Текст книги "Госпожа Марика в бегах(СИ)"

Автор книги: Саша Зайцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

В голове созревал план, рисковый, но позволяющий решить часть финансовых проблем. Я привыкла держаться внизу, быть незаметной, когда по совокупности знаний и умений могла бы претендовать на большее. Оно понятно, что если тебя ищут по всей округе, а денег уехать хотя бы в соседнюю провинцию нет, то приходится таиться. Да и что я могла, бессловесная, даже пять лет назад? Но теперь ведь можно и рискнуть? Стезя прачки или горничной всегда будут открыты, может быть, пора повысить планку? Страшно, ох, как страшно.

– Моя спутница меня игнорирует, – притворно расстроился мой кавалер.

– О, простите. Меня поглотили воспоминания... Вы напомнили мне о родине, и ностальгия нахлынула с такой силой...

– То есть десерт вас не захватил? – он недоуменно поднял брови.

Я посмотрела на чуть недоеденное лакомство: подтаявшее мороженое растеклось сливочной лужицей по затейливо расписанной тарелочке. Вот так задумалась.

– Было восхитительно, – я отодвинула недоеденный десерт. Нет, я не буду вылизывать тарелку. – Благодарю.

И снова глупая ситуация. Растеряла я за годы навык ведения непринужденного разговора. Сижу в неловком молчании с мужчиной, который принял меня сначала за барышню определенного сорта, а затем видимо, за кокотку в поисках покровителя. Уж не знаю, что он думает сейчас, но, кажется, пора исчезнуть со сцены. Не то предложат расплатиться, не он – так официант. И не знаю, что хуже...

Как раз в этот неловкий момент ловкий и вездесущий мэтр Себастьян принес на блестящем серебряном подносе маленькую записку моему спутнику. Пробежавшись глазами по строкам, он, извинившись, испросил разрешения откланяться.

– Себастьян, на мой счет, – бросил через плечо и исчез.

Вот так. Как сказала одна мудрая женщина: 'Мы бы меньше беспокоились о том, что другие думают о нас, если бы поняли, как редко они это делают'. Мне оставалось только мило улыбнуться официанту и придвинуть обратно фарфоровую тарелочку.

След.

Сутки корпения над пыльными, списанными за общей безнадежностью делами. Никому не нужными делами, даже родственникам потерпевших, уже давно потерявших всякую надежду. Ты попробуй, вызови хоть кого-нибудь на повторный опрос, в лучшем случае поинтересуются, не мало ли другой работы у господина капитана.

Чернильные пятна на пальцах и, черт побери, манжете рубашки. А кто сказал, что работа в полиции – это адреналин, погони и перестрелки? Железная ... выдержка, усидчивость – вот что отличает хорошего сотрудника от плохого. Такой будет думать головой, а не мыслить шаблонами, да и в засаде не сорвется палить из табельного оружия при первом шорохе.

Вынужденный перерыв на сон. Две ночи кряду дремы на кушетке пользы делу не принесут. Ах, какие лица были у подчиненных, когда следующим утром, хмурым и неприветливым, капитан явился на службу свеженький, подтянутый и с неистребимым энтузиазмом в глазах. Сразу стало понятно, напал на след.

Мадам Морель не успела подивиться скорому возвращению капитана. Запрос на поднятие архива последних пяти лет по округу Демей не оставил ей времени на пустую болтовню. Ройса интересовали все дела, где так или иначе, фигурировали необученные одаренные, потерпевшими, обвиняемыми или свидетелями. Нераскрытые дела он уже занес в таблицу, оставалось обработать еще пять раз по столько... Ну, да что ему одному пахать, вот для чего нужны стажеры.

А пока работа в отделе кипит, прокатимся к консультанту. То, что расследование магических преступлений лежит на плечах простого смертного с одной стороны может показаться шуткой, издевательством. А с другой – вынужденной необходимостью. Цеховая солидарность, чтоб ее. Мастер Талли – один из редких магов старой школы, прошедший войну, репрессии, в свои сто двадцать лет вел уединенный образ жизни, изредка преподавал в университете молодым дарованиям, коротал отмеренный век в маленьком анклаве на окраине Демея.

