Текст книги "Смотрящий. Блатной романс"

Автор книги: Семен Майданный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Надо на этот раз побеспокоить сладкоголосую девушку не по велению души, а по делу. Шрам огромным усилием воли удержался от сексуальных фантазий, хотя мышцы рожи все же от мечтательной гримасы не спас. Это было под кожей и оказалось сильнее Сергея. Ладно, проехали.

Достал из третьей стопки запись трудового пути Евгения Ильича и углубился. «Комсомольский вожак Кировского театра – партбюро филфака Ленинградского университета – ВААЛ – Комитет по культуре». Биография – почти как у дядьки Макара, у того – «Вичура – Кинешма – Ярославль – Тамцы – Нижневартовск – Тюмень – Сургут».

Глава 17

А ты, Григорий, не ругайся,

А ты, Петька, не кричи,

А ты с кошелками не лезь поперед всех!

Куда ты прешь, зараза?!

Поспели вишни в саду у дяди Вани,

А вместо вишен теперь веселый смех!

Так они и подъехали к проходной комбината: впереди важная «мазда» цвета спелого конского каштана, а следом обшарпанный «пазик», знакомый всем Виршам как облупленный. Из «мазды» вышли три надменных гражданина в цивильном, из которых в Виршах примелькался только Виталий Ефремович, и веским парадным шагом направились к проходной.

Из «пазика» ломно и вальяжно выбралось отделение ментов и разбрелось по заасфальтированной площадке перед воротами комбината. Один, пользуясь моментом, что вокруг лиц женского пола нет, облил горячей струей лысое колесо «пазика». Другой узрел прикрученную проволочкой к столбу фанерину с криком души «Гуд бай, Америка!» и лениво попытался сорвать. Но фанерина висела высоковато, и мент обломался.

Три надменных цивильных гражданина целеустремленно вошли в будку проходной и наткнулись на застопоренный турникет. Вахтер из-за стекла смотрел на них с лукавым прищуром и как ни в чем не бывало дул чай из блюдца. Рядом на столе кремлем возвышался китайский термос.

– Эй, дед, пропускай! – приказал Виталий Ефремович. – Со мной американские бухгалтера прибыли отчетность принимать.

Вахтер и бровью не повел.

– Ты че, старый, опух? – рассвирепел Виталий Ефремович. Особенно его проняло, что старик ни в хрен не ставит директора брокерской конторы «Семь слонов» при спутниках.

Вахтер как ни в чем не бывало продолжал прихлебывать горячий чаек.

– Все, старый, ты меня достал. Ты уволен! – взвыл раскалившийся добела Виталий Ефремович.

– Ходют тут всякие, а пропуск не показывают, – наконец соизволил прояснить позицию вахтер, отставив блюдечко.

Виталий Ефремович заскрипел зубами, полез в карман и прижал к стеклу удостоверение:

– Доволен?

– Недействительно, – фыркнул вахтер и снова подлил в блюдечко чай.

– Как недействительно? Самим гендиректором подписано!

– Недействительно, – как от докучливой мухи отмахнулся вахтёр. – Совет трудового коллектива сместил вашего Гуся Лапчатого к еханому бабаю. Сейчас только пропуска от Совета трудового коллектива действительны.

– Это ж по каким таким юридическим законам?!

– По законам совести! – отрезал старик и просто перестал обращать внимание на скребущуюся в окошко растерявшую надменность троицу.

Устав ломиться в зафиксированный турникет, троица посовещалась не по-русски и вернулась наружу. Снаружи милицейская рать разбрелась кто куда, благо солнышко баловало теплыми лучиками.

– Становись! – подсуетился в матюгальник, поняв, что парламентеры остались с носом, лейтенант Готваник. Нагнетание обстановки было ему на руку. Подполковник Среда отправил сюда Готваника с тайным умыслом, авось удастся наштопать побольше дел по хулиганке.

Серьезная комиссия не имела морального права вернуться в Питер, неся в клювике возбужденными всего два дела по двести восемнадцатой на задержанных в день похорон директора «Пальмиры» отставных быков Словаря и Малюту за ношение огнестрельного оружия. Комиссии требовались свежие повинные головы. И побольше, побольше, побольше – как таблетки от жадности.

