Текст книги "Непобежденный"
Автор книги: Саймон Скэрроу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Юлия… что же ты сделала со мной? Что же ты сделала с бедным Луцием?
Глава 8
Спустя два дня, в день триумфа, Катон встал засветло. Быстро поев вяленой свинины и хлеба и запив их разведенным вином, он накинул плащ и пошел к двери, позвав Аматапа, чтобы тот закрыл ее за ним. Когда они шли через атриум, то услышали громкий храп Макрона, раздававшийся в тишине. Катон думал насчет того, чтобы взять с собой Макрона, но потом решил, что лучше использует время, которое потребуется, чтобы пересечь город и добраться до Мамертинской тюрьмы, на то, чтобы поразмышлять в одиночестве.
Начинало светать, и по улице уже можно было пройти без факела. Хотя закон и запрещал носить мечи в пределах Рима, Катон прицепил к поясу ножны, и вес меча, скрытого плащом, действовал на него успокаивающе. Особенно с учетом того, через какие районы города ему предстояло пройти. Уличные бандиты прятались в темных переулках, готовые наброситься на одинокого прохожего или тех, кто слишком напился, чтобы защитить себя. На улице уже было достаточно народу – торговцы с небольшими тележками, спешно везущие товар в лавки, пока не вошел в силу запрет на колесный транспорт в дневное время, сборщики мочи с шестами, на которых висели дурно пахнущие горшки с плещущимся содержимым, которое они несли в суконные мастерские, туда, где чистили и гладили белье богатых обитателей Рима. А еще путешественники, прибывшие в Рим с семьями и желающие заранее найти место получше, чтобы смотреть на праздничное шествие. Родители, нагруженные едой и напитками, тащили за собой зевающих детишек.
Катон не терял бдительности, настороженно поглядывая на стоящих у входов в переулки. Старался держаться посреди улицы, спускаясь к Форуму, и не убирал руки с рукояти меча. Однако его ум заполняли мысли о долге, который оставила ему в наследство Юлия. Он пока не рассказал об этом Макрону. Надо будет сделать это потом, когда Катон сам оправится от шока настолько, чтобы быть в состоянии рассказывать обо всем с должным хладнокровием. А вот со своим бывшим тестем он поговорил. Сначала сенатор Семпроний вел себя несколько смущенно, не зная, как много узнал Катон о поведении своей жены в его отсутствие. Выразив сочувствие, он заявил, что не имеет достаточных средств, чтобы помочь Катону с погашением долга, однако предложил взять к себе Луция и растить его, когда Катон получит новое назначение по службе.
В любом случае, перспектива потерять дом, в который Катон только что пришел, вернувшись с войны, лежала на его сердце тяжелым грузом. Благодаря Юлии он имел при себе лишь те скудные сбережения, которые привез с собой из Британии. Если повезет, можно рассчитывать на какой-нибудь подарок от императора после триумфа, но затем ему придется заново копить средства, если он хочет спокойно жить после выхода в отставку и оставить сыну достойное наследство. То, что Катона возвели в сословие всадников, поможет Луцию в жизни, а если посодействует отец Юлии, то, возможно, когда-нибудь мальчику повезет и он попадет в Сенат. Эти мысли наполнили Катона гордостью. Его отец был вольноотпущенником, и продвинуться всего за три поколения до Сената Рима было бы значительным достижением.
Он вышел на Форум, где команды рабов убирали с улиц экскременты и скопившийся мусор, другие же украшали статуи и колонны храмов гирляндами цветов и разноцветных полос ткани. Катон обошел подножие Капитолийского холма, сердце города, на котором возвышался дворец императора, и подошел ко входу в Мамертинскую тюрьму, где держали самых главных врагов Рима на потеху императору. Большинство их были обречены на казнь, в том числе Каратак и его семья. У обитых гвоздями с выпуклыми шляпками ворот стояли на страже несколько гвардейцев-преторианцев. Дежурный опцион вышел навстречу Катону и выставил руку.
– Как звать, по какому делу?
