Текст книги "Ночной гость"
Автор книги: Селеста Брэдли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Глава 21
Одно приятное событие произошло среди всего этого хаоса. Иззи получила письмо от леди Гринли с подробным изложением последних сплетен в крайне забавном тоне о Милли Маршвелл и ее побеге с безденежным младшим сыном графа Хардвика. Видимо, молодой человек вскружил ей голову – мать в отчаянии, – и они вдвоем поселились в маленьком домике в Лондоне. Но не все новости были столь ободряющими.
«Должна также сообщить тебе, что однажды вечером Эрик вернулся домой избитый и с тех пор замкнулся в себе. Я отослала его в деревню, пусть разберется в своих чувствах. Он в чем-то обвиняет Джулиана, и лишился душевного покоя из-за тебя, дорогая.
Каковы бы ни были обстоятельства, он выглядит таким несчастным. Говоря по правде, трудно сказать, потерю кого из вас он больше оплакивает.
Пожалуйста, постарайся помочь мальчикам положить конец размолвке. Пока одна из сестер Эрика не прикончила его».
Иззи была счастлива, увидеть Селию, выходившую из кареты. Оторвавшись от окна, где наблюдала за прибывавшей толпой, она, позабыв о приличиях, стремглав понеслась через свои покои к двери. Приостановившись там, чтобы поправить платье и успокоиться на случай, если встретит в холе кого-то из гостей, она вышла.
Обогнув лестничную площадку над большим парадным холлом, она заставила себя приостановиться, чтобы перевести дыхание. Нехорошо так стремительно нестись, хотя и хочется перебросить одну ногу через полированные поручни и съехать по перилам на нижний этаж.
Представив себе подобную картину, Иззи усмехнулась про себя и уже собралась спускаться, когда увидела, как Селия вошла через величественные двойные двери в холл. Остановившись, чтобы отдать накидку одному из целой армии слуг, она оказалась прямо в луче солнечного света, вливавшегося через открытую дверь.
Иззи даже остановилась в восхищении от того, как красивые волосы подруги засияли на солнце, когда она сняла шляпу, и как выгодно подчеркнули ее фигуру лучи, струившиеся с улицы. Иззи лишь восхищенно любовалась этой красотой без тени зависти в душе.
До тех пор пока Джулиан не вышел вперед, чтобы приветствовать прелестную вдову.
Разозлившись на себя; Иззи попыталась вырвать с корнем ростки ревности, которые поселились в ее сердце при виде теплой улыбки Джулиана, приветливо склонившегося над рукой Селии.
Не слишком ли близко он стоит? А его улыбка, разве она не гораздо теплее любой из тех, которых Иззи удостаивалась от него после свадьбы? И не задержал ли он руку Селии в своей чуть дольше положенного? Эти двое когда-то чуть не стали любовниками, и хотя Иззи не знала, как складывались их отношения потом, было очевидно, что они больше чем просто знакомые.
Теперь Селия вдова, при желании может снова выйти замуж. Видит ли Джулиан в этом потерянную возможность? Сожалеет ли, что поторопился жениться на Иззи?
– Они потрясающе смотрятся вместе, не так ли? – услышала Иззи чей-то голос и придвинулась ближе к лестнице, чтобы увеличить расстояние между собой и новым герцогом Дарингемом. – Леди Боттомли всегда слыла красавицей, и, если не ошибаюсь, мой сын когда-то поглядывал на нее.
– О, в самом деле, ваша светлость? Я понятия не имела. – Иззи вновь отступила немного в сторону.
– Да, мой сын мог бы иметь любую жену. С землей, как леди Белинда Эйнсли, или с деньгами, как леди Боттомли. Жену, которой есть что предложить Дарингему. Достойную жену.
От его обычного тона не осталось и следа, а вместо него появилось злобное шипение, которое Иззи уже слышала от него в тот день, когда он приходил требовать ее отъезда. В тот день, когда она заподозрила, что он сумасшедший.
Озноб превратился в дрожь, и Иззи резко отступила. Слишком резко. Ее нога встретилась с пустотой, и она попыталась ухватиться за перила.
Но не успела дотронуться до них, как ее больно схватили за локоть, поймав как раз вовремя, чтобы не дать скатиться с лестницы.
