Текст книги "Иерусалим"

Автор книги: Сельма Оттилия Ловиса Лагерлеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

VII

Следующей весной, когда снег уже растаял, Ингмар и Ингмар-сильный вернулись в деревню, чтобы пустить в ход лесопильню. Всю зиму провели они в лесу за выжиганием угля и рубкой леса. Когда они спустились теперь в равнину, Ингмару казалось, что он медведь, вылезший из своей берлоги. Он отвык от яркого солнечного света и щурил глаза, словно не вынося его блеска. Человеческие голоса были для него как шум водопада, а доносящийся с улицы гомон заставлял болезненно морщиться. И в то же время Ингмар чувствовал себя необыкновенно счастливым, но не выказывал этого ни жестами, ни (упаси Боже!) походкой. Он чувствовал себя молодым, как свежие побеги на березках.

Нечего и говорить, как приятно было спать на чистой постели и есть вкусные блюда.

К тому же Карин так заботилась о нем и была к нему нежнее всякой матери. Она велела ему сшить новую одежду и, проходя из кухни, часто совала ему лакомые кусочки, как в то время, когда он был еще мальчиком.

А сколько чудесного произошло в деревне за время его отсутствия! Ингмар уехал в лес на следующий день после большого собрания; с тех пор он не бывал дома, и об учении Хелльгума до него доходили только неясные слухи. Ему доставляло большую радость слушать рассказы Хальвора и Карин о том, как они теперь счастливы, и как они и их друзья помогают друг другу следовать Божьему пути. «Мы уверены, что и ты примкнешь к нам», – говорила Карин. Ингмар отвечал, что охотно присоединится к ним, но сначала хотел бы хорошенько обсудить этот вопрос. «Всю зиму я мечтала о том, как ты приедешь и приобщишься нашего блаженства, – сказала Карин. – Можно сказать, что мы теперь живем не на земле, а в новом Иерусалиме, спустившемся к нам с небес».

Ингмар очень обрадовался, услышав, что Хелльгум еще был в округе. Прошлым летом он часто заходил на лесопильню потолковать с Ингмаром, и они стали большими приятелями. Ингмар относился к Хелльгуму с большим уважением и считал его выдающимся человеком. Никогда он не встречал людей таких мужественных, красноречивых и так уверенных в себе.

Порой, когда у Ингмара было много работы, Хелльгум снимал сюртук и принимался ему помогать. В такие минуты Ингмар с молчаливым благоговением смотрел на него.

Теперь же Хелльгум уехал на несколько дней, но скоро должен был вернуться.

– Да, когда ты поговоришь с Хелльгумом, ты перестанешь колебаться, – сказала Карин.

Ингмар тоже так думал, хотя его несколько смущала мысль, что отец не одобрил бы его решения.

– Но ведь отец всегда учил нас, что мы должны идти по Божьему пути, – сказала Карин.

Да, все было хорошо и отрадно; Ингмар даже не думал, что будет так приятно снова пожить среди людей. Одно только удивляло его: никто не говорил о дочери учителя Гертруде. Это огорчало его, потому что он не видел Гертруды целый год. В прошлом году не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не упомянул о Стормах.

Разумеется, это молчание было чисто случайным. Все-таки очень неприятно, когда сам не решаешься спросить, а никто из окружающих не заводит разговора о том, что, собственно, и хотелось бы услышать.

А вот Ингмар-сильный чувствовал себя далеко не таким счастливым и довольным. Старик хмурился и ворчал, и никто не мог угодить ему.

– Ты, мне кажется, скучаешь по лесу, – сказал ему Ингмар однажды вечером, когда они сидели на досках и ужинали.

– Видит Бог, это правда, – ответил старик. – Я желал бы вовсе не возвращаться назад.

– А что тебе здесь не так? – спросил Ингмар.

– И ты еще спрашиваешь? – возмутился Ингмар-сильный. – Я думал, ты тоже слышал, сколько бед натворил здесь Хелльгум.

Ингмар ответил, что он, напротив, слышал, что Хелльгум стал знаменитым человеком.

– Да, он знаменит тем, что перевернул вверх дном весь приход.

Ингмару показалось удивительным, что Ингмар-сильный не питает никакой любви к собственным родным, всю свою заботу и преданность перенеся на Ингмарсгорд и Ингмарсонов, поэтому счел своей обязанностью вступиться за Хелльгума.

