Текст книги "Крылья Эжена (СИ)"

Автор книги: Саша Соболь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

***********************************************************************************************

Крылья Эжена

http://ficbook.net/readfic/3058625

***********************************************************************************************

Автор:саша соболь (http://ficbook.net/authors/894226)

Беты (редакторы): knigofilka

Фэндом: Ориджиналы

Персонажи: Эжен и те, кого он полюбил

Рейтинг: NC-17

Жанры: Гет, Слэш (яой), Романтика, Драма, Фэнтези

Предупреждения: Насилие, Underage

Размер: планируетсяМиди, написано 45 страниц

Кол-во частей: 8

Статус: в процессе

Описание:

Завораживающая иллюзия рассеялась. Воздух ударил в нос запахом вчерашнего неумеренного пьянства. А рядом, как большая самка касатки, мирно посапывала девушка. Они заснули в одной постели, впрочем, как обычно, на их ночь желающих не нашлось. Эжени, как мама-медведица, приютила на себе легковесное дитя. Причем не только в прямом смысле легковесное, – паренек слыл юрким прилипалой, но похвастаться близостью с ним могли только два человека на земле. Раньше их было больше…

Посвящение:

Изредко посещающей меня скуке

Публикация на других ресурсах:

Запрещаю;)не стоит даже пробовать

Примечания автора:

Работа не закончена, будет правиться и вычитываться. Комментарии читаю, отвечать пока не готов.

Бета правит и делает это хорошо, поэтому если уж что-то вопиющее то милости прошу в личку или в комментарии. По стилю не общаюсь и ничего не меняю. Это моя территория, что хочу, то и ворочу.

В ближайшее время обещаю три главы. Не больше.

========== Эжен и Эжени ==========

Комментарий к Эжен и Эжени

Отредактирую остальные части в ближайшие пару дней. Спасибо тем, кто читал эту работу на дайри.

Терпение и время дают больше, чем сила или страсть.

Сон накатил волной, мягкой, упругой, не сшибающей с ног, а зовущей за собой в глубину. Он раскачивался на волнах под полуденным солнцем, широко раскидывая руки в стороны. Море было спокойным. Оно баюкало мальчика на своей спинке, как маленького шаловливого дельфиненка, утомленного утренними играми и погонями за мамой, которая уплыла подальше за скалы, в тень. Иногда она подавала ему знак: “Обгоришь, плыви ко мне”.

Но недавний шалунишка почувствовал себя совсем взрослым. Они охотились на косяк, и он поймал свою большую рыбу.

Так и мальчик – нежился, посматривал сонным глазом на заботливую матушку и лишь изредка переворачивался и подставлял то бочок, то спинку под дневное бешеное светило. Близилось время обеда, и чуткое ухо стало улавливать шевеление под собой. Возня и всхлипы сменялись бурлением и смачным почавкиванием. Видно и морская вода почувствовала дневную жажду и попыталась сбросить его на берег. Причем на все его попытки сопротивляться, она отвечала храпом и громким сопением.

Большое, теплое, морское чудовище подхватило его к себе на спину и мягко въехало на песчаный берег с очередной волной. Но слезать совсем не хотелось, и тогда животное перевернулось в накатившей воде и освободилось от легкой ноши. Он остался один. Без тени сожаления потянулся, широко и радостно улыбаясь миру. И при попытке подняться был сбит с ног.

Завораживающая иллюзия рассеялась. Воздух ударил в нос запахом вчерашнего неумеренного пьянства. А рядом, как большая самка касатки, мирно посапывала девушка. Они заснули в одной постели, впрочем, как обычно, на их ночь желающих не нашлось. Эжени, как мама-медведица, приютила на себе легковесное дитя. Причем не только в прямом смысле легковесное, – паренек слыл юрким прилипалой, но похвастаться близостью с ним могли только два человека на земле. Раньше их было больше… Гораздо больше. Мальчик слыл веселым карапузом с легким нравом. Он обрастал друзьями, как причал ракушками. Где бы ни появился, чем бы ни занимался – за ним следовала ватага ребят. Дети соседей – маленькие дворянчики и местные принцесски, дворовые ребятишки (их тоже с радостью принимали в шалости).