Иззи облегченно выдохнула и попыталась восстановить равновесие. Но не могла шевельнуться. Хватка герцога оставалась неизменной. Сердце ее тревожно екнуло, и она вскинула на него глаза.
В его взгляде она нашла черную ненависть. Искра настоящего страха вспыхнула в ней.
Кто-то снизу позвал ее – у нее не было сил ответить.
Затем ее оттащили от края лестницы, отец Джулиана исчез.
– Иззи!
Что это было? Не сошла ли она с ума? Да, как глупо с ее стороны. Вообразила бог знает что. Все это выдумки беременной женщины.
Иззи покачала головой и наклонилась, чтобы посмотреть вниз.
Селия подняла глаза на то место, где она стояла, и улыбнулась. Джулиан, просияв, крикнул:
– Иззи, спускайся! Посмотри, кто к тебе приехал!
Иззи тут же устыдилась своих мыслей. Разумеется, Селия здесь из-за нее. Она чудеснейшая из женщин и не бегает за чужими мужьями. А Джулиан просто счастлив, что лучшая подруга приехала к ней. Широко улыбаясь, Иззи прогнала гадких маленьких демонов недоверия и подозрительности и, наплевав на приличия, стремительно сбежала с лестницы.
Вновь оказавшись в личных покоях Иззи, обе женщины принялись по-девчоночьи хихикать над помпезностью и церемонностью, царящими в доме.
– Как все это глупо, – констатировала Иззи с некоторой резкостью. – Никто не видел этого человека двадцать лет, говорят, все его ненавидели. Похоже, сойдет любой предлог, чтобы собраться посплетничать и поесть за чужой счет.
– Не забывай о необходимости покрасоваться в тех платьях, которые оказались не надетыми во время сезона, – добавила Селия. – И о дополнительной возможности еще раз продемонстрировать своих дочерей холостякам. Немыслимо!
– Именно, – сухо согласилась Иззи, прежде чем рассмеяться. – Ох, дорогая, не выразить словами, как я рада снова видеть тебя. Ты всегда умеешь меня рассмешить.
– Нуда. Я ведь известный и всеми любимый клоун, – отозвалась Селия с мрачной иронией, затем улыбнулась подруге. – На самом деле смех, Иззи, это твой дар. Ты делаешь всех нас счастливыми, когда смеешься.
Посерьезнев, Иззи вспомнила, как Джулиан, бывало, поддразнивал ее просто для того, чтобы услышать ее смех.
– Здесь я не часто смеюсь, – призналась она. – Это такое мрачное, холодное место. Оно словно высасывает из меня всю веселость.
Селии в ужасе округлила глаза:
– Ох, Иззи, я так надеялась, что ты счастлива. Знаю, ты любишь его. Я полагала, ваш брак со временем принесет тебе радость. Скажи, неужели он настолько ужасен?
Иззи вздохнула:
– Он не ужасен. Просто мы как будто и не женаты вовсе. Живем в одном доме и проходим мимо друг друга, как знакомые в парке. Он кивает, я киваю. Потом мы расходимся и не видим друг друга по целым днями. Это невыносимо – жить с ним и не иметь возможности прикоснуться к нему. – Она с трудом сдерживала слезы.
– Что? – Селия была ошеломлена. – А как же?… Иззи покачала головой:
– Я не могу. Не буду. Он не любит меня. Он прямо сказал об этом еще в нашу брачную ночь. – Иззи во всех подробностях поведала о той ночной сцене, воспоминания о которой до сих пор преследуют ее.
Джулиан, мрачный и погруженный в себя, говорящий ей, что ему нужна «настоящая женщина, а не обман». Джулиан, пьяный и угрюмый в ночь, когда должен был испытывать радость.
– «Истина в вине», – тихо процитировала Иззи. Селия нахмурилась.
– Идиоты в вине! – заявила она. – Напившись, мужчины могут становиться сентиментальными, да, но правдивыми? Едва ли. Никогда мой отец не божился так горячо и искренне покончить с игрой в карты, как тогда, когда был до бровей накачан спиртным. Лично я не обращаю внимания на то, что говорят мужчины навеселе, и советую и тебе поступать точно так же. Честно, Иззи, я и не представляла, что ты так слаба духом. Где же огонь и задор, которые все мы так ценим в тебе? Если он действительно не любит тебя, в чем я очень сомневаюсь, тогда заставь его полюбить тебя!
