Текст книги "Звездные берега"

Автор книги: Семен Слепынин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Город Электронного Дьявола

…Тогда, после ухода Актиния, я проспал на диване до вечера. Проснулся, когда на небе выступили звезды. Встал и вышел на балкон. Внизу, управляемый вычислительными машинами, шевелился бесконечный город. Змеились ярко освещенные эстакады и ленты, перекатывались разноцветные искры. В гигантском урбаническом чреве копошились миллиарды людей – одноликая армия стандартов. Сверху, сквозь сонмище огней и паутину эстакад, я пытался разглядеть их. И безуспешно – людей без остатка поглотили электронные джунгли.

Я сел в глубокое кресло-качалку и, положив голову на мягкую ворсистую спинку, стал смотреть на ночное небо. На минуту охватила радость: передо мной распахнулся иной мир – бесконечный простор Вселенной. Но странно – созвездия казались мне еще менее знакомыми, чем прошлой ночью. Вот, кажется, Орел. В клюве созвездия Орла, на планетной системе голубого Альтаира, я был. А потом очутился здесь…

Лучше не думать об этом. Я закрыл глаза. В мозгу почему-то возникла картина морского берега и набегающих на него шумных белопенных волн. Невнятный гул города стал казаться гулом прибоя. Волны одна за другой, как столетия в жизни человечества, набегают на берег и с шуршанием обкатывают камешки и гальку. Точь-в-точь, как этот город обкатывает и шлифует людей, делая их, подобно гальке, гладкими и одинаковыми. Все шероховатости стираются, все выделяющееся, странное, особое приглаживается или выталкивается… А волны все бегут и бегут. Галька на берегу делается все глаже и меньше. Все меньше и меньше, пока не превращается в песок…

Песок!.. Я вздрогнул от какого-то смутного воспоминания. Песок, песчинки… Что-то мучительно знакомое неуловимо просочилось сквозь черную стену, перегородившую память. Но что? Я пытался вспомнить, ухватиться за ниточку, но безуспешно…

– Хранитель Гриони! – послышался голос с соседнего балкона. – Что вы один скучаете? Заходите к нам.

– С удовольствием, – ответил я. Подумал: в самом деле, может, узнаю что-нибудь новое об этом мире.

На балконе за круглым, уютно освещенным столом сидели хозяйка и красивая молодая женщина лет двадцати пяти.

– Моя дочь Элора, – сказала хозяйка, когда я вошел.

Я слегка поклонился и назвал себя.

– О, вы очень старомодны. – По красиво очерченным полноватым губам Элоры скользнула надменная улыбка. И вообще в ее стройной фигуре, во всем облике было что-то аристократически высокомерное. Еще бы – дочь Великого Техника!

Мать ее была куда проще. Глаза, окруженные веером морщинок, смотрели на меня так приветливо и добродушно, что я охотно согласился выпить чашку горячего напитка – что-то вроде кофе.

– Мы заметили, что вы смотрите на звезды, – сказала Элора. – Занятие необычное для хранителя Гармонии. Да и похожи вы больше на ученого, чем на хранителя.

– Я собирался стать ученым… А вы сами хорошо знаете звездную карту?

– О чем вы спрашиваете? – удивилась хозяйка и с гордостью за дочь воскликнула: – О небеса! Как ей не знать. Она возглавляет космический отдел в Институте времени и пространства.

– Понимаете, я что-то не смог сегодня сориентироваться. Покажите, пожалуйста, звезду, которая точно расположена над Северным полюсом, – попросил я Элору, почти не сомневаясь, что она назовет слабую звездочку в рукоятке Малого Ковша. Только где этот ковш? Я так и не нашел его.

– Ну, это слишком легкий вопрос, – улыбнулась Элора. – Над полюсом – одна из самых ярких и красивых звезд северного неба.

– Как? – воскликнул я. – Вы уверены?

– Вот она, – Элора, подняв голову, указала пальцем на Вегу.