– Префект Квинт Лициний Катон. Я пришел увидеться с плененным Каратаком.
Услышав звание Катона, опцион стал по стойке «смирно» и отдал честь.
– Прости, командир. У меня нет указаний на счет посещения.
– Я пришел по своей инициативе, опцион. Хочу просто поговорить с Каратаком. Недолго.
Опцион покачал головой.
– Нет, без соответствующего разрешения.
Катон ожидал подобного ответа.
– Ты знаешь, кто я такой?
– Конечно, командир. В казармах немало говорят о тебе и центурионе Макроне. Отличная работа, скажу я тебе. Большая честь увидеться с тобой лично, командир.
– Наверняка, – с улыбкой сказал Катон. – Следовательно, тебе известно, что я на хорошем счету у императора. А это означает, что он вряд ли сильно обрадуется, если мне доведется упомянуть о том, что ты и твои парни завернули меня, когда я просто хотел последний раз поглядеть в глаза Каратаку и попрощаться с ним, прежде чем его прибьют. Как воин воину.
Катон наклонился вперед и коснулся груди опциона.
– Не хочешь же ты, чтобы я упомянул твое имя, когда стану рассказывать императору, что мне отказали в последней возможности поговорить с пленником? Насколько я слышал, Клавдий всегда готов найти кого-нибудь новенького, чтобы бросить на арену на потеху черни.
Опцион вздрогнул.
– В этом нет нужды, командир. Конечно же, я впущу тебя. В конце концов, я не могу отказать герою Рима, так ведь?
– Так-то лучше.
Опцион отошел в сторону, махнув рукой в сторону ворот.
– Паулин, проводи префекта к пленникам.
Один из гвардейцев отдал честь и спешно открыл невысокую дверь, пропуская посетителя. Катону пришлось пригнуться. Войдя, он увидел ведущие вниз ступени. Внизу горела жаровня, рядом с которой у стены стояли несколько незажженных факелов. Как только Катон оказался внутри, то почувствовал, что здесь ощутимо холоднее, чем на улице, и сыро. Хорошо, что он плащ надел.
Спустившись по лестнице, он у жаровни дождался, пока гвардеец зажжет факел, и поднял его, чтобы осветить узкий коридор. По обе стороны коридора виднелись двери, ведущие в камеры, где ожидали своей участи пленники императора. Воздух был наполнен плотным запахом нечистот, а из камеры в дальнем конце слышался приглушенный кашель.
Пройдя порядка двадцати шагов, гвардеец остановился у одной из дверей и сдвинул засов. Распахнул дверь, заскрежетали петли. Пригнувшись, Катон вошел. Камера длиной футов двадцать и шириной футов десять была освещена тусклым светом, проникавшим через зарешеченное окно в верхней части противоположной стены. Пол был застлан соломой, на стене виднелись несколько железных крюков, к которым крепились кандалы пленников, когда тех наказывали, чтобы сделать заточение еще более мучительным. Глаза Катона не сразу приспособились к полумраку. Он услышал шорох, а затем разглядел силуэт человека, встающего на ноги в дальнем углу камеры.
– Желаешь, чтобы я остался, командир?
– Нет. Подожди снаружи. Когда понадобишься, я тебя позову.
– Есть, командир.
Гвардеец вышел и закрыл дверь. Сквозь щели по ее краям были видны отблески колеблющегося света факела. Катон не шелохнулся, приглядываясь. Заключенный, шаркая, подошел ближе.
– Кто это?
Каратак говорил с акцентом, и голос у него был такой, будто у него пересохло горло. Потом он закашлялся и заговорил снова, уже более отчетливо.
– Кто ты такой?
Через окно в камеру проникал тусклый луч света, и Катон встал ближе к двери, чтобы Каратак мог разглядеть его лицо.
– Я префект Квинт Лициний Катон.
Ответом было молчание. Пленник подошел ближе, пока не оказался на краю пятна света, в котором стоял Катон.
– Я тебя знаю. Тот ублюдок, что положил конец моей жизни в Британии.
– Имел такую честь.
