Текст книги "Я в моей голове (СИ)"
Автор книги: Савелов Владимирович
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Концерт закончился и народ повалил из клуба на улицу. Сегодня я понял выражение «бремя славы» на себе буквально. Увидев меня, знакомые, малознакомые и незнакомые, но знающие меня подходили – жали руку, благодарили, хвалили, восторгались и задавали один вопрос:
– Как тебе удалось придумать такое?
Сначала я благодарил и отшучивался, потом еле сдерживался, чтобы не огрызнуться, а когда я почувствовал, что готов дать в морду, то сбежал и спрятался от основного потока народа за одной из колонн клуба. Ну, где же мои? Гады, тормознулись в фойе в тепле. Сейчас, возможно, выглядывают меня. Наконец, углядел среди голов длинного Стаса Симакова и окликнул его. Увидев меня, он махнул мне рукой, сказал, что-то опустив голову и стал протискиваться в мою сторону.
Вскоре около меня собрались все наши пацаны и несколько других знакомых ребят и девчонок. Те же вопросы и восхищения продолжились. Терпел и отшучивался как мог. Кто-то спросил, а не могу ли я познакомить с кем-нибудь из девчонок. Наконец я увидел возможность отвести интерес от себя:
– Без проблем! А кто тебя интересует? Или тебе все равно? Тогда может тебе Толик подойдет? А может тебя интересует несколько девчонок? – заржали, начав подкалывать смутившегося парня. Но некоторые задумались. Решили пойти в спортзал.
До спортзала дошли всего несколько человек. Кто-то стал совать мне деньги. Даже не запомнил всех. Решил навестить Гобатова и уточнить по завтрашней встрече. Леха, как обычно, был в спортзале. Интересно, он требует доплату за переработку. Вряд ли. Он живет своим спортзалом. Приходит с утра с уборщицей и уходит последним в темноте. Вот, что значит – человек на своем месте. Горбатова, единственного человека за сегодняшний вечер, не интересовал танец и моя роль в его создании. Поздоровавшись (за руку!), я уведомил, что завтра часа в три дня я приду с ребятами и деньгами. Что-то, прикинув про себя, он кивнул.
Уведомив будущих боксеров о завтрашнем приобретении спортинвентаря, попросил подойти ко мне после шестого урока или к трем в спортзал. Отговорившись, что надо пойти придумать новый танцевальный шедевр, под смех друзей пошел домой учить уроки.
Дома, к счастью, родители никаких вопросов о концерте не задали. Еще не знают. Завтра станут знаменитыми на заводе. Сообщил о предстоящей в субботу покупки гитары за 15 рублей и оплате репетиторства. Мама посокрушалась о бестолковой трате денег и перевела обвинения на отца, который ВСЕ деньги пропивает и совсем о семье не думает.
«А поутру они проснулись...» знаменитыми. Пусть не с утра, а в школе. Пусть не они (про девчонок не знаю), а я. Сначала в классе пришлось выдержать шквал вопросов и упреков одноклассниц, под откровенное ржание и шутки ребят. А когда кто-то вспомнил про Бубу с цыпочками, то ржал уже весь класс, и я со всеми. Каждая учительница перед уроком поздравляла и хвалила нас с девчонками. Меня это стало напрягать, а Филиной с Осей, похоже, нравилось. Каждую перемену их обступала толпа девчонок и чего-то обсуждали, изредка с интересом поглядывая на меня. А потом я услышал – «Молись и кайся», «в жопе жало» и др. Тут на меня уже насели ребята, потребовав анекдотов. Пришлось вспомнить несколько:
"Если ты никогда не пил чай и ел бутерброд, сидя в туалете, то ты никогда не опаздывал в школу!"
"Женщины придумали настоящего мужчину, чтобы пугать им своих мужей" – особенно громко смеялись девчонки.
"Папа, а тебя твоя мама била? Нет, только твоя!"
"В магазине пацан просит бутылку водки. Продавщица отказывает: – Нет, мал еще!
– Меня отец послал.
– Ну, послал и чего? Напиваться из-за этого надо?"
