Текст книги "Месть (ЛП)"

Автор книги: Саймон Скэрроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА   ЧЕТВЕРТАЯ   

Паво заглянул в маленькое зарешеченное окошко в дальнем конце галереи, глядя на песок. Страх заставлял его дрожать и чувствовать тошноту по мере приближения момента его боя с атласским медведем. Он все еще был измучен своим расходом сил на победе над львом, что усиливало его чувство страха перед надвигающимся  противоборством.  Даже если бы он находился в полной силе, у него было мало шансов против дикого медведя.  Но с уставшим телом  и истощенными силами он мрачно признал, что его положение безнадежно.

По меньшей мере,  дюжина  бойцовых зверей собралось в галерее , расположенной недалеко от прохода, через который Макрон и Паво впервые вошли в Амфитеатр  Статилия Тавра этим утром. Облако напряжения висело над ними, пока они ждали, когда назовут их имена.  Некоторые коротали время, диктуя завещания  о своем жалком имуществе  чиновнику из гильдии гладиаторов.  Те, у кого были скромные сбережения, сдавали монеты в руки предприимчивого могильщика , чтобы быть похороненным на  кладбищенском участок за городскими стенами, а не в обычной могильной яме, в которую бросали  большинство гладиаторов.  Волнение оказалось слишком сильным для одного из бойцов, которого даже стошнило  на пол.   Кислый привкус рвоты смешивался с зловонным запахом импровизированного  нужника, обычного  ведра в углу коридора , до краев переполненного фекалиями и мочой.

Борясь с рвотным позывом, Паво сосредоточился на охоте на животных, происходящей на песке Арены. Из туннеля вышел  упитанный боец, одетый в тунику и вооруженный коротким мечом, дежурные уже убрали льва и мертвого бойца, растерзанного  зверем  вместе с деревьями и растительностью.  На мужчине не было шлема. Он повернулся, чтобы помахать толпе.  Паво мельком взглянул на его лицо и вздрогнул от увиденного, не поверив своим глазам.

Диктор выкрикнул  имя охотника на зверей , но Паво уже знал его достаточно хорошо; – Квинт Марций  Ателл.  Паво и Ателл  были друзьями детства; они вместе изучали греческий и играли в различные игры на улицах.  Ателл был сыном богатого землевладельца и, насколько помнил  Паво, чем-то вроде избалованного мальчишки, а его отец стремился потворствовать каждому его капризу.

На Арене раздались  испуганные визги  конфронтацией,  когда стая зайцев и несколько страусов были выпущены на песок.  Ателл дико расхохотался, быстро загоняя страуса в угол. Он вонзил свой меч в  запаниковавшую птицу.  Кровь хлынула из ее длинной шеи и забрызгала тунику охотника.  Страус беспорядочно хлопал крыльями, визжа в агонии.  Затем Ателл разрубил несколько зайцев своим мечом, когда по Арене раздались возгласы.

– Интересно, почему Ателл участвует в Играх?   – задумался Паво.

– Что ты сказал, римлянин?  –  рявкнул на него Амадокус.

Паво полуобернулся к фракийцу.  – Ничего важного.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

Паво обернулся. Амадокус стоял перед ним со снятой броней, и теперь Паво увидел всю степень причиненных ему травм.  Рваная рана шла по диагонали вниз по его груди, а рана на левой ноге заставляла его слегка прихрамывать.

– Я теперь уже не такой высокий и могучий, не так ли, толстосумчик? – прошипел Амадокус, ткнув пальцем в Паво.  –   Вот что значит быть гладиатором. Гнить в камере, пока вы, римляне, ходите вокруг, думая, что ваше  дерьмо пахнет лучше, чем все остальные.  Теперь я заставлю тебя страдать.

Острое чувство горечи охватило Паво, когда он заговорил:  –  У тебя короткая память, Амадокус.  Я спас тебя от льва.

Амадокус сжал мозолистые руки в кулаки:  –  А, из за какой химеры,  я вообще сражался с диким зверем?  Потому что ты пришел и занял мое место на Арене в схватке против Бритомариса.  Это я должен был сразиться  с  тем варваром.  Я бы тогда тоже выиграл.  Я был бы уже Чемпионом Рима.  А не сидел на заднице в этой яме в ожидании смерти.