Все было не так, и все было давно. Словно тысячелетия выморозили в нем мягкость и счастье, заменили сердце осколком взорвавшегося от остатков воздуха пушечного чугуна – процесс пошел не так, с нарушением инструкций и дозировок. Кто-то, слишком нежадный, отмерил ему целую чашу раскаленного свинца. Тугой металл не сжег все дотла, а закупорил сосуды, и лишь в самой глубине теплилась остывающая темная жидкость – так глубоко забилась его жизнь, его кровь. Но сердце захлебнулось на вдохе, захлопнуло оплавленные металлом клапаны и запретило себе вспоминать и верить. Так было легче, и так было разумнее.

Статная крупная девица зашуршала юбками и протянула руку к осоловевшему от сна парню. Тихонько, как она считала, потрясла его плечо и потянула на себя, укладывая обратно на платье: – Эжени! Какого черта? Зачем я скормила тебе все свои запасы турецких сладостей? Да и халву ты сожрал. А розовое варенье? От меня несет потом и перегаром, а ты благоухаешь утренними цветочками. Почему ты опять не раздел меня? – суровые слова никак не сочетались с поглаживаниями, которыми она награждала волосы парня. – Эх, ну неужели так трудно было хотя бы юбку стянуть? У меня болит все тело. И на груди словно вмятина. Кто на мне спал? Опять ты забыл закрыть дверь, и пустил блохастых кошаков? Королева я, блять, или не королева? Ну, не королева, это я загнула, конечно. Но ведь буду же! – Девушка с рукой среднего гренадера толкнула давно пришедшую в себя особь мужского пола. – Так, пиши. Эжен, я кому говорю? Пиши, у тебя почерк получше.

– Я не могу, – осклабился парень, – последний раз в канцелярии сказали, что я подделал указ и присвоил себе сотню дукатов. А ведь это вы, милая Эжени, велели мне выдать небольшую материальную помощь для поддержания статуса дворянина. Вот. Король меня выпорол, сказал, что я обокрал его Величество. А мне тогда на колбасу денег не хватало. – Мальчишка тряхнул смоляными вихрами и подул на пальцы, стряхивая только ему одному видимую пыль с мерцающих на пальцах сапфиров. Темный камень давно превратился в его страстный фетиш, о чем многие знали, и кое-кто даже пользовался.

– Бедняжечка, – скривилась девица, стряхнула с себя парнишку и, ловко подскочив на кровати, попыталась покружиться вокруг него, задевая и стряхивая на пол содержимое туалетного столика пышной юбкой, и от ее прыжка тонкое тело придворного, а заодно и закадычного дружка, чуть не слетело вслед за расческами и пудреницами. Эжени поморщилась, разглядывая опухшую физиономию в отражении оконного стекла и, видимо, оставшись вполне довольной, разогнула затекшую спину.

– Садись, пиши. Ой, нет, Жени! Помоги мне раздеться. Хотя, вот я иногда думаю, что даже если выползу в сад в затрапезном виде, никто не обратит на меня внимание. Они как будто совсем не замечают меня. Что бы я делала без тебя, Эжени? – В комнате кронпринцессы не было ни одного зеркала. Не подумайте, никто не боялся, что они неожиданно треснут от вида своей хозяйки и, рассыпаясь в мелкие осколки, поранят и без того унылое лицо. Это было ее решение. Давным-давно она закрыла эту тему для всех. И люди перестали замечать ее, иногда даже и не здоровались. А ведь это будущая королева! Никто не понимал выбор королевской семьи – за девушкой не стояли несметные горы сокровищ, и династические игры не объяснили это решение. Вышло, как вышло.

Кажется, они познакомились с Эйнаром Эхо в университете. Вместе посещали лекции по философии у одного профессора. Схлестнулись в споре о дружбе, чуть не подрались. И когда крепкая и скорая на расправу мужская рука взмыла вверх – ударить захотелось с небывалой остротой, то натолкнулась на восхищенный взгляд оппонента. Именно в тот момент девушка с распахнутыми навстречу глазами, приоткрытым в ожидании ртом, вселилась в его сердце навсегда. Никто не мог тогда в худенькой высокой барышне рассмотреть монстра. Ее так и прозвали за глаза – Королева Уродов.

