Текст книги "Прабхупада. Человек. Святой. Его жизнь. Его наследие."

Автор книги: Сатсварупа Даса Госвами

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

В дополнение к вещам, привезенным с Мот-стрит, Роберт Нельсон, один из друзей Свами по студии доктора Мишры, решил пожертвовать восточный ковер бельгийского производства, когда-то принадлежавший его дедушке. Он поехал в свой загородный гараж и привез ковер на метро на Вторую авеню, в дом номер 26. Даже Рафаэль и Дон – два хиппи, которых главным образом интересовала дармовая еда и ночлег, – и те приняли участие в украшении храма.

Все делалось в секрете, и ребятам не терпелось увидеть реакцию Свами. В тот вечер, когда Свами вошел в помещение, чтобы начать киртан, он увидел только что украшенный храм (там даже курились благовония) и удовлетворенно поднял брови. «Вы делаете успехи»,—сказал он, оглядывая комнату и широко улыбаясь. «Да, – добавил он, – это и есть сознание Кришны». Его неожиданная радость была для них настоящей наградой за проявленное усердие. Он взошел на помост – юноши затаили дыхание, боясь, что он рухнет, – и сел, разглядывая преданных и убранство храма.

Он был доволен ими. Однако сейчас его лицо приняло необычайно серьезное выражение, и, хотя они знали наверняка, что перед ними был все тот же Свамиджи, смех застрял у них в горле, а в счастливых глазах вдруг появилось смутное беспокойство. Они увидели серьезное лицо Свамиджи, и их недавняя радость сразу же показалась им ребяческой. Как облако мрачной тенью внезапно набегает на солнце, так и Свами из веселого неожиданно стал серьезным, и, увидев это, они тут же решили стать такими же спокойными и серьезными. Он взял караталы и опять улыбнулся широкой, одобрительной улыбкой, отчего на душе у них снова стало светло.

Храм оставался все тем же тускло освещенным маленьким магазинчиком, с неровным, потрескавшимся полом, под которым жили полчища тараканов. Но, поскольку большинство предметов, украшавших помещение, было привезено из Индии, все вокруг стало казаться подлинным, особенно когда на возвышении сидел Свамиджи. Теперь всякий, кто входил сюда, сразу же попадал в атмосферу индийского храма.

Бхактиведанта Свами оглядел группу своих последователей. Он был тронут тем, что они предложили ему почетное место и решили украсить магазинчик Кришны. До этого ему не раз приходилось видеть, как преданные делали что-либо для Кришны. Но здесь он этого еще не видел. В Нью-Йорке всходили семена бхакти, и, как садовник, ухаживающий за всходами, он, естественно, был тронут милостью Кришны. Глядя на развешанные по стенам картины, он сказал: «Завтра я посмотрю их, и тогда скажу, какие годятся, а какие нет».

На следующий день Бхактиведанта Свами пришел посмотреть на развешанные в храме произведения искусства. На одной акварели в рамке был изображен юноша, играющий на барабане, и танцующая девушка. «Это пойдет», – сказал он. Но следующая картина, на которой была нарисована женщина, показалась ему более мирской, и он сказал: «Нет, это не годится». Свами перешел к другой стене. Говард, Кейт и Уолли с беспокойством следили за ним.

Подойдя к картине с шестируким человеком, он сказал:

– О, это замечательно.

– Кто это? – спросил Уолли.

– Это Господь Чайтанья, – ответил Свамиджи.

– А почему у него шесть рук?

– Потому что он показал, что является воплощением одновременно и Рамы, и Кришны. Это руки Рамы, а это руки Кришны.

– А еще две руки? – спросил Кейт.

– Это руки санньяси.

Он перешел к следующей картине.

– Это тоже очень хорошо.

– А это кто? – спросил Говард.

– Это – Хануман.

– Он кот?

