Текст книги "Повелитель Ночи"

Автор книги: Саймон Спуриэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Она подходит ближе, испуганная окружающим интерьером и очарованная обнаженной формой цели. Он ждет ее. Он предвидел этот момент. Она бросается к нему и удивляется. Она ожидала увидеть стражу. Она ожидала сопротивления. Вместо этого Охотник улыбается и подзывает ее ближе, начиная говорить…

О, клянусь тьмой, его голос…

Какие слова мести произнес он, какие чувства разбитого сердца излил?

Он непрерывно улыбается, даже когда чувства берут верх и слезы текут по его бледным, щекам. Он приветствует ее. Он нежен. Он спокоен.

«Смерть ничто по сравнению с оправданием, – заканчивает он, выпрямившись на своем могущественном троне. – Теперь делай свою работу – и покончим с этим».

И ее руки поднимаются, вещь в пальцах яростно сверкает желто-зеленой вспышкой и…

И…

Сахаал взглянул на жрицу сквозь воду, выступившую на глазах, собрался с силами.

– Нет, – произнес он. – Он мертв. Предан тем, кто должен был любить его.

Слова произвели на Чианни едва ли не смертельный эффект. Она пошатнулась на кресле и с хрипом вцепилась ногтями в лицо. Слезы градом катились между пальцами, изо рта полились слюна и пена.

Сахаала не удивила подобная реакция. Для него, ветерана Ереси Хоруса, мысль, что боги и ангелы Империума могут изменять и способны на предательство, была ненова. Но он находился среди простых людей, таких как эта женщина, – для них Сахаал не просто живое существо. Для них он – легенда. Ничего удивительного, что у них мозги съехали набекрень. Чианни, низко склонившись, извергала содержимое желудка – не каждый день тебе сообщают, что твои боги так же страдают и имеют недостатки, как и любое другое существо во Вселенной.

– Приведи себя в порядок! – рыкнул Сахаал, утомленный конвульсиями жрицы. – Тебя ведь интересовало наследство моего повелителя, а не причины его гибели.

Чианни не сразу смогла прийти в себя; она медленно выровняла дыхание, потом пригладила спутанные волосы.

– Из… ви… ните, милорд, – прохрипела женщина, Утирая лицо, – я… и понятия не имела…

– Он мертв, – нетерпеливо повторил Сахаал, спеша возвратиться к истории. Он сам не заметил, насколько сильно разволновался. Словно тысячелетия сна накапливались гноем в душе, клубились миазмами отравленного газа, распирая грудь, и больше он не мог их сдерживать. Простой разговор о прошлом, быстрый пересказ воспоминаний сорвал этот невидимый клапан разума и выплеснул скопившийся яд огромным невидимым облаком. – Мертв – и больше не будем к этому возвращаться. Повелитель смог предвидеть свою смерть и был рад этому, ибо он сумел подготовиться. Он назвал имя наследника и завещал свое величайшее сокровище. Этим наследником являлся и являюсь я.

– В таком с-случае… это сокровище…

– Это вещь, которую я ищу в вашем мире. – Сахаал сжал челюсти. – Ее украли прежде, чем я смог заявить на нее право.

Голова Охотника, со спокойным выражением лица покатилась по полу. На ней нет крови.

Убийца видит полный успех своей ужасной миссии и, возможно, делает паузу, чтобы насладиться моментом. Несомненно, она размышляет над непринужденностью своей победы, удивляясь ее легкости.

Хотя, вероятно, она хочет сделать еще кое-что… Она наклоняется к телу и дергает мертвые конечности. Крадет кольцо и серебряный клинок, хранившийся в ножнах из плоти у его плеча. А затем горбится, внимательно осматривая корчащийся пол, выискивая нечто..

Выпрямляется, держа найденное в руке. Она нашла ее, сорвавшуюся с примарха в момент гибели, и забирает.

Приз.

Корона Нокс.

В тенях Сахаал замер с открытым ртом. Его повелитель не предвидел этого.