– Я думаю, он учит очень хорошим вещам, – сказал Ингмар.

– Ты так считаешь? – переспросил старик, сердито глядя на него. – И ты думаешь, что Ингмар-старший согласился бы с тобой?

Ингмар ответил, что отец, наверное, согласился бы с тем, что люди должны вести праведную жизнь.

– Так ты думаешь, что Ингмар-старший тоже стал бы считать антихристом любого, кто не принадлежит к этой секте, и порвал бы со своими старыми друзьями только за то, что они остались при своей прежней вере?

– Я не могу поверить, чтобы такие люди, как Хелльгум, Хальвор и Карин стали так поступать, – сказал Ингмар.

– Попробуй сказать им что-нибудь поперек, и тогда увидишь, чего ты стоишь в их глазах.

Ингмар отрезал огромный ломоть хлеба с маслом и стал молча набивать им рот. Его раздражали мрачные предсказания Ингмара-сильного.

– Да, вот такие дела, – продолжал старик, помолчав немного. – Вот ты сидишь здесь, сын Ингмара-старшего, и никто не обращает на тебя внимания, а моя дочь Анна-Лиза с мужем бывают у самых важных людей. Деревенские богатеи встречают их поклонами и не знают уж, чем угостить, и они все время ездят по гостям.

Ингмар продолжал спокойно есть, он не считал нужным отвечать на это. Ингмар-сильный продолжал:

– Да, конечно, это прекрасное учение, полдеревни примкнуло к Хелльгуму. Еще никто не пользовался у нас такой властью, даже Ингмар-старший. Он разлучает детей с родителями, проповедуя, что его последователи не должны жить среди грешников. Хелльгуму стоит только моргнуть, и брат отворачивается от брата; друзья враждуют между собой, и разлучаются женихи и невесты. Он довел до того, что прошлой зимой в каждом доме царили ссоры и раздоры. Да, Ингмар-старший, конечно, радовался бы, глядя на это! Он стоял бы заодно с Хелльгумом, да-да, разумеется!

Ингмар смотрел по сторонам, ему страшно хотелось убежать. Он прекрасно понимал, что Ингмар-сильный преувеличивает, но все-таки это портило его хорошее настроение.

– Нет, – продолжал старик, – я не отрицаю, – Хелльгум сделал очень многое; он заставил людей крепко держаться друг за друга и примирил многих врагов. Он берет у богатых и оделяет бедных, он научил людей заботиться друг о друге! Я хочу только сказать, что нехорошо называть всех остальных людей детьми сатаны и отталкивать их от себя. Ты, конечно, думаешь иначе?

Ингмар сердился на старика за его дурные слова о Хелльгуме.

– А как мирно жили мы здесь прежде! – говорил Ингмар-сильный. – Теперь всему конец. Во времена Ингмара-старшего здесь царило такое единодушие, что наш приход считался самым миролюбивым во всей Далекарлии. А теперь все разделились на ангелов и дьяволов, овец и козлищ.

«Запустить бы лесопильню, – подумал Ингмар, – чтобы не слушать эту болтовню».

– Скоро и нашей с тобой дружбе придет конец, – продолжал Ингмар-сильный. – Если ты примкнешь к ним, тебе не позволят знаться со мной!

У Ингмара вырвалось проклятие, он вскочил с места.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, то в этом не будет ничего удивительного, – сказал он. – Тебе не стоит настраивать меня против моих родных и Хелльгума, которого я считаю самым замечательным человеком.

Этими словами Ингмар заставил старика замолчать. Поработав еще немного, Ингмар-сильный ушел, сказав, что хочет пойти в деревню потолковать со своим другом, капралом Фельтом, так как давно не беседовал с разумными людьми. Ингмар был рад, что старик ушел. «Так всегда бывает, – думал он, – после долгого отсутствия не хочется слышать ничего неприятного, а, наоборот, хочется, чтобы вокруг все было весело, светло и радостно».

На следующее утро Ингмар пришел на лесопильню в пять часов утра. Ингмар-сильный был уже там.

– Сегодня можешь повидаться с Хелльгумом, – сказал старик, – он и Анна-Лиза вернулись вчера вечером. Похоже, они торопятся поскорее приняться за тебя.