– И, несомненно, тебя щедро наградят за это. Я знаю, как Рим нуждается в героях, особенно если новости из Британии – правда.
– И что же это за новости?
– О том, что вы потерпели сокрушительное поражение от рук моих союзников.
Катон задумался, не зная, что ответить, и пленник усмехнулся.
– Значит, правда. Значит, есть еще надежда у тех, кто мешает вам украсть наши земли.
– И откуда у тебя такие новости?
– Неужели ты думаешь, что ты первый меня в этой камере посещаешь? Первый римлянин, пришедший, чтобы позлорадствовать, глядя на побежденного вождя самого могущественного из племен Британии?
Каратак вышел на свет, и теперь Катон смог разглядеть его отчетливо. Перемена, произошедшая с величественным воином, которого он видел менее года назад, оказалась ужасающей. Месяцы, проведенные в грязной тюрьме, наградили Каратака длинными грязными волосами и потускневшей кожей, а когда-то изящно вытканная одежда вождя кельтов превратилась в лохмотья. Недостаток движения и еды лишили его прекрасного тела тренированного воина, и теперь он был похож на одного из полуголодных нищих, ночующих в сточных канавах Рима. На его руках были кандалы, и кожа на его запястьях стерлась, на ней виднелись корки засохшей крови и язвы. Катона невольно охватила жалость к своему бывшему противнику. Равно как и стыд. Стыд за то, что он тоже повинен в нынешнем жалком состоянии Каратака. Он защищал свой народ, и Катон поступил бы точно так же, если бы они вдруг поменялись местами.
Король мрачно улыбнулся.
– Так заканчивается величие, а? Горе побежденным.
– Мне очень жаль видеть тебя таким, честно.
Король бриттов окинул посетителя взглядом и кивнул.
– Я тебе верю… жаль, префект Катон, что мы оказались врагами. Будь все иначе, я был бы рад иметь такого друга, как ты.
– Сочту за комплимент.
– Имеешь право. Не слишком много в этом мире людей, которых я уважаю.
Каратак показал на несколько пустых ведер для нечистот, стоящих у двери камеры.
– Присаживайся, префект. Боюсь, лучшей мебели я не могу тебе предложить.
Они печально улыбнулись друг другу, и Катон перевернул два ведра, ставя их на пол в качестве табуретов. Они уселись напротив друг друга. Цепь, соединяющая кандалы на руках, была достаточно короткой, и Каратаку пришлось положить руки на колени. Он принялся осторожно поглаживать язвы, стараясь унять зуд.
– По крайней мере, уже немного осталось. Еще несколько часов, и они выведут меня отсюда вместе с моей родней. Потащат по улицам к месту казни. Мне сказали, что нас удушат.
Катон кивнул.
– Таков обычай.
– Надеюсь, все случится быстро. Не за себя беспокоюсь. За мою жену и детей… хотел бы я, чтобы нам позволили быть вместе здесь, но мне даже в этом отказали. По крайней мере, сможем друг с другом попрощаться.
– Так и будет, повелитель.
– Повелитель? – переспросил Каратак, удивленно поднимая брови, скрытые грязными волосами. – Очень давно никто не обращался ко мне столь почтительно. Благодарю тебя… не знаешь, они казнят меня первым или последним?
– Оставят тебя напоследок.
Каратак вздохнул.
– Жаль. Я надеялся, что меня избавят от необходимости видеть, как мою семью предают смерти. Но, полагаю, твой император намерен причинить мне максимум боли и унижения. В этом он ничем не лучше тех ублюдков с черными сердцами, друидов из секты Темной Луны.
Катон удивился.
– Я думал, они тебе союзники?
– Союзники? Нет, скорее враги моих врагов. Если бы вы не вторглись, мне бы самому пришлось с ними разбираться со временем. Они оказывают нездоровое влияние на некоторые племена. Кровожадные фанатики, больше никто, – вот кто они такие. Малое утешение лишь в том, что Рим отправит их в могилу следом за мной.