А затем она ушла – быстрая, как кобра. И только тогда – лишь тогда! – гнев смог преодолеть внезапное горе, и, сжав зубы, заливаясь горячими слезами, замерзающими на щеках, Сахаал рванулся из своего тайника, начав преследование.

– У-украли?

– Да. Это сделал убийца моего повелителя. Я должен был предвидеть, что враги постараются завладеть ею…

– Он тут? Тот, кого вы преследуете? Этот Гашеный и есть… тот, кто убил вашего повелителя?

– Нет. Нет, это все произошло… много лет назад. Теперь она мертва.

– Она?

Убийца. Ассасин.

У Чианни был вид пловца, затерянного в океане и потерявшего из виду берег.

– Тогда… милорд, почему наследие здесь?

Сахаал колебался. Правду сказать, детали последующих событий были не совсем ясны и для него самого, подробности сливались в ярких вспышках света и никакое количество умственных усилий не помогало пролить ясность. Он знал, как все началось, – в огне и крови на борту корабля убийцы, когда его кулаки и когти противостояли проклятой гадине. Он вырвал корону из ее цепких пальцев и бросился на «Крадущуюся тьму»„.

Сахаал помнил и то, как все закончилось, – как он упал в туманы Эквиксуса, пришел в себя во внутренностях разбитого корабля. Помнил, что его приз украли.

А между этими событиями? Сто столетий. Свет. Цвет. Танцующие стройные фигуры с удлиненными глазами, рифленые шлемы и яркие драгоценности… Все скользит на грани реальности и варпа, тянущегося к нему.

Атака.

Полет.

Ловушка.

Тюрьма.

Эльдары.

– Оно попало сюда… окольными тропами, – сказал Сахаал, встряхиваясь, чтобы избавиться от воспоминаний. – Сначала к Ледниковым Крысам, потом к Гашеному. А оттуда… – Повелитель Ночи вздохнул, ощущая новый прилив депрессии, которая подавляла в нем все, даже радость от такого искреннего разговора – Я не знаю, куда оно отправилось потом.

Чианни не отрываясь смотрела на него, тишина, повисшая в подулье, могла поспорить с вакуумом.

Сахаал погрузился в глубокий сон, высвобождающий циркадные ритмы психосознания и расслабляющий каталептический узел позвоночника способный свободно пульсировать между обоими полушариями мозга.

Вещий сон, наполненный видениями.

Сахаал видел ледяной свет пустоты прыжка и ослепительную вспышку, когда «Крадущаяся тьма» догнала транспорт убийцы. Видел вспышки разрывов мелты во мраке, когда атакующий «Смертельный Коготь» вонзился в мягкое и податливое железо.

Видел атаку и видел резню. Помнил, что его хищники сделали с кораблем этой гадины. Видел ее глаза, огромные и испуганные, когда отрезал ее запястье, – филигранная работа, в ореоле крови и масла, своеобразная арендная плата за сокровище. Он вновь обрел Корону Нокс. Помнил, как занес коготь для смертельного удара: сладостно-горькая расплата за смерть повелителя. А потом…

Крики в передатчике. Голос его сержанта, низкий и гневный: – Боевой корабль! Эльдары, Мастер Когтя! Ксено-генные ублюдки!

Они пришли, как кровавый меч, падающий с неба, ломая мрачные световые стены варпа, словно камни, беспечно прыгающие над водой. Как пауки, скользящие по сети вечности.

Чужие.

Сахаал видел лорда-чародея. Танцующий дьявол в рогатом шлеме и с серебряным посохом, в сине-золотой броне и роскошной одежде. Воин-колдун, застывший у него на пути, с мечом, по которому пробегало пламя.

Он видел себя вырвавшимся из водоворота, оставившим убийцу съежившимся – каждая клетка его тела стремилась к Короне.

Они тоже хотели ее. Они прибыли ее забрать в момент его триумфа.

Они не должны были ее получить.

Сахаал помнил, как шел один на «Крадущуюся тьму». Он не обращал внимания на крики своих братьев. Вот он уже на борту, закрепляет свой приз в шкатулке, запечатывает ее, чтобы уберечь от чужих рук.

На мгновение он позволил себе наслаждаться триумфом.