"Пошел витязь на смертный бой со Змеем Горынычем. Нашел огромную вонючую пещеру. Наверное, это убежище Змея, подумал богатырь и давай орать в пещеру:
– Эй, Змей Горыныч, выходи на честный бой!
– Биться, так биться, но зачем в жопу орать, – отвечает Горыныч, поворачиваясь".
"И запомните девочки, что молодой, богатый, красивый, добрый, умный и веселый – это шесть разных мужчин".
Из-за хохота не слышали звонка. Учительница удивленно смотрит на смеющихся учеников, расходящихся по своим местам.
На одной из перемен меня вызвали к директору школы.
– Слышал про ваш успех, жаль сам не видел. Не смог сходить. Еще думаете выступать? – смотрит поверх очков.
– Я теперь не нужен, девчонки сами все смогут сделать. Старшая там Воронкова из восьмого. – Открещиваюсь.
– Ну, ну! Посмотрим, – задумывается.
– Ты ведь в военное училище собирался поступать или передумал уже? – спрашивает, демонстрируя, что ничего тайного для него нет.
– Точно еще не решил, время еще есть подумать, – подпускаю тумана.
– Понятно, – испытующе смотрит.
– Что там у тебя за идея с боксом? – наконец приступает он к основному (или не основному?) вопросу.
– Ничего серьезного поначалу не планировалось. Просто я и некоторые из старшеклассников хотели разнообразить свои тренировки и позаниматься с боксерской грушей. Нашли в спортзале завода старый боксерский инвентарь. Договорились с директором. Сегодня, с Вашего позволения, принесем в школу. В школе это узнали и многие захотели тоже позаниматься с грушами. Их две будет.
– Вчера подошли желающие из седьмых классов и попросили тоже приобщиться. Желающих – не мало. Я думаю, стоит организовать отдельный спортивный кружок по общефизической подготовке с желающими из шестых-седьмых классов. Старшим, назначить ответственного старшеклассника. Вот на этой секции, в один или два дня в неделю, пусть потренируются на снарядах, заодно постучат по грушам. Общий контроль будет осуществлять Геннадий Михайлович и бюро ВЛКСМ. – Подробно и правдиво изложил всю затею и планы, опустив некоторые скользкие моменты.
Сан Саныч снял очки и задумался. Потом неожиданно начал:
– В молодости, я тоже боксом занимался. Долго на секцию ходил. Даже в соревнованиях участвовал, но разрядов не добился. – Замолчал.
– Была бы в нашем городе секция бокса! – мечтательно и провокационно произнес я, чем прервал воспоминания директора.
– Хорошо. Так и решим. Но учти, травм и драк быть не должно! Следи! – заключил он. (И это на меня повесил!)
Придется идти к Михалычу.
Михалыч изображал недовольство. Оказывается, на днях, всех директоров школ и учителей физкультуры вызывали в ГОРОНО. (Я понял, что наш директор ходил один, прикрыв Михалыча). Причина была в том, что в какой-то школе, школьник свалился с гимнастической стенки и получил травму. Бесконтрольно, вне урока ребята начали баловаться и в процессе случилось ЧП. Силен наш директор. Не стал прикрывать свою задницу. Наверное, на совещании его и других директоров строила женщина. Михалычу озвучил решение директора. Он сразу "подобрел". Информацию о его участии в подборе старшеклассника старшим в секцию для малолеток, его инструктаже и последующем контроле он воспринял благодушно. Под конец поинтересовался танцем. Сам он не видел, ему восторженно рассказали о необычном танце и реакции зрителей. Кто восторгался рассказывая, не сказал. Пообещал в следующий раз сам посмотреть. Удивился, что Оса (Оськина) из моего класса тоже танцевала. Оса – любимица Михалыча в легкой атлетике. Правда, потом ходили слухи, что их отношения выходили за рамки учитель-ученица. Все может быть. Оса – бойкая отчаянная девчонка, а Михалыч – интересный харизматичный мужик. На прощании рассказал анекдот про учителя физкультуры:
"На уроке учитель: – Все бежим по кругу. Углы не срезаем!"
Михалыч молча некоторое время смотрит на меня и сообразив начинает хохотать.