Знаний из курса общий магии может хватить разве что квартальному, чтобы трезво оценить ситуацию – звать дежурного мага или наряд жандармов. Ройсу по долгу службы требовалось несопоставимо больше, и он черпал информацию при каждом возможном случае. Из книг, бесед с мастером Талли, молодыми магами в комендатуре или на вызовах, экспертизах и освидетельствованиях. Сегодня рассказ мэтра под чай с чабрецом и абрикосовым вареньем протекал не как обычно, без постоянных вопросов и уточнений со стороны капитана – он все никак не осознавал, что ищет, поэтому просто задал тему.

Магический талант, волшебный дар, колдовская сила – назовите как угодно, можно даже вторить вслед за храмовниками о черной его сущности, но смысл останется прежним. У кого-то он есть, развивается, крепнет, а у кого-то его нет, но жизнь от этого не становится хуже. Хотя нет, становится. Способности врожденные, часто передающиеся по наследству, поэтому магическое сообщество клановое, чужаков пускать не любит. Но нередки случаи рождения в одаренной семье и 'пустых', как называют милые родственники людей без источника. В этом случае жизнь среди 'наполненных' может стать невыносимой.

Маг – это в первую очередь профессионал, человек получивший минимум две ступени образования. Первая – школа до шестнадцати лет, затем колледж еще шесть. На выходе – дорогой специалист, которого нанимают для сложных, интеллектуальных, опасных или стратегических решений и ситуаций. 'Но дешевле смильта', – посмеивается старик, не упускающий возможность вставить спицу своим конкурентам.

"Все прочие самопровозглашенные кудесники – недоучки и шарлатаны", – в этом месте мэтр брезгливо поджимает тонкие старческие губы. Без обучения сильному волшебнику грозит слабоумие, он становится опасен для общества, среднему и слабому в лучшем случае достанется обостренная интуиция, возможно везение. Магия как еще одна рука: если не развивать, то она и будет бездействовать, быть на подхвате или даже мешать.

'Нет, молодой человек, толпы сумасшедших магов не заполонят этот мир. Во-первых, нас не так много, а во-вторых, обучение сулит выгоды в будущем много больше, нежели трат. Банки охотно дают ссуду таким студентам'.

Если дитя рождается с даром, то это проявляется примерно с половым созреванием, лет в десять-двенадцать, иногда позже. Вы себе представляете, что творится в голове ребенка в этот момент? Последние пару лет родные не знают с ним сладу, сотканный из противоречий, он либо считает себя ужасным монстром, либо уверен, что монстры вокруг. И вот неожиданно милое дитя уже не головная боль и заноза, а "избранный"! Увы, в школе им начинают внушать эту мысль с первого дня, и ничто не противопоставляется сией педагогической методе.

В таком состоянии из этих малолетних... маленьких демонят можно слепить все, что угодно. Многие из них имеют полный букет типично подростковых комплексов: эгоцентризм, страх быть вне социума, заниженную самооценку, вплоть до ненависти к себе, если вдруг посчастливилось айну заиметь такого отпрыска. Его же с детства воспитают в отрицании магического источника. Хотя по сути одно и тоже... Ну да, в общем, на манипуляции фобиями и строится вся современная воспитательная система подрастающих творцов мира. Типичный портрет вы знаете, встречались: самолюбивый умный карьерист.

Ройс сморгнул, недопонимая...

Почему карьерист? Потому что очень скоро они понимают, что избранные они были дома, а тут все одинаковые. Сила мага – величина, определенная от рождения. Это как физические данные, которые либо есть, либо нет. Но вначале все приблизительно в равной мере унылы. Так что начинают выпрыгивать из своих форменных кителей, лишь бы выделиться. Ну, теперь уже не только кителей, я по-старому сужу, тогда барышень не брали, запечатывали.