А затем варп распахнул свою пасть – широко, насколько ему смогли приказать руки чужих, и пузырь, созданный из ничего, сомкнулся вокруг его корабля. «Крадущаяся тьма» задрожала, как огромный зверь, оступившийся в озеро липкой смолы, медленно погружаясь вглубь, сантиметр за сантиметром, и издала дикий вопль, когда поняла, что ей уже не выбраться.

Корабль оказался в пузыре безвременья, заключенный туда силой ксено-чаропевцев, вырванный из варпа. Как игрушечная модель, засунутая в пустую бутылку, чье горлышко запечатано воском, брошенную дрейфовать в океане.

Эльдары не могли попасть к нему. Он не мог сбежать.

Сахаал помнил себя в гневе и ярости, которые длились месяцами. Видел, как его вассалы прячутся кто где может, спасаясь от него. Он уступил безумию.

А затем, очень медленно – буквально час за часом, – он смирялся. Смирялся со своей участью. Смирялся с невозможностью побега. Осознав все происшедшее, Зо Сахаал погрузил себя в транс…

Повелитель Ночи пробудился в лагере Семьи Теней, ощущая горечь потери и тяжесть утраты.

Вокруг кипело странное оживление.

Он нашел Чианни на берегу, смотрящей на беспокойные воды болота и выкрикивающей приказы и проклятия флотилии лодок, приближающихся к лагерю.

Когда Сахаал бесшумно возник за ее спиной, Чианни едва не подавилась своими выкриками, а несколько лодочников, бросивших взгляд на берег, перевернули свои утлые суденышки.

– Что все это означает? – прошипел Сахаал, игнорируя панику.

Вокруг находились тысячи людей. В убогих убежищах, укрытых брезентом, стоящие на берегу с промасленными факелами, бормочущие на ржавых балках, кутающиеся в одежды цветов своих банд. Куда ни кинь взгляд – болото просто кишело людьми.

Сахаал подошел как раз к тому моменту, когда с севера приближалась еще одна толпа. Он спрятал лагерь своих послушников среди путаницы вентилей и труб, среди бесконечных обломков и вод болотистого, вечно пустынного озера.

Теперь же вся округа оказалась заполненной людьми, которых было так много, что они забивали собой коридоры, как сточные воды – переполненные дренажные трубы. Все брели к остову гигантского механизма, как паломники к святыне.

Сахаал посмотрел на юг – там, как он знал, среди массивных грибов и светящихся зарослей существовал второй путь наверх. Туннель, столь крутой и изломанный, что по нему можно было пробираться лишь поодиночке. Это был его путь спасения, аварийный выход на случай неожиданной атаки или угрозы поражения. Теперь он был рад увидеть, что его тайна пока в безопасности: о туннеле вроде бы никому не было известно.

Удовлетворенный, Повелитель Ночи вернулся к беженцам.

Они брели согнувшись, со склоненными головами и страшными ранами. Сзади напирали бесконечные ряды таких же, как они, с мрачными лицами и печальными глазами, наполненными слезами. Раньше они плевали в лицо друг друга и бились до последнего в кровавой вражде, теперь плелись рядом, даже не думая затевать потасовку. Непримиримые прежде тотемы ныне виднелись вместе. Всех объединило общее горе, страх смерти и неожиданное и вынужденное бегство.

Они искали новое прибежище, нового повелителя, и, чуя нечто в глубинах сердец, беженцы клубились вокруг Сахаала, как грозовые облака.

– Кто они? – Сахаал еще тешил себя надеждой, что ошибся в умозаключениях.

– П-просто люди, милорд. Со всего подулья. Префекты разрушили половину поселков… Им просто некуда идти…

– Чего они хотят?

Чианни прикусила губу – она знала, что ее ответ не понравится лорду.

– Они услышали о вас… – прошептала жрица. – Они думают… что вы легенда, но… им известно, что Семья Теней ускользнула нетронутой. Мы имеем репутацию… слепых фанатиков, милорд. Они боялись нас многие десятилетия, пока мы жили бок о бок с ними. Теперь мы имеем силу, а они разбиты. Это приводит их в неистовство. Они не знают, из-за чего на них обрушилась ярость вендикторов. Они гибнут. Смотрите, какие они жалкие. И вот тут они поняли, что их путь был ошибочным.

