Текст книги "Чудесный сад"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Нет, – кричит, – я так не согласен! Ты опять меня обманул. Давай меняться оружием, давай биться в степи!..

Вышли на простор. У шайтана – камча, у Алдара – курык. Стали сходиться. Не успел шайтан взмахнуть камчой, как Алдакен так огрел его по рёбрам, что у того и ножки подкосились…

* * *

Никогда больше не затевал шайтан ни ссор, ни драк с Алдаром. Стал смирный, услужливый, во всём уступал, во всём поддакивал спутнику. Но злобу против него таил и днём и ночью. Решил он пойти на последнюю уловку, задумал погубить врага, прикинувшись его другом.

Шайтан:

– Алдакен, немало я натерпелся от твоих шуток и выдумок, но нет в моём сердце на тебя обиды. Люблю тебя, светик, за удаль, за ловкость, за весёлый нрав. Готов для тебя на всё, верь слову шайтана. Будем навек друзьями! И скажи ты мне, как другу, неужто нет ничего на свете, что могло бы тебя доконать. Или тебе дана вечная жизнь?

Алдар:

– Никто из людей не вечен, шайтан. Помру и я. А от чего помру, хоть сам и знаю, да тебе открыться опасаюсь. Это великая тайна.

Шайтан навострил уши.

– Алдакен, душа моя, посовестись, – как можешь ты мне не доверять! Да ведь ты мне дороже кровного брата! Когда узнаю, что тебе угрожает, стану беречь и охранять тебя, как зрачок глаза. Не скрывай от верного друга свою тайну.

Алдар-Косе подумал, подумал и махнул рукой:

– Ладно, будь что будет, признаюсь тебе по-дружески во всём. – И зашептал на ухо шайтану: – Не страшны мне ни стрелы, ни кинжал, не страшны мне ни волчьи зубы, ни жало змеи, не страшны мне ни плутни шайтанов, ни гнев аллаха, а страшны мне свежие баурсаки. Чем жирней, тем страшней! От них – моя погибель…

Выведав тайну Алдара, шайтан до того обрадовался, что и скрыть веселья не мог: идёт – приплясывает, подбрыкивает копытцами, точно сытый козлёнок.

«Теперь-то я с тобой разделаюсь, «друг» Алдакен, – ликует шайтан, – теперь твоя печёнка в моих лапах!»

Ночью, когда Алдар-Косе заснул на привале, шайтан шнырнул в один аул, в другой, накрал по юртам полный мешок баурсаков и перед самым рассветом воротился назад. Алдар-Косе безмятежно похрапывал у тлеющего костра. Шайтан пнул его ногой и пронзительно пропищал:

– Прощайся с жизнью, безбородый зубоскал! Вот когда отомщу я тебе за всё разом! Видишь мешок? В нём твоя смерть!

Алдар задрожал всем телом, прикрыл руками голову и кинулся за куст:

– Ой, шайтан, прости, ой, пощади!

А шайтан:

– Не проси, не будет тебе пощады!

И давай один за другим кидать в Алдара баурсаки:

– Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!..

А Алдакен, укрывшись за кустом, ловит баурсаки – да в рот, да в рот… Во всём он был не промах, а в еде и подавно.

Опустел мешок у шайтана. Вздохнул нечистый с облегчением и побежал к кусту взглянуть, что сталось с недругом. Глянул – и зашатался: сидит Алдар на травке под кустом, скрестив ноги, суёт в рот последние баурсаки и, то ли от жира, то ли от блаженства, сияет весь, как слиток золота.

– Вот спасибо, шайтан, славно ты меня попотчевал! – говорит Алдар, вытирая руки о голенища. – Давненько я так не завтракал. Не зря есть пословица: «С хорошим другом будет рот в сале, с плохим – будет нос в крови»…

А сам хохочет, заливается.

Заплакал шайтан от бессилия и злости, заплакал и ударился от Алдара-Косе наутёк. И чем быстрее он скакал, убегая, тем веселее хохотал Алдакен. Да и кто бы на его месте тут удержался от смеха?

С тех пор не стало в степи шайтанов. Навсегда не стало. Поняли, лукавые твари, что человек всех хитрее, всех храбрее, всех выше разумом. Только в сказках теперь и услышишь про шайтана.

Как Алдар-Косе батраков угощал

Однажды пришлось Алдару-Косе батрачить у бая.

– Как живётся? – спрашивает он у других батраков.

– Плохо живётся, – отвечают те, – совсем забыли запах мяса.

– Не унывайте, накормлю вас мясом за счёт бая.