– Я не имею к этому вообще  никакого отношения.  Во всем виноваты эти проклятые греческие вольноотпущенники Клавдия.

– Я настоящий Чемпион!  – Амадокус ударил себя кулаком в грудь. Мышцы его лица тряслись от ярости, сильный акцент искажал каждое слово латыни.  –  Я годами ждал шанса проявить себя против лучших на Арене и быть причисленным к великим,  сражаясь в провинциях, сражаясь с отбросами земли и терпеливо дожидаясь своего часа,  как и велел мне ланиста.   Потом появился ты и за считанные недели стал любимцем толпы и  Чемпионом.  Сволочь!

Паво скорчил кислую гримасу своему фракийскому сопернику:  –  Меч не лжет. У тебя были шансы на Арене, ты просто ими не воспользовался.  Единственная разница между мной и тобой в том, что я лучше владею мечом и щитом.  В любом случае,  сейчас все это не имеет никакого значения.  Нас обоих все равно собираются отправить на бойню.

Фракиец взорвался от ярости и ринулся на Паво. Гладиатор попятился, стараясь не втягиваться в драку, желая сохранить оставшиеся силы для схватки со зверями.  Но Амадокус  бросился к нему. Его протянутые руки схватили Паво за шею и толкнули к стене.  В галерее  вспыхнул шум, когда некоторые другие бестиарии  образовали полукруг вокруг мужчин,  в азарте потрясая кулаками и подбадривая их.   Фракиец нанес стремительный удар кулаком в пах гладиатора.   Паво согнулся  от боли , а Амадокус  ударил его сапогом в бок, и тот врезался в толпу бестиариев.  Бойцы отчаянно отпрыгнули прочь, когда Амадокус бросился на лежащего гладиатора, надавив коленями на руки противника, пригвоздив  Паво к полу.

– Римская сволочь! Я заставлю тебя заплатить!

Паво изо всех сил пытался вырваться, когда Амадокус  обхватил его шею и сжал горло. Его глаза вылезли из орбит.  Он не мог дышать.  Пальцы фракийца сильно надавили на хрящ горла.  Он почувствовал, что его мозг, начал  раздуваться внутри его черепа.

– Умри, римлянин! – взревел Амадокус.

Паво боролся с ноющей усталостью в конечностях. Он отказывался умирать от рук фракийца, даже если это означало истощение его тела перед битвой с медведем. Он напряг мышцы плеч и дернулся в сторону, толкнул  Амадокуса ладонями, когда тот повернулся.  Сила его рук застала фракийца врасплох.  Он издал резкий крик, когда Паво оттолкнул его и швырнул головой вперед на ведро с помоями. Остальные бойцы отскочили назад, когда его содержимое разлилось на пол и измазало  Амадокуса  грязными нечистотами.   Фракиец  выплюнул изо рта помои  и, пошатываясь, поднялся на ноги. В ту же секунду  несколько охранников распахнули дверь и схватили  Амадокуса, прежде чем тот успел нанести еще один удар Паво.  Четверо из них схватили его за руки.  Он тщетно пытался вырваться из рук охранников, все время, огрызаясь на Паво, с его волос  капала грязь.

В этот момент ворвался Нерва. Встревоженный чиновник Арены перешагнул через вонючую лужу, пока охранники удерживали Амадокуса.

– Я убью тебя, Паво! –  сплюнул фракиец. – Клянусь!

– Я думаю, медведь из Атласа сейчас решит ваш спор  быстрее,  – заявил Нерва, неодобрительно взглянув на Амадокуса. –  Пора.  Вы оба, на выход.

Паво и Амадокус  были вытолканы охранниками к дверям галереи. Остальные бойцы молча смотрели на мужчин, с болью осознавая, что скоро  и они пойдут тем же путем.

– А как насчет нашего оружия? –  спросил Амадокус.

– У вас его не будет, – категорически ответил Нерва.

– Против медведя? – прохрипел Амадокус, его глаза чуть не вылезли из орбит. – Это какая-то чушь или шутка?

Чиновник бросил на него строгий взгляд:  – Что? Похоже, что я шучу?

– По чьему приказу?  – спросил Паво, тряхнув головой.