– Я не спрашивал, кто они, жрица. Я спросил, чего они хотят.

Сахаал уже знал ответ.

Когда Чианни начала говорить, губы ее задрожали:

– Убежища, милорд. Они пришли просить убежища.

Мита Эшин

Долго скрываться от инквизитора Мите не удалось. Едва она проходила мимо новых зданий, как слышала щебет очередного торопящегося к ней сервитора, угодливо протягивающего наушники передатчика. Через некоторое время девушке это надоело, а список возможных оправданий подходил к концу.

Ей было известно, что такое поведение, кроме как детским, назвать трудно, но рой мрачных сомнений вместе с ужасной усталостью и истощением застилали разум дознавателя и препятствовали четкому мышлению. Кроме того, она никого не просила погружать ее в наркотический сон, поэтому бродила среди шумных улиц Каспсила, как ищущий освобождения призрак.

Проповедники бесновались на своих помостах, потрясая священными писаниями, сверкая глазами, наполненными огнем и благочестием. Вокруг них собирались группы людей, и Мита чувствовала коктейли их мыслей: тлеющие угли фанатика и прохладная суетность толпы («Я верую!» – кричали их умы, но кандалы сомнений, позора и греха держали крепко). Вот мелькнула строгая сосредоточенность внедренного агента виндикторов, стремительные идеи карманников и прочих преступников, перепутанные от страха и отвращения мысли проституток.

Мита торопливо проходила мимо, стремясь найти хоть маленькую чистую мысль, хоть маленький островок благочестия среди этого океана мрака.

На одном из перекрестков стайка мальчишек собралась вокруг поста народного ополчения, где сержант соловьем разливался перед рекрутами, обещая славу и приключения. Когда Мита проходила мимо, парни засвистели и заулюлюкали ей вслед, но даже это не могло вывести девушку из мрачной сосредоточенности.

Вопрос, который терзал Миту, был столь же безбрежен и непознаваем, как сама Вселенная, но, сконцентрировавшись и сжав его до маленькой точки, дознаватель смогла выразить его одним словом.

Почему?

Шагая через подвесной мост, Мита остановилась, молча разглядывая головы казненных преступников, насаженные на каждую балясину пролета. Глаза и языки мертвецов жадно пожирали разноцветные жуки и летучие мыши-альбиносы.

За ее спиной шушукались. Мысли толпы были невыносимы, они ранили разум, как сверхзвуковые иглы. Мита неосознанно стремилась уйти от них подальше, все ближе подходя к центру Каспсила – огромным зданиям-кубам, доминирующим над окрестностями, разительно контрастирующими с тьмой провала подулья.

Почему инквизитор ничего не предпринимает?

Почему он держит меня одной рукой и одновременно отдает команду к действию другим?

Почему сначала он требует моего присутствия, а затем накачивает наркотиками? Почему потом лжет что этого не делал?

Почему у него происходят такие странные перепады настроения?

Почему он проводит день за днем, не покидая покоев губернатора?

Разве можно – и это при такой героической репута-ции – назвать его действия отважными? Доверяет ли Каустус ей или нет, но, кажется, даже простая возможность нахождения здесь космодесантника Хаоса должна подстегнуть инквизитора к действиям. А он смеется и издевается, делая вид, что проблемы вовсе не существует. Ею займутся, видите ли! Кто займется?!

Один помощник. Закутанный плащом притворщик, кем бы он ни являлся.

А если он потерпит неудачу? А что, если его планам… прости Император мои сомнения… Что, если планам инквизитора вообще нельзя доверять? Что, если ему самому нельзя доверять?

Мита задохнулась от этой мысли, замерев в тени дубильной фабрики, наблюдая, как сервиторы-машины – обезьяноподобные чудища с руками как у погрузчиков, с торсами, увитыми толстыми змеями сервомускулов, загружали огромные кипы сырья с транспортера. Мерзкий смоляной дым и запах горелого мяса вызвали приступ тошноты, и Мита вновь поспешила прочь.