Самое опасное – второй год обучения: силу смирять немного научились, и пошла простейшая практика, скучная, однообразная. А какому будущему великому магу не захочется сбежать от рутинных экзерсисов, да не поразить однокашников могуществом своей костлявой пятерни? Что случается? Ну, летальные исходы тоже бывают, но обычно заканчивается все трещиной. Сила есть, но все время утекает. К старости и ваш покорный слуга такой обзавелся... Профнепригодностью это не назовешь, нет. Профессиональным заболеванием скорее. Хотя для студента это, конечно, конец света, его теперь, такого несокрушимого, максимум на заверение печатей в купеческой лавке хватит. Это после метаний – архимагом огня или земли ему стать. Ну, вы поняли. Тут многие ломаются, бросают, а кого-то и святоши переманивают. У прыщавого юнца с полной чашей спросите: " хочешь быть айном?" Не будете? Правильно, я б тоже не стал. Они в наше время такие слова знают и не стесняются... А вот если ему терять-то особо нечего, то может и уговорят. И главное публичная версия – ребенок лишился дара полностью, а на самом деле... лицемеры.

Вообще есть узкие специалисты по возрастной психологии одаренных, может быть вам надо посоветовать коллегу? Какой-нибудь ш..шалун натворил бед? Нет? В целом портрет интересует... ну да я описал. По мне так их надо не ордой гонять, а как раньше приставлять к мастеру не ниже четвертого уровня и чтоб порол, а не "настраивал тонкий инструмент юношеских душ". Пороть надо, пороть. Да то мое стариково мнение.

* * *

По дороге обратно Ройс пребывал в задумчивости. Информации он влил в себя такое количество, что того и гляди выплеснется из головы на крутом повороте кареты. Нужно переварить, переработать и пустить в действие. Время шло к вечеру, засиделся капитан у словоохотливого мастера Талли. Чего уж скрывать, уходить не хотелось, и не только потому, что в голове начал выкристаллизовываться каркас расследования. Вопросы начинали распирать изнутри. Старый волшебник принимал его невероятно тепло и по-домашнему, вспомнились собственные родители и толпа родственников, оставленных много лет назад. Дабы не утомлять своего консультанта и не злоупотреблять гостеприимством, он с сожалением отказался от приглашения отужинать, решив перекусить в городе.

* * *

Как известно, если женщина улыбается сама себе, она явно что-то задумала. В медной кастрюльке побулькивает похлебка, я сижу рядом, тепло очага и аромат сытного блюда обволакивают. Аккуратно разделив мокрые листы газеты, развесила их на стульях у камина, а как только просохнут, тщательнейшим образом проштудирую весь раздел объявлений о найме. А пока есть немного света – можно попробовать исправить ситуацию с единственным платьем.

Обидный эпизод еще не истерся из памяти и заставил критически на себя взглянуть. На что мне можно рассчитывать в этом городе? Я говорю и выгляжу, как деревенщина, хотя Чимен вообще-то небольшой, но город со своим мэром, Храмом и ратушей. Можно добиться внешнего лоска, но потребует денег и времени, а ни того, ни другого у меня нет. Максимум на что меня хватит – аккуратность и простота в одежде. И то хлеб – если в дом придет устраиваться неряшливая горничная, место уйдет другой претендентке. А если не горничной? Язык мой – враг мой. Айн Бошан человек вежливый и если бы не шуточки местных кумушек на тему моего говорка, никогда бы не заметила, что речи моей свойственны 'милые фольклорные вкрапления' и 'некое местечковое обаяние'. Так выразились его преподобие, когда вопрос был задан в лоб. Не обладая абсолютным музыкальным слухом, на одном упрямстве, стала прислушиваться к речи городских, передразнивая, подражая. Как-то хозяин заметил мои упражнения, и предложил беседовать пару раз в неделю: он оттачивал свои проповеди или рассказывал что-то занимательное из новостей, а я слушала правильную речь и впитывала новую информацию. Для меня любая информация – новая. Не сказать, что ситуация изменилась кардинально, но торговкой рыбы посреди ложи в опере я себя чувствовать перестала. Иногда при быстром эмоциональном диалоге сама слышу свои перлы, но поделать ничего не могу. Буду больше молчать.

Итак, образ сдержанной, опрятной, образованной женщины... Компаньонка? Приказчица? Экономка? Ну-ка, что у нас там с нарядом?