– Эжени, подружка, давай я поучу тебя писать. Теперь уж точно получится. Дети перерастают своих обидчиков и неприятности, – колючий, в обычном своем репертуаре Жени, был мягок и терпелив с подругой. Он потихоньку передвинул к ней лист и перо. – Давай-ка поступим так. Ты берешь в руку перо и переписываешь за мной. Я ведь не всегда буду рядом, рыбка. Когда-нибудь я отправлюсь в ссылку за свой поганый язык. Или того пуще, и повод не понадобится. Принц найдет новую симпатичную игрушку с острым язычком.

– Ох, ты же знаешь, что он не отпустит тебя. Поэтому не спорь, пиши, что велят. Я научусь, не переживай. Я точно смогу, но не сегодня. Сейчас мне нужно опохмелиться и кого-нибудь съесть. – Принцесса скорчила похабную рожицу, и Эжени почувствовал ее плотоядный взгляд на своей филейной части.

– Я крайне ядовитый, моя королева, поэтому жрать мы будем кого-то другого.

– Пиши и не порть мне аппетит! – “Тебе испортишь”, – прищурился парень и продолжил точить ножичком гусиное перышко: – А ну их нахер, моя госпожа! И законы эти местечковые. Я предлагаю пошалить, – Эжен отбросил в сторону перышко и наклонился к тазу с водой – умылся, – Ну все, чувствую себя готовым на подвиги.

– В купальню, мон шер, а законы про кошек оставим на потом. Или еще лучше – пусть их принимает дражайший супруг.

Распахивая французские окна в сад, Эжени перестала грустить. У ее ног лежал весь мир, а рядом милый дружок Эжен. Вместе они покорят любую вершину, переспорят ее упертого супруга, который не желает слышать о разводе. А он так нужен Эжени – она больше не может дышать дворцовыми миазмами. Сейчас, за городом, она чувствует себя дома. Запах сирени бьется в окно с утра. В озере ночью плещутся рыбки, наверстывая дневное ленивое лежание на дне и редкие подъемы к поверхности. Даже поля окружившие поместья и щедро залитые навозом на пару лет отдыха – живые. Эжени хочет остаться, но друг-муж-король не пускает. Молча, морщит лоб, отвергая саму возможность переговоров. Он заменил себя Эженом. Но это игрушка на двоих и принцесса всегда знает, когда нужно отойти в сторону и промолчать – не защищать, не просить, просто терпеть и ждать. Чего? Он не отпустит обоих! Эжени взвыла от бессилья.

– Я готов, моя крошка. – Дверь парнишка открывал ногой, потому что в руках нес ворох белоснежных пушистых простыней.

– Тебе не кажется, что в доме какая-то странная тишина, – проворковала пышка, поправляя сползающие простыни с плеча Эжена. – Уж не затеял ли милый какую-то пакость? Я жуть, как боюсь его выходок. Как найдет что-то на парня, хочется сквозь землю провалиться.

– Господи, да что ты боишься его. Он совсем не страшный, я бы даже сказал справедливый. Я вот опять к той истории возвращаюсь со ста дукатами…

– Эженчик, что за дела? Ты опять оброс долгами?

– Нет, ты послушай! Он меня выпорол, но ведь было за что! А потом поил чаем и гладил по голове. И … он тогда мне две сотни еще отсыпал, прямо там в спальне. Вытащил у кого-то из придворных, которые подслушивали под дверьми мои вопли, кошельки и сунул в руки – я не отказался.

В купальне они были совсем одни. Пар, источаемый горячими источниками, вырывался со дна, из пробитых в мраморном полу дыр и насыщал воду белой взвесью кальция и тягучей тяжестью. Долго здесь никто не оставался, но плавание среди оплывших жемчугом камней было приятно до одури. Купальщики плутали между разными бассейнами, разглядывали дно на глубине с поваленными статуями и колоннами. Кронпринцесса и ее верный дружок обосновались в небольшой ванной с неглубокой чашей. Эжен панически опасался глубины и поэтому чаще восседал на краешке и делал вид, что плещется. Так и сегодня, он расселся на бережке в одних плисовых подштанниках, болтал в воде ногами, и мысли его были очень далеко.