– Надеюсь на это, повелитель, – искренне сказал Катон. Ему самому доводилось сталкиваться с последователями секты, он хорошо знал, какой ужас они наводили на римлян, своих врагов, как и на остальных, кто осмеливался перечить их воле. Хорошо, что Каратак разделяет его чувства по отношению к друидам. Как жаль все-таки.
Катон наклонился поближе к королю бриттов и заговорил тише:
– Есть альтернатива тому, чтобы быть казненным, повелитель. Ты можешь избавить свою семью и себя от казни.
– Правда? И как же это?
Каратак поднял руки, и железная цепь резко зазвенела.
– Полагаю, речь не идет о бегстве. Даже если мы освободимся от цепей и выберемся из этих камер, думаю, будет чрезвычайно сложно пробраться незамеченными по улицам Рима.
– О побеге я не думал.
– Да? Тогда о чем ты думал, префект?
– Когда шествие окончится, перед казнью тебя и твою семью приведут к императору, который огласит приговор. И у тебя будет шанс просить его милости, повелитель.
– Я не стану умолять своего врага пощадить мою жизнь, – ответил Каратак и фыркнул. – Никогда. Не собираюсь бесчестить себя перед твоим императором и твоим народом. Лучше я умру.
– Тогда ты умрешь. Как умрут и твои братья, жена и дети.
– Да будет так, – сказал Каратак, яростно глядя на Катона.
– Но не обязательно, чтобы так случилось. Вы все можете остаться в живых.
– Если я буду умолять оставить нам жизнь.
– Это так.
– А что, если Клавдий все равно прикажет казнить нас? Тогда мы умрем как трусы. Не откажешь же ты мне и моему роду в достойной смерти?
– В той смерти, которую вам уготовали, нет ничего достойного, – сказал Катон, качая головой. – Это просто смерть. Твоя. Твоей семьи. Но всегда остается шанс жить, если ты им воспользуешься.
– Умолять о нем, ты хочешь сказать.
Катон разочарованно вздохнул.
– Это всего лишь слова, повелитель. Разные слова. У такого человека, как ты, хватит мудрости найти способ обратиться к моему императору, сыграть на его тщеславии и чувстве милосердия. Заставить его уважать тебя. Заставить его понять, что для него больше чести оставить тебя в живых, чем умертвить. Это возможно. Я бы предпочел, чтобы ты в мире провел остаток своих дней, а не был удавлен, будто пес, на потеху черни.
Искренность слов Катона поразила Каратака, и он сверкнул глазами, глядя на римлянина. Сделал глубокий вдох и выдохнул, опуская плечи.
– Я устал от жизни, префект. Смерть будет лишь освобождением из этой мрачной дыры, куда меня бросили. Я готов к смерти.
– Мне жаль слышать это.
– Буду тебе благодарен, если ты меня оставишь. Я бы хотел приготовиться к смерти. Я буду собран и подам должный пример моим родным. Уходи, прошу.
Катон хотел в последний раз попытаться убедить своего бывшего противника, но передумал. Каратак прав. Его право выбирать, как ему умирать. И Катон встал. Склонив голову в знак прощания, он повернулся и постучал в дверь камеры.
– Я закончил.
Громыхнул засов, и тут Каратак прокашлялся.
– Префект Катон, – сказал он.
Катон обернулся.
– Благодарю тебя, что пришел ко мне, – сказал Каратак. – Я подумаю над сказанным тобой. Ты хороший человек и достойный противник, и мне очень жаль, что мы никогда не смогли бы быть друзьями. Судьба решила иначе.
– Да, повелитель. Судьба – жестокая хозяйка, воистину…
На мгновение Катон подумал о Юлии, но тут же выбросил из головы эти мысли.
– До свидания.
Открылась дверь, и факел в руке гвардейца осветил красноватым светом Катона и короля бриттов. Каратак с гордостью поднял подбородок.
– До свидания. Надеюсь, что увижусь с тобой в посмертии, префект Катон. Я устрою тебе пир, тебе и твоему другу центуриону Макрону, в чертогах героев моего народа.
Катон заставил себя улыбнуться.
