Текст книги "Орел-завоеватель"

Автор книги: Саймон Скэрроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ГЛАВА 6

Тени удлинялись, а Катон стоял неподвижно, прислонившись к древесному стволу. Его тускло-коричневый плащ смягчал соприкосновение с шершавой корой. В левой руке он держал позаимствованный со склада тугой охотничий лук; тяжелая зазубренная стрела была наложена на тетиву. Не так давно он обнаружил пересекавший тропу след и, двигаясь по следу, вышел к этой прогалине. Дальше, за ней, поблескивала, искрясь в лучах закатного солнца, река. Хорошо, что у него, городского паренька, хватило ума перед тем, как отправиться в лес, спросить совета у Пиракса, ветерана, привычного добывать пропитание в походных условиях. Здешняя территория была очищена от врага и опоясана походными лагерями Плавта, поэтому молодой оптион счел ее достаточно безопасной, чтобы попытать счастья в охоте. Если повезет, солдаты получат на ужин не опостылевшую солонину, а свежее мясо и пойдут в бой в куда лучшем настроении.

Когда шестой центурии объявили о предстоящем наступлении, Макрон смачно выругался. По его разумению, сейчас, когда их ряды основательно поредели, последнее, что им требовалось, так это рискованные фланговые маневры. Но делать было нечего, и, вернувшись в свою палатку, он и Катон стали готовиться к утреннему походу.

– Возьми на заметку, – инструктировал Макрон своего оптиона. – Всю лишнюю поклажу ребята должны оставить здесь. Не исключено, что через реку придется переправляться вплавь, и тут важно не тащить с собой ничего сверх самого необходимого. А вот к числу этого необходимого относится хорошая, крепкая веревка. Сходи на склад и возьми локтей триста. Этого должно хватить для переправы, если мы найдем брод.

Катон поднял глаза от таблички для записей.

– А что, если там нет никакого брода? Что мы тогда будем делать?

– Тут-то и начнется самое веселье, – проворчал Макрон. – Если мы не найдем брод к полудню, нам прикажут перебираться вплавь. Придется раздеться до туник, а снаряжение переправлять на надутых воздухом пузырях.

Катон промолчал, и Макрон через некоторое время сказал:

– Прости, парень, я чуть не забыл, что ты с водой не в ладах. Не бойся, главное, если дело дойдет-таки до плавания, держись рядом со мной. Я присмотрю, чтобы ты добрался до того берега.

– Спасибо, командир.

– Только уж на будущее, будь добр, при первой возможности выучись плавать. А то ведь это смех, да и только.

Катон кивнул, не поднимая головы от стыда.

– Итак, на чем мы остановились?

– На плавательных пузырях, командир.

– Ну да. Будем надеяться, что они нам не понадобятся. Лучше бы найти брод, а то мне как-то не с руки атаковать бриттов без доспехов, когда от их стрел и мечей меня будет прикрывать одна лишь туника.

Катон всей душой с ним согласился.

Теперь солнце почти совсем снизилось над западным горизонтом, и Катон снова посмотрел на реку, которая казалась еще шире, чем раньше. При мысли о возможной перспективе преодолевать ее вплавь юноша поежился, поскольку едва-едва мог держаться на воде.

Неожиданно он боковым зрением поймал какое-то движение и, сохраняя неподвижность, осторожно повернул голову. На поляну, менее чем в двадцати локтях от того места, где стоял оптион, выбрался заяц. Зверек, принюхиваясь, поднялся на задние лапы. Его силуэт четко вырисовывался на фоне отдаленного свечения предзакатного солнца, делая грызуна заманчивой мишенью. Конечно, одним зайцем шестую центурию не накормишь, но лучше что-то, чем ничего. Медленно, стараясь не делать резких движений, Катон стал поднимать охотничий лук, но тут зайца спугнуло что-то другое. Поджав уши, серый трусишка нырнул в подлесок, а на дальнем конце прогалины, там, где к ней подходила тропа, появился олень. Куда более желанная добыча… да и мишень тоже. Столь крупная, что с двадцати шагов в нее трудно не угодить, не колеблясь, юноша прицелился и выстрелил. Тетива загудела, олень от неожиданности замер, и стрела, прочертив воздух, с чмокающим звуком вонзилась ему в шею.

Раненое животное упало, разбрызгивая по траве кровь, однако, когда Катон, торопливо накладывая на тетиву вторую стрелу, устремился к добыче, олень, почуяв опасность, сумел-таки подняться на ноги и, унося засевшее в шее тонкое древко с зазубренным наконечником, прыжками понесся к реке. Катон припустил за ним по заросшей, заваленной валежником тропе, то спотыкаясь и отставая, то почти нагоняя оленя, когда спотыкался тот. Но ему не удалось перехватить добычу, прежде чем олень, сбежав к берегу, бросился в воду, вспенимся гладкий поток и разбрасывая во все стороны тучи искрящихся в солнечном свете брызг.

Катон, почти нагнавший животное, резко остановился у кромки воды. Здесь, вблизи, река выглядела еще более широкой, полноводной и опасной, чем издали. Досадуя, что добыча все еще может от него ускользнуть или ее вообще утащит течением, юноша вскинул лук и, теперь уже с тридцати шагов, пустил вторую стрелу. Она угодила в крестец, отчего у оленя отказали задние ноги. Не теряя времени, Катон бросил лук на траву, выхватил кинжал и, взметая брызги, устремился по мелководью к добыче, благо дно здесь покрывала прочная галька, а глубина возле берега составляла не больше локтя. Раненый олень отчаянно бился, пытаясь привстать на передние ноги и окрашивая воду кровью. Приблизившись, Катон, чтобы не угодить под отчаянно молотившие воздух копыта, остановился и, обогнув оленя, зашел спереди. Когда его тень упала на морду животного, олень в ужасе застыл, и юноша, воспользовавшись этим, вонзил кинжал ему в горло.

Последовала непродолжительная агония, и животное затихло. А вот охотника била нервная дрожь, вызванная как перевозбуждением, так и отчасти жалостью к убитому лесному красавцу. Оказалось, что, убивая людей, чувствуешь себя по-другому. Совсем по-другому. Правда, не очень-то ясно, почему убийство животного так остро переживается им. Наверное, попросту с непривычки. Нет, ему, конечно, случалось свернуть голову курице, но он еще никогда не охотился, а тут этакая туша, да еще столько клубящейся в воде кровищи. Того и гляди стошнит.

Он снова посмотрел вниз, себе под ноги. Потом вверх – на берег реки, с которого он сбежал. Потом кинул взгляд за реку – на противоположный берег.

– Интересно…

Оставив оленя, Катон двинулся к дальнему берегу, где на фоне ярко-оранжевого неба отчетливо чернели деревья. Идти было страшновато, ибо весьма нелегко, а тем более в сумраке, определять, какая перед тобой глубина. А глубина эта все возрастала, и течение ускорялось, однако, когда юноша осторожно, шажок за шажком, добрался до середины реки, вода дошла ему только до бедер. Потом поток стал снова мелеть, и очень скоро он уже смотрел на занятый легионами берег реки с противоположного, вражеского.

Пригнувшись, он затаился в сумеречных тенях. Солнце зашло, на вечернем небе проступили звезды, а у реки все было тихо. Не было видно ни часовых, ни патрулей, лишь лесные зверушки шныряли в зарослях, шелестя листвой. Удостоверившись, что его никто не заметил, Катон вернулся к реке, перешел ее вброд и потащил тушу оленя туда, где оставил свой охотничий лук.

На губах юноши играла довольная улыбка. Сегодня шестую центурию ожидал славный ужин, а завтра и у всего легиона появится основание благодарить ее оптиона.

ГЛАВА 7

– Ты уверен, что это то самое место, оптион?

– Так точно, командир.

Веспасиан устремил взгляд за реку, на дальний берег. Рассвет еще не наступил, и очертания деревьев почти сливались с ночным небом. Противоположный берег тонул во мраке, и единственным звуком, доносившимся оттуда через воду, было уханье филина. Позади легата на тропе плотно сгрудилась молчаливая масса настороженных, напряженных легионеров. Ночные марши всегда считались одной из тяжелейших сторон армейской жизни: ни малейшего представления о том, далеко ли ты продвинулся, частые остановки, когда колонна застопоривается или попросту натыкается на другую, а также постоянно гложущий страх наскочить на засаду. Корректировка взаимодействий подразделений в таких обстоятельствах превращалась в фикцию, и потому армейские командиры старались всячески уклониться от маневров во мраке, стремясь приурочить начало движения хотя бы к предрассветному часу. Однако план атаки, разработанный Плавтом и его штабом, требовал, чтобы Второй легион переправился через реку как можно раньше, желательно под покровом ночной темноты.

Когда Веспасиану доложили, что менее чем в двух милях от походного лагеря легиона обнаружен брод, он отнесся к этому скептически, ибо в такую удачу трудно было поверить. Легат подверг юного оптиона основательному допросу, но паренек стоял на своем. Кроме того, этот юноша уже успел неплохо себя зарекомендовать, был на хорошем счету и не слыл болтуном. Вроде бы, его словам можно верить. Однако, с другой стороны, нельзя сбрасывать со счета опасность, что раз уж незнакомый с местностью человек обнаружил этот брод с такой легкостью, то о его существовании, скорее всего, знают и бритты. А если знают, то вполне могут устроить у брода засаду.

«Впрочем, – угрюмо подумал легат, глядя через плечо в сторону редеющей на горизонте мглы, – времени у нас мало, и упускать такую возможность мы не имеем права. Если все обойдется, переправимся здесь, нет – двинемся выше по течению на поиски другого места. Правда, чем дальше придется идти, тем меньше у всех нас останется шансов успешно нанести тройной, задуманный Плавтом удар».

– Центурион!

– Да, командир!

Макрон мигом возник откуда-то из темноты.

– Возьми своих людей, отправляйся за реку и пошарь по тому берегу, на полмили в каждом из направлений. Если не наткнешься на варваров и не обнаружишь ничего подозрительного, пришли ко мне гонца с донесением. Лучше всего Катона, он толково доложит, что там к чему.

– Есть, командир.

– Если у тебя возникнут какие-нибудь опасения или сомнения, не рискуй понапрасну, а отходи назад, за реку. Ясно?

– Так точно, командир.

– И действуй как можно быстрее. Скоро рассвет, и темнота уже не сможет нас укрывать.

Когда шестая центурия, растянувшись гуськом, стала спускаться по тропе в реку, Веспасиан передал по колонне приказ сесть и отдыхать. Людям следовало поберечь силы, очень скоро они им понадобятся. Потом он снова повернулся к реке, глядя, как движется еще плохо различимая темная человеческая масса, и вслушиваясь в казавшийся невероятно громким, способным переполошить всю округу плеск потревоженной ею воды. Напряжение спало, лишь когда Макрон и его люди добрались до противоположного берега и все стихло.

Когда все люди Макрона выбрались из реки, центурион приглушенным голосом принялся отдавать приказы. Центурия разбилась на группы, каждой из которых был выделен для разведки свой сектор. Подтвердив, что задание понятно, легионеры отряд за отрядом стали исчезать среди деревьев.

– Катон, ты со мной, – произнес шепотом Макрон. – Идем.

Бросив последний взгляд на другой берег реки, молчаливый и темный на фоне начинавшего постепенно сереть горизонта, Катон повернулся и осторожно двинулся в лес. Поначалу его слух тревожили звуки, свидетельствующие о движении других групп, – хруст веток, шорох подлеска, скрип снаряжения. Но звуки эти мало-помалу стихали – разведчики, приноровляясь к новым условиям, расходились все дальше и дальше. Катон, очень стараясь не отставать от своего центуриона, не спотыкаться и не производить особого шума, при всем при этом отсчитывал каждый шаг, чтобы точно знать, когда они удалятся от реки на предписанные Веспасианом полмили. Лес, поднимавшийся вверх пологими склонами, казался бесконечным. Потом неожиданно подлесок поредел и деревья расступились, образовав небольшую прогалину. Макрон остановился, пригнулся и подался вперед, напряженно всматриваясь.

Слабый свет, уже пробивавшийся сквозь кроны деревьев, позволил Катону разглядеть кое-какие особенности рощи, в которой они оказались. Поляну обступало кольцо древних корявых дубов, сучья которых унизывали сотни человеческих черепов. Пустые глазницы и ухмылки смерти в своем неестественном множестве окружали находящийся в центре прогалины и сооруженный из тяжелых каменных глыб примитивный алтарь. Что-то темное и расплывчатое пятнало бока валунов. От всего этого веяло таким мраком, что оба римлянина невольно поежились, и вовсе не из-за утреннего холодка.

– Дерьмо! – прошептал Макрон. – Что за место такое… гадкое?

– Не знаю… – тихо отозвался Катон.

Роща тоже казалась почти сверхъестественно тихой. Каким-то образом в ней приглушался даже первый предрассветный щебет птиц. При всей своей приверженности рациональному представлению о мироустройстве Катон не мог не впустить в себя гнетущую атмосферу зловещей дубравы и отделаться от необъяснимого страха. Это место явно не подходило ни римлянам, ни каким-либо другим представителям цивилизованных стран.

– Наверное, все это связано с каким-нибудь варварским культом. Капище друидов… или что-то подобное.

– Друиды! – Тон Макрона выдал его тревогу. – Нам лучше убраться отсюда… да побыстрей.

– Да, командир.

Держась края поляны, Макрон с Катоном осторожно прокрались мимо дубов, увешанных внушающей суеверный страх атрибутикой, и продолжили путь сквозь заросли. Ощутимая волна облегчения омыла их, когда они оставили капище позади. С тех пор как римляне впервые столкнулись с друидами, мрачные легенды об их ужасной магии и кровожадных ритуалах передавались из поколения в поколение. От малейшего мысленного возврата к увиденному и того и другого пробирал холодок. Некоторое время они шли молча, и лишь когда впереди между деревьями показались просветы, Катон подал голос.

– Командир, – прошептал он.

– Да, я тоже вижу. Должно быть, близко вершина.

Дальше они двигались с еще большей осторожностью. Лес быстро редел, пока наконец от него не остались лишь низкорослые, чахлые деревца. Теперь римляне находились на гребне того самого кряжа, который тянулся вдоль реки и на котором, ниже по течению, возвели укрепления бритты. Отсюда хорошо был виден поднимающийся к небу дым лагерных костров обеих армий. На востоке небосклон омывало розоватое свечение, над рекой стелился легкий туман. Местность к западу еще окутывали мрачные тени. Все было тихо, противника поблизости не наблюдалось, и Макрон указал своему оптиону назад, в сторону реки.

– Отправляйся обратно к легату и скажи ему, что все чисто, легион может начать переправу. А я еще немного побуду тут. На всякий случай.

– Есть, командир.

– И обязательно скажи ему, какой здесь рельеф и характер местности. Мы не сможем приблизиться к варварам по гребню – они нас за милю увидят. Придется идти у самого берега, а на кряж поднимемся, уже когда подберемся к ним совсем близко. Все понял? Тогда двигай.

Поскольку уже практически рассвело и все предательские корни и сучья стали видны, спуск занял у Катона куда меньше времени, нежели недавний подъем, даже при том, что назад он двинулся в обход мрачной дубравы друидов. Правда, оказавшись на берегу, юноша чуть не ударился в панику, не обнаружив по ту сторону никаких признаков легиона. Но потом его внимание привлекло легкое движение в кустах чуть выше по течению. Легат помахал ему рукой, и в считаные мгновения Катон уже предстал перед ним с донесением.

– Пробираться вдоль берега? – с сомнением протянул Веспасиан, обозревая заречье. – Но это замедлит нас на подъеме.

– Тут уж ничего не поделаешь, командир. Гребень слишком открыт, а склон, напротив, порос слишком густым лесом.

– Хорошо. Возвращайся к центуриону и передай приказ продолжать разведку, двигаясь впереди основных сил. Таиться, в стычки не ввязываться, обо всем обнаруженном докладывать без промедлений.

– Есть, командир.

Когда легион приступил к переправе, разведывательные группы шестой центурии уже собрались вокруг Макрона и спустились к реке. Как только Катон доставил новые распоряжения легата Второго, Макрон произвел перегруппировку и выслал вперед четвертое отделение во главе со своим оптионом. Катон хорошо сознавал ответственность поручения, ведь теперь он представлял собой уши и глаза целого легиона. От него зависели и успех всей операции, и безопасность товарищей. Если враг прознает о приближении римлян, у него будет уйма времени на то, чтобы подготовить отпор или, хуже того, организовать контратаку. Не забывая о том ни на миг, молодой оптион, напрягая до предела каждое чувство, осторожно крался вдоль берега, мимо которого невозмутимо и плавно скользила река, в то время как солнце поднималось все выше и постепенно наполняло летнее утро светом и теплом. Около часа Катон безостановочно продвигался вперед и задержался лишь возле могучего дерева, росшего когда-то у самой кромки воды и много лет назад рухнувшего всей кроной в реку. Теперь дерево высохло, вода, пенясь, обтекала сухие сучья, а оставшееся на берегу вывороченное корневище почти скрывал лесной молодняк. Вдруг неожиданный всплеск совсем рядом вогнал его в холод. Разведчики тревожно переглянулись, но тут Катон углядел зимородка, облюбовавшего ветку над самой поверхностью речного потока. Чуть было не рассмеявшись (реакция на отпустившее напряжение!), он остолбенел снова, ибо на сей раз примерно в пятидесяти шагах от себя увидел стоявшую у реки лошадь. Наклонив гибкую шею, она пила воду.

Поводья лошади были привязаны к высокому пню, но никаких признаков всадника поблизости не наблюдалось.

ГЛАВА 8

– Передай, чтобы кораблям подали сигнал начать обстрел! – распорядился Плавт.

– Есть, командир, – отчеканил Вителлий и четко повернулся кругом, умело скрыв раздражение.

Служба при штабе оказалась вовсе не той необременительной синекурой, о какой он мечтал. Плавт постоянно находил для него поручения, да и вообще Вителлий всегда словно бы чувствовал на себе его пристальный недоброжелательный взгляд. Однако он не унывал. Пусть старый дурак тешится, мелочными придирками его, Вителлия, не проймешь. Время работает на него, благо его отец входит в ближайшее окружение императора. Ему спешить некуда, до поры до времени он может и потерпеть, потакая блажным вывертам старого солдафона.

По убеждению Вителлия, игра стоила свеч, ибо втайне он вынашивал планы настолько дерзкие, что порой у него и у самого захватывало от них дух. Но в конце концов, если уж Клавдий сумел стать императором, значит, им может стать и любой человек, обладающий необходимой выдержкой и силой воли. Тут главное – не зарываться, не спешить и не действовать напрямик, пока на успех нет гарантий. Все, что сейчас требуется, – это осторожно и исподволь ослаблять позиции правящей династии.

Легко сбегая по склону к походному штабу, Вителлий еще издали помахал рукой собравшимся там трубачам. Те подняли свои инструменты и поспешили построиться. Регламент сигналов был тщательно разработан заранее, и как только трибун передал трубачам приказ легата, пение труб разорвало воздух над головами штабных писцов.

Сначала вверх взмыло условленное обозначение подразделения, потом был дан в заранее оговоренной форме приказ о начале действий определенного рода. Внизу на водной глади реки лениво покачивались четыре триремы, стоявшие на якорях одним бортом к укреплениям бриттов. На глазах Вителлия первое судно подтвердило получение сигнала поднятием вымпела, и крохотные фигурки забегали вокруг прикрепленных к палубе катапульт. К небу потянулись струйки дыма из позаимствованных накануне у сухопутных войск переносных жаровен. Поначалу префект флота категорически отказывался метать с кораблей зажигательные снаряды, ибо это было сопряжено со слишком большим риском запалить собственные суда. Однако командующий настоял на своем – оборонительные сооружения противника, чтобы обеспечить наступление пехоты, необходимо сжечь. Конечно, риск имеется, но ведь флот не находится в открытом море. Это там в случае пожара на борту деваться некуда, а здесь моряки попросту сойдут на берег под защиту пехоты.

– А галерные рабы? – спросил префект флота.

– А что рабы?

– Они прикованы цепями к своим скамейкам, – терпеливо пояснил префект. – Если возникнет пожар, вряд ли им удастся оттуда выбраться.

– Тут ты прав, – согласился командующий. – Однако посмотри на свои перспективы в более приятном ракурсе. Когда мы расколошматим ораву засевших на том берегу варваров, я обещаю, что ты первый получишь самых крепких пленников, чтобы восполнить свои потери. Ну что, согласен?

Префект обдумал это предложение и в конце концов кивнул. Свежие рабы-гребцы – это как раз то, что может очень порадовать капитанов его кораблей. Если у них к тому времени останутся корабли.

– Вот и хорошо, – поспешил закрепить договор Плавт. – А сейчас позаботься о том, чтобы поутру флот был готов метать зажигательные снаряды.

Вспомнив этот эпизод, Вителлий, уже возвращавшийся наверх, к наблюдательному посту командующего, усмехнулся.

Как только позади взошло солнце, корабельные катапульты послали в направлении укреплений первую партию дымившихся налету горшков, наполненных горящим маслом. Горшки разбивались о варварские укрепления, разбрасывая вокруг огненные брызги. Огонь растекался по бревенчатому частоколу, а чтобы отбить у варваров охоту тушить пожар, другие метательные машины осыпали его дождем тяжелых железных стрел.

Вителлий видел подобное не впервые, так что он знал, сколь эффективной и смертоносной может быть заградительная стрельба с военных судов. А вот бритты, не сталкивавшиеся доселе с римским военным флотом, этого не знали, а потому, когда их частокол в одном месте весело заполыхал, толпа туземцев, выскочив из-за земляного вала, бросилась к месту возгорания. Одни стали засыпать огонь землей, другие, выстроившись в цепочку, черпали ведрами в реке воду. Однако, прежде чем эта цепочка успела как следует заработать, корабельные стрелометы нацелились на нее. В считаные мгновения земля у реки покрылась трупами, а немногие уцелевшие удирали со всех ног обратно за вал. Их товарищи с лопатами не преминули поступить так же.

– Вряд ли у них найдутся еще желающие тушить пожары, – с улыбкой промолвил Вителлий, подходя к командующему.

– Только в том случае, если у них совсем нет мозгов, – согласился Плавт и перевел взгляд направо, туда, где серебристая лента реки делала изгиб и исчезала между крутыми, высокими берегами. Там, за четыре мили отсюда, уже должны были переправляться вплавь батавские когорты, смешанные подразделения, включавшие в себя и пехоту, и конницу.

Батавам, набранным из недавно покоренных племен в низовьях Рейна, как и всем такого сорта солдатам, поручались вспомогательные задачи, например дразнить и изводить врага, отвлекая его на себя до тех пор, пока регулярные легионы не смогут сблизиться с ним для нанесения сокрушительного удара. Если повезет, они доберутся до дальнего берега и построятся, прежде чем разведчики врага успеют сообщить о них своим вождям, а те бросят своих людей им навстречу. Плавт не сомневался в том, что Каратак разместил вдоль берега, на несколько миль и левее, и правее, своих наблюдателей, однако рассчитывал, что варвары, при их низкой организованности и дисциплине, вряд ли сумеют быстро и слаженно отреагировать на атаки с нескольких направлений.

Как только ниже по течению что-либо затеется, будет подан сигнал к фронтальной атаке. Прямо под Плавтом, у подножия сбегавшего к броду холма, неподвижно и молча, сплоченными рядами стояли дожидавшиеся приказа о штурме вражеских позиций солдаты Девятого легиона. Ему было хорошо знакомо ощущение холодного сосущего страха под ложечкой, перед атакой охватывавшего чуть ли не каждого из бойцов. В молодости Плавту не раз доводилось испытывать этот страх, и теперь он благодарил богов за то, что те дали ему дослужиться до командующего армией. Разумеется, должность командующего была сопряжена с другими страхами и тревогами, но, по крайней мере, избавляла от физического ужаса перед рукопашной схваткой.

Скользнув взглядом налево, вверх по реке, он вперил взгляд в поросшие мрачным лесом отроги. Под ними вода если и серебрилась, то проблесками. Где-то там находился продвигавшийся к вражескому флангу Второй легион. Но с наблюдательного пункта никаких признаков этого продвижения пока что не замечалось.

Плавт нахмурился.

Если Веспасиан сумеет в соответствии с планом расчетливо и ко времени вывести своих людей на условленную позицию, победа над Каратаком, считай, у римлян в кармане. Но ежели его что-то задержит, бритты наверняка отобьют фронтальный натиск Девятого, батавы же, оказавшиеся без поддержки на вражеском берегу, будут изрублены в куски.

Судьба сражения зависела от Веспасиана.