Платье, как и пальто, немало пострадало в борьбе со стихией и дорогами Чимена: подолу юбки досталось больше всех, истерзанный, в одном месте он свисал лохмотьями, один рукав чуть оторвался от лифа, практически истлели завязки на корсаже, держался тот на честном слове и толике везения. Ткань слишком темная, чтобы шить при таком освещении, но раскроить и сметать можно.

Все-таки для меня шитье сродни медитации, я чуть не упустила свой ужин, вертя на столе так и эдак материю. Подвиги с иголкой в руках отложу до завтра. Все равно после еды потянет в сон. И надо сказать, засыпала я с ощущением, что день скорее удался.

К утру комната безбожно выстывает. А вкупе с зарядившими дождями уже на рассвете сырость проникает под мое 'одеяло'. Может быть, и хочется понежиться, но холод не дает уснуть обратно.

Пришлось вставать, стуча зубами. Проверила некогда свежую прессу, провисевшую всю ночь на стуле – из-за растворившейся в воздухе влаги страницы даже не шелестят под пальцами. Образ 'кофе и газета' акустически разрушен. И все равно, за дело!

Уже через пару минут меня постигает разочарование: то, что вчера я приняла за раздел о найме – безумный хаос рекламы гастролей неизвестных мне актеров, фокусников и певцов, объявлений о продаже роялей, брачных предложений и лишь часть – это поиск сотрудников. Тем не менее, удается откопать и кое-что интересненькое для себя. Например, 'особа и корреспондентка для составления писем и ведения корреспонденции в целом' и 'скоро интеллигентная барышня в контору для канцелярской работы'.

Надо сделать перерыв и все обдумать. Чтобы занять руки и освободить голову, снова села за шитье. Пальцы машинально перебирали обрезки тесьмы, перестукивающиеся деревянные пуговицы и лоскуты ткани, когда я вспомнила про маленький сверток-комплимент. Разноцветные бусины! Решила, что обтяну их тканью и сделаю брошь, а из остатков пальто попробую скроить смену моему чересчур сельскому головному убору. Но это вторично, а сейчас займемся нарядом как ее... 'порядочной, молчаливой, интеллигентной'.

Спустя несколько часов, когда я уже начала подумывать об обеде, раздался лёгкий дробный перестук, и в дверной проём проснулась голова Амандин.

– Марика, ку-ку! Ведро не дашь?.. О! Ты решила шить на дому? Тогда мы точно скоро станем подружками-потаскушками, – засмеялась девица. – Бросай это дело, ни дохода, ни уважения, чтоб ни говорили соседские клушки. Любую швею подозревают в том, что она приторговывает своими прелестями. Лучше давай сразу тебе кавалера приведу, у меня есть один затейник...

– Спасибо, не надо! – поспешно остановила дальнейший рассказ о сексуальных предпочтениях очередного знакомого работницы весёлого квартала. – И я шью для себя. Видишь?

– Ха, какие мы щепетильные. Ладно, не моё дело! – но девушка недолго строила из себя оскорблённую в лучших намерениях, женское любопытство взяло верх. – Ну и что же это у тебя? Будет платье или юбка с блузой?

– Платье, на блузу нет подходящего материала. Я и так верчусь, как могу. Смотри, – я продемонстрировала сменные воротнички и манжеты, которые выкроила из куска простыни и обрезков тесьмы.

– Ну... – Амандин скривила свой красивый рот.

– А ты представь, что мне не мужика завлечь, а работу получить, – вступилась я за свое творение, – в хорошем доме или, например, при лавке.

– Тем более надо декольте поглубже. Ни один приказчик женский персонал супружнице набирать не позволит. Это ж одни упырихи будут за прилавком! Ты себе представь!

– Куда глубже? С вырезом как у тебя еще до лета околею и согнусь от пневмонии.

– Ну, платочком там или шалью прикроешься. А как все живут? В нужный момент ать, – она изобразила что-то вроде цыганочки, поиграв плечами, – и красиво!