– Что ж, до встречи, повелитель. До встречи…
Наклонив голову, он вышел за дверь, в сырой коридор. Дверь закрылась, громыхнул засов, и Катон с готовностью зашагал вслед за гвардейцем из сырого подземелья к утреннему солнечному теплу. Праздничный день обещал быть погожим.
Но мысленно он остался там, с пленником и его семьей, заточенными в сырых зловонных камерах под дворцом императора.
Глава 9
– Неплохо, а? – сказал Макрон, наклоняясь поближе к Катону, чтобы тот наверняка услышал его на фоне оглушительного шума толпы. – По крайней мере, в Риме еще не разучились устраивать представления, пусть дела в Британии и полетели вверх тормашками.
Катон хмыкнул и кивнул, соглашаясь. Странно было понимать, что их отправили из Британии, чтобы доложить о сокрушительном поражении легата Квинтата и его войск, а вместо этого его и Макрона чествовали как героев, пленивших короля Каратака и его семью. «Судьба играет в странные игры», – подумал Катон. Во всех смыслах, как продемонстрировали ему недавние болезненные открытия насчет Юлии. Он постарался отринуть эти мысли и сосредоточиться на представлении, разворачивающемся вокруг.
Утреннее небо не было омрачено ни единым облачком и сверкало лазурью, солнце светило ярко, наполняя воздух жарой. По обеим сторонам главной улицы теснились толпы людей, размахивая руками и выкрикивая приветственные возгласы, а две шеренги преторианцев стояли лицами наружу, не давая перекрыть проход. Далеко впереди Катон разглядел жрецов, возглавляющих императорскую свиту. На них были яркие безупречные тоги, они вели белых жертвенных коз, которые будут принесены в жертву Юпитеру в благодарность за благоволение к Риму. Позади жрецов шли магистраты и сенаторы, за которыми следовали два консула с эскортом. Далее несли штандарты преторианской гвардии, за которыми шла Первая когорта в полном доспехе. Гребни из крашенного в красный цвет конского волоса возвышались над полированными шлемами и белыми туниками. Следом шли пятьдесят германцев, телохранители императора, как всегда поражая толпу своими густыми бородами и варварской внешностью. Далее следовали первые из колесниц, на которых расположились члены семьи императора. На самой первой стоял Британик, держась одной рукой за поручень, другой же иногда махая толпе в знак приветствия. Следом ехал Нерон, который широко улыбался и все время махал руками. Его приветствовали еще громче, чем его младшего сводного брата. Мать его, Агриппина, ехала на следующей колеснице, ее волосы были убраны в сложную прическу наподобие опахала. За ее колесницей шли еще десять германцев-телохранителей, которых выбрали для этой службы за исключительную силу и мощное телосложение. Следом за ними ехала золоченая колесница императора, запряженная ослепительно-белыми лошадьми.
Клавдий держался за поручень, изо всех сил стараясь не упасть и пытаясь выглядеть достойно. Золотой венок на его белоснежно-седой голове слегка сбился набок, и стоящий рядом раб то и дело пытался незаметно поправить его. Позади колесницы императора шел эскорт императора, советники из Сената и вольноотпущенники, в том числе Паллас и Нарцисс, в скромных туниках, подобающих их невысокому социальному статусу, пусть они и обладали влиянием большим, чем любой другой в этой процессии. За ними и шли Катон с Макроном во главе небольшой колонны других воинов, которых тоже должен был наградить император. Несмотря на жару, они были в полном доспехе, им лишь было позволено снять шлемы и нести их на сгибе руки, чтобы народ Рима мог лучше разглядеть своих героев. Многие зрители уже были пьяны, женщины обращались к воинам, делая им непристойные предложения. Макрон заранее запасся кучей щепочек с названием таверны, ближайшей к дому Катона. И время от времени отдавал одну из них наиболее привлекательным кандидаткам, предлагавшим ему разнообразные плотские утехи.
Он поглядел на Катона, который смотрел на него с осуждением, и пожал плечами.