Местные менты нехотя вернулись к «пазику» и изобразили не очень стройную шеренгу.

Два американских бухгалтера с сарказмом высказались в том смысле, что на такую опасную работу следует приглашать специально обученных людей и платить им соответственно, а не гроши. Тогда они и станут землю рыть.

– Разобрать каски и щиты! – скомандовал, чуя, что грядет его звездный час, лейтенант.

Служивые нехотя забрались в душный салон и вооружились. Кому-то не хватило пластикового щита, кому-то каски. Теперь они стали немножко похожи на хоккеистов.

Американские бухгалтера, будто на похороны одетые в черные шерстяные костюмы, смотрели на военные приготовления с нескрываемой зеленой тоской. Им хотелось домой к семьям, а тут все затягивается на неопределенный срок.

– Построиться «черепахой». Вперед! – скомандовал лейтенант.

Если эту толпу можно было назвать «черепахой», то «черепаха» действительно двинулась вперед на штурм. С черепашьей скоростью. Лейтенант шустрил рядом и подстегивал бодрыми призывами в мегафон. Половине ментов мечталось этот мегафон отобрать и разбить об лейтенантову бедовую голову. Резиновая палка в левой руке летехи ерзала, жаждая крови.

* * *

А на следующий день «Аргументы и факты» писали:

«...Нет ничего удивительного в том, что простые рабочие Виршевского нефтекомбината не верят в эффективность перехода власти на комбинате в руки иностранных инвесторов. Петербург и Ленинградская область имеют достаточное количество печальных примеров подобного инвестирования. Это и Светогорский целлюлозно-бумажный комбинат, и Ленинградский фарфоровый завод...».

* * *

Вахтер вышел на крыльцо выкинуть огрызок яблока и, увидев надвигающиеся боевые порядки, быстренько скрылся за дверью, так и не выкинув огрызок яблока. И тут же над территорией нефтекомбината тоскливо заныла сирена тревоги, будто бормашина в коренном зубе.

Все атакующие поголовно стали сразу как-то серьезней относиться к происходящему. Менты в касках, бряцая щитами, подтянулись, раздухарились, в рядах помаленьку проснулась инициатива. Трое попытались оттянуть стальную пружинящую створку ворот, одного чуть не защемило. Следующий мент попытался свернуть замок на двери – с первого захода не получилось. Пятый мент потерся у окна туда-сюда, как вуайерист, и вдруг с размаху рассадил его дубинкой.

– А ну отпирай, старый козел! Под сопротивление властям подведу! – заорал он в пробоину.

Но вредоносный старик вместо того, чтобы сдаться, плеснул в брешь горячим чайком из термоса.

– А-а-а! – запрыгал на месте, растирая обваренные щеки мент.– Да я тебя!.. – и потянулся к кобуре.

Вохровец от греха подальше с проворством стахановца задвинул разбитое окно шкафом для ключей.

– Ломаем дверь! – прилепил к губам матюгальник лейтенант.

Вокруг него сплотилась группа наиболее азартных ментов, и они по очереди плечами стали бодать* щуплую дверь проходной комбината. Однако изнутри в поддержку вахтера выступило несколько подоспевших работяг. И когда дверь слетела с петель, наиболее азартных ментов "встретили наиболее азартные работяги, вооруженные досками и прочим строительным мусором. Пролилась первая кровь, пока еще всего лишь из чьего-то разбитого носа.

Пластиковые щиты забрызгало алым бисером – снаружи. Наверное, беспонтовое сопротивление гегемонов было бы быстро сломлено, но тут какой-то Кулибин, присев на корточки, стал садить сквозь турникет доской, будто бильярдным кием, по коленным чашечкам нападавших. Али мы не виршевцы, которых вся область ссыт?!

– Сынок? – узнал сержант Ефимов в одном из сопротивленцев родную кровь и от удивления опустил руки. – Ты как здесь? Ты почему здесь?!

– Потому что правда на нашей стороне, батя! – зло ответил сын и зафигачил кулаком папаше под глаз.

Но и сам тут же получил резиновым членозаменителем по кумполу от папиных однополчан и слег под ноги сражающимся сторонам.