– Но как?
Селия пожала плечами и взглянула на Бетти. Маленькая служанка закусила губу, покачав головой.
Похоже, она не единственная в мире женщина, которая этого не знает.
Джулиан был вызван в отцовский кабинет, поэтому не обращал внимания на толпы прибывавших людей. До тех пор пока не услышал знакомый бычий рев, доносившийся из убогого наемного экипажа перед открытой парадной дверью, и не обнаружил, что бесславный клан Маршвеллов нагрянул в Дарингем.
Сделав знак младшему лакею, он прошептал предупреждение. Сделав большие глаза и кивнув, парень уважительно прошептал что-то вышестоящему слуге, который, в свою очередь, почтительно склонился к уху старшего лакея. Тот побелел и очень вежливо доложил дворецкому герцога.
Этот человек властно и надменно стоял над всеми наверху величественных ступеней, поднимавшихся к исполинским двойным дверям дома. Величественный дворецкий отогнал старшего лакея прочь, словно докучливую муху, но взгляд его сосредоточился на запылившейся и помятой с дороги троице, приближавшейся к нему.
Хильдегарда выглядела ужасно, как всегда, в своем любимом красновато-коричневом цвете, а у Мелвина был такой вид, словно он может растаять как воск в запоздалой августовской жаре. Рядом с ними трусил Шелдон, которому, судя по всему, не помешала бы ванна, слабительное и хорошая трепка.
Дворецкий герцога, воплощение снобистской английской челяди, поднял руку, остановив их продвижение, сопровождающееся брюзгливым ворчанием и капризным нытьем.
– Боюсь, произошла ошибка, господа. Герцога Дарингема сегодня нет дома.
Ошеломленная, Хильдегарда огляделась вокруг, когда несколько менее значительных членов общества были встречены и проведены в дом. Ткнув в них своим лопатовидным пальцем, она пренебрежительно мотнула головой в сторону нахального слуги.
– Похоже, герцог все-таки дома, – презрительно усмехнулась она и шагнула вперед, собираясь пройти мимо него.
Он встал перед ней и громко сказал:
– Герцога Дарингема и его семьи нет дома… для вас.
Хильдегарда побагровела, а Мелвин стал бросать нервные взгляды на внезапно притихшую толпу, наблюдавшую за ними. Даже лошади, казалось, на время затихли. От непрошеных гостей стали отворачиваться, смотреть поверх голов, а то и усмехаться. Было ясно, что Маршвеллы попали в немилость.
Не замечая, как обычно, никого, кроме самого себя, Шелдон шагнул вперед, прежде чем его кипящая от злости, публично наказанная мамаша успела схватить его.
– А ну-ка ты, старый дурень, у меня болит задница, и я хочу чаю. Пусти меня, не то я скажу своей кузине…
Подняв один палец, дворецкий призвал трех младших лакеев из толпы. Совершенно невозмутимо, и глазом не моргнув, прежде чем вернуться к более важным делам, он приказал крепкой троице подхватить брызжущего слюной Шелдона под белы ручки, снести вниз по величественным ступенькам и водрузить – не слишком мягко – на подъездную дорожку.
Шелдон покачнулся и сел своим толстым задом прямо в кучу конского навоза.
Со сдавленными смешками и хихиканьем толпа отвернулась, возвращаясь к более интересным занятиям, а именно критическому рассмотрению моды, статуса и добродетели, демонстрируемой друг перед другом.
Униженная Хильдегарда схватила своего воющего отпрыска за ухо и потащила к видавшей виды наемной карете.
– Ну вот, ты своего добился, маленький идиот! – бушевала она. – Ты и твоя сестрица погубили меня! Теперь общество от меня отвернется, мерзкий маленький кретин…
Когда возница воспротивился тому, чтобы мальчишка садился в карету, потому что «весь в дерьме», Хильдегарда буквально швырнула его на запятки. После чего забралась в экипаж впереди нервно дергающего головой Мелвина. Когда карета покатилась по круговой подъездной дорожке, Джулиан увидел Шелдона, вцепившегося измазанными руками в задние поручни и жалобно воющего, чтобы его впустили внутрь.
