Текст книги "Увековечено костями"

Автор книги: Саймон Бекетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

12

Мы отвезли пакеты с уликами в деревню. Был вариант оставить их в фургоне, но рука в отличие от костей и пепла должна храниться при низкой температуре, чтобы приостановить разложение тканей. А в фургоне не было холодильника.

Дункан подбросил идею про больницу. Надо будет договориться с Камероном и, возможно, со Страчаном, основавшим медицинское учреждение. Раз уж пришлось забрать останки с места преступления, в клинике им самое место.

Фрейзер не переставал ворчать. Убеждал себя, что не в ответе за наши действия.

– Я не давал вам разрешения, – напомнил он, пока мы загружали пакеты в «рейнджровер». – Это был ваш приказ, а не мой.

– Вы бы хотели, чтобы мы оставили все в коттедже? – спросил Броуди. – А потом объясняли следственной команде, что стояли рядом и смотрели, как крыша погребает труп?

– Просто хочу, чтоб вы знали: я не несу за это ответственность. Сами докладывайте Уоллесу.

Нам не удавалось с ним связаться. Мне стало даже жалко Фрейзера. Под пустым хвастовством скрывался человек, который изо всех сил пытался не показать своего непрофессионализма.

– Не беспокойтесь, доложу, – мягко произнес Броуди, хотя в голосе сквозило презрение. – Раз уж умываете руки, могли бы отпустить ненадолго и Дункана. Пусть он помоется у меня после того, как отвезет пакеты в больницу, а потом вернется.

– Вернется сюда? – фыркнул Фрейзер, не веря своим ушам. – Зачем? Тут все уничтожено!

Броуди пожал плечами:

– Это место преступления. Но если желаете объяснять Уоллесу, почему оставили его без присмотра, дерзайте.

Дункану стало неловко.

– Я не против побыть здесь еще.

– Ты был на службе всю ночь! – выпалил Броуди, не успел Фрейзер и рот открыть. – Уверен, сержант Фрейзер не стал бы заставлять юного офицера выполнять работу, которая не по плечу ему самому.

Фрейзер сморщился.

– Ладно. Но ты должен вернуться не позже шести, – заявил он и ткнул Дункана пальцем. – Будем караулить всю ночь. – Сержант бросил на Броуди торжествующий взгляд. – Мы ведь не можем оставить место преступления без присмотра, верно?

Броуди стиснул челюсть, но ничего не сказал Фрейзеру, который важной походкой зашагал к фургону. Затем улыбнулся по-прежнему обеспокоенному Дункану:

– Идем, сынок. Тебе не помешает душ, извини за откровенность.

Я сел в «рейнджровер» вместе с констеблем, а Броуди последовал за нами на своей машине. Укрыться от дождя и ветра было сущим блаженством. Плечо болело – видимо, я задел его, выскакивая из коттеджа. Я откинул голову и закрыл глаза. В следующее мгновение Дункан будил меня за руку.

– Доктор Хантер! Остановимся?

Я заморгал. Впереди у дороги стоял «порше-кайен», который я видел у дома Страчана. Рядом сигналила Грейс, легко узнаваемая в своей куртке с капюшоном.

– Да, пожалуй.

Ветер нещадно развевал ее волосы. Я опустил окно.

– Дэвид, слава Богу! – сказала она, широко нам улыбаясь. – Тут такая неурядица: я выехала в деревню, а в машине закончился бензин. Вы меня не подбросите?

Я замялся, вспомнив, что за задним сиденьем видны пакеты с уликами. Сзади остановился Броуди: дорога была слишком узкой, чтобы обогнать нас. Подумал, не предложить ли ей сесть к Броуди, но вспомнил, какие прохладные отношения у него со Страчаном.

– Если сложно, я дойду пешком, – сказала Грейс, продолжая улыбаться.

– Нет! – выпалил я и повернулся к Дункану: – Не возражаете?

– Да, это здорово. – Констебль впервые видел жену Страчана. – То есть, конечно, нет проблем.

Я пересел на заднее сиденье, уступив переднее Грейс вопреки ее протестам. Тонкий мускусный запах духов наполнил салон, и я едва сдержал улыбку, увидев, как Дункан расправил плечи и выпрямил спину.