Батраки только головами покачали:

– «Не обращайся с просьбой в юрту, где не бывает гостей», – так говорит народ, Алдакен.

– А я и не собираюсь просить. Сам даст.

– Что ты такое задумал, отчаянная голова?

– Не подует ветер – не шевельнётся тростник, – уклончиво ответил Алдар-Косе.

В тот же день – неизвестно, как и почему – лучший баран из байской отары свалился в яму и сломал ногу. Бай схватился за голову:

– Ой, Алдар-Косе, пропадает баран! Что делать?

– Прирежь его быстрее! – советует батрак.

– Так ведь жалко: одним бараном меньше будет… – хнычет бай.

– А если жалко резать, пусть себе подыхает, – преспокойно говорит Алдар-Косе.

Делать нечего, зарезал бай барана и приказывает:

– Снеси баранью тушу на базар, продай подороже.

Взвалил Алдар-Косе тушу на спину и побрёл на базар.

Ходит там и покрикивает:

– Эй, добрые люди! Продаю за червонец дохлого барана! Покупайте!

Смеются люди:

– Ну нет, Алдар-Косе, на этот раз никого ты не проведёшь. Не нужен нам твой дохлый баран. Тащи его туда, откуда принёс.

Алдару-Косе по душе такие слова.

Вернулся он к баю и, вытирая рукавом пот, говорит:

– Придётся, бай, нам самим есть мясо. Никто не покупает барана. Напрасно я силы тратил. Не нужен, говорят, никому…

Бай не поверил работнику:

– Почему не нужен! Такой хороший баран! Такой жирный баран! Врёшь ты всё, Алдар-Косе! Завтра вместе пойдём продавать.

Рано утром отправились они на базар вдвоём.

Бай кричит:

– Эй, люди добрые! Покупайте барана! Кому нужен баран?

А Алдар-Косе подтягивает:

– Покупайте вчерашнего барана! Это тот самый баран! Берите за червонец вчерашнего барана!

Тут уж народ не стерпел:

– Проваливайте прочь, бездельники! И гроша вам не дадим! Ешьте сами свою баранину!

Пришлось торговцам убираться с базара.

– Что будем делать дальше? – спрашивает Алдар. – Съедим мясо или выбросим его в овраг волкам?

– Дай подумать, Алдакен, дай подумать, – сокрушённо отвечает бай.

И вот собрал он в своей юрте всех работников и держит речь:

– Пастухи, ходят глупые толки, что я злой человек, жадный человек. Пусть аллах накажет болтунов за клевету. Сегодня вы узнаете, каков ваш хозяин. Хочу вас угостить на славу. Самого лучшего барана, самого жирного барана не жалею для вас. Вари, Алдар-Косе, барана! Только такой уговор: твёрдое в казане – моё, остальное – ваше.

Переглянулись батраки, развели руками, ничего не сказали в ответ. Ладно и так: коль нет надежды на мясо, и отвар неплохая еда.

А Алдар-Косе уже хлопочет в стороне: горит костёр, бурлит вода в казане, варится баранья туша. И так долго варил Алдар-Косе мясо, что бай забеспокоился:

– Скоро ли будет обед, Алдар-Косе?

– Скоро, скоро, потерпи, бай!

Когда мясо разварилось так, что даже от костей отвалилось, Алдар говорит хозяину:

– Повтори, бай, что твоё в казане?

– Твёрдое! Твёрдое! – засуетился бай.

– Вот всё твёрдое! – выкладывает Алдар-Косе баю голые кости. – А нам остальное.

Уселись батраки вокруг казана и принялись за еду. Бай посинел от злости, а работники посмеиваются. Наевшись баранины, вытерли они усы и сказали разом:

– Спасибо за угощение, Алдакен!

Как бай свел знакомство с Алдаром-Косе

Один спесивый бай разглагольствовал перед одноаульцами:

– Вся степь твердит: Алдар-Косе! Алдар-Косе!.. Не верю я россказням про его ум и хитрость. Поглядеть бы мне на этого ветрогона хоть разок. Я б его вмиг самого одурачил.

Рассмеялись молодые, закачали головами старики.

– Не хвастай, бай, не срамись. Ещё никому на свете не удалось одурачить Алдакена.

– А вот я одурачу! – раскипятился бай. – Обещаю вам заколоть кобылицу и устроить той на весь аул, коли не перехитрю при случае хитреца. Только бы мне с ним повстречаться!..

Как-то раз – по делу ли, без дела ль – выехал этот бай на верблюде в степь. Смотрит: неподалёку от дороги, точно ищет что-то, ходит и ходит по кругу какой-то человек.