– Нет, – ответил Свамиджи. – Он обезьяна. Ханумана, как доблестного и верного слугу Господа Рамачандры, прославляют в священном писании «Рамаяна». Миллионы индийцев поклоняются воплощению Господа, Раме, и Его слуге Хануману, чьи подвиги являются темой бесчисленных театральных постановок, фильмов, картин и храмовых мистерий. Спросив, кто такой Хануман, парни с Мот-стрит обнаружили такое же невежество, как и пожилые дамы из пригорода, которые в ответ на вопрос Бхактиведанты Свами, видел ли кто-нибудь из них изображение Кришны, уставились на него в полном недоумении. Мистики из Нижнего Ист-Сайда не могли отличить Ханумана от кота, и привезли из Индии – Индии своей гашишной мечты – изображение Господа Чайтаньи Махапрабху, даже не догадываясь о том, кто Он такой. И тем не менее между этими молодыми людьми и дамами, посещавшими его лекции на Семьдесят второй улице, было одно существенное различие: хиппи из Нижнего Ист-Сайда служили Свамиджи и пели с ним мантру Харе Кришна. Они были по горло сыты материальной жизнью и не страдали болезнью мелких собственников, которые ничего не станут делать задаром. Их сердца открылись Свамиджи, обещавшему расширить их сознание и превратить его в сознание Кришны. Они ощущали, что личное общение с ним возвышает и облагораживает их. Подобно бродяге с Бауэри, который во время лекции Бхактиведанты Свами пожертвовал туалетную бумагу, ребята из Нижнего Ист-Сайда тоже были не вполне нормальными, но Бхактиведанта Свами видел, что ими руководит Кришна, находящийся в их сердцах. Бхактиведанта Свами знал, что пение мантры и его лекции о Кришне обязательно изменят их к лучшему.

* * *

Наступил август 1966 года. На здоровье Прабхупада не жаловался. Для него это были счастливые дни. Ньюйоркцы сетовали на жару, но Бхактиведанта Свами, привыкший к сорокаградусной жаре Вриндавана, в такую погоду чувствовал себя превосходно. «Как в Индии», – говорил Свамиджи. Он ходил без рубашки, выглядел бодрым и чувствовал себя как дома. Когда-то он думал, что в Америке ему придется сидеть на одной вареной картошке (потому что там не будет ничего, кроме мяса), но здесь он с удовольствием ел тот же рис, дал и чапати,  готовил в своей трехсекционной пароварке, которой пользовался в Индии, и был счастлив. С тех пор как он поселился в квартире на Второй авеню, работа над «Шримад-Бхагаватам» также шла без помех. А теперь Кришна послал ему этих искренних молодых людей, которые готовили, печатали на машинке, регулярно слушали его лекции, пели вместе с ним мантру Харе Кришна и все время спрашивали, не нужно ли сделать что-нибудь еще.

Прабхупада, как и прежде, был проповедником-одиночкой, который мог остаться, а мог и уйти. Он писал свои книги, ощущая сокровенную близость с Кришной, и совершенно не зависел от молодых людей, которые собирались у него в магазинчике. Но теперь Международное общество сознания Кришны стало его духовным ребенком. Ищущие молодые люди (некоторые из них уже больше месяца ежедневно повторяли мантру) в духовном отношении были похожи на младенцев, еще нетвердо стоящих на ногах, и он чувствовал, что обязан вести их за собой. Они уже считали его своим духовным учителем и доверили ему руководить ими в духовной жизни. И пусть они не могли еще следовать многочисленным правилам и предписаниям, которых придерживаются брахманы и вайшнавы в Индии, начало было обнадеживающим. Как учил Рупа Госвами, главное заключается в том, чтобы «так или иначе» помнить о Кришне. Люди должны повторять мантру Харе Кришна и заниматься преданным служением. Все, что у них есть, они должны использовать для служения Кришне. И Прабхупада в своей деятельности руководствовался этим основополагающим принципом сознания Кришны как никто другой до него за всю историю вишнуизма.

