Текст книги "Ной и его сыновья"

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Александр Абрамов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

13

Страдания Смотрителя все же затянулись: завершить Проект никак не получалось. Может, потому, что Смотритель сам тянул время, не признаваясь себе в нежелании прощаться. Но и объективных причин было – до крыши. Дела здесь находились всегда. Одно переселение на равнину чего стоило! Две недели как заведенные бродили вверх-вниз, таскали пожитки, волоком двигали бревна, вынутые из Ковчега, доски из него же несли, перегоняли прирученных животных. Плюс – строительство нового дома: надпалубная надстройка «Ис-Керима» обрела третье рождение на живописном холмике у подножия величественной двуглавой горы.

Как тут уйти?

Вот и оставался Смотритель в своем «поле», откладывая возвращение домой на неопределенный срок. Им самим не определенный. Да и само понятие «домой» потихоньку, вкрадчиво обрело для него новый – другой, добавочный – смысл. Домом теперь была деревянная постройка, заполучившая второй этаж, множество окон, кривой, приткнувшийся к стене, сарайчик, и даже крыльцо с лестницей и перилами. А далекое время, откуда Смотритель прибыл, нынче прозывалось им просто «будущее», но никак не «дом». Он знал, что подобное состояние некой личной виртуальности…

(да простится столь хитрый термин!)…

пройдет, оно – ненадолго, но сейчас наслаждался каждым днем, как прощальным, – этакая растянутая прелюдия ухода.

Когда разобрали дом для переноса вниз, случилась нечаянная радость: в завале досок обнаружилась забытая непочатая бочка вина. Отрыл ее Хам.

– Чего я нашел! Все сюда! Смотрите! – возопил он с нехарактерной для себя эмоциональностью.

Последующие возгласы радости и удивления были столь же громки и энергичны: вся семья ликовала, будто и не взрослые вовсе, а дети малые, будто не вино обнаружили…

(выпил и забыл)…

а некую непреходящую ценность, которая (единственно!) поможет семье не просто выжить, но и…

(читай Книгу Бытия)…

начать историю человечества. А они называли находку именно «ценностью», всерьез поражались тому, как случилось, что впопыхах забыли про такую ценность, гордились тем, что без вина перенесли с честью голодное время, сокрушались, что не нашли бочку раньше.

Глаголы можно множить, но суть от этого не меняется: причина оголтелого счастья Смотрителю была не очень понятна.

Хотя…

Впрочем, пойдем дальше.

– Раз уж столько ждала она нас, – торжественно сказал Ной, имея в виду бочку, – то пускай подождет еще немного. Построим дом – распечатаем. Лично я жутко соскучился по вину.

– Да уж, – поддержал его Сим, – родниковая вода и молоко – это, конечно, хорошо, но вина отведать в самом деле хочется очень.

– А кто ее в Ковчег погрузил? – спросил Смотритель.

– Да я и погрузил, – сконфуженно сказал Ной. – Давно.

Ковчег еще строился.

– И забыл?

– И забыл.

– А почему только одну? – возмутился Хам.

– Почему, почему… – потянул ответ Ной и пошел сам в атаку: – А почему никто из вас, дураков, не вспомнил о вине, когда начался Потоп? Что у нас, мало его хранилось? Да весь прошлогодний урожай потонул… там… – Неопределенно по махал рукой, обозначая в пространстве место погибшего дома и города.

Отвечать было нечего.

– Думали ли мы когда-нибудь, – тактично сменил тему Иафет, – что будем так радоваться простому вину? И пить его не для утоления жажды, а в честь события?

Смотритель его понимал: вино для шумеров всегда было простым плодово-ягодным напитком, хорошо утоляющим жажду, хотя и хмельным, и дефицита его в прежние времена никогда не наблюдалось. Теперь же, после вынужденной водно-молочной «диеты», маленький бочонок вина обретал статус роскоши, которую нужно расходовать экономно и со смыслом.

По времени – и решения…

А вот, кстати, об оброненном выше «хотя».

Обнаружение бочонка давало Смотрителю повод похвалить себя за неторопливость. Хорошо, что не завершил Проект раньше, а дождался счастливого момента находки; коли намечается исторически обоснованное винопитие в честь грядущего переселения в новый дом, будет шанс проверить на деле подзабытую уже гипотезу о связи ветхозаветной истории об опьянении Ноя с разницей в атмосферном давлении до и после Потопа.

