Текст книги "Асмодей. Бегство с Нибиру"

Автор книги: Семар Сел-Азар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Под растянутым от солнца шатром, несмотря на то, что полог был предусмотрительно поднят, от скопления народа было не продохнуть. Лушар, пять нубанд пешцев, угула колесничих и некоторые из младших кингалей, решали дальнейшие действия. Иного выхода, как пойти навстречу кукхулунцам уже не было. Был выбран единственный из возможных способов, при войне с неразумными дикарями. С предложением, о встрече вождей воюющих сторон, для ведения мирных переговоров и обсуждения беспрепятственного ухода войск, к кукхулунцам решено было отправить посыльного. Для большей убедительности, в виде посыльного, Шешу предложил йаримийца, как представителя союзного детям Кукхулунна племени к которому они прислушаются.

Йаримиец, с довольным видом, примеривался к сайским нарядам. В новых одеждах он выглядел представительно, хотя, несмотря на каламский покрой платья, подпоясался и набросил плащ на плечи по степным обычаям. Вымытые и умасленные волосы, расчесав гребнем, он оставил распущенными. В сопровождение, ему было предоставлено два надежных воина, знающих язык варваров – приставленных скорее для присмотра, чем для защиты, и выделена колесница с возничим. Гадать себя мыслью, куда отправлять посольство не стали, хоть йаримиец и знал лишь, в какой стороне находится их главное поселение. Шешу рассчитывал, что повозку с ветвями мира в сопровождении всего двух воинов, расстреливать не будут, а постараются захватить в целости вместе с людьми. После того, как посольство было отправлено, он снова велел созвать совет.

Через день, посольство вернулось с удовлетворительным ответом. Кукхулунцы, назначили встречу вождей и их приближенных в сопровождении малых дружин с обеих сторон, и со своими святынями для подкрепления слов священной клятвой. Подтверждать исполнения всех условий, уполномочивался йаримиец. Местом для проведения переговоров, они предложили поле недавней битвы, дабы подчеркнуть тем самым, кто здесь ставит условия, и в большей степени, чтобы не заводить чужеземцев вглубь своей страны, показывая им дорогу. Военачальник кишцев не стал возражать, его бы только это и устроило, заходить дальше, в сопровождении небольшой дружины было опасно, а временное унижение, оплачивается будущими победами.

5. Мир

Лушар и старшие кингали, с десятком бойцов ждали прихода кукхулунцев. Прибыв пораньше, они надеялись подготовиться к встрече, чтобы не упустить ничего, что могло бы как-то воспрепятствовать переговорам. Наконец прибыли и кукхулунцы.

Вот Шешу и увидел того, кто как злобный удугу сопутствовал ему все это время и творил свои злодеяния. Подъезжая на колеснице, запряженной двумя белыми жеребцами, вождь кукхулунцев и сам был одет в длинное белое платье, подчеркивая этим чистые и мирные намерения и скорбь по погибшим – как объяснил йаримиец знакомый с их обычаями. Длинные черные волосы были распущены, а открытый взгляд болотных глаз выражал приветливую доброжелательность, и лушар не мог поверить, что еще вчера от него у врагов кровь стыла в жилах, а его волей без жалости уничтожено столько храбрых воинов. Придержав коней, жрец сошел с колесницы, оставив ее под присмотр своим послушникам. К месту переговоров он подходил один, и в знак приветствия кишского военачальника, слегка кивнул головой. Шешу также приказал сопровождавшим его щитоносцам, пока оставить его и не подходить без надобности. То же, велел переводчику. Пленник говорил, что вождь этих дикарей, может изъясняться на всех языках сопредельных народов. Несмотря на приветливый вид, колдун держался с гордым достоинством. Простотой белого одеяния, лишенного украшений и всяких признаков сана, он напоминал скорее богомольца, нежели верховного жреца свирепого племени. Прежде всего, кишец поспешил выразить восхищение храбрости и стойкости йаримийского войска, на что получил ответ, что дети Кукхулунна хоть и входят в союз Йари и одного корня с его племенами, но все решения принимают и действуют согласно обычаям своего племени и в войнах не подчиняются верховным вождям союза. Когда Шешу предложил для более доверительной беседы, выпить немного сладкого эштина, то гость, сославшись на запрет его веры, отказался и предложил немедля приступить к переговорам. Лушар оценив предусмотрительность варварского жреца и сам не терпевший долгих вступлений, смочив губы в напитке начал:

– Нечаянная война, затянувшаяся между нами, не приносит плодов ни войскам великого единодержия, ни народу детей Кукхулунна, но одни лишь горечи и лишения. Сколько вдов и сирот оставила она после себя. Не считает ли великий жрец, что пора покончить с бессмысленной бойней с обеих сторон, и завязать дружеские отношения. Торговля между нами, принесет только обоюдную выгоду: Единодержию нужны быстрые кони и легкие колесницы, у нас же вы можете найти всякого столько, сколько не видело ваше племя за весь век своего существования, не только в вашу жизнь, но и в века ваших отцов и дедов. Нигде больше вы не увидите, столько тонких и приятных на ощупь тканей переливающихся на солнце, изделий из золота и драгоценных каменьев, благоуханных смол и благовоний; а прекрасные напитки, позволят вам проводить вечера в радости и веселии. Все это вы можете иметь у себя всегда и вдоволь, если только встанете под крыло славного и великого Единодержия. Наконец, до слуха великого единодержца, лугаля Киша – средоточия мира и божественного помазанника неба, доходят печальные известия о столкновениях Суб-Йари с соседом – не имеющим чести народом страны Пурусхи, а доблестное племя Кукхулунна подвергается набегам дикарей. Грозная же сила Единодержия, никогда не отказывает в помощи тем, кто встал под длань великого единодержца.

Слушая речи пришельца, колдун менял выражение лица, в целом оставаясь благожелательным. Он хмурился, когда поминалось что-то грустное, или когда слышал то, с чем он не был согласен, и благосклонно улыбался, когда слова кишца приходились ему по нраву.

– И я, как главный воевода всего его воинства, уполномочен говорить от его имени, заключать соглашения о мире и войне. – Слукавил меж тем военачальник.

Заслушав речь пришельца, колдун в знак уважения – скрестив на груди ладони и склонив голову, заверил:

– Наше племя, не сомневается в величии единодержного владыки, но мы привыкли жить по законам своих предков, завещавших потомкам не ходить ни под кем, кроме нашего всемогущего бога и прародителя нашего Кукхулунна.

– Но, разве не един бог – властвующий над этим миром, и не пристало ли нам в нем живущих, чтить его выше других? И не по единому ли закону, предписанному свыше, должны мы жить? – В праведном негодовании спросил кишец. – Разве не прав наш единодержец, желая собрать земли под единое начало, под предписанные законы единого бога? И не должны ли его решения, согласуемые пожеланием богов, довлеть нас?

Колдун улыбнувшись, ответил:

– Я рад, что пришелец крепок в своей вере, это значит что клятвы, принесенные им, будут искренними, и взоры бога которым он поклянется, будут воздерживать его и не позволят нарушить данного слова. Поэтому, прежде заключим клятвенным словом, мир на веки веков, и пусть покарают боги того, кто нарушит его. Пусть падут великие беды, на тот народ, от чьего имени клятвопреступник даст свою клятву.

Сказав это, колдун подал знак своим послушникам, и они тотчас подошли, осторожно что-то неся. Приняв у них святыню, колдун обратился к лушару:

– Этот молот, принадлежит нашему великому прародителю, нашему творцу – великому Кукхулунну – славному воину и охотнику, жившему много поколений назад. Он ушел, но всегда следит за своими детьми и подсказывает нам, когда умы наши наполняют сомнения.

– И что он подсказывает вам сейчас? – Спросил, насторожившись Шешу.

– Он сказал нам, что мы должны поверить тебе и скрепить клятвами свои намерения. Большие перемены грядут для мира после этого, и все это угодно создателю, а стало быть, и детям его. Да свершится великое предназначение, возложенное на наш народ.

Шешу, растрогавшись речью жреца, также подозвал к себе воинов, сопровождавших повозку со святыней. Колдун не стал удостоверяться в том, что в ней, не сомневаясь в том, что оно почитаемо пришельцами.