Хотя Прабхупада и привлекал молодых людей к приготовлению пищи и печатанию на машинке, сам он при этом не стал работать меньше. Наоборот, на каждого, кто предлагал ему свои услуги и помощь, приходилась сотня таких, которые хотели не служить, а спорить. В разговорах с ними, подчас крича и размахивая кулаками, Прабхупада защищал Кришну от философии майявады.  Этим он также служил Шриле Бхактисиддханте Сарасвати Тхакуру. Он приехал в Америку не для того, чтобы доживать свой век в тишине и покое. И было ясно, что с каждым днем у него будет все больше работы, все больше сторонников и все больше противников.

Сколько он сможет сделать, зависело от Кришны. «Я уже не молод, – говорил он, – и могу уйти в любой момент». Но, если бы он «ушел» сейчас, можно было не сомневаться, что вместе с ним ушло бы и сознание Кришны, потому что Общество сознания Кришны пока держалось на нем одном. Это он вел киртаны, в самозабвении раскачиваясь из стороны в сторону, шел по двору в храм и из храма обратно домой или же с улыбкой часами обсуждал философию – он был единственным творцом и хранителем пока еще крошечного оазиса сознания Кришны в нью-йоркском Нижнем Ист-Сайде.

В дальней комнате своей квартиры Прабхупада обычно сидел один, особенно по ночам – в два, три или четыре часа, когда все спали. В эти часы в комнате стояла тишина, и он работал в одиночестве, особенно остро ощущая сокровенную близость своих отношений с Кришной. Он сидел на полу за сундучком-столом, и поклонялся Кришне, перепечатывая свои переводы и комментарии к «Шримад-Бхагаватам».

Однако в той же комнате он иногда принимал гостей, и всякий, кто стучался в его дверь, мог войти и поговорить с ним с глазу на глаз. Прабхупада отрывался от пишущей машинки и принимался говорить, слушать, отвечать на вопросы, иногда он спорил, а иногда шутил. Посетитель мог просидеть с ним наедине полчаса, пока вновь не раздавался стук в дверь, и Свамиджи приглашал очередного гостя присоединиться к ним. Новые гости входили, те, что пришли раньше, уходили, а Свами все сидел и разговаривал.

Чаще всего это были официальные визиты. Гости задавали философские вопросы, а он отвечал – так же, как после лекций в магазинчике. Но иногда его временем завладевали юноши, уже жившие в храме – те, кто собирался стать его учениками, – особенно вечерами по вторникам, четвергам, субботам и воскресеньям, когда в храме не было вечерних лекций. Часто они задавали ему личные вопросы что он чувствовал, когда впервые оказался в Нью-Йорке? что он делал в Индии? были ли у него там ученики? были ли члены его семьи преданными Кришны? каким был его духовный учитель? С ними он разговаривал по-другому – спокойнее, задушевнее, с юмором.

Однажды он рассказал им о своей первой встрече с духовным учителем. Рассказывал он и о своем детстве, проведенном в Индии, о том, как он основал фармацевтическую фирму и как в 1959 году принял санньясу. Юноши слушали с жадным интересом, но были так невежественны в вопросах, которых касался Свами, что, услышав слово мриданга или санньяса,  спрашивали у него, что это такое. И тогда он делал пространные отступления, рассказывая им об индийских специях, барабанах и даже об индийских женщинах. Но о чем бы ни говорил Свамиджи, он все в конечном счете озарял светом шастр.  Он не ограничивал время этих бесед и мог каждый день говорить часами, пока вокруг были настоящие, пытливые слушатели.

В полдень передняя комната в квартире Свамиджи превращалась в столовую, а по вечерам – в место сокровенного богослужения. Паркетный пол в этой небольшой, площадью чуть больше десяти квадратных метров, комнате, всегда сиял чистотой. Кроме кофейного столика, стоявшего между окнами, которые выходили во двор, в комнате не было никакой мебели. Теперь каждый день в полдень здесь собиралось человек двенадцать, чтобы пообедать вместе со Свамиджи. Обед готовил Кейт, который все утро проводил на кухне.