Наблюдая за всем этим цирком из дверей, Джулиан усмехался. Что ж, их предупреждали. Надо не забыть сделать комплимент дворецкому по поводу такого нехарактерного для него отсутствия тактичности. Крайне уместного в данном случае.
Джулиан устало потянулся. Отец ждет его. Надо поспешить. Не стоит заставлять отца ждать. Не говоря уже о его новом титуле.
Ее больше нет. Той колонны, на которую опиралась вся его жизнь после смерти брата, больше нет. Джулиан потер рукой лоб и прикрыл ладонью глаза. Потрясенный, он ждал, когда могущественный герцог Дарингем продолжит.
– Тебе не стоит удивляться, Эппингем. Ты знал, что я никогда не считал тебя достойным наследником. Никчемный мот и пьяница! Нет, ребенок – мой наследник. Или твой первый сын, в случае если этот разочарует и окажется девочкой. И я не позволю моему наследнику так же прожигать жизнь, как ты. Я потрудился на славу, вылепляя твоего брата. Что ж поделать, если он был из бракованной глины. Нет, акт передачи семейной собственности должен был пересмотреть твой дед, и он целиком и полностью согласился, что ты ненадежен. Ты проиграешь все подчистую или распродашь то, что не является неотчуждаемым. Посмотри, что произошло, когда пламя грозило дому. Ты спас всех до единой лошадей, пожертвовав своим наследством ради глупых игрушек. Ты слишком безответственен, чтобы доверить тебе Дарингем. Четыре столетия это поместье было в руках Блэкуортов. Ты погубишь его за четыре месяца.
Джулиан опустил руку и непонимающе уставился на отца. Никчемный? Погубит Дарингем? Он знал, что отец не любит его. Чего он не знал, так это того, что оба они, и отец, и дед, не доверяют ему. Но почему? Какие у них для этого основания? Одно время он действительно водил дружбу с неподходящей компанией. Был частым гостем в домах с дурной репутацией и игорных клубах. Но он всегда жил по средствам, не то, что многие молодые люди высшего света, которые все равно получили свое наследство. У него вообще никогда не было долгов, ибо его расходы никогда не превышали доход.
Будучи в Дарингеме, он прилагал все усилия, чтобы быть хорошим управляющим, хотя, по правде говоря, душа его к этому не лежала. Но никогда ни разу он не повел себя безответственно ни с поместьем, ни с его денежными средствами.
«Он совсем меня не знает», – потрясенно подумал Джулиан. Бесполезно объяснять роль Иззи в спасении лошадей. Наверняка отец уже слышал об этом, но, очевидно, не принял в расчет, как не принимает в расчет своего сына.
Этот человек, являющийся его отцом, понятия не имеет, кто он. Все, что он видит, – это молодого прожигателя, жизни, каким он был в двадцать с небольшим лет. Джулиан закрыл глаза. Какая злая ирония. В течение последних тринадцати лет он изо всех сил старался завоевать отцовское расположение. Старался впустую, ибо мнение этого мужчины о своем младшем сыне сформировалось еще при его рождении. Ни разу на его памяти отец не удостоил его ни, словом похвалы. Теперь Джулиан ясно понимал, что его сумасбродные выходки были просто способом добиться признания от этой холодной статуи, которую он называет отцом.
Остается лишь посмеяться над собой, пусть и горько. Он уязвлен и разочарован, но не из-за потери имения и богатства, а из-за потери отцовского уважения. Уважения, которым он никогда не пользовался. Да, подумал он, «никчемный» – это точно. Все его старания, в конце концов, оказались ни к чему.
С легкой язвительной улыбкой он поднялся со стула, на который потрясенно опустился несколько минут назад. Мгновение постоял, небрежно одергивая жилет и улыбаясь герцогу. Именно герцогу, а не отцу. Нет, он никогда не был по-настоящему отцом Джулиану, да и для Мэини, если уж на то пошло, никогда не был чем-то иным, кроме как холодным мраморным изваянием.
Удостоив герцога лишь горькой сдержанной улыбкой, Джулиан вышел из комнаты, в которой внезапно стало нечем дышать. Иззи. Ему необходимо увидеть ее.