В Книге Книг сказано: «Ной начал возделывать землю и насадил виноградник: И выпил он вина, и опьянел, и лежал обнаженным в шатре своем».

Но никаких виноградников здесь не будет еще долго, а значит, пьянеть Ною придется от того вина, что нашлось, – других вариантов не имеется.

Опьянение и последующие санкции против Хама – часть Мифа. Любопытно проверить…

После того, как в дом…

(в стену, или в крышу, или в косяк – не суть важно)…

был забит последний гвоздь и Ной счел строительство законченным, семья, как и намечалось, решила устроить новоселье…

(такого понятия в шумерском языке не было, но не грех к случаю позаимствовать из другого языка)…

и отметить его хорошей едой. С мясом, с мясом. Оно прочно вошло в быт шумеров, и женщины почти каждый день изобретали все новые и новые рецепты его приготовления. Зелени вокруг повыросло много: коренья, листья, похожие по вкусу на щавель, какие-то зеленые плоды – то ли яблоки, то ли груши…

(но не яблоки и не груши)…

орехи, внешне напоминающие миндаль, но с кисловатым вкусом…

В общем, стол получился не таким уж и скудным.

Приберегаемая до сей поры бочечка дождалась своего часа. Перед началом празднества Ной с торжественным чпоком вынул из нее пробку и принюхался к вырвавшемуся наружу винному духу:

– М-м! Как давно я такого не чувствовал…

– А не прокисло? – озабоченно полюбопытствовал Смотритель.

Вдруг да случится, что Ной не опьянел, как утверждается, а элементарно отравился перележавшим вином. Ной засунул в отверстие указательный палец…

(негигиенично, но кто считает)…

и, облизав его, сообщил:

– Отменное качество.

– Отец, не томи! – Сим уже протягивал чашку.

– Куда ты торопишься? Выхлебаешь залпом все и вкуса не почувствуешь. Теперь вино для нас большая ценность, его надо не просто пить, но наслаждаться им. Поняли?.. Сами так станем делать и потомкам, когда те появятся и подрастут… накажем.

– Оте-ец!.. – Чашки уже тянули все.

– Давайте, давайте, нетерпеливые вы мои…

И пир начался.

Извечные любители стабильности – шумеры искренне радовались тому, что наконец-то осели в построенном надолго доме. Из застольных речей вмиг исчезли привычные обороты: «после того как спустимся», «после переселения», зато появился новый, не игранный доселе: «когда обживемся». Строились грандиозные аграрные планы – посеять рис, пшеницу и бобы, посадить фруктовые деревья, растить виноград, раз вино так славно пошло. Запасливая Сара сообщила, что не забыла в спешке эвакуации прихватить и мешочки с семенами, и срезанные заранее виноградные лозы. И все это спасено и ждет своего часа. Или дня, так точнее.

Смотрителю было радостно видеть, как исчезало напряжение с усталых лиц усталых людей и поселялись на них умиротворенность и спокойствие…

Вина, разумеется, оказалось мало. Бочонок сделал всего три круга по столу, и на четвертом из него выпадали лишь неспешные тягучие капли.

– Недолго радовались, – протянул Сим.

Его лицо раскраснелось, глаза помутнели.

– А может, отец забыл, что спрятал не один, а, например, два бочонка? – спросила Зелфа.

Речь ее была нетверда.

– К сожалению, Зелфа, только один. К сожалению… – серьезно ответил Ной, пытавшийся держаться молодцом, хотя Смотрителю было отчетливо видно, что и он «поплыл».

Шумеры весело захмелели, и это незнакомое им до сего момента состояние (души и тела) настолько понравилось, что они даже не понимали, не хотели понимать, что оно – незнакомое. Небывалое. Их разумом не объяснимое. Хотя и верно: свою неуправляемую веселость они вполне могли списать на… на что?.. да на хорошее настроение, к слову. А что? Дом построен, погода не огорчает, еды хватает, все живы – отчего ж не расслабиться после трудов воистину праведных.

Но тут Сим решил встать из-за стола.

– О-ох… – только и успел выдохнуть он, с грохотом падая на пол.

– Что с тобой стряслось, Сим? – прямо-таки зашлась в хохоте тоже явно «готовая» Руфь.