– Эй, приятель, – крикнул бай, – что потерял?

Незнакомец остановился и озабоченно отвечал:

– Ничего не потерял, а всё-таки ищу.

– Что же ищешь?

– Ищу начало земли. Хорошо знаю, что оно где-то здесь, да никак не могу отыскать. Глянуть бы на степь с высоты – сразу нашёл бы. Да вот беда – ни холмика, ни бугорка кругом. Но всё равно достигну своего. Громкая слава, вечный почёт ожидает того, кто найдёт начало земли.

С удивлением выслушал бай незнакомца, потом спросил:

– А с верблюда, скажи, друг, мог бы ты увидеть начало земли?

– Ещё бы с верблюда не увидеть! Конечно, увидел бы. Да ведь у меня нет не то что верблюда, даже паршивого осла.

Бай заёрзал в седле.

– Полезай на моего верблюда, – предложил он. – Но только с условием: всюду будешь говорить, что мы вместе нашли начало земли. Поделим славу и почёт. Согласен?

– Так и быть, согласен!

Слез бай с верблюда, подсадил на него незнакомца и, задрав кверху бороду, ждёт не дождётся, что тот скажет.

– Ну, как, видишь ли начало земли?

– Нет, – вздохнул незнакомец, поудобнее усаживаясь и подбирая поводья, – не вижу. Вижу только, что ты, бай, большой дурак. Ну, да не горюй: зато с этого дня ты можешь всем хвалиться, как с Алдаром-Косе искал начало земли!

– Алдар-Косе! Так это ты?! – взревел бай и кинулся к всаднику. – Отдай верблюда, разбойник!

– Отдам, если догонишь! – крикнул Алдар-Косе и пустил верблюда напрямик, да так, что только трава пучками полетела. А бай с раскрытым ртом остался на месте.

Лишь на закате дотащился он до аула. Навстречу жена:

– Что согнулся крючком? Где верблюд?

– Нет верблюда. Отнял Алдар-Косе, – буркнул бай.

Завыла жена бая. Сбежался народ. Узнали, в чём дело.

– Как отнял, – спрашивают, – силой или хитростью?

– Хитростью, – признался бай.

Зашумел аул. Молодые хохочут, посмеиваются старые.

– Так тебе и надо, хвастун! Режь кобылу, зови людей на той. Ты проиграл спор.

Куда деваться баю? Против народа не устоишь. Зарезал кобылицу, глотая слёзы, потчует мясом весь аул.

В разгар тоя подъезжает на верблюде Алдар-Косе.

– Получай, бай, верблюда, – смеётся, – да не тягайся вперёд умом с бедняками и не гонись за чужой славой!

Рад бай верблюду, а народ Алдакену. Подняли бедняки своего любимца на руки, усадили на почётное место, поднесли ему лучший кусок. До утра пировали в веселье.

Как Алдар-Косе наказал жадного муллу

Сундуки муллы ломились от приношений верующих, а мулле всё было мало. Редкий человек не слышал от него слова «дай», но не встречалось таких, кому бы он хоть раз сказал: «Возьми». Если какой-нибудь горемыка и обращался к мулле за помощью, то ответ был всегда один и тот же:

– Сын мой, усерднее молись всевышнему. Аллах всемогущ и милостив к правоверным. Если на тебе нет греха, он не оставит тебя своими щедротами.

Узнал Алдар-Косе про жадность и лицемерие муллы и решил его проучить.

Как-то раз ехал мулла на осле из одного аула в другой. Слышит: впереди у дороги кто-то горестно рыдает. Что такое? Не по умершему ли плачут? Мулла подогнал ослика. Ведь не зря говорится: «Скотина жиреет от обильных кормов, мулла – от частых покойников».

Подъезжает мулла к старому придорожному колодцу и видит: сидит какой-то человек, уронил голову на колени, громко плачет.

– Что случилось? – спрашивает мулла.

– Ой, беда, беда! – не перестаёт причитать человек.

– Какая беда? Не умер ли кто-либо из твоих родичей?

– Ой, хуже!

– Что же может быть хуже?

– А то, что меня разорил проклятый Алдар-Косе.

– Алдар-Косе? От этого безбожника всего можно ждать. Я не видел его, но знаю о нём от людей. Что же он тебе сделал?

– Мы случайно сошлись у колодца. Сели, поговорили. Алдар-Косе попросил у меня щепотку насыбая. Я протянул ему свой старый кисет, а он, негодяй, выхватил его и швырнул в колодец…

Мулла усмехнулся.