– Жени, я очень толстая? Меня совсем нельзя полюбить? А? – Девушка с вызовом смотрела на парнишку, всем видом демонстрируя свою крайнюю незаинтересованность. – Он меня никогда не полюбит, как..? – она осеклась и спрыгнула в воду. Тонкая рубашка облепила рыхлое, пышное тело, обнажая красивую грудь, округлые бедра. Волосы поползли ядовитыми змеями и закрутились вокруг шеи.

Мальчик словно очнулся от ее слов. Посмотрел широко открытыми мертвыми глазами и, смахнув навалившийся морок, потянулся к своей подружке:

– Какая чушь! Если бы ты была не замужем, я бы давно оказался с тобой в супружеской постели, и только посмей у меня увернуться от исполнения супружеского долга! – Эжен плеснул себе в лицо воды, и со стороны девушке показалось, что он умылся слезами, но она привыкла к его грусти: “Показалось, показалось…”

========== Памфлет для королевы ==========

Непоправимым оскорбленьям

Приносит время исцеленье.

– Арфу! Арфу оставь в покое! – Эжени картинно обмахнулась веером размером с хороший хвост павлина. – Эжен, – скрипнула она зубами: – Я тебя умоляю! У тебя совсем нет слуха?! Или ты терзаешь меня специально по чьей-то злой воле?

– Нету ни капли! Мой дорогой единственный покровитель и опекун оторвал слух вместе с ушами в глубоком детстве. Эжени, а вдруг он вернется? – Задумчиво прильнул к инструменту парень.

– Господь с тобой! Чур, меня! Ты о ком? – Кронпринцесса слетела кубарем с кровати и понеслась к окну, сшибая на ходу стулья, кресла, пуфики, разгоняя свору замызганных ленивых болонок, которых давно никто не чесал и не мыл. Их делом было чесаться и отгонять блох от хозяйки. И претендовать на взаимное внимание они не могли.

– Слух Эжени, слух… – Тоскливо обнял инструмент маленький маркиз, и тут же получил смачный удар по хребту от возлюбленной подруги.

– Дурачок, не шути так. Я решила, что ты про кардинальское отродье, которое измучило меня своими нотациями. Ты не забыл, как он распорядился о поездке к святым мощам? Я ПЕШКОМ пойду в монастырь и буду там жить, пока не родится сын! Да никогда! Принц не позволит так издеваться над супругой. Они не дадут мне есть, ты понимаешь это? Я останусь голодной, и, значит, злой как сегодня… – устало ныла Эжени, – я и так похудею, поверь мне дружочек. Не разрешай им отнять тебя у меня.

Она и не заметила, как крепко притиснула к своему объемному телу и мальчишку, и арфу, и даже стул. Эжен задыхался в ее любвеобильном теле, но любовь к подружке и соратнице по шалостям была главной, и он терпел. Теплое дыхание Эжени в затылок иногда успокаивало его.

Эжен вздохнул, и пальцы сами заскользили по струнам, извлекая из памяти свербящие слова, болезненно напоминающие о том, что иллюзия близости должна развеяться. И принц окажется через несколько лет жестоким молодым королем. Он мужчина и ему дозволено все. Он может даже полюбить… Глупой детской любовью. А потом выбросить надоевшую игрушку детишкам из бедных семей. “Поскорее бы…– протянул Жени сладкую мягкую ноту, полоснувшую мысли. – Он не любит и никогда не полюбит”. Дыхание участилось, сердце забилось быстро-быстро от одной мысли об Эйнаре! Чтобы не быть раскрытым, он сбросил руки Эжени с плеч. Грубость, с которой он вырвался из лап Эжени, ее позабавила и ужаснула: Эжен был ей ровесником, но так и остался при дворе маленькой собачкой, которую дозволено пинать и гладить избранным. Иногда ей казалось, что и ее имя будет вычеркнуто из списка, причем, не королевской рукой, а этими самими пальчиками, которые так мило смотрятся на струнах несмотря на ужасную кошачью какофонию. Придворные и даже сам принц предпочитали обходить стороной Эжена за этим занятием: маленький маркиз думает – не мешать! Уродливая паутина звуков перетирается между его пальцами, выстраивается в красивый сильный узор, но не всем и не всегда хватало сил выдержать эту ломку. Он словно изливал свои страхи на струны инструмента, молча, долбил ноту за нотой и, когда рождалась музыка, рядом не оставалась никого. Музицировать ночью вошло в привычку, и он всегда ночевал подальше от двора. Изгонял даже Эжени, но она возвращалась. Он знал, что под утро, проворочавшись в холодной постели, она прибежит к нему. С тоило только веточке хрустнуть в саду, и Эжен понимал, что его друг-медвежонок лезет в окно. И он с улыбкой помогал ей влезть в раскрытый проем – тащил за руки, потом, хохоча, хватался и поднимал юбку и, когда большая принцесса вваливалась под собственной тяжестью в комнату, он вставал над тяжело, загнанно дышащей девушкой и начинал отчитывать ее. Она притворно рыдала, смахивала редкие слезы с глаз. Маркиз складывал руки на груди и делал ей внушение. Так, мол, и так, порядочные замужние дамы не лезут по ночам к молодым мужчинам, и закон однозначен в трактовке её деяния. И как на это посмотрит Эйнар?

