Текст книги "Домой, ужинать и в постель. Из дневника"

Автор книги: Сэмюэль Пипс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Застолье

Встретился с Осборном, Шоу и Спайсером; отправились обедать в таверну «Солнце», куда велели отнести две мясные туши. Очень веселились; но тут пришли мистер Уэйд и его друг капитан Мойз; сидели до семи часов; выиграл у Шоу кварту вина: он говорил, что нам подадут ягненка, а я – что телятину. Поскольку в кармане у меня было лишь 3 пенса, я ровно столько и потратил; имей я с собой больше, я бы и потратил больше, как и все остальные, – а посему предпочтительно носить с собой денег поменьше.

16 февраля 1660 года

Сегодня мистер Гудмен пригласил своего друга мистера Мура, а также меня и еще несколько человек к себе на обед, каковой имел место в «Бычьей голове» и состоял из пирога с олениной, лучшего, какой только едал я в своей жизни. За столом разгорелся спор между мистером Муром и доктором Клерком; первый утверждал, что в основе истинной трагедии должна лежать правда, а не вымысел, с чем доктор решительно отказывался согласиться. В результате меня назначили судьей в их споре и положили встретиться в том же месте утром во вторник, доесть остатки пирога и окончательно прояснить этот вопрос; проигравший же в споре заплатит 10 шиллингов.

1 сентября 1660 года

После обеда сэр Дж. Меннз предложил играть в игры, одна из коих состояла в том, чтобы посредством вопросов узнавать имена присутствующих. Вышла потеха. Мне доставляло особое удовольствие, в качестве штрафов, целовать дам, которые не смогли угадать моего имени. Особенно приглянулась мне одна прехорошенькая особа, каковая, как в дальнейшем выяснилось, оказалась невесткой сэра Уильяма Баттена.

4 февраля 1661 года

Пригласил в «Тюрбан» старых своих знакомых по Казначейству и накормил их отличным говяжьим филеем, каковой, вместе с тремя бочонками устриц, тремя цыплятами, большим количеством вина и веселья, и составил наш обед. Собралось нас в общей сложности человек двенадцать. Сдуру наобещал им, что буду угощать их обедом каждый год, и так до конца дней своих. Наобещал – но выполнять обещание не собираюсь.

30 декабря 1661 года

Сегодня вечером мистер Годен прислал мне к Рождеству большой кусок говядины и три дюжины языков. Посыльному я дал 6 ш. и еще полкроны – носильщикам. Обедал у постели жены с большим аппетитом; ели жареного цыпленка с рисом, после чего послал за сладким пирогом, ибо, по нездоровью, жена сама испечь его не смогла. После обеда сидели и разговаривали – боль у нее поутихла. Засим ненадолго – к сэру У. Пенну, а от него – в присутствие, где в полном одиночестве и с огромным удовольствием до 11 часов вечера упражнялся в арифметике, после чего – домой, ужинать и в постель.

24 декабря 1662 года

Поскольку сегодня Страстная неделя, обед наш состоял лишь из гренок и рыбы. За весь Великий пост постимся впервые.

17 апреля 1663 года

Встал и в присутствие, откуда в полдень сэр Дж. Картерет, сэр Дж. Меннз и я отправились на обед к лорду-мэру, куда были заблаговременно приглашены; кроме нас были откупщики из Таможни, три сына лорда-канцлера и прочие знатные и благородные люди. Обед выше всяких похвал, ибо мэр ни на что большее не способен. Никаких интересных разговоров – все заняты были одной едой.

20 октября 1663 года

К капитану Коку, где за ужином встретился с лордом и леди Браункер, а также с сэром Дж. Меннзом (присутствовали вдобавок сэр У. Дойли и мистер Ивлинг); радостная весть [104]104
  Эдвард Монтегю граф Сандвич захватил в этот день несколько голландских торговых судов.


[Закрыть]привела всех нас в такой восторг, что в течение последующих двух часов мы покатывались со смеху и развлекались как могли. Среди прочего мистер Ивлинг потешал нас тем, что экспромтом сочинял и декламировал стишки, в которых обыгрывались слова «уметь» и мочь», и преуспел в этом настолько, что у сэра Дж. Меннза застрял кусок в горле и он чуть было не задохнулся, от чего, впрочем (что вполне в его духе), развеселился еще пуще. <…> Более искренней радости я в жизни своей не испытывал.

