Текст книги "Химия смерти"

Автор книги: Саймон Бекетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Мне снова вспомнились фотографии.

– Я полагаю, вы знаете о вчерашнем?

Она поморщилась.

– В том-то и дело, что все знают. И каждому из детей хотелось об этом услышать из первых уст. Для него это оказалось слишком жутким.

– Родителей вызвали?

– Попыталась. Ни по одному номеру, что у нас есть, их не оказалось. – Она виновато пожала плечами. – И вот поэтому я подумала, что лучше вызвать вас. Я очень, очень о нем беспокоюсь.

Было видно, что это правда.

Я бы дал ей тридцать лет. Белокурые коротко подстриженные волосы выглядели вполне натурально, хотя и казались много светлее темноватых бровей, которые сейчас перерезала тревожная складка. Лицо слегка присыпано веснушками, особо заметными на фоне легкого загара.

– Он пережил серьезный шок. Возможно, потребуется время на восстановление, – сказал я.

– Бедняжка Сэм. И ведь накануне летних каникул... – Она кинула взгляд в сторону приоткрытой двери. – Вы считаете, ему понадобится психотерапевт?

Я и сам об этом подумывал. Если не наступит улучшений в ближайшие день-два, мне придется выписывать направление. Увы, мне самому довелось пройти таким путем, и я знал, что порой прикосновение к ране заставляет ее кровоточить еще сильнее. Я бы предпочел дать Сэму шанс самостоятельно выздороветь, пусть даже такой подход и шел вразрез с новомодными взглядами.

– Посмотрим, как пойдет дело. Может быть, к концу недели он сам встанет на ноги и даже будет бегать.

– Надеюсь...

– Думаю, сейчас самое лучше – отправить его домой, – сказал я. – А вы не звонили в школу, где учится его старший брат? Может быть, там знают, где и как найти родителей?

– Н-нет. Никому это даже в голову не пришло.

Она выглядела раздосадованной на саму себя.

– Есть кому с ним посидеть, пока они не приедут?

– Я посижу. А в классе меня подменят, я найду кого-нибудь. – Тут она сделала круглые глаза. – Ой, простите, я ведь не сказала! Я его учительница!

Я улыбнулся:

– Да я так и подумал.

– Боже мой, и даже не представилась! – При вспыхнувшем румянце веснушки проступили заметнее. – Дженни. Дженни Хаммонд.

Она застенчиво протянула руку. Теплая и сухая ладонь. Мне вспомнилось, как кто-то упоминал, будто в начале года появилась новая учительница, но впервые увидеть ее довелось только сегодня. Вроде бы.

– Мне кажется, я вас раза два видела в «Барашке», – сказала она.

– Возможно. Ночная жизнь здесь несколько ограничена.

Она усмехнулась:

– Да, я заметила. Так ведь мы потому и приезжаем в такие места. Уйти от всего остального...

Должно быть, у меня что-то промелькнуло на лице.

– Простите, но... у вас такое произношение... я и подумала, что вы не местный...

– Да нет, ничего, я действительно не отсюда.

Все же мой ответ, видимо, не до конца ее успокоил.

– Мне, наверное, лучше вернуться к мальчику.

Вместе с ней я зашел попрощаться с Сэмом и убедиться, что ему на самом деле не требуется успокоительного. Надо будет наведаться вечером и сказать матери, чтобы не пускала его в школу еще несколько дней, пока болезненные воспоминания об увиденном не покроются достаточно прочной коркой, которая позволит ему выдержать бесцеремонные тычки его школьных товарищей.

Я уже подходил к «лендроверу», когда зазвонил мобильник.

Маккензи.

– Вы сообщение оставляли, – начал он без предисловий.

Слова из меня хлынули безудержным потоком:

– Я помогу вам идентифицировать труп, и на этом все. Я не собираюсь влезать в это дело дальше, договорились?

– Как скажете.

Нет, не чувствовалось благодарности в таком ответе. А с другой стороны, не столь уж любезным было и мое предложение.

– И как думаете начать?

– Мне надо посмотреть, где нашли труп.

– Труп уже в морге, я мог бы вас там встретить – скажем, через час...