– Стоит ли из-за старого кисета, даже если в нём был табак, поднимать шум на всю степь!

– Так ведь в кисете под табаком я хранил три золотых монеты – всё моё достояние, – проговорил незнакомец и заревел ещё громче.

Мулла соскочил с седла:

– Ты говоришь, в кисете три золотых? Что же ты не лезешь за ними, чудак? Колодец не очень глубок.

– Как лезть, когда у меня нет верёвки.

У муллы забегали глаза.

– Послушай, – сказал он, – я одолжу тебе ослиный повод, если ты дашь мне за это одну монету.

– Да благословит вас аллах, благочестивый мулла! Я с радостью отдал бы вам золотой, но боюсь, что и повод мне не поможет.

– Почему же?

– Потому что я с младенческих лет больше всего на свете боюсь холодной воды, и мне легче помереть, чем окунуться в колодец…

«Вот дуралей! – подумал мулла. – Да я бы ради денег не то что в колодец, в преисподнюю полез бы…» А вслух говорит:

– Коли так, изволь, я выручу тебя из беды, достану со дна твои деньги. Только за риск и труды ты должен дать мне две монеты.

– Отдам! Без жалости отдам! Всё равно пропадают деньги. Пусть так и будет: два золотых – вам, один – мне.

Мулла мигом сбросил одежду и, придерживая живот, опасливо заглянул в колодец.

– Крепче держи повод, – сказал он, – а когда я достану кисет, тяни изо всех сил.

Ухватившись за повод, мулла, пыхтя, спустился в колодец и повис над водой.

– Опускай, опускай меня помаленьку, да, смотри, осторожно! – раздался из глубины его голос. – Ну, что же ты медлишь?

– А куда нам спешить, отец мой? – услышал он сверху. – «Неторопливый и на арбе догонит зайца». Я медлю потому, что думаю. А думаю я вот о чём: не признаться ли мне вам сразу, что в колодце нет никаких денег.

– Как?! – вскричал мулла. – В колодце нет денег? Мошенник! Значит, ты солгал, будто Алдар-Косе зло подшутил над тобой?

– Солгал, солгал, каюсь, святой отец! Алдар-Косе действительно подшутил, но только не надо мной, а над вами. Ведь Алдар-Косе – это я сам.

– Ох, бедная моя голова! – взвизгнул мулла и, сорвавшись с повода, плюхнулся в воду.

Колодец и вправду был неглубок. Стоя по пояс в воде, мулла бранился, проклинал, угрожал, но скоро понял, что этим Алдара не проймёшь: тот только весело хохотал, наклонившись над колодцем. Тогда мулла заговорил по-другому:

– Алдакен, душа моя, я на тебя больше не сержусь за твою озорную выходку. Не сердись и ты на меня. Пошутил – и хватит. Кинь мне поскорей конец повода, помоги, дорогой, выбраться из колодца!

Но Алдар отвечал голосом муллы:

– Молись усерднее всевышнему, святой отец. Аллах всемогущ и милостив к правоверным. Если на тебе нет греха, он не оставит тебя своими щедротами.

Тут безбородый уселся на ослика и поехал, куда ему было надо, не забыв получше запрятать одежду муллы. А мулла не один час прополоскался в колодце, пока его не вытащили оттуда проезжие купцы.

Как Алдар-Косе выручил вдову

У бедной вдовы захворал сын. Горит мальчишка, мечется, просит в бреду:

– Мама-душа, дай глоточек кумыса!

Плачет мать: сроду в их землянке кумыса не бывало. Взяла она выщербленную чашку, пошла к баю.

– Смилуйся, бай, вели налить хоть полчашки кумыса умирающему ребёнку. Муж мой замёрз в степи, спасая в буран твоё стадо, жизни для тебя не пожалел, не пожалей же ты ради доброго дела сока степных трав[9]!..

Бай только посмеялся над ней:

– Кумыса хочешь? А палки не хочешь? До чего дожили: нищие не стыдятся беспокоить достойных людей! Убирайся прочь, бессовестная попрошайка! – И он вытолкал женщину за дверь.

Обливаясь слезами, поплелась она домой. На полпути слышит за собой топот. Обернулась в страхе: Алдар-Косе на лысом коньке.

– Кто тебя обидел, женщина? Чего плачешь? – спрашивает.

Вдова рассказала ему о своём горе.

– Не тужи, помогу тебе, – говорит Алдар. – Я так считаю: была бы голова, а шапка найдётся.

И, не прибавив больше ни слова, он затрусил к юртам бая.