Грейс ослепительно улыбнулась, когда я его представил.

– Вы, должно быть, тот самый молодой человек, который дежурит в фургоне?

– Да.

– Бедняга, – сказала она и участливо похлопала его по руке.

Даже с заднего сиденья я заметил, как у Дункана покраснели уши. Грейс, наверное, и не осознавала, какое сильное производит на него впечатление. Она повернулась ко мне, а констебль попытался сосредоточиться на дороге.

– Спасибо, что остановились. Так идиотски себя чувствую: закончился бензин. На острове нет заправки, так что приходится самим заливать из канистр. Я точно помню, как на прошлой неделе Майкл говорил, что наполнил бак. Или на позапрошлой? – Она на секунду задумалась. – О, ладно. На будущее надо научиться проверять расходомер.

– Где вас высадить? – спросил я.

– У школы, если не сложно. У меня сегодня утром урок рисования.

– Брюс Камерон будет там?

– Думаю, да. А что?

Не вдаваясь в подробности, я рассказал, что произошло в коттедже и почему нам нужно воспользоваться клиникой.

– Боже, какая жуть, – сморщилась Грейс. – Уверена, Брюс не будет возражать.

Я не был столь в этом убежден, но ей он точно не откажет. Когда подъехали к школе, Грейс поспешила внутрь, я оставил Дункана сторожить останки и направился к Броуди сообщить, что происходит.

– Любопытно, – прокомментировал он, вылезая из машины.

Мы пошли по тропинке к школе. Это было новое здание, маленькое и с плоской крышей. К двери вели несколько деревянных ступеней. Внутри находился класс, занимавший почти все помещение. Вдоль одной из стен стояли компьютеры, парты выстроились в прямые линии, перед ними висела доска.

Однако все ученики собрались вокруг большого стола в глубине, увлеченные краской, кистями и водой. Около дюжины ребятишек разного возраста: от четырех до десяти. Я сразу узнал Анну. При виде меня она робко улыбнулась и продолжила располагать лист бумаги, как ей нравилось.

Грейс уже сняла куртку и занялась делом.

– Надеюсь, на этой неделе у нас не будет эпидемии водоразливания. Что, Адам?

– Ничего, госпожа Страчан, – сказал рыжий мальчик, застенчиво улыбаясь.

– Вот и прекрасно. Если будете плохо себя вести, перепачкаетесь в краске. Ведь никому не хочется оправдываться перед родителями, верно?

Раздался хор смешков. Грейс была живой и воодушевленной, еще прекраснее, чем обычно. Розовощекая, она повернулась к нам с улыбкой и кивнула на дверь в дальнем углу:

– Вам туда. Я сказала Брюсу, что вы хотите его видеть.

Она снова занялась детьми, тотчас забыв про нас. Дверь была закрыта. Мы постучали, никакого ответа. Я уже подумал, что Камерон испарился, когда раздался его повелительный бас:

– Войдите.

Переглянувшись с Броуди, я толкнул дверь и шагнул внутрь. Большую часть комнаты занимал письменный стол и шкаф для хранения документов. Камерон стоял к нам спиной и смотрел в окно. Любопытное гостеприимство. Затем развернулся и одарил недружелюбным взглядом.

– Слушаю вас.

Я напомнил себе, что нам необходимо его содействие.

– Нам нужно воспользоваться больницей. Из-за урагана провалилась крыша коттеджа, и надо сохранить где-то уцелевшие останки.

Выпуклые глаза хладнокровно нас изучали.

– Вы хотите положить туда останки?

– Ненадолго, пока не появится возможность увезти их с острова.

– А как же мои пациенты?

– Брось, Брюс, – вмешался Броуди. – Ты ведешь прием два раза в неделю, и ближайшие два дня свободны. Мы уберем все заблаговременно.

Камерон не смягчился.

– А если возникнет экстренный случай?

– Это и есть экстренный случай! – гаркнул Броуди, теряя терпение. – У нас нет выбора!

У Камерона подпрыгнул кадык.

– Есть более подходящие места.

– Назови хоть одно.

– А если я откажу?

Броуди посмотрел на него с раздражением:

– С какой стати?

– Потому что это больница, а не морг. И вряд ли у вас есть право ею распоряжаться!