Да можно ли где-нибудь спокойно подумать в этом проклятом улье?

Что ей нужно делать? Мите стоило воздержаться от процесса исчерпывающего рассмотрения, какое рекомендует туториа? Она была слаба, лишена поддержки и доверия, ее саму подозревали, а она доверилась инстинктам, которые при ее ранге нельзя реализовать?

Откуда у нее эта паранойя?

Мита обошла вокруг гигантского здания, обеспокоенная еще больше, чем прежде. Когда грабитель выскользнул из темного переулка, покрытого сосульками и инеем, размахивая блестящим лезвием ножа, она оказалась ему почти рада: можно было отвлечься от забот и Расслабиться, защищаясь от примитивного насилия.

Человек приближался с усмешкой, выводя клинком гипнотические узоры, отвлекая ее внимание. Это было просто насмешкой – у парня нет и задатков псайкера, поэтому, когда второй сообщник, прятавшийся позади Миты, решил напасть, явно считая ее полностью поглощенной видом сверкающего ножа, его ждал приготовленный ответ. Четкий удар ногой в голову – и через секунду раздался хруст костей лица и влажный треск разрываемой плоти.

Псионический импульс удивления и боли оказался очень приятным.

Первый грабитель, видя неудачу сообщника, кинулся с ножом уже всерьез, но Мита легко увернулась, посылая кулак в солнечное сплетение человека и тем самым выбивая из него остатки дыхания.

Перекатившись в сторону, чтобы избежать любого случайного удара, Мита была на ногах, когда грабитель еще не успел полностью прийти в себя. Вообразив клыкастое лицо Каустуса, Мита изогнулась и нанесла двойной удар локтем, наблюдая, как широкая струя крови плеснула из глазницы.

Дознаватель вернулась к первому нападавшему, стоящему на коленях и утиравшему кровь с лица. Он, видимо, хотел показаться более беспомощным, чем был на самом деле, потому что нож бросил четко и сильно.

Мита действовала так, как ее учили, не рассуждая, – ее мозг выпустил ненаправленный импульс псионической энергии, отбивший крутящийся клинок со снопом синих искр.

Грабители все же оказались не так глупы. Увидев, какого типа им попалась жертва, они испуганно завизжали: «Ведьма!» – и, хромая, бросились бежать, причитая на ходу.

Мита пришла в ярость из-за краткости разминки. Она даже не вспотела.

Инстинкт.

Ее спас инстинкт. Теперь, как и тогда…

Но теперь Мите было видно небольшое отличие. Понимание накрыло ее как некое пророческое крещение и ослабило смятение и страхи.

Прислушивалась ли она к чувствам разума или действовала по зову сердца, применяла ли скучные построения логики или доверялась страстям инстинктов, но результат оказался один и тот же.

Мита больше совершенно не доверяла своему лорду.

Когда наконец сообщение было прочитано ею, это оказалось короткое, заранее записанное послание. Инквизитор смотрел на нее, искаженный линзой вьюспекса, и указывал закованным в броню пальцем.

– Оставайтесь там, где находитесь, дознаватель, – произнес Каустус. – Не позвольте начаться новым атакам на подулье. Вам понятно? Больше никаких неудач. Оставайтесь в Каспсиле, я послал лучшего друга помочь вам.

Изображение свернулось в спираль и исчезло. Мита лениво зевнула. Ей страшно надоело беспокоиться о чем-либо.

Она плохо спала той ночью.

Ородай и префекты возвратились из подземной экспедиции грязные, но с дикими улыбками. Они пока были довольны, что железная пята Префектус Виндиктайр сокрушила пламя восстания в самом сердце подулья. Мита рискнула спросить командующего, видел ли он лично Повелителя Ночи. Убили ли они предателя?

Но людей лишь раздражало ее присутствие, они были уверены в своих действиях, что нетрудно было выяснить, коснувшись поверхности их мыслей.