Бай в это время вышел подышать свежим воздухом да заодно полюбоваться своими стадами.

Алдар подъехал к нему, поздоровался по обычаю и спросил вкрадчиво, не знает ли почтенный бай, кому в этом краю нужен конь.

– Ты что же – продаёшь коня? – полюбопытствовал бай.

– Не продаю, дяденька, – меняю.

Бай заволновался: не было для него большего удовольствия, как меняться да при мене дурачить простаков. Родного отца променял бы, чтобы выгадать хоть ягнячью шкурку.

– Что же хочешь в обмен на свою клячу? – кинул он небрежно и стал ощупывать лошадку Алдара.

– Мало прошу. Пять баранов дашь?

– Сколько? Сколько? – не поверил ушам бай.

– Пять баранов. Много пять – отдам и за трёх.

Коня – за трёх баранов! Экая прибыль лезет за пазуху!

– Согласен! – заторопился бай. – Слезай долой, выбирай баранов!

Но Алдакену куда спешить? Торопливый не сделает дела. С коня-то он слез, да повода из рук не выпускает.

– Вот и хорошо, что согласен, – говорит он. – Пусть наша сделка будет к добру! А не продолжить ли нам мену, бай? Даю коня и трёх баранов за бычка. Какое твоё слово?

Бай расстегнул ворот и сплеча махнул рукой:

– Согласен!

– Вот и славно, что согласен. Ты доволен, и я доволен. Так, может, продолжим мену? Даю коня, бычка и трёх баранов за дойную кобылу!

У бая уже всё нутро пылало от азарта.

– Согласен! – выпалил он, тяжело дыша. – Пусть будет мне в убыток… Согласен!

– Какой там убыток, посовестись, бай! Ты же, как овечку, остриг меня. Ну, да пользуйся моей добротой. Меняемся дальше! Даю коня, кобылу, быка и трёх баранов за самого слабосильного верблюда!

– Согласен! – схватился за сердце бай. – За тобой верблюд.

– Вот и отлично, что согласен. Да я-то не согласен.

– Почему не согласен? – взъерепенился бай. – Зачем выворачивать шубу наизнанку? Слово, что стрела: выпустил – в колчан не возвращается.

– Потому не согласен, – отвечает Алдар, – что не хочу брать лишнего. Такой уж у меня нрав! Хватит с меня и кобылы. Пусть тебе остаётся верблюд, а мне – моя лошадёнка. Идёт?

«Опять повезло, – торжествовал замороченный бай, – какой бы ни был верблюд, цена ему не та, что лошадёнке…»

– Идёт! Идёт! Забирай своего коня! – И на радостях бай стал подсаживать Алдакена в седло. А тот накинул на шею байской кобылице аркан да и был таков.

– Эй, джигит, – крикнул ему вдогонку бай, – если будет чем меняться, приезжай опять!

– Обязательно приеду! – отвечал на скаку Алдар. – Жди!

По дороге Алдар-Косе заехал к вдове.

– Бай поскупился плеснуть тебе черпак кумыса, так я привёл тебе от него дойную кобылу. Теперь у тебя будет свой кумыс.

Обрадовалась вдова, подоила кобылицу, напоила сына кумысом. И вскоре мальчишка поправился. Всю жизнь вспоминала бедная женщина Алдара-Косе.

Бай тоже помнил его. Поостыв после сделки, спохватился он, что отдал кобылу совсем даром, да было уже поздно: брошенное в костёр не ищи в кармане.

Как Алдар-Косе гостил у скупца Шигайбая

Каков человек, такая у него и слава. Кто славится умом, кто – знатным родством, один – добрыми делами, другой – табунами, этот – храбростью и силой, тот – осанкой спесивой…

А вот бай Шигайбай на весь свет прославился своей скупостью. Над каждой каплей сыворотки, над каждой обглоданной костью трясся. Хоть год кланяйся ему в ноги, не даст и не ссудит ни убогому, ни голодному и росинки с цветка. А уж чтобы позвать кого в гости, так этого и в помине у него не было. Только завидит, старый скряга, чужого поблизости, сейчас же в крик:

– Что надо? Пошёл прочь!

Оттого-то и прилипло к нему навеки прозвище – Шикбермес Шигайбай[10].

Чтобы никто не лез к нему с просьбами, поставил Шигайбай свою юрту в глухом, безлюдном месте. Мало того, вокруг юрты настелил в три слоя сухой камыш. Расчёт у хитреца простой: ступит на настил человек или конь – зашумит камыш и тут же даст знать, что приближается непрошеный гость.