– Рабочие наших бьют! – кричал оказавшийся в самой гуще мент с обваренными щеками и наотмашь лупил по спине, по плечам и по голове, в общем, куда попадет, плешивого шушюго мужичка резиновой дубинкой.

А вахтер на своем блокпосту наяривал диск телефона и трубил по всем цехам тревогу, что, мать ети, пришли америкосы с ментами оккупировать комбинат!!!

К пытающемуся успокоить импортных бухгалтеров Виталию Ефремовичу, дескать – любуйтесь русским колоритом, откуда-то извне подошел невинно лыбящийся типчик в джинсе и с тяжелой бугристой сумкой «Адидас» на плече.

– Хаки решили выкуривать? – обрадовался тип и достал из сумки фотоаппарат.

– Э! Алло! Какого хрена? Ты кто?! – честно не понял Виталий Ефремович.

– «Экспресс-Вирши»! – с пафосом продекламировал типчик и столь же важно добавил: – По Закону о прессе имею право! – Далеко ходить не требовалось, чтобы догнать: не за чахлые «Экспресс-Вирши» радел типчик. Такой материал, да еще с фотками, у него даже «Московский комсомолец» слопает.

Виталий Ефремович запаниковал, поймал сторонящегося свалки, не слишком активного мента и злым шепотом наказал не позволять здесь фотографировать. Бить по рукам, а если поздно, то и по фотокамере. Он, Виталий Ефремович, за все отвечает! И побежал остужать пыл переклинившего лейтенанта.

– Лейтенант, ты что, только из Чечни? – быстро нашел Виталий Ефремович нужные слова.

Лейтенант обиделся, но побоище прекратил. Раскрасневшиеся менты отступили к «пазику», разгоряченные рабочие, потирая ушибы, остались дежурить по ту сторону проходной.

– Лейтенант, ты что, специально?.. – красноречиво недоговорил Виталий Ефремович. – Тебя что, учить надо, как с людьми разговаривать?

– Сами этого хотели,– показал зубы лейтенант.

– Ладно, демонстрирую. Выдели мне двух бойцов, – загадочно улыбнулся Виталий Ефремович.

– Григорьев и Малышев, ко мне! – не отказал себе в удовольствии рявкнуть именно через мегафон рядом с чутким брокерским ухом лейтенант.

Означенные охранники правопорядка подгребли, боевой дух из них выходил мелкими глотками, глаза их еще стеклянно поблескивали, кулаки их еще то и дело карательно сжимались.

Виталий Ефремович отвел подшефную пару ментов к «мазде» и открыл багажник.

– Весело взяли и весело понесли! – приказал он голосом, не терпящим пререкательств.

– Это – им?! – возмутился Григорьев.

– Может, лучше нам? – не торопился выполнять приказ Малышев.

– Цыц. Вы при исполнении или где? – хрустнул суставами пальцев директор брокерской конторы – в этот торжественный момент он разворачивал перстень на пальце брюликом внутрь.

Делать нечего, отставив пластиковые щиты, менты подхватили из багажника ящик водки и понесли следом за решительно пинающим асфальт в сторону вахтерской будки директором «Семи слонов». Войдя в зияющий выбитым зубом дверной проем, Виталий Ефремович посторонился – дал ментам вволочь и поставить перед пограничным турникетом ящик.

– Мужики, я с мировой пришел! Вот простава за случайные обиды.

Выполнив черновую работу, два мента с чувством глубоко оскорбленного достоинства отвалили, а Виталий Ефремович широко улыбнулся в рамках налаживания добрососедских отношений.

К Виталию Ефремовичу перегнулся через турникет один из мужиков, хлюпая разбитым носом:

– Думаешь, нас за водку купить можно?

Виталий Ефремович испугался, что сейчас этот дуст забрызгает юшкой его крутой костюм, и инстинктивно оттолкнул мужика. Уже отталкивая, брокер сильно пожалел о том, что делает.

– Не тронь рабочего человека! – очень правильно понял жест мужик. И со всего маху двинул директору в скулу. Хотя по объемам бицепсов они равнялись, как чекушка и сабонис.