Пока, сошлись на том, что туземцы без препятствий, пропускают войска пришельцев через свои земли, не нападая и не подстраивая засады и ловушки. Кишцы в свою очередь, обязались уйти мирно, не претендуя на их земли и богатства, и уплатить в обмен на тела и головы убитых, а также в знак дружбы и добрых намерений, по три серебряных каждому знатному владетелю колесницы Кукхулунна, и по одному простым воинам. Договорившись об условиях мира, каждый стоя перед своими святынями, произносил свои слова, клянясь своими богами.

Перед своей святыней, от имени великого единодержца и его народа, поклялись лушар и старшие кингали, как предводители его воинства. Все обряды по обычаю, в походе возлагались на жрецов и его предводителя, но мало знакомый со всеми таинствами священнодейства лушар, полностью положился в этом на божьих людей сопровождавших войско в походе и старшего колесничего, имевшего на то благословление жрецов Забабы, Энлиля и Ана. Вознося руки к небу, повторяли слова, произносимые в таких случаях, в которых клялись именем бога Ана – отца, в руках которого жизнь вселенной, и призывали гнев божий на свою голову и на свою страну, если нарушат данное слово. И если нарушат, то пусть великий владыка небес Ан – милосердный и милостивый отец богов, отвратит от них свое сияние и проклянет судьбу их; Пусть единодержный Энлиль сын его, определяющий судьбу их страны, чьи веления неотменяемы, вознесший великое царство, так же его и сбросит, раздув неподавляемый пожар восстаний и губительной смуты, определив в судьбу, краткие дни, беспросветную тьму, внезапную смерть. Пусть он повелит своими почтенными устами погибель, рассеяние людей, порабощение царства. Пусть непреложным речением своих уст проклянет их громкими проклятиями, и пусть они, настигнут нарушителей клятвы. Пусть Забаба сын его – великий витязь, первородный сын Экура покинет их, пусть он разобьет их оружие, а день превратит в ночь, поставив над ними врага их. Пусть Нинлиль, великая мать, владычица, – сделает их дело скверным перед Энлилем в месте суда и решений, и вложит в его уста опустошение их страны, уничтожение народа, излияние их души подобно воде.

Варварский вождь-жрец и старейшины, встав на колени перед молотом, произносили вслух слова своей:

– Перед Кукхулунном великим отцом и богом нашим, вездесущим и всеведущим странником, обитающим как на земле, так и на небе; праотцами и пращурами, души коих всегда обретаются с нами. Клянемся, от имени рода нашего и отцов и дедов наших, что не порушим мы данного слова и согласия от имени их, заключенного с врагом в день общей скорби. В том целуем молот священный и землю, подаренную нам после долгих скитаний, великим отцом Кукхулунном. Да разверзнется она под ногами клятвопреступников, и да понесут те заслуженную кару, если не сдержат обещаний, данных с клятвенным словом, а если нарушат:

– То пусть развеет племя их по миру, как ветер развевает прах земной по пустыням, и разметет его по свету, как сметается сор нечистый.

– Да свершится!;

Пусть их стада и табуны – разбредутся по лесам дремучим и разбегутся по степям диким, так, что не в силах будет поймать и укротить их.

– Да свершится!;

А оружие их, пусть посечет их и размозжит им головы, а само оно поломается и расщепится на мелкие кусочки.

– Да свершится!;

И пусть дети и потомки, предадут тех и навеки отрекутся от них и от обычаев их, если они сами предадут и отрекутся от пращуров своих вероломным клятвопреступлением, и души их не найдут покоя после смерти.

– Да свершится!

Крепость своих слов, варвары закрепили кровью черного матерого быка, подведенного послушниками и тут же принесенного в жертву. Напоследок, жрец наложил заклятие на данные клятвы, поднимая к небу чашу с кровавым напитком, окуная в него кропило из конского волоса и окропляя землю под ногами всех клянущихся:

–Да падет гнев божий, на головы тех, кто осрамит имя отцов и богов своих, лживыми клятвами.

– Да свершится!

Йаримиец подтвердил, правильность и соответствие совершенных клятв и обрядов обеих сторон, обычаям народов.