– Я не… не знаю.

Попытка привести себя в вертикальное положение не увенчалась успехом.

– А ну-ка, я попробую, – объявил Хам и рывком поднялся.

Простоял с секунду, начал заваливаться вбок с выражением веселого удивления на лице. Еще одним пьяным шумером на полу стало больше.

Все начали вылезать из-за стола, чтобы проверить свою стойкость…

(в данном случае – от слова «стоять»)…

но не получилось ни у кого. Только Ной в соревновании не участвовал, сидел тихонько и мирно улыбался. Он не желал экспериментировать. Смотритель тоже не стал рисковать: вино и ему ощутимо ударило в голову, что было для него непривычным. Специалисты Службы умели пить, если позволено так выразиться. Их учили этому умению. А тут оно дало сбой. И не от качества напитка…

(отличное качество, прав Ной)…

и не от разницы в атмосферном давлении до и после Потопа…

(Смотритель скорее некомфортно себя чувствовал в допотопной атмосфере – чужой ему и трудной)…

а оттого, что долго не пробовал ничего хмельного. Отвык.

– Видал, какое… безобразие? – Ной произносил слова нарочито медленно и раздельно, с паузами.

– Почему же безобразие? – удивился Смотритель. – Весело людям. Что в том плохого?

– На обезьян больше похожи…

– Ты сам-то как?

– Я?.. Что-то вино какое-то странное… Не случалось со мной такого никогда… И ни с кем не случалось… Что происходит, Хранитель?

– Потом расскажу, Ной. Не думай сейчас об этом.

– Пойду воздухом подышу… Как-то душно… Поможешь дойти до двери?

Смотритель подхватил Ноя под мышки и фактически доволок его до выхода. Ночная прохлада немного отрезвила почтенного отца семейства. Обретя способность более-менее стройно говорить, он начал оправдываться:

– Так неожиданно все… Я даже испугался. Со мной такого действительно никогда не случалось, и я не видел, не припомню, чтобы с кем-нибудь…

– Верю, верю, Ной, не говори ничего. Молчи. Дыши глубже.

– Ага, – кивнул Ной и послушно запыхтел.

Сзади раздалось:

– А что это вы тут?

В проеме двери стоял, опираясь обеими руками о косяки, колеблющийся (этакая тростинка на ветру) Иафет.

– Сидим, отдыхаем, – благостно ответил Ной. – Садись и ты, сынок, подыши воздухом.

– Воздухом! – почему-то зло произнес Иафет и кубарем скатился по ступенькам.

Смотритель кинулся его подбирать. Иафет, лежа лицом в землю, что-то рычал в ответ невнятное и отмахивался…

(даже скорее отбивался)…

от помощи.

Так началось то, что Смотритель впоследствии окрестил «Великим Послепотопным Свинством». Потерявшие контроль над собой и своими эмоциями шумеры как мужеского, так и женского пола…

(было их всего семеро, а ощущение у Смотрителя осталось – как от толпы алкоголиков)…

дрались, ругались, плакали, безумно хохотали, засыпали, пробуждались, выпадали на некоторое время из реальности. Хорошо, Ной…

(восьмой)…

не видел всего этого. Он как заснул на крылечке, привалившись к перилам, так и проспал почти до утра, пока Смотритель, вымотавшийся от борьбы с распоясавшимся семейством, не додумался затащить его, дрожащего во сне от холода, в дом.

Кстати, о борьбе. Выполняя роль медсестры или медбрата, Смотритель сам валился с ног, но не от опьянения, а от усталости. Мужчины и женщины семьи выдали невероятное количество энергии, которая проявлялась крайне своеобразно.

Сим зачем-то полез на крышу дома, пришлось его оттуда снимать, чтобы он не грохнулся вниз и не сломал себе шею.

Хам и Мара, в обычном состоянии мило сюсюкающие друг с другом, решили вдруг заострить внимание друг друга на каких-то не проясненных фактах собственных биографий: у каждого нашлись в прошлом темные пятна, что и стало поводом для истошных криков и взаимных тасканий за волосы.

Иафет и Зелфа, наоборот, впали в романтику и бегали друг за другом, играя в салочки, спотыкались о невидимые в темноте кочки и камни, падали, поднимались, не обращая внимания на ушибы, бегали снова, а в итоге где-то затихли. Не в доме.