И настолько при сытой житухе отвык от толковища бык-переросток Виталий Ефремович, что пошатнулся, стал ловить воздух руками. В глазках марионетками заплясали внутренности вахтерской будки: должностная инструкция, окошко, турникет, оскалившиеся гегемонские физиономии. Несмотря на впалую грудь, работяга оказался жилистый; наверное, на перетаскивании металлических болванок накачался.

– Вась, врежь еще!– подзадорили приятели. – У этих кровососов такие правила: если ему дали в морду, это почти как опустили. Он авторитет среди своих потеряет!

И Вася врезал еще. И теперь брокер притрухал уже не за костюм, а за себя. И как назло, оставленный без неусыпного внимания и подкравшийся к будке фотокор «Экспресс-Виршей» это выражение хари и общий щекотливый момент фотканул. И удрал.

А в поддержку брокеру снаружи подгребли стражи законности. И драка рабочих с силами правопорядка вспыхнула по новой. Виталий Ефремович в щель меж пластиковыми щитами юркнул «а свежий воздух. И как этакому кабану удалось? В ментов полетели бутылки побрезгованной водки. А из цехов уже катила подмога. Мужики с ходу вписывались в мордобой, тетки, облепив изнутри ворота, громко скандировали:

– Янки, гоу хоум! Янки, гоу хоум! Янки, гоу хоум!..

* * *

На следующий день газета «Смена» писала: «...Ситуация на Виршевском нефтеперерабатывающем комбинате похожа на гранату с двумя запалами. И похоже, что враждующие стороны не прочь рвануть кольца одновременно. Вчерашние неоднократные стычки, которые смело можно назвать лишь пробой сил, привели к большому числу пострадавших как со стороны сторонников уступки комбината иностранным покупателям, так и со стороны противников этого мезальянса. По официальным данным, пострадало двенадцать человек. Нашему корреспонденту удалось узнать, что подлинное число жертв необдуманной политики руководства предприятия перевалило за пятьдесят...»

* * *

Даже поздним вечером после побоища не рассеялся пыл вставших грудью на защиту родного комбината пролетариев. Стихийно шта-.бом сопротивления был избран профсоюзный комитет. Возглавил стихию народного гнева Андрей Юрьевич.

Телефон то и дело взрывался петушиным клекотом. Посеревший, осунувшийся, но счастливый Андрей Юрьевич рвал трубку, как пистолет из кобуры.

– Стачком слушает!.. Ах, коммерсант? Вы – барыги безродные!.. Ах, газета «Коммерсанть»? Слушаю!

Трубка задребезжала мушино-цокотушным фальцетом.

Из коридора в кабинет ворвалась верная секретарша Надюша, растолкала без дела толпящихся членов профсоюза:

– Андрей, о чем ты думаешь?! У нас раненые есть, А в медпункте хоть шаром покати! – Она тоже была счастлива, потому что был счастлив ее любимый мужчина.

– Значит, так, – прервал водопад вопросов с той стороны телефона профсоюзный лидер. – С вами говорит председатель Совета трудового коллектива. Хотите интервью, дорогуша, будет вам интервью по полной программе. Хотите очерк, будет вам очерк. Только слушай сюда, милая моя, у меня десять человек с легкими травмами и трое с тяжелыми. Ты, голуба, когда к нам отправишься, медикаментов всяких прихвати. А если доктора привезешь, я лично тебя расцелую!

Все. Отбой. Андрей Юрьевич бросил трубку и утер градом катящийся со лба пот.

– Так-то! Постигаем рыночную экономику, – сказал он в воздух и нежно улыбнулся застывшей в дверях боевой подруге. – А вы чего столбами стоите? – Профсоюз обратил внимание на толкущийся народ. – Вон ящики ждут в углу. Вскрывайте, разбирайте по цехам. Пресса приедет, так чтоб мы не ударили в грязь лицом!

Вдоль стены действительно стояли ящики. Еще те, которые светились в офисе у Храма. Рабочие, крякая, стали поддевать крышки, разбирать флажки и футболки с надписью «Сначала обеспечьте работой своих негров!», насаживать на колья транспаранты «А за Югославию ответите!», надувать воздушные шарики с девизом «Россия для русских!». Было похоже, будто большие дети собираются украшать большую елку.