Евгения Сергеевна, вызвав меня сообщила, что о нашем танце сообщат в отдел культуры, хотя там и так знают. Возможно, девчонкам придется выступать на городских концертах. Я опять перевел стрелки на Воронкову. (Прокатит?) Спросила – нет ли у меня еще каких оригинальных идей еще. Ответил – не думал еще. Попросила подумать. Пришлось пообещать.
Подошел Толик – гармонист. Протянув 4 рубля и спросил про секцию. Обрадовал его, что сегодня в школе появятся груши и перчатки. Будем вешать. Может приходить на тренировку. Я поинтересовался – слава его не коснулась? Он махнул сокрушенно рукой:
– Достали все!
Ребята на переменах передавали деньги. Набралось уже больше сорока рублей. Ничего, скакалки и гантели тоже нужны.
После школы, сходив спортзал, притащили груши, три пары перчаток и лапу. Инвентарь был старенький, кое-где кожа потрескалась. Большая груша была отбита. Чувствовались вмятины в местах частых ударов.
В спортзале выявилась проблема. Где вешать груши? В потолке спортзала были крюки, но такой длинной подвески не было. А маленькую грушу надо было крепить сверху и снизу к полу. Михалыч уже ушел, посоветоваться было не с кем. Временно решили большую грушу подвесить на турнике.
И пошла забава. Кто-то, надев перчатки, бил, как мог по груше. Скоро выяснилось, что грушу желательно придерживать. Кто-то работал с лапой. А я и присоединившийся ко мне Толик стали выполнять мой, ставший уже привычным, комплекс упражнений по разминке всех групп мышц, и упражнения на силу, резкость и растяжку. А также бой с тенью. Потом, тоже начали работать с грушей и лапой. Заметил – Толик совсем не дружит со спортом. Посоветовал ему делать утреннюю гимнастику и пусть достает гантели и качает силу. Покивал. Может, привыкнет и втянется. Гордость есть, а чувствовать себя слабаком среди сверстников она не позволит.
По дороге домой, я зашел в библиотеку в клубе. Попросил подобрать методички по боксу и литературу про иконопись. Удивленная моими интересами библиотекарша иронично спросила:
– А по хореографии тебя ничего не интересует? (И эта знает!)
– Бокс и иконопись для меня важнее, – твердо ответил. Поджав губы, куда-то ушла. Пока рассматривал спортивную литературу, выискивая все о боксе, вернулась библиотекарша с небольшой стопкой каких-то книг. Посетовала:
– Почти нет ничего по религиозным культам. Вот здесь посмотри, может что найдешь ВАЖНОЕ для тебя, – иронично выделив интонацией "важное".
Отобрал несколько методичек по боксу и один каталог по культуре, с одной статьей с картинками об иконах. Вечером изучал. Про иконы ничего полезного. А из методичек выцепил про рваный бег и выполнение на бегу различных упражнений, а так же бег с тяжестями в руках и на ногах. Надо к утренней зарядке на следующей неделе подготовить утяжелители. Попросить надо маму сшить мешочки для песка с завязками на руки и на ноги. На стадионе уже мною тропинка протоптана – надо усложнять условия для бега.
Прикинул, как будут выглядеть утяжелители, и показал матери. Посмотрев, кивнула. Похоже, она уже перестала удивляться моим просьбам и поступкам. Вечером, был подвергнут перекрестному допросу, вперемешку с шутками по поводу концерта и танца. Но было видно по родителям, что они довольны и горды. Судя по обмолвкам, на следующем концерте ожидаю их увидеть. Упрекали меня за то, что не сказал им заранее о своем участии в концерте. Видимо, неудобно им пришлось сегодня на работе. Заодно напомнил об обследовании отца. Видимо не прониклись еще. Надо давить.
На следующий день Воронкова Светка (подошла одна) уведомила меня о сообщении Евгении Сергеевны о предстоящих выступлениях группы на школьном и городском взрослом концерте к 8-му марта. Поздравил и посоветовал подобрать еще пару девчонок для замены на всякий случай с готовыми костюмами. Порекомендовал в марте возобновить репетиции и заранее придумать новые движения. Неожиданно она поблагодарила:
– Спасибо тебе..., от всех нас! – и улыбнувшись, убежала. (Наверное, почувствовала запах подаренного ею одеколона).