10 сентября 1665 года

В церковь, где наш пастор Миллз прочел хорошую проповедь. Оттуда – домой, отлично пообедал жареными говяжьими ребрышками и сладким пирогом; за столом только жена, брат и Баркер, а также много хорошего вина собственного изготовления. От души радуюсь и благодарю всемогущего Господа за то, что в этот день я жив и здоров.

Рождество 1666 года

После обеда милорд (граф Сандвич. – А.Л.) и другие знатные гости сели за карты, мы же беседовали, рассматривали мои книги, картины, рисунки жены, каковые гости сочли превосходными; весь день провели в веселии и разошлись в семь вечера, ибо уже стемнело, да и погода испортилась. На этом прием завершился, был он для меня почетным и радостным; более удачного приема у меня еще не было и вряд ли в скором времени будет. Засим в комнату жены, где мы поужинали наедине, после чего я попросил ее расчесать мне волосы и заглянуть под рубашку, ибо последние дней шесть-семь испытывал ужасный зуд; выяснилось, что у меня вши, в волосах и на теле она обнаружила в общей сложности более двадцати вшей, больших и маленьких, что меня поразило, ибо подобного не случалось со мной последние лет двадцать. Я подумал было, что меня наградил ими наш мальчуган (слуга. – А.Л.) ,однако на нем вшей не нашли, откуда они взялись, ума не приложу. Решил коротко постричься и избавиться от них раз и навсегда, от чего пришел в прекрасное настроение и отправился спать.

23 января 1669 года

Щеголь

Сегодня утром принесли мой камлотовый плащ с золотыми пуговицами и шелковый камзол, каковой обошелся мне очень дорого – дай Бог, чтобы я сумел за него расплатиться.

1 июля 1660 года

Обед был прекрасен, вино отличное. Будучи неряшливо одет, что мне, увы, свойственно, не был так весел, как мог бы быть и бываю, когда одет пристойно; поневоле вспоминаются советы моего отца Осборна [105]105
  Речь идет о настольной книге Пипса – «Советах сыну» Фрэнсиса Осборна, которая посвящена вопросам этикета и в которой, в частности, говорится: «Следите за вашей одеждой… Экономьте на всем остальном, но только не на этом. Здесь потребно расточительство, а никак не бережливость». Выпущенная в 1658 году, книга Осборна пользовалась во времена Пипса немалой популярностью. Пипс называет автора «моим отцом», обыгрывая название книги.


[Закрыть], писавшего, что джентльмен может экономить на всем, кроме туалетов.

9 октября 1661 года

Сегодня утром в день лорда-мэра сэра Энтони Бейтмена принесли мой новый бархатный плащ – верней сказать, он подбит бархатом, а снаружи – добротная материя. Такой плащ у меня впервые, и я больше всего на свете боюсь его быстро сносить. Думал пойти в нем обедать, однако, поразмыслив, решил его не надевать, дабы он не потрепался в толпе. Сегодня утром, одеваясь, обнаружил, что мои манжеты не отглажены, и в раздражении смял их и бросил на пол, отчего бедняжка Джейн так расстроилась, что я даже пожалел о содеянном.

29 октября 1663 года

В присутствие, где до 10–11 вечера трудился над месячным отчетом и, к превеликому огорчению, обнаружил, что в этом месяце потратил на 43 фунта больше, чем в предыдущем; тогда было 717, а теперь 760 – в основном из-за расходов на платье для себя и для жены; на нее ушло 12 фунтов, а на меня 55 или около того: я пошил себе бархатный плащ, два новых камзола, один черный, оба одноцветных, новую бархатную мантию с ворсом, золотыми пуговицами и петлями, новую шляпу, высокие сапоги на шелку и много чего еще, вознамерившись впредь следить за своим видом. А также два парика, один обошелся мне в 3 фунта, другой в 40 шиллингов. Покамест не надевал ни тот, ни другой, но с Божьей помощью со следующей недели начну носить. Посему теперь тратиться на одежду долгое время не понадобится. Будем, однако, надеяться, что со временем удастся купить и еще что-нибудь, дабы не пришлось, как прежде, из-за отсутствия нарядов красться по улицам, подобно нищему.

