Текст книги "Орел-завоеватель"

Автор книги: Саймон Скэрроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ГЛАВА 11

– Почему мы не атакуем?

– Потому что мы не получили приказа, – отрывисто ответил Макрон. – И, пока не получим, будем сидеть, не высовываясь.

– Но командир, ты посмотри, что делается. Девятый гибнет на глазах!

– Без тебя вижу. Но это не нашего с тобой ума дело. На то есть командование.

Лежа на животах в высокой траве, покрывавшей гребень кряжа, воины шестой центурии беспомощно наблюдали затем, как отчаянные атаки Девятого, словно волны об утес, разбивались о земляные валы бриттов. Для еще непривычного к сражениям юного оптиона это зрелище было невыносимым. А менее чем в двухстах локтях позади шестой за деревьями укрывался весь Второй легион. Достаточно было одного слова, чтобы легионеры Веспасиана обрушились на варварский фланг и, поддержав усилия Девятого, сокрушили бриттов. Но легат молчал.

– А вот и он. – Макрон кивнул вниз, указывая на деревья.

Веспасиан, держа шлем под мышкой, взбирался к ним. Не доходя несколько локтей, он пригнулся, а потом распластался на земле рядом с Макроном.

– Как дела у Девятого, центурион?

– Боюсь, командир, хорошего мало.

– А что противник? Есть признаки того, что он задействовал свои резервы?

– Никаких, командир.

Позади линии укреплений несколько тысяч бриттов спокойно дожидались, когда вождь сочтет нужным бросить их в бой. Веспасиан угрюмо ухмыльнулся, втайне восхищаясь хладнокровием вражеского полководца. Каратак прекрасно понимал, как важно иметь свежий резерв, и ухитрялся держать свое буйное, дикое воинство под твердым контролем. Это было нелегко, но необходимо, ибо в прошлом на материке именно разрозненность действий различных племен, сопряженная со стремлением каждого из таковых успешней других проявить себя в сражениях, погубила не одну кельтскую коалицию. Однако Каратак устоял даже перед услужливо предложенной ему Плавтом приманкой в виде отвлекающей атаки батавов и выслал против них ровно столько людей, сколько требовалось, чтобы отразить натиск и оттеснить их к реке. Этот план, судя по людской мешанине у дальнего брода, сейчас успешно осуществлялся. Раз уж батавов загнали в воду, то дела у них явно обстоят не лучше, чем у Девятого легиона.

Веспасиан со вздохом отвернулся. Чувство воинского товарищества, усиленное состраданием, настойчиво побуждало его отдать своему легиону приказ выступить на подмогу гибнущим соотечественникам. Но Авл Плавт учел вероятность подобного искушения и особо подчеркнул, что никакой самодеятельности не потерпит. Второму легиону предписывалось оставаться в укрытии до тех пор, пока Каратак не бросит в сражение все свои резервы. Атаковать следовало только по сигналу, поданному генеральскими трубачами с римского берега. Веспасиану дозволяется вступить в бой лишь после того, как в него ввяжутся все бритты. Но не раньше.

Легат заметил, что оптион бросил на него горестный взгляд и даже сделал почти неуловимый кивок в сторону склона. Разумеется, это было нарушением субординации, но Веспасиан, понимая состояние и побуждение юноши, предпочел оставить данное нарушение без последствий.

– Что, юный Катон, не терпится вмешаться в дело?

– Так точно, командир, очень.

– Славный парнишка.

Веспасиан одобрительно похлопал юношу по плечу и повернулся к центуриону.

– Командный пост находится в том леске. – Он указал в сторону зарослей, где поблескивали доспехи воинов, охранявших штандарт. – При любой перемене обстановки здесь, у реки, немедленно посылай ко мне гонца.