Я открыл рот, чтобы возразить, но тут сзади послышался голос Грейс:

– Что-то не так?

Она стояла в дверях, вопросительно приподняв одну бровь. Камерон покраснел, словно школьник, застуканный учительницей.

– Я всего лишь объяснял им…

– Да, я слышала, Брюс. Как и весь класс.

У Камерона запрыгал кадык.

– Извините. Просто я не считаю, что больницу можно использовать в подобных целях.

– Почему нет?

– Ну… – Камерон весь съежился и вкрадчиво улыбнулся. – Я ведь медбрат, Грейс, и работаю в этой клинике.

Грейс окинула его холодным взглядом.

– Вообще-то, Брюс, клиника принадлежит острову. Странно, что мне приходится напоминать тебе об этом.

– Нет, конечно, но…

– Так что если не можешь предложить других вариантов, то выбора нет.

Камерон пытался сохранить пошатнувшееся достоинство.

– Что ж… в таком случае, полагаю…

– Хорошо. Значит, решено. – Грейс улыбнулась ему: – Почему бы тебе не показать, где что находится? А я пока присмотрю за школой.

Камерон уставился на стол, а Грейс вернулась к детям. С лица сошла вся краска, и он стоял весь белый, плотно поджав губы. Может, жена Страчана и помогает ему в школе, однако зарплату ему платит Майкл. Молча Камерон содрал с крючка пальто и вышел.

– Зрелищная сцена, – вполголоса произнес Броуди.

Больница находилась недалеко от школы и представляла собой крошечную пристройку к местному клубу без отдельного входа. Камерон доехал туда на велосипеде, борясь с ветром, и зашел на застекленное крыльцо. Оставив Дункана в машине с уликами, мы с Броуди последовали внутрь.

Клуб выглядел как атавизм Второй мировой: длинное деревянное строение с низкой крышей и панельными окнами. В широком зале наши шаги отдавались глухим эхом, стуча по нелакированным доскам, на которых выцвели призрачные отметки бадминтонного корта. На стенах висели плакаты с приглашением на вечер танцев и рождественскую пантомиму. Старые деревянные стулья были беспорядочно свалены в кучу. Видимо, реконструкция острова так далеко не забралась.

– Страчан хотел построить новый клуб, но всем нравится этот, – сказал Броуди, прочтя мои мысли. – Привычка. Некоторые вещи должны оставаться неизменными.

Камерон остановился у новой двери и раздраженно перебирал звенящие ключи. В ожидании я подошел к пианино. Крышка была поднята, обнажая клавиши, треснувшие и пожелтевшие. Я нажал на одну, и раздался жалобный звук, быстро растворившийся в тишине.

– Вы не могли бы так не делать? – злобно прошипел Камерон и открыл дверь.

Маленький кабинет был хорошо оборудован, с сияющими белыми стенами и стальными шкафчиками. Тут имелись автоклав для стерилизации инструментов, аптечка с изобилием лекарств и холодильник. Самое ценное, что там находилось, с моей точки зрения, это большой стол на колесах из нержавеющей стали и мощная галогеновая лампа. Обнаружилось даже увеличительное стекло для осмотра и зашивания ран.

Камерон подошел к столу и демонстративно проверил, чтобы все ящики были заперты. Затем проделал то же самое со шкафами с документами. Закончив, с неприкрытой неприязнью повернулся к нам:

– Надеюсь, после вас здесь все останется как есть. У меня нет желания убирать.

Не дожидаясь ответа, он направился к двери.

– Нам нужен ключ, – сказал Броуди.

Поджав губы, Камерон отсоединил ключ от связки и хлопнул им по столу.

– А от клуба? – спросил я.

– Мы его не закрываем, – сухо ответил он. – Клуб принадлежит всем жителям острова.

– И все же я предпочел бы иметь ключ.

Камерон снисходительно улыбнулся:

– Ничем не могу помочь. Если он и существует, то я не знаю где.

Он испытывал глубокое удовлетворение, что может отказать нам хотя бы в этом.

– Этот человек кого угодно достанет, – прокомментировал Броуди.

Я думал так же.

– Ладно, перенесем сюда пакеты с уликами, – сказал я.