31 октября 1663 года

Явился брадобрей Чапмен, который по моему желанию и безо всякого труда состриг мне волосы, что, признаться, привело меня в уныние; но коль скоро дело было сделано, и к тому же на голове у меня красовался новый парик, я долго не отчаивался и заплатил ему 3 гинеи, с чем он и ушел, прихватив с собой и мои волосы, чтобы сделать из них парик кому-нибудь еще. Я же продемонстрировал новый завитой парик всем своим служанкам, каковые сочли, что мне он к лицу, только Джейн промолчала: бедняжка никак не могла прийти в себя от того, что у нее на глазах я расстался с собственными волосами.

3 ноября 1663 года

Встал и, коль скоро было уже поздно, – в церковь. Обнаружил, к своему удивлению, что мой новый завитой парик, вопреки всем моим опасениям, большого впечатления на прихожан не произвел; я-то думал, что вся церковь будет разглядывать меня во все глаза, однако ничего подобного не произошло.

8 ноября 1663 года

Сегодня утром надел свой новый плисовый камзол; вещь дорогая и благородная; обошлась мне в 17 гиней.

30 октября 1664 года

Спустившись утром вниз, обнаружил брадобрея Джервеза, он принес мне завитой парик, тот самый, к которому я на днях приценивался в Вестминстере; однако разглядел, что он весь свалявшийся (у Джервеза такое случалось и раньше), и от парика отказался; приобрел его в другом месте.

4 апреля 1667 года

Сегодня утром, в соответствии с новой модой, облачился в только что купленный камзол из добротной материи с перевязью через плечо; отвороты рубашки и мундира оторочены шелковыми кружевами – в тон камзолу. Навел на себя красоту – и в церковь, где скучная проповедь и никому не известный пастор.

17 мая 1668 года

Сватовство [106]106
  Летом 1665 года Пипс по долгу службы вызвался способствовать помолвке и свадьбе старшей дочери графа Сандвича Джемимы Монтегю и Филипа Картерета, старшего сына казначея флота сэра Джорджа Картерета. Пипс был посредником со стороны графа Сандвича, посредником же со стороны Картеретов был придворный врач, член Комиссии по уходу за больными и ранеными моряками доктор Тимоти Кларк. И у жениха, и у невесты имелись физические изъяны: Филип был хром, Джемима была кривошеей и даже носила корсет.


[Закрыть]

23 июня.Милорд заговорил со мной о том, как ему хочется пристроить своих детей, и спрашивал моего совета и помощи. Сказал, что хотел бы отдать леди Джемиму замуж за старшего сына сэра Дж. Картерета, к чему я отнесся с одобрением и вызвался сам с ним поговорить, что милорду понравилось. <…>

24 июня.Встал, когда не было еще и шести, а в семь был уже в Вестминстере у доктора Кларка, коего в записке, посланной накануне вечером, уведомил о цели своего приезда. Поведал ему о возложенном на меня поручении, к каковому (как, впрочем, я и предполагал) отнесся он с большой радостью; сошлись на том, что, поскольку и милорд, и сэр Джордж связаны – под милостивейшим покровительством Его величества – с морем и оба являются представителями знатного и благородного рода, – их родственная связь принесет всем нам немалую пользу. А посему он вызвался отыскать сегодня же сэра Джорджа и начать действовать. От доктора Кларка – к сэру Дж. Картерету, коего обнаружил в его кабинете в Уайтхолле и, насколько это было возможно и со всеми подобающими любезностями, изложил ему суть дела, каковое было воспринято им с величайшим благорасположением и всяческими благодарностями в мой адрес; сэр Дж. Картерет пообещал, что сделает для своего сына все, что только в его силах, дабы он был достоин дочери милорда. Со мной же держался с благожелательностью и чувством благодарности за то дело, какое я на себя взял.

9 июля.Около 10 утра по воде – к сэру Дж. Картерету в Дептфорд. Приняты были с величайшими любезностями леди Картерет и ее детьми и превосходно пообедали. После обеда, воспользовавшись случаем, долго беседовал с мистером Ф. Картеретом, нашел его человеком скромным, весьма добронравным и сообразительным. <…> Все мы очень радовались, ибо никогда еще не было пары более подходящей, чем мистер Картерет и леди Джемима.