Никто не видел чудовище, прячущееся в тени. О, Ородай внушил себе, будто его и не существовало, а цель нападения виндикторов была лишь в отмщении за резню в космопорте да в предотвращении дальнейшего вторжения на его территорию. Командующий начал искренне верить сам себе, но когда он приказывал Мите убираться из его офиса, в его сознании были мысли о том, что он одурачил себя, что экспедиция не привела ни к чему, если не ухудшила ситуацию, а излишек насилия на нижних уровнях оказался абсолютно бесполезен.

Мита ушла от него только после того, как Ородай поклялся не совершать новых вылазок и отвел одну из I спальных комнат виндикторов лишь для дознавателя и Винта. Девушка более ядовито, чем обычно, ответи-ла на слабоумное бормотание гиганта и провалилась в легкий сон под сдерживаемое сопение Винта.

Во сне ей виделись уголья – или глаза, – горящие по краям ее видения. Мита видела большую акулу с лезвиями вместо плавников, скользящую в черной воде и уплывающую прочь, не заметив ее. Потому воды были пустыми, лишь легкие призрачные потоки кружились в водоворотах варпа, проплывал косяк рыб, была школа, посадочный модуль, рой, проявившийся из ниоткуда, рыбы, кальмары, черно-серебряные орлы, то нападающие, то азартно играющие в восходящих потоках небытия.

Голос сказал: «Ищите меня, мои братья…»

И во тьме, куда никогда не забирался луч света, нечто слышало зов. Кое-что обратило внимание и прислушалось чутким ухом, затем повернулось и издало крик, ушедший еще более глубоко. Там ожидал еще один слушатель.

Снова и снова повторялся крик, переходя из уха в ухо, пересекая пустоту варпа, пока не достиг непосредственно орлов. Один за другим они сложили крылья, втянули стальные когти и помчались к свету.

К жемчужно-белому острову. Планете. Ледяному миру, чье лицо не обласкано солнечными лучами.

К Эквиксусу.

Мита пробудилась рано утром со старой неуверенностью – сколько из увиденного ночью можно отнести к ее фантазиям? Какова доля сна, а какова – предсказания?

Потом ей уже не удалось заснуть.

На следующий день Мита неслась вперед, крепко держа за руль импеллера, а за ее спиной растянулся огромный плюмаж пепла, как хвост гигантского пыльного петуха. Она решила не поддаваться неуверенности и, отбросив сомнения, начать действовать.

Как она себе представляла, различие между наблюдением и действием в данном вопросе лежало очень глубоко. Ей явно запретили баловаться со вторым. Но в приказах Каустуса ничего не было сказано о первом.

В каждом городе, а особенно в каждом улье, как знала Мита, есть определенная ниша. Иногда заполненная естественным путем. Иногда за нее боролись и торговались те, кто ощущал склонность занять ее. Но и тогда ее занимал более ловкий и умный победитель. Такие личности были очень редкими. Безжалостными. Скрупулезными. И главное – они были очень умными.

Сначала она задавала осторожные вопросы. Мита рассмотрела Каспсил как социальную мозаику и изо всех сил постаралась приблизиться к личностям крупного калибра – интендантам гильдий, торговым королям портовых районов, владелицам Шлюхограда и сержантам-рекрутам маленького Флота Ультима, чьи заведения были повсюду. Мита рассчитывала получить у них важную информацию с большей вероятностью, чем у простых людей.

Ей не пришлось слишком глубоко копаться в умах. В разуме каждого, будь то рабочий или богач, Мита столкнулась с существованием торговца информацией, шпиона-наблюдателя. Но эти данные были крепкими, как ледяная скала. Никто не смел произнести его имя, что лишний раз убедило Миту в монополии этого человека.

Не важно, как его зовут. Не важно, где он находится. Мите удалось зацепиться за информацию в разуме одного пьяного наемника, сидевшего в салуне, что находился в предместьях Каспсила. Он показался дознавателю хорошей копилкой ответов – в его грязной работе не обойтись без сделок с информационным торговцем, если не постоянных, то хотя бы временных.