После этого, жрец захотел переговорить с Шешу наедине, чтобы обсудить возможность дальнейших переговоров с Единодержием.

– Мы согласны, что дружеские отношения лучше войн и важны нашим народам, – отвечал колдун, на доводы кишца, когда они продолжили разговор, вернувшись в шатер – согласны на союз с вами, но для этого не обязательно детям Кукхулунна, подпадать под руку великого единодержца. Полководец единодержца, говорил о взаимных выгодах торговли между нами, и мы готовы торговать с вами. Будем помогать в войнах друг другу, если вдруг случится, что какой-нибудь враг нападет на кого-то из нас. Но и для этого не обязательно, чтобы кто-то подпадал под другого, меняя свои верования и обычаи.

– Никто не собирается заставлять вас менять свою веру и обычаи – хитрил лушар – вы просто признаете бога Ана, верховным над всеми богами и миром, и молитесь своему богу. Признаете единодержца помазанника неба Ур-Забабу главенствующим над всеми землями и людьми, и живите, как жили. Вы будете под его вечной защитой, а благ от этого вам лишь прибавится.

– Ты хорошо говоришь досточтимый лушар Шешу, однако ребенку известно, что ничто не дается даром. Ужели Великий держатель мира, будет довольствоваться одним чинопочитанием его и бога его? Ты забыл сказать, что народы подвластные ему, расплачиваются за это покровительство, постоянными выплатами и своей свободой, принимая у себя его наместников главными советниками. Зачем это? Живем же мы вместе с йаримийцами в мире и согласии, хотя никто не над кем не властвует.

– Я думаю, это очень милостиво с его стороны, учитывая, сколько его храбрых воинов полегло в ваших землях. – Разгорячившись от выпитого, возмутился лушар, вспомнив разгромленные отряды. – Сколько жен и детей наших, остались без своих кормильцев, став вдовами и сиротами.

Эти слова задели его собеседника, и только что ласковые очи, из-под сдвинутых бровей загорелись грозовым огнем.

– Вождь войск единодержца, забыл видимо, кто пришел с войной на чужую землю! – Вспыхнув, свергнул он словами. Но вовремя одумавшись, тут, же остыл и став вновь приветливым и благожелательным, начал вещать, поминая о причиненных обидах пришельцев. – По вашим воинам есть, кому скорбеть. Кто будет скорбеть, о наших? Чьи жены и дети, не заплачут уже по ним и не помолятся об их успокоении, и не, потому что бессердечны, но потому, что сами лежат убиты и сердца их не бьются больше. Говоря о вдовах и сиротах Единодержия, вождь не вспоминает о том, сколько зла принесли мужья и отцы их, сколько ими было сделано насилия народу и племени нашему.

Колдун говорил, о том, как трудно будет им восстановить порушенное этой войной, о том, как кукхулунцы настроены к миру и не хотят больше проливать крови, о необходимости их народов жить в добрососедстве.

Он говорил тихо и ласково, что у Шешу захмелевшего от паров эштина и удобно расположившегося в кресле, начали смыкаться веки и слова собеседника, не вызывали уже раздражения. Ему казалось справедливым теперь, что за беды, причиненные его воинами, Единодержие должно само возместить кукхулунцам ущерб.

– Если ваш царь, послушает нас и пойдет на союз равноправный с нами, то дети Кукхулунна будут только рады иметь столь сильного союзника, и подскажут другим племенам Йарима, вступит в наш союз. – Увещевал жрец, незаметно проникнув в тревожные думы пришельца. Он успокаивал его, проникая своими речами все глубже, будто зная о нем все. О том, что все переменится и его больная дочь, вскоре перестанет страдать и жена не будет больше плакать, и пусть не терзают его больше думы, что когда-то остался жив, ибо теперь он одним решением, одним действием, в состоянии изменить судьбы людей. Невольно, из глаз Шешу выступили слезы, он вспомнил, как однажды, вопреки недовольству супруги, взял с собой в поле свою маленькую дочь, поддавшись ее бесконечным уговорам. И как она, простыв под холодными порывами осеннего ветра, была охвачена злыми димами Ашаг и чуть не ушла с ними в призрачный край Кур, после чего не вставала уже больше. Все старания лекарей, ни к чему не приводили. Оставалось только молиться и надеяться на милость богов. Но он благодарил их, что они оставили ее ему в утешение, хотя бы так. И вот он слышит, что все может повернуться в лучшую сторону. Видением явилось ему, как его выздоровевшая дочь радостно бежит к нему, а жена, чьей улыбки он не видел уже так давно, весело смеется и глаза как прежде светятся счастьем. Вспомнил, как когда-то из сотен братьев по оружию, он был одним из оставшихся в живых вынужденных перейти на сторону победителя, чему он с тех пор всегда пытается найти оправдание, но чувство вины внутри, все равно не отпускает и не дает покоя. Жрец говорил и Шешу все больше проникался к нему. А тот говорил, что многое, что делается людьми, отражается в их будущем. Боги предначертывают нам судьбу один раз, но как повернется она, зависит, от того, как мы поведем себя, ибо слова их хоть и истинны, но неоднозначны.