– Устроителя, конечно. –  Нерва надул щеки и сделал отметку на планшете стилусом. – Не могу сказать, что виню его.  Мы и так отстаем от графика. Вы оба должны были умереть еще в том, первом бою.  – Он пожал плечами. – Теперь поторопитесь!  У меня плотный график, и толпа становится беспокойной.

Не медля больше, Нерва выскочил из галереи  и  побежал выводить   небольшую группу охранников и охотников на зверей из загона обратно по коридору к воротам.  Впереди них  шел Ателл, охотник на животных,  который вышел с Арены и передал свой меч ближайшему служителю.   Он заметил проходящего мимо Паво, и у него от изумления отвисла челюсть.

– Во имя богов, Паво! – радостно воскликнул он.  – Это ты!

Паво остановился как вкопанный.  Он заставил улыбнуться сына помещика:  –  Ателл, …  Какой приятный сюрприз. Я вижу, ты участвуешь в Играх.

Ателл  взглянул на свою забрызганную кровью тунику и улыбнулся:  –  Я всегда хотел выступить на Арене. К счастью, мой отец любимец Императорского Двора. Он выкрутил несколько рук и сумел добавить меня в список программы.  Это довольно захватывающе, не так ли?  Шум толпы, ощущение меча в руке. Ничего подобного раньше не испытывал … –  Он весело покачал головой.  –  Должен сказать, что здесь, в Риме, гладиаторы  положили начало новой моде. Благодаря им богатые юноши Рима увлечены Играми.

Его слова заставили Паво похолодеть: –  Ты участвуешь по собственной воле?

– Конечно. Я просто принимал участие, чтобы немного развлечься. Я бы не опустился до того, чтобы стать настоящим гладиатором.

– Ты никогда не станешь им.  Только не тогда, когда ты позоря себя, убиваешь  беззащитных животных.

Ателлус рассмеялся:  –  Что ни говори, но я не могу дождаться, когда увижу лица моих приятелей по ужину сегодня вечером.  Они позеленеют от зависти!  –  Выражение его лица изменилось, и он прочистил горло:  –  В любом случае, я должен идти. Удачи тебе.

Паво смотрел, как своего друг детства, который  неторопливо пошел по коридору, свинцовое отчаяние отяготило его грудь. Его поразили острые воспоминания о прежней жизни, экзотической еде и жарких политических дебатах за кувшином хорошего  фалернского вина. Трагическая несправедливость всего этого  остро поразила его.

Влажная ладонь сжала его руку, и один из охранников  толкнул  его к открытым воротам.

– Иди вперед, ублюдок!  –  прохрипел охранник.

Повернувшись лицом вперед,  Паво глубоко вздохнул и вышел на Арену вместе с Амадокусом.

Насмешки обрушились на двух мужчин из теперь уже поредевшей толпы.  Паво отметил, что на галереях было несколько больших брешей.  Многим зрителям наскучила утренняя программа звериных боев, в которых принимали участие  десятки мужчин, одни охотились группами, другие бились поодиночке, сражаясь с ошеломляющим разнообразием животных, включая жирафов, гиппопотамов и пантер. К настоящему времени новизна экзотических зверей явно улетучилась, и группы зрителей временно покидали свои места, ныряя к выходам, чтобы пополнить свои винные кувшины в торговых прилавках вдоль улиц снаружи, перед полуденной программой распятий.  Паво не мог не заметить, что несколько оставшихся зрителей с трудом сдерживали зевоту, когда он вышел на песок.  Его поразило горькое осознание того, что ему даже не удостоится чести умереть на глазах у приличной толпы.

Когда Арена опустела почти на треть, он отчетливо слышал возбужденную толпу на верхних террасах, которая безумными голосами выкрикивала оскорбления в его адрес и в адрес его семьи. Несколько зрителей сделали в его сторону оскорбительные жесты руками, их голоса охрипли от многочасового пьяного пения.