– Вега! – Забывшись, я привстал и заговорил вдруг на родном русском языке. – Вега!.. Вега должна стать Полярной звездой через двенадцать тысяч лет… Значит, я странствовал сто двадцать веков?! Сто двадцать!..

– О небеса! – прошептала хозяйка, сложив в испуге руки на груди. Она, видимо, сочла меня душевнобольным.

– Что с вами? – Темные глаза Элоры смотрели на меня встревоженно и чуть насмешливо. – Вы будто чем-то ошарашены. И на каком это языке вы говорили?

– На древнем, – быстро ответил я, желая выпутаться из неловкого положения. – На забытом древнем языке я продекламировал стихи о звездах.

– Стихи? О, это так не соответствует духу нашего времени.

– А что же ему соответствует? – Мне хотелось поскорее переменить тему разговора.

– Странно… – Элора покачала головой. – Первый раз слышу, чтобы Хранитель задавал такие вопросы и читал стихи… Или, может быть, вы хотите поймать меня на неосторожном слове? – Взгляд ее стал жестким и пристальным. – Уверяю вас, я всегда говорю то, что думаю. И искренне верю, что старинные произведения искусства и природа воспитывали не пригнанные друг к другу индивидуальности. Это порождало разброд и хаос, в то время как прогресс возможен только в условиях стандарта и гармонии…

Она произнесла еще несколько фраз в том же духе и отчужденно замолчала. Я почувствовал, что пора прощаться. Очевидно, мне здесь не очень доверяли. А может, Элора и правда искренне убеждена в неизбежности и полезности стандартизации и измельчания человека?

Когда я уходил, лицо ее было задумчивым и печальным. В широко открытых глазах отражались извивающиеся огни супергорода. И мне показалось, что в черной бездне глаз за этими пляшущими бликами мелькает глубоко запрятанный, неосознанный ужас. Нет, Элора не так проста. Ей самой неуютно и даже страшно в этом мире…

Медленно тянулись дни. С утра до вечера я слонялся по городу. Спускался в подземелья, возносился на эстакады, разговаривал с десятками людей. Нет, разумеется, я не собирался выполнять «провокаторские» обязанности. Цель у меня была одна: понять, где я, и попытаться найти какой-то выход, какую-то щель, чтобы выскользнуть из этого дьявольского капкана.

«Ну хорошо, – рассуждал я, – очертания созвездий изменились, география планеты – тоже… Но история-то должна остаться незыблемой! Достаточно познакомиться с историей, чтобы стало ясно – Земля это или какая-то совсем другая планета».

Однако познакомиться с историей оказалось не так-то просто. Точнее, невозможно. Как объяснил мне Актиний, к которому я время от времени являлся, Конструктор Гармонии с того и начал, что постарался вытравить из умов всякую память о прошлом планеты. Все исторические сочинения были конфискованы и уничтожены, историки поставлены вне закона. В новых книгах о минувших временах говорилось предельно кратко и в самых общих словах: дескать, людям тогда жилось трудно и тревожно, а вот сейчас, в Электронной Гармонии, легко, бездумно и весело. Правда, мне удалось узнать вроде бы важную деталь: жители города называли свою планету Хардой. Но было ли это новым названием Земли на неузнаваемо изменившемся за долгие века языке или именем какой-то совсем иной планеты, оставалось только гадать… Может быть, в каких-то тайных архивах и сохранялись еще исторические документы, но даже Актиний не имел к ним доступа. О минувших веках он знал немногим больше рядового потребителя.

Так я и жил: неведомо в каком времени и пространстве, зашвырнутый в этот безликий мир неведомо кем, неведомо как и неведомо зачем…

Часто по вечерам я заходил к соседям. Старая Хэлли была неизменно приветлива. Элора первое время держалась со мной суховато и натянуто, но постепенно настороженность, которую я почувствовал в ней в тот первый вечер, стала исчезать. Видимо, она поверила наконец в мою честность и порядочность.