У меня был неприятный разговор с Уоллесом, пока Броуди и Дункан переносили в больницу пакеты с костями и пеплом. Начальнику наконец сообщили, что мы пытаемся с ним связаться. К сожалению, он позвонил Фрейзеру, а не Дункану, и сержант, не стесняясь в выражениях, изложил свое видение ситуации.

В результате Уоллес вышел из себя и требовал ответа, почему мы осмотрели место преступления без его разрешения. Я был не в настроении слушать, как на меня орут, поэтому сердито заявил, что у нас не было выбора и ничего подобного не случилось бы, если бы он выслал следственную команду.

Броуди забрал у меня рацию, отошел в сторону и охладил накалявшиеся страсти. Когда он вернул мне рацию, Уоллес недовольно извинялся. Приказал мне продолжить анализ останков.

– Полагаю, раз вы зашли так далеко, можете попытаться выяснить что-нибудь еще, – неучтиво сказал он.

Мы оба понимали, что это нереально без должного оборудования в лаборатории. Однако я ответил, что сделаю все возможное. Затем поинтересовался, как продвигается расследование причин крушения поезда. По прибытии на Руну к нам не поступало никаких новостей.

Начальник замялся.

– Подростки угнали автоприцеп покататься. Он застрял на рельсах, они испугались и убежали.

Все-таки не террористический акт. Погибли люди, на Руну не прибыло подкрепление, и все из-за каких-то бездельников-юнцов.

Дункан осторожно положил кисть покойной в холодильник, держа ее в вытянутой руке. В полиэтиленовом пакете она походила на кусок мяса, купленный на обед.

– До сих пор понять не могу, как такое могло произойти, – сказал он, с облегчением закрывая дверцу. – Как-то сверхъестественно.

– Вполне естественно, – возразил я, продолжая думать о словах Уоллеса.

Дункан и Броуди вопросительно уставились на меня.

– Вы знаете, как это было? – спросил Броуди.

Я знал практически с того момента, как увидел останки. Однако не хотел себе в этом признаваться, пока не найду подтверждений. Теперь, на отрезанном острове и с заваленными обломками уликами, не осталось причин отмалчиваться.

– Дункан, на днях я дал тебе подсказку, помнишь?

– Вы о маслянистом слое на потолке? Я так и не смог догадаться.

Он смутился. Броуди выжидающе смотрел на меня.

– Здесь две причины. Человеческий жир и одежда, – объяснил я. – Вы когда-нибудь слышали об эффекте фитиля?

Оба покачали головой.

– Существует два способа превратить тело в пепел. Сжечь при очень высокой температуре, чего не было, иначе сгорел бы весь коттедж. Или жечь при температуре ниже, но на протяжении длительного времени. Под кожей у нас жировая прослойка, а жир хорошо горит. До изобретения парафина свечи делали из сала животных. При определенных условиях человеческий организм превращается в гигантскую свечу.

– Вы серьезно? – не поверил Броуди. Впервые бывший полицейский пришел в замешательство.

– Поэтому вещество на потолке и полу было столь важно. Жир плавится и поднимается вместе с дымом. Очевидно, чем больше у человека жира, тем дольше он горит. Судя по потолку в коттедже, жертва была отнюдь не крошкой.

– Хотите сказать, она страдала избыточным весом? – спросил Дункан.

– Да.

Броуди потер лоб.

– А при чем тут одежда?

– Плавленый жир пропитывает одежду. И она служит фитилем, продлевая процесс сгорания. В особенности если сделана из легковоспламеняющейся ткани.

Броуди был потрясен.

– Боже, ну и картина!

– Да, но такое действительно бывает. Большинство случаев самовозгорания происходит с пожилыми людьми или пьяными. И в этом нет ничего странного или паранормального. Они просто роняют на себя сигарету, засыпая, или подходят слишком близко к камину и не могут себя потушить. Так было и с Мэри Ризер, – сказал я Дункану. – Классический пример того, что называют необъяснимым. Пожилая женщина, толстая и курильщица. Согласно полицейскому отчету, последним ее видел сын. Она приняла снотворное и сидела в кресле в ночной сорочке – оба послужили фитилем – и курила.

Дункан задумался.

– Но почему конечности уцелели?