Спускаясь по склону, легат спиной чувствовал взгляды солдат шестой центурии и прекрасно понимал, что именно думают сейчас эти люди о старших начальниках, которые безжалостно жертвуют простыми солдатами, оставляя их без поддержки. Для него это осуждение было тем более обидным, потому что являлось незаслуженным. Легат, как и они сами, подчинялся полученным приказам и своей волей ничего изменить не мог. Он бы и рад был растолковать тому же Катону, почему бойцам Второго необходимо сидеть и ждать, в то время как гибнут их товарищи. Но не станешь же растолковывать план главнокомандующего каждому оптиону.

Завидев, что легат возвращается, охранники знамени двинулись ему навстречу, выступив из-под защиты деревьев.

– Какого хрена вы делаете? – гневно воскликнул он. – Сказано же было – не высовываться!

Когда бойцы вновь укрылись в зарослях, легат подозвал к себе старших командиров легиона.

– Всем приготовиться к бою. Передняя линия должна выдвинуться вперед, построиться и ждать в полной готовности не более чем в двадцати шагах от опушки. Знаменосец и его люди, за мной!

Когда трибуны и старшие центурионы разошлись, чтобы передать приказ своим подразделениям, Веспасиан повел знаменосца с охраной на намеченную позицию. Линию построения быстро промаркировали предназначенными для этой цели красными колышками, после чего легат вернулся на наблюдательный пункт шестой центурии и ужаснулся, увидев груды мертвых римлян, валявшихся вдоль всей линии схватки. На противоположном берегу реки еще один легион, Четырнадцатый, быстро маршировал вниз к мелководью на поддержку Девятому. Когда его первая когорта вступила в вялотекущую воду и двинулась в направлении, противоположном движению чуть ли не столь же многочисленной колонны раненых, Катон пошевелился в высокой траве рядом с легатом, вытягивая шею, чтобы лучше все видеть.

– Не высовывайся, дурак!

Катон мгновенно повиновался, но, повернувшись к легату, встревоженно произнес:

– Командир, ты заметил? Вода в реке поднимается.

– Поднимается? Чепуха! Если только прилив не…

Легат быстро поднял голову и устремил напряженный взгляд на реку. Оптион оказался прав – уровень воды заметно повысился. Стало очевидно, что подступающий прилив грозит затопить брод, сделав его непреодолимым.

К тому времени, когда Четырнадцатый переправится, вода поднимется настолько, что отступление станет невозможным. Холодея от ужаса, он понял, что накануне, когда командующий составлял свой план, о таком повороте событий никто даже не помыслил. Однако, надо думать, сейчас, увидев, что происходит, Плавт срочно, пока еще есть возможность, отзовет людей с поля боя. Пока оба легиона не оказались в ловушке на вражеской стороне.

Однако, как ни странно, с римской стороны никакого сигнала не подавалось, и воины Четырнадцатого легиона продолжали форсировать реку, чтобы соединиться с бойцами Девятого. И разделить их судьбу.

– Бедняги, – произнес вполголоса Макрон. – Ими просто жертвуют.

Неровные ряды Четырнадцатого с трудом продвигались вперед. Вода бурлила, доходя людям уже чуть ли не до подбородков, и нетрудно было представить, какой страх их одолевает сейчас. Однако отзывать римлян никто, похоже, не собирался.

Но если римское командование со своей стороны упорно игнорировало прилив и сопряженную с ним опасность, то варвары, напротив, заметили, что к штурмующим их вал бойцам направлена основательная подмога, и это оказалось губительным для с таким трудом поддерживавшейся в их рядах дисциплины. Перед лицом новой угрозы дикари нестройной толпой устремились на помощь своим оборонявшим укрепления сотоварищам.

Веспасиан наблюдал затем, как плотные шеренги его людей выступали из леса и занимали свои места в плотном строю. Еще несколько мгновений, и все они будут готовы к сражению. Легат в нетерпеливом ожидании сигнала к атаке напрягал слух, но трубы молчали. К тому времени, когда Второй полностью построился, ряды защитников варварских позиций пополнились тысячами дикарей, жаждавших поучаствовать в избиении римлян. А с римского берега не доносилось ни звука.

– Что-то не так.

– Командир?

Макрон повернулся к легату.

– Нам уже пора бы услышать трубачей штаба.

И тут Веспасиан похолодел от ужаса. А что, если он попросту проворонил сигнал, не расслышав его? Что, если приказ уже отдан и люди гибнут, тщетно ожидая помощи с его стороны?

– Кто-нибудь из вас слышал что-нибудь, пока я находился на командном пункте? Какой-нибудь сигнал?

– Никак нет, командир, – ответил Макрон. – Ничего.

ГЛАВА 12

– Где, чтоб ему провалиться, Второй? – с горечью и уже не в первый раз вопросил Вителлий.

Легат Гета переглянулся со своим первым центурионом и, переместившись к скорчившемуся за щитом трибуну, тихонько сказал:

– Позволь на правах старшего товарища дать тебе совет: командир должен следить за своим поведением, за своими словами и помнить, что на него смотрят подчиненные. Если ты помышляешь о военной карьере, то должен подавать хороший пример. Так что давай больше не будем болтать чепуху насчет Второго, ладно? И поднимись ты, ради всех богов, а то уж вовсе на брюхо улегся!

Вителлий едва мог поверить своим ушам – речь шла о жизни и смерти, а Гету, похоже, больше волновал воинский этикет. Однако презрительные взгляды ветеранов устыдили его, он, не огрызнувшись, кивнул и неохотно поднялся на ноги, чтобы занять место среди штабных командиров и бойцов, охранявших штандарт. В конце концов, после того как когорты пошли на штурм, пращники и лучники бриттов сосредоточились на первых рядах атакующих и в сторону командного пункта летели лишь отдельные случайные стрелы и камни.

Однако даже эти шальные снаряды уже вывели из строя двоих трибунов. Одному свинцовый шар из пращи угодил в лицо, и он пал мертвым под орлом легиона. Другому раздробило голень. Глядя на торчащую снаружи кость, молодой, побледневший, как смерть, офицер отчаянно стиснул зубы, чтобы не закричать, и Вителлий почувствовал облегчение, когда крепкий и сильный легионер взвалил трибуна на плечи и направился обратно за реку. Туда, откуда ему навстречу и на помощь Девятому двигался Четырнадцатый легион. На миг Вителлий, как и многие, стоящие возле штандарта, видя приближающуюся подмогу, воспрянул духом, но, когда вода в реке стала зримо подниматься, от этого воодушевления не осталось и следа. Вителлий опять повернулся к легату, не в силах скрыть своей тревоги.

– Что задумал командующий?

– Все идет по плану, – спокойно ответил Гета. – Тебе ли этого не знать, ведь ты был на военном совете. Четырнадцатый должен усилить нас, если нам понадобится подкрепление. И мы, похоже, в этом очень даже нуждаемся.

– Но река! Командир, если мы немедленно не отступим, у нас уже не будет возможности ретироваться.

Вителлий в поисках поддержки оглянулся на стоявших поблизости командиров и знаменосцев, но вместо сочувствия увидел в их глазах одно лишь презрение.

– Командир, но не можем же мы просто ждать сложа руки. Необходимо что-нибудь предпринять! Немедленно, пока еще не слишком поздно.

Гета на мгновение молча задержал на нем взгляд, потом поджал губы и кивнул.

– Ты, конечно, прав, Вителлий. Мы должны что-нибудь предпринять.

Обернувшись к охране штандарта, легат обнажил меч.

– Поднять орла легиона. Мы идем на штурм!

– Что? – Вителлий, не веря, уставился на него и покачал головой, отчаянно пытаясь придумать способ отговорить легата от этого безумного шага. – Но, командир, орел… Что, если мы лишимся орла? Ведь это орел… Что, если он будет утрачен?

– Этого не произойдет, если люди будут видеть его перед собой. Они станут сражаться до последней капли крови и победят или погибнут, защищая его.

– Но надежнее оставить его здесь, – попытался возразить Вителлий.

– Послушай, трибун, – строго промолвил Гета, – у нас на штандарте орел! Римский орел, а не хренова мокрая курица. И он призван воодушевлять людей, чтобы они шли в бой, а не думали только о спасении своих задниц. Знаешь что, хватит с меня твоего нытья. Вообще-то, предполагалось, что ты – герой… вроде бы, спас Второй легион и все такое. Но сейчас я начинаю думать, что… Впрочем, не важно: сейчас ты с нами, и у меня каждый человек на счету. Так что заткни пасть и доставай свой хренов меч. Поработай клинком, а не языком.

Сталь в тоне легата холодила. Не говоря ни слова, Вителлий обнажил свой меч и пристроился позади хранителей штандарта. Гета быстрым шагом повел их туда, где первая когорта сражалась, старясь уже не столько прорваться, сколько не дать отбросить себя от частокола. Склон земляного вала ковром устилали убитые и раненые. По мере того как охраняющие штандарт люди проталкивались к частоколу, все громче слышались оглушительные боевые кличи бриттов. Но тут над головами римлян воспарил на древке орел легиона, и вопли варваров перекрыл дружный, могучий рев легионеров:

– Вперед, Испания!

Римляне обрушились на противника с обновленной энергией, короткие римские клинки засверкали, молниеносно разя варваров вдоль всей линии натиска.

Вителлий, стиснув зубы, молча взбирался вверх по склону с отделением, оберегавшим штандарт, и неожиданно для себя оказался перед частоколом – длинным рядом вбитых в землю, грубо обтесанных и заостренных столбов. Британский воин, чья фигура четко вырисовывалась над вершинами кольев на фоне ярко-голубого неба, занес над его головой секиру, и Вителлий инстинктивно, ткнув мечом варвара, мгновенно поднырнул под свой щит. Брит заорал от боли, но его топор все же обрушился на обод щита, и от силы удара у Вителлия подогнулись колени. Когда трибун выпрямился, он увидел рядом с собой здоровенного центуриона. Тот, обхватив огромными ручищами заостренное бревно, с натугой выворотил его из земли.

– Валите частокол! – взревел центурион, ухватившись за следующий кол. – Валите его!

Другие легионеры последовали его примеру, и вскоре в частоколе было проделано несколько брешей, прорвавшись в которые Девятый начал штурмовать земляной вал. Слева от Вителлия над головами атакующих реял орел, и бритты толпами устремлялись туда, горя желанием захватить штандарт легиона и лишить римлян символа их боевой славы. Схватка вокруг орла велась с таким яростным ожесточением, на какое, казалось, люди вообще не могли быть способны. Чтобы это ужасное зрелище не устрашало его, трибун отвернулся и принялся энергично побуждать легионеров продолжать наступление, призывно жестикулируя, указывая мечом на проделанные среди бревен бреши и громогласно выкрикивая:

– Вперед, парни! Вперед! Крушите их! Уничтожьте их всех!

Несмотря на то что никто из бойцов даже мельком не взглянул в его сторону, они и впрямь непрерывным потоком вливались в бреши, и когда Вителлий понял, что между ним и противником образовался живой барьер, он и сам устремился за ними – на земляной вал. Оказавшись на высоте, трибун получил возможность быстрым взглядом обозреть все поле боя. Схватки шли вдоль всей изогнутой линии варварских укреплений. Позади отчаянно рубившегося с дикарями Девятого из реки уже выходила на берег первая когорта Четырнадцатого легиона, которая должна была поддержать наступление. Впрочем, натиск бойцов, воодушевленных появлением орла и примером своего командира, был так силен, что помощь могла и не понадобиться. Римляне успешно наступали по всему фронту, а на отдельных его участках даже перевалили через возвышенность и теснили варваров вниз по склону, к их лагерю. Почуяв, что победа близка, и горя желанием отомстить за своих павших и покалеченных в этой трудной схватке товарищей, легионеры яростно прорубали себе дорогу.

Вителлий следовал за ними, выкрикивая ненужные приказы и вместе с этим выискивая возможность снова прибиться к штандарту. В конце концов он увидел группу офицеров и кольце распростертых под горделивым орлом тел – и римских, и варварских. Бросок на вал обошелся недешево, многие из штабных получили тяжелые раны, а отделение охраны знамени насчитывало сейчас менее половины первоначального состава. Гета деловито отдавал приказы, которые предстояло сообщить командирам когорт, чтобы те не дали вверенным им подразделениям распылиться в ходе преследования врага. Эту задачу, после того как Девятый закрепится на валу, захват которого стоил римлянам стольких жизней, предстояло выполнить свежим подразделениям Четырнадцатого.

– Ну вот, командир! – радостно воскликнул Вителлий, подходя к легату. – Мы сделали это! Мы их побили!

– Мы? – Гета выгнул бровь, но Вителлий не унимался. И вложив в ножны окровавленный меч, он схватил легата за руку и, с воодушевлением пожимая ее, продолжил:

– Блестящая победа, командир! Великолепная победа! А что будет, когда о ней услышат в Риме!

– Я думал, что мы потеряли тебя, трибун, – негромко отозвался Гета.

– Нас просто разъединило в пылу сражения, командир. Я повел людей на штурм вала через другую брешь в частоколе.

– Понятно.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Трибун широко улыбался, взгляд легата был холодно-сдержанным.

Нарушил молчание Вителлий:

– А Второй легион так и не появился. Ни слуху ни духу. Честь этой победы принадлежит только Девятому. Лично тебе, командир.

– Рано воздавать кому-то хвалу, трибун. Дело еще не кончено ни для кого из нас.

– Зато оно кончено для них, командир. – Вителлий махнул рукой в сторону вражеского лагеря, через который бежали бывшие хозяева положения, устремляясь к его задним воротам.

– Для них, может быть. Извини.

Гета повернулся к своим трубачам.

– Трубите сбор под штандарты на переформирование.

Трубачи набрали полные легкие воздуха, прижали губы к мундштукам и выдули короткий сигнал, повторенный затем несколько раз.

Услышав этот зов, легионеры, которых в бою занесло непонятно куда, принялись озираться по сторонам, высматривая штандарты своих когорт, чтобы к ним подтянуться. Но прежде чем Гета успел отдать следующий приказ, со стороны вражеского лагеря послышался угрожающий шум. И он, и остальные офицеры штабного отряда обернулись на новый звук и прислушались. И бритты, и римляне вдоль всего фронта сражения сделали то же самое. А потом вымотанных, растративших последние силы в отчаянном штурме римских легионеров охватил ледяной страх. Во вражеский лагерь вливались свежие, тщательно прибереженные Каратаком как раз на такой случай резервные отряды.

– Ох, дерьмо! – прошептал Вителлий.

Легат Гета улыбнулся и снова обнажил меч.

– Сдается мне, твое поздравление с блестящим триумфом оказалось несколько преждевременным. Боюсь, если глашатаи и объявят в Риме наши имена, то лишь на какой-нибудь траурной церемонии. А в сводках новостей поместят не списки наших наград, а наши некрологи.

ГЛАВА 13

С болью в сердце, но с прежней невозмутимостью на лице Веспасиан взирал на многолюдную массу варварского резерва, грозившую смять и поглотить тонкую линию Девятого легиона. Причем Четырнадцатый мог оказать сотоварищам лишь поддержку, пока схватка на валу не закончится. А когда она закончится, страшная мельница смерти перемелет и его, ведь возможности отступить у римлян уже не имелось.

Находившийся рядом с легатом Катон понял, что сейчас, именно в эти мгновения, решается судьба всей римской армии. Лишь последнее усилие отделяло бриттов от разгромной победы над вторгшимися в их страну иноземцами, и одна лишь мысль о возможности чего-либо подобного наполняла сердце юноши таким отчаянием, словно речь шла о страшном бедствии, грозившем всему мирозданию, спасти которое от неминуемой катастрофы мог лишь Второй легион.

И тут юноше почудилось – или нет, не почудилось! – что над шумом сражения возвысилась едва слышная медная нота. Он напряг слух, но звук не повторился. Это могло быть обманом слуха или искаженным расстоянием ревом кельтского рога. Но когда юноша уже отчаялся что-то услышать, та же нота повторилась, уже более отчетливо.

– Командир! – обратился Катон к легату. – Ты слышал? Труба!

Веспасиан вытянулся, напряженно прислушался и покачал головой.

– Ничего не слышу, сынок. А ты уверен, что не ошибся? Ошибка здесь недопустима.

И тут Катон вдруг осознал, какая чудовищная ответственность легла на него в этот момент. Судьба вторжения, судьба всей армии зависела сейчас лишь от него. От него одного.

– Это трубы, командир! Трубы с нашего берега. Сигнал к атаке.

Веспасиан долго вглядывался в оптиона, затем кивнул:

– Ты прав. Теперь и я их слышу. Сигнал к наступлению!

Звуки труб еще не затихли, а легат уже обернулся через плечо и проревел приказ. Второй легион двинулся вверх по склону.

– Передайте подразделениям, – велел Веспасиан своим вестовым, – всем идти в боевом порядке, вперед не вырываться, строй держать во что бы то ни стало. Если какой-то хренов герой попытается отхватить себе кусок славы, я лично позабочусь о том, чтобы его распяли. На кресте. Центурион Макрон!

– Я, командир.

Необходимости таиться больше не было, и Макрон во весь рост вытянулся по стойке «смирно».

– Построй свою центурию и примкни к своей когорте.

– Есть, командир.

– Удачи, Макрон. – Легат хмуро кивнул. – Сегодня нам понадобится вся удача, какую только можно вымолить у богов.

С этими словами он повернулся и подстроил свой шаг к шагу отряда штандартоносцев, уже поднимавшегося. Только оттуда всем открылась полная картина происходящего, и, уразумев, что им предстоит, даже закаленные ветераны переглянулись. Но, так или иначе, пути назад не было. В ближайшее время Второму легиону предстояло навеки войти в анналы истории. Хотелось бы только, чтобы боги оказались милостивы и эти анналы пополнились не одними лишь некрологами.

По команде «вперед марш!» легион (пятью когортами в две шеренги) размеренным шагом двинулся вниз по склону. Катон шел впереди шестой центурии, изо всех сил стараясь не сбиться с ноги и не отстать от своего центуриона. Впереди было видно, что варварский резерв плотной массой движется к валу, грозя прорвать тонкую стену щитов, выстроенную Девятым легионом. Правда, подразделения Четырнадцатого, выходя из реки, формировали на берегу боевые порядки, однако разлив замедлил переправу, и было очевидно, что бойцов Девятого сметут с гребня раньше, чем к ним подоспеет подмога. Но когда бритты, казалось, уже могли торжествовать, их фланговые наблюдатели заметили приближение Второго легиона.

Для дикарей это явилось абсолютнейшей неожиданностью. В первый момент многие из них, растерявшись, уставились на невесть откуда взявшегося врага. Расстояние неуклонно сокращалось, и скоро Катон уже мог присмотреться к бриттам, с которыми ему предстояло сойтись в рукопашной. Он отчетливо видел искусственно выбеленные волосы, замысловатые татуировки на обнаженных, раскрашенных цветной глиной торсах, яркие шерстяные штаны, опасные клинки длинных мечей и наконечники боевых копий.

– Держать ряды! – рявкнул Макрон, когда из-за неровности склона его центурия едва было не потеряла равнение с остальными центуриями когорты. – Не сбиваться с шага!

Строй выровнялся, и шестая центурия продолжила наступление. До варварских укреплений оставалось около полумили, когда навстречу наступавшим из ближайших ворот дикарского лагеря выбежал небольшой отряд пращников и по прямоугольным щитам легионеров забарабанил смертоносный град. Над головой Катона что-то просвистело, и центурион шедшего позади подразделения, вскрикнув, схватился за раздробленную ключицу и повалился в густую траву, выронив из рук копье. Помогать ему было некогда, тем более что пращники уже произвели новый залп.

Осталось идти с четверть мили. Склон выровнялся, и снизу уже не было видно, как разворачивается схватка у частокола. Зато перед когортой словно бы ниоткуда выросли большие лагерные ворота, и старший центурион жезлом указал на них, дескать, вот цель. Надо отметить, что бритты со свойственной всем кельтам дерзкой беспечностью даже не потрудились закрыть их, и четвертая когорта, сметя с пути пращников, вплотную приблизилась к ним, когда из дикарского лагеря вывалила толпа тяжеловооруженных пехотинцев в богато украшенных шлемах. С неистовым ревом бритты устремились на римлян, потрясая щитами и длинными мечами.

– Копья к бою! Бросай!

Макрон едва успел повторить приказ, и все центурии, шедшие впереди, разом метнули свои копья, которые по низкой дуге полетели к ораве вражеских меченосцев. На миг воцарилась тишина, а потом смертоносный дождь пролился на бриттов, сопровождаемый треском, стуком и пронзительными криками.

Многие копья вонзились в щиты бриттов, однако это вовсе не означало, что их метнули впустую. Острые наконечники накрепко застревали в коже и дереве, а древки, окованные железом, ни сломать, ни перерубить было невозможно, между тем как немалый вес этих копий оттягивал к земле вражеские щиты, не давая возможности дикарям полноценно орудовать ими. Бриттам приходилось бросать то, что единственное их защищало, и схватываться с наступавшими римлянами, не имея возможности хоть чем-либо прикрыться от разящих ударов коротких мечей. К тому же все мужество, вся ярость и вся отвага варваров все-таки не могли соперничать с выучкой, дисциплинированностью и превосходным вооружением обученных действовать как единое целое легионеров, так что сплоченные когорты неуклонно прокладывали себе дорогу сквозь вражеские скопления. Возможно, на более открытом пространстве численное превосходство могло бы помочь бриттам сдержать неприятеля, но в сложившейся обстановке они никак не могли ударить все разом. В результате те из сбившихся в плотную толпу дикарей, что оказывались непосредственно перед римским строем, падали, сраженные колющими ударами коротких мечей, вылетавших из-за больших прямоугольных щитов, а оказавшихся на их месте ждала та же участь.

Шестая центурия выдвинулась на фланговую позицию, когда когорта прорвалась сквозь ворота на обширную, забитую множеством примитивных палаток и шалашей территорию лагеря Каратака. Тысячи бриттов оказались зажатыми между Вторым легионом и теми римскими силами, которые вели бой за верхнюю линию укреплений. Воцарилось недолгое мрачное затишье – уже торжествовавший было победу противник вдруг осознал, что реальность не так уж приятна.

Римляне взяли его в клещи, сделав весьма сомнительной возможность не только победы, но и организованного отступления. Вожди бриттов, поняв, в какой ловушке они оказались, отчаянно попытались, пока битва еще не превратилась в резню, навести среди своих людей хотя бы подобие порядка.

Катон находился на передовой линии Второго легиона. Стоя плечом к плечу со своим центурионом и товарищами, он, как и все, ждал приказа. И приказ последовал – отданный на правом фланге, он быстро обежал по цепочке когорты, и в считаные мгновения легион под прикрытием сведенных воедино щитов ровным, неторопливым шагом двинулся вперед. Пращники и лучники дикарей продолжали обстрел, но сплошная стона щитов казалась практически непробиваемой. Некоторые бритты в ярости и отчаянии бросались на нее, стремясь, пусть и ценой своей жизни, проделать в ней брешь.

– Берегись! – крикнул Макрон, когда здоровенный варвар откуда-то сбоку устремился к Катону.

Предупрежденный оптион отвел свой щит влево, ударил нападавшего его бронзовым ребром в лицо и, почти не задумываясь, вонзил короткий меч в тугое брюхо, перекрутил там и выдернул. Бритт издал стон и рухнул набок.

– Славная работенка! – воскликнул пребывавший в своей стихии Макрон, пронзив грудь очередному бритту и пинком сбросив тело с клинка.

Двое или трое легионеров шестой центурии в пылу схватки выскочили вперед, но были остановлены ревом центуриона:

– А ну назад! Кому сказано, в строй! Я вас запомню!

Солдаты мгновенно вернулись в строй, не осмеливаясь встретиться с суровым взглядом своего командира. Похоже, в данный момент они боялись его куда больше, чем всех варваров, вместе взятых.

Сражение у частокола закончилось, и теперь бойцы Четырнадцатого теснили бриттов по откосу в их лагерь. Оказавшиеся в тисках бритты сражались с дикой, поистине устрашающей неистовостью отчаяния. Искаженные яростью лица, свирепые вопли словно бы наделяли их демонической силой, однако дисциплина и выучка все равно брали верх. Римский легион, действуя так слаженно, будто все бойцы его являлись частью некоего единого организма, неумолимо продвигался вперед, теперь уже по территории лагеря, сближаясь со Вторым легионом, в ходе наступления которого его шестая центурия оказалась на пятачке, отведенном для приготовления пищи. Там по-прежнему горели кухонные костры, и в сгущавшемся сумраке их кровавые отблески делали картину битвы еще более ужасающей.

Отвлекшись на это, Катон не заметил, откуда на его щит обрушился страшный удар, но сила его была такова, что юноша, не удержавшись на ногах, полетел прямо в костер, над которым был подвешен исходивший паром котел. Огонь, прежде чем его успела залить вода, опалил оптиону ноги, а вылившийся из опрокинувшегося котла кипяток обварил бок. Боль была такая, что он не сдержал крика, однако ни щита, ни меча при этом не выронил. Уже лежа, он получил по щиту еще один сильный удар и увидел над собой худощавого бритта с заплетенными в длинные косы космами и искаженным звериной ненавистью лицом. Варвар занес двойную секиру, и Катон вскинул меч Бестии, чтобы отразить удар, но его так и не последовало. Макрон вогнал свой клинок бритту под мышку почти по самую рукоять, так что тот умер мгновенно. Катон, закусивший губу, чтобы не взвыть от жгучей боли, смог лишь кивнуть ему в знак благодарности.

Макрон ответил быстрой улыбкой.

– Поднимайся.

Передний ряд центурии шагнул вперед, и на какой-то момент Катон оказался в зоне недосягаемости.

– Ты в порядке, парень?

– Жить буду, командир, – процедил юноша сквозь стиснутые зубы, превозмогая страшную, на грани помутнения сознания боль.

Макрона эта бравада в заблуждение не ввела. За четырнадцать лет службы в армии он научился распознавать повреждения. Но он научился и другому – уважать право каждого реагировать на свои раны так, как он считает нужным. Он помог оптиону подняться на ноги и, не подумав, ободряюще похлопал Катона по спине. Юноша сжался, его пробрала дрожь, но спустя мгновение он уже совладал с собой в достаточной степени для того, чтобы, крепко держа меч и щит, начать снова прокладывать себе путь в первую шеренгу. Макрон, обхватив поплотнее рукоять меча, тоже поспешил туда, где шел бой.

Ход всего остального сражения за лагерь бриттов Катон воспринимал лишь смутно, настолько больших усилий требовало преодоление нестерпимого жжения в пораженных местах. Возможно, он убил кучу врагов, но впоследствии не мог вспомнить ни о чем таком с достоверностью. Знал лишь, что механически колол мечом и отражал удары щитом. А об опасности в те моменты не думалось вообще, главной задачей было не поддаваться боли.

Между тем по мере сближения двигавшихся навстречу друг другу римских когорт положение бриттов становилось все более отчаянным, и наконец многие, осознав, что битва проиграна, стали искать спасения в бегстве, взбираясь по боковым склонам и устремляясь в пока еще существующие проемы между сближающимися линиями легионов. Через некоторое время бегство стало паническим, и к тому времени, когда боевые порядки римлян сошлись, многие тысячи дикарей уже вырвались из тисков и рассеялись. В окружении остались самые злобные и отчаянные, решившие драться до последней капли крови.