– Эйнару нет дела, – равнодушно отмахивалась принцесса и, не дождавшись поданной руки, поднималась, кряхтя, с пола и неслась к столу. Грызла орехи, набивала рот пышными пирожками и, отведя душу, добрела на глазах, – Ну, вот! Теперь можно и поспать. – Она сладко зевала и тащила бутылку вина и Эжена в кровать. А после они мечтали о далеком путешествии. Эжен был помешан на льдах, и когда они увидели на берегу неизвестно как заплывший в их широты айсберг, он влюбился в северное море заочно. Месяц он убегал из замка на берег и ждал. А потом уснул на берегу в холодный вечер, заколел и чуть не помер. Эйнар с Эжени долго выхаживали его в зиму, и как только он стал выходить из комнаты, принц прогнал Эжени и поставил на его плечо клеймо. Маленькое, размером с монетку, – с одной лишь буквой в центре: “Это чтобы ты знал, чью шкуру не бережешь. Если ты сбежишь, то тебя всегда найдут, Жени. Ты теперь Эжен Эхо. Мой человек”.

И он помнил. А иногда, отлавливая на себе взгляд Эжени или Эйнара, он разрывался и хотел быть с обоими. Хотел быть между ними. И тогда он уходил в себя, сочинял в душе свою маленькую сказку. Музыку.

Вот и сейчас, дисгармония и злость вспыхивали с прежней силой. Звуки стали подниматься от его пальцев, легко взлетать и тут же рассыпаться драгоценной мишурой по залу – Эжен играл свою музыку. Двери начали отворяться неожиданно. Люди прибывали, рассаживались на небольшие скамеечки, кавалеры подсаживали не успевших разместиться дам на мраморные подоконники, успевая на ходу стряхнуть с их нежных уставших ножек туфельки – так они не смогут спуститься самостоятельно, и будут терпеливо ожидать. Эжени беспомощно встала со своего кресла, и его тут же нахально умыкнул кардинал. Она была терпелива и просто ждала развязки. Просто так люди не приходили в ее зал. Воздух пропитался сотней чужих запахов и слов. Дамы разворачивали веера, наполняя треском гармонию музыки. Эжен поджал губу, свел от злости колени – бархатные штаны затрещали от напряжения, обнимая любимый инструмент. Рубаха, фривольно расстёгнутая при Эжени, смущала его, но бросить арфу, только потому, что рядом был кто-то чужой, он не хотел. Еще несколько минут он отыгрывал свою маленькую пьесу. Он продолжал ее играть в душе для одного человека, но не хотел сейчас делить свои мысли со всем светом. У него не было выбора. Оставалось попросить помощи у Эжени. Ресницы взметнулись, и насмешливый хулиганский взгляд застрял на ее родинке – это был их тайный знак. Эжени подплыла к пиано, нагнулась к открытым клавишам и, оттопырив внушительный зад, затянутый в юбку со шлейфом, заиграла. Эжен подхватил деревенскую мелодию. Публика зашевелилась, застучали отодвигаемые кресла – всем хотелось танцевать. Пальцы музыкантов отбивали нарастающий ритм, мужчины выстукивали его каблуками, а девушки хлопали до боли в ладоши. Несколько пожилых пар старались припоминать простые шкодливые движения, втягивая в игру гостей. Бряцали брошенные в кучу, шпаги и кортики, летели в сторону веера и шляпки, танцевали без туфелек, взлетая над узорчатым паркетом в сильных руках мужчин.