– Потому что даже при приличном количестве жира человеческие ткани горят не сильно. Получается тлеющий огонь, который достаточен, чтобы поглотить тело, но не зажечь что-либо. Взять свечку: она тает, пока горит фитиль, но не затрагивает ничего вокруг. Поэтому кисти и ноги иногда остаются…

Я поднял руку и закатал рукав.

– Они состоят в основном из кожи и кости. На них почти нет жира. К тому же обычно они не покрыты тканью. Руки иногда сгорают потому, что лежат на теле. Однако стопа и порой голень находятся на приличном расстоянии от очага пламени и сохраняются.

Броуди задумчиво потер подбородок.

– Эффект фитиля мог быть умышленным? Кто-нибудь способен такое подстроить?

– Сомневаюсь. Технически это сложно. Никогда не слышал, чтобы такой прием был задействован при убийстве. Все зафиксированные случаи были несчастными. Думаю, преступник хотел уничтожить улики, которые мог оставить на теле. Наверно, вылил небольшое количество бензина, чтобы жертва воспламенилась, – совсем немного, иначе потолок был бы черным, – бросил спичку и сбежал.

Броуди наморщил лоб.

– Почему убийца не спалил весь коттедж?

– Понятия не имею. Возможно, боялся привлечь внимание. Или надеялся, что так оно будет больше смахивать на несчастный случай.

Оба молча впитывали информацию. Наконец Дункан нарушил тишину:

– К тому моменту она была мертва?

Я сам долго думал над этим. Женщина не двигалась по полу, не пыталась затушить огонь. Удар, проломивший череп, как минимум лишил ее сознания или погрузил в коматозное состояние. Но была ли она мертва?

– Не знаю.

Стены больницы сотрясались от порывов ветра. Прерываясь, завывания только накаляли тишину. Я надел последнюю пару хирургических перчаток. В одном из шкафчиков была полная коробка перчаток, но я не хотел пользоваться ими без крайней нужды. Камерон раздражителен и без моих притязаний на его запасы.

Без надлежащего оборудования мало что можно сделать, однако я хотел проверить еще одну догадку.

Броуди как-то обронил, что следствие никуда не приведет без установления личности жертвы. Как только мы узнаем, кто она, прольется свет и на убийцу. Без этой информации будем блуждать в темноте.

Я надеялся помочь.

Достав из пакета череп, я осторожно положил его на стол из нержавеющей стали. Почерневший и пробитый, он лежал, накренившись, на холодной поверхности. Пустые глазницы взирали в вечность. Интересно, кого раньше видели глаза? Любовника? Мужа? Друга? Как часто она смеялась, не зная, что пошел отсчет последних дней и часов ее существования? И что она видела, когда наконец осознала близость и неминуемость смерти?

Кем бы ни была погибшая, я странным образом ощущал, что она мне не чужая. Я читал историю ее бытия, написанную на обугленных костях, видел каждый год, отмеченный ударом или шрамом. Она лежала обнаженная, какой ее не узнали бы даже родные.

Чувствовал ли я нечто подобное в прошлом, работая с трупами до трагедии с Карой и Элис? Вряд ли. С тех пор словно прошла вечность, это было в прошлой жизни. С другим Дэвидом Хантером. В какой-то момент и, видимо, из-за личных утрат я потерял привычную отрешенность. Не знаю, плохо это или хорошо, но в результате мертвая женщина не казалась мне анонимной жертвой. Поэтому она и приходила ко мне во сне, выжидающе сидела у кровати. Я чувствовал ответственность, сам того не желая.

– Ладно, скажи мне, кто ты? – тихо произнес я.

13

Для судебного антрополога зубы – кладезь информации. Они словно мост между костью, скрытой под плотью, и внешним миром. Выдавая расу и возраст, они хранят еще и факты личной жизни. Рацион питания, привычки, классовую принадлежность и даже самооценку можно узнать по этим кусочками кальция и эмали.

Я достал челюсть и положил рядом с проломанным черепом. Он был легким и хрупким, как пробковое дерево. Под ярким галогеновым светом отдельные части походили на анатомический коллаж, лишенный всякого естества.

Когда-нибудь я закончу работу, начатую в коттедже, соберу осколки, выбитые из черепа. А сейчас необходимо восстановить лицо и узнать имя по сожженным останкам.