Так и жил этот бай волк-волком. Да и то сказать, кому могла прийти охота связываться с таким жмотом? Разве только одному Алдару-Косе.

И верно, засела у Алдакена в удалой голове мысль – погостить недельку-другую у Шигайбая, так засела – колом не вышибить. Не стал он долго раздумывать, а взнуздал своего лысого конька – и в путь-дорогу.

Трусит, подбоченясь, мимо аулов и пастбищ, а люди ему вслед:

– Едешь к скупцу на день, припасай еды на неделю, не то пропадёшь в гостях с голоду.

– Сидя в речке, только дурак не напьётся, – погоняет конька Алдар-Косе. – А я разве, по-вашему, дурак?

Под вечер завиднелась вдали юрта Шигайбая. Над юртой клубится дымок – наверно, ужин варится.

«В самый раз пожаловал», – ухмыльнулся Алдакен и направил коня к коновязи, где стояли верховые лошади бая. Потихоньку привязал коня, пододвинул ему травы и принялся подбирать в охапку раскиданный перед юртой камыш.

Стемнело, но Алдар-Косе не торопится, помнит пословицу: «Будешь понапрасну гнать коня – находишься пешком». По камышинке, по стебельку, без единого звука расчистил он себе тропочку до юрты и приник глазком к дверной щели.

В юрте всё тихо, спокойно. Ровно теплится кизяк на очаге, над огнём в казане варится мясо. У очага собралось семейство Шигайбая: сам бай готовит казы, байбише месит тесто, невестка опаливает баранью голову, дочка ощипывает дикого гуся.

Не про Алдакена ли сказано: если такой хват просунет в дверь палец, считай, что он уже сидит на почётном месте. Хозяева и ахнуть не успели, как джигит вместе со степным ветерком ворвался в юрту.

– Светлый вечер! – поклонился Алдар-Косе.

– Камень тебе в темя! – буркнул бай и сделал грозный знак домашним.

В тот же миг всё, что готовилось к ужину, куда-то исчезло, а руки хозяев уже заняты совсем другими делами: бай чинит ремённую уздечку, байбише прядёт шерсть, невестка шьёт рубаху, дочь помешивает кочергой угли в очаге.

«Вот это славно! – подивился Алдар. – Но пусть забудется моё имя, если я поддамся на твои уловки, бай!» И, не ожидая приглашения, подсаживается к очагу, оттеснив хозяина.

– Зачем явился, безбородый? – хмуро заговорил бай. – Может, нацелился на угощение? Так не разевай рот, нет у меня ничего, нечем тебя потчевать. – И, чтобы отвести разговор от еды, прибавил: – Но уж коли ввалился без спросу, так не сиди молчком. Расскажи что-нибудь…

– Что ж тебе рассказать, бай? Что я видел или что слышал?

– Рассказывай, что видел. Не верю слухам. Слухи врут.

– Ладно, слушай же, – приподнялся на коленках Алдар-Косе и, состроив страшные глаза, начал: – Подъезжаю я сейчас к твоей юрте, бай, и вдруг вижу: лежит на моём пути жёлтая змея. Длинная-предлинная, толстая-претолстая! Не преувеличиваю и не преуменьшаю – точь-в-точь такая, как казы, которую ты прикрываешь полой халата. Чем, думаю, оборониться? Схватил камень величиной с ту баранью голову, что лежит под твоей невестушкой, и давай изо всех сил гвоздить гадину. Измял, измесил её, как тесто, на котором уселась байбише. Если вру, можете ощипать мне бороду, как того гуся, что сунула под себя твоя дочка!

Понял бай: от Алдара-Косе ничего не утаишь. В досаде стал он перебалтывать черпаком воду в казане, приговаривая:

– Кипи, мой казан, шесть месяцев!

Услышав такое, Алдар-Косе не спеша разулся, поставил сапоги рядышком и, позёвывая, говорит:

– Отдохните-ка, мои сапожки, в гостеприимной юрте до следующего года!

До полуночи кипел казан. Шигайбай всё надеялся, что, доняв гостя голодом, выставит его как-нибудь из юрты. Но Алдар и не собирался трогаться с места.

В конце концов бай отчаялся.

– Эй, старуха, стели постель! Давно спать пора.

Все стали укладываться. Улёгся и Алдар, для виду крепко зажмурив глаза. А как только бай захрапел, он проворно поднялся, выудил из казана мясо, наелся досыта, потом кинул в казан кожаные штаны бая и как ни в чём не бывало снова растянулся на кошме.

Среди ночи всполошился бай, будит жену:

– Вставай! Сдаётся мне – уснул безбородый. Пока он дрыхнет, успеем съесть ужин. Пошевеливайся!