Мне нравилось разговаривать с Элорой. Только каждый раз неприятно удивляло, что, не зная в общем-то ни природы, ни искусства, она отзывалась о них с легким пренебрежением. И мне очень захотелось показать ей красоту забытой природы и «первобытного искусства», воспевавшего человека. Сделать это на сухом и бедном языке Электронной эпохи было почти невозможно. А что если научить Элору русскому языку?

– Между прочим, я хорошо знаю один из древних языков, – сказал я однажды.

– Это тот, которым вы удивили нас при первом знакомстве? – усмехнулась Элора. – А откуда знаете?

– Ну, Хранителю Гармонии приходится иметь дело с разными людьми, – уклончиво ответил я. – Хотите знать этот красивый и богатый язык?

– А что, – оживилась Элора. – Иногда бывает так скучно… Память у меня хорошая. Да и техника поможет.

Она принесла из комнаты украшения, похожие на серьги или клипсы. Прикрепив их к мочкам ушей, пояснила:

– Они создают вокруг головы особое силовое поле. Новый стимулятор памяти. С его помощью буду запоминать быстро и прочно, как машина.

На другой день Элора знала уже около трехсот слов и десяток стихотворений.

Мать Элоры, наморщив лоб, пыталась вникнуть в смысл нашей беседы. Наконец с недоумением произнесла:

– О чем вы говорите?.. О небеса! Я ничего не понимаю.

Элора, шутливо подражая матери, сложила руки на груди и сказала:

– О, Гриони! Не продолжить ли наше образование где-нибудь в увеселительном заведении? Я так редко бываю там.

Я согласился. Любопытно было посмотреть, как здесь развлекаются, а больше всего меня интересовало, как «вписывается» в окружающую жизнь сама Элора. Только с первого взгляда казалась она холодной, как айсберг. За высокомерным аристократизмом чувствовалось в ней что-то мятущееся и трагическое.

В увеселительном заведении у меня зарябило в глазах – так много было здесь крикливо одетых людей, так прихотливо извивались и пульсировали на стенах и потолке разноцветные огни. Мелькали незапоминающиеся фарфорово-гладкие лица. Элоре, как мне показалось, здесь было немного не по себе. Ее полные губы брезгливо вздрагивали, когда мы проталкивались сквозь толпу.

Столы располагались вдоль стен. Середина зала была свободна.

Перед тем как сесть, я взглянул в зеркало и чуть не ахнул. Не мудрено, что жители города оглядывались на меня. Нет, внешне я вроде бы не очень отличался от них. Во всяком случае, от интеллектуалов. Только повыше. Но выражение… В зеркале я увидел представителя забытых эпох с твердым мужественным лицом. На впалых щеках, около губ и на лбу прорезались тонкие морщинки. В глазах затаилась грусть, а виски, словно посыпанные солью, серебрились: скитания по времени не прошли бесследно.

«Первобытная физиономия, – усмехнулся я. – Физиономия провокатора».

Да и фигура была заметно стройней и мускулистей, чем у других. Среди «техносферных» людей я казался древнегреческим мыслителем с выправкой римского легионера.

– Внешность у вас замечательная. – Элора старательно выговаривала слова по-русски. – Таких людей на планете становится все меньше… Есть хотите?

– Я голоден, как волк.

– Как? – удивилась Элора.

– Как волк, – повторил я и объяснил, что в древних лесах водились такие вечно голодные звери.

Принесли на тарелке светло-голубое пенистое облако. Посетители ели такую же синтетическую жвачку и запивали ее ноки – розовым и, видимо, алкогольным напитком. И без того бездумные лица их деревенели в бессмысленной радости. Посидев немного в экстатическом одурении, люди выскакивали на середину зала, извивались, высоко и нелепо подскакивали. Как я узнал после, это был скоки-ноки – спазматический танец, по сравнению с которым старый рок-н-ролл показался бы тихим и задумчивым вальсом. Сплошные конвульсии, судороги.

Каждый плясал сам по себе – ни партнеров, ни партнерш. А самое страшное – все происходило без музыки.