– Ты опять начинаешь? – спросил Ингмар.

Слова старика всю ночь не давали ему покоя. Он никак не мог понять, кто же прав, и не хотел больше слушать ничего дурного о своих родных.

Ингмар-сильный помолчав некоторое время, вдруг начал смеяться.

– Что ты смеешься? – спросил Ингмар.

Он только что собирался открыть шлюз, чтобы пустить в ход лесопильню.

– Да, ничего, я вспомнил учительскую Гертруду.

– А что с ней случилось?

– В деревне говорят, что Хелльгум слушает только ее одну.

– Какие у Гертруды могут быть дела с Хелльгумом?

Ингмар не открывал шлюза: когда лесопильня будет пущена в ход, разговаривать будет нельзя. Старик пытливо взглянул на него.

– Ты же не хочешь, чтобы я говорил об этом, – сказал он.

Ингмар усмехнулся.

– Ты умеешь настоять на своем, – сказал он.

– Все дело в этой полоумной Гунхильде, дочери бургомистра Ларса Клементсона.

– Она совсем не полоумная, – перебил его Ингмар.

– Называй, как хочешь; когда основали эту секту, она как раз была в Ингмарсгорде. Вернувшись домой, она сказала родителям, что обрела истинную веру и теперь должна бросить свой дом и переселиться в Ингмарсгорд. Родители, конечно, спросили ее, почему она должна уйти от них, и она отвечала, что хочет вести праведную жизнь. Они сказали, что она может вести ее и дома. Нет, она может вести праведную жизнь, только живя с единоверцами. «В таком случае все должны переехать в Ингмарсгорд?» – спросил бургомистр. – «Нет, только я, потому что у других все в семье истинные христиане».

Ты знаешь, бургомистр человек благоразумный, поэтому они с женой старались по-хорошему убедить Гунхильду, но та стояла на своем, и бургомистр, наконец, рассердился, запер Гунхильду в ее комнатке и сказал, что она будет там сидеть, пока не выкинет из головы свои глупости.

– Я думал, ты мне расскажешь что-нибудь о Гертруде, – перебил его Ингмар.

– Имей терпенье, дойдем и до Гертруды. На следующий день, когда Гертруда и матушка Сторм сидели в кухне, к ним пришла бургомистерша. Увидев ее, они испугались. «На тебе лица нет! Что случилось?» – спросила матушка Стина. И тогда бургомистерша ответила: «Нельзя оставаться спокойным, когда теряешь самое дорогое на свете». О, я с удовольствием прибил бы их, – сказал старик.

– Кого? – спросил Ингмар.

– Хелльгума и Анну-Лизу! – ответил Ингмар-сильный. – Они пришли ночью к бургомистру и увели Гунхильду.

Ингмар громко вскрикнул от удовольствия.

– Я готов думать, что выдал Анну-Лизу за разбойника, – сказал старик. – Ночью они подошли к дому, постучали в окошко Гунхильды и спросили, почему та не пришла в Ингмарсгорд. Она сказала, что родители заперли ее. И тогда Хелльгум сказал: «Это дьявол научил твоих родителей». – Родители все это слышали.

– Они это слышали?

– Да, они лежали в комнате рядом, и дверь была приотворена, так что они слышали все, что говорил Хелльгум, чтобы соблазнить их дочь.

– Отчего же они не прогнали его?

– Сочли, что лучше предоставить Гунхильде выбрать самой; они не верили, что она действительно хочет их покинуть, ведь они всегда были так добры к ней.

– И все-таки она ушла?

– Да, Хелльгум не успокоился, пока она не ушла с ними. И родители, слыша, что она не может противиться, дали ей уйти. Бывают же такие люди!

Утром мать пожалела об этом и попросила мужа поехать в Ингмарсгорд за дочерью. «Нет, – сказал он, – я не поеду за ней; не хочу больше видеть ее, если она не вернется добровольно».

Тогда мать отправилась к учителю и просила Гертруду пойти в Ингмарсгорд и поговорить с Гунхильдой.

– И что же Гертруда?

– Она пошла и поговорила с Гунхильдой, но та не обратила внимания на ее слова.

– Почему же я не видел у нас Гунхильды? – задумчиво спросил Ингмар.