Между тем, бедная леди Сандвич по секрету сообщила мне, что пребывает в сомнении, придется ее дочери по душе этот союз или нет, и испытывает по этому поводу немалый страх, на что я ответил, что со своей стороны нисколько не боюсь и ей желаю того же. Впрочем, ведет себя миледи в высшей степени осмотрительно и своими опасениями ни с кем не делится.

14 июля. По воде к сэру Дж. Картерету; застал там леди Сандвич – покупает вещи на свадьбу леди Джем (Джемимы. – А.Л.).Против ожиданий леди Джем сегодня явилась в Дейгенхемз [107]107
  Дейгенхемз – загородный дом леди Райт, сестры леди Сандвич, жены лорда Крю.


[Закрыть], куда завтра для встречи с ней должен прибыть и мистер Картерет (здесь и далее – Филип Картерет. – А.Л.).Мое предложение его сопровождать, ибо здесь он никого не знает, было с радостью принято, и посему еду с ним. Боже, чего только леди Картерет для нее (Джемимы. – А.Л.)не делает: посылает ей драгоценности, закупает постельное белье лучшего качества! Миледи и я потрясены ее любезным отношением к нам всем; кажется порой, будто Картереты вознамерились юную леди купить.

15 июля.Мистер Картерет и я – паромом в Гринвич, откуда, спустя час, покамест переправлялись на другой берег и свозили с парома карету и лошадей, – в Дейгенхемз. Боже, какой же глупый разговор состоялся у нас о любви: за всю свою жизнь не встречал еще человека, в любовных делах более робкого. Приехали, когда уже смеркалось, и были радушно приняты леди Райт и лордом Крю. Жених разумно и кратко отвечал на все вопросы о нашем путешествии, однако невесте – ни слова. Сели ужинать и после ужина беседовали вновь, однако на невесту он по-прежнему никакого внимания. Милорд предложил, коль скоро Филип приехал ненадолго, оставить молодых вечером наедине, дабы между ними завязались любовные отношения, однако я посоветовал этого не делать, чтобы не приводить невесту в слишком большое смущение. Посему жениха отвели в отведенную ему комнату, куда я направился вместе с ним узнать, понравилась ему невеста или нет, на что он ответил, что понравилась и даже очень, но, Боже, никогда еще влюбленный не произносил подобных слов столь вяло, безжизненно! Пожелав ему спокойной ночи, спустился помолиться на ночь с семьей лорда Крю, после чего лорд и леди Райт и я стали думать, как действовать дальше, и решили наконец отправить молодых вместе в церковь, как это было принято в их семье, несмотря на то что хромота жениха явится немалой помехой. <…>

16 июля.Утром привел себя в порядок – и к мистеру Картерету; прогуливались с ним час-другой по галерее: дома более просторного и красивого мне прежде видеть не приходилось. Наставлял его постоянно держать невесту за руку и пообещал, что изыщу способ оставить их наедине, после чего ему надобно будет сказать ей то-то и то-то, а также не забыть выразить благодарность лорду Крю и леди Райт, за что он меня поблагодарил, признав, что без моего наставления ни за что бы не справился. Между тем спустились лорд Крю, леди Райт, а также сама невеста, и, сев в кареты, мы отправились за 4 мили в церковь, где прослушали прекрасную проповедь, а следом – покаянное признание одного из прихожан, осужденного Церковью за грехи. После чего – в обратный путь; ни в церкви, ни по дороге мистер Картерет ни разу не осмелился взять невесту за руку, на что по возвращении домой я не преминул ему указать, и он пообещал, что исправится. Засим – обедать. Беседовал, прогуливаясь по галерее, с милордом, после чего леди Райт и я, а следом и лорд Крю, словно бы невзначай, вышли, оставив молодых наедине; последовала нашему примеру и прелестная малютка, дочь леди Райт, которая покинула столовую, будто по наитию прикрыв за собой дверь, чем вызвала всеобщий смех стоявших за дверью. Вместе молодые пробыли около часу, и, когда пришло время вновь ехать в церковь, жених вывел ее из дома за руку и усадил в карету. В церкви, где простояли всю вторую половину дня, – несколько весьма миловидных дам, однако слишком уж душно. По возвращении гуляли в саду, где, во второй раз, оставили молодых наедине; во время прогулки леди Райт, к моему огорчению, заметила, что доктор Скотт должен до свадьбы что-то сделать с шеей леди Джем, ввиду чего за ним следует послать, а также надлежит пошить ей новые наряды, о чем я непременно позабочусь. Отвели мистера Картерета в его комнату и, вновь помолившись, – спать.