Поначалу Кейт готовил только для Свамиджи. Он научился замечательно готовить дал,  рис и сабджи  в трехсекционной пароварке Свами. Обычно этого хватало еще для одного-двух гостей. Но вскоре гостей прибавилось, и Свамиджи велел Кейту готовить больше, но уже не в трехсекционной кастрюле. В конце концов он стал готовить для дюжины голодных молодых людей. Два нахлебника – Рафаэль и Дон – хоть и не очень интересовались философией Свами, каждый день аккуратно приходили к прасаду,  обычно с одним-двумя приятелями, которые случайно забредали в храм. Стив приходил прямо с работы, из своего учреждения. Приходила компания с Мот-стрит. Бывали и другие гости.

На кухне хранился набор традиционных индийских пряностей – свежий стручковый перец, свежий имбирь, тмин, куркума и асафетида. Кейт освоил основные кулинарные приемы и обучил им своего приятеля Чака, который стал его помощником. Другие ребята часто стояли у дверей узкой кухоньки и с любопытством наблюдали за тем. как похожие на оладьи чапати  один за другим раздувались над открытым огнем, словно футбольные мячи, а затем ложились сверху на дымящуюся стопку уже готовых чапати.

Когда высокосортный рис басмати,  развариваясь, превращался во влажную воздушно-белую массу, а сабджи  булькало, кипя на медленном огне, наступала кульминация полуденной стряпни – приготовление чаунка. Чаунк  Кейт готовил в точности так, как показал ему Свамиджи. Он ставил на огонь металлическую чашку, наполовину заполненную топленым маслом, и кидал туда семена тмина. Когда они становились почти черными, он добавлял чили, а когда перец тоже поджаривался и темнел, из чашки начинал валить удушливый дым. Чаунк  был готов. Кейт снимал чашку кухонными щипцами – кипящая трескучая смесь дымила, как котелок колдуна, – и подносил ее к кастрюле с кипящим далом,  которая была плотно закрыта крышкой. Он приподнимал крышку, быстрым движением выливал кипящий чаунк в дал  и тут же закрывал кастрюлю... Пух! От соединения чаунка  с далом  происходил взрыв, который стоящие в дверях встречали шумными возгласами одобрения. Это означало, что обед готов. Завершающая операция была такой непредсказуемой, что однажды крышка кастрюли с грохотом взлетела под потолок, а на руке Кейта остались небольшие ожоги. Кое-кто из соседей жаловался на едкий, удушливый дым. Но преданным все это очень нравилось.

Когда обед бывал готов, Свамиджи, вымыв руки и прополоскав в ванной рот, входил в «алтарную» комнату – всегда босиком (кожа на ступнях у него была мягкая, розовая) и в шафрановом дхоти,  доходившем ему до лодыжек. Он шел к кофейному столику, над которым висела картина, изображавшая Господа Чайтанью и Его спутников. А спутники Свами стояли вокруг него вдоль стен. Кейт вносил большой поднос с чапати,  разложенными стопками по дюжине, и ставил его на пол перед алтарным столиком, где уже стояли кастрюли с рисом, далом  и сабджи.  Свамиджи начинал читать бенгальскую молитву, которую произносят, предлагая пищу Господу, и все присутствующие, встав следом за ним на колени, старательно повторяли ее слово за словом. Ароматный пар, словно дым курящихся благовоний, поднимался к потолку перед изображением Господа Чайтаньи, а ученики Свами, касаясь головой деревянного пола, повторяли за ним слова молитвы.

После этого Свамиджи садился вместе со своими друзьями и ел тот же самый прасад,  который ели они. Кроме этого он выпивал стакан горячего молока с бананом. Он нарезал банан на ломтики о край металлического стакана так, чтобы ломтики падали прямо в горячее молоко.

Все знали, что Бхактиведанта Свами хочет, чтобы каждый из них ел как можно больше прасада,  и это создавало веселую, домашнюю атмосферу. Никому не позволялось просто сидеть, копаясь в тарелке, или прикасаться к пище только из вежливости. Они ели со смаком, чего и хотел от них Свамиджи. Если он видел, что кто-то ест без удовольствия, то обращался к нему по имени и с улыбкой говорил: «Почему ты не ешь? Возьми еще». Он часто смеялся и повторял: «Когда я плыл на корабле в вашу страну, я думал: „Неужели американцы будут это есть?“». Молодые люди протягивали тарелки за добавкой, и Кейт накладывал им вторые порции риса, дала, чапати  и овощей.