– Теперь-то уж она вернулась назад к родителям. Случилось так, что, возвращаясь от Гунхильды, Гертруда встретила Хелльгума. «А, вот он-то и есть виновник всех бед», – подумала она, подошла к нему и высказала все, что о нем думала. Она была в таком гневе, что готова была поколотить его.

– Да, уж, Гертруде палец в рот не клади, – сказал довольный Ингмар.

– Она сказала, что видела однажды картину, где изображалось, как языческий воин тащит похищенную девушку, и вот поступок Хелльгума напомнил ей эту картину.

– Что же ответил Хелльгум?

– Сначала он слушал ее молча, а потом сказал, что она права, а он поступил неправильно. И Хелльгум сейчас же пошел, отвел Гунхильду к родителям, и все дело уладилось.

Когда Ингмар-сильный кончил свой рассказ, Ингмар, улыбаясь, посмотрел на него.

– Да, Гертруда замечательная девушка, – сказал он. – Хелльгум тоже прекрасный малый, хотя немного и несдержанный.

– Ах, вот как ты смотришь на это, – сказал Ингмар-сильный. – Я думал тебя удивит, что Хелльгум так слушается Гертруду.

Ингмар ничего не ответил.

Ингмар-сильный, немного помолчав, начал снова.

– В деревне про тебя многие спрашивали. Все хотят знать, чью сторону ты примешь.

– Разве им не все равно?

– Пожалуй, что и так, – сказал старик. – Послушай, что я тебе скажу, – продолжал он. – В нашей деревне люди привыкли, чтобы кто-нибудь вел их и руководил ими. Ингмара-старшего больше нет в живых, учитель потерял все свое влияние, а пастор никогда им и не пользовался. Поэтому в твое отсутствие они последовали за Хелльгумом.

Ингмар опустил руки, вид у него был самый несчастный.

– Я никак не могу разобрать, на чьей стороне правда?

– Народ надеется, что ты избавишь их от Хелльгума. Поверь мне, благодаря тому, что нас не было здесь зимой, мы избежали больших неприятностей. Трудно было вначале, пока люди еще не привыкли к их приемам обращения в свою веру и к тому, чтобы их звали дьявольским отродьем и адскими псами. Хуже всего стало, когда и обращенные дети начали проповедовать.

– Что, и дети занимались проповедью? – недоверчиво спросил Ингмар.

– Да, Хелльгум внушил им, что они должны служить Богу, вместо того чтобы играть, и вот они принялись за обращение взрослых. Они прятались в кустах и канавах и выскакивали к прохожим, оглушая их возгласами: «Когда же ты начнешь бороться с дьяволом? Или ты решил погрязнуть в своих грехах?»

Ингмар возмутился. Он не мог поверить, что старик говорит правду.

– Ты, должно быть, наслушался этих россказней от капрала! – сказал он.

– Да, я как раз хотел тебе рассказать об этом, – вздохнул старик. – Фельт тоже погиб. Ах, мне стыдно смотреть людям в глаза, когда я подумаю, что все это пошло из Ингмарсгорда!

– Разве с Фельтом случилось что-нибудь дурное? – спросил Ингмар.

– Во всем виноваты эти дети. Однажды вечером, не зная, чем заняться, они придумали обратить Фельта. Они, конечно, слышали, как старшие называли Фельта страшным грешником.

– Да, ведь дети прежде бегали от Фельта как от черта, – заметил Ингмар.

– Им и теперь было страшно, но они решили совершить этот геройский поступок.

Как-то раз вечером они явились к Фельту, когда тот сидел у себя в избушке и варил кашу. Когда они отворили дверь и увидали Фельта с всклокоченной бородой и крючковатым носом, как он сидит, уставившись единственным глазом на огонь, они так испугались, что несколько малышей сразу убежали назад. Но человек десять-двенадцать остались и, окружив Фельта, опустились на колени и начали петь и молиться.

– И он не разогнал их? – спросил Ингмар.

– Ах, если бы так! – сказал Ингмар-сильный. – Я решительно не понимаю, что с ним случилось. Может быть, бедняга как раз думал о своем одиночестве и заброшенности на старости лет, а может и постыдился обойтись с детьми грубо. Ему, вероятно, было тяжело, что они все боятся его, его обезоружили их личики с глазами, полными слез.

Дети, наверное, ждали что он вскочит и начнет их бить. Они продолжали петь и молиться, готовые обратиться в бегство при одном его движении.