17 июля.Утром леди Райт, мистер Картерет, я и все прочие играли в бильярд, после чего вновь оставили молодых наедине. <…> Перед нашим отъездом отвел леди Джем в сторону и спросил, нравится ли ей этот джентльмен и не испытывает ли она с ним затруднений. Она покраснела и отвернулась, однако затем, помолчав, ответила, что готова подчиниться родительской воле. Больше ей сказать – а мне от нее ожидать – было нечего. На обратном пути мистер Картерет горячо благодарил меня за заботу и старания и сказал, что совершенно счастлив, хотя, по правде говоря, леди Джем вела себя чопорно и ничего ни себе, ни ему не позволила, отвечая на его вопросы со всей серьезностью, что следовало из его рассказа и на что я не мог не обратить внимания. <…>

24 июля.Между шестью и семью утра – в Дептфорд к сэру Дж. Картерету, откуда на переправу, после чего, со всей торжественностью, в карете, запряженной шестеркой лошадей, – в Дейгенхемз. По приезде всех нас – и сэра Дж. Картерета с женой, и их маленькую дочь Луизонну, и меня – прекрасно приняли и развлекали как могли; весь день провели лучше некуда, и я радовался от души нашей миссии, благородному обществу и пышному застолью. Мистер Картерет, однако, по-прежнему так же робок, как и в первый день. Вечером, около семи, – вновь в карету и в обратный путь. Сэр Дж. Картерет и тогда и теперь в превосходном настроении; оттого, что дело сладилось, он весел, разговорчив, ребячлив – в жизни не видел его таким! Правда, в какую-то минуту он с самым серьезным видом обмолвился, что, знай он, что его сын такой же распутник и пьяница, как очень многие при дворе, он бы ни за что не стал этого скрывать и во всеуслышание заявил, что он леди Джем – не пара.

31 июля.В 6 утра – в Дептфорде, где встретился с сэром Дж. Картеретом и миледи; я в новом камзоле из цветного шелка с золотыми пуговицами и широкими золотыми кружевами на манжетах – очень богато и красиво. По воде к переправе, где по прибытии кареты не обнаружили: из-за отлива паром не смог добраться до противоположного берега и ее перевезти. Посему вынуждены были на холоде и на ветру сидеть на Собачьем острове без малого три часа, однако, коль скоро повод у нас был приятный, да и поделать мы ничего не могли, пришлось набраться терпения; забавно было наблюдать, как сэр Дж. Картерет, человек, который отличался самым необузданным нравом на свете и которому не терпелось поскорей добраться до цели, не только смирился с необходимостью ждать, но и пребывал в приподнятом настроении – во всяком случае, не досадовал и не раздражался. Опасаясь, как бы не пропустить время, отведенное для венчанья, мы были вынуждены, хоть и с большой неохотой, отправить вперед разрешение на венчанье и обручальное кольцо. Когда же мы наконец добрались до места, то, хоть и ехали во весь опор на шести лошадях, оказалось, что из дома молодые уже выехали; когда же подъезжали к церкви, то встретили их в дверях – венчанье кончилось, что было весьма огорчительно. Однако, узнав, что молодые обвенчаны и все прошло хорошо, мы успокоились. Невеста печальна, что досадно; впрочем, думаю, все дело в ее излишней серьезности. Все, кроме меня, ее поздравили; я же сделал это лишь после того, как леди Сандвич поинтересовалась, поздравил я невесту или нет. Засим – обедать; за обедом весело, но чопорно – в столь знатных семьях на свадьбах ведут себя обыкновенно вольготнее. После обеда общество разделилось: одни сели за карты, другие предались беседе. Вечером ужинали, затем вновь разговаривали и, что особенно удивительно, все, в том числе и молодые, пошли к молитве. Помолившись же – спать. Перед сном вошел в комнату жениха и, покуда он раздевался, имел с ним весьма игривую беседу, после чего его вызвали в комнату невесты, и они легли в брачную постель. Я же поцеловал невесту, когда та уже лежала в постели, после чего она, с присущими ей серьезностью и здравомыслием, задернула полог, и я пожелал молодым доброй ночи.