В конце концов, это была духовная пища. Есть надо было много – прасад  очищал и освобождал от влияния майи.  Кроме того, это была здоровая, вкусная и пряная пища, не чета американской. Это было так же здорово, как киртан. От одной еды можно было запросто «улететь».

Они ели правой рукой, по-индийски. Кейт и Говард научились этому в Индии. Раньше им уже доводилось есть подобные блюда, но, как они сказали Свами и его последователям, которые пришли пообедать, даже в Индии им никогда не приходилось пробовать такой вкусной еды.

Один из ребят, Стэнли, был еще совсем юным, и Свамиджи, как любящий отец, всегда следил за тем, чтобы он ел как следует. Мать Стэнли встретилась со Свамиджи и сказала ему, что разрешит сыну жить в храме, только если Свамиджи пообещает ей присматривать за ним лично. Свамиджи согласился. За едой он все время поощрял юношу брать больше, пока у Стэнли в конце концов не прорезался волчий аппетит, и он не стал съедать по десятку чапати  за один присест (он съедал бы и больше, если бы Свамиджи не останавливал его). Но то, что Свами ограничил Стэнли десятью чапати,  было единственным исключением, обычно же только и слышалось: «Еще, берите еще». Когда, закончив есть, Свамиджи вставал и уходил из комнаты, Кейт забирал с собой пару добровольцев для мытья посуды, а остальные расходились по домам.

Иногда, по воскресеньям, Свамиджи сам готовил праздничный обед, состоявший из изысканных индийских блюд.

Стив: Свамиджи сам готовил прасад и сам раздавал его у себя наверху, в передней комнате. Мы рассаживались рядами, а он, помнится, босиком ходил между нами и ложкой накладывал каждому из разных кастрюль. Он спрашивал, кому что положить и кто хочет добавки. Угощать нас доставляло ему огромное удовольствие. Это были не обычные блюда, а сладости и острые закуски, вроде сладкого риса и качаури, у которых был особенный, ни на что не похожие вкус. И даже когда у каждого набиралось по полной тарелке, он снова обходил нас и предлагал взять добавку.

Однажды он подошел ко мне и спросил, чего бы я еще хотел  – может быть, сладкого риса? В ту пору у меня было ложное представление о духовной жизни. Я думал, что должен отказываться от того, что мне нравится больше всего. Поэтому я попросил дать мне простого риса. Но даже этот «простой» рис был восхитительным желтым рисом с обжаренными сырными шариками.

В те вечера, когда не было программ, в квартире Свамиджи стояла тишина. Он мог целый вечер провести один, печатая на машинке перевод «Шримад-Бхагаватам», или беседовал в непринужденной обстановке с одним-двумя гостями часов до десяти. Но в дни вечерних программ – по понедельникам, средам и пятницам – в его квартире становилось шумно. Он уже был не один. Его новые последователи помогали ему, стараясь вместе с ним убедить людей в необходимости петь мантру Харе Кришна и слушать лекции по философии сознания Кришны.

По понедельникам, средам и пятницам Свамиджи проводил вечерние киртаны. Несколько преданных заранее спускались вниз, встречали гостей и рассказывали им о Свами и о мантре. Но без Свами программа начаться не могла. Никто из них не умел играть на барабане, никому из них даже в голову не приходило самому вести киртан. Они начинали только в семь часов, когда в храме появлялся он.

Приняв душ и одевшись в чистые домотканые индийские одежды, с вайшнавскими стреловидными знаками на руках и на теле, Свами выходил из своей квартиры и спускался вниз, чтобы воспользоваться еще одной счастливой возможностью восславить Господа Кришну. Маленький храм был заполнен дикими, далеко не брахманическими, простодушными молодыми американцами.

* * *

Кейт, как обычно, готовил на кухне, только сегодня рядом с ним у кухонной плиты стоял Свамиджи и наблюдал за своим подопечным.