Заспешила байбише в потёмках, сняла казан, вытащила из него на деревянное блюдо штаны и подала мужу.

Бай с усилием откромсал ножом от штанов кусок побольше и затолкал в рот. Что такое? Жуёт он, жуёт кусок, и так жуёт и этак, а его и зубы не берут.

– Вот напасть, пропало мясо! – злится бай. – До того затвердело – не разгрызть. А всё из-за негодника Алдара!

Умаявшись, Шигайбай отодвинул блюдо и говорит жене:

– Светает. Поутру съезжу поглядеть стада. Напеки-ка мне в дорогу лепёшек. Хоть в степи, может, наемся.

Байбише достала спрятанное тесто и принялась за стряпню.

Через некоторое время бай шепчет:

– Готовы ли лепёшки, старая?

– Готовы, – отвечает байбише, – только горячи ещё, как огонь. Пусть поостынут.

Тут Алдар-Косе зачмыхал носом, закряхтел и перевернулся с боку на бок.

– Просыпается! – шикнул бай и стал второпях запихивать лепёшки за пазуху. Но только он сделал шаг к порогу, как Алдар-Косе вскочил на ноги и заслонил ему выход.

– Ты, кажется, куда-то собрался, дорогой бай? Благополучного тебе пути! – сердечно и ласково затараторил Алдар. – Наверно, и я сегодня двинусь в дорогу. Увидимся ли ещё когда? Обнимемся же по обычаю на прощанье!

И, не дав баю рта раскрыть, Алдакен обхватил его и стал тискать да прижимать.

Бай попытался было вырваться, да где там: гость точно арканом его скрутил. А лепёшки припекают да припекают бая. Не стерпел он и завопил:

– Ой, ой, пропал живот!

Отпустил его Алдар, и Шигайбай выкинул ему под ноги все лепёшки.

– На, бессовестный, хватай, жри эти поганые лепёшки!

Алдар-Косе и рад:

– Зря, бай, ругаешь с молитвой испечённый хлеб. Такие лепёшки хоть хану на стол!

Подобрал их, отряхнул и давай уплетать на полон рот. Позавтракал – и опять на бок. А бай ушёл из дому злой и голодный.

На другое утро снова бай стал готовиться к отъезду. Отвёл байбише за юрту, шушукаются:

– Налей, жена, в торсык айрана, да только так, чтобы безбородый пакостник не увидел. По дороге выпью, облегчу душу.

– Налить-то налью. А как унесёшь?

– Под халатом унесу, на шею торсык повешу…

Перешёптываются, и невдомёк им обоим, что Алдакен с закрытыми глазами видит, с заткнутыми ушами слышит.

Вот стала снаряжать старуха бая. Повесила мужу на шею полный торсык, запахнула на нём халат и подпоясала цветным платком.

– Езжай, бай! Пусть будут целы твои руки-ноги, пусть будет здоров твой скот!

А Алдар-Косе уж тут как тут. Выскочил из юрты и с ходу к баю:

– Прощай, любезный бай, прощай! Не стану больше стеснять тебя – уезжаю! Не поминай лихом! – И, схватив бая за обе руки, стал их трясти так, что бай задёргался, как от судороги. Мотается скупец из стороны в сторону, а айран под халатом булькает, плещется, льётся баю на грудь, течёт по штанам в сапоги.

– Пусти, – взмолился бай, – упаду!.. – И, кое-как высвободив руки, швырнул в Алдара торсык. – Пей, ненасытный, пей мой айран, чтоб тебе захлебнуться!

Алдар поймал на лету торсык, запрокинул голову и вылил себе в рот весь айран до последней капельки.

– Ой, мой бай, спасибо за угощение! Опять обкормил ты меня с самого утра. Придётся отложить отъезд. Не пускаться же в путь с набитым желудком. Пойду-ка отдохну в прохладной юрте!..

Прошло ещё несколько дней. Зверем смотрит Шигайбай на Алдара, осунулся от злости. Жалуется жене:

– Объел нас безбородый. Нет сил больше видеть его бесстыжую рожу. Злоба внутренности распирает. Да уж отомщу я ему за всё, будет помнить!

Алдар-Косе догадался, что бай затевает недоброе.

«Не сделал бы сквалыга по злобе чего моей лошади!» – думает.

И как только стемнело, он подобрался незаметно к лошадям и замазал навозом белую лысину своего коня, а на лбу лучшего байского жеребца мелом навёл точно такую же лысину.