Мита погрузила в податливый мозг наемника астральные щупальца, ни капельки не беспокоясь о его безопасности. Наоборот, ей нравились тревожные крики его собутыльников. Особенностями ее мутации были отвращение и отторжение, способностью ужасать Мита не обладала.

До сих пор.

Одно дело было считывать поверхностную информацию разума, другое – охотиться за конкретными деталями, что суть гораздо более разрушительный режим для сознания.

Наемник остался лежать с уничтоженным мозгом, из его ушей и глаз сочилась кровь. Теперь собственные цели Миты перевешивали все.

(Как это ощущает Каустус? – подумала она. – Безнаказанность? Бесконечную власть?)

Вот поэтому Мита сейчас мчалась, перемалывая колесами пепел дюн и грязь дорог, направляясь к дому загадочного торговца, расположенному глубоко в рабочей зоне восточных бельэтажей.

Винт ехал первым, его инстинкты и защитные реакции были гораздо выше, чем у нее. Когда он сворачивал в сторону, избегая скрытой щели, или бросал импеллер на другую полосу движения, не обращая внимания на кавалькаду мотоциклов и трамвайных вагонеток, Мита без раздумий следовала за гигантом. Мимо так и мелькали разноцветными жуками транспортные сервиторы, чьи туловища были вживлены в рулевое управление. Позволив Винту быть первым, Мита проявила завидный прагматизм – если появится глупец, осмелившийся устроить засаду, основной удар придется в гиганта.

Практичность даже в близости – основа основ команд Инквизиции.

Они въехали в Уоррен по изогнутым рукам подвесных мостов и контрольно-пропускных пунктов, у которых виднелись очереди нетерпеливых гражданских. В таких местах Мита вела себя одинаково, показывая крестообразный значок Инквизиции в виде буквы «I» на своем ожерелье, а потом сносила неторопливые действия ополченцев с ледяным спокойствием. Не стоит гнать волну и оповещать всех о своем появлении – если этот торговец так искусен, как о нем говорят, он все равно узнает об их прибытии по своим каналам.

Уоррен был сотовым городом древней архитектуры: шестиугольные блоки громоздились на шестиугольные блоки, сливаясь в серой многоугольной гармонии, оставляя ощущения сцепленных шестеренок древней машины. Здесь жили рабочие – миллиарды безымянных обитателей гигантского муравейника.

Фабричное мясо, осужденное на пожизненную работу, но все равно благодарное за это Императору. Безропотные массы просыпались, работали и снова засыпали – каждый день, каждый год, каждое столетие. Термиты безбрежного термитника, где каждый уникален, как песчинка на пляже.

Винт и Мита проскочили мимо дренажной штольни у основания огромного здания, исписанного религиозными изречениями, столь же яркими, как и сохранившиеся воспоминания о них в мозгу наемника. Только на близком расстоянии становились заметны небольшие отличия, вызванные ходом времени, и мелкие детали, не сохранившиеся в памяти человека.

Не сушилось вывешенное из крошечных окон белье. Никаких теней не падало от соседних зданий. Не было проповедников, изливающих пламенные речи на глазеющую толпу. Не было слуг с длинными шестами и бесчисленными глазами, зорко следящих за каждым посетителем.

Конечно, это было просто предупреждением.

За вами наблюдают.

Они оставили импеллеры у центрального входа. Мита сразу смогла ощутить, не расширяя псионического сознания, как холодный интеллект заинтересовался ими. Через несметное множество глаз сервиторов, через сотни камер, секретных и явных, – отовсюду полились ровные волны интереса разума, пробудившегося от скуки.

Это действительно продавец информации. Если верить чувствам и эмоциям, как сетчатка глаза реагирует на свет, так астральное поле набухало тяжелыми и жадными амбициями.

Мита вошла, чуть задержавшись, следом за Винтом.

Это спасло ей жизнь.

Конечно, он использовал боевых сервиторов.

Умно.

Лишенные эмоций, испытывающие недостаток самых обычных чувств, сервиторы были невидимыми для астрального поля псайкера, как любой бездушный механизм.