Элора нахмурилась, опустив ресницы. Мне стало жаль ее. Я понял, что подобные развлечения ей чужды, а ничего иного она не знала и видеть не могла…

– Вам принести ноки? – раздался над ухом голос обслуживающего светоробота.

Я утвердительно кивнул головой. Элора отчужденно откинулась в кресле и удивленно взметнула черные брови.

– С волками жить – по-волчьи выть, – усмехнулся я и объяснил смысл русской пословицы. – А вообще – хочу понять…

Выпив ноки, я ожидал легкого опьянения. И жестоко ошибся. Сначала почувствовал животное, отупляющее блаженство, а потом в ушах, все усиливаясь, зазвучала, с позволения сказать, музыка. На мой бедный мозг обрушилась какая-то инструментованная истерика: дикие крики, обезьяньи вопли, скрежет металла. Видимо, напиток химически воздействовал на нервные клетки, вызывая ощущение одуряющего счастья и слуховые галлюцинации.

Но еще большие испытания ждали меня впереди. Под грубые ритмы непроизвольно задергались руки, ноги против моей воли подняли меня с сиденья. И вдруг охватило неистовое желание выпрыгнуть на середину зала и вместе с толпой с вожделением топтать пружинящий пластиковый пол.

С неимоверным трудом, сцепив зубы и наморщив покрытый испариной лоб, я подавил это желание и заставил себя сесть. Вспомнив предполетную волевую тренировку, принялся последовательно устранять действие напитка. Элора, широко раскрыв глаза, со страхом и сочувствием следила за моими усилиями. Наконец «музыка» в ушах заглохла, и я с облегчением вздохнул.

– А вы сильный человек, – с восхищением прошептала Элора. – Еще никому не удавалось нейтрализовать ноки.

А вокруг продолжали конвульсировать. Я вообразил себя в этой толпе. Представил, как среди кукольных «техносферных» людей извивается высокий атлет с серебристыми висками. Несоответствие было до того комическое, что я расхохотался. Поняв меня, рассмеялась и Элора. Посетители с изумлением уставились на нас: здесь редко смеются.

– Уйдем отсюда, – внезапно предложила Элора. – Мне здесь боязливо.

– Боязно, – поправил я ее. – А точнее сказать – страшно.

По дороге в Институт времени мы часто задерживались на безлюдных верхних эстакадах. Я учил Элору русскому языку. Ей очень нравились стихи, образные народные выражения и жаргонные словечки. Сильное впечатление произвели на Элору туманные и музыкальные стихи раннего Блока.

– Как красиво, – шептала она.

В институте ночью никого не было. На плоской и широкой крыше здания стояла маленькая летательная машина – личная аэрояхта Элоры. На ней и улетела она к дворцам Великих Техников – к отцу. На прощание сказала:

– Постараюсь почаще бывать у матери. Мы с тобой тогда… Как это? Наболтаемся. Побольше стихов… Занятие нехорошее, но с Хранителем можно, – рассмеялась она, а потом с грустью добавила: – Мне жаль расставаться. Но мы скоро встретимся.

Однако на следующий день меня ждала другая встреча. В ожидании синтетического блюда я сидел утром за пустым столиком. От неожиданности вздрогнул, услышав за спиной знакомое гоготание:

– Га! Га! Провокатор!

Рядом сел Хабор, ухмыляясь почти дружелюбно. Тронул меня за локоть.

– А недурная мысль пришла Актинию: возродить идею провокатора в образе человека. Раньше у нас был только журнал-провокатор.

– Журнал?

– Да. Сейчас мало кто знает. В первые годы Электронная Гармония была в большой опасности. Слишком много еще оставалось людей, призывающих вернуться к порядкам былых времен. Как их всех выловить? Генератор Вечных Изречений разрешил тогда издавать единственный журнал, где свободно бы печатались стихи, проза, а главное – полемические статьи. И простачки клюнули… Вышло всего несколько номеров. Имея адреса, хранители без труда выловили миллиона два подписчиков. И сразу стало тише. Га! Га! Га!