Руфь с Сарой делали тщетные попытки соблазнить Смотрителя, демонстрируя ему интересные части тел…

(вот уж чего не ожидал от шумерских женщин, всегда и во всем являющих собой образец высокой нравственности)…

и привлекая его непристойными откровенностями. Смотритель и рад был бы обратить на все это внимание, но не имел физической возможности – слишком за многими нужно было следить…

К рассвету первичные опьяневшие выбились из сил и заснули мертвецким сном – кого где оный застал. Смотритель кое-как растащил их по законным местам, лег сам передохнуть. Но сон не шел.

Начинался рассвет. Солнце, еще прятавшееся за вершинами, окрасило край голубого неба в розовый цвет, с гор подул мягкий и теплый ветерок, облака разошлись, и день впереди не предвещал непогоды. Было красиво и удивительно спокойно. Если б только не храп с четырех сторон – слава Царю Небесному, что хоть женщины спали бесшумно.

Вдруг в нестройном, но громком хоре храпящих образовалась звуковая лакуна…

(говоря просто, один умолк)…

и проснувшийся Ной хрипло сообщил:

– Ну и винцо… Видать, все же перебродило…

Смотритель обернулся к нему, не забыв «включить» улыбку:

– Ты как?

– Чувствую себя… рассыпавшимся на куски,

– Бывает. Пройдет. Съешь что-нибудь кисленькое.

– Бывает? – Ной нашел в себе силы удивиться неаккуратной реплике Гая.

– Ну… в смысле, сочувствую, – поправился Смотритель, уповая на то, что Ной в своем нынешнем состоянии не станет заострять внимание на его «бывает».

Как это может «бывать», если раньше вино никогда никого не пьянило? Хранители Времени – они что, особенные?..

– А ты почему такой бодряк?

– Я… – Смотритель только успел открыть рот, еще ничего не придумав в объяснение, как Ной его перебил:

– Ну да, верно… ты же Хранитель Времени.

Смотритель не стал уточнять, где Ной узрел связь между уникальным даром Хранителя и восприимчивостью к спиртному. Сказал – и ладно.

Немного побродив по дому, Ной так и не нашел, чего бы кислого ему выпить, и подсел к окну рядом со Смотрителем. Его еще чуть-чуть пошатывало, но взгляд стал ясен: опьянение прошло, осталась лишь слабость.

Смотритель решил: говорить нужно сейчас, Или не говорить вовсе.

– Ной, я хочу тебе кое-что сообщить. Ты в состоянии воспринимать длинные фразы?

– Да, вполне. У меня даже голова как-то чище внутри стала, так забавно… Только вот подташнивает малость. А о чем ты хотел поговорить?

– Скажи, ты помнишь, как мы начали пить вино?

– Да. Отчетливо. А не должен?

– Погоди. Как дуреть начали, помнишь?

– Еще бы!..

– А что было дальше?

– Дальше… э-э… да смутновато как-то…

– То-то и оно… – назидательно сказал Смотритель, – не помнишь, как будто не было ничего.

– Да нет, было, конечно, было, но… – виновато возразил Ной. – А что?

– Так, пустячок. Ты напрочь забыл кусочек своей жизни.

Небольшой, малозначимый кусочек, но все же, все же. И это славно. Вчерашний вечер – не из тех, который стоит вспоминать и о котором можно рассказывать детям и внукам. Ты чувствуешь сейчас некий смутный стыд, но он пройдет, и жизнь твою… и всей семьи… не будут омрачать ненужные воспоминания. Теперь не удивляйся тому, что я скажу… Готов?

– Гай, ты чего темнишь? Не путай меня.

– Не пугаю. Слушай. Это очень, очень серьезно. Ты должен забыть меня. Вычеркнуть из памяти. Совсем. Будто и не было такого Гая Хранителя Времени. Ты и вся семья твоя, Ной,

все должны меня забыть.

– Что? – только и спросил Ной.

Как начать?