Они выскочили из проемов между дверьми и специальных ниш в приемной с тонким свистом гидравлики. Четыре высокие лоснящиеся модели, испещренные хирургическими шрамами, четыре ветхих гомункула, двигающиеся со смертельной грацией.

Двое обрывками человеческой плоти, скрепленной мотками проводов, выхватили из пластмассовых кобур громоздкое оружие. Автопушки многоствольные и ничем не украшенные, сверкнули в их киберметаллических лапах.

Вторая пара поспешила вперед, обратные сочленения птичьих лап сделали походку сервиторов шатающейся, словно конечности рептилии скрестили с телами зомби. У каждого на месте левого запястья мерцало силовое лезвие с утопленными в плоть поглотительными катушками и трехразрядный энергетический кулак – на месте правой руки.

Первые для расстрела любого нарушителя. И еще парочка для ближнего боя и окончательной расправы. Мило.

Автопушки с ревом открыли огонь. Мита дернулась в сторону, повинуясь инстинкту, но вместе с тем осознавая, что движение бесполезно, – даже край огненной бури не мог к ней прикоснуться. Заряды застучали по груди Винта, как камни по стальному баку, разрывая одежду и вырывая из тела фонтанчики крови. Подобная встреча привела великана в ярость.

Он расправил свои гигантские, с тройными сочленениями, руки и яростно заревел как дикий зверь. Огромные кулаки сжались, пули с визгом рикошетили от стальных суставов.

Ошметки плоти мутанта полетели на Миту, и сначала она замерла на месте, сжавшись, а потом припала к полу, потянувшись к кобуре на поясе. Проклятый варп, она ведь была дознавателем Ордо Ксенос! Сейчас она покажет этому торговцу и его механическим друзьям. Мита прибыла сюда в полной готовности. Ее болтер был выхвачен и взведен раньше, чем глаза нашли цель. Как белка, девушка скользнула между ног Винта, вытянув руки с оружием вперед. Сквозь полы его одежды, теперь разорванной и окровавленной, она мельком увидела ближайшего к ней вооруженного дрона, его широко распахнутые глаза в металлических углублениях черепа которые лишали его последних признаков принадлежности к человеческому роду. Один миг был потрачен на прицеливание, окружающий мир размазался и замер, Мита сфокусировалась на цели, затем потянула спуск и открыла огонь.

Сервитор дернулся назад, схватившись за плечо, потом закрутился волчком, а когда его настиг третий заряд, точно в центр лба, – рухнул навзничь.

Теперь второй. Боеголовки болтера взорвались одна за другой, заставив тело сервитора исполнить танец марионетки, а потом главный взрыв превратил боевую машину в облако разлетающихся деталей и кусков плоти.

Возвышавшийся живым щитом над Митой Винт быстро терял силы. Его рев становился все слабее, прерываясь мучительными стонами, с него обильными струйками текла кровь, пропитывая одежду. Мита прилагала все силы, чтобы оставаться под прикрытием гиганта и отомстить за его добровольную жертву.

Внезапно нечто метнулось слева – один из боевых сервиторов ближнего боя шел в атаку. Услышав треск электричества, Мита увидела, что на нее направлен единственный рыбий глаз линзы, укрепленной на невыразительном, иссеченном швами лице. Нападение сервитора было столь же грубым, сколь и эффективным, – горизонтальный удар потрескивающим широким лезвием, перед тем как сверху должен обрушился энергетический кулак.

Комбинация, от которой невозможно уклониться.

Мита отпрянула назад, издав мысленный крик, – она поняла, что уже мертва.

Винт спас ее снова С глухим рычанием гигант схватил сервитора за голову и, пока клинок бесполезно вгрызался в металлическую руку, впечатал дрона в стену. Мита добила механизм, послав очередь из болтера в упор, с удовольствием наблюдая, как заряды пробивают в сер-виторе дыры, из которых вырывается сноп искр и валит дым.

Это усилие оказалось непосильным для полуразрушенного тела Винта: он был уже весь в крови, из глаз текли слезы, массивные руки несколько раз сжались, потом гигант покачнулся и с резким шипением рухнул на пол.