Вдруг некоторые из них увидели, что лицо Фельта начинает как-то странно подергиваться. «Вот сейчас, вот сейчас», – думали дети и приподнялись с колен, но старик всхлипнул, и из глаз его покатилась слеза. Дети громко запели: «Аллилуйя!», и Фельт погиб. Теперь он все время проводит в посте и молитве и утверждает, что беседует с Богом.

– Не понимаю, в чем тут несчастье? – спросил Ингмар. – Фельт уже допился до последней степени.

– Конечно, у тебя так много друзей, что тебе ничего не стоит потерять одного из них. Ты, вероятно, остался бы очень доволен, если бы дети обратили и учителя.

– Ну, я не думаю, чтобы ребятишки отважились обратиться к Сторму. – Ингмар задыхался от удивления. Должно быть, в этом учении действительно скрыта истина, если, как говорит Ингмар-сильный, вся деревня, от мала до велика, обратилась к нему.

– И все-таки они отважились на это; однажды вечером, когда учитель сидел в классе и что-то писал, пришло человек двадцать детей и начали проповедовать.

– И что же сделал Сторм? – спросил Ингмар, он не мог удержаться и громко расхохотался.

– В первую минуту он был так поражен, что не знал, как поступить. Случайно в это же время в кухню вошел Хелльгум, чтобы поговорить с Гертрудой.

– Хелльгум ходит к Гертруде?

– Да, после истории с Гунхильдой Хелльгум и Гертруда стали большими друзьями. Услышав в классе шум, Гертруда сказала Хелльгуму: «Вы пришли как раз вовремя. Скоро дети захватят в свои руки и школу». Хелльгум засмеялся; он понял, что дети зашли слишком далеко, прогнал их из школы, – этим дело и кончилось.

Ингмар чувствовал, что, рассказывая это, Ингмар-сильный как-то особенно посматривает на него. Он был похож на охотника, который стоит над подстреленным медведем и размышляет, надо ли выстрелить в него еще раз.

– Чего ты, собственно, ждешь от меня? – спросил Ингмар.

– Чего я могу от тебя ждать? У тебя ничего нет, кроме двух здоровых рук.

– Похоже, ты хочешь, чтобы я убил Хелльгума.

– В деревне говорят, что все опять пойдет хорошо, если ты заставишь Хелльгума уехать.

– Новое учение всегда влечет за собой ссоры и распри, – сказал Ингмар.

– Тебе, во всяком случае, представляется удобный случай показать народу, чего ты стоишь, – многозначительно сказал Ингмар-сильный.

Ингмар отвернулся от старика и запустил лесопильню. Больше всего ему хотелось бы знать, перешла ли Гертруда на сторону Хелльгума, но он был слишком горд, чтобы выдать свою тревогу.

В восемь часов Ингмар пошел в Ингмарсгорд завтракать. Как обычно, его ждали вкусные блюда, а Хальвор и Карин были как-то особенно ласковы с ним. Увидев их, Ингмар усомнился в рассказах Ингмара-сильного. На сердце у него стало легко, и он был почти уверен, что старик все преувеличил.

Вдруг его снова охватило беспокойство, так что он не мог проглотить и куска.

– Ты давно была у учителя, Карин? – вдруг спросил он.

– Да, – быстро отвечала Карин, – я больше не хожу к этим безбожникам.

Ингмар погрузился в долгое молчание. Над этим ответом надо было хорошенько подумать. Говорить ему теперь или молчать? Если он заговорит, то поссорится с семьей, но в то же время он не хотел никакой неясности.

– Я никогда не замечал, чтобы в семье учителя были безбожники, – едва слышно произнес он, – ведь я прожил у них четыре года.

Карин тоже не знала, не будет ли лучше промолчать. Нет, она должна сказать правду, если даже это огорчит Ингмара:

– Если люди не следуют Божьему гласу, значит они – безбожники.

Ингмар перебил ее:

– Очень важно, какое обучение получают дети, а ведь Сторм он выучил всю деревню и тебя с Хальвором тоже.

– Да, но он не учил нас вести праведную жизнь, – возразила Карин.

– Мне кажется, Карин, ты всегда вела такую жизнь.