– Нет-нет, мне не нужен труп. Только место, где его нашли.

Его раздражение ощущалось даже через телефон.

– Почему? Что это даст?

У меня пересохло во рту.

– Попробую собрать «гербарий»...

Глава 6

Над болотом лениво плыла цапля, скользя по волнам леденящего воздуха. Со стороны она казалась слишком большой, чтобы держаться в небе: гигант в сравнении с мелкой болотной птицей, на которую временами падала ее тень. Уйдя в вираж, цапля стала снижаться и, дважды хлопнув крыльями, села на воду. Высокомерно тряхнув головой, она неторопливо пробралась через мелководье и застыла окаменевшей статуей на ногах-тростинках.

Я неохотно оторвал от нее взгляд, заслышав подходящего Маккензи.

– Вот, – сказал он, протягивая запечатанный пластиковый пакет. – Надевайте.

Достав белый хлопковый комбинезон, я сунул в штанины ноги и, следя, чтобы не прорвать тонкую ткань, стал натягивать его поверх ботинок и брюк. Стоило только застегнуться, как сразу выступил пот. До отвращения знакомое чувство влажного дискомфорта.

Словно шагнул назад во времени.

Я не мог стряхнуть с себя ощущение дежа-вю с той самой минуты, как встретился с Маккензи на пустыре, куда днем раньше привел за собой двух полицейских. Сейчас дорога в два ряда была уставлена патрульными машинами и внушительными автофургонами, что служат в качестве мобильных командно-спасательных центров или штабов. После того как я надел комбинезон и полотняные бахилы, мы, не говоря ни слова, прошли через болото по тропинке, обозначенной параллельными полосками оранжевой полицейской ленты. Я знал: Маккензи хочет спросить, чем я собираюсь заняться; знал также и то, что он думал, будто такое его любопытство выглядело бы признаком слабости в моих глазах. Сам я, однако, ничего не говорил вовсе не из тщеславного желания разыгрывать из себя влиятельную, неприступную особу. Просто оттягивал как можно дольше тот момент, когда придется взглянуть в лицо тому, ради чего я здесь очутился.

Место находки трупа было отгорожено дополнительными полосками ленты. Внутри, обезличенные белыми комбинезонами, копались в траве сотрудники полиции. Это зрелище вновь вызвало к жизни непрошеные воспоминания.

– У кого этот поганый «Викс»? – спросил Маккензи, ни к кому, в сущности, не обращаясь.

Какая-то женщина протянула ему пахучую смесь. Маккензи мазнул себе под носом и предложил баночку мне.

– Там еще довольно сильно воняет, хотя труп уже убрали.

Было время, когда я настолько сжился с запахами, присущими моей работе, что уже не беспокоился о них. Только все это в прошлом. Я нанес мазок камфорно-ментолового вазелина поверх верхней губы и, энергично шевеля пальцами, просунул руки в пару резиновых хирургических перчаток.

– Если хотите, есть маска, – сказал Маккензи. Я машинально замотал головой. Мне никогда не нравилось надевать респиратор без острой необходимости. – Тогда пошли.

Он нырнул под оранжевую ленту. Я за ним. Внутри круга полицейские из спецбригады прочесывали почву. Дюжина небольших маркеров, воткнутых в землю, обозначала точки, где были найдены потенциальные вещдоки. Я заранее знал, что большинство из них бесполезны: конфетные фантики, окурки и фрагменты костей животных, не имеющие никакого отношения к тому, что пытается обнаружить спецбригада. С другой стороны, на этом этапе полиция не знала и не могла знать, что важно, а что – нет. Все будет разложено по пакетикам и убрано для дальнейшего исследования.

В нашу сторону кое-кто кинул парочку любопытствующих взглядов. Тем временем лично меня интересовал только центральный участок. Здесь трава почернела и погибла, напоминая кострище. Хотя убил ее не огонь. Стало заметно кое-что еще: прорезавшийся даже сквозь защитный ментол запах, который ни с чем не спутаешь.

Маккензи бросил в рот мятную лепешку и убрал коробочку в карман, ни с кем не поделившись.

– Это доктор Хантер, – сообщил он полицейским, хрустя лепешкой. – Он судебный антрополог. Будет помогать нам идентифицировать труп.