Эжен не смотрел на бешено бьющуюся по залу метель из платьев и взлетающих высоко юбок. Кружева, кружева, кружева… Море сотканных из роз и фиалок запахов. Пальцы раздирало от боли и напряжения. Он подстраивался под ритм, который диктовала Эжени – она, подпрыгивая на месте и виляя пушистым шлейфом, как сказочным оперением, заставляла его подчиняться.

Он закашлялся, обрывая музыку. Где-то за толпой скрылась Эжени, вернее ее платье. Принц, вломившийся в толпу, отвесил смачный поощрительный шлепок жене: хороша, королева… – и добавил несколько слов совсем не по-французски. Девушка, развернувшись от его перекошенного лица, влетела злосчастной задницей в клавиши. Танец начал увядать. Будущий король был пьян. И был зол. И причина его злости находилась рядом. Придворная шушера повеселилась и теперь пыталась расползтись по углам. Прикинуться там мирной молью.

– Всем стоять! – голос хоть и был хриплым и негромким, но услышали все.

Так отмеривать шаги умел только Эйнар Эхо. Никто не успел заметить его приход – крупный зверь всегда подкрадывался к добыче на мягких лапах и не стеснялся навалиться на спину, чтобы впиться зубами в загривок и перегрызть самый крупный сосуд. А потом смотреть на пульсирующий фонтанчик крови. Смотреть в глаза и забирать последние силы. Он мог даже лизнуть на прощание, словно забирая последний вздох себе. Эйнар вырвал из рук Эжена арфу, настоящий концертный инструмент, весом с хорошего теленка, и отбросил в сторону. Струны взвыли от боли и расстройства, в сторону отлетели деревянные осколки – арфа впилась в пол и оставила глубокую отметину. Он остановился напротив все еще сидящего парня. Его недовольство повисло в воздухе – Эйнар раскачивался на каблуках, мерил взглядом упрямого мальца, а потом вздернул его на ноги и сунул в руки свиток:

– Ну-ка, почитай! – медленно обошел кругом Эжена, остановившись за спиной, через плечо ткнул пальцем в текст и развернул Эжена на себя: – Читай, нам всем очень интересно, что задумал автор этой безделушки!

– Эйнар… мои познания в латыни… ты не можешь заставлять меня, – Эйнар сдавил его плечо, пропахшими порохом пальцами, напоминая кто в этом доме хозяин, а кто забавная безделушка – избалованная и знающая свой удел.

Эжен медленно начал декламировать:

Меня ругают все подряд:

Жена и дочь, тесть и старуха мать.

За что, спросите вы меня,

Клянет вся дружная семья?

Все потому, что я соседке подмигнул,

За юбку прихватил хорошенькую повариху у господ

И подсмотрел в дыру у бани городской за мельниковой дочкой.

Какая малость!

Еще сказала мне жена, чтобы не лазил на шелковицу в саду.

Все потому, что там купальщицы

Белье стирают по ночам. А я там рыбу лишь ужу,

Мне песни их развратные не нужны.

Бывало, пригляжу покрепче тело и белье ее уволоку

Но разве ж это дело: Меня при всем народе за волос таскать?

И по хребтине драть лозиной из пруда?

Когда бы я умел монахом жить, как досточтимый наш наследник,

То я б в семье, как он, приворожил жену и мужа.

Трудный выбор, правда?

Поэтому мой принц, как те весы со сломанным подвесом,

Склониться не желает перед ними.

Он долго и разборчиво теряет время у постели.

Народу не желает он наследника дарить.

Скажите имя той напасти королевской,

Которая ему глаза застила, постель монарха превратила в склеп.

Я б мог помочь великому монарху,

В свою постель по очереди брать обоих

И споры-пересуды прекратить.

Льву все позволено в своем гареме.

Хозяин он, глава семьи, и если принял в покровительство тебя,

Готовься к скучной и холодной ты постели.