Когда он нашел ее, она руководила распределением мест для гостей за столом в столовой. Дом был наводнен кружащими стервятниками и тявкающими гиенами. Иными словами, здесь собрались все сливки высшего общества. Он поморщился, когда подумал, что большинство из них скажут, когда узнают, что он лишен наследства в пользу своего еще не родившегося сына.
Этот скандал станет пищей для светских сплетников на многие месяцы. Всем известно, что акт наследования имущества в большинстве дворянских родов обновляется каждые несколько поколений. И всем понятно, что собственность и неотчуждаемые ценности сохраняются и передаются старшему мужчине в роду по прямой линии, но закона, утверждающего это, нет.
Когда слухи о лишении его наследства облетят весь высший свет, можно ожидать настоящей волны исправления среди молодых лордов, дожидающихся своих состояний. Джулиан издал резкий смешок. Бордели и игорные залы опустеют на следующие несколько недель, как пить дать.
И, похлопывая себя по карманам и успокаивая себя тем, что получат то, что им причитается, они будут смеяться над ним. Он станет всеобщим посмешищем, этаким клоуном. Безземельный маркиз. Нищий герцог.
Джулиан закрыл глаза. Ему совсем не хочется рассказывать об этом Иззи. Внезапно до него дошло, что все ее потери и жертвы ради него стали напрасными. Злость обуяла его. Злость на себя, на отца и деда, даже на Маршвеллов. Всю свою жизнь Иззи отдавала, а другие брали. Он брал.
И теперь он может предложить ей взамен лишь пустой титул. И даже боится сказать ей об этом. Трус.
С приглушенным проклятием он повернулся и едва ли не побежал, крикнув, чтобы подали коня.
Глава 22
Джулиан поднял глаза, оглядывая пивную, в которой сидел. Глубоко въевшуюся грязь на стенах таверны невозможно было скрыть даже в тусклом свете фонаря. Повсюду вокруг него грубые мужчины пили, чтобы облегчить свою грубую жизнь. Стакан отвратительного бренди стоял нетронутым перед ним. Одного запаха его резкого букета оказалось достаточно, чтобы отвратить его.
Зачем он здесь?
Женщина придвинулась к нему ближе, обхватив руками за шею и нашептывая сладострастные приглашения продолжить их разговор у нее в комнате. Ее запах ударил ему в ноздри: зловонная смесь сильных духов, пота и возбуждения. Она нетерпеливо потерлась об него, резко дохнув ему в лицо, но глаза оставались тусклыми и апатичными.
Бесполезно. Казалось, что Эппингем на самом деле исчез, а Джулиан желал только сладости своей собственной жены. С отвращением он ссадил ее со своих колен, расплатился с кабатчиком и ушел.
Хотелось смыть с себя прикосновения шлюхи, смыть ее запах. Жалея, что ему вообще пришло в голову, приехать сюда, он поскакал прочь так быстро, как только его лошадь и отвращение к самому себе могли его нести.
Поворачиваясь так и эдак перед большим зеркалом, Иззи пыталась разглядеть, не кажется ли ее слегка выступающий живот сегодня больше. Должен бы, ибо произошло нечто чудесное, и она была уверена, что должно быть заметно. Ребенок зашевелился.
Иззи не терпелось поделиться этой новостью с Джулианом. Она надеялась, что малыш не перестанет шевелиться до того, как его отец приедет домой.
Мысль о большой ладони Джулиана, прижимающейся к ее животу, вызвала воспоминания о той ночи в саду. Ее окатило жаром, и она покусала губу. Эти чувства становятся сильнее с каждым днем, и она больше не может отрицать свою естественную потребность в Джулиане.
Она чувствовала, как ребенок внутри ее создает между ними связь. Джулиан нужен ей, и она тоже ему нужна.
Эта новость сведет их вместе. Если он дотронется до нее, она наверняка вспыхнет. Удастся ли ей зажечь и его?
Если сегодня он снова спросит, а она надеялась, что сумеет сделать так, чтобы он спросил, Иззи скажет «да». Руки немного дрожали, когда она завязывала пояс халата, но правильность ее решения придавала сил. Пришла пора им построить то, что могут, друг для друга и для их ребенка.