– Никакого смысла в том, чтобы не воспользоваться случаем. В конце концов, я не один год служил Риму. Пусть он теперь мне послужит.
Следом за воинами ехали повозки, нагруженные хлебом и сладкой выпечкой. Стоящие на них рабы бросали угощение в толпу. На повозках, ехавших следом, лежали оружие и доспехи, захваченные в Британии, а на самой последней везли Каратака и его родных, которых вымыли и одели в новые туники. Они стояли в надменном молчании, окруженные презрением толпы и сопровождаемые презрительными выкриками.
– Центурион! Центурион Макрон!
Они обернулись и увидели рослую худощавую темноволосую женщину, которая задрала край туники, обнажая бедра и треугольник волос на лобке между ними.
– Я твоя, центурион Макрон! Меня зовут Персилла, лучшая девка в Субурре. Для тебя – особая цена!
Макрон сунул руку в вещмешок, но Катон покачал головой.
– Мне казалось, у тебя и так хороший выбор. Зачем же еще и платить?
– Ничего плохого в том, чтобы поторговаться. Может, у нее и для тебя подружка найдется.
Макрон заметил, что Катон предостерегающе смотрит на него.
– Или… почему бы меня и двоим не обслужить?
Шагнув в сторону, Макрон протянул женщине щепку с надписью, а затем вернулся к Катону с радостной ухмылкой, в предвкушении плотских удовольствий.
– Похоже, уже начинаю привыкать к этим геройским забавам.
Они медленно прошли по Форуму, мимо ступеней, ведущих к Сенату, и начали подниматься в гору, на Капитолийский холм, к фронтону храма Юпитера, соперничающего высотой с императорским дворцом и возвышающегося над центром города. Дорога шла по склону зигзагом, и туда заехали только повозки с вражеским оружием и пленниками. Повозки с едой свернули в сторону, и рабы принялись бросать остатки угощения в толпу. Рабы, стоявшие наготове в переулке, ринулись вперед, чтобы помочь остальным повозкам подняться в гору. Они ухватились руками за перекладины по бортам повозок и начали толкать их вверх по крутому склону. Голова процессии уже миновала вход на территорию храма и скрылась от глаз толпы, стоящей на Форуме. Вошедшие стали по обе стороны от входа, чтобы приветствовать следующую за ними семью императора, и разразились криками, когда с грохотом остановилась последняя из колесниц. Клавдий сошел с нее и с трудом двинулся к платформе, возвышающейся над центром Рима. Толпа снова узрела его и с новой силой закричала. Шум приветствий эхом отразился от высоких зданий по обе стороны Форума. Клавдий занял место на троне, его родные и ближайшие советники расположились по обе стороны от него и позади, а затем свои места стали занимать сенаторы.
Когда все, кому была оказана честь находиться рядом с императором, расположились на местах, вольноотпущенник, заведовавший распорядком во дворце, ринулся к ним с встревоженным лицом.
– Приветствую! – спешно заговорил он. – Очень рады всех вас видеть.
Он низко поклонился, прежде чем продолжать, и тут же резко выпрямился.
– Я Полидор, распорядитель церемоний императорского дворца. Несколько слов о распорядке, прежде чем начнется завершающий этап триумфа. Порядок таков. Сначала жрецы совершают жертвоприношение, изучают знамения и сообщают о них императору. Затем ваша очередь. Ожидаете здесь, у подножия храма. Как только называют ваше имя, произносится короткая речь. За это время выходите вперед и преклоняете колена перед императором, ожидая награды. Как только получите награду, буду чрезвычайно благодарен, если вы сойдете с платформы так быстро, как сможете. Боюсь, что мы и так уже опаздываем, а после награждения будет пир, и нам не нужно, чтобы еда потеряла наилучший вкус к тому времени, когда приглашенные начнут вкушать ее.
Полидор нервно усмехнулся.
– Нет никакого смысла добавлять к уже имеющимся жертвам празднеств умерших от пищевого отравления. Как только закончится представление всех вас императору, переходим к представлению пленников. Скажут еще несколько слов, и их отдадут палачу.