Если повезет, помогут зубы.

Я не был настроен чересчур оптимистично. Лишь несколько коренных зубов упрямо остались на месте, а другие выпали, как только огонь уничтожил десны и высушил корни. Серые и потрескавшиеся в пламени зубы, захваченные до обвала крыши, напоминали окаменелые останки прошлых веков.

Оказалось, даже в повязке я мог пользоваться левой рукой, придерживая предметы. Это облегчило процесс, когда я расстелил на столе бумагу и начал выстраивать зубы в два параллельных ряда, с нижней челюсти и с верхней. Один за другим они легли так, как раньше во рту: посередине два центральных резца, затем боковые резцы, за ними клыки, премоляры и коренные. Задача не из простых. Помимо вреда, нанесенного пламенем, зубы женщины были так сильно разъедены кариесом, что сложно было определить, верхние они или нижние и какие вообще.

Мир за стенами больницы перестал для меня существовать. Словно утих ураган, временно забылись переживания по поводу Дженни, осталось лишь то, на что падал свет от галогеновой лампы. Я сделал пару снимков и набросал диаграмму, указав каждую трещину, дырку и пломбу. В лаборатории я бы сделал рентген, чтобы сравнить с больничными картами пропавших. Пока такой возможности не было, и я ограничился диаграммой.

Начал вставлять зубы в пустые лунки.

При полурабочей левой руке получалось очень медленно. Я потерял счет времени. Замигала лампа. Словно по подсказке, порыв ветра ударил по зданию.

Я выпрямился и застонал от натяжения мышц. Боже, у меня все болело. Словно дожидаясь к себе внимания, запульсировало плечо. Настенные часы показывали пять. На улице стемнело. Массируя шею, я смотрел на череп с челюстью на стальном столе. После нескольких неудачных попыток я вставил почти все зубы. Осталась пара коренных, которые не так важны для задуманного. Потянулся выключить лампу и тут услышал шум из клуба.

Скрип половых досок.

– Кто там? – выкрикнул я.

Вопрос раскатился эхом. Я подождал, но ответа не было. Подошел к двери и взялся за ручку. Поворачивать не стал.

Вдруг я почувствовал полную уверенность, что снаружи кто-то есть.

В больнице повисла неестественная тишина. В двери, ведущей в клуб, имелось круглое окошко наподобие иллюминатора. С моей стороны висели жалюзи, но я не потрудился их закрыть.

А зря. В зале было темно. Любой мог заглянуть в больницу, а с моей стороны – непроницаемый мрак. Я прислушался: снаружи завывал ветер. Тишина будто должна была вот-вот нарушиться.

У меня мурашки пошли по коже. На руке волосы встали дыбом.

Глупости. Там никого нет.Я сжал дверную ручку, но по-прежнему не решался повернуть ее. На письменном столе стояло тяжелое стеклянное пресс-папье. Я прихватил его. Внимание…

Распахнул дверь и стал нащупывать включатель. Не сразу нашел, но вот он щелкнул и загорелся свет.

Пустой зал усмехался мне в лицо. Я опустил пресс-папье. Внешняя дверь и застекленное крыльцо были закрыты. Должно быть, полы скрипели от ветра. У тебя уже крыша едет.Я собирался вернуться обратно, когда мой взгляд упал вниз.

На полу были мокрые следы.

– Уверены, что это не вы наследили?

Броуди рассматривал медленно высыхавшие пятна на истертых досках. Вода слишком сильно растеклась, чтобы определить размер обуви, но передвижение вычерчивалось довольно четко. Следы шли от входа в клуб к двери больницы, где образовалась лужа: видимо, кто-то стоял и наблюдал за мной.

– Конечно, я вообще не выходил, – сказал я.

Броуди с Дунканом приехали, пока я обдумывал, что произошло. Молодой констебль освежился после душа и побрился. Броуди подошел к дверце и взглянул через окошко.

– Любой мог прекрасно рассмотреть, чем вы занимались.

– Может, Камерон? Или Мэгги Кэссиди?

– Не исключено, но маловероятно. Не думаю, чтобы кого-то из местных занесло сюда случайно.

– Полагаете, это был убийца?