Философ

<…> Хоть я и убежденный противник расточительства, однако придерживаюсь того мнения, что лучше пользоваться радостями жизни теперь, когда у нас есть здоровье, деньги и связи, а не в старости, когда не останется сил насладиться этими радостями в полной мере.

20 мая 1662 года

Вчера умер сэр Уильям Комптон, и смерть эта поразила меня до глубины души, ведь это был, по мнению многих, один из наидостойнейших мужей и лучших военачальников Англии; к тому же это был человек незапятнанной чести, беспримерной отваги, редких способностей, исключительного благородства, достоинства и усердия; это был человек, который умер в расцвете лет (говорят, ему не было и сорока) и равного которому не осталось ни в одном из трех королевств [108]108
  То есть в Англии, Шотландии и Ирландии.


[Закрыть], – а между тем, хоть трезвые люди при дворе и опечалены его смертью, я что-то не заметил, чтобы это мешало им радоваться жизни, предаваться досужим беседам, смеяться, есть и пить, словом, вести себя так, словно ничего не произошло, что позволяет мне лишний раз убедиться: смерть наша неизбежна, внезапна и малозначима для окружающих; все умирают одинаково: богатого и знатного покойника мы оплакиваем ничуть не больше, чем любого другого.

19 октября 1663 года

Поднялся в четыре часа утра и отправился пешком в Гринвич, где зашел к капитану Коксу; увидев его лежащим в постели, внезапно вспомнил вчерашний свой сон, лучше которого трудно себе представить, а именно: приснилось мне, будто я держу в объятьях саму леди Каслмейн, будто она позволяет мне делать с ней все, что только пожелаю, и будто я вдруг осознаю, что происходит это не наяву, а во сне. Но коль скоро я сумел испытать столь невыразимое блаженство не наяву, а во сне, какое счастье было бы, если бы мы, лежа в могиле, могли (в соответствии с тем, что писал Шекспир [109]109
  «Умереть, уснуть. Уснуть! / И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность; / Какие сны приснятся в смертном сне, / Когда мы сбросим этот бренный шум…» У. Шекспир. Гамлет принц датский. Акт 3, сцена 1 (перевод М. Лозинского).


[Закрыть]) видеть сны, причем именно такие сны, – тогда бы мы не боялись смерти так, как боимся теперь, в годину чумы.

15 августа 1665 года

Утром, только я встал, за мной послала леди Баттен, которая упрекнула меня в том, что я ни разу не заходил к ней с тех пор, как она овдовела. Извинялся как мог; я и вправду виноват, но не в моем обыкновении торопиться с визитами. Тут она принялась рассказывать мне о своем здоровье, каковое, к величайшему огорчению многочисленных детей ее мужа, опасений не внушает, и я подумал о том, чего стоят вдовьи слезы: сегодня она безутешна, а завтра о покойнике забудет и думать. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: каждодневные заботы в конечном счете вытесняют все прочие.

17 октября 1667 года

Итак, сомневаюсь, чтобы я мог, по состоянию своего зрения, продолжать вести сей дневник и в дальнейшем [110]110
  Пипс не ослеп, как предполагал, хотя болезнь глаз нередко давала о себе знать и впоследствии; в 1683 году, во время пребывания в Танжере, куда он отправился советником графа Дартмута в связи с выводом английского гарнизона, Пипс на протяжении нескольких месяцев вновь вел зашифрованный дневник; что же касается его планов диктовать свои мысли и впечатления, то они так и не были осуществлены.


[Закрыть]. Я и без того давно уже причиняю непоправимый вред своим глазам всякий раз, когда берусь за перо. А стало быть, впредь от ведения дневника мне следует воздерживаться, в связи с чем, начиная с сегодняшнего дня, записи будут вестись под мою диктовку, мне же придется довольствоваться в своих воспоминаниях лишь тем, что потребно знать всему миру; ежели случится нечто имеющее касательство ко мне одному (что маловероятно, ибо любовь моя к Деб миновала, а слабеющее зрение лишает меня всех прочих радостей жизни), то вынужден буду собственноручно ставить зашифрованные пометы на полях. А посему обрекаю себя на сей тернистый путь, который равнозначен, по существу, лицезрению собственных похорон, в чем, а также в надвигающейся слепоте и сопряженными с ней неудобствами Господь милостивый, надеюсь, меня не оставит.

31 мая 1669 года