Слегка обернувшись, он кивнул в сторону силуэта человека, стоящего у дальнего конца храма. Катон тоже поглядел туда и увидел мужчину в черной тунике, который оглядывал большое деревянное устройство. На широком основании был закреплен толстый деревянный шест, в котором было проделано отверстие, из которого свисала веревочная петля. С другой стороны концы веревки были привязаны к деревянной рукояти. У них на глазах двое помощников подтащили худого, как скелет, человека в набедренной повязке к шесту. Тот пытался сопротивляться, но ему быстро связали руки позади шеста и накинули петлю на голову, так, что она легла поверх его ключиц. Палач тут же принялся крутить деревянную рукоять, наматывая на нее веревку и стягивая петлю на горле жертвы. Приговоренный начал брыкаться изо всех сил, веревка впилась в его плоть, и он бешено дергал плечами и молотил ногами. Но его голова была уже плотно прижата к шесту, и он никак не мог спасти себя. Палач продолжал крутить рукоять, на его руках вздулись мышцы от напряжения. У приговоренного выгнулась спина, он задрожал и тут же обмяк, умирая.
– Зачем это все? – возмущенно спросил Катон. – Я думал, всех пленных будут казнить публично.
– Только тех, кто является частью триумфального шествия, – ответил Полидор. – А это была просто проверка механизма.
– Проверка?
– Конечно. Мы не можем допустить оплошности, когда будут казнить пленников, если механизм плохо сработает, так ведь? Поэтому используем другого приговоренного к смерти для проверки, чтобы быть уверенными, что ничто не испортит последующее представление.
Макрон прищелкнул языком.
– Ну, мы же не можем себе такого позволить, правда?
Его намеренно сухой тон совершенно не тронул распорядителя, который покачал головой.
– Ни в коем случае… А! Вот и жрецы идут.
Воины повернулись и увидели процессию жрецов в белых одеждах, выходящую из храма Юпитера. Они шли в сторону императора. У некоторых тоги были забрызганы кровью, виднелась кровь на руках, которыми они резали горло жертвенным козам. Глава процессии повел их к платформе и поклонился Клавдию, а затем тихо объявил результаты гадания по внутренностям жертвенных животных, в котором проявлялась воля богов. Император внимательно выслушал его, согласно кивая, а затем жрец отошел на пару шагов назад и оказался у края платформы. Развернувшись к собравшейся внизу толпе, он медленно поднял руки, призывая к тишине. Все глядели вверх в ожидании. Жрец принялся тянуть время, чтобы добавить торжественности ритуалу, а затем сделал глубокий вдох.
– Рим молил Юпитера, Всемогущего и Величайшего, благословить священные церемонии, которые мы исполнили ныне. В соответствии с ритуалом, проведенным коллегией жрецов храма Юпитера, мы умертвили зверя на алтаре храма и вскрыли ему внутренности, дабы осмотреть их.
Жрец сделал паузу, чтобы немного возбудить толпу ожиданием.
– По воле Всемогущего Юпитера знамения были благоприятными!
Толпа разразилась радостными криками, и император изящно взмахнул рукой. Катон с презрением поглядел на реакцию черни, а потом повернулся к другу.
– Ты когда-нибудь слышал, чтобы знамения не были благоприятными? – тихо спросил он.
Макрон шмыгнул носом.
– Рим – любимое дитя богов, это точно. Либо так, либо богам нравится нарушать правила, только лишь ради того, чтобы полюбоваться, как очередных варваров придушат.
Клавдий позволил толпе еще некоторое время заходиться в радостных криках, а затем кивнул Полидору. Тот спешно подошел к ожидающим его воинам.
– Хорошо, теперь мы. Соблюдайте порядок и выходите, не мешкая, когда назовут ваше имя. Как только все сделано, уходите в заднюю часть платформы, остаетесь там, пока не будут казнены все пленники, и император со свитой не покинет платформу. После этого все направляйтесь во дворец, так проворно, как только сможете, чтобы занять свои места на пиршестве. Один из моих помощников обязательно покажет вам нужный стол. Вопросы есть? Хорошо. Давайте начинать.