– Да ну? Ох, видно, придется ему повозиться, – заметил один из сотрудников. – Трупа-то здесь нет.

Послышался смех. Их можно понять: они занимались своей работой и встречали в штыки любые попытки вмешаться. Особенно со стороны гражданских. С таким отношением я уже сталкивался.

– Доктор Хантер здесь по поручению старшего следователя Райана. И вы, разумеется, окажете ему всю помощь, какая потребуется. – В голосе Маккензи зазвучало раздражение. Лица вокруг внезапно стали совершенно непроницаемыми, и я понял, что этот выпад пришелся против шерсти. Впрочем, мне было все равно. Я уже сидел на корточках возле полоски мертвой травы.

По своей форме она напоминала контуры ранее лежавшего здесь тела. Силуэт гниения. На земле еще корчилось несколько червей, а на черных раздавленных стеблях снежными хлопьями были разбросаны белые перья.

Я осмотрел одно из них.

– Крылья точно от лебедя?

– Думаем, да, – ответил один из полицейских. – Мы их послали орнитологу на проверку.

– Пробы грунта?

– Уже в лаборатории.

По содержанию железа в почве можно определить, сколько крови впиталось в землю. Если жертве перерезали горло на месте обнаружения трупа, то концентрация железа окажется высокой. Если нет, то рану нанесли либо после смерти, либо женщину убили где-то еще, а тело бросили здесь.

– Что с насекомыми? – спросил я.

– Мы, знаете ли, не в первый раз это проделываем...

– Знаю. Просто хочу выяснить, как далеко вы продвинулись.

Полицейский преувеличенно тяжко вздохнул.

– Да, образцы насекомых собраны.

– И что выяснилось?

– Их по-научному называют «личинки».

Фырканье и сдавленные смешки. Я вскинул взгляд.

– А куколки?

– В смысле?

– Какой у них окрас? Бледные? Темные? Спущенные коконы находили?

Полицейский заморгал, вдруг помрачнев. Смех прекратился.

– Жуки? Много было жуков на теле?

Он на меня уставился, будто увидел ненормального.

– Слушайте, это вам не урок биологии, а расследование убийства!

Ясно. Старая полицейская косточка. Воспитанники современной школы ревностно изучают новые методики, готовы перенять любой опыт – лишь бы помогло делу. Но остаются и такие, кто сопротивляется всему, что не укладывается в их расписанные сто лет назад правила существования. Не раз и не два доводилось мне с ними сталкиваться. Похоже, из таких здесь собрали целый заповедник.

Я обернулся к Маккензи.

– У разных насекомых разные циклы развития. Эти личинки – вот они, видите? – в основном от мясных мух. Мухи трупные и падальные зеленые. При наличии открытых ран можно ожидать, что насекомые прилетят к телу немедленно. Они начинают откладывать яйца в течение часа, если стоит светлое время суток.

Пошарив кругом, я подобрал одну неподвижную личинку и положил ее на ладонь.

– Вот эта скоро окуклится. Чем старше личинка, тем она темнее. Судя по внешнему виду, я бы сказал, что этому экземпляру дней семь-восемь. Я не вижу вокруг никаких коконных фрагментов, а это означает, что куколки еще не выводились. Полный цикл развития мясной мухи занимает четырнадцать суток – стало быть, труп находился здесь более короткое время.

Я выкинул личинку обратно в траву. Остальные полицейские прислушивались, бросив работать.

– Итак, исходя из общего характера деятельности насекомых, мы имеем дело с интервалом где-то между одной и двумя неделями с момента смерти. Я полагаю, вы знаете, что это такое? – И я показал пальцем на следы желтовато-белесой массы, прилипшей к некоторым травинкам.

– Побочный продукт разложения, – холодно ответил полицейский.

– Правильно, – сказал я. – Это липоцера, она же трупный воск. По сути, это мыло, образованное жирными кислотами мягких тканей при разложении мускульного белка. Сильно повышает щелочность почвы, что, собственно говоря, и является причиной гибели мелкой растительности. И если вы внимательно посмотрите на эти белые комочки, то увидите, что они хрупкие и рассыпчатые. Это свидетельствует о довольно быстром процессе разложения, потому как в противном случае липоцера была бы эластичнее. Что согласуется с картиной обнаружения трупа, пролежавшего на воздухе в жаркую погоду, да еще со множеством открытых ран, куда свободно могут проникать бактерии. С другой стороны, липоцеры не так много, что опять-таки согласуется с предположением, что с момента смерти прошло менее двух недель.

Вокруг стояла полная тишина.

– Насколько меньше? – наконец подал голос Маккензи.

– Без дополнительной информации сказать невозможно. – Я посмотрел на хиреющие растения и пожал плечами. – Навскидку, даже с учетом быстрых темпов разложения, я бы дал девять, может быть, десять дней. Если бы дольше, то в такую жару уже наступила бы полная скелетонизация.

Разговаривая, я продолжал взглядом обшаривать мертвую траву, пытаясь отыскать то, что – как я надеялся – могло здесь находиться.

– Как был сориентирован труп? – обратился я к полицейскому.

– Сориен... Чего?

– Голова куда смотрела?

Насупившись, полисмен показал пальцем. Перед глазами всплыли снимки, я представил, как были вытянуты над головой руки, и стал осматривать землю в том месте. Того, что я искал, в траве не нашлось, поэтому я начал разворачивать спираль поиска, осторожно раздвигая пальцами травяные стебли и разглядывая то, что находится возле корней.

Я уже стал подумывать, что ничего нет, что какое-то трупоядное животное меня опередило, когда в глаза бросился искомый предмет.

– Попрошу пакет для вещдоков.

Дождавшись пакета, я сунул руку в траву и осторожно выудил иссохший, сморщенный лоскут коричневого цвета.

– Это что? – спросил Маккензи, по-журавлиному вытянув шею.

– Примерно через неделю после смерти начинается так называемая пелолапсия. Соскальзывание эпидермиса, если угодно. Вот почему кожа у трупа выглядит такой сморщенной, будто не по размеру. Особенно на руках. В конечном итоге кожица сходит полностью, как перчатка. Очень часто таким вещам не придают значения, поскольку люди не знают, что это такое, и принимают за пожухлую листву.

Я выставил на обозрение прозрачный пакет с клочком телесной ткани, похожим на пергамент.

– Вы говорили, что хотите обнаружить отпечатки пальцев?

Маккензи даже отпрянул.

– Шутите?!

– Нет. Не знаю, с какой это кисти – правой или левой, но вторая «перчатка» должна быть где-то рядом, если только не досталась животным. Так что дальнейший поиск оставляю в ваших надежных руках.

Один из полицейских фыркнул.

– И как прикажете снимать с него отпечатки? – язвительно спросил он. – Да вы сами посмотрите! Шелуха какая-то, да и только!

– О, здесь все просто, – меланхолично возразил я, начиная даже испытывать некое удовольствие. – Куриный суп из пакетика знаете? Как говорится, «только добавь воды» – и вуаля! – Ответом был тупой взгляд. – Короче, оставьте лоскут на ночь в воде. Он набухнет, и вы сможете натянуть его на руку. Так что гарантирую вполне приличный набор «пальчиков» для анализа.

Я вручил ему пакет.

– Да, кстати. На вашем месте я бы привлек кого-нибудь с ладонью поизящней. И пусть заранее наденут хирургические перчатки.

Оставив полицейского разглядывать трофей, я нырнул под ленту и вышел из круга. Начинало сказываться реактивное состояние. Я сбросил комбинезон и защитные бахилы, радуясь свободе.

Пока я сминал спецодежду в комок, подошел Маккензи. Он задумчиво качал головой.

– Да-а, правду говорят: век живи, век учись... Где это вы так наловчились?

– В Штатах. Провел пару лет в судебно-антропологическом центре Теннесси. На «трупоферме», как его неофициально именуют. Единственное место в мире, где процессы разложения изучают на настоящих человеческих трупах. Сколько это занимает при различных условиях, какие факторы влияют и так далее... ФБР там обучает своих агентов технике обработки места преступления. – Я кивнул в сторону полицейского, раздраженно раздававшего указания остальным сотрудникам. – Нам бы, наверное, тоже не помешало такое заведение.

– Ага, от них дождешься... – Маккензи принялся стаскивать с себя комбинезон. – Ненавижу эти чертовы тряпки... – пробормотал он, отряхивая костюм. – Так вы считаете, она была мертва дней десять?

Я стянул с рук резину. Запах латекса и влажная кожа вызвали к жизни куда больше воспоминаний, чем хотелось.

– Девять или десять. Правда, это вовсе не значит, что тело все время пролежало здесь. Его могли привезти откуда-то еще, но, думаю, ваши эксперты сумеют ответить на такой вопрос.

– Вы могли бы им помочь.

– Извините, я обещал помочь с идентификацией трупа. Завтра к этому часу вам станет понятнее, кто он. – «Или она», – подумал я про себя и тем не менее промолчал. Маккензи, однако, видел меня насквозь.

– Мы всерьез взялись за розыск Салли Палмер. На данный момент никто из опрошенных не видел ее после барбекю. Она сделала заказ в бакалейной лавке, а на следующий день, когда он был выполнен, за ним не явилась. Кроме того, по утрам она обычно звонила киоскерам, чтобы ей принесли газеты. Заядлая читательница «Гардиан», судя по всему. Но и прессу она перестала получать.

Во мне начало расти темное, уродливое чувство.

– И до сих пор об этом никто не сообщил?

– Видимо, нет. Такое впечатление, что ее никто не хватился. Все думали, она куда-то уехала или просто занята своей книгой... Киоскер сказал, что она вроде не из местных. А вы говорите, в деревне все на виду...

Я-то ничего не говорил. Не мог. Ведь я и сам не заметил ее отсутствия.

– Это еще не значит, что речь идет о Салли. Вечеринка в пабе состоялась почти две недели назад. Обнаруженная жертва, кем бы она ни была, погибла позже. И кстати, что с ее мобильным телефоном?

– А что с ним такое?

– Когда я звонил, он все еще работал. Если бы она отсутствовала все это время, то аккумулятор давно бы сел.

– Не обязательно. Модель новая, режим ожидания рассчитан на четыреста часов, то есть порядка шестнадцати суток. Возможно, рекламное преувеличение, хотя если мобильник действительно не использовался и просто пролежал в ее сумочке, то мог бы протянуть все эти дни.

– Все равно жертвой может быть кто-то другой, – уперся я, сам себе не веря.

– Может, и так. – Судя по тону, у инспектора имелось в запасе нечто, чем он не хотел со мной делиться. – Как ни крути, а убийцу найти надо.

С этим не поспоришь.

– Вы думаете, это кто-то из местных? Из поселка?

– Я вообще пока ничего не думаю. Жертвой могла стать туристка, путешествовавшая автостопом, а убийца просто выбросил ее по дороге. Сказать пока трудно. – Он втянул воздух сквозь зубы. – Послушайте...

– Ответом все равно будет «нет».

– Вы даже не знаете, что я хочу сказать.

– Нет, знаю. Еще одна просьба. Потом еще одна, и еще. – Я потряс головой. – Такими делами я больше не занимаюсь. Для этого есть и другие люди в стране.

– Их не так много. А вы – лучший.

– Уже нет. Я сделал все, что мог.

Холодное, бесстрастное лицо.

– В самом деле?

Отвернувшись, Маккензи пошел прочь, оставив меня добираться до «лендровера» в одиночку. Я поехал было назад, но как только пропал из поля зрения, свернул на обочину. Безудержно тряслись руки. Внезапно стало трудно дышать. Я уронил голову на руль, стараясь не глотать воздух ртом как рыба, потому что знал, что от гипервентиляции станет только хуже.

Наконец отпустило. Мокрая от пота рубашка после панического приступа липла к спине, и все же я не шевелился пока сзади не раздался гудок. К месту, где моя машина перегородила проезд, приближался трактор. Пока я смотрел на него, тракторист несколько раз сердито махнул мне: «Уйди с дороги!» Я поднял руку, признавая свою вину, и тронулся в путь.

К тому времени как я добрался до поселка, напряжение спало. Голода пока нет, однако я понимал, что должен чем-то перекусить. Я остановился возле магазина, выполнявшего здесь роль супермаркета, и решил взять себе сандвич. «Захвачу его домой и прикорну на часок-полтора, чтобы к вечернему приему привести мысли в порядок». Минуя аптеку, я едва не налетел на выходившую из дверей молодую женщину. Она была мне знакома: пациентка Генри, одна из тех преданных душ, что до сих пор предпочитали ходить на консультации именно к нему, пусть даже приходилось долго сидеть в очереди. Как-то раз, когда Генри был занят, мне довелось ее принять, и теперь я силился припомнить ее имя. «Лин, – всплыло в голове. – Лин Меткалф».

– Ой, извините! – воскликнула она, прижимая к груди пакет.

– Ничего страшного. Как вы поживаете, кстати?

Улыбка от уха до уха.

– Спасибо, отлично!

Глядя ей вслед, я, помнится, даже подумал: «Как это здорово – встретить совершенно счастливого человека». И на эхом выбросил ее из головы.

Глава 7

Лин позднее обычного достигла насыпи, рассекавшей заросли камыша. К тому же этим утром туман стоял плотнее, чем вчера. Все вокруг было окутано одеялом из белого дыма, завивавшегося бесформенными узорами, на которых никак не хотел фокусироваться взгляд. Позднее всю дымку выжжет солнце, и к обеду день станет одним из самых жарких в году. Но пока... пока вокруг холодно и сыро, а солнце и жара кажутся небылицей.

В теле ощущалась некая одеревенелость, и было как-то не по себе. Прошлой ночью они с Маркусом засиделись допоздна из-за телефильма, и сейчас организм протестовал. С огромной неохотой вытащив себя из постели, Лин даже пару раз огрызнулась на Маркуса, который отказался войти в ее положение и, ворча в ответ, заперся в душе. Сейчас, на воздухе, Лин чувствовала, как ноют и протестуют мышцы. «Ничего, вылечим бегом. Скоро станет легче». Она поморщилась. «Ну-ну...»

Чтобы отвлечься от мысли, какой трудной выдалась сегодняшняя пробежка, Лин подумала о коробочке, что она спрятала в комоде под своими лифчиками и трусиками, где Маркус никогда на нее не наткнется, это уж точно. Интерес к ее нижнему белью он проявлял исключительно тогда, когда оно было на ней надето.

Заходя в аптеку, Лин вовсе не планировала покупать тест-комплект для проверки беременности, но, заметив его на полке, под влиянием какого-то порыва положила одну из коробочек в корзинку, рядом с гигиеническими тампонами, которые, как она надеялась, ей не понадобятся. Впрочем, даже в ту минуту она чуть было не передумала. В здешних местах очень трудно хоть что-то сохранить в тайне, поэтому покупка подобных вещей вполне могла означать, что к концу дня весь поселок будет провожать тебя понимающим взглядом.

Аптека, однако, оказалась пуста, и лишь за кассой стояла скучающая девушка. Работала она тут недавно, была совершенно безразлична к любому человеку старше восемнадцати и вряд ли обратила бы внимание, что покупает себе Лин, не говоря уже о желании посплетничать. Лин подошла с пылающим лицом и сделала вид, что роется в сумочке в поисках кошелька, пока кассирша безучастно пробивала чек.

Сияя как ребенок, Лин выскочила на улицу и чуть было не столкнулась с одним из местных врачей. С тем, который помоложе. Не с доктором Генри. Этого звали доктор Хантер. Тихий, но симпатичный. Его появление вызвало немалый переполох среди поселковых дам, хотя док, кажется, этого даже не заметил. Он, наверное, принял ее за ненормальную, пока она улыбалась ему во весь рот будто идиотка. Или вообразил, что она к нему неровно дышит. Эта мысль вновь заставила ее улыбнуться.

Пробежка стала приносить плоды. Наконец-то начала проходить одеревенелость, переставали ныть мышцы, разогретые потоком крови. Лес уже совсем близко, и, глядя на него, Лин почувствовала, как в подсознании шевельнулись какие-то темные ассоциации. Поначалу, увлеченная воспоминаниями об аптеке, она не могла понять, в чем дело. И тут в голове всплыло. Она совсем забыла про мертвого зайца, что попался ей вчера на тропинке. И еще за ней кто-то следил...

Внезапно перспектива вновь оказаться в лесу – особенно в такой туман – показалась до странности непривлекательной. «Дура», – подумала Лин, изо всех сил пытаясь прогнать эту мысль, и все же несколько сбросила темп, приближаясь к лесу. Сообразив, что происходит, она досадливо щелкнула языком и прибавила скорость. Лишь у самой опушки ей вдруг вспомнилась убитая, труп которой недавно нашли. «Да, только ведь не здесь, – сказала она себе и кисло добавила: – И потом, убийца должен быть мазохистом, чтобы в такую рань слоняться по лесам». Вокруг уже начинали смыкаться деревья.

С облегчением она отметила, что дурные предчувствия, осаждавшие ее днем раньше, при этом не материализовались. Лес вновь стал просто лесом. Тропинка пуста – мертвый заяц, без сомнения, уже превратился в одно из промежуточных звеньев пищевой цепи. Природа есть природа. Лин бросила взгляд на секундомер и, отметив, что отстает на одну-две минуты против обычного времени, прибавила темп. Каменный столб уже был видел, темным пятном пробиваясь сквозь туман. Лин вот-вот должна была с ним поравняться, и тут до нее дошло: что-то не так. Через мгновение свет и тень встали на свои места, и всякие мысли о беге вылетели из головы.

К камню была привязана мертвая птица. Дикая утка, перехваченная проволокой за шею и ноги. Придя в себя, Лин быстро огляделась. Смотреть, впрочем, оказалось не на что. Только деревья кругом – и дохлая утка. Лин смахнула пот с бровей и пригляделась к птице. В тех местах, где тонкая нить врезалась в кожу, перья потемнели от крови. Не зная, что делать – отвязывать птицу или нет, – бегунья нагнулась, чтобы получше рассмотреть проволоку.

Птица открыла глаза.

Вскрикнув, Лин отшатнулась, а утка тем временем судорожно забилась о камень, дергая стянувшую горло проволоку. От этого становилось только хуже, но Лин не решалась приблизиться к бешено хлопавшим крыльям. Потихоньку вернулась способность рассуждать, и в голове стала выстраиваться связь между птицей и вчерашним зайцем, будто специально выложенным на тропинке. Слепящей вспышкой сверкнула догадка.

Если утка до сих пор жива, значит, она здесь не так долго. Кто-то сделал это недавно.

И этот кто-то знал, что Лин наткнется на птицу.

Часть ее существа пыталась протестовать, настаивая, что все это бред, фантазия. Однако Лин уже неслась назад со всех ног. Ветки хлестали розгами; бег стал гонкой; в голове одна только мысль: «Беги, беги, беги!» Не важно, глупо это или нет – только бы вырваться из леса на волю. Еще один поворот – и она увидит луг. Воздух хрипел в горле, глаза простреливали заросли справа и слева: вот-вот из них кто-то вынырнет. Но нет, никого. То ли стон, то ли всхлип вырвался у последнего поворота. «Еще немного», – проскочила мысль, уже готова была нахлынуть волна облегчения – и тут что-то схватило ее за ногу.

Реагировать времени не было. Лин кубарем полетела на землю, удар вышиб воздух из легких. Она не могла дышать, не могла шевельнуться. Оглушенная, она с трудом сделала вдох, затем другой, глоткой всасывая сырой запах суглинка. Не веря себе, Лин пыталась отыскать взглядом предмет, о который споткнулась. Нога неуклюже вытянута, ступня вывернута под странным углом. Лодыжка перехвачена блестящей леской. Нет, не леской.

Проволокой.

Осознание пришло слишком поздно. Она еще не успела встать на ноги, как сверху упала тень. Что-то прижалось к лицу, не давая вздохнуть. Лин дернулась, пытаясь всеми силами, что оставались в руках и ногах, вырваться из облака едкой химической вони. Сил не хватало. А сейчас и они начали иссякать. Трепыхания становились все слабее, от нее уплывало утро, свет таял, уступая темноте. «Нет!» Она хотела бороться, но все глубже и глубже тонула во мраке, как галька, упавшая в колодец.

Что испытывала она, пока не угасло сознание? Чувство неверия, нереальности? Может быть, хотя и недолго.

О нет, совсем недолго.

* * *

Для остальных жителей поселка день начался как обычно. Может, только чуточку напряженнее из-за постоянного присутствия полиции и догадок о том, кем могла оказаться мертвая женщина. «Мыльная опера», воплощенная в жизнь; мелодрама, разыгрываемая прямо на подмостках Манхэма. Да, кто-то умер, и все же в глазах большинства инцидент выглядел довольно отвлеченным и, стало быть, не трагичным. По общему, хотя и не высказанному, мнению, убита была совершенно посторонняя женщина. Будь она из своих, разве это не стало бы ясно? Разве ее не хватились бы, не распознали бы тут же виновника? Нет, гораздо проще считать, что пострадал кто-то из чужаков. Какой-то пришелец из городских, кому хватило дурости сесть не в ту машину, чтобы теперь оказаться щепкой, выброшенной ураганом судьбы на местные берега. Так что происходящее воспринималось чуть ли не как развлечение, диковинка, которой можно упиваться, не мучаясь печалью и скорбью.

Даже то обстоятельство, что полиция расспрашивала про Салли Палмер, не изменило общего настроения. Всякий знал, что она писательница, часто уезжавшая в Лондон. В памяти людей ее лицо до сих пор слишком ново, чтобы проводить какую-то параллель с находкой на болоте. Словом, Манхэм оказался не в состоянии отнестись к происходящему серьезно и согласиться с тем, что обитатели поселка выступают не просто как зрители, а, напротив, играют в деле гораздо более важную роль.

Еще не сядет солнце, как все изменится.

В моем случае это произошло в одиннадцать часов утра, со звонком от Маккензи. Спал я плохо и пришел в амбулаторию пораньше, чтобы стряхнуть с себя остатки очередного кошмара с привидениями. Когда затрещал телефон и Дженис сообщила, кто на проводе, в животе опять шевельнулась тугая спираль.

– Соедините.

Пауза показалась бесконечной, хотя и не такой длинной, как хотелось бы.

– Отпечатки совпали, – начал Маккензи без предисловий, – это Салли Палмер.

– Вы уверены?

(«Дурацкий вопрос», – тут же подумал я.)

– Никаких сомнений. Отпечатки совпали с образцами из ее дома. Кстати, она у нас проходила по картотеке. Как-то раз задержали на манифестации, еще студенткой.

Не думал я, что у Салли такой воинственный характер... Да я так и не узнал ее по-настоящему. И никогда теперь не узнаю.

У Маккензи было еще не все:

– Сейчас, когда мы точно установили личность, можно серьезно взяться за дело. Но я подумал, что вам, возможно, будет интересно узнать, что мы до сих пор не нашли никого, кто бы мог вспомнить, что видел ее после той вечеринки в пабе.

Он многозначительно замолчал, как если бы мне следовало сделать какой-то вывод. Пришлось напрячь память, и через пару секунд я сказал:

– Вы имеете в виду, что даты не сходятся?

– Нет, не сходятся, если с момента смерти и впрямь прошло девять-десять суток. Сейчас дело выглядит так, будто она пропала почти две недели назад. Недостает нескольких дней.

– Так ведь данные приблизительные, – возразил я. – Я мог и ошибиться. А что говорит патологоанатом?

– Говорит, что исследует труп, – сухо ответил инспектор. – И пока что против ваших выводов не возражает.

Неудивительно. Как-то раз мне довелось работать над телом жертвы, пролежавшим в морозильной камере несколько недель, прежде чем убийца избавился от трупа. Впрочем, процесс разложения обычно идет по графику, который меняется в зависимости от среды – замедляется или ускоряется, следуя окружающей температуре и влажности. Стоит только внести поправки на такие факторы, как процесс становится вполне понятным. И то, что я видел накануне на болоте (я до сих пор не сумел совершить эмоциональный скачок и отождествить труп со знакомой мне женщиной), можно было интерпретировать точно так же, как показания секундомера. Вопрос лишь в умении истолковать факты.