Атласский медведь зарычал за противоположными воротами. Зловонный ветер пронесся по Арене, когда ворота со скрипом открылись, и через мгновение медведь выполз из портала на четвереньках, сопровождаемый небольшой группой дрессировщиков. Некоторые зрители, сидевшие на нижних галереях, наклонились вперед,  науськивая  зверя  атаковать бойцов. Когда медведь приблизился, Паво увидел, что на его шее был привязан поводок, и сбоку от него стоял дрессировщик и туго тянул этот  поводок, который чуть ли не душил  медведя.  Позади медведя стояла пара слуг, подталкивая его вперед  деревянными палками.  Четыре стражника преторианской гвардии дежурили у ворот, сжимая  ручки своих мечей на случай неприятностей.

– Как же нам справиться с этим монстром?  –  спросил Амадокус.

– Не знаю, – холодно ответил Паво.

Фракиец сердито повернулся к нему.  –  Но,  хоть что-то мы должны  сделать,  – пробормотал он. – Ты был полон блестящих идей против этого проклятого льва!  Ты же эксперт, придумай что-нибудь!

Паво сокрушенно покачал головой:  –  Боюсь, что без оружия   у нас нет шансов. Этот медведь убьет нас.

Амадокус  уже собирался ответить, когда его прервал гортанный крик, донесшийся с другой стороны Арены.  Медведь резко остановился и встал,  боясь  шелохнуться.

– В чем дело? – спросил Амадокус.

– Не уверен, – ответил  Паво.  – Но, похоже, медведь запаниковал.

Дрессировщики дернули за цепь и стали тыкать в зверя  палками. Медведь упрямо отказывался двигаться и издавал глубокий вой.   Разъяренный демонстрацией неповиновения животного,  дрессировщик сильнее дернул за поводок, пытаясь заставить его продолжить движение к Паво и Амадокусу.  Ему удалось только разозлить зверя.  Медведь яростно дергался на поводке, натянув  цепь.  Почувствовав, что ситуация выходит из-под контроля,  один из дрессировщиков  позвал на помощь дежурных.  Его товарищи  стали бить медведя дубинками. Зверь с пренебрежительным фырканьем отмахнулся от них.  Когда они отступили на безопасное расстояние, медведь застонал и рухнул на землю.

По галереям  прошелся  горячий ропот.  Хозяин медведя  в замешательстве повернулся к Имперской ложе.  Паво поднял голову и увидел, что Паллас свирепо смотрит на Мурену, а помощник имперского секретаря вскочил и яростно махнул преторианской гвардии, дежурившей у ворот, призывая их помочь устроителю.   Приступив к действию, двое охранников поспешили по песку. Один из них размахивал легионерским мечом. Он вонзил  кончик  меча в медведя, а затем отпрыгнул назад. Толпа заликовала. Медведь завыл.  Сквозь шерсть заблестели капельки крови. В неуловимом движении животное повернулось к дрессировщику и вцепилось лапой в его поводок.

В этот момент зритель с одной из нижних террас  бросил в медведя свою глиняную чашку. Зрители закричали в знак одобрения, когда чашка разбилась о голову зверя. Медведь зарычал и развернулся лицом к зрителю, бросившему чашку. Все взгляды обратились на мужчину.  Паво проследил за их взглядом и увидел тучного патриция, из-под тоги которого виднелся идеально круглый живот, сидевшего на ближайшей к  песку  Арены  террасе.  Дрессировщик сильно потянул за поводок,  пытаясь отвлечь  медведя от зрителя.  Развернувшись, медведь набросился на дрессировщика,  полоснув его по животу своими длинными когтями.   Хозяин медведя  вскрикнул. Его кишки вывалились из раны на песок, и, когда он рухнул, поводок выпал из его слабой хватки.

Освободившись от натянутого поводка, медведь развернулся к стене Арены и бросился на патриция в молниеносной комбинации  силы и скорости. Цвет тут же сошёл с лица мужчины, когда медведь поднялся на задние лапы и встал прямо перед ним.  Вытянутый во весь рост, он стал выше короткого перепада между террасой  и песком Арены. Он протянул лапу и вцепился когтями в онемевшего патриция.  Патриций вскрикнул, когда когти впились ему в грудь. Он повернулся, пытаясь перебраться в безопасное место, но медведь, все еще стоявший прямо, тут же сомкнул челюсти вокруг его руки и сорвал его с места.   Патриций взвизгнул, когда медведь дернул головой в сторону, оттаскивая его с террасы,  провисший поводок бесполезно болтался у него на шее. Затем он расслабил челюсти и швырнул патриция вниз, на песок. Медведь развернулся и встал на четвереньки, когда патриций, спотыкаясь, поднялся на ноги. Он повернулся, чтобы бежать, но сделал это слишком  медленно.  Зверь рубанул его лапой, яростно царапая когтями его лицо и грудь.  Крики мужчины резко оборвались, когда медведь оторвал ему голову от пухлых складок на шее.