Он поглядел на восковую табличку.
– Префект Катон и центурион Макрон.
Катон расправил плечи и выпрямил шею, прежде чем кивнуть Макрону. Четким шагом они вышли на платформу и остановились перед возвышением, на котором восседал император. Полидор подошел к краю платформы и поднял руку, призывая толпу к тишине. Одновременно с этим воздух над столицей пронзил звук горнов. Толпа потихоньку стихла и замерла. Несколько детей, не в силах сдержать возбуждение, продолжали размахивать разноцветными ленточками, сидя на плечах родителей.
Полидор опустил руку и прокашлялся, прежде чем сделать глубокий вдох.
– Его Императорское Величество Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик, главнокомандующий легионами Рима, завоеватель Британии повелевает вам вместе с ним почтить этих героев, с непоколебимой отвагой и верностью долгу служивших Сенату и народу Рима… и представляет вам префекта Квинта Лициния Катона и центуриона Луция Корнелия Макрона, недавно вернувшихся с полей сражений в Британии, где наши войска выследили и уничтожили отчаянно сопротивлявшиеся последние банды друидов и их последователей, не желающие пребывать в дарованном Римом мире…
Катон ощутил, как Макрон слегка переминается с ноги на ногу от возмущения. Он разделял чувства своего друга. Недостойно было описывать усилия Рима в борьбе с британскими племенами в столь оптимистичных словах. После десяти лет тяжелых боев легионы потерпели унизительное поражение, и Рим едва удерживал в своих руках уже завоеванные территории. Еще один хороший удар со стороны восставших племен, продолжающих сражаться с Римом, и оставшиеся на острове войска, разбросанные по большой территории, будут уничтожены. За этим последует позорное отступление из Британии. Если бы Каратак избежал пленения и продолжал бы возглавлять племена, сражающиеся с Римом, то судьба недавно обретенной провинции была бы предрешена. В этом Катон нисколько не сомневался.
– Сегодня мы празднуем победу над королем Каратаком, величайшим из наших врагов в Британии. Победу, ставшую возможной лишь благодаря отваге префекта Катона и центуриона Макрона, чья боевая удаль вселила страх в сердца врагов и стала примером для их боевых товарищей. Именно благодаря их умелому командованию Каратак был побежден и пленен, и за это знаменательное достижение им выпала благодарность Рима и Его Императорского Величества!
Полидор отошел в сторону и взмахнул рукой. Катон и Макрон подошли к возвышению и склонились перед императором. Клавдий неуверенно поднялся с трона и подошел к краю возвышения. Следом за ним из-за трона вышли двое рабов, которые несли на красных подушках два серебряных копья. Преклонив колена по обе стороны от императора, они склонили головы, протягивая вперед свою ношу и не смея глядеть в глаза Клавдию. Катон заметил, что у императора дрожат руки, когда тот сомкнул узловатые пальцы на древке одного из копий. Затем он поднял его, держа обеими руками.
– Рим б… бл… благодарен тебе, префект.
Он протянул копье вперед, и Катон подошел к нему, выставляя руки ладонями вверх. Оружие оказалось тяжелее, чем он ожидал, а когда он поглядел поближе на украшенный чеканкой наконечник, то понял, что он золотой. «Небольшое состояние», – прикинул он.
– Благодарю, Ваше Императорское Величество.
Клавдий уже потянулся за другим копьем, и Катон заметил, как Полидор машет ему рукой, чтобы он уходил назад. Не поворачиваясь спиной к императору, Катон отошел на несколько шагов, пропуская вперед Макрона.
– Рим благодарен, центурион, – ровным тоном произнес Клавдий, отдавая награду. Макрон пробормотал благодарности и пошел следом за Катоном. Они отдали честь императору, и толпа на Форуме снова зашумела. А затем они оба развернулись, чтобы занять место позади императорской свиты. На их место уже вышел следующий, чтобы получить наградной меч из рук императора. Церемония продолжалась, и у Катона с Макроном было время получше разглядеть награды.