После школы с Филом перетащили антиквариат ко мне. Расположившись в бабушкиной комнате, собрались начать опись и очистку некоторых икон. У бабушки спросили, как ухаживать за иконами. Оказалось, никак – только пыль смахнуть. Сухой кисточкой из моего детского набора, как смогли, почистили некоторые иконы. Прикинув тяжесть и объем уже собранного, поняли, что все нам вдвоем не утащить. Ведь в воскресенье, еще добавятся крупные и тяжелые предметы. Фрол обещает в воскресенье принести еще несколько. Нужен будет третий человек или придется вывозить в Москву за два рейса. Фила обязал сходить в городскую библиотеку и в ее читальный зал за литературой по иконам. Фил предложил сделать самим пробную поездку в Москву с несколькими предметами на разведку. Если получится, то и взрослый не потребуется. Обстановку поймем и тропинку проторим. А если не получится, то рискуем, только потерей денег на билеты и нескольких икон. Я подумал, что это разумно. Не хотелось подставлять взрослого человека или решать потом вероятные проблемы с посвященным в наши замыслы посторонним. Так и решили – сделаем пробную поездку через неделю. Субботу прогуливать – нам не привыкать. На этот раз запасемся справками от родителей. К директору мне ходить не понравилось.
На следующий день, переодевшись после школы, захватив пару червонцев и чистую тетрадь (на всякий случай), я отправился за гитарой в Новый район города. Друг Евгении Сергеевны жил на набережные города в старом доме.
Несколько таких первых благоустроенных, трех и четырехэтажных домов, были построены (возможно, тоже пленными) после войны для городского начальства и руководства многочисленных заводов и фабрик города. Уже потом, после начала хрущевского строительного бума, новое поколение начальников предпочитало селиться в новых домах улучшенной планировки. А в этих, уже ставших старыми и непрестижными домах, оставались доживать свой век старики или жили их потомки и редкие новоселы из счастливчиков пролетариев.
Дверь на втором этаже мне открыл высокий худой нескладный парень лет 30-35. Я его видел среди музыкантов на танцах, концертах и вроде среди оркестрантов на торжествах в городе. Одет он в застиранную рубашку, в вытертых до белизны джинсах и тапочках. Длинные волосы и усы выдавали его принадлежность к нынешней богеме. Они же, его немного старили. (Лет 28-30 прикинул, приглядевшись). Оглядев меня, уточнил:
– За гитарой?
Я кивнул. Он посторонился, пропуская меня в квартиру. Скинув в прихожей ботинки и верхнюю одежду, надел предложенные тапочки и пошел за хозяином. Планировка квартиры, как и предполагал, была нестандартной. Небольшая прихожая продолжалась узким коридором. В квартире пахло обедом, немного кошками и чем-то незнакомым, что присуще всем чужим квартирам. Пройдя за парнем по коридору с рядом закрытых дверей, я оказался в комнате творческого человека. Потолок и стены были покрыты какими-то панелями (наверное, для звукоизоляции), на стенах множество плакатов, афиш, изображениями зарубежных и отечественных вокально-инструментальных групп, фотографий. В углу электроорган или синтезатор (не разбираюсь) с микрофоном и колонками. На стене, над узким раскладывающимся диваном висит электрогитара. Еще одна прислонена к синтезатору. Напротив заваленный стол (художественный беспорядок), рядом проигрыватель на тумбочке со стопками пластинок на двух полках. В углах, под потолком – маленькие колонки, какие-то фонари и разноцветные лампочки, (наверное, самопальная цветомузыка). Хозяин прервал мой осмотр, достав, откуда-то из-за шкафа гитару в матерчатом чехле и протянул мне:
– Смотри.
Я, расстегнув чехол, достал инструмент. Гитара была светлого цвета и выглядела как новая. Накинув ремень, я проверил звучание струн на каждом ладу. Гитара звучала!
– Струны и некоторые лады заменены, – информировал он. Я кивнул.
– Раньше играл? – заинтересовался.
– Пытался, на гитарах знакомых. Своей не было. – Опять шифруюсь. Теперь он кивнул.
Я достал и протянул ему червонцы. Он, из заднего кармана достал простой кошелек и протянул пятерку.