Глупый вопрос! Он уже начал. И начал не лучшим образом. Что значит «забыть Хранителя»? Человеческая память прочна, и для того, чтобы выбросить из нее кусок (или даже кусочек) жизни, нужно не убеждение извне и не собственное решение…

(мол, забуду и – точка!)…

а нечто более сильное. Точнее, нечто очень сильное. Опьянение и легкая забывчивость Ноя – связанные между собой действие и факт. Но как же, извините, надо будет (гипотеза, гипотеза!) нажраться, чтобы выкинуть из башки долгий период совместной жизни, долгий и трудный, долгий и до горлышка набитый событиями, долгий и радостный, потому что именно здесь торжествует философская формула…

(а может, здесь она и родилась?)…

звучащая примерно так: жизнь закончилась – да здравствует жизнь!

Жизнь народа шумеров закончил Великий Потоп. Жизнь народа…

(какого, кстати?.. халдейского?.. арамейского?.. вавилонского?.. израильского?.. Долго перечислять!)…

начал Великий Потоп. Народа Земли – и пусть Смотрителя обвинят в высокопарности и, значит, банальности, но иначе не скажешь. Если Книгу Бытия считать все же не только собранием Мифов, но и…

(в самой малой степени)…

исторической хроникой.

А почему бы и не считать?

Как написано, так и было – в жизни. Смотритель, считай, проверил.

Ну не без вранья написано, но писался-то именно Миф, а не История, хотя, как показывает опыт работы Смотрителя и десятков его коллег, нынешних и прошлых, в каждом Мифе есть доля Истории. Как там у классика: «Сказка – ложь, но в ней намек»… Намеков в Мифе о Потопе.

(или все же в Мифе о Ное и его семье? Как кому нравится)…

навалом. А что до вранья или, если помягче, до неточностей, так их тоже хватает. Например, никаких звериных пар Ной для путешествия не отбирал. Тем более – чистых и нечистых. Кто успел, тот и спасся. Тигр вон вообще один на корабле был, без пары. Как теперь бедняге потомство наделать?.. Получается, что вымрет – как конкретный зверь и как вид. А тигры между тем выжили и существуют, несмотря на их последующее планомерное и бесплановое истребление любителями охоты. Значит, Миф врет, а популяция тигров возродилась после Потопа не с помощью Ноя и Ковчега.

Это только один пример, но – вопиющий. В смысле, вопиет о возможности корректировать… нет, не Миф, но его исходные данные. То есть жизнь. И если в жизни, знаемой Смотрителем лично, не было второго тигра (к примеру), а в Мифе он появился, то почему бы не поменять причину и следствие? Так, например: в жизни был Хранитель Времени, то есть – девятый, а в Мифе – нет.

Как это сделать?..

Ной, пользуясь паузой в разговоре, дремал, клюя носом.

Смотритель знал, как это сделать.

– Ной, проснись, день на дворе, – окликнул он главного героя Мифа. Да и Истории тоже, чего уж мелочиться.

– Я и не сплю, – немедленно возразил Ной и сильно потер кулаками глаза.

– Я ухожу, Ной.

Бессмысленно рубить кошке хвост по частям. И в общем-то жестоко.

– Куда?

Ной был все еще спокоен, потому что не понимал Хранителя, не влезала ему в голову мысль о том, что не пустая идет болтовня, что Хранитель и впрямь уходит. И хочет (почему-то), чтоб его забыли.

Придется вбить Ною в голову эту мысль, какой бы странной, страшной, необъяснимой она ему ни казалась. Окольными, правда, путями вбить.

– Ной, ты знаешь, я Хранитель Времени.

– Слава Царю Небесному, памяти еще не лишился. Хотя ты настаиваешь, чтоб я забывал…

– Я не настаиваю, Ной, я просто пытаюсь объяснить тебе ситуацию, которая – хочется мне или не хочется! – существует сегодня.

– Объясни. Разве я против?

– Мир изменился, Ной, ты знаешь. Но и Время изменилось, этого ты почувствовать не в силах. А я чувствую Время, оно течет здесь, в новом мире, иначе, по-другому и…

– Что «и»? Не тяни.

– И я здесь не нужен. Этому Времени Хранитель не нужен. К тому же я теперь один Хранитель – на всем белом свете.

– Один? – Ной решил побить рекорд по бессмысленным вопросам.

– Ной, ты меня вообще понимаешь? – взмолился Смотритель.