Броуди кивнул:

– Возможно. Его должен был насторожить сам факт, что мы перевезли сюда останки, не говоря уже о склонившемся над ними судебном эксперте. Не дай Бог, он захочет предпринять какие-то меры.

Не самая приятная мысль. Броуди дал ей перевариться.

– Не помешало бы запереть клуб хотя бы сегодня на ночь, – продолжил он. – В магазине продаются цепочки и висячие замки. Надо прикупить, чтобы обезопасить это место. Не стоит рисковать.

Еще бы. С присущей ему деловитостью Броуди кивнул на череп на столе:

– Как продвигаются дела?

– Медленно. Пытался найти зацепку, чтобы установить личность.

– А это возможно? – удивился Броуди.

– Не знаю, но попытаться надо.

Я вернулся к черепу на столе, включил галогеновую лампу. Броуди с Дунканом тоже подошли взглянуть.

– Любопытное состояние зубов. Потрескались от пламени, хотя изначально были гнилыми. Пломб практически нет, а те, что есть, поставлены очень давно. Очевидно, она много лет не посещала дантиста, а значит, принадлежит к бедным слоям общества. Средний класс следит за зубами. А у нее некоторые зубы прогнили до десен. В таком возрасте это знак злоупотребления наркотиками.

– Полагаете, она была наркоманкой? – спросил Броуди.

– Думаю, да.

– Но ведь наркоманы все худые, – отметил Дункан. – А эффект фитиля доказывает, что она страдала избыточным весом.

Проницательно с его стороны.

– Да, в ней, вероятно, было больше жира, чем у среднестатистического человека. Многое зависит от метаболизма и того, как сильно она сидела на наркотиках. Так что противоречия тут нет. И еще один момент. Вы помните, почему не сгорели ноги?

– На них недостаточно плоти, – выпалил Дункан.

– И нет ткани для фитиля. На жертве были кроссовки, но не было чулок или колготок. Даже носок. Вероятно, женщина была одета в юбку с курткой или короткое пальто. Дешевая, воспламеняющаяся ткань.

Я взглянул на череп с внезапной грустью оттого, как грубо мы вторгаемся в чужую жизнь. Однако это единственный способ найти мерзавца.

– Значит, мы имеем дело с молодой женщиной, наркоманкой, запустившей зубы, скудно одетой и без колготок в феврале месяце, – продолжил я. – Что это говорит нам о ее образе жизни?

– Она была проституткой, – уверенно произнес Дункан.

Броуди задумчиво почесал подбородок.

– Проститутку могло занести так далеко лишь по одной причине.

– Приехала к клиенту? – спросил я.

– Вполне вяжется с нашим предположением, что она знала убийцу. И объясняет, почему никто не знал о ее прибытии на остров. Когда мужчина платит за секс, он обычно не разглашает сей факт.

– А не слишком ли долгое путешествие для подобного визита? И зачем рисковать, привозя ее на Руну, если боишься быть застуканным? Не проще ли пойти к ней?

Броуди задумался.

– Есть еще один вариант. Она пыталась шантажировать клиента. Так часто бывает. Учитывая пристрастие к наркотикам, она могла решить, что поездка стоит свеч и сулит деньги.

Правдоподобная теория. Шантаж – достаточно веский мотив для убийства и не противоречит имеющимся фактам. Хотя их не так много.

– Вероятно, вы правы, – сказал я, слишком устав размышлять. – Мы всего лишь гадаем. Пока у нас недостаточно сведений, чтобы делать основательные предположения.

– Верно, – согласился Броуди. – Когда выясним, к кому она приезжала и почему, считай, нашли убийцу.

Глядя на мокрые следы на полу, я подумал: не нашел ли убийца нас?

Броуди вызвался остаться в больнице, пока я съезжу в отель поужинать и привезу висячий замок с цепью из местного магазина.

– Вам надо отдохнуть. Паршиво выглядите, – сказал он, пододвинул стул к двери и уселся.

Я действительно вымотался. Плечо болело, я ничего не ел с самого утра. Дункан на «рейнджровере» подвез меня до магазина, который еще якобы не закрылся. Дождь прекратился, но ветер по-прежнему сотрясал машину, катившую по деревне. Броуди сказал, что телефоны пока не починили, и я попросил у Дункана цифровую рацию позвонить Дженни. Сигнал был нестабильный, и когда я наконец прорвался, попал на голосовую почту.