– Присаживайся, – кивнул мне на диван. Сам сел на круглый стульчик у синтезатора.
– Евгения... Кхм Сергеевна сказала, что хочешь научиться играть? – смотрит испытующе.
– На хорошем уровне, – уточняю. Он отчего-то смутился и вдруг протягивает руку:
– Павел.
– Сергей. Жмем руки. Отмечаю – пожатие уверенное крепкое, рука сухая теплая.
– Как ты собираешься учиться? – неожиданно спросил он.
– Не понял? Как скажешь, – удивляюсь. Павел опять смутился.
– Дело в том, что я никогда не учил не знакомых. Евгения... Сергеевна попросила. – Неуверенно объяснил он. – Поэтому я не знаю, как это делается правильно, – уточнил.
Я задумался – честный парень, без понтов, без гнильцы, не рвач, но и не добытчик. Надеяться на такого можно, но за ним не укрыться женщине. Он не ведущий, а ведомый, даже в своей профессии. Менее умелые, но более наглые и пробивные его оттирают, но при необходимости используют. Спрятался от жизни за своей музыкой и доволен.
– Думаю, мы с тобой должны согласовать место, дни и время для занятий. У меня таких мест нет, кроме школы, да и там нежелательно. Я буду приходить с гитарой туда и тогда, куда и когда скажешь. Ты меня учишь тому, что считаешь нужным – теории и практике и даешь задание для самоподготовки дома. Как в школе. (Улыбаюсь). На следующем занятии проверяешь, разбираем ошибки и учим новое. Я могу приходить в будни после уроков в понедельник, среду, пятницу, субботу. В воскресенье в течение всего дня. Платить за занятия могу после каждого занятия, еженедельно или за месяц. Как скажешь. Сколько стоит занятие – не знаю. Тоже – как скажешь.
– Я где-то так и думал. И Женя говорила, – задумчиво протянул. Даже Евгению Сергеевну назвал привычно.
Дальше разговор пошел продуктивней. Договорились, что ходить я буду по средам и субботам к 3-м часам сюда к нему домой. Держим связь на случай внезапной занятости кого ни будь из нас в назначенные дни через Евгению Сергеевну. Немного поспорили об оплате. Он вообще не хотел брать денег – ведь Женя попросила за меня. (Вот чудак!)
– Любые профессиональные знания и умения, а также передача их другим должна оцениваться. Если не самим, так другими. Средний рабочий у нас получает рубль в час. Я тебе могу платить за час учебы два рубля. По сколько часов в день ты будет меня учить решать тебе. Вот по таким расценкам я и буду платить, если ты согласен, – выдал расклад ему.
Павел промолчал. (Надо додавливать). Я встал и положил на стол пятерку:
– Это за два с половиной часа. Если два рубля в час мало, скажи.
Из будущего помнил – я в десятом классе ходил к репетитору по математике два раза в неделю на час-полтора занятий, с оплатой 5 рублей в неделю. Неужели я в нем ошибся и ему мало?
– А сколько хочешь ты? – спросил его напрямую.
– Да, нисколько. Я хорошо зарабатываю, мне хватает, – в сердцах взрывается он.
– Хорошо! Я не буду платить тебе, – ухмыляюсь соглашаясь. – Я буду сам вести учет времени, и нужную сумму буду оставлять здесь, (думаю, Евгения Сергеевна меня поймет и поддержит) – кивнул на пятерку.
Он встал (мне показалось с раздражением), взял с книжной полки какую-то стопку брошюр и книжек.
– Вот, дома почитаешь. Желательно выучить. (Литературка-то была подобрана заранее – с краю лежала), – протянул мне. Сел рядом на диван и взял МОЮ гитару.
– Гитара состоит...
Наконец началось первое занятие.
У Павла, конечно, не было преподавательского опыта. Ему было легче показать, чем объяснить. При изложении теории он запинался, зачастую подбирал слова. Иногда я не понимал его, особенно когда он начинал говорить на сленге музыкантов или сыпал диезами, бемолями, квинтами. (Надеюсь, все это я в выданной литературе найду). Зачастую, он углублялся в такие дебри, что хотелось его прервать. Что-то я пытался записать в принесенной с собой тетради. Показав мне на гитаре аккорды, просил повторить. Мы закончили на сегодня, когда у меня пальцы горели (даже порезал) и не могли нажимать на струны.