– Ать! Посмотрим, – доля разума в критике Амандин была. – А какой длины нижнюю юбку у вас носят? Ты же видела, как я пришла, у нас в глуши щиколотки должны путаться в двух нижних, а тут смотрела на рынке, смотрела, не пойму...

– И откуда ты приехала? – голосом полным снисхождения к дремучей деревенщине спросила девица. – Тут кто как может! Кто помоложе – светит ножками, чтоб товар не залёживался, а мамаши вроде тебя – ну да, шипят на всех и прикрывают свои ходули до пят. Ну, ещё южанки разве только отличаются – они подол сзади подкалывают – смотрится здорово... Ну это ты и сама знаешь, ты ж оттуда.

– Какая я мамаша?!

– Ну, не знаю, не мамаша. Кто ж тебя поймёт, похожа на деревенскую, которая детей оставила с бабкой, а сама в город поддалась. Не так?

– Нет, не так! А сколько мне дашь лет?

– А мне? – снова закокетничала Амандин, игриво поводя плечиком. Захотелось её уколоть, съехидничать, но я вовремя себя остановила. Что-то я нынче агрессивная, а соседка ничего нового не сказала. И так понятно, у новой знакомой язык, что помело – если и ляпнет, то не со зла, а от отсутствия воспитания и чувства такта, но шебутная девица мне нравилась. Своей легкостью, открытостью и отсутствием запретных тем, тут даже приходилось немного сдерживать ее.

– Тебе... Ну, двадцать?

– Ха! – развеселилась девица. – Мне двадцать пять! Хороша, да? Мужики тоже пока ведутся, могу и на семнадцать нарядиться. Ну там, гимназисточкой: фартучки-чепчики... Ой, был у меня один старичок, нравилось ему чтоб невинно-непорочно...

– Не-не-не, давай без профессиональных секретов. Так на сколько я, по-твоему, тяну?

– Сорок... три? У тебя выражение лица как у моей Мадам, а ей столько, и она вечно об этом всем говорит – "Мне сорок три, и я похоронила трех мужей, видела в этой жизни всякое, но..."

– Ужас! – тут мне стало совсем не до смеха.

– Что, не так? Ну, извини, я не знаток женщин, вот мужиков классифицирую на раз!

– Мне двадцать семь! Я не сильно-то старше тебя...

– Ну, не унывай, относись к этому легче. Хочешь, мы тебе сейчас юбку по колено сделаем, и все издалека будут думать, что тебе четырнадцать?

Я в очередной раз оглядела свое платье и решила, что столь радикально менять его не готова, но кое-какие изменения в план все же надо внести. И если сложить мои наблюдения и слова Амандин, то, кажется, удастся сэкономить ткань и даже немного увеличить гардероб.

– И чего у тебя такой дубак в комнате? Не топишь? – Амандин зябко повела плечами оглядываясь.

– Топлю, просто засиделась...

– А пошли ко мне? Есть горячее вино и булка, но с тебя сыр и яйца!

Приглашение звучало заманчиво, тем более я хотела задать еще пару вопросов более сведущей в местных нравах горожанке. За кружкой пряного напитка мы просидели часа полтора. За это время я выяснила, что объявления в газете можно квалифицировать на завуалированные предложения о сожительстве (с или без возможной перспективой брака) и честные вакансии. Например, такое: 'Нужна средних лет особа к одинокому по хозяйству' было забраковано Амандин, как явный поиск рабочей лошади и непритязательной постельной грелки по совместительству. Еще несколько вариантов, отобранных мной как перспективные, она посоветовала вычеркнуть, как не подходящие по возрасту.

– Нет, на барышню ты уже не тянешь, – после вина я перестала напрягаться на эту тему и даже рассмеялась безапелляционности заявления. Ну, не тяну, так не тяну. – О! Вот так лицо и держи, когда смеешься и не опускаешь подбородок – минус лет пятнадцать. Следующее по списку – 'особа', как раз твой вариант. Если правильно себя подашь, то сойдешь за 'молодую особу'. На тебе что, последние четверть века, ездили? Ты компрессы делаешь? Или притирания?

–Угу, вроде того. Притирания...