А чего ты хотел? Что она будет сидеть и ждать твоего звонка?

Огорчившись, я отдал Дункану рацию. Он рассеянно забрал ее, погруженный в мысли. Молчаливый парень. Задумчивый. Чуть не проехал мимо магазина.

Констебль явно ушел в себя – видимо, представлял еще одну ночь в фургоне.

– Не жди, дальше я пешком. Свежий воздух пойдет мне на пользу.

– Доктор Хантер, – окликнул он меня, не успел я закрыть дверь.

– Да? – повернулся я, борясь с ветром.

Очевидно, он хотел что-то сказать, но передумал.

– Ничего. Не важно.

– Ты уверен?

– Да так. – Он смущенно улыбнулся. – Мне пора возвращаться на смену сержанту Фрейзеру. Он убьет меня, если опоздаю.

Ладно, поделится, когда созреет.

Я помахал Дункану вслед, но он вряд ли заметил. В магазине горел свет, на двери висела табличка «открыто». Мое появление огласил звон колокольчиков. Внутри все громоздилось в тесноте, как только что найденный клад: консервы, продовольственные и скобяные товары. Запах напомнил мне о детстве: опьяняющий аромат сыра, свечей и спичек. За истертым деревянным прилавком согнулась женщина, распаковывая коробку с супами.

– Секундочку, – сказала она, выпрямляясь. То была Карен Тейт. Я совсем забыл: Броуди говорил, что она держит магазин.

Без искусственного румянца от алкоголя она выглядела совсем измученной. На опухшем лице остался лишь призрак былой красоты. Когда она меня узнала, недовольная улыбка тотчас сошла с него.

– У вас есть замки?

Карен кивнула на полку у задней стены, где беспорядочно лежала фурнитура.

– Спасибо, – сказал я и не услышал ответа.

Чувствуя спиной ее враждебный взгляд, я принялся копаться в коробках с винтами, шурупами и гвоздями. Вскоре нашел тяжелый висячий замок и катушку с цепью.

– Метр, пожалуйста.

– Резак там же.

Я не был уверен, что смогу перерезать цепь одной рукой, но не собирался доставлять ей удовольствие просьбой о помощи. Откопав на другой полке болторезный станок и старую деревянную линейку, я отмерил метр цепи и откусил ее, надавив коленом. Положив все на место, перенес товар на прилавок.

– И еще возьму вот это, – сказал я, выбрав большую плитку шоколада.

Карен медленно пробила чек и заглянула мне в бумажник, когда я доставал купюру.

– У меня нет сдачи.

Касса была открыта, и там имелось достаточно монет и мелких купюр. Карен смотрела на меня вызывающе.

Я убрал бумажник, порылся в кармане, отсчитал деньги и хлопнул ими о прилавок. Мне причиталась сдача, но спорить не стоило. Забрав покупку, я направился к двери.

– Думаете, плитка шоколада вам поможет?

– Что? – спросил я, не веря своим ушам.

Однако она только уставилась на меня с кислым видом. Я вышел, едва подавив желание хлопнуть дверью.

Кипя, я подумал, не вернуться ли сразу в больницу. Однако Броуди советовал мне сначала поесть. Он прав, и вряд ли туда кто сунется, пока старый следователь стоит на карауле.

Прогулка до отеля пошла мне на пользу. Несмотря на ветер, дождя не было, и воздух был прохладно-свежим. Пока я дошел до нужной улочки, гнев начал утихать. В окнах отеля обнадеживающе горел свет, и, ступив внутрь, я обрадовался запаху свежего хлеба и горящего торфа. Стоячие часы волшебно тикали, пока я искал Эллен. В баре ее не было, зато из кухни доносились голоса.

Эллен и какого-то мужчины.

Я постучал в дверь, и голоса стихли.

– Минутку! – выкрикнула она.

Вскоре открыла дверь, и меня встретил душистый аромат теплого хлеба.

– Извините, доставала буханки из печи.

Она была одна. Видимо, гость удалился через заднюю дверь. Эллен тотчас развернулась и принялась доставать хлеб из форм, но я успел заметить, что она плакала.