Кейт на минуту оторвался от плиты и спросил:

– Свамиджи, можно мне стать вашим учеником?

– Можно, – ответил Свамиджи. – Почему бы и нет? Тебя будут звать Кришнадасом.

В этом коротком диалоге впервые прозвучала просьба о принятии в ученики, и Свамиджи впервые согласился дать духовное посвящение. Но этим дело не ограничилось. Свамиджи объявил, что в скором времени он проведет церемонию посвящения. «Какого посвящения, Свамиджи?» – спросил кто-то из ребят. Свамиджи ответил: «Я объясню позже».

Сначала им нужно было сделать четки. Кейт сходил в кожгалантерейный магазин фирмы «Тэнди» и принес оттуда деревянные бусины около сантиметра в диаметре и моток шнура, на который их нужно было нанизывать. Свамиджи сказал, что мантру лучше всего повторять, перебирая четки – шнур с нанизанными на него 108 бусинами. При этом работает осязание, и, кроме того, можно считать прочитанные круги, как это делают индийские вайшнавы. У некоторых преданных в Индии, говорил Свамиджи, на нитке больше тысячи бусин и на этих четках они повторяют по многу кругов мантры ежедневно. Он показал молодым людям, как завязывать двойной узел после каждой из 108 бусин. Число 108 является символическим: существует 108 Упанишад и 108 главных гопи – самых близких преданных Господа Кришны.

Во время обряда посвящения, сказал он, ученик должен дать несколько обетов, один из которых заключается в том, чтобы каждый день повторять на четках определенное число кругов мантры. С десяток ребят, приходивших к Свами, были готовы для посвящения, но никакой строгой системы отбора не было: посвящение мог получить каждый, кто хотел!

Стив: Хотя я уже делал все, что велел Свамиджи, я чувствовал, что получить посвящение – значит взять на себя огромную ответственность. Во мне еще сильна была тяга к независимости, и потому я сомневался, стоит ли мне принимать посвящение.

Друзья Свамиджи по-разному смотрели на обряд посвящения. Некоторые относились к нему очень серьезно, для других же это было чем-то вроде новой игры или представления. За несколько дней до церемонии, когда Уолли и Говард нанизывали во дворе бусины на шнур, между ними состоялся следующий разговор:

Уолли: «Это простая формальность. Ты принимаешь Свами своим духовным учителем».

Говард: «А что из этого следует?»

Уолли: «Никто точно не знает. В Индии это обычное дело. Ты как, хочешь принять его духовным учителем?»

Говард: «Не знаю. Если уж на то пошло, духовный учитель он вроде неплохой, по крайней мере, мне так кажется. Я имею в виду, что он мне нравится, так же как и его философия, поэтому я думаю, что в каком-то смысле он уже стал моим духовным учителем. Я просто не понимаю, что от этого изменится».

Уолли: «Я тоже... Наверное, ничего. Это простая формальность».

* * *

Восьмого сентября был Джанмаштами – день явления Господа Кришны. Год назад Бхактиведанта Свами встречал день рождения Кришны в море, на борту «Джаладуты», которая только что вышла из Коломбо. Теперь, ровно год спустя, у него была небольшая группа молодых людей, которые пели вместе с ним мантру Харе Кришна. Он соберет их, и они вместе отметят этот день киртаном, они будут читать священные писания, поститься, затем устроят праздничный пир, а на следующий день он проведет церемонию посвящения.

В шесть часов Свамиджи спустился вниз и хотел было, как обычно, начать утреннюю лекцию, но один из ребят попросил его почитать немного из своей рукописи. Свамиджи, казалось, немного смутился, но не стал скрывать своей радости от того, что его просили прочесть собственные комментарии к «Бхагавад-гите». Обычно он читал какой-нибудь стих из оксфордского издания «Гиты» в переводе доктора Радхакришнана. Хотя в своих комментариях доктор Радхакришнан излагал философию имперсонализма, переводы стихов, по словам Свамиджи, были на девяносто процентов точными. Но в это утро он послал Роя за рукописью и целый час читал с машинописных страниц.

При праздновании Джанмаштами должны быть соблюдены особые правила – в этот день нельзя есть, весь день нужно повторять и петь святые имена, читать и беседовать о сознании Кришны. «Если кто-то почувствует слабость, – сказал он, – то на кухне есть фрукты. Но лучше ничего не есть до полуночи, как это делают преданные в Индии». Он говорил, что в Индии миллионы людей – и индусы, и мусульмане – отмечают день рождения Господа Кришны. В этот день в каждом храме устраивают праздничные торжества и прославляют деяния Господа Кришны.

«А теперь, – сказал он напоследок, – я объясню вам, что такое духовное посвящение. Посвящение означает, что духовный учитель принимает ученика и соглашается взять на себя ответственность за него, а ученик принимает духовного учителя и соглашается почитать его как Самого Бога». Он сделал паузу. Все молчали. «Есть ли вопросы?» Вопросов не было. Свамиджи встал и вышел из комнаты.

Преданные были ошеломлены. Что он сейчас сказал? Неделями до этого он твердил, что того, кто называет себя Богом, нужно считать догом.

«Ничего не понимаю», – сказал Уолли.

«Никто ничего не понимает, – ответил Говард. – Для меня слова Свамиджи были как гром среди ясного неба».

Они подумали о Кейте. Он такой умный Нужно посоветоваться с Кейтом. Но Кейт лежит в больнице. Обсуждая это между собой, они окончательно запутались. Свамиджи совершенно сбил их с толку. В конце концов Уолли решил сходить к Кейту в больницу.

Кейт внимательно выслушал все от начала до конца. Уолли рассказал, как Свамиджи велел им поститься, как он читал им свою рукопись, как пообещал объяснить, что такое посвящение, как все затаили дыхание... и тут Свамиджи выдал: «Ученик принимает духовного учителя и соглашается почитать его как Самого Бога. Есть ли вопросы?» Затем Свамиджи вышел. «Теперь я уже не знаю, стоит ли получать у него посвящение, – признался Уолли. – Нам ведь придется почитать его как Бога».

«Вы и так уже делаете это, соглашаясь со всем, что он вам говорит», – ответил Кейт и посоветовал поговорить со Свамиджи... до  посвящения.

Уолли вернулся в храм, обсудил все с Говардом, и вдвоем они отправились к Свамиджи. «Значит ли то, о чем вы говорили сегодня утром, – спросил Говард, – что мы должны считать духовного учителя Богом?»

«Это значит, что духовного учителя необходимо почитать наравне с Богом, поскольку он является представителем Бога. В этом смысле духовный учитель неотличен от Господа, ибо он может дать Бога искреннему ученику. Ясно?» Теперь им стало ясно.

В тот день большинство кандидатов в ученики несколько часов подряд нанизывали на шнур ярко-красные деревянные бусины. Привязав один конец шнура к оконной решетке или к батарее, они нанизывали на него по одной бусине и завязывали тугой узел. На каждой бусине они один раз повторяли мантру Харе Кришна. Делая это, они занимались преданным служением – повторяли мантру и делали четки для посвящения. Каждый раз, когда они закрепляли очередную бусину, это казалось им событием чрезвычайной важности.

Свамиджи сказал, что преданные в Индии повторяют как минимум шестьдесят четыре круга мантры ежедневно. Повторить один круг – значит произнести мантру на каждой из 108 бусин. Его духовный учитель говорил, что каждого, кто не читает по шестьдесят четыре круга мантры ежедневно, следует считать падшим.

Вначале они решили, что им тоже придется повторять по шестьдесят четыре круга, и были озадачены – ведь это займет целый день! Как ходить на работу, если тебе нужно повторить шестьдесят четыре круга мантры? Да и кто сможет прочесть шестьдесят четыре круга подряд? Тут кто-то вспомнил, как Свамиджи говорил, что для западного человека достаточно читать тридцать два круга в день. Уолли сказал, что слышал, будто Свамиджи говорил о двадцати пяти кругах – но даже это казалось им невыполнимым. Тогда Свамиджи предложил минимум – шестнадцать кругов в день, но делать это неукоснительно. Все, кто получат посвящение, должны будут дать такое обещание.

Целый день они нанизывали бусы, повторяли мантру, читали, а то и поклевывали носом. Так продолжалось до одиннадцати вечера, когда их всех позвали к Свамиджи. Идя друг за другом по двору, они ощущали необычайное спокойствие, разлитое в воздухе. За забором, на Хьюстон-стрит, не раздавалось ни звука. Ночь была тихой и безлунной.

Подождав, пока ученики рассядутся на полу и начнут есть разложенный по бумажным тарелкам прасад,  Свамиджи присоединился к ним и стал рассказывать о явлении Господа Кришны. Кришна появился на земле в этот вечер пять тысяч лет назад. Он родился у Васудевы и Деваки в тюрьме царя Камсы ровно в полночь. Отец Кришны, Васудева, сразу же отнес Кришну во Вриндаван, где Его как собственного сына воспитал пастух Махараджа Нанда.

Свамиджи говорил также о том, что для духовного совершенствования необходимо очищение. «Мало просто повторять священные слова, – сказал он, – нужно быть чистым внутри и снаружи. Тот, кто повторяет святые имена в чистоте, достигает духовного совершенства. Живое существо оскверняется, когда стремится к материальным удовольствиям. Но даже оскверненный человек сможет очиститься, если будет следовать указаниям Кришны и посвящать Ему все плоды своего труда. У тех, кто только ступил на путь сознания Кришны, часто появляется желание расслабиться, но, чтобы совершенствоваться духовно, нельзя поддаваться этому искушению; мы должны постоянно умножать свои усилия и укреплять свою преданность».

Майкл Грант: Впервые я узнал о посвящении всего за день до обряда. Я был слишком занят своей музыкой и некоторое время не посещал программы в храме. Я шел по Второй авеню с одним из тех, кто готовился принять посвящение, и он сказал мне, что намечается какой-то обряд, который называют духовным посвящением. Я спросил, что это такое. Он сказал: «Насколько я понял, это значит, что ты признаешь духовного учителя Богом». Я очень удивился и никак не мог взять этого в толк. Но я не принял его слова всерьез. К тому же, то, как он мне об этом сообщил  – как-то вскользь, мимоходом,  – тоже помешало мне осознать важность сказанного. Он небрежно спросил, не собираюсь ли я участвовать, и я так же небрежно ответил. «Наверное. Почему бы и нет? Попробую».

Джейн, подружка Майка, не была уверена, что сумеет стать смиренной ученицей, и само слово «посвящение» ее пугало. Ей нравился Свами и особенно нравилось готовить вместе с ним. Но Майк убедил ее – раз он  идет, то и она должна пойти вместе с ним.

Карл Йоргенс, изучавший восточную философию, уже кое-что знал об обряде посвящения, и ему лучше других было известно, насколько это серьезно. Услышав, что Свамиджи решил дать ребятам посвящение, он удивился и не спешил присоединяться к ним. Он знал, что посвящение предполагает отказ от внебрачных половых связей, употребления одурманивающих средств, мяса и что у прошедшего посвящение ученика появляются новые обязанности, связанные с распространением религиозного учения. С тех пор как Свами переехал на Вторую авеню, Карл несколько отдалился от него, но на церемонию посвящения все-таки решил пойти.

Билл Эпштейн никогда не считал себя серьезным учеником. Обряд посвящения был для него очередным представлением, которое устраивал Свами, и он считал себя вправе самому решать, как к этому относиться – серьезно или нет. Он полагал, что можно пройти посвящение, даже не принимая его всерьез. Он решил попробовать.

Джеймс Грин думал, что он еще недостаточно чист для посвящения: «Кто я такой, чтобы получать посвящение?» Но Свами попросил его кое-что принести в магазинчик. «Я пришел, и все подумали, что я пришел для того, чтобы тоже пройти обряд посвящения. Тогда я подумал: „А почему бы и нет?“».