– Я тебя понимаю очень хорошо, – обиделся Ной. – Я только не понимаю, что ты хочешь сказать… – Очень изящную формулу сложил! – Ты говоришь, что остался один, больше Хранителей нет. Ладно, допустим. Но почему мы должны тебя забывать? Как это? И куда это ты денешься?

– Я же внятно сказал: уйду.

– Куда ты уйдешь? Вода хоть и спала, но все равно мы – на острове…

– Не спрашивай Хранителя о том, о чем он не имеет права тебе ответить, – уклончиво объяснил Смотритель.

– Хорошо, не буду, – мирно согласился Ной. – Но почему ты вообще должен уходить?

– Потому что Времени я не нужен здесь, – интонацией слово выделил.

– А где нужен?

– Далеко отсюда.

– Вода же кругом, повторяю.

– Во-первых, вода и здесь скоро уйдет вовсе и оставит вам огромную и плодородную землю, а во-вторых, в мире полно мест, где воды уже нет.

Хотел добавить: и не было, но не стал дискредитировать идею всемирности Потопа, принадлежащую Мифу.

– Хранитель… эти ваши штучки… как это – уйти, если уходить некуда?

– Не знаю, – честно ответил Смотритель, поскольку и вправду не знал, «как» он перемещается во времени.

Житейски объяснимое незнание. До сих пор, к примеру, никто не понимает…

(представить не может!)…

как пересекаются в бесконечности параллельные линии, но все точно знают: пересекаются. А бесконечность – она бесконечна, извините за тавтологию, и посему тоже необъяснима на уровне здравого смысла.

– Я чужой здесь, Ной. Как, впрочем, везде. Нет своего дома у Хранителей, а есть лишь Время, которому мы принадлежим и которое нами руководит. Я, в общем, подневольный человек. Я чувствую… ты же знаешь, что я умею чувствовать так, как тебе и другим людям не дано… я чувствую: пора. А как это произойдет… Мне неведомо, Ной. Но – произойдет, знаю.

– Такое уже было в твоей жизни?

– Было, – лаконично ответил Смотритель.

По сути, не соврал: он много раз уходил от тех, с кем работал в «поле*. Уходил неожиданно и сразу или постепенно, приучая к мысли о своем отсутствии в чьей-то жизни (объекта Мифа, разумеется).

– Но как же мы без тебя? Что я скажу семье? – Ной взглянул на спящих вповалку сыновей и жен. Тут же возмутился: —

Стыд какой! Не люди, а животные…

– Не суди их строго, Ной, они не виноваты. Теперь вино всегда будет так действовать.

– Да что же это за мир такой! – воскликнул Ной. – Родные люди в нем жить не могут, поэтому уходят непонятно как и куда. Вино сбивает человека с ног и превращает невесть в кого. Небо здесь голубого… красивого, конечно, но ведь со всем чужого цвета. Ночами холодно…

– Ну, ты и смешал все в одну кучу… А за «родного человека» – спасибо.

– А что? И вправду родной. Близкий, как сын. И вот – уходишь… Что ж за мир такой поганый?

– Мир как мир. Разный. Хороший в общем-то, а главное – ваш. Да, здесь едят плоть животных. Да, дети теперь будут рождаться слабее, чем раньше. Жизнь людей станет много короче. Со временем… очень скоро по меркам шумерской жизни… люди начнут здесь убивать не только животных, но и друг друга. По пустячным поводам: из-за земли, которую не поделили, из-за еды, которой не хватило, из-за женщины, которая желанна, да не тебе принадлежит…

– Люди? Друг друга? Из-за таких пустяков?

– Увы, но скоро все это не будет казаться пустяками… А потом, здесь нет орков, а человеку нужны враги. Их придется искать среди себе подобных.

– И это ты называешь хорошим миром?

– Разве можно не любить свой дом? Свою землю? Своих родных? А значит – свой мир?..

– А почему мы должны забывать тебя? Ты нам помогал, мы тебя любим… Как ты представляешь это? Помнили, помнили и – раз! – забыли?

Смотритель усмехнулся: Ной высказал то, о чем он сам думал. Как забыть – технически? Хороший вопрос… Или все же – ментокоррекция? Пусть даже, как он ее сам определил, собственноручная. Не гарантия, да, но все же, все же…

– Мне тоже трудно, – сказал он. – Но в этом мире не должно быть ни Хранителя Времени, ни воспоминаний о нем.