В легком расположении духа, Шешу расставался с кукхулунцем, как с новым другом, на прощание, пообещав поговорить с лугалем о приеме посольства, и, проводив взглядом уезжающие колесницы, развернулся, чтобы распорядиться подвести подводы. Он уже собрался подать знак, как вдруг услышал, боевые кличи своих отрядов. Тут только, он с ужасом вспомнил, о том, что ими было задумано на военном совете, тогда, когда было отправлено посольство о мире.

– Стойтее!!…– Закричал он, чтобы остановить побоище, но без силы в голосе и без надежды, что-либо исправить.

– Остановитесь… – промолвил уже обреченно, про себя.

6. Священный молот Кукхулунна

Далла-Дин как условились, ждал с шестью десятком лучших бойцов засев в засаде. Новый шестисотенный, как и остальные старшие кингали, клялся на ложном изваянии – дабы не гневить богов лживыми клятвами, и, не дожидаясь пока вожди закончат свою беседу, вернулся сюда, под сень густых деревьев, чтобы самому руководить нападением. Ему невыносимо было сидеть в окружении туч мошкары и комаров, во множестве обитающих здесь, но, он не хотел упускать возможности, самому поучаствовать в битве. Сидели тихо, чтобы даже зверь не выдал их варварам. Кингаль приказал скрывать мечи и острия копий и секир в тени. Остро отточенное и вычищенное оружие, не должно отблескивать от падающего света.

Наконец, послышался топот лошадей и шум колесного хода. Воины притаившись, затихли. Когда поезд колесниц приблизился, Далла-Дин вытащив серп-меч, тихо приказал:

– Пора.

Заждавшиеся воины, потрясая оружием, с победным криком во имя великого единодержца и единого бога Ана и сына его Энлиля, с именами Забабы и Инанны на устах, с нетерпеньем бросились на двуколки. Кони, двигавшиеся рысцой, перепугано встрепенулись, а не ожидавшие подвоха возничие на колесницах, не успели справиться с вожжами, чтобы их придержать. Кто-то сразу напал на людей, а кто-то кинулся убивать лошадей, чтобы не дать противнику уйти. Тут же, вынырнули шестьдесят щитоносцев, чтобы окружив поляну, не дать дикарям вырваться.

Но при всей неожиданности нападения и своей малочисленности, кукхулунцы отчаянно сопротивлялись. Далла-Дин уже начал беспокоится о потерях, жалея о том, что не взял с собой больше щитоносцев. Варварские воины, соскочив на землю, попытались пробить путь для колесницы жреца, в которой находилась их святыня, но были окружены и перебиты. Старейшины, принимали смерть стойко, безмолвно подчиняясь судьбе; колесничие, еще некоторое время пытались прорваться, но натыкаясь на острия копий и теряя лошадей, отступали и спешивались. Вскоре всех их перебили, но варварского жреца достать никак не удавалось, опасность, что колдун прорвется сквозь поредевшие ряды, становилась все ближе. Если бы ему удалось вырваться, все пропало, значит – конец: кукхулунцы не простят вероломства, и под предводительством разгневанного колдуна, будут биться с еще большим остервенением, и теперь уже до полного их истребления. Тогда о возвращении домой можно забыть: можно забыть о свободе, можно забыть о жизни.

Окруженный колдун, с отчаянной обреченностью вычерчивая круги на своей колеснице, разил подступающих кишцев то копьем, то секирой. Его взмыленные и израненные кони, истекая кровью и безумно выпучивая свои черные бельма, в страхе метались меж рядов: вонзенные копья, ощетинившись, торчали из их тел, а искромсанные куски свисали клочьями; пенясь у ртов, проступали – боль и напряжение. Наконец, рухнул от изнеможения первый конь, и второй, не сдюживая падшего сопряжного и седока с колесницей, тоже фыркнул, опустившись на колени. Обреченно взглянув на павших лошадей, колдун, понимая бессмысленность дальнейшей попытки вырваться, опустился на колени. Воины, окружившие жреца остававшегося у застывшей колесницы, ждали распоряжения старших, не зная убивать его или нет, как тот вдруг вскочил и, ухватив большими жилистыми руками рукоять священного молота, перед которым только что молился, взмахнув, одним махом свалил наземь четырех щитоносцев. С остервенением продвигаясь сквозь человеческое море, вращая ядовитыми радужинами и скаля зубы, он не надеялся уже вырваться, но перед смертью – по закону Кукхулунна – хотел увести с собой как можно больше врагов, чтобы их кровью напоследок напоить своего бога. Воины в суеверном страхе отступали, боясь приблизиться ближе. Никто не решался ударить первым, пока потерявший терпенье Далла-Дин взяв в руку легкую сулицу, не метнул ее в сторону кукхулунского вождя. Копейщики последовали его примеру. Только после этого, воины кинулись добивать пронзенного копьями, но все еще стоявшего на ногах чародея.

***

Глядя, на растерзанный труп варварского колдуна и на то, что он успел натворить, ошеломленный Шешу вышедший из полусна, вымолвил, едва услышав свой голос:

– Проклятый колдун завладел моим разумом. Еще б чуть, чуть и я бы отдал ему в руки власть над войском великого единодержца.

Несмотря на то, что выпил он немного, чувствовал он себя как после хорошей попойки: во рту пересохло, в голове стоял шум, а изнутри просилось, но не вырывалось наружу содержимое желудка.

Стоявший рядом толмач побитый жизнью, одернул его:

– Я бы, поостерегся говорить такие вещи вслух сагди. Всем известно, что у нашего повелителя везде свои уши, и не сносить тебе головы, если твои слова дойдут до его слуха.

– Я бы и сам сейчас, не прочь от нее избавиться, – с какой-то грустной злобой пошутил лушар, чувствуя унижение от того, что поддался чарам какого-то дикаря, – только чтоб она так не гудела от его темной волшбы и стыда за свою слабость перед ней.

Сейчас ему действительно казалось, что он не достоин того положения и той должности которую занимает, но сознавая, что люди чьи жизни зависят от его действий, ждут от него решений, взяв себя в руки, с твердостью в голосе приказал возвращаться к месту расположения остальных войск. Но прежде велел собрать, то немногое оружие, которое было с собой у варваров.

Молот, которым только, что размахивал кукхулунский колдун, лежал рядом с его обезображенным телом; итак бурый от многовековой крови, которой был пропитан, сегодня он испробовал свежей. Вот она святыня, которая вела за собой столько людей и приводила в трепет их врагов. Подойдя ближе, Шешу взял его в руки. Молот был довольно увесистым, но все же, не так тяжел, как казалось. Оценив боевые достоинства, лушар перехватил его за набалдашник и, очистив руками от крови, стал долго и внимательно рассматривать. Это был очень древний молот, изготовленный когда-то в старину, когда не знавшие мудрости люди, еще добывали себе пищу одной охотой; его набалдашник был выточен из небесного камня особой прочности, на котором древний варварский умелец высек изображение распростершей крылья птицы. Подержав святыню безбожников, Шешу почувствовал неприятное жжение в руках, поэтому сняв свой оберег, освященный в великом доме Ана, он обмотал им набалдашник, чтоб варварский дим не смог навредить черноголовым и, подозвав слуг, приказал положить молот как пленника в свой обоз. Теперь оставалось, разгромить обезглавленное войско кукхулунцев и захватить их поселения. Шешу, не жалел о содеянном, хоть и совестился недостойным обманом, но на другой чаше весов висела его жизнь и жизнь его войска. Слишком много было положено жизней и потрачено сил, чтобы уйти просто так. Дома, ответственных за этот поход, если только они не имеют высоких покровителей, ждет позорная и мучительная смерть, за потерю имущества и бесславное бегство. Потому, чтобы оправдаться перед государем, нужно побеждать любой ценой, а нарушение клятв данных варварам не клятвопреступление.

7. Битва

Как и ожидал лушар, кукхулунцы движимые жаждой мести и охраной своих пределов, в спешке собрав силы, кинулись им навстречу, чтобы отомстить пришельцам за убийство их глав и поруганную святыню. Поле, выбранное Шешу, отлично подходило, для встречи воинственного гостя. Теперь, когда им известно количество вражеских воинов и колесниц, которое каламцы рассчитали из суммы слитков серебра, переданных кукхулунцам в виде дани, можно не беспокоиться об исходе боя. Место было достаточно холмистым, для того, чтобы не позволить кукхулунским колесницам, свободно раскатывать по полю и налетать на ряды кишцев с разных сторон, а в многочисленных перелесках и болотцах, можно спрятать не один десяток воинов. Вот тогда, державцы вчистую отплатят дикарям, за их бесчисленные нападения из засад и убийства исподтишка. Там, где колесницы могли проскочить, воины вбивали острые колья.

Все более усиливающийся и постепенно приближающийся звук, грохочущих колесниц и топот надвигающейся грозы, послужил знаком кишцам быть готовыми. Поднимая клубы пыли, кукхулунцы, несясь навстречу смерти, давали о себе знать криками возничих и воинственными возгласами воинов. Без страха перед смертью и без надежды выйти победителями, эти варвары, неслись движимые одной жаждой мести. Они готовы были умереть, но их единственным желанием было сейчас, уничтожить как можно больше пришельцев. Лушар приказал колесничим ожидать своего часа за полками щитоносцев и не вступать пока в битву. Слишком, неравными были, быстрота кукхулунских скакунов и неловкость кунгов каламцев. А иметь коней в Единодержии, могли позволить себе только очень небедные люди, в войске лушара, конная повозка была только у предводителя колесничих.

Первым пришлось защищаться, от обстрела дальнобойных йаримийских луков, щитоносцам, когда приблизившись на полет стрелы, лучники отпустили натянутые до уха тетивы. И эти сильные суровые воины, побывавшие во многих битвах, прикрывая своими большими в человеческий рост щитами поле от их смертоносных жал, стойко выносили бесперебойный град, получая смертельные раны; падая, но продолжая держать их перед собой. Взамен упавших или раненных тут же вставали новые, из стоящих за ними. Когда наплыв колесниц стал нарастать, намериваясь вклиниться в ряды неповоротливых щитоносцев, их поджидали уже копейщики. Разгоряченные кони, впряженные в колесницы, неслись с бешеной скоростью готовые снести все, что встанет на пути и ничто казалось, не сможет их остановить. Даже копья слишком малы, чтобы помешать им. И вот, наконец, когда эта грозная туча была готова поглотить ряды, щитоносцы, даже не пытаясь противостоять ей, вдруг отпрянули, освобождая для нее поляну, а копьеносцы подняли навстречу ей длинные жердины. Кукхулунцев, предвкушавших разгром и бегство вражеской стороны ждало неожиданное для них явление: их взмыленные кони на полном скаку напоролись на выставленные копейщиками жерди, и на вбитые вразброс колья, вскрывшиеся после отступления щитоносцев; сзади на них – не успев упредить столкновение – налетели другие; из некоторых колесниц отлетая на передние колесницы или натыкаясь прямо на колья и вражеские щиты и копья, вылетели возничие и воины. Случившееся привело к замешательству и давке среди варварских упряжек. Треск ломающихся копий и колесниц, скрежет доспехов и лязг оружия, испуганное ржание лошадей, крики людей – все это перемешалось в едином сгустке звуков. Возничие, правящие колесницами несущемися им вслед, приостановили бег коней и развернулись, но из-за холмистости восстановить прежнюю легкость не получилось, ход замедлился, и прыткие колесницы потеряли свои преимущества. Все же, и это не помешало кукхулунцам вступить в сражение, заставляя стену прогибаться перед их неистовством. И вот тогда наступила пора выпускать легковооруженных воинов. Шешу приказал трубить. Услышав звуки труб, воины затаившиеся среди деревьев и камышей, выбежали из своих укрытий и, пользуясь сотворенным для них замешательством, напали на вражеские колесницы сзади. Охваченные жаром боя и не ожидавшие удара со спины, кукхулунцы были застигнуты врасплох. Несмотря на это, они не пали духом и с прежней яростью бросались на превосходящие силы: спешившись, копьями, поднятыми поверх голов, доставали спрятавшихся за щитами воинов, нанизываясь на их оружие, или ловко орудуя топорами и секирами, врубались в тела сквозь каламскую броню, но окруженные большим количеством врагов, израненные падали и умирали. Видя положение своих соплеменников, варварские пешцы поспешили к ним на помощь. Пустив вперед псов, с дикими воплями, призывая своих богов в помощь, с именем Кукхулунна на устах, они бежали со всех ног, толи чтобы вовремя прийти на выручку своим, толи, боясь не успеть пролить кровь вероломных чужаков. Шешу снова дал знак. С холмов достаточно крутых, чтоб нельзя было с легкостью на них взобраться и достаточно пологих, чтобы спуститься без опасности для впряженных животных, на подоспевших воинов Кукхулунна хлынула волна ощетинившихся повозок. Вклинившись сбоку, каламские колесницы произвели беспорядок в рядах кукхулунцев. Из них тотчас же соскочили и вступили с ними в рукопашную схватку, воины вооруженные секирами-клевцами и легкими щитами, сулицами и сплетенными из тугих волокон сетями для запутывания противника.

Далла-Дин ринувшись в самую гущу боя, в пылу сражения не заметил, как оказался в окружении дикарей. Пробираясь к выскользновшему из рук клинку, Далла-Дин подобрал копье павшего копейщика, которым ловко орудывал отбивая удары. Оставив копье в поросшей рыжим мехом груди варвара, подхватив с земли утерянный меч, он вспорол им брюхо подскочившего юнца. Предупреждая удары сзади и спереди, молодой кингаль отбиваясь своим серпом-мечом, крутился волчком и благодарил оружейников за то, что взмахи плаща, стегая не обременных защитой дикарей, не давали подступиться к нему сзади. Тут, наконец подоспевшие щитоносцы, расшвыривая дикарей, прорвались к своему предводителю. Чувствуя за спиной поддержку, стоя плечом к плечу с товарищами по оружию, Далла-Дин опьяненный боем, продолжал прорываться вперед. Его воины, воодушевленные примером, рвались вперед вслед за ним, чтобы личной храбростью заслужить награды и быть может когда-нибудь достичь столь же молниеносных высот, каких достиг их са-каль. Вперед, еще вперед, и вот стена врагов прогибается под резким напором; вперед, еще вперед, и скоро нить защиты прорвется; вперед, еще вперед, и еще чуть-чуть и враг побежит. Молодой кингаль из самой сутолоки успевал заметить одобрительный взгляд с высоты, покровительствующего ему Шешу, удовлетворенного правильным выбором и еще раз подметившим свое чутье к избранным, оценив его храбрость и божественный дар – вести за собой других. Взмах, еще взмах и расчищается путь, взмах еще взмах и скашивается круг людей. Далла-Дин это только сейчас и чувствовал: что перед ним не люди, и он не воин пришедший убивать их, но лишь жнец, что вышел на покос, чтобы трудом и потом, обеспечить свою общину безбедным существованием. А люди впереди, действительно падали перед ним как скошенные, а он косил и косил их, не задумываясь о том, для чего это делает, просто махал погруженный в свою работу, забыв про то, что это враг которого он должен ненавидеть. И то же делали и все его воины. Но и с противной стороны тоже не давались легко, и не просто отчаянно защищались, выставив вперед длинные копья и хоронясь за устрашающими щитами украшенными срезами с вражеских голов, но бились насмерть, отбиваясь и нанося удары смертоносными топорами.