– Оружие нам надо какое-нибудь хоть завалящее, – недоверчиво вертел в руках хлипкий транспарант суровый плешивый мужичок с заплывшим глазом. Подошел к столу и дважды уважительно подбросил на ладони тяжелый бюстик Ленина.

– Василий, наше оружие – правда! – отрезал Андрей Юрьевич, но призадумался и потянулся к телефону.

Однако телефон опередил. Зазвенел, как будильник перед главным экзаменом в жизни.

– Стачком слушает!.. «Петербургские ведомости»?.. Да, собираемся держать оборону до последнего... Да, десять легкораненых и трое с тяжелыми травмами. Милиция первой начала, так и запишите!.. Приезжайте, не опаздывайте, вы не первые. До встречи. – Профсоюз нажал на рычаг, держа трубку в руке. Но телефон не позволил даже секундную передышку, тут же снова залился тревожным кукареканьем. – Наверное, «Вечерний Петербург». – Андрей Юрьевич отпустил рычаг: – Стачком... То есть как на хер отрубите свет и воду?! Вы не с нами? Вы на чьей стороне?.. А мне плевать на такие законы, которые позволяют не платить рабочим зарплату! Вы посмотрите в глаза их женам! – Профсоюз в сердцах швырнул трубку. – Если мы против американцев, то, видите ли, должны сами погасить долги за электричество. Есть же на свете такие козлы! – поделился он услышанной несправедливостью с присутствующими.

– Придумал! – отвлек суровый плешивый Василий с заплывшим глазом. – У нас в цеху пики лежат. Мы оградХу для кладбища шабашим. Аида, народ, вооружаться! – А бюстик Василий уважительно поставил на место.

Наиболее горячие головы устремились за плешивым на выход.

– Только не затачивайте пики! – крикнул повернувшимся к нему спиной людям Андрей Юрьевич.

В дверях людской водоворот притормозил. Сквозь него к Юрьевичу протолкались дед Михеич и рослый плечистый детина из Храмовых ребят.

– Вот, – толкая перед собой пленника, довольно доложился дед Михей, – шпиона поймали.

– Кузьмич? – даже на мгновение растерялся профсоюз. – А ты как здесь?

Пленник распрямил плечи:

– Я всегда вместе со своим народом! Может, на каком участке опытные командиры нужны? Кофейком не угостишь?

– Валил бы ты отседова, Коммунизмыч. Не путался бы под ногами! – будто вступил в дерьмо, поморщился Андрей Юрьевич.

Дважды повторять не пришлось. Коммунизмыч испарился.

– А вы почему патрулирование территории прекратили? – вырос над столом профсоюз, гневно сверля глазами Михеича и его подмастерье. – А вдруг сейчас на вашем участке менты забор штурмуют, кто объявит тревогу?!

– Да мы чайку... – покаялся Михеич.

– Думаешь, если Совет ТРУДОВОГО коллектива, так и дисциплины больше нет?! Вас сменят через два часа. Ну-ка, шагом марш на пост!

Дед Михеич и его великовозрастный подмастерье испарились. А Андрей Юрьевич поднял трубку, чирикнул заветный местный номерок и проворковал:

– Слушай, лапа, у меня для тебя особенное боевое задание. Завари-ка ты чайку, да покрепче. А потом наполни термос и обойди патрули. Только не говори им, что это мое распоряжение.

* * *

А на следующий день газета «Невское время» сообщала:

«...Трудно себе даже представить, до чего может опуститься власть в желании отнять у простого человека право выбора и до каких высот может воспрять простой человек, решившийся противопоставить себя давлению власти. И здесь становится совершенно не важно, какая это власть: духовная, светская или финансовая.

К сожалению, в последнее время власть доставляет нам немало поводов убедиться в истинности этого посыла. В связи с чем и ранее не слишком весомое доверие к властям тает с каждым днем. Причем уже не нужно заставлять себя разделять власть городскую и власть федеральную, вспоминается старинный речевой оборот: „Все они одним миром мазаны".

Мы немножко отвлеклись, но теперь возвращаемся к ситуации на Виршевском нефтекомбинате...»