Я почувствовал смутное беспокойство. Почему Хабор так откровенен? Может быть, хочет усыпить бдительность? Надеется, что раскроюсь перед ним?..

«Ничего, – успокоил я себя. – Буду осторожен. Во всяком случае, с ним полезно поговорить. Он многое знает».

Словно угадав мои мысли, Хабор спросил, пытливо глядя на меня:

– Хочешь приоткрою тайну города?

– Тайну?

– Да. Управляют обществом, этим биллионным скопищем дураков, вовсе не Великие Техники.

– А кто?

Хабор склонился ко мне и доверительно шепнул:

– Сам город.

Он откинулся назад, любуясь моим изумлением.

– Город? – Я вспомнил, что Актиний говорил нечто подобное, но сделал вид, что впервые об этом слышу. – Не понимаю… А Великие Техники?

– Болваны. – Мой собеседник пренебрежительно махнул рукой и загоготал. – Отупевшие в разврате болваны. Ими тоже управляет город, как куклами.

– Как куклами?

– Хочешь, посмотрим кого-нибудь из них? Эй, ты! – махнул он рукой светороботу. – Подойди.

Пританцовывая, подскочил светоробот.

– Кто-нибудь из Великих выступает сейчас с речью?

– Да. На Южном материке.

– Включи.

Стена-зеркало засветилась перед нами, и я увидел на трибуне упитанного человека. Звучным, как барабан, голосом он произносил речь, оснащая ее плавными, закругленными жестами.

– То же, что всегда, – сказал Хабор. – Обещания и все такое. Призывы хранить Гармонию и готовиться к космической войне с пришельцами… Для Великого важен не ум, а голос. Обрати внимание на уши. В глубине их запрятаны крохотные суфлер-радиофончики. Они не видны. Через них город нашептывает речь, а Великий повторяет ее хорошо поставленным голосом.

– А если он начнет говорить сам?

– Говорить сам? Великий? Га! Га! Им же давно лень думать. Потому и возложили все на машинный мозг…

– А если попадется умный и не пожелает быть управляемым машиной? И начнет говорить не то?

– Маловероятно.

– Ну а все же? Что тогда?

– Тогда он получит по мозгам. Электроудар по мозгам. Из тех же суфлер-радиофончиков.

Чувствовалось, что Хабор завидует Великим Техникам и в то же время презирает, хотя тупоумие их скорее всего преувеличивает.

Всепланетный город, как я понял, превратился в сложную и почти автономную электронную систему, которая программируется в соответствии с изречениями Генератора. Город стал в буквальном смысле государственной машиной. Это город-мозг, гомеостат, стремящийся к равновесию, то есть к поддержанию и укреплению «гармонии».

– Но ведь все это делается в чьих-то интересах?!

– Правильно… Ты умный провокатор. Га! Га! Даже… Даже слишком умный.

Хабор замолк и маленькими, болотного цвета глазами уставился на меня.

– В чьих же интересах? – повторил я.

– В интересах и по заданию администраторов и тех же Великих Техников, – медленно ответил Хабор, размышляя о чем-то своем.

– А кто конкретно программирует?

– Кое-что – я! – Хабор горделиво ткнул себя в грудь. – «%-5» Я и другие кибернетики, пользующиеся особым доверием. Ты думал, я только палач? Нет, палач – это так, попутно. Главное совсем в другом… – Он придвинулся вплотную и зашептал мне прямо в лицо: – Сейчас город уже почти не дает себя программировать… Он делает это сам, сам себя совершенствует, все больше ускользая из-под контроля… И уже не нуждается в тех, кто его создал. Что будет? А? Может быть, ты… помнишь?

Мне вдруг стало страшно. Острой змейкой пополз холодок по спине. Хабор словно знал обо мне что-то. Нечто такое, что я сам тщетно пытался вспомнить…

– Не помнишь? – Зрачки Хабора не отпускали, смотрели в упор. – Ничего, придет время – вспомнишь.