Когда я убирал гитару в чехол, Павел спросил:
– Евгения сказала, что ты ей напел хорошую песню. Не споешь? Она мне пела. Но мне бы хотелось послушать твое исполнение, – пояснил он.
Мне не трудно выполнить просьбу хорошего человека. И я, припомнив слова, начал:
– Ребята надо верить в чудеса...
В ходе песни, он подскочил к синтезатору, включил и начал подыгрывать, под конец вполне уверенно. Когда я закончил, он посидел задумчиво и спросил:
– Откуда это?
Потом, что-то вспомнив (Наверное, Евгения Сергеевна ему передала мою версию):
– А, ну да! А еще что знаешь? Неизвестное, – интересуется.
– Видишь ли, Павел. Евгения Сергеевна обязала меня выступить на школьном концерте на 8-е марта. Она, наверное, хочет услышать меня с этой песней.
Я замолчал. Он в ожидании смотрит на меня. Неожиданно спрашиваю его:
– Павел, а у тебя есть секреты от нее? – пристально смотрю ему в глаза.
Он удивленно смотрит на меня. Потом смущается и отворачивается:
– Обмануть я ее не могу. Она почему-то сразу понимает. (Почему я не удивлен?) Но не рассказать могу, – уверенно заканчивает, поворачивает голову и глядит на меня.
– Тогда пусть пока это будет нашим секретом, – вопросительно смотрю на него.
Он кивает и ждет продолжения.
– У меня есть песня по теме концерта, которую НИКТО не знает. Я хочу исполнить ее. На гитаре! – выдаю свой замысел.
Он ошарашенно отшатывается от меня.
– Это невозможно! Осталось... чуть больше недели! – восклицает.
– Песня играется перебором, основной мотив буду передавать голосом, у гитары второго микрофона не будет, и ее будет слышно в мой микрофон слабо. Песню мне изучать не надо, надо только уверенно изображать игру. – Убежденно заявляю. – Надо мне помочь только подобрать аккорды для гитары и записать. Недели мне хватит их выучить и выработать навык, – добавляю.
– Не знаю. Такого никогда я не слышал. За две недели можно научиться играть на гитаре на трех аккордах на дворовом уровне, но не для солирования на концерте, – продолжает сомневаться.
А я почему-то был уверен, если я не смогу это сделать, то мне нечего браться и за другие мои замыслы.
– Давай попробуем! Если я не буду накануне уверен в успехе – спою под аккордеон "Ребят", – продолжаю уговаривать.
Мне он нужен, как союзник, как друг и как музыкант. И я ему нужен. Слишком много планов у меня. Не малая часть их связана с музыкой. Вот только, не превратиться ли уважаемая Евгения Сергеевна из союзников в противники. Женщины болезненно относятся к попыткам влияния посторонних на их собственных мужчин. Но я злоупотреблять не собираюсь. Ладно, война план покажет.
– Хорошо, давай попробуем. Мне самому интересно. Подожди, – он смотрит на часы и уходит из комнаты.
– Ребятам позвонил, что задержусь. "На, смажь пальцы", – объясняет и протягивает баночку с вазелином.
Садится за синтезатор, смотрит на меня и кивает. Я начинаю копировать Мясникова из Уральских пельменей. Сначала речитативом:
Когда с бабушкой ты оставался вдвоём,
У ней не было другого дела,
Чем забота только о внуке своём,
И нет той заботе предела.
Начинаю петь:
Им казалось всегда – мы голодные,
Они пекли блины и оладушки,
Во время исполнения Павел снова подыгрывал мне, подбирая аккорды. Потом схватил нотную тетрадь и начал записывать ноты, иногда проигрывая довольно длинные музыкальные отрезки. А он более уверенно владеет нотной грамотой, чем Евгения Сергеевна отмечаю. Закончив запись, проигрывает мелодию с нот и смотрит на меня. Отмечаю некоторые неточности, как мне кажется. Он вносит изменения в запись. И так несколько раз. Наконец исполнение меня устраивает. Павел просит меня достать гитару. Заглядывая в ноты, мычит мотив и играет на гитаре, перебирая струны.