– Что у нас там... – я зачитала ей несколько строк, – 'дама', но это тебе рано. 'Приличную даму к детям' – это седая нянюшка в чепце и зубами на каминной полке. Хотя если прижмет, можно и так скукожиться, но по мне уж лучше 'к одинокому по хозяйству'. Глядишь, наследство оставит...

– Я подумаю. Только не знаю, как и соваться в приличный дом без рекомендаций?

– Ну, тут умельцев хватает, – легко махнула рукой девушка. – Во-первых, можешь написать о прошлых хозяевах, что они де былинки сдували с тебя, такая работница. Проверять будут не каждые, – я покачала головой. – Все понятно. Ну, ты можешь сказать, что недавно овдовела и попросить любого айна написать тебе характеристику. Тут есть один ценитель 'молодых особ', который не за плату, так за ласку всегда готов черкануть пару строк. Хочешь познакомлю?

– Амандин, я так не умею...

– Ты что и правда из благородных? – фыркнула она. – Сбежавшая от революции аристократка в нужде... Подумать только, как прынцесса из книжки!

– Может и не принцесса, но из семьи со строгими правилами, – назовем это так.

– Не знаю... Много вас таких принципиальных, которым хочется и чистенькими остаться и в тепле жить. Не бывает так!

– Поверь, 'чистенькой' мне уже не остаться. И к айну, – я подчеркнула это слово, – я не просто так идти не хочу.

– Достал? В вашей глуши там что, на храмушу управы не было? – я молчала. – Так бы сразу. Чтоб ты знала, подделывать рекомендательные письма подсудное дело...

– Да я не об этом. Мне бы хоть какую аттестацию, что, мол, честная, к суду не привлекалась. Я же приезжая, сразу видно, вопросов будет...

– Так иди в ратушу. Там быстро проверят, что не привлекалась и вперед! Бумажка такая медяк стоит, дайм не жалко? Они штампуют их каждый день тыщу! Ведь всякому лавочнику нужно.

Это было то, что нужно. Воодушевленная и, что немаловажно, сытая, я убежала к своим ниткам, иголкам да булавкам. Итак, завтра утром идем в ратушу, а потом сразу по тем адресам, что мы совместными усилиями выудили. Еще на две вакансии нужно было ответить письменно в редакцию газеты, так как адрес нанимателя сохранялся в тайне. Пометка: купить бумаги и чернил. Ох, траты-траты.

Ближе к закату, исколов все пальцы и заработав онемение плеч, шеи и того что пониже от непрерывного сидения над шитьем, я стала хозяйкой шикарного по моим меркам платья. Темно-зеленый плотный материал лифа украсила купленная в галантерейной лавке тесьма, которую я пустила по краю в меру глубокого квадратного декольте. Раньше, как можно догадаться, и такого не было... Из куска полосатой сорочечной ткани я сделала косынку на плечи, которая благоразумно прикрывала все это бесстыдство, а так, когда мне будет и правда сорок три, и я стану зажиточной буржуа, смогу носить рубашечку богатыми кружевами навыпуск. Рукава, истрепанные до невозможности, обрезала в три четверти и украсила той же тесьмой. С подолом обошлась и того круче – укоротив спереди на две с половиной ладони, сзади оттяпала полукругом локоть ткани и подколола на манер южанок. Теперь из-под верхнего платья выглядывала полосатая юбка с крупными пышными складками. Нижняя юбка вообще стала моей гордостью – вместо положенных любой приличной даме Чимена двух белых ситцевых поддев я скроила две двуслойные. Со стороны не отличить, выглядывает кокетливо присборенная полосатая, под ней угадывается вторая, но это лишь два ряда оборок, пришитых к одной основе. Порывшись в обрезках пальто, я выудила из них наименее пострадавшие от непогоды и скроила маленькую шапочку-таблетку. Но венцом всего стала брошка: спелые красно-оранжевые ягоды с черными кисточками сели гроздью на темно-зеленые листки с вышитыми жилками и издалека выглядели живой кистью рябины. Отлично будет смотреться на шляпке или лацкане пальто. И пусть всякие наглые хамы думают себе, что хотят, мне совершенно нет до них дела!