– Но… я ничего не понимаю.

– Придет время – поймешь… – Хабор усмехнулся, и тут же его лицо стало серьезным и торжественным. – Поймешь, какое счастье тебе привалило. Ибо нет счастливей тех, кто служит великой, всемогущей Силе, покоряющей миры, проникающей сквозь время и пространство, – Силе, для которой нет ничего невозможного. Верным слугам своим Абсолют дарует то, о чем не смеют и мечтать мириады смертных, – бессмертие в Вечной Гармонии…

Хабор поднялся.

– Не вздумай никому рассказывать. Впрочем, все равно никто ничего не поймет. Так же как ты сам, до поры до времени…

На другой день я пересказал все Актинию.

– Бред какой-то, – проговорил он. – А вообще мне иногда и впрямь начинает казаться, что у Хабора есть еще какая-то вторая, тайная жизнь… – Актиний нахмурился и принялся ходить по комнате. – Держись-ка ты от него лучше подальше. Кто знает, в какую нечистую игру он хочет тебя втянуть…

Мне очень хотелось сказать, что игра, которую ведет сам Актиний, тоже не очень-то чистая, но я благоразумно промолчал. А с Хабором после этого еще несколько раз беседовал. Теперь я уже не вздрагивал, когда слышал за спиной полунасмешливое приветствие:

– Га! Га! Провокатор!

О загадочном Абсолюте Хабор не произнес больше ни слова, но о городе и порядках в нем он сообщил мне немало любопытного.

Однажды днем мы с Элорой задержались на крыше высокого здания. В этом безлюдном месте никто не мешал разговаривать на русском языке, который так полюбился Элоре.

– Что это? – спросила вдруг она, показав в сторону площади. Сквозь негустое переплетение движущихся парабол виднелись колонны людей.

– Армия вторжения, – с видом знатока стал я выкладывать новость, только накануне услышанную от Хабора. – Незанятых в производстве становится все больше. Куда их девать? Город… То есть Великие Техники решили готовить миллиардную Армию вторжения. Да! – с ироническим пафосом продолжал я. – Это будет великая армия. Пришельцам не поздоровится. Наши солдаты сапогами вытопчут их зеленую планету.

– О, Гриони! – смеялась Элора. – Не притворяйся. Ты не похож на других. И таким мне нравишься. Иногда мне кажется, что ты вырос в другом мире…

– Давай полюбуемся Армией вторжения, – прервал я ее.

Мы спустились на несколько парабол и стали наблюдать. Любоваться, в сущности, нечем. Это было плохо обученное войско. Люди, которые до этого мало ходили пешком и только дергались в скоки-ноки, с трудом привыкали к строевой дисциплине. Инструкторы шагали рядом и учили их маршировать.

Солдаты на левом плече держали многозарядные лучевые ружья. Проходя колоннами мимо статуи Генератора, они вскидывали правые руки вверх и нестройно, но громко орали:

– Ха-хай! Ха-хай!

Неожиданно с нависших над площадью эстакад сорвались змеистые молнии и впились острыми жалами в плечи двух солдат. Те упали и корчились, крича от боли. Инструкторы гнали их обратно в строй.

– Что это? – испугалась Элора.

– Не знаю, – растерялся я. – Видимо, те солдаты притворялись. Разевали рты, но не кричали «Ха-хай!». Всевидящий город зафиксировал это и покарал электроразрядами. Сам придумал наказание!

– Страшный город, – прошептала Элора.

– Город Электронного Дьявола, – сказал я.

Мне захотелось как-то развеять, развеселить погрустневшую Элору.

– Слушай, – предложил я. – А что, если нам хоть на время вырваться куда-нибудь? Улизнем из города.

– Как ты сказал? Улизнем? – Элора удивленно подняла глаза и рассмеялась.