Уж постарайтесь как-нибудь.

– Легко сказать – постарайтесь. Советовать – самое простое, а вот сделать…

– У вас… у тебя, у сыновей, у их жен… не получится, согласен. Слишком многое нас связывает. Но ни детям твоих детей, ни их будущим детям, ни другим людям, с которыми вы обязательно встретитесь… и скоро, наверно… не надо обо мне рассказывать. Согласись, мое присутствие ставит вас в неравное положение с остальными. Получается, что с вами рядом был некто, кто умел чувствовать Время и, значит, предсказывать возможные беды. А у других такого рядом не оказалось, и пришлось выкарабкиваться без помощи.

– И что ж в том плохого?

– Плохо, что не предсказал. Плохо, что родоначальник нового мира… ты, Ной… можешь кому-то в будущем показаться не самостоятельным, а ведомым. Не к лицу такое родоначальнику. Первому из бесконечного числа идущих следом.

– Ты ж ничего и не предсказывал, верно? Ты сам говорил, что не владеешь таким даром.

– А кто поверит, что не владею? Хранитель Времени – как мощно звучит! Вот он вас и охранил… То есть я.

– Это же не так!

– Люди недоверчивы, Ной, тебе ли не знать.

– Какие люди? Где ты видел людей, кроме нас?

– Потоп пережили не мы одни. Спасшихся много. Они тоже плыли на кораблях, тоже выручали животных, тоже боролись с водой, с непогодой, с голодом. Сейчас они тоже обживаются на новых местах и придут к вам. Или вы – к ним. Нормальное бытие, Ной, с законами жизни спорить трудно…

– Откуда знаешь?

– Про законы?

– Да при чем здесь законы! Про законы я и сам все знаю…

Про других людей откуда известно?

– Откуда-откуда… Царь Небесный. Оракул. Всесильное Время… Выбирай на вкус, Ной. А если честно, то не понимаю – откуда. Знаю – и все тут.

– Кстати, об Оракуле. Как этот мир будет существовать без него?

Смотритель даже рассмеялся – несмотря на им самим нагнетаемую атмосферу прощальной грусти.

– Уж выживет как-нибудь!

Посидели, помолчали. Все-таки погрустили.

Солнце из красного, рассветного превратилось в желтое, дневное, забралось повыше. Облака – статисты небесного театра – поблекли, смыли грим, расслабились, разбрелись с авансцены кто куда.

«Небо работает в штатном режиме…»

Откуда фраза всплыла?..

– Я на тебя надеюсь, Ной. Ты ведь все понял?

– Все понял, – кивнул Ной буднично. Улыбнулся. – Я хочу, чтобы ты знал, Гай: ты – лучший из людей, кого я встречал за всю жизнь, а она у меня дли-и-инная… Лучший. Небезразличный, участливый, мудрый. Ты не похож ни на кого.

Экий, однако, комплимент! Ни на кого не похож… Старался ассимилироваться среди шумеров, стать одним из них, думал – получилось, и тут на тебе – не похож…

– Спасибо, Ной. Не захваливай меня.

– Это не похвала, это – правда. Ты научил нас мыслить иначе. Ты заметил? Сейчас я понимаю, что мои соотечественники были медлительными, чересчур спокойными, даже безучастными – к соседям, к близким, к родным… Как же они жили?

– Спокойно они жили, Ной. У них все было ровно в жизни, без катастроф – без камней с неба, без дождей и потопов. Вот они и не торопились никуда. Другая жизнь – другие люди. Уверен, поживи они здесь, раскачались бы как миленькие. Вон Хам – уж на что само спокойствие раньше был, а теперь носится как угорелый, таскает, строит, мастерит. Жизнь заставила.

– Это новый мир, и для него нужны новые люди – активные, живые.

– Такие и будут. Активные. Даже иногда слишком. Разные будут люди, поэтому приготовь себе другие мерки – отличные от шумерских. Еще пожалеешь о том, что осуждал своих соотечественников за невнимание к ближним и дальним…

– Ну, ты и картинку рисуешь, Гай, – хоть жалей о том, что выжил.

– Не все так плохо. Хороших людей всегда больше. Но предупредить хотелось.

– Спасибо, учту.

Помолчали. Прощание – тяжелая процедура. Тяжелая и для уходящего и для остающихся.