– Я скажу тебе, Ингмар, чем была наша жизнь раньше. Мы как будто шли по круглому бревну: то мы твердо стоим на нем, а то вдруг падаем. Если я возьму своих единомышленников за руки и почувствую поддержку, то смогу пройти, не оступившись, по узкой тропе праведности.

– Да, – сказал Ингмар, – однако тогда в этом мало твоей заслуги.

– Это и сейчас еще трудно, возможно.

– Ну, а как же вы теперь ладите с учителем?

– Все приверженцы нашего учения забрали своих детей из школы. Мы не хотим, чтобы наши дети воспитывались в старых заблуждениях.

– И что же сказал на это учитель?

– Он сказал, что по закону дети обязаны посещать школу.

– Я тоже так думаю.

– Он отправил урядника к Израэлю Томассону и Кристеру Ларсону и велел привести детей.

– И теперь вы в ссоре со Стормом?

– Да, мы не общаемся.

– Вы, вероятно, не в ладу со всей деревней?

– Мы держимся в стороне от всех, кто погряз в грехах.

Чем дальше шла беседа, тем тише они говорили, осторожно взвешивая каждое слово, потому что всем троим казалось, что разговор грозит принять печальный оборот.

– Я могу порадовать тебя насчет Гертруды, – сказала Карин, стараясь говорить весело. – Хелльгум часто беседовал с ней зимой и теперь сообщил, что сегодня вечером она присоединится к нам.

Губы Ингмара задрожали. Ему казалось, что он весь день ждал, когда его застрелят, и вот теперь раздался выстрел.

– Так она хочет присоединиться к вам?.. – произнес он почти беззвучно. – Как много случилось здесь, пока мы работали в лесу.

Ингмару казалось, что Хелльгум все время старался привлечь на свою сторону Гертруду и расставлял сети и приманки, чтобы поймать ее.

– Что же теперь со мной будет? – спросил Ингмар каким-то странно беспомощным тоном.

– Ты должен принять нашу веру, – быстро отвечал Хальвор. – Хелльгум вернулся, и, когда ты с ним поговоришь, то сразу же убедишься в истинности нашего учения.

– Может случиться, что я и не присоединюсь к вам, – сказал Ингмар.

Карин и Хальвор ничего не возразили, и в комнате воцарилась мертвая тишина.

– Может статься, что я не пожелаю иметь другой веры, кроме веры моего отца, – продолжал Ингмар.

– Не решай ничего, не поговорив с Хелльгумом, – сказала Карин.

– Если я не присоединюсь к вам, вы, вероятно, не захотите, чтобы я жил с вами? – спросил Ингмар, вставая с места.

Не получив ответа, Ингмар почувствовал, как будто все разом обрушилось на него. «Лучше всего сразу решить этот вопрос», – подумал, приободрившись, он.

– Я хотел бы знать, как вы решите тогда вопрос с лесопильней, – продолжал Ингмар.

Хальвор и Карин переглянулись, оба не решались ничего сказать.

– Ты не должен забывать, Ингмар, что, кроме тебя, у нас нет никого на свете, – сказал Хальвор.

– Да-да, ну, а как же лесопильня? – настойчиво спросил Ингмар.

– Прежде надо распилить заготовленные бревна, – сказал Хальвор.

При этих уклончивых ответах Ингмара словно что-то озарило.

– Вы, может быть, хотите отдать лесопильню в аренду Хелльгуму?

Хальвор и Карин были смущены настойчивостью Ингмара. После разговора о Гертруде он был совершенно вне себя.

– Поговори сначала с Хелльгумом, – тихо предложила Карин.

– С ним-то я поговорю, но прежде я желал бы знать, на что могу рассчитывать.

– Ты сам знаешь, как мы любим тебя.

– И все-таки вы хотите отдать лесопильню в аренду Хелльгуму? – настойчиво переспросил Ингмар.

– Мы бы очень хотели найти Хелльгуму подходящую работу, чтобы он мог остаться в Швеции, и мы с ним думали, что вы могли бы работать вместе, в случае, если ты примкнешь к истинной вере; Хелльгум очень дельный работник.

– С каких это пор ты стал бояться говорить прямо, Хальвор? – сказал Ингмар. – Я только хочу знать, отдадите вы лесопильню Хелльгуму или нет?

– Да, мы отдадим ему лесопильню, если ты не познаешь истинной веры, – сказал Хальвор.

– Благодарю тебя, Хальвор, теперь я знаю, насколько мне выгодно присоединиться к вам.

– Ты хорошо знаешь, что мы не это хотели сказать, – возразила Карин.

– О, я прекрасно понимаю, что вы хотели сказать! – выкрикнул Ингмар. – Я вижу, что потеряю и Гертруду, и лесопильню, и родной уголок, если не примкну к вам!

С этими словами Ингмар быстро вышел из комнаты, не желая оставаться дольше.

Выйдя на улицу, он подумал: «Самое лучшее решить все сразу. Я должен знать, на что могу рассчитывать».

И он медленно направился к школьному дому.

Когда Ингмар подошел к калитке школы, начался теплый весенний дождь. В садике виднелась травка и наливались почки. Лужайки так быстро зеленели, что, казалось, было заметно, как растет трава. Гертруда стояла на крыльце и любовалась весенним дождем, и две большие ольхи простирали над ней свои ветви, покрытые пробивающейся молодой листвой.

Ингмар остановился в восторге; картина была такая прекрасная и мирная, что все волнение его разом улеглось. Гертруда еще не заметила его. Он тихо притворил калитку и подошел к ней.

Вдруг Ингмар снова остановился, смущенно глядя на Гертруду. Когда они расстались, она еще была ребенком, но за этот год, что они не виделись, она превратилась в стройную, красивую девушку. Голова красиво сидела на шее, кожа была белая и нежная, как пух, на щеках играл легкий румянец. Взгляд ее был глубок и печален, и все выражение лица из плутовского и веселого превратилось в серьезное и задумчивое.

Когда Ингмар увидел такую Гертруду, любовь горячей волной хлынула в его сердце. Кругом все было тихо и торжественно, но Ингмару казалось, словно звонят громкие воскресные колокола. Все это было так чудесно, что ему захотелось упасть на колени и возблагодарить Бога.

Когда Гертруда заметила Ингмара, черты лица ее вдруг окаменели, брови сдвинулись, и между ними пролегла легкая морщинка.

В этот день мысли Ингмара текли быстрее обыкновенного. Он сразу заметил, что Гертруда нисколько не обрадовалась встрече с ним, и это больно кольнуло его. «Они хотят отнять ее у тебя, – подумал он, – они уже ее отняли».

Праздничное настроение рассеялось, волнение и тревога снова охватили его.

Ингмар прямо спросил Гертруду, правда ли она собирается примкнуть к секте Хелльгума, и девушка сказала, что так оно и есть.

– Ты понимаешь, что хелльгумианцы не позволят тебе общаться с теми, кто не разделяет их веры?

И Гертруда тихо ответила, что обдумала и это.

– А отец и мать тебе разрешили? – спросил Ингмар.

– Нет, – отвечала Гертруда, – они еще ничего не знают.

– Гертруда…

– Тише, Ингмар, я делаю это для душевного покоя, сам Господь призывает меня.

– Ах! – воскликнул Ингмар. – Совсем это не Господь, а…

Гертруда бросила быстрый взгляд на Ингмара и тогда он произнес:

– Скажу тебе только одно: я никогда не примкну к хелльгумианцам, а если ты перейдешь к ним, мы будем разлучены навсегда!

Лицо Гертруды оставалось равнодушным.

– Не делай этого, Гертруда! – просил Ингмар.

– Ты считаешь, что я поступаю легкомысленно. Уверяю тебя, я все серьезно обдумала.

– Подумай еще хорошенько.

Гертруда в нетерпении отвернулась.

– Хорошенько подумай, хотя бы ради Хелльгума! – Ингмар все больше распалялся и схватил Гертруду за руку, чтобы удержать ее, но та вырвалась.

– Ты совсем сошел с ума, Ингмар!

– Да, – отвечал Ингмар. – Хелльгум и все его выходки сводят меня с ума, этому надо положить конец.

– Чему положить конец?

– Это я скажу тебе как-нибудь в другой раз.

Гертруда пожала плечами.

– Прощай, Гертруда! – сказал Ингмар. – Могу тебе поручиться, что ты никогда не перейдешь к хелльгумианцам.

– Что ты задумал? – спросила девушка, начиная беспокоиться.

– Прощай, Гертруда, и подумай о том, что я тебе сказал!

С этими словами он быстро удалился.

Ингмар повернул домой.

«Был бы я таким умным, как отец! – думал он. – Или обладал бы его властью! Что мне делать? Я теряю все, что люблю, и нигде не вижу выхода».

Одно он решил твердо: Хелльгуму не поздоровится, если все действительно так и случится.

Ингмар направился к избе Ингмара-сильного, чтобы повидаться с Хелльгумом. Подойдя к двери, он услышал громкий спор нескольких голосов. Там, по-видимому, было много посторонних и Ингмар повернул обратно. Но в эту минуту он услышал, как один голос сказал: «Как видишь, нас трое братьев, и мы специально приехали издалека, чтобы потребовать у тебя отчета, Юхан Хелльгум, о судьбе нашего младшего брата, который два года тому назад уехал в Америку. Там он перешел в твою веру, а на днях мы узнали из письма, что он сошел с ума из-за твоих бредней».

Ингмар быстро пошел прочь. Видимо, были и другие люди, недовольные Хелльгумом, но и они были так же беспомощны в борьбе с ним, как и Ингмар.

Ингмар отправился на лесопильню, где уже работал Ингмар-сильный. За скрипом пилы и шумом водопада Ингмару послышался крик со стороны избушки, однако он не обратил на него внимания. В эту минуту он думал только о той ненависти, какую питал к Хелльгуму, и не переставал вспоминать все, что Хелльгум отнял у него: Гертруду и Карин, лесопильню и родной дом.

Опять ему послышался крик, и Ингмар подумал, что у Хелльгума с его гостями дело дошло до ссоры.

«Не беда, если они и поубивают друг друга», – подумал Ингмар.

Вдруг раздался громкий крик о помощи, и Ингмар бросился на зов.

По мере того как он приближался, все явственнее слышались крики Хелльгума о помощи, и, когда он подбежал к избе, ему показалось, что земля дрожит от их драки.

Ингмар неслышно распахнул дверь и тихонько проскользнул в комнату. Хелльгум стоял, прислонившись к стене, и оборонялся коротким топориком. Трое других, здоровые и сильные парни, наступали на него, размахивая дубинами.

Ружей с ними не было, поэтому Ингмар решил, что они хотели только хорошенько проучить Хелльгума, но, когда дошло до дела, их охватила ярость, и теперь его жизнь была в опасности.

Они не обратили на Ингмара никакого внимания. Чем им мог помешать этот долговязый, неуклюжий малый?

С минуту Ингмар стоял молча, созерцая эту картину. Точно во сне исполнялось его желание, и он сам не знал, как это случилось. По временам Хелльгум громко звал на помощь.

«Думаешь, я буду так глуп, что помогу тебе?» – подумал Ингмар.

В это мгновение один из нападавших так сильно ударил Хелльгума дубиной по голове, что тот выпустил топор и упал на землю. Остальные побросали дубины и набросились на Хелльгума. Вдруг Ингмар вспомнил, о существовавшем в их роду предании, что каждый Ингмарсон раз в жизни должен совершить что-нибудь дурное и несправедливое. Неужели теперь пришел его черед?

Внезапно один из братьев почувствовал, как чьи-то сильные руки обхватили его сзади и выкинули из избы. Не успел опомниться и подняться второй брат, как последовал за первым, а третий, которому удалось вскочить на ноги, получил такой пинок, что вылетел за остальными.

После этого Ингмар вышел на порог и, смеясь, крикнул им:

– Не хотите ли вернуться?

Он не имел ничего против того, чтобы подраться. Ему хотелось истратить накопившиеся в нем силы.

Братья, по-видимому, были готовы напасть и на него, но в это время один из них крикнул, что кто-то идет по тропинке через ольховник и им лучше удалиться.

Они были в бешенстве, что Хелльгум ускользнул от них, и, прежде чем скрыться, один из них быстро прыгнул на Ингмара и ударил его ножом в спину.

– Вот тебе за то, что ты вмешался не в свое дело! – крикнул он.

Ингмар упал на землю, а крестьянин злобно рассмеялся и бросился бежать.

Несколько минут спустя Карин была уже в избушке. На пороге сидел Ингмар, а в избе она нашла Хелльгума, который уже поднялся и стоял, прислонившись к стене. В руках у него был топор, а лицо все было залито кровью.