Выходы были переполнены зрителями, сорвавшимися со своих мест и отчаянно пытавшимися избежать гнева зверя. У Императорской ложи на другой стороне Арены Император выглядел ошеломленным.  Германские телохранители помогли  Клавдию встать на ноги и сопроводили его к частному выходу. Мурена, явно взволнованный, отдала приказ стражникам у ворот. Они  все лихорадочно забежали  в коридор, когда зверь вцепился в окровавленное тело патриция.

– Мы должны что-то сделать,  –  произнес Паво.  –  Медведь не остановится, пока не перебьет всех на своем пути.

– В этом нет нужды, римлянин,  –  ответил Амадокус.  –   Смотри!

Он указал на преторианцев, выходящих из ворот и осторожно приближающихся к медведю. Каждый мужчина размахивал охотничьим копьем, взятым из арсенала арены. Охранники сомкнулись вокруг медведя грубым кругом, вонзая в него свои копья и сбивая с толку зверя. Один из стражников глубоко вонзил копье ему в бок. Кровь брызнула из раны и хлынула на песок. Медведь ужасно завыл, когда другие преторианцы окружили его, неоднократно нанося удары зверю.  Наконец медведь издал слабый всхлип и упал на песок.

Нерва бросился из коридора, плюясь от ярости.

– Звериные бои закончились!   –   рявкнул чиновник на  Паво и Амадокуса.

– Мы что, не будем  сражаться?  –  спросил молодой гладиатор.

– Не зли меня!  –  Нерва указал на изуродованное тело патриция. –  После всего этого?  Такого никогда  не должно быть, чтобы честных римских граждан убивали на Арене.  Это плохо для Игр.  Если зрители не будут в безопасности во время боев, толпа перестанет сюда ходить.  –   Словно вдруг что-то вспомнив, он снова повернулся к проходу и щелкнул пальцами на собравшихся акробатов. –   Вы все, идите сюда и, ради богов, сделайте что-нибудь, чтобы отвлечь толпу!

Паво и Амадокус посмотрели  на  чиновника.

– Значит ли это, что наша роль в Играх окончена?  – с надеждой спросил фракиец.

Нерва горько рассмеялся: – Вам повезло. Вы должны вернуться в свои камеры в Имперский лудус вместе с другими бойцами.  – Он покачал головой. –  Завтра будет напряженный день, говорю я вам.  В списке шестьдесят человек, которые должны  будут здесь выступить. Вы тоже внесены в список.

–  Внесены в список для чего?  –   нервно спросил Паво.

–  Для группового  боя, –  ответил чиновник.

ГЛАВА   ПЯТАЯ  

– Эй, приятель! Проснись! И не шуми!  – раздался  тихий голос

Паво сонно ворочался в своей камере. Он заснул на тонком спальном мешке, как только охранники захлопнули дверь, истощенный стрессом дневного боя. Каждая косточка в его теле тупо болела, когда он сидел прямо. Он прищурился и увидел фигуру, притаившуюся за дверью, в его пронзительных глазах отражался лунный свет, просачивающийся сквозь щель в стене камеры. Широкие полосы его туники едва виднелись из-под плаща.  Паво узнал в этом лице пожилого сенатора, которого он видел опоздавшим на свое место в галереях.  Сенатор уставился на него, задумчиво поглаживая подбородок.

– Слава богам, что ты еще жив.

– Кто вы?  – устало спросил Паво.

Сенатор проигнорировал вопрос,  пробежав взглядом по гладиатору и  сделал  одобрительный кивок.  – Я вижу, ты хорошо поправился.  Тит всегда говорил, что хорошим римлянином является тот, кто понимает  толк в  физических упражнениях.  Не то, что те разгильдяи,  которых мы встречаем  в эти дни, набивающими  свои животы в тавернах.   Возьми …  это тебе

Сенатор просунул  через решетку сверток, с тревогой вглядываясь в тускло освещенный коридор, чтобы убедиться, что за ним  никто не наблюдает.