* * *

В результате поднятая прессой волна докатилась до ушей в московских кабинетах, и один из вице-губернаторов был вынужден заявить, что, короче, проверку легитимности (типа – честности) сделки по перераспределению прав собственности на Виршевский нефтекомбинат областное правительство берет на себя. Нечто схожее заявили депутаты Законодательного собрания. Правда, сами по себе такие заявы еще ничего не значили.

Глава 18

А завтра свадьба, завтра новое пальто,

Завтра кореш мой подъедет на авто,

Завтра пляска будет с ночи до утра,

Завтра всяко будет лучше, чем вчера!

Могло получиться так, что штатный шнырь сектора «Д» четвертого этажа пятизвездочной гостиницы «Невский Палас» окажется фанатом и ни за что не уступит на часок дядьке Макару робу, ведро, тряпки и швабру. Так почти и получилось. Но здесь заработал вариант «Б», дядька Макар за минуту выиграл в наперстки у штатного шныря право пользоваться полновесный час робой, ведром, тряпками и шваброй.

Играли они в клетухе, задвинутой в самый конец коридора сектора. К достоинствам помещения относилось то, что прямо сюда выводились показатели манометров водяного давления в санузлах гостиничных номеров. К достоинствам ситуации относилось то, что цивильные шмотки шныря находились в шкафчике где-то в подвальных горизонтах, и без робы уборщик никуда не дернется из каморки. Иначе уволят.

Кстати, уборщику было лет сорок и звали его Павлик. Просто – Павлик. Дядька Макар ждал от конкретного манометра конкретных показаний и, пока суть да дело, травил известную байку:

– ...«С кандыцъюнэр пассат хачу», – объяснил кавказец. Теперь настало время татке Шуре вытаращивать глаза. За довги рокы работы в туалетном сервисе она зустричала людей со многими странностями. Но щоб комусь для этого дела потребовался кондиционер с шампунем в одном флаконе, якый ей каждый вечер хвалили из телевизора, – з таким она сталкивалась вперше. «Господи! – в следующий момент здогадалась вона. – Да никак он голову мыть собрался!»

Тут стрелка седьмого манометра в третьем ряду поползла, поползла и устаканилась на нужных показателях. Дядька Макар развел руки перед Павликом, дескать, извини, дораска-жу в следующий раз, прижал кулак к щеке, будто заныли зубы, и доложился:

– «Ништяк», «Ништяк», я – «Баян». Как слышно? – Аппаратура была чудом техники на грани фантастики, купленным разборчивым Антоном на рынке у проспекта им. маршала Казакова.

– «Баян», я – «Ништяк», – ожила пластиковая, с начинкой, горошина в ухе дядьки Макара. – Слышимость в норме! – Антон сидел всего в пятидесяти метрах отсюда, но не в отеле, а в другом здании. В центре Питера полно коммуналок, а в коммуналках полно синяков, радостно пускающих в гости кого ни попадя, лишь бы гости являлись не пустыми.

– «Ништяк», я – на выход! – доложился дядька Макар. Микрофон у него прятался в кулаке. Кивнул Павлику, дескать, жди меня, и я вернусь. И покинул клетуху, качая ведром и волоча швабру, как таксу на поводке. Нагибая лоб, чтоб мающийся на штатном посту секьюрити не обеспокоился портретными разногласиями.

Ключики звякнули в руке дядьки Макара, когда он оказался у дверей нужного номера. Приотворачиваясь от секьюрити, дядька поколдовал над дверью и проник в номер. Макар мог справиться с таким чахлым замком и ногтем, но Сергей требовал нарушать как можно меньше статей. А взлом гостиничного номера приравнивается УК к взлому частного жилища.

Вскрытие гостиничного номера показало, что поселившийся сюда америкос действительно полощется в душе – манометр не облажался. Полощется, фыркает от удовольствия и не сечет, что уже не один на поляне. Еще наудачу американец не взял с собой мобильник, иначе пришлось бы давить связь глушилкой. И ни себе, ни людям!

Дядька Макар вразвалочку побродил по шикарным апартаментам, осматриваясь. Ему очень понравилось, что гардины на окне задвигаются электромоторчиком от нажатия кнопки пальцем. Придумал нужную комбинацию из мебели и воплотил в жизнь. То есть зафиксировал дверь санузле стулом так, что Изнутри не смыться.