Решив, что не может больше ждать ни минуты, Иззи спустилась вниз. Отослав сурового герцогского дворецкого заниматься своим делом, Иззи ждала в маленькой гостиной рядом с передним холлом. Огромный дом снова опустел, гости разъехались после похорон еще вчера. Озябнув, она свернулась клубочком в бархатном кресле, закутавшись в шерстяную шаль. Джулиан оставил записку, что у него дело в небольшом городке Саут-Диринг и что он вернется поздно. Когда часы в холле пробили час, затем следующий, Иззи подумала было, что ей придется тут заночевать.
После того как часы пробили в третий раз, она уже с сожалением решила отказаться от своего плана, когда услышала стук копыт на подъездной аллее, затем голос за дверью. Она бросилась к ней и распахнула, обнаружив, что смотрит на его спину, пока он отдавал какие-то распоряжения мальчику-конюху, уводившему Тристана.
Он резко обернулся, отошел назад, затем ринулся вперед. Подхватив Иззи на руки, Джулиан перенес ее в дом.
– Иззи? Что случилось? Почему ты не спишь так поздно?
– Все хорошо, Джулиан. Я просто хотела… поговорить с тобой. В последние дни мы почти не виделись. Ты нашел то, что искал сегодня вечером?
Он густо покраснел. Иззи удивилась и помогла ему снять пальто.
А потом поняла. Запах ударил ее, словно стрела, попавшая в сердце. Тошнотворно-сладкий запах духов, исходивший от пальто Джулиана. Иззи уронила его и стояла, оцепенев, пронзенная болью, Иззи подняла на него глаза. Он вздрогнул. Несколько мгновений Иззи не могла вздохнуть, уверенная, что если пошевелит хоть пальцем, то рассыплется на мелкие кусочки от горя. Наступило тягостное молчание. Побледнев, Иззи опустила руки и направилась к лестнице. Дойдя до нее, заговорила не оборачиваясь:
– Я должна знать. Это был кто-то, кого я… это была Селия?
– Нет! Нет, Иззи, это не то, что ты…
Она кивнула и стала подниматься по лестнице с высоко поднятой головой.
Иззи не знала, как добралась до своей спальни на дрожащих ногах. Она зажала руками рот, чтобы заглушить всхлипы. Потом резко отдернула их, потому что от них исходил тот запах.
Она не знала, кто эта женщина, но ослепляющая ненависть всколыхнулась в ее душе к незнакомке, которая обнимала ее мужа. С отвращением, вытянув руки перед собой, Иззи бросилась к тазу для умывания.
Она терла, намыливала и снова терла, ярость наслаивалась на боль, заставляя ее сдирать руки чуть ли не до крови. Наконец она остановилась, тяжело и часто дыша в тишине комнаты, и стояла, дрожа над тазом с расплескавшейся водой. Она сорвала с себя тонкую рубашку и халат, и швырнула их на пол. Одетая лишь в панталоны, она как раз брала в руки таз, чтобы выплеснуть содержимое из окна, когда раздался стук в дверь.
– Иззи! Иззи, выслушай меня. Я знаю, что ты думаешь, знаю, и мне ужасно жаль, но я, правда, не…
Иззи почти голая открыла дверь и выплеснула воду из таза ему на голову. Так же быстро, как и появилась, она исчезла, захлопнув дверь.
Стоя там и вытирая глаза, Джулиан гадал, неужели он обречен всю жизнь, терпеть унижения, не смея войти в спальню жены.
Иззи поплотнее укуталась в легкую накидку, прогуливаясь по своим любимым дорожкам в саду. Она надеялась, что последние яркие краски лета взбодрят ее, так и случилось.
Когда от кустов отделилась темная фигура, заставив ее сердце заколотиться от страха, она могла лишь ахнуть и защитным жестом прижать накидку к животу. Это оказался Эрик. Иззи не знала, то ли ей смеяться, то ли плакать.
– Иззи, я так и знал! Так и знал! Он сделал тебя ужасно несчастной, да? Ах, малышка, не плачь. Я втянул тебя в эту путаницу, и я вытащу тебя из нее.
Он заключил ее в объятия, продолжая что-то бормотать, пока, наконец, смысл его слов не проник в ее сознание. Иззи высвободилась из его объятий.
– Почему ты говоришь, что это ты втянул меня в это? Что могло навести тебя на подобную мысль?
Он вспыхнул и отвел взгляд.
– Думаю, я знаю, когда ты… когда ты понесла, и считаю себя виновным в этом. Если бы я тебя не поцеловал, Джулиан бы не…
– Постой. – Иззи вскинула руку. – Хочешь сказать, что это ты – причина того, что я беременна? – Она не удержалась от смеха. – Насколько мне известно, для этого нужно больше, чем поцелуй!
– Разумеется, нет! Я имею в виду, что я причина утраты чести Джулианом. Он никогда бы не скомпрометировал тебя, если бы не был так…
– Джулиан не компрометировал меня. Это я соблазнила его.
Эрик был ошеломлен. Разинув рот, он таращился на нее несколько секунд, затем продолжил:
– Иззи, я все обдумал. Я знаю, ты всегда хотела уехать в Америку. У меня есть план. Моя семья имеет долю в крупной пароходной компании, и я купил тебе билет на следующий рейс до Штатов. «Катарина» отплывает через три дня. Все устроено. Если ты захочешь поехать, тебе нужно будет только прибыть на пристань и ступить на борт. – Он победоносно улыбнулся ей, явно ожидая от нее сердечной благодарности.
Иззи категорически отказалась. Она не покинет мужчину, которого любит. Ей просто нужно время. Время достучаться до него, заставить его понять…
Но потом она вспомнила их брачную ночь. То, как он отверг ее. И вчера. Запах духов от его одежды.
Нет, он выразил свои предпочтения более чем ясно. Возможно, он время от времени и желает ее, но никогда не полюбит. Он женился на ней лишь из чувства долга.
Положив ладони на плечи Иззи, Эрик заглянул ей в глаза.
– Ты можешь уехать, ты же знаешь. Ты ничего ему не должна.
Это было уже слишком. Покачав головой, Иззи отвернулась от Эрика и побежала назад по садовой дорожке.
– Три дня, Иззи, – крикнул Эрик. – Корабль и я будем ждать тебя в Лондоне.
Джулиан стремительным шагом прошел мимо окна и бросил беглый взгляд в сад. Он сделал еще два шага, прежде чем до него дошло, что он видел.
Иззи в саду, в объятиях мужчины.
Блондина, чья поза напомнила ему Эрика.
Он метнулся назад, но там была только Иззи, быстро идущая в сторону дома. Джулиан заморгал, обозвав себя сумасшедшим.
Иззи одна в саду. А Эрик далеко отсюда. И от нее. После того как он повторил себе эти факты множество раз, ему почти удалось сгладить колющую боль в сердце.
Звук сухого смешка заставил его повернуться. Дальше по коридору, в свете еще одного окна, стоял его отец. – Нет ничего хуже, чем видеть свою жену с другим мужчиной, не так ли, мальчик? Ничего хуже, чем вечно гадать, действительно ли наследник твой. Думает ли она о ком-то другом, когда ты взбираешься на нее. – Герцог выпрямился и зашагал к Джулиану. – Ты не можешь развестись с ней. Не можешь жениться вновь. Ты день за днем вглядываешься в своих сыновей, пытаясь увидеть в них себя, хотя бы малейшую черточку.
– Иззи никогда… – Смысл отцовских слов дошел до него. – Ты сомневаешься, что я твой сын? – Это абсурд. Любой увидит сходство.
– Ты? Нет, не сомневаюсь. Вылитый дьявол. Ты не мог бы больше походить на старого герцога, даже если бы был вырезан из его ребра. Tы-то мой, правда, проку мне от этого никакого.
Пульс Джулиана сбился с ритма. Мэнни. С его непринужденной улыбкой и шапкой песочных волос. С бычьими плечами, но без отцовского роста.
Мэнни походил на их мать, тут никакой тайны. Но образ материнских темных волос и хрупкой фигуры опровергал это убеждение. Он никогда не думал… не было причин думать…
Джулиан стряхнул подозрение, угрюмо взглянув на отца:
– Для тебя нет ничего святого и чистого, да? Моя мать не могла быть с другим мужчиной, так же как и Иззи. Но ты ни в ком не признаешь добродетели.
Отец устремил на него странный взгляд.
– Увидишь, когда она преподнесет тебе не твоего ребенка с улыбкой на лице, от которой стынет кровь. Такой любящей, такой лживой улыбкой, от которой ты умираешь внутри всякий раз, когда видишь ее. Всякий раз, когда видишь мальчишку.
– Думаешь, я поверю, что ты не считал Мэнни своим сыном? Это совершенно немыслимо. Он был предан тебе и Дарингему. Он был всем, чем не был я.
Челюсть отца затвердела, взгляд потемнел от ярости.
– Всем, чем ты не был? Это было бы не трудно. В тебе никогда не было того, что я ценил. Ты никогда не любил землю, не любил свое имя. У тебя было все это… – он раскрыл руки, как бы охватывая весь Дарингем, – а ты променял это на развлечения со своими лошадьми и служанками!
– Я был ничто для тебя! С какой стати я должен был угождать человеку, которому угодить невозможно? Зачем мне надо было быть Мэнни, если у тебя уже был Мэнни? В нем было все, чего ты хотел! – Джулиан потер ладонью лицо. – Забавно, что я даже не мог ненавидеть его за это. Он был слишком хорошим. Он был лучше, чем мы оба, вместе взятые.
– Он был ничтожеством! – Лицо герцога перекосилось от ярости. – В этом… этой твари не было ничего моего!
– Он был лучше, чем ты имел право ожидать. Но, пожалуй, ты прав. Он был слишком хорошим, чтобы иметь хоть каплю твоей крови в жилах.
Герцог побагровел.
– Моя кровь никогда бы не сделала того, что сделал он! Моя кровь никогда бы не завела себе любовника!
Джулиан дернулся как от удара. Он открыл рот, чтобы сказать, что такое невозможно.
– Они нашли его, – прошипел отец. – Когда старого герцога, моего отца, сбросила лошадь, и думали, что он не выживет, я послал за Мандельфредом. Сам декан [2] [2]Духовный сан ниже епископа
[Закрыть]пошел к нему в комнату, чтобы привести его, и нашел его с… с любовником!
Слова звенели в мозгу Джулиана, он был ошеломлен. Мэнни? Конечно, о таких вещах слышишь, но чтобы родной брат…
– Это было незадолго до его смерти. – Печальный инцидент, молодой человек, несомненно, раздавлен отцовским неодобрением… – Он, должно быть, сломался. – Невероятная мысль начала проступать в мозгу Джулиана. – Чем ты усугубил дело? Ты поносил его? Ну разумеется. Ты заставил его так стыдиться, что он почувствовал, что должен… – Джулиан схватил отца за лацканы и притянул к себе. – Что ты сделал?
– Я не мог этого терпеть, – ответил отец. – Даже он это понимал, хоть и был грязным извращенцем. Он позаботился об этом. Это было единственным приемлемым решением. Извращенец не может быть герцогом Дарингемом.
Джулиан не мог дышать. Воздух застрял где-то в горле, отказываясь наполнять легкие. События прошлого замелькали в его сознании. Обрывки чего-то услышанного, чего-то увиденного закружились в осколочном калейдоскопе памяти.
Его мозг боролся с этим, восставал против того, что сердце уже знало. Джулиан отшвырнул отца прочь, хотя сознание силилось убежать от правды. Он судорожно скорчился и прижался лбом к прохладному дереву панелей. Голова его отчаянно перекатывалась из стороны в сторону, отказываясь слушать отцовский голос, рассказывающий правду в извращенных, горьких подробностях. Ох, Мэнни!
– Я заставил его взять винтовку. Пистолет вызвал бы подозрения. Самоубийство в семье было бы почти так же ужасно, как и извращение.
Отец схватил Джулиана, повернул к себе и зашипел в лицо:
– Вот что, по моему убеждению, означает быть герцогом Дарингемом. Пожертвовать даже своим наследником, если необходимо.
Джулиан вырвался из отцовской хватки. Его била дрожь. Тошнота и ярость бурлили в нем; к ним примешивались чувства скорби и потери.
Уход Мэнни глубоко ранил его, но предательство отца опалило душу. И все это ради того, чтобы не запятнать свой драгоценный титул позором и скандалом.