– Здесь немного еды.  Чтобы помочь тебе восстановить силы.

Паво охотно взял передачу.  Было еще тепло. Его живот шумно заурчал, когда он развернул ткань, и несколько кусков черствого хлеба и вареного мяса упали ему на колени. Он не решался взяться за еду.  Он оглянулся на сенатора, быстро его оценивая .

– Я видел, как ты дрался сегодня утром, – продолжил сенатор. – Должен сказать, это было впечатляющее зрелище.  И я  это говорю,  как человек, который никогда не любил гладиаторские бои.

– В этом мы оба схожи..

– Ты, наверное, удивляешься, почему я взял на себя столько хлопот, чтобы нанести тебе, сыну опального легата, визит.  Меня зовут  Нумерий  Порций  Ланат,  –  объявил сенатор величественным голосом.  У него была досадная привычка, свойственная всем сенаторам , как заметил Паво,  отвечать не на тот вопрос, который  тебе задают.

– Я слушаю вас,  Порций  Ланат,  –  ответил Паво.

– Мое имя тебе ничего не говорит? –  спросил Ланат.  Увидев безучастное выражение лица юного гладиатора, он сложил руки под подбородком и долго рассматривал  Паво.   – Я был другом твоего покойного отца в те дни, когда Тит был простым военным трибуном,  а я – провинциальным губернатором. Тогда все было по-другому,  но мы с Титом  были очень близки.  Возможно, он говорил  тебе обо мне.

– Не ничего вспомнить.

Ланат  мягко улыбнулся: – К тому времени, как ты родился, я уже вернулся в Рим. Должен признаться, я был разочарован, когда твой отец решил продолжить военную карьеру, а не присоединиться ко мне в Сенате.  Тит мог бы стать эффективным политиком. Но ведь он всегда предпочитал  меч  стилусу.  Похоже, так же, как и его сын.

– Выбор не совсем мой. Клавдий приговорил меня к смерти в качестве гладиатора после того, как они убили моего отца.  Теперь они приговорили меня к завтрашнему групповому бою. Все, что я могу сделать, это примириться и молить богов о быстрой смерти.

– Да,  –  медленно сказал Ланат.  –  Я слышал о планах Императора на тебя. Это кажется ужасно несправедливым, но  Клавдию нельзя доверять, что он  сдержит  свое слово. Он сделает все возможное, чтобы заслужить льстивое поклонение толпы.  Так же, как Калигула и Тиберий до него.  Он во всем  опирается на своих  неряшливых  греческих  вольноотпущенников, которыми он окружил себя.   Во всяком случае, я так понимаю, толпе не терпится увидеть, как ты сражаешься.

Паво вытянул шею, чтобы посмотреть мимо сенатора в коридор. –  Как вам  удалось проскользнуть мимо охранников?  Только имперскому ланисте и его прислужникам разрешается входить в лудус.

– Дежурный охранник  –  сочувствующий нам человек.

Паво внимательно посмотрел на сенатора:  –  Я не уверен, что понимаю.

– Он разделяет определенную привязанность к республиканским ценностям, как и все нормальные , не потерявшие достоинство люди.  Особенно такие,  как ты, которые сильно пострадали от тирании Императоров.

Паво какое-то время молчал: –  Кое-кто  может назвать это изменой.

– Ты прав.–   Сенатор кивнул. – А другие называют  это патриотизмом.  То есть те из нас, кто называет себя Освободителями.

Паво почувствовал, как волосы на его затылке встают дыбом.  Отложив еду в сторону, он посмотрел на сенатора, выражение его лица внезапно стало суровым:  –  Освободители, говорите? Справедливее всего, вас нужно было  бы назвать змеями.   Вы, причина того, что мой отец мертв, а я заперт в этой камере,  ожидая, когда меня убьет банда варваров.  Убирайтесь  прочь с моих глаз.

Сенатор печально покачал головой:  –  Нельзя так разговаривать с лучшим  другом твоего отца. Ты хотя бы поинтересовался тем, что я хочу сказать?  В конце концов, Тит  разделял нашу мечту о возвращении Рима в славные дни Республики.