– «Ништяк», «Ништяк», я – «Баян», юрист на запоре, – доложился дядька в кулак и на правах успешно выполнившего свою долю работы, истекая слюной, полез в присмотренный бар номера. Бутылок здесь было, будто генералов на Параде Победы.

Антон подтвердил получение доклада и переключился на Игоря Гречкина, сегодня дебютирующего в составе труппы Сергея Шрамова.

– «Кумар», «Кумар», я – «Ништяк», как связь?

– «Ништяк», я – «Кумар», связь в норме.

– «Кумар», я – «Ништяк», юрист на запоре! – Развалившийся на топчане Антон чувствовал себя в чужой коммуналке как хозяин. Потому что настоящий хозяин, убранный литром «менделеевки», пух на полу в глубоком отрубоне.

Могло получиться так, что Гречкин, или, если хочется – Ридикюль, не понравится маячащему аккуратно напротив пешеходной лестницы секьюрити. Секьюрити был обязан хотя бы приблизительно узнавать прописанных на этаже фраеров. Именно для предотвращения такой беды Сергей Шрамов раскошелился на персональный номер для Ридикюля – пусть ночку пожирует.

Благодаря такой предусмотрительности секьюрити, ясен пень, не рыпнулся против вышедшего из честно снятого вчера номера и хиляющего в другой номер Ридикюля. По вахте охраннику коллеги передали – вчера вечером на этаже происходило нечто вроде пьяного братания. Американцы, обманутые ЦРУ, будто в России все только и делают, что хлещут водку, решили соответствовать. Так что все путем.

Когда Ридикюль проходил мимо этажного охранника, фейс Игоря морщился. И это не зацепило стража. По вахте передали, вчера из номеров в достатке слышалось и песен, и звяканья рюмок, и скрипа диванов. Головка с утра – обязательно бо-бо. Но не от бодуна морщил лоб и щеки Ридикюль. Он бубнил про себя в духе самогипноза, вспоминая былые навыки: «Я – валютчик, я – валютчик...» И в карманах шевелил пальцами, будто год без женщины. На самом деле Игорь вспоминал, как из стопки денег купюру заламывать. Мышечные рефлексы восстанавливались без энтузиазизма.

Вот для понту постучал Ридикюль в дверь, вот вошел. С удивлением уставился на дядьку Макара, но не потому, что не ожидай здесь встретиться. А потому, что Макар, напялив чужой махровый халат поверх шныревской робы, утопал в кресле. Ноги на стеклянный стол – чисто по-американски. В руке дядьки булькал стакан, где лед плавал в чем-то красно-фиолетовом и круто замешанном и откуда торчали три соломинки – не свое, не жалко. Ридикюлю стало завидно. Но по чину не имел права Ридикюль вякать на дядьку. Тем более что свою часть операции дядька Макар уже почти выполнил – ему оставалось контролировать ситуацию с запертым в душе юристом.

Могло получиться так, что в номере юриста не окажется ноутбука, в котором хранились в электронной версии копии всех сопутствующих продаже комбината документов. Но разведка доложила точно – данный компьютер принадлежит обитателю именно этого гостиничного номера. Игорь оглянулся, нащупал взглядом ноутбук и врубил эту сложную технику в сеть.

– «Ништяк», я – «Кумар». Я – в сети.

– «Кумар», какие программы на развертке? – Антон ворочался на топчане и старался думать о чем угодно. Например: о сложной судьбе синяка, пустившего его в коммунальную келью, о девочках, за двести баксов обслуживающих жильцов «Невского Паласа». Антон готов был даже о работе подумать, ведь именно на сейчас приходился пиковый момент. Но мысли хакера неудержимо возвращались к полному душистой анаши спичечному коробку в кармане.

Пиковый момент заключался вот в чем. Антон достаточно долго стропалил и строил вчера Гречкина, но компьютерная неграмотность давала себя знать. И теперь хакеру пришлось по связи управлять роющимся в чужих файлах Ридикюлем. А попробуйте, например, по телефону объяснить жене правила дорожного движения. Короче, очень далеко от исполнения желания забить косячок оказался компьютерный гений.