Ратуша.

Под ногами скользкая от вчерашнего ненастья мостовая, тут и там разбросаны зеркала грязных луж – дождевая вода вымыла нечистоты из самых потаенных закоулков города, и теперь коммунальным службам есть чем заняться.

Мой план таков – ратуша, почта и дамский магазин, где требовалась приказчица. Не промочить бы ноги до полудня. Раньше я вряд ли доберусь до своего квартала. Завтрак – кофе и черствый хлеб. Обед – по результатам дня.

Во внутреннем кармане пальто, у самого сердца, хрустит плотная бумага конверта. Аккуратным затейливым почерком, ровно, будто по линеечке я вывела ответы на две вакансии: компаньонки, где представилась вдовой аптекаря, а также той самой 'особы для ведения корреспонденции', напустив туману и романтики о причинах отъезда из Антуи. Выглядело роскошно! Другого способа произвести впечатление на потенциального работодателя у меня не будет. Сейчас приложим бумагу о благонадежности, заверенную магом и можно лететь вперед! Именно с такими мыслями я ступила на порог подавляющего своей величественностью и размерами здания ратуши. Красный кирпич стен, мраморный портал входа, белые барельефы эркерных окон, – от всей этой красоты дух захватывало. Точно завороженная, я шла в полумраке колоннады, ведущей в обход просторного зала приемов куда-то в глубину строения. Людей было еще немного, несколько богато одетых купцов беседовали неподалеку от главного входа, два ремесленника уверенно прошествовали мимо меня в сторону арки, где виднелся яркий дневной свет. За ними я и направилась – мой контингент. Но выйти из тени сводов не успела: едва носок моих ботинок коснулся нагретых солнцем плит, как меня оглушило.

Глава 4.

Арлин.

Последние дни лета выдались сухими, солнечными, на удивление безмятежными, хоть работы было невпроворот: на общинном поле и в саду, на пасеке и сенокосе, на льняном поле за рекой... да и домашние дела никто не отменял. Крутилась-вертелась Арлин, но как-то все время удавалось найти минутку порадоваться уходящему лету, попрощаться с ним. Мчалась ли по сырой тропинке вдоль поймы, подставляя лицо сладкому ветру, или месила тесто у открытого окна, напевая простую мелодию, запахи и манящие звуки лета везде сопровождали ее. Яблоневым опадом, влажной землёй, песней иволги, шелестом осин и тихим журчанием воды в неглубокой речке.

Так они и повстречались с Яношем, когда бежала Арлин босая мимо соснового бора, что на высоком берегу Санмы, улыбаясь тёплым вечерним лучам и вдыхая свежесть светлого леса. Стройные деревья не могли закрыть вида на реку, должно быть, он заметил ее издали, поспешил догнать. Парень будто из-под земли вырос на пути замечтавшейся девушки.

– Ох, Янош! Так и до смерти испугать можно!

– Прости, Арлин, – ответил он и улыбнулся. Молодой, пригожий, городской зазнайка, который приехал к тетке на лето погостить – раньше даже не поворачивал головы в ее сторону. А тут ... по имени назвал. Сердце Арлин затрепыхалось маленькой птичкой и полетело навстречу неизведанному. И пошли они по берегу реки, срывая колоски-травинки да полевые цветы, смеясь глупостям и перепрыгивая через коровьи лепёшки.

Лишь дойдя до плетеной изгороди на краю деревни, она осознала, как сильно припозднилась – начинало смеркаться и ее наверняка уже давным-давно ждут дома с вопросами. Янош замешкался у ворот.

– Ты ведь пойдёшь на праздник урожая? Нынче Сарот, все девки уже лент наткали...

– Ты что ли зовёшь меня, Янош? – засмеялась она, но по серьёзному лицу парня поняла, что своим весельем могла его и обидеть. И тихо добавила. – Пойду.