– Мой отец хотел положить конец коррупции.  –  Паво был краток. –  Он презирал режим за строительство роскошных дворцов, в то время как солдаты под его командованием месяцами не получали жалованья.  Он беспокоился о благополучии своих людей, а не о предательской политике.

– И мы полностью поддерживали его в его начинаниях,  –  настаивал Ланат.

Паво пренебрежительно фыркнул:  –  Где были вы и остальные так называемые Освободители, когда мой отец восстал против Императора?

Лицо  Ланата  помрачнело: – Мы не могли рисковать и публично заявлять о своей поддержке Тита. Как ты думаешь, что бы произошло, если бы мы все вышли из подполья и сплотились вокруг него? Император казнил бы нас всех.

Паво сердито посмотрел на Ланата:  – Мой отец все еще был бы жив, если бы не вы.

– Тит пожертвовал своей жизнью ради Рима.  Я знаю, что его смерть причиняет тебе боль, но Освободители полны решимости осуществить его мечту о восстановлении Республики. Это должно быть и твоей мечтой, если ты действительно чтишь его.

– Я услышал достаточно!  –  Паво отвернулся, ощутив горький привкус во рту.  Как человек, родившийся в богатой аристократической семье, потерявший все,  живший и сражавшийся среди людей, считавшихся низшей формой человеческого  существования, он чувствовал, что у него есть свой особый взгляд на Рим и его политическую борьбу.  Его острый ум улавливал, как государственные деятели продвигали свои амбиции, давая пустые обещания, о которых толпа быстро забывала, когда объявлялось о новых гладиаторских  боях.  В его представлении Ланат и Мурена были двумя сторонами одной медали. Оба были талантливыми лжецами, которым нужно было получить политическую власть  в Риме –  чего ему самому теперь никогда не предстояло достичь.

– Я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать с тобой  политику,  –  резко оборвал его мысли Ланат. – Вообще-то я пришел сделать тебе предложение.

– Тогда вы зря теряете время. Что бы это ни было, меня это не интересует.

Ланат посмотрел на Паво:  – Ты опрометчивый,  и  раздражительный, не так ли?  Это кипит в тебе  кровь Валерия.  Но я бы предостерег  тебя от того, чтобы сразу же отвергать мое предложение.  Ты еще захочешь услышать, что я скажу тебе, поверь мне.

– Поверить вам!  –  Паво рассмеялся. – Человеку, который спрятался за своими свитками папирусов, когда моего отца бросили умирать  на Арену?  –  Он скрестил руки и отвел взгляд. –  Я устал вас слушать.

– Ты недооцениваешь  меня, молодой человек.

Паво медленно повернулся к Ланату.   Сенатор посмотрел на него прищуренными глазами,  а его губы дрогнули в быстрой улыбке.

– У меня есть кое-что, что заставит тебя выслушать…

Он вынул  руку из под тунику и сунул  в руку Паво,  разжав кулак, где обнаружился  золотой медальон с шейным ремешком.  На лицевой стороне было выгравировано замысловатое изображение Икара.

– Я полагаю, эта вещь принадлежит твоему сыну.

Паво медленно кивнул на медальон. Каждому  римскому  мальчику давали такой при рождении для защиты от злых духов.  На реверсе было выгравировано имя его сына и дата его рождения. Он посмотрел на Ланата.  –  Где вы  его взяли?

Сенатор  забрал медальон:   –  Со временем узнаешь.  Во-первых, ты должен выслушать меня. У меня есть для тебя особое предложение.  Освободители месяцами ждали такой возможности.  Если ты согласишься выполнить то, что я тебе скажу, я смогу тебе помочь.

– Продолжайте, – осторожно сказал Паво.

Ланат погладил переносицу. – Как тебе, несомненно, известно, последний выживший в групповом бою объявляется Чемпионм и лично Императором Клавдием  ему вручается  лавровый венок вместе со скромным призом в тысячу сестерциев.  Это дает нам возможность кое-что предпринять.

Паво нахмурился:  – Предпринять что именно?