Довольный он смотрит на меня. Я обозначаю аплодисменты.
– Напиши текст, – кивает на мою тетрадь.
Перехожу за стол и записываю текст. Павел, садясь на мое место, стал напевать песню и ставить табулы над текстом. Потом сделал вывод:
– Если не усложнять игру, то может и получится. К тому же, если гитару особо слышно не будет. – Он посмотрел внимательно на меня.
– Откуда эта песня? Ты выступал на сцене? Ничего понять не могу. Я всю жизнь занимаюсь музыкой, но не смог придумать ни одной гармоничной мелодии. А ты...!
– Песню придумал к концерту. Пообещал Евгении Сергеевне. А жилищные условия у нас таковы, что ночевать приходится в комнате бабушки, почти всю жизнь. На сцене никогда не выступал и даже не планировал. Так получилось. Я уже думал об этом. В голове порой возникают какие-то мелодии, бывают довольно мелодичные, иногда со словами. Вот и задумал научиться играть. Вдруг получится действительно стоящая песня. – Наивно смотрю на него.
Он недоверчиво на меня.
– А еще есть?
– Есть кое-что. Вот недавним праздником навеяло. Только над текстом еще придется посидеть. Начинаю, отбивая такт на обратной стороне гитары:
Третьи сутки в пути, ветер, камни, дожди,
Всё вперёд и вперёд, наша рота все прёт.
Третьи сутки в пути, слышь, браток, не грусти
Ведь приказ есть приказ, знает каждый из нас.
Напишите письмецо, нет его дороже для бойцов,
Напишите пару слов вы девчата для своих пацанов.
И на рассвете вперёд уходит рота солдат
Уходит, чтоб победить, и чтобы не умирать
Ты дай им там прикурить, товарищ старший сержант
Я верю в душу твою солдат, солдат, солдат
– Все пока. Дальше надо сидеть над текстом, – прервал исполнение. Пока пел, Павел уже склонился над клавишами.
– Это почти готовая песня и отличная. Пропой еще раз, я подберу.
Смотрю на него. Эх ты! Бессребреник. Чистая душа. Надо вразумлять:
– Павел. Ты давно зарабатываешь музыкой. При этом зарабатываешь, перепевая или исполняя чьи-то песни или мелодии. Я не против, чтобы мои хорошие мелодии и песни пели и играли. Но я тоже хочу зарабатывать на этом. Я не против, чтобы ты тоже мог зарабатывать на моих песнях, если ты будешь мне помогать. Я тебе могу показаться меркантильным. Но пожалуйста, попробуй меня понять. Я с родителями и бабушкой ютимся в двух комнатах по 9 квадратных метров в древнем бараке, где ходить за водой, выносить помои и ходить в туалет надо за 50 метров. С нами, в одном коридоре так живут еще три семьи. Кухня общая на всех. Еще недавно я вел себя, как все пацаны вокруг. Некоторые из моих друзей детства и знакомые уже на зоне. Другие спиваются. Такое будущее ждало и меня. Спроси Евгению Сергеевну. Она меня знает. Вот я и решил – изменить свою судьбу. Вырваться с этого дна. Не совсем плохое желание? Правда? И если у меня способность придумывать что-то новое, что нравится людям, то почему мне не заработать немного для себя и своей семьи.
Павел сначала смотрел на меня осуждающе, но по ходу моего монолога выражение лица его менялось. Теперь он выглядел смущенным.
– Женя говорила, что ты сильно изменился. Танец замечательный придумал, никто такого не видел. И музыку к нему. И выступление организовал. А дальше, что думаешь делать? – интересуется.
– Пока готовиться к концерту. Все уже спрашивают, а что еще я могу нового придумать? Евгения Сергеевна тоже. Времени ни на что не хватает, сплю по 5 часов, – пожаловался. – Учиться. Сочинять и придумывать. Делать себе имя, как смогу, – продолжаю и спрашиваю:
– Ты со мной?
– А зачем я тебе? Играть на гитаре я тебя научу, как смогу. Больше я ничем помочь тебе не смогу, – смущается.