Я начал объяснять значение этого слова, но Элора остановила:

– Не надо. Я поняла. Какое смешное слово… Ну что же, давай улизнем. Только куда? Город затопил всю планету… О, вспомнила! Есть не так далеко одно место…

Аэрояхта понесла нас на север. Летели долго. Внизу плескалось бесконечное море огней, волнами прокатывались какие-то искрометные сгустки, змеились эстакады. «Гераклитов мир, – подумалось мне. – Огненная стихия, движущаяся без направления и цели».

И вдруг свершилось чудо: город кончился. Элора посадила аэрояхту на опушке небольшой рощи. Я узнал ее – это была та самая роща, где я очнулся… Я сорвал пучок травы и с наслаждением понюхал. С острой и сладкой печалью вспомнился запах лугов моего детства.

– О, Гриони! – засмеялась Элора. – Как ты счастлив. Ты странный человек… Вот что: ты оставайся, а я скоро вернусь. Кое-что прихвачу.

Я остался один. Присел на бугорок, поросший сухой травой. И вдруг вздрогнул, вспомнив холодное фиолетовое пламя, свернувшуюся в пояс капсулу… Таинственная капсула, принесшая меня неведомо откуда, исчезнувшая так необъяснимо и бесследно, – будь она у меня сейчас, я сразу же попытался бы бежать. Только вот куда?

Элора вернулась, когда совсем стемнело. Из аэрояхты она вынесла какие-то напитки и пакеты с едой.

– Устроим… Как это раньше называлось? Пикник. Загородный пикник, – смеялась Элора.

Она села рядом со мной и посмотрела в небо. Вверху – непривычная для жителей города картина. На черном куполе раскинулась серебристая арка Млечного Пути с мириадами далеких светил.

– Как хорошо! – прошептала Элора. – Тишина. Города нет, и никого нет… Сейчас во всей Вселенной нет никого, кроме нас двоих и вот этих звезд. Стихи, – потребовала она. – Прочти какие-нибудь стихи.

Я прочитал подходящие к обстановке стихи Лермонтова и Тютчева, в которых говорилось и о таинственной ночи, и о «мерцании звезд незакатных».

 
Твой милый образ, незабвенный,
Он предо мной везде, всегда.
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда…
 

Элора слушала, широко раскрыв глаза.

– Так говорить о женщине, о человеке… – прошептала она. – С таким уважением…

Потом спросила:

– Зачем? Зачем ты все это придумал? Не было этого никогда!

– Это было. Давно. Вот там, – я шутливо показал на небо. Случайно задел затейливую башенку-прическу. Волосы Элоры рассыпались черным шелковистым облаком, я почувствовал еле уловимый аромат.

– Твои волосы пахнут мятой.

– Мятой? А что это такое?

– Это трава с очень приятным и очень своеобразным запахом.

– Откуда ты все это знаешь?

Элора вдруг отшатнулась и внимательно, почти со страхом посмотрела на меня.

– А впрочем, чего я испугалась? – еле слышно проговорила она. – Хотя бы и так… Даже лучше.

– Понимаю. Ты подумала, что перед тобой пришелец?

– Да, я так подумала, – улыбнулась Элора. – Но этого не может быть.

– Конечно. Наши боевые крейсера… – начал я тоном знатока.

– И все же ты пришелец. – Элора сказала это как-то непонятно: то ли полушутя, то ли всерьез. – Только не со звезд, а из другой физической системы отсчета. Я хочу, чтобы ты меня взял с собой, в свое таинственное измерение, в выдуманный и зачарованный мир поэзии.

Матово-белое лицо Элоры казалось в ночи кристаллом, светящимся изнутри ровным светом. Хорошо помню ее глаза. Не холодные и строгие, какие вижу сейчас на портрете, а удивленно раскрытые и нежные – две загадки, две черные бездны…

Наша встреча с Элорой была последней.

* * *

… И здесь скоро наступит ночь. Писать трудно – сгущаются сумерки. Смотрю в окно на темнеющие кроны деревьев, прислушиваюсь к затихающим лесным звукам. Солнце скрылось за лысой горой. И закат, великолепный закат развертывает свои красные перья.

Если бы это была Земля!..