Ланат окинул взглядом коридор, прежде чем ответить:  – Клавдий живет в страхе. Это и понятно, учитывая, что его предшественник Калигула был убит членами преторианской гвардии. Император будет окружен своими  германскими телохранителями, сидя в Имперской ложе, что делает невозможным для кого-либо приблизиться к нему. За одним исключением, а именно победивший гладиатор.   Он сделал паузу, позволив своим словам дойти до сознания Паво.  – Выиграй групповую  схватку, мой мальчик, и у тебя будет шанс отомстить за отца и свою семью … убив Клавдия.

Холодная дрожь пробежала по спине Паво. Он посмотрел на сенатора со смесью подозрения и беспокойства. И все же мысль о том, что Клавдий падет под его мечом, наполняла его странным трепетом.

– Убить Императора… на глазах у толпы?  –  прошептал он.

– Почему бы и нет? Такой тиран, как Клавдий, заслуживает смерти на большой сцене.

– Возможно. Но даже если бы я хотел помочь, ты забываешь, что нас шестьдесят человек, которые должны принять участие в групповой  схватке.  Нерва говорит, что выживет только один гладиатор.  Что, если меня убьют? Тогда твой план потерпит крах.

– Ах, но в этом и прелесть групповых схваток.  Ты столкнешься с отбросами, самыми низкими из низших!  Мужчины, прошедшие только базовую подготовку по обращению с мечом.  Но, ведь,  есть ты, с репутацией одного из лучших фехтовальщиков, когда-либо появлявшихся на Арене. Честно говоря, я скептически относился к твоим способностям. Мальчик, родившийся в знатной семье, обладающий неестественным талантом владения мечом, казался  мне надуманным существом.  Пока сегодня я увидел своими глазами, как ты сражаешься.  Ты проявил замечательное мужество, мастерство и сообразительность, чтобы победить этого льва. Я уверен, завтра ты сможешь точно так же победить и остальных гладиаторов.

– Возможно.  Но что я буду от этого иметь?

– Месть! … Ты отомстишь!  Хорошо известно, что Клавдий лично санкционировал смерть твоего  отца. О какой большей награде ты мог бы мечтать, чем о шансе убить Императора?

– Убить Клавдия?  Он просто какой-то слюнявый старый дурак.   Мне нужен Гермес. Это он убил моего отца. Я хочу убить Гермеса, а не Императора.

– Устроить  бой  между тобой и Гермесом не в моих силах. Он считается величайшим гладиатором, который когда-либо жил в Риме. Таким образом, он пользуется непревзойденным статусом и известностью.  Я слышал,  что даже Калигула однажды пытался выманить его из отставки. Гермес наотрез отказался. Калигула был возмущен, но потом понял, что любой шаг против Гермеса может оказаться слишком большим шагом для римской толпы.

– Но сейчас Гермес вышел из отставки. Он планирует драться на Играх.  Мурена сам сказала мне об этом.

– Правильно. Однако он должен сразиться с другим противником, которого Клавдий выберет лично. Боюсь, я ничего не могу поделать в отношении Гермеса.  Но я могу помочь тебе в другом деле.

Паво  наклонил голову к Ланату.  Во рту у него пересохло.

– Я так понимаю, твоего сына завтра убьют.  Бросят зверям.  По крайней мере, так оно и произошло  бы, если бы не этот неприятный инцидент с медведем сегодня.

– Это ничего не меняет.  Мурена и Паллас не пощадят Аппия.  Эти бессердечные греческие ублюдки найдут другой способ его убить.

– Они его уже нашли.  Завтра его сбросят с Тарпейской скалы.  Кажется, и имперский секретарь, и его помощник стремятся избавиться от любого, кто носит имя Валерий.

Паво задумался: – Ты сказал, что поможешь мне.  Как?

Ланат слегка улыбнулся: –  Твой сын в Императорском  Дворце.  Где, по-твоему, я нашел этот медальон?

Надежда и страх запульсировали в черепе Паво.   Ему хотелось поверить, что шанс спасти Аппия еще есть.   Он сузил глаза на сенатора.  Глаза пожилого человека блестели, когда он продолжил.

– Я подружился с одним из дворцовых рабов, интересным молодым парнем по имени Квинт Лициний  Катон.  Я частый гость во дворце и слышал, что юный  Катон любит поэзию. Я сам балуюсь стихами, поэтому сегодня зашел и одолжил Катону несколько свитков из моей коллекции. Немного Катулла и несколько строк Проперция.