.

Они проговорили до вечера. О разном. Смеялись, пили вино, вежливо обходили неудобную тему будущего, подробно вникали в мелочи бытия Хранителей Времени…

Вернулись Ной и Сим, женщины приготовили ужин, за которым всем тоже было весело, и не нашлось места больше ни одной серьезной теме. Но Хранитель и Смотритель понимающе переглядывались, как бы продолжая безмолвный диалог о Времени – самой великой и бесконечной среде, в которой обитает столько всего – большого и малого, масштабного и ничтожного, что и разговоры эти заумные, и непомерно длинные шумерские жизни, и даже всемирный потоп…

(о котором знал Смотритель и догадывался Хранитель)…

не что иное, как просто щепки, плывущие по реке с разной скоростью.

А утром в комнату Смотрителя постучался Ной:

– Проснулся? Можно к тебе?

Смотритель только встал и, как часто поутру после долгого застолья, пока еще был маловнятен и рассеян.

– Я вот что… – Ной тоже был маловнятен, – знаешь… решил тебе рассказать…

– О чем? – поинтересовался Смотритель, смутно догадываясь.

– Мне Хранитель вчера сказал, что ты уже все вспомнил и теперь снова вроде как полноценный Хранитель Времени.

– Да. Спасибо ему. Он сильно помог.

– Еще он сказал, что ты много чего знаешь, даже больше, чем он.

– Каждый из нас знает что-то такое, что неведомо другим.

– А ты не уйдешь? – вдруг выпалил Ной.

– С чего это ты? И куда мне идти?

– Вы же, Хранители, никогда на одном месте подолгу не остаетесь. Теперь, когда ты все вспомнил, ты, конечно, можешь идти, если тебе нужно, но…

– Ной, дорогой друг, я вспомнил далеко не все из того, что должен вспомнить. Мне тебя еще мучить и мучить расспросами, если ты не возражаешь.

– Я? Нет! Ты что! Оставайся, конечно. Я за этим и пришел – попросить тебя остаться.

– Спасибо, Ной. Я останусь. Настолько, насколько пожелаешь.

– Хорошо. – Ной удовлетворился результатом короткого разговора, и его мысль тотчас перескочила на другую тему. – Хранителям можно доверять секреты. Вы – самые надежные люди. А творческому человеку, сам понимаешь, охота похвастаться своими творениями, пусть даже незавершенными.

– Это ты к чему?

– Я вчера, когда ты после ужина ушел, еще поговорил с тем Хранителем о том, о сем, и он мне сказал… ну, ты знаешь, как это обычно у вас принято – ничего не говорить прямо, все околичностями, так вот, он сказал, что мое время наполнено чем-то очень занимательным и интересным. И это интересное заполняет все мои мысли и является целью жизни.

– Это хорошо, – максимально нейтрально прокомментировал Смотритель.

Ему стало любопытно. Показалось: он – где-то рядом с тем, ради чего торчит здесь, – пусть даже в почетной роли Хранителя Времени.

– Хорошо, правда. Но я никак не отреагировал на его слова. Спасибо, говорю, Хранитель, уже поздно, может, останешься переночевать? А он говорит: нет, пойду, пора мне, у тебя есть другой. То есть ты, Гай. И ушел.

– Жаль. Мне было легко с ним.

– Но я тогда подумал: раз у меня дома уже живет один Хранитель… давно живет… а другой только зашел и сразу сказал такое… значит, ты уже знаешь то же самое, что он сказал, только не говоришь вслух. Так?

– Чего не говорю? – Смотритель искренне не понимал спотыкающегося о слова Ноя.

– Нехорошо это, думаю, – решился Ной, – не буду больше скрывать от тебя ничего. Пойдем покажу.

Как Смотритель и предполагал, они дошли до той самой двери, за которую его вежливо не звали, но именно за ней Ной часто и подолгу пропадал, когда бывал дома.

Ной взялся за ручку и, прежде чем открыть, сказал:

– Еще раз извини. Мне следовало показать тебе это раньше. Но лучше поздно, чем никогда, ведь правда?

– Правда, – согласился Смотритель, потому что со сказанным трудно было спорить.

Оказывается, не англичане придумали эту пословицу.

Дверь оказалась тяжелее, чем выглядела – широкая, деревянная, с тяжелым и сложным запором, на мощных петлях, она открылась солидно, без скрипа, и захлопнулась за вошедшими так же – серьезно и грузно, Смотритель и Ной оказались в темном просторном помещении с низким потолком и обитыми деревом стенами. На потолке горела висячая тусклая лампа, ничего не освещавшая, а скорее, просто обозначавшая светом свое присутствие. Справа проглядывалась лестница, уводящая вверх и вниз – в люки, в еще большую темноту.

– Что это? – почему-то шепотом спросил Смотритель.

– Пойдем покажу, – с хитринкой в голосе ответил Нон. – Может, сам догадаешься.

– А если не догадаюсь?

– Тогда объясню. Ты только внимательней смотри. А я буду тебе рассказывать.

Он снял с крюка лампу, что-то в ней подкрутил, она разгорелась ярче. Стало видно, что все вокруг в этом странном помещении – деревянное: потолок, пол, какие-то ниши в стенах.

– Пошли туда, – Ной показал на лестницу, – там все поймешь.

Смотритель подошел к люку в полу:

– Спускаться или подниматься?

– Спускайся. Поднимемся потом… Знаешь, я очень доволен, что мой дом стоит так удачно. Когда-то давно я начал выдалбливать вторую цистерну для воды и наткнулся на огромную полость в земле. Прямо пещера. Ну, думаю, так это дело оставлять нельзя, надо приспособить подо что-то. Для цистерны – великовато, для расширения дома – темновато, да и не надо столько места нам…

– Ну что? Не догадываешься – что это?

Смотритель давно догадался. Потому что знал и потому что узнал.

Сложно было не узнать дно огромной лодки с сужающимся и поднимающимся вверх носом, шпангоуты, центральный брус и прочие крепежные и силовые элементы, названий которых Смотритель не знал, ибо в судостроении силен не был. Он на секунду задумался – что ответить? Может такое быть, что амнезия от удара о грузовик стерла из памяти образ, обозначаемый словами «лодка» или «судно»? Может. Хотя, с другой стороны – не забыл же он, что такое «стул» и «стол»?

– Это лодка. Но что она здесь делает?

– Лодка! Ха! Это не лодка, это корабль, дружище. А что он здесь делает – это отдельная история…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю