Текст книги "Самый желанный герцог"
Автор книги: Селеста Брэдли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 3
Дни в конце лета в Лондоне во многом выглядели точно так же, как любые другие дни в Лондоне. Дождь готов был привычно пролиться с небес в любое время, неся на себе груз сажи, которая постоянно висела в воздухе. Влажный холод в летние месяцы превращался во влажную гниль, и сейчас уже казалось, что запах канализационных труб никогда не выветрится из ноздрей.
Тем не менее, цветы ярко цвели в зеленых садах и птицы весело чирикали на деревьях, бережно лелеемых вокруг зажиточных домов. Красивые девушки в ярких шляпках прогуливались под ручку с денди, горничные и лакеи шагали за ними следом, обремененные зонтиками.
Даже в этом, менее модном окружении, на краю Мэйфера, жители Примроуз-Стрит старались оправдать это название [4] [4]Примроуз ( primrose) – в переводе с англ. означает «примула».
[Закрыть]. Отдавая предпочтение ящикам на окнах полномасштабным садам, дома с террасами, тем не менее, были окружены таким количеством цветов, сколько могли вместить, не нарушая приличия. Все это было немного убого, но очаровательно, если кто-то потрудился бы заметить.
Стоя снаружи арендованного дома леди Тессы в несусветно ранний час дня, Грэм очень мало беспокоился о цветах, или чертовых птицах или даже хорошеньких девушках. Он не спал всю ночь, пытаясь прочитать горы бумаг, которые оставил после себя Эббот.
Грэм не был глупым человеком, он знал это, но именно таким он ощущал себя этим утром. Как он сможет вместить в себя информацию, для изучения которой требовалась целая жизнь, и суметь попрактиковаться настолько, чтобы спасти Иденкорт?
А хочешь ли ты этого? Разве не проще ли будет позволить ему умереть?
Очевидно, его отец думал именно так. Сам Грэм склонялся к тому, чтобы в первый раз в жизни последовать примеру своего отца – до тех пор, пока не прочитал об условиях, в которых живут оставшиеся несколько фермерских семей.
Его семьи. Его люди.
Что было смешным, если подумать об этом. Что за идиотская система наследования заставляет его заботиться о реальных людях? У него никогда не было даже домашнего животного!
И все же груз ответственности, возложенный однажды, никогда не снять со своих плеч. Грэм запихнул в свое сознание столько информации, сколько сумел освоить к настоящему моменту, а затем вышел из Иден-Хауса и беспокойно пошел через Мэйфер к знакомому дому.
Все, о чем он мог думать – так это о том, что Софи знает, что делать. Что, конечно же, было верхом идиотизма. Софи была благородно воспитанной леди из маленького поместья в провинции. Она была умна, это правда, но ученые переводы сейчас не помогут Грэму.
Тем не менее, Софи была единственным человеком в Лондоне, который на самом деле заботился о нем. Все это обязательно изменится, он знал это. Как только объявят о его титуле, его тут же возьмет в осаду внезапный прилив «друзей». Не так много, как если бы он был богатым, но все же достаточно, чтобы очень сильно раздражать.
До этого момента ему хотелось еще один день побыть просто лордом Грэмом Кавендишем, младшим сыном, мужчиной, обладающим очарованием, досугом и небольшой важностью. Пока он поднимался по ступеням арендованного дома, Грэм не подумал спросить себя о том, почему ему захотелось провести этот последний день ни с кем-нибудь, а с мисс Софи Блейк.
Грэм вошел в музыкальную комнату.
– Софи?
Ее бумаги были повсюду, разбросанные в хаотичной версии порядка, который понимала только сама Софи – и пусть побережется тот, кто передвинет хотя бы один лист!
Но Софи не было. Он собирался поискать в другом месте, когда заметил одну из ее туфелек на полу рядом с амбразурой окна. Затем молодой человек увидел обтянутые чулком пальцы ноги, выглядывающие из-за портьеры. Его губы устало скривились.
– Я нашел тебя.
Когда он подошел ближе, то осознал, что девушка не прячется. Она уснула, сбросив туфли и подогнув прикрытые листами колени, очки криво сидели на ее носу и все такое. Мрачная улыбка Грэма смягчилась. Бедная девочка. Софи слишком уж усердно работает над своими треклятыми переводами – а Тесса, вероятно, делает ее жизнь ужасно несчастной, в этом она весьма преуспела.
Грэм осторожно убрал страницы с переводом с колен Софи и отложил их в сторону – конечно же, сохраняя их точно в таком же порядке. Затем нежными пальцами он снял очки с ее носа и вытащил дужки из-за ушей.
Без проволоки и стекла ее привычные худые черты лица казались довольно уязвимыми и незнакомыми. Она представляла собой настоящую витрину. Только посмотрите на нее! Бесконечно длинные ноги неловко подогнуты под себя, как у новорожденного жеребенка, пальцы в чернилах, ногти обкусаны, волосы свисают вниз…
Ее волосы проиграли сражение со шпильками и гравитацией и упали на ее грудь тяжелой перекрученной косой. Из любопытства Грэм потянулся, чтобы ослабить узел. Внезапно он обнаружил, что в руках у него оказались удивительные шелковистые пряди цвета красного золота. Ощущение от прикосновения пальцев к ее теплым волосам послало неожиданный толчок его забытым мужским чувствам.
Веки Грэма почти полностью опустились от ленивого, чувственного удовольствия. Он позволил косе скользнуть по его ладони, отмеривая длину, до тех пор, пока его рука не остановилась под ее подбородком. От легкого тепла, исходящего от его пальцев к ее коже, Софи перекатила голову так, что ее щека устроилась на его запястье и ладони. Нежный, сонный вздох слетел с ее губ, прикоснувшись к чувствительной коже с внутренней стороны его запястья.
В теплом, уединенном месте позади портьеры Грэм осознал ее запах так, как не осознавал прежде. Софи на самом деле замечательно пахла. От нее доносился аромат практичного мыла, нагретой солнцем кожи и чего-то еще, чего-то девического и сладкого, словно у невинности были свои собственные духи.
Ее ресницы затрепетали. Грэм выпустил волосы девушки и выпрямился, сжав руку в кулак от ощущения потери при расставании с этим шелковистым великолепием. Когда Софи потянулась и открыла глаза, он уже стоял на приличном расстоянии от нее, усмехаясь в своей обычной приветливой манере.
В конце концов, это всего лишь Софи. Он просто просрочил свой визит к Лайле, вот и все.
– Грэй? Что ты здесь делаешь?
Он склонил голову набок вместо ответа.
– Ты никогда в жизни не обрезала свои волосы, не так ли?
Вздрогнув, она протянула руку, чтобы почувствовать, что ее волосы распустились. Софи покраснела так, словно ей было за что стыдиться, и быстро села. Она казалась настолько смущенной, что Грэм вежливо притворялся заинтересованным видом из окна до тех пор, пока она не привела себя в порядок. Однако как только ее приправленные рыжиной волосы были туго обернуты вокруг головы, у него возникло необъяснимое желание снова вытащить все шпильки и распустить их.
Молодой человек откашлялся. Не будь повесой. Она умерла бы от потрясения, если бы ты хотя бы намекнул на нечто подобное. Его Софи была полностью незнакома с миром и со всем его злом. Он намеревался и дальше держать ее в неведении, даже если он сам был представителем этого зла.
Сейчас она выжидательно смотрела на него. Все верно, она ведь задала ему вопрос, не так ли?
Внезапно он передумал рассказывать Софи о своей семье и титуле. Ему захотелось притвориться, что этого не случилось, еще на несколько мгновений. Грэму было так комфортно с Софи именно так, как сейчас обстояли дела.
Поэтому вместо ответа – снова – он потянулся за первой страницей из тех, что лежали на ее коленях. Молодой человек заморгал, глядя на летящий, красивый почерк. Неужели он ожидал чего-то напряженного, узкого… подавляемого?
До того, как у Грэма появился шанс на самом деле прочитать что-то, написанное там по-немецки, Софи выхватила у него лист.
– Не смотри на это. Это всего лишь заметки. – Она бросила на него грозный взгляд. – Мне не нравится, когда мои переводы в беспорядке. Ты бы знал об этом, если бы хоть раз в жизни приложил к чему-то свой ум вместо того, чтобы впустую растрачивать его.
Теперь она начала суетиться из-за него. Грэм улыбнулся, успокоенный знакомой вспыльчивостью ее тона. Он мог так легко очаровывать большинство людей своими манерами, что потерял всякую веру в остроту восприятия мира. Только Софи потрудилась рассмотреть его достаточно пристально, чтобы рассердиться.
Он ласково улыбнулся ей, настолько обрадованный тем, что он снова был «Грэмом, бесполезным бездельником», что почти забыл замаскировать свою улыбку обычным слоем иронии.
Софи заморгала от удивления, ее глаза расширились в изумлении. Грэм быстро оправился. Он плюхнулся рядом с ней на сиденье у окна, намеренно перемешав ее бумаги, пока она не начала хлопотать над ними, благополучно отвлеченная от его непривычной искренности.
– Продолжай, Софи. Над чем ты работаешь? Расскажи мне сказку.
Она бросила на него подозрительный взгляд, пока шелестела выпавшими листами.
– Ты говоришь серьезно или просто собираешься повеселиться?
Грэм опустил голову, прислонившись к амбразуре окна, и устало закрыл глаза.
– Любимая, я слишком устал, чтобы веселиться. Я просто хочу сидеть здесь в твоей мирной гостиной и слушать.
Софи ненавидела, когда он называл ее «любимой» или «милой» – ненавидела, потому что ее невежественное сердце имело тенденцию слегка подпрыгивать при каждом таком слове. А еще потому, что у него это выходило слишком легко. Вероятно, лорд Грэм Кавендиш называл так множество женщин – игриво в бальном зале или так же игриво в спальне.
Софи ненавидела то обстоятельство, что она была одной из множества.
И все же, сегодня Грэм выглядел несколько необычно. Он, на самом деле, устал и не в своем обычном «слишком много выпил и всю ночь соблазнял кого-то» стиле. Он казался больным и утомленным, словно его мозг был слишком обеспокоен, чтобы отдыхать.
Что было смешно, потому что Грэм никогда ни о чем не беспокоился. Беспокоиться означает заботиться.
Тем не менее, он здесь и хочет знать, над чем она работает. Софи в последний раз перебрала свои бумаги.
– Я еще не закончила… но думаю, что это моя любимая народная сказка в настоящий момент.
Грэм прошептал что-то одобрительное, поэтому она сделала вдох и начала читать ему. Он слушал молча, но девушка ощущала, что с каждым вдохом его напряжение ослабевает.
– «… и богатый человек женился во второй раз, а жена привела с собой двух своих дочерей. У них были красивые и привлекательные лица, но противные и злые сердца…»
Он фыркнул. Софи подняла взгляд.
– Что в этом смешного?
Грэм не открывал глаз.
– Почему в твоих волшебных сказках все красивые девушки всегда жестокие?
Софи слегка скривилась.
– О, просто потому, что это правда.
Молодой человек открыл глаза.
– Дейдре красива, но она очень мила.
Софи пожала плечами. Ее кузина Дейдре была белокурой красавицей, похожей на богиню, статной, но не слишком высокой, и отлично знакомой с маленькими нюансами Общества благодаря иногда жестокой опеке Тессы.
К тому же она была упрямой, мятежной и немного неистовой. Только такой сильный и уверенный в себе мужчина, как лорд Брукхейвен, смог приручить упорную Дейдре. Софи в конечном счете привязалась к Дейдре, потому что сердце у ее кузины было таким же горячим, как и решительным, но Ди вовсе не была в точности «милой». Однако Софи определенно не собиралась спорить по этому поводу.
– Дейдре – просто исключение, которое подтверждает правило, – чопорно заявила она.
Грэм закатил глаза.
– Ненавижу, когда люди говорят это. Что это означает? Правило есть или его нет – исключения ничего не подтверждают.
Софи открыла рот, чтобы оклеветать его мыслительные способности, но затем остановилась.
– Я… я никогда раньше не задумывалась об этом.
Выиграв это очко, он любезно засомневался в своей правоте.
– Но опять же, Тесса подтверждает это правило в достаточной для кого угодно степени.
Оба захихикали после этих слов. Тесса, представлявшая собой ядовитую личность, обладающую исключительной волей и эгоизмом, была легким, но убедительным доводом. Такая же красивая, как и Дейдре, но хорошо известная из-за своей злобности, Тесса предоставляла бесконечную возможность для насмешек просто будучи самой собой.
Софи испытала двойное искушение рассказать Грэму о последних сексуальных похождениях Тессы, но воздержалась от этого. Тесса была весьма отвратительной, но при этом она была единственной компаньонкой Софи. Без нее Софи, как ожидалось, придется немедленно вернуться в Актон – а этого нельзя было допустить.
Софи сменила тему.
– В этих сказках можно найти много правдивого. Я узнала достаточно интересных вещей о жизни в целом.
В ответ Грэм с недоверием рассмеялся.
– Правдивых? Они интересны, что и говорить, и всегда радостно слышать, как добродетель добивается победы, но они не имеют никакого отношения к настоящей жизни.
Но я хочу, чтобы добродетель победила.
Нет, Грэм был прав. Софи опустила свои бумаги.
– Я не настолько наивна, как ты полагаешь, Грэй, – сурово ответила она. – Я совершенно ясно понимаю, что именно Тессы и Лайлы обычно празднуют успех. – Черт бы побрал Лайлу в любом случае. – Но это не умаляет моего убеждения, что они не должны побеждать.
Она ожидала, что Грэм высмеет этот аргумент так, как он обычно делал. Вместо этого он, кажется, почти рассердился.
– Софи, ничто не происходит так, как мы этого ожидаем. – Он поднялся, внезапно став слишком возбужденным, чтобы сидеть. – Ты не должна ожидать ничего, ни от кого!
Даже от тебя?
Особенно от него. Ах, но это она уже знала, не так ли? Немного задетая его напоминанием, Софи напряглась.
– Я не вижу причины, по которой могу позволить жестокости реального мира вмешиваться в мое желание изменить вещи, сделав их такими, какими они должны быть.
Грэм вернулся в настоящее вместе с хриплой болью, прозвучавшей в ее голосе. Черт побери, на мгновение он потерялся в своем собственном затруднительном положении.
Расскажи ей. Она поймет
Рассказать Софи – означает сделать это реальным. Он не хотел делать это реальным, пока еще нет.
Отчаяние поднималось внутри него – потребность убежать затопила его, как прибывающий поток. Грэм вернулся к своим старым привычкам.
– Это потому, что я живу в реальном мире, а ты – в мире, созданном в своем сознании, Софи.
– Едва ли я полагаю, что существует больше, чем один мир, Грэм. И мне очень трудно поверить именно в то, что мир азартных игр и излишеств может быть назван «реальным» миром.
Он махнул рукой.
– Я говорю не об этом. Это всего лишь способы проведения времени.
До каких пор, захотелось ей спросить, но Грэм продолжал.
– Я говорю о физическом мире. Ты проводишь все свое время в этом доме или в каком-нибудь книжном магазине, и ты никогда не замечаешь то, что прямо перед тобой.
Это зашло слишком далеко, даже учитывая, что эти слова исходили от Грэма! Софи сложила руки и уставилась на него.
– Что я теряю? Плохой лондонский воздух? Зловоние конского навоза на улицах?
– Да, Лондон иногда может быть грязной дырой. – Затем молодой человек склонил голову, не отрывая взгляда от Софи. – И все же… скажи мне, Софи, что ты делала в Актоне? Там чистый воздух, не так ли?
Она проводила все свое время в доме, уткнувшись носом в книги, по крайней мере тогда, когда ее обязанности позволяли это. Если бы она осмелилась выйти на улицу, то могла бы встретиться с кем-то из мужского рода. Затем возникла бы необходимость общения, за которой последовал бы хаос.
Тем не менее, не было необходимости признаваться в этом Грэму. Девушка приподняла подбородок.
– Я была объектом поклонения всей деревни. У меня было огромное количество поклонников.
Он нежно улыбнулся ей.
– Лгунья. – Затем Грэм наклонился ближе, от его близости и настойчивости у нее перехватило дыхание. – Софи, в жизни есть нечто гораздо большее! Есть красота, страсть и огонь!
– О! – Она откинулась назад и понимающе усмехнулась. – Ты имеешь в виду излишества в выпивке и совокуплениях, не так ли?
У него отвисла челюсть.
– Что? – Затем Грэм стряхнул с себя удивление. – Софи, я говорю о жизни. – Он долго смотрел на нее. – Ты на самом деле не понимаешь, не так ли?
Ощутив неловкость, девушка отвела взгляд.
– Мне нравится моя жизнь такой, какая она есть. – Я ненавижу свою жизнь такой, какая она есть, но что я могу с этим поделать?
Она уже рискнула всем, чтобы в первую очередь приехать в Лондон, но это приключение только выставило перед ней напоказ в полном цвете и графических деталях то, что никогда не будет принадлежать ей.
Грэм, задумавшись, нахмурил брови.
– Отлично, – медленно проговорил он, – тогда закрой глаза.
Софи отпрянула.
– Нет. – А потом спросила: – Зачем?
Он тихо рассмеялся.
– Софи, замолчи и закрой глаза.
Глава 4
В комнате было тихо, только легкий ветерок проникал через приподнятую оконную раму. Софи слышала стук колес по мостовой и отдаленные голоса, но с закрытыми глазами этот шум тускнел от осознания близости Грэма – которого она ощущала, но не могла видеть.
От этой мысли она снова открыла глаза, чтобы увидеть, как он тянется к ее руке.
– Что ты делаешь?
Грэм откинулся назад, заметно рассердившись.
– Ты не можешь расслабиться на один-единственный момент?
Девушка нахмурилась.
– Нет, когда я не знаю, что ты собираешься делать.
– Упрямая Софи. Я полагаю, что мы должны начать с начала. – Молодой человек вытащил носовой платок и быстро скатал его. Софи отпрянула, когда он начал завязывать ей глаза. Грэм повторил ее движение с блеском в глазах, означавшим «я бросаю тебе вызов». Она недовольно скривила губы, но подчинилась.
– Это глупо… детская игра.
Она почти видела, как он улыбнулся.
– Точно. – Грэм взял ее руку – его кожа казалась потрясающе теплой теперь, когда она оказалась в темноте – и положил что-то в нее. Этот предмет был холодным, твердым и круглым.
– Это монета.
– Ах, но какая монета?
Она провела пальцами по рельефу, затем взвесила монету на ладони.
– Гинея.
Он забрал у нее монету и заменил ее чем-то твердым и сферическим. Пальцы Грэма нежно и быстро прикоснулись к ее запястью, к ее пальцам. Софи смогла ощутить небольшие мозоли от верховой езды…
– Софи, что у тебя в руке?
Вернувшись в настоящее, Софи откашлялась.
– О… яблоко. – Она откусила кусочек, затем усмехнулась. – Большая его часть.
Грэм забрал у нее яблоко. Девушка услышала хрустящий звук, когда его зубы вонзились в это яблоко – неужели его губы прикоснулись к тому же месту, что и ее? Когда он снова вложил что-то в ее руку, Софи позволила своим пальцам на мгновение расслабиться, почти надеясь, что он сомкнет ее пальцы вокруг этого предмета за нее. А когда он сделал это, девушка упрекнула себя за подобные мысли. В самом деле, это всего лишь глупая игра!
Затем она поняла, что не может определить то, что держит, даже тогда, когда использовала обе руки, снова и снова пробегая пальцами по предмету.
– Это… палка? – Вещь была гладкой, но твердой и раздвоенной. – Что-то вырезанное из дерева?
– Ха, – ответил Грэм, стоявший так близко, что его дыхание коснулось ее щеки. – Софи не знает обо всем на свете.
Она скорчила гримасу.
– Так же, как и Грэм. – И все же она не могла не попасться на удочку. Софи сконцентрировалась, пробегая кончиками пальцев по заостренным краям предмета – на самом деле не слишком острым. Она приложила его к своей щеке и провела им по коже. – Отполированный… – Она осознала, что предмет потеплел в ее руке, как это произошло бы с деревом. Вещь была легкой, словно сделанной из… – Это кость? – Грэм хихикнул. Девушка ощутила, как его смех раскатился по всему ее телу, этот низкий мужской звук заставил ее живот задрожать, а бедра крепче прижаться друг к другу под юбкой.
– Близко, – сказал Грэм. – Но не то.
Софи заставила себя сконцентрироваться на предмете, а не на том факте, что она может ощущать жар его тела на своей коже, как раз там, где он наклонился к ней, хотя и не совсем касался ее…
Затем она догадалась.
– Рог! – Она вслепую замахнулась им на Грэма. – Это рог!
Он громко рассмеялся, хотя девушка ощутила, как он пригнулся.
– Верно, хотя, научно выражаясь, я полагаю, что это олений рог. – Молодой человек забрал рог у нее. – Я положил его себе в карман прошлой ночью в доме и забыл о нем.
– Ага. Трофей могучих охотников? – Софи ждала, потому что Грэм никогда не упускал возможности пошутить на тему своих братьев или отца.
Другой объект, маленький и круглый, теплый от его руки или, возможно, его кармана, приземлился на ее ладонь. Девушка зажала его в руке. Кольцо? Она рассеянно надела его на палец. Кольцо подошло ей.