– Когда ты уйдешь? – задал очередной вопрос Ной. Тут же оговорился: – Заметь: я не спрашиваю – как и куда, я интересуюсь – когда.

А и в самом деле: когда?

Через мгновенье? Через час? Через неделю?

Странно, но Смотритель не мог ответить и на этот куда как простенький вопросик. Он не знал – когда, тоже не знал. Понимал: сказав «а», нет смысла молчать и не договаривать алфавит до «я». И ведь ничего вроде не держит… Ничего!

Вроде…

– Ты не хочешь проститься с остальными? – спросил Ной.

Очень по делу спросил.

– Наверно… – неопределенно ответил Смотритель.

И опять сам не понял, что имел в виду. Наверно – да? Или наверно – нет?

А Ной постеснялся переспросить. Он, похоже, боялся тревожить уходящего Гая вопросами. И то получалось: какой ни задаст, все – мимо…

И все же рискнул:

– Ты оговорился… или проговорился… будто я – родоначальник и идущие следом будут знать о том. То есть обо мне. Так?

– Так, Ной.

– Откуда они узнают?.. Ну, дети, внуки, правнуки… ну, десятое поколение, двадцатое… Тут все понятно. Но есть у людей… я о шумерах говорю… свойство – забывать пращуров.

Чем дальше люди уходят по дороге Времени, тем туманнее становятся очертания предков. Веришь, я не помню… просто не ведаю ничего о тех, кто стоял у истоков шумерского народа,

– Человеческая память не всесильна. У нее есть пределы.

Мы помним лишь тех, кто смог уложить камень… или поставить веху, как больше нравится… в здание Истории. Твоя веха… или камень… самая первая.

– Но откуда это станет известно идущим следом?

– О первых слагают Мифы, – машинально обронил Смотритель и понял, что проговорился.

Подумал: ну и что с того? Будет человек жить-поживать и знать (не больше!), что о нем сложат Миф. Но человек был пытлив и не успокоился:

– Кто сложит?

Хороший вопрос! И, как уже пошло в их прощальном разговоре, у Смотрителя ответа не имелось.

– Люди, Ной. Ты говоришь: внуки-правнуки будут сами помнить. Верно. Они расскажут своим внукам-правнукам. Что-то приврут. Что-то добавят. Их правнуки добавят свое. А правнуки правнуков – еще. А кто-то когда-то положит Миф… тот, что дойдет до этого «кто-то»… на бумагу. И Миф станет каноническим… – чужое для шумеров слово. Поправился: – Всеми признанным. Единственно верным.

– Как я себе представляю, в нем… в многажды перевранном, тут ты прав… ничего не останется от истины. От того, каким я был на самом деле. Как я строил Ковчег. Как погиб Ис-Керим. Как мы нашли эту землю. Или даже – как вино мы пили и что с нами случилось…

Смотритель усмехнулся:

– Вот это-то как раз останется – черным по белому… – Повторил, будто сам вдруг услышал: – Черным по белому… —

И понял вдруг, что его тормозило. И сказал об этом: – Кто напишет? Да я и напишу. Черным по белому. – И, не объясняя ничего, встал: – Буди людей, Ной. Хватит им прохлаждаться! Дел полно…

– А ты… – Ной тоже встал. Стоял куда уверенней, чем прежде. А и то объяснимо: хмель рано или поздно испаряется. При любом атмосферном давлении. Аксиома. – Ты не уходишь?

– Пока обожду, – сказал Смотритель. – Тут, видишь ли, еще одно дело возникло…

– Твое? Или наше, общее?

Разумное уточнение.

– Мое. И общее.

– Помочь? Чем?

– Не надо. Лучшая помощь мне – не мешать.

– Тогда я пошел, мешать не стану…

Откровенно обрадованный Ной отправился поднимать своих домочадцев. Дел и вправду было сверх меры. Новоселье – этап, а этих этапов впереди… Короче, появление Мифа надо сначала обосновать, сие Ной понимал отлично. А в Миф он поверил, поверил.

Смотритель в обоснованиях не нуждался.

Ни чернил, ни туши никто не догадался захватить в Ковчег. Шумеры знали книгописание, остро отточенными палочками заполняли толстые папирусные страницы, сшивали их крепкими нитями и переплетали простыми веревками…