Мать сначала было рассердилась на невесть куда запропавшую дочь. Говорил же айн, запечатывая ребенка две весны назад, проблемы будут. Но увидав блаженную улыбку на ее лице, женщина смягчилась. Сама была юницей, плела венки, прыгала через костры и гадала с подругами на суженного. Семнадцать годков девице, тут запирай не запирай – все равно убежит, за подол не поймаешь, к ноге не привяжешь. И дело не в мажьей душе, а в кипящей молодой крови.

Нарядилась Арлин в расшитые рубашку да жилетку, вплела в волосы пестрые ленты, да побежала к реке, где уже собиралась молодежь на гулянье. Одну ленту и нашли на песке в ветлах.

Молодой маг.

Бывает, проснешься под утро, хочешь повернуться-потянуться, а тело тебя не слушается, где-то там существуют своей жизнью ноги, руки, но пошевелить онемевшими конечностями не получается – нечего было читать до середины ночи и засыпать во всяких неудобных позах. Но я абсолютно уверена, что тусклый свет, который пробивается сквозь прикрытые веки, это не предрассветные сумерки. И уж точно не засиделась я тихим вечером с томиком классической поэзии. Звон в ушах то переходит в гул торпедоносца, то в ультразвук комариного писка. Противненько подташнивает – опущенная на грудь голова безвольно мотается, все никак не удается ее поднять и осмотреть себя.

Фу, чувствую себя, будто перепила какой ядреной сивухи. Я определенно сижу, спина начинает чувствовать твердую опору. Глаза, оказывается, открыты, просто мозг не сразу осознает это. Темнота – это подол моего платья, на который я уставилась и смотрю вот уже какое-то время.

Подавив приступы дурноты, я стараюсь глубоко и ровно дышать. Это помогает, взгляд сфокусировался, и в голове появилось место для мыслей.

Я сижу на гладко отполированной скамье (аж соскальзывать начинаю) у каменной стены, света чуть, пробивается немного из окошка высоко под потолком. В противоположном конце продолговатой комнаты за огромным столом мужчина в пурпурном кителе, что-то сосредоточено строчит, на меня не смотрит. И все бы хорошо, но между нами решетка.

Из горла летит судорожный всхлип. Я в тюрьме? Арестована?! Дышать становится все труднее из-за подступающей паники. Сейчас меня оденут в рубище и кандалы-погремушки да потащат в Храм. Ну, Марика, доскакалась? Доигралась? Думала, самая умная? Когда же ты запомнишь, что вокруг не одни сельские простачки и тупицы. Да теперь уже поздно.

– А, пришла в себя? – расслышав шевеление, бросил мужчина. Даже не поднял голову от своих бумаг. – Сейчас побеседуем.

Но вставать не торопится. Действительно, куда ему спешить? А мне пока остается лишь жалеть о невозможности хлопнуться в обморок. Как тут-то узнали?! И когда?? Письмо из Чимена? Айн Кампуа вычислил меня и сдал хозяину? Он же меня в лицо так и не видел. Или его преподобие решил разыскать похитительницу старых простыней. Теоретически – за такое можно и плетей получить. Хватит трястись, успокойся, Марика. Не паникуй! Соберись.

Я пытаюсь ущипнуть себя за ладонь, и вроде бы делаю необходимое движение, но ничего не чувствую. В ужасе опускаю глаза на свои руки: они в наручниках, кольца браслетов свободно висят на запястье, и, когда я пробую снова пошевелить пальцами, те остаются недвижимыми. Будто отнялись, будто руки не мои, не слушаются вовсе.

Вот так, дорогая, выглядит магия в действии.

А ты чего хотела – снопы искр, огненные шары и перезвон серебряных колокольчиков? Все просто. И теперь главное не описаться. Потому что становится ужас как страшно.

Когда тебя спрашивает храмовник, грешна ли ты, всегда можно соврать, а чего ждать от мага, я понятия не имею. Что тут от меня зависит? Маг! Боже! Да их у нас в деревне отродясь не бывало, балаганные звездочеты не считаются. Ну, раз приезжал один, но эпизод этот столь отдаленный во времени, что и вспоминается с трудом. Тогда вообще все было как во мраке. Но сейчас... Неотвратимость кары за собственное скудоумие очевидна.