И тем не менее с грехом пополам Ридикюль надыбал среди файлов текст договора о продаже нефтекомбината.

Тут в душе кончила весело плескаться вода. Некоторое время там было тихо, тина юрист боролся с полотенцем. Потом стало шумно, юрист решил изнутри ломиться в запертую раскоряченным стулом дверь. И чем дальше, тем все громче.

Растащившийся дядька Макар неодобрительно почмокал, сделал рожу типа «они мешают нам жить», недовольно отставил коктейль, лениво подшкандыбал к двери ванной и трижды веско стукнул снаружи:

– Эй, там, тихо сидеть!

– Я из Америка! Я – американский гражданин! – стал давить на сознательность и пугать «холодной войной» пленник.

– Ты джаст момент пока живой, амиго, а можешь зробытысь – труппо! – Если это и пошутил дядька, то никак себя не выдан. – Твоим номером воспользовалась русская мафия! Мы ведем переговоры о поставке партии кокаина! Поэтому усохни и запри уши!

Доверчивый пленник испуганно заткнулся и, наверное, забился под фаянсовую ванну. Во всяком случае больше наружу не рвался, и дядька Макар смог вернуться к коктейлю.

В этот момент Ридикюль как раз вынимал из ноутбука дискету с только что в нужную сторону отредактированным договором. Теперь, если подписать именно этот вариант договора, комбинат достанется не туземцам, а одному частному лицу с российским гражданством.

– Ну ни пуха! – отсалютовал Макар салабону и, нечаянно сев на пульт, врубил телек.

– «Ништяк», я – «Кумар», выхожу с дискетой,– доложился Ридикюль и покинул апартаменты, прижимая к бедру позаимствованную манерную синюю папочку.

Дядька Макар закрыл дверь, абы чего не вышло и не вошло и стал гонять телек по канатам в поисках порнухи.

Группа Сергея Шрамова пока работала по графику. Так чтобы поблизости не нашлось, где перевести документы из электронного вида в бумажный, получиться не могло. В «Невском Паласе» сервис на все случаи блатной жизни. Ридикюль поднялся в лифте на пятый этаж, где размещался офис-центр. Факсы, словно шелкопряды нитку, выжимали наружу рулоны бумаги. Ксероксы морзянили, как «мигалки» гаишников, и выплевывали горячие копии.

Кося под важного человека, Ридикюль пробил в кассе чисто неприличную стоимость распечатки с дискеты на цветной принтак. Десять баков? Без вопросов. Он был первым за три месяца, кого не напрягла стоимость услуги.

Уже с распечаткой исправленного в нужную сторону договора в синей папочке Игорь Гречкин спустился на второй этаж и стал ошиваться у конференц-зала среди фикусов. Ему оставалось до поры сопеть в тряпочку и любоваться чужой красивой жизнью. И он стал любоваться.

Сверху открывался панорамный вид на вылизанный с мылом вестибюль. Там переминалось несколько пиплов в очереди в валютник. Какая-то старая кляча в соболях выходила из антикварной лавки, и продавец бобиком подпрыгивал следом с перевязанной ленточкой коробкой. У выхода на Невский проспект кемарил на посту с открытыми зенками лакей в ливрее, а придурок японец зачем-то со всех ракурсов щелкал его фотоаппаратом.

Внутрь конференд-зала прошли вывезенные из Штатов мистером Смитом охранники, обнюхали зал специальными приборами, разобрались по секторам. Потом мимо Ридикюля прошелестела обслуга с русской и американской сторон. Они еще не все перезнакомились и перетрахались, и когда наступит «моменту море», должны будут принимать Игоря за коллегу из противоположного лагеря.

Потом просочилась званая и незваная пресса в неторжественных шмотках. Часть журналистов привалила в расчете на богатый фуршет – наивные. Часть с припасенными острыми вопросами, поскольку ситуация вокруг нефтекомбината накатилась, будто подкова в горниле.

Затесавшийся в эти ряды патлатый Филипс выглядел забубённой акулой пера и никак не выдавал рожей, что узнал Ридикюля даже в приличном костюме. И наконец в конференц-зал важно прошествовали гендиректор комбината Эдуард Александрович, припудривший синяк на скуле Виталий Ефремович и мистер Смит.