Наш рыцарь выбор свой отметил дважды,

Но так его и подтвердить не смог.

За что же бьют меня родные, ведь я свою позицию прилюдно подтверждаю.

Не мучаю возлюбленных холодной лаской,

Топлю печали женские в любви.

Как жизнь несправедлива к ловеласу.

Зачем я не король, льдом затянувший замок и постель?

Ему было противно себя слушать, он утирал слезы, боялся смотреть на поникшую подругу и, когда закончил, молча, вернул памфлет принцу. В зале заговорили. И кажется все вместе. Звуки то приближались к Эжену, то откатывались. Он почувствовал, как полуденное солнце изменило реальность – заволокло дрожащими миражами глаза. Слезы текли ручьем, и вытирать их было стыдно. Он продолжал стоять на месте и смотреть в глаза своему господину.

– Все вон! Уходите… – Эхо устало опустился на стул. Ровно через минуту в зале остались только трое. – Если бы я мог изменить свою жизнь… Не быть Эхо, а лишь его слабой тенью. Кого бы я ни выбрал, меня никто не поймет. Даже вы живете своими желаниями и забываете, что есть я. С этого дня все встанет на свои места. Поверьте, я сдерживался слишком много времени. Но я не каменный, – голос Эйнара смягчился и пропитался его разочарованием. Он не верил сам себе. – У меня больше нет выбора. Я не смогу править этим чертовым отродьем, если не покажу, что могу разобраться в собственной семье. Мне очень плохо. Если ты не против, Эжен, оставь нас с супругой.

Эжен сорвался. Пнул ногой арфу – и слезы высохли. Осталась только злость на себя и свою наивность. Получить громкую фамилию означало одно – отдать всего себя, свой дом, свою любовь и терпеливо ожидать участи.

– Мне и правда, давно пора.

========== Адью ==========

В эту ночь пошел дождь. Небо захлебнулось в рыданиях, разнося по округе весть о том, что Эйнар Эхо сдался.

Когда Эжен выходил из комнат принцессы, ноги его почти не держали – у двери он прислонился к стене и помедлил. Как хотелось оглянуться! Он понимал, что увидит там счастливую подругу, нежно льнущую к Эйнару. Ожидание, сменившееся разочарованием и, пришедшим на смену этим чувствам отчаянием, смело ураганом надежды. Эхо легко дарил ее близким, но исполнение желания обычно затягивалось. Было больно и невыносимо от того, что теперь он одинок. Совсем. Любовь, которую он однажды разделил с девушкой наследника, похоронила его под собой. Не осталось сил, чтобы дойти до соседней двери и закрыть навсегда эту. Стоило в спальню, где мог быть зачат будущий король, войти супругу, – она плотно захлопывалась навсегда перед носом любого мужчины. Но ведь есть исключения, есть то, что при дворе никогда не бывало – дружба двух людей. Но не об этом сожалел маленький маркиз.

В своей комнате он затушил все свечи, и медленно, на ощупь обследовал мягкие диваны и приборы на столе, потрогал остывающую лампу, понюхал засохшую чернильницу и застыл у окна, по которому скользили прозрачные толстые струи, увлекая своим безыскусным рисунком – он по-прежнему ждал. Улыбка набегала на лицо, сменялась выражением отвращения, иногда он смеялся и начинал ловить пальцами попавший в лабиринт струй листочек или маленького жука. Потом движение за окном прекратилось – Эжен вздохнул и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Он начал продвигаться к кровати, ласково оглаживая смутные очертания предметов пальцами.

Тишина за окном раскололась от сильного удара – вода хлынула с новой силой, и небо разрезала паутина грозы. Комната осветилась, а руки натолкнулись на прохладные пальцы, протянутые к Эжену.