Софи покрутила пальцем и засмеялась.
– Как оно смотрится?
Теплые пальцы Грэма молча завладели ее рукой и сняли кольцо. У Софи возникло ощущение, что она сказала или сделала что-то неправильно.
– Это что-то значимое? – Она не хотела легко относиться к происходящему, но опять же, это была просто игра. Не так ли?
– Просто кое-что старое, – медленно ответил Грэм. – Дай мне руку снова.
В этот раз его прикосновение ощущалось другим. Менее игривым, более… неистовым? Затем он потянул их обе руки вверх и приложил ее ладонь к своему лицу.
Софи медленно втянула воздух. За все их часы, проведенные наедине, они никогда не дотрагивались друг к другу, кроме прикосновения руки к руке. Сейчас ее рука обхватила его скульптурный подбородок, ее пальцы неуверенно касались небритой щетины на нем. Девушку удивила жесткая структура волос. Она думала, что бороды – мягкие, как мех у животного. Затем она осознала, что его подбородок двигается под ее рукой.
Софи медленно отвела руку прочь. Случилось что-то серьезное.
– Грэм, с тобой все в порядке? – Она начала поднимать повязку на глазах. – Что произошло?
– Ничего… совсем ничего. – Грэм отвел ее пальцы от повязки, снова приложил ее ладонь к своей щеке, удерживая ее там. Пока ничего. Это еще не по-настоящему. Закрыв свои глаза, он сконцентрировался на ощущении прохладной руки Софи на своей щеке.
Софи жила в такой безопасности, была так защищена. Знала ли она о разнице между мужской и женской кожей? Ощущала ли она когда-нибудь, что по ее обнаженной, нагретой солнцем коже струится прохладный поток? Это была всего лишь невинная детская чувственность. А что насчет атласной гладкости разгоряченной кожи, приоткрытых губ, вулканического жара плоти, прикасающейся к плоти?
Его брюки стали тесны от таких мыслей – черт, прошло уже несколько недель! – и неосознанно кончики его пальцев изменили свое намерение с невинной демонстрации на опытное соблазнение. Рука Грэма скользнула вниз по ее запястью до чувствительного локтевого сгиба, прикосновение было медленным и целеустремленным.
Софи не могла дышать. Его руки были всем, что она могла ощущать. Одна рука прижимала ее ладонь к его щеке, подтягивая к себе потихоньку, но неумолимо. Девушка сдалась незамедлительно, нетерпеливо, не в состоянии сделать что-то еще. Другая его рука, как пламя, обжигала ее кожу, оставляя позади следы мерцающих угольков, пока она двигалась выше, до тех пор, пока тыльная сторона его ладони не прикоснулась сбоку к маленькой груди Софи.
Ее легкие, возможно, и перестали работать, но зато ее сердце неслось вскачь. Девушка ощутила свою собственную кожу так, как никогда не ощущала ее прежде. Она могла слышать удары собственного сердца, которое, казалось, билось прямо в горле, и пульс которого трепетал под его изучающими пальцами.
Дикое, яростное желание охватило Софи, в животе появилась дрожь, а пальцы ног подогнулись внутри туфелек. Плоть напряглась, запульсировала и увлажнилась таким новым и возбуждающим способом – и к тому же пугающим, потому что она хотела, чтобы это никогда не кончалось. Мечты, на которые она никогда не отваживалась, желания, которые она никогда не признавала, томление, которое она заглушала и прятала подальше – все это вырвалось на свободу, мстительное в своей мощности. Девушка не могла дышать, не могла думать…
Размашистым движением другой руки Софи стянула повязку. Ее глаза распахнулись, вглядываясь в его глаза. Язык в ее пересохшем рту попытался повернуться и произнести:
– Пожалуйста…
Потрясение от напряжения в глазах Софи эхом отдалось во всем теле Грэма. Хорошо. Да.
Затем… Что ты делаешь, подлец? Зачем ты соблазняешь эту девушку – только чтобы отвлечься от своего долга?
О Господи, он просто законченный негодяй. Слишком много часов было проведено наедине с ней, слишком много вечеров свободы и небрежной интимности. Он отодвинулся, спрятав свою реакцию на ее мольбу, раздумывая, намеренно сделав вид, что не понял ее.
– Да, конечно же. Я прекращаю. Мои извинения.
Грэм медленно поднялся, желая, чтобы его почти эрекция угасла до того, как он полностью выпрямится. Ему не нужно было беспокоиться, потому что взгляд Софи был теперь прикован к ее рукам, которые она стиснула у себя на коленях.
Дурочка! Глупая, глупая, оторванная от реальности дурочка! Слава небесам, что он неправильно понял ее очевидную просьбу. Видимо, что она не так неуязвима, как думала, но Софи и не осознавала, что может растянуться на ковре от его малейшего прикосновения!
Зачем беспокоиться о таких вещах? Ему просто скучно – он решил сыграть в детскую игру. Он не хочет тебя.
Грэм отвернулся, устыдившись себя, и что еще хуже, вспомнив о том, что он с такими усилиями пытался забыть. Краткий момент отсрочки только усугубил дело, потому что вся тяжесть его положения обрушилась на него, как осыпающиеся камни самого Иденкорта.
Он провел руками по лицу.
– Ах, Софи. Мне так жаль. Я… боюсь, сегодня я сам не свой.
Она откашлялась позади него.
– Почему… – Грэм услышал шелест ее простого муслинового платья, удаляющийся от него. Что она и должна была делать, после такой демонстрации эгоизма с его стороны.
Девушка продолжила.
– Почему ты сам не свой?
Он коротко рассмеялся.
– После того, как я ушел вчера вечером отсюда, случилась забавная вещь… – Он не хотел произносить это вслух. Рассказать Софи означало каким-то образом сделать вещи реальными – но, возможно, пришло время это сделать. – Мой отец умер.
– О, как ужасно! – Ее голос снова потеплел, что заставило его чувствовать себя еще хуже. – Неудивительно, что ты ведешь себя не как Грэм, которого я знаю.
Эти слова заставили его громко рассмеяться, резким, отрывистым, истеричным смешком – если бы она знала настоящую причину.
– Мой старший брат умер вместе с ним.
Теперь Софи встала перед ним, положив ладонь на его руку.
– О, Грэм!
Молодой человек прикрыл рот рукой, подавляя истерический смех, который рвался наружу. Сейчас она глядела на него с осторожным замешательством.
– Двойная трагедия, – произнесла девушка. – Как печально.
Смех, отчаянный и панический, начал с борьбой прорываться на свободу.
– Есть еще кое-что…!
Софи отпрянула и сложила руки на груди, уставившись на него.
– Грэй, давай выкладывай!
– Они все умерли. – Его голос, уже искаженный от сдерживаемого смеха, странным образом сломался на слове «умерли». Грэм снова потер лицо. Его руки оказались влажными. Он глубоко вдохнул, встревоженный собственным недостатком сдержанности.
А затем Софи оказалась рядом с ним, взяла его руки в свои, заставила его сесть – почти подтолкнула – и встала на колени у его ног.
Грэм собирался поблагодарить ее за то, что она находится рядом с ним, но затем осознал, что крепко сжимает ее ладонь своей рукой. Суставы его пальцев побелели от силы, с которой Грэм это делал, но она не показывала, что ей больно. Он ослабил хватку.
– Извини.
Софи потянулась к нему. Он наклонился ближе. Да. Она положила одну руку ему на грудь и вытащила его носовой платок из нагрудного кармана.
– Вот, – спокойно произнесла она. – У тебя глаза на мокром месте.
У него были мокрые глаза. Казалось неправильным употреблять слово «плакать», потому что Грэм был достаточно спокоен, за исключением остатков неуравновешенного смеха и тенденции к увлажнению глаз.
Он взглянул на Софи.
– Ты знаешь, что это означает, не так ли?
Она кивнула с невозмутимым спокойствием.
– Да. Теперь ты совсем одинок.
Грэм подавил новый приступ яростной истерии.
– Нет. Я имею в виду… да, я одинок. Но что более важно, потому что фактически я все время был одинок… я – новый герцог Иденкорт.
Софи всегда удивлялась, почему люди используют слово «разбитое сердце». Сердца бились и иногда останавливались, но как мышца может разбиться?
Кажется, это происходит почти безо всяких усилий.
Она считала себя неуязвимой. Она высокомерно предполагала, что так как у нее нет возлюбленного, то она никогда не испытает любовных мук.
Какой же она была идиоткой.
Сквозь стук в голове и шум в ушах Софи слышала, как Грэм произнес ее имя. Его голос звучал так далеко.
Так и есть, он дальше, чем когда-либо был.
И он не вернется обратно.