– Сможешь, еще как! Я потом тебе расскажу свои планы, после концерта, – уверяю его.
– Сергей! Тебе сколько лет? – неожиданно спрашивает.
– 16, – удивленно отвечаю.
– А говоришь и рассуждаешь, как много поживший опытный человек.
Я пожал плечами. Зачем отрицать очевидное?
– А дальше, после школы, чем думаешь заниматься?
– У меня много планов и музыка с песнями в них занимает место, но не главное.
Я поднимаюсь:
– Тебе, наверное, пора? Задержал я тебя?
– Удивил ты меня, – в задумчивости Павел сопровождает меня к выходу. (Я так и не смог определить – сколько в этой квартире комнат.)
– До встречи в среду, – прощаемся.
Вечером сидел и изучал литературу, полученную от Павла. Приходилось многое зубрить. Что-то конспектировал. Мозг все новое впитывал, как губка. Почему английский, еще недавно, у меня так хорошо не запоминался? Может потому, что сейчас есть цель? А может симбиоз пустой головы подростка и навыков будущего носителя держать в памяти огромный объем информации дают такие результаты? Как говорил доктор из "Формулы любви":
– "А голова предмет тёмный и исследованию не подлежит".
Отступление. Размышление.
Согласно, некоторых теорий, человеческая память находится вне головы и тела человека.
Якобы, существует некий банк информации всего человечества, его прошлого, настоящего и будущего. Ученые даже термин придумали – информационное поле Земли. Там же, как банковские ячейки, находится ячейка памяти отдельного человека, в которой накапливается вся информация, полученная человеком за прошедшую жизнь (может и будущую жизнь). Человек, в данном случае является приемником с антенной, связанный со своей ячейкой и общим банком данных. У кого возможности этой "антенны" шире, тот имеет возможность получать более широкие знания и становится ученым, гением. Люди, развивающие возможности своей антенны, становятся учеными, как спортсмены тренирует свои мышцы, и становятся чемпионами. Гении получают более развитую "антенну" от рождения. У кого "антенна" настроена по-другому, может получать знания о будущем, и становится предсказателем, экстрасенсом. А есть люди рядом с каждым из нас, с примитивной "антенной". Всю их жизнь можно описать в нескольких словах – родился, ел, спал, срал и умер.
Эта теория подтверждается отдельными случаями с людьми, известных в узких кругах специалистов. Человек, переживший клиническую смерть, побывав в аварии, испытав удар тока или молнии начинал помнить прошлое других людей, иногда давно умерших, разговаривать на других языках, в т.ч. мертвых, получить другие знания, которые никак не мог получить в своей жизни. Это можно объяснить сбоем или перенастройкой "антенны" человека. Мышечную память тоже можно объяснить этой теорией. Когда у потерявшего конечность инвалида, болела или чесалась утраченная конечность. В эту теорию прекрасно укладывается религиозная вера в буддизме о реинкарнации.
А наши необъяснимые и пророческие сны? А человек, с частично поврежденным мозгом или лишившись его части, сохранивший полностью свою память? А человек, лишившийся своей личной памяти, забывший даже свое имя (потеряв доступ к своей ячейке), сохранял память об окружающем мире, разговаривал на своем языке, умел читать и писать.
Я тоже придерживаюсь этой теории. Этой теорией можно объяснить случившееся со мной. Необъяснимо, но я получил доступ к своей ячейке памяти за всю свою будущую жизнь.
Вторая неделя. Продолжение.
Увидев гитару, родители среагировали по-разному. Мама, обернувшись от швейной машинки (похоже, шила мне утяжелители), констатировала – красивая. Отец (трезвый!) скептически поинтересовался – надолго ли меня хватит? И замолчал, вспомнив, наверное, свой скептицизм в отношении зарядки. Огласил цену за репетиторство. Недовольства не услышал. Мама всегда мечтала, чтобы я был тихим, домашним, интеллигентным мальчиком. Похоже, ее мечты – сбываются. Провокационно, вслух отметил сегодняшнюю ладную и спокойную атмосферу в доме, как в нормальной семье. Чем, вроде, смутил обоих родителей. Со стопкой Пашиной литературы и гитарой слинял в бабушкину комнату.