Пальцы Эжена легли в мокрые ладони:

– Эжен, это ведь ты написал? – глухой голос принца окутал его со всех сторон. Скользкие тени, в которых он едва узнавал своего опекуна и покровителя, заскользили вокруг него. Иногда грозовые блики ложились на лицо нежданного посетителя, но Эжен предпочел не узнать его. Темнота начинала пугать как в детстве. Эжена охватила паника, и он решил, что это видение. Но когда к спине прижалось мокрое тело, он рванулся к дверям. Он почти добежал, когда упрямые сильные руки развернули его на себя и придавили его плечи к дверям:

– Не бойся. Я просто пришел сделать выбор, – голос принца превратился в хриплый пьяный шепот, и теперь его трудно будет остановить. Жаркий запах пота, ночного ливня и мокрых волос опутали маркиза: его желание сбывалось, но не оставляло выбора. Он хотел этого больше жизни и теперь с упорством дикого животного рвался из силков.

Сейчас из чувств у Эжена осталось только одно – наслаждение, смешанное с угрызениями совести. Его трогали, больно сжимали плечи, пальцы принца нежно прошлись по волосам и тут же отпустили. Бесстыжая ладонь огладила бедро – это было их первое прикосновение друг к другу.

Воздух, напоенный ворвавшейся в окна грозой, напитался запахами мокрой листвы, шуршанием крупных капель, вылизывающих деревья и дом. Дом, в котором маленький маркиз прожил больше десяти лет и который стал его убежищем. Он укрылся в королевском саду от невзгод жизни; от своей неприглядной истории – заменил полуистлевшие чувства привязанностью к большому и сильному человеку. И сейчас он отдавал последний долг перед своим покровителем.

– Мечты сбываются, – когда-то шептал он, стоя на службе в церкви, еще ребенком.

– Мечты сбываются, – уверенно говорил он своим новым друзьям по играм, когда они с сомнением смотрели на его шаткое положение при дворе.

– Мечты сбываются, – упрямо твердил Эжен, когда Эйнар не нашел времени поговорить с ним после свадьбы впервые.

– Они сбываются, – писал он сейчас водой на окне. Водой или слезами? Он продолжал верить, даже когда Эйнар подхватил его под коленями и ткнулся подбородком в его макушку, как слепой котенок в поисках молока. И когда поцеловал его губами, еще пахнущими Эжени – Эжен всхлипнул, попытался оттолкнуть, но все, что он смог – это распластаться на кровати под пьяным Эйнаром.

Жаркий запах пота, густой аромат предыдущего секса, мокрых волос и несвежей одежды, путали и дурманили Эжена – его желание сбывалась, но не оставляло выбора. И тогда он впервые захотел расплатиться по долгам и отказаться от награды за все годы ожидания.

Он никогда так громко не кричал, наслаждаясь внезапной терзающей болью, унижением от осознания того, на что решился. Он орал о своем падении на весь мир, но гроза заглушила его крики, приняла каждое слово и жалобу, его признания в свою копилку секретов. Эхо сделал свой выбор:

– Я выбираю тебя, – шептал он, пытаясь душить стоны Эжена, – я выбираю тебя, – повышал он голос, пытаясь отринуть жалобы, – я выбрал сегодня тебя, – морочил голову хриплый голос, – я с тобой, Эжен, – обманывал он с каждым новым движением.

– Я выбираю тебя, – признавался Эжен, прикусывая кровящую губу Эйнара. Это именно он будет прокусывать ее упорно каждый новый раз.

Раз – и весь двор знает, что наследник у своей “сучки”.

Раз – и он сменил двух партнеров за ночь. Через полгода регулярных упражнений, придворные в голос начали твердить, что это нормально.

Раз – и целый свет любуется на новый фингал под глазом у обоих. Они передрались из-за Эжени. Принц перестал делить ложе на две части и Эжени законно проиграла.

– Мы женаты так много лет… У нас нет наследника, и скоро я не смогу сдерживать слухи о нашем бесплодии. – Эйнар стоял у окна в одних бриджах и сапогах – рубашка валялась в ногах на постели Эжена.

– Она так никогда не понесет, – перевернувшись на спину, пробурчал разнеженный любовник, – ты проводишь ночи в моей постели, – голые ноги скрестились в воздухе и плюхнулись обратно в кровать – он налюбовался на синяки на бедрах и удовлетворенно засмеялся. – Хватит таскаться ко мне, – он не успел договорить, потому что принц оставил тяжелые мысли и навалился на него снова. – Сними хотя бы сапоги, Эйнар, ты трахаешь меня, как конюший в стойле. Присунул и побежал.