«Если вздумает Шигайбай сделать вред, пусть несчастье на самого обернётся!»

Так оно и получилось.

В полночь бай выполз на четвереньках из юрты, дополз, оглядываясь, как вор, до коновязи, да и пырнул ножом под ребро лошадь с белой лысиной.

– Вот тебе, бесценный гость, моя отместка!

Вытер о траву нож, вернулся в юрту и затаился под одеялом. А чуть рассвело, поднял шум:

– Эй, проснись, безбородый лентяй! Беда! Вон старуха прибежала сама не своя: лошадь гостя, говорит, подыхает. Должно быть, напоролась на что-то острое, кровью исходит. И что ты за человек никудышный, совсем не глядишь за конём. Только и заботы у тебя, как бы пузо ублаготворить из чужого казана!..

Шумит бай, а сам в душе посмеивается.

Алдар сел на постели, зевнул во весь рот:

– Что взбеленился, бай? Чья там лошадь подыхает?

– Твоя, шалопут! Та, что с лысиной!

– Ну и пусть подыхает, – повалился снова Алдар. – Только имей в виду: если с навозной лысиной, то это, правда, моя лошадь, а если с меловой, то как бы это не твоя была…

Подозрительными показались Шигайбаю слова Алдара-Косе. Кинулся он к лошадям и увидел, что заколол своего любимого скакуна. Заголосил бай на всю округу, а винить некого.

Долго ещё гостил Алдар-Косе у Шигайбая. И всё это время он то и знай поглядывал на хозяйскую дочку – Биз-Бекеш. Понравилась ему расторопная быстроглазая девушка. И ей пришёлся по сердцу весёлый заезжий джигит.

Однажды, когда они остались наедине, Алдар сказал:

– Биз, пойдёшь ли ты за меня замуж?

Зарделась Биз-Бекеш, опустила глаза.

– На край света пошла бы за тобой, Алдакен! Опостылела мне эта тёмная юрта, эта скаредная жизнь. Только где ты добудешь калым, чтобы насытить жадность отца?

Обнял девушку Алдар-Косе:

– Завтра же увезу тебя отсюда, душа моя! Увезу без всякого калыма.

Настал новый день. Бай спозаранок, чтобы только не видеть ненавистного нахлебника, подался вон из дома.

Алдар-Косе догнал его и придержал за локоть:

– Бай, сегодня, правду говорю, уезжаю от тебя. Клянусь аллахом, не обманываю. Воротишься назад – просторно будет в твоей юрте. Выручи только меня напоследок, одолжи биз[11]. Надо в дорогу починить сапоги, а то совсем продырявились, портянки вываливаются…

Бай постоял, помолчал понурясь. А Алдар не отстаёт:

– Одолжи, бай, одолжи, пожалуйста, биз! Откажешь – поневоле придётся мне зимовать у тебя…

«Только этого не хватало!» – ужаснулся бай и, не глядя на Алдара, процедил сквозь зубы:

– Ладно уж, грабитель, иди к байбише, пусть даст тебе биз. Скажи – бай велел… Да сгинь поскорей с наших глаз, обирала!

– Ой, спасибо! Ой, спасибо! – запрыгал от счастья Алдакен и птицей впорхнул в юрту.

– Байбише, одевай дочку!

– Для чего это?

– Мы с баем договорились – беру за себя Биз.

– Пусть почернеет твой язык, вертопрах, – что врёшь? Да разве бай отдаст за такого голодранца единственную дочь?

– Не веришь моим словам, поверь своим ушам, байбише! – И, вытащив старуху из юрты, он закричал далеко ушедшему баю: – Бай, бай! Байбише не хочет исполнить твою волю: она не отдаёт мне Биз! Прикажи ей сам!

– Эй, жена, – отозвался Шигайбай, – отдай ему биз! Отдай без разговоров, а то хуже будет. Пусть берёт биз и убирается к самому дьяволу!

– Слышишь? – кротко моргает Алдакен. – А ты мне не верила…

Байбише запричитала:

– Да что ж это такое? Взбесился, старый сумасброд, что ли? Кому дочь просватал! Нищему проходимцу, без роду без племени, без скота, без припасов!.. – Однако ослушаться мужа не посмела. – Бери, – говорит, – бери, окаянный, дочку, но чтоб и духу твоего здесь больше не было!

А Алдар-Косе уже сидит на своём лысом коньке, и застоявшийся конь так и пляшет под ним, почуяв дальнюю дорогу. Тронул джигит поводья, подхватил к себе на седло красавицу Биз-Бекеш, и – только вихри закрутились за его спиной.