Текст книги "Секретный дневник русского олигарха"

Автор книги: Саша Нерозина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 12
Дело сделано

Ролан подъехал к своей городской квартире, куда он и его родители въехали на время после трагической потери своего дома. И хотя эта квартирка на втором этаже панельного дома рядом с центральной городской площадью была крохотной, сейчас она должна была служить им временным пристанищем и домом. Войдя в квартиру, Ролан почувствовал ароматный запах борща, а затем увидел свою мать на кухне у плиты, а отца – на стуле с газетой в руках. Эта картина его искренне порадовала; его родители пытались вести себя как обычно, что было довольно трудно в данных обстоятельствах. К сожалению, у него пока не было никаких новостей по поводу Анны, поэтому, обняв обоих, он сразу направился в ванную.

Чувствуя усталость, как физическую, так и моральную, Ролан испытывал сильнейшее желание просто расслабиться. Он быстро разделся, зашёл в душ и включил воду. Подставив спину под слабенькую струю душа, Ролан закрыл глаза, надеясь отвлечься от тяжелых мыслей хоть ненадолго, но все было безуспешно. Его любимая сестра находилась в коме, и исход этой ситуации был неизвестен никому. Ролан пытался прикинуть, всё ли он сделал, чтобы помочь ей, не упустил ли чего. По просьбе главы регионального министерства была собрана самая лучшая команда докторов в Карелии, которые боролись за спасение Анны, а нянечки не отходили от неё ни на секунду. Всё, что требовалось от Анны теперь, это прийти в себя и открыть глаза, за это Ролан без раздумий отдал бы свою собственную жизнь. Погруженный в грустные мысли, Ролан внезапно вздрогнул от неожиданного стука в дверь, за которым последовал голос его матери.

– Звонок из Москвы, сынок. Абрам Галинский звонит, он срочно хочет поговорить с тобой об Аннушке.

Услышав имя Галинского, Ролан с бешеной скоростью намылил остатки шампуня на волосах, смыл пену и выключил воду. Схватив полотенце, он обмотал его вокруг бёдер и пробежал из ванной комнаты в спальню, где поднял трубку.

– Слушаю.

– Ролан, я только сейчас узнал об ужасной трагедии. Я просто потрясён. Что же ты мне сразу не позвонил? – Обеспокоенный голос Галинского прозвучал громко и ясно. – Какие последние новости? Мне нужно знать подробно, в каком состоянии Анна на данный момент.

– Она всё ещё в коме, но стабильна. У неё ожоги четвертой степени на руках и запястьях, которым впоследствии потребуется пересадка кожи, при условии, конечно, если докторам удастся их сохранить, избежав необходимости ампутации. – Ролан подробно описывал состояние своей сестры, не упуская никаких деталей. Как тяжело бы ему ни было, он не мог себе позволить быть эмоциональным в этот момент, определенно не с Галинским. Ролан уже знал Галинского достаточно хорошо, чтобы понимать, что тот был человеком действия и соответственно интересовался подробностями не из простого любопытства. – Также у неё ушибы головы, которые скорее всего случились, когда она упала после потери сознания. Ко всему прочему у неё тепловые и химические ожоги легких и высокий уровень интоксикации от угарного дыма, которым она надышалась.

– Так, понятно, – ответил Галинский, делая паузы по мере того, как он записывал на бумаге всё услышанное. – Какой прогноз дают врачи? – продолжил он деловитым голосом.

– Слишком рано для прогнозов. Они наблюдают её мозг, главным образом их беспокоит вероятность того, что в нём может возникнуть опухоль и кровотечение, несовместимые с жизнью, что, к сожалению, случается довольно часто после такой травмы. Доктора пока не знают, какой будет исход.

– Послушай, Ролан, я знаю, что лучшие доктора в вашем городе уже работают с Анной, но этого недостаточно; здесь нужны лучшие доктора страны. Я уже говорил с академиком Антоновым, директором Московского института травматологии. Он уже собирает самую сильную команду специалистов в Москве, и завтра утром они вылетают в Карелию. Это самые лучшие врачи страны; они вернут Анну к жизни, у меня нет в этом никаких сомнений. А как только её состояние улучшится, мы транспортируем её в Москву для дальнейшей реабилитации, да подключим ещё пластических хирургов, которые займутся ожогами. Всё будет в порядке, я тебе обещаю. Поставим её на ноги, и всё забудется как плохой сон.

Услышав заверения Галинского, Ролан почувствовал громадное облегчение; теперь он верил в то, что Анна обязательно поправится.

– Спасибо большое, я даже не знаю, как вас благодарить, – сказал Ролан взволнованным голосом.

– Мы друзья, Ролан. Ты сделал бы для меня то же самое.

– Я не могу потерять её, не могу. – Ролан наконец дал волю своим чувствам и горько заплакал.

– Всё будет в порядке, ты её никогда не потеряешь, – сказал Галинский твёрдо и уверенно.

Галинский положил трубку и окинул пытливым взглядом свой кабинет, будто пытаясь что-то припомнить. На мгновение его взгляд задержался на старинных настенных немецких часах с боем, висевших на обшитой дорогим деревом стене. Сверив время с часами «Ролекс» на руке, он нажал кнопку интеркома и вызвал свою секретаршу Владу.

– Ну что, он ещё не появился? – спросил Галинский с ноткой нетерпения в голосе, как только она зашла в его кабинет.

– Нет, – ответила она пресно, без особых эмоций.

– Пошлите его ко мне сразу же, как он появится.

– Хорошо.

– Между прочим, часы опять отстают на две минуты. Всё-таки надо мастера организовать, займитесь этим. И вот ещё, – Галинский вырвал лист из блокнота и вручил его Владе, – немедленно отправьте это по факсу в офис Антонова и соедините меня с ним через час. Согласуйте всё необходимое с его офисом по поводу докторов, которые отправятся в Карелию, и окажите им всякое содействие. Вы можете идти.

Галинский откинулся в кресле, провожая Владу взглядом, пока она неспешно выходила из комнаты.

Влада, которой было хорошо за пятьдесят, была не особенно привлекательной незамужней женщиной с плохим чувством стиля и скучной натурой. Непохожая на большинство женщин, она была довольно суховата и неэмоциональна, что вполне устраивало Галинского. Она была трудолюбива и дотошна в работе – качества, которые Галинский ценил. Ей никогда не надо было говорить что-либо дважды, к тому же она была очень хорошим организатором и всегда чётко и вовремя справлялась со своими обязанностями. Сегодня, как, впрочем, и всегда, у Галинского не было никаких сомнений в том, что Влада последует его инструкциям и с точностью выполнит все поручения.

– Он прибыл. – Галинский услышал голос Влады по коммутатору. – Я отправляю его к вам.

Дверь в кабинет открылась, и Мистер Z шагнул в комнату, одетый, как обычно, во всё чёрное.

– Добрый вечер, господин, – сказал он своим низким сиплым голосом, стоя навытяжку, как военный перед старшим чином.

– Ты что же, хочешь устроить мне сердечный приступ? – произнес Галинский повышенным тоном, не растрачиваясь на приветствия. – Ты чуть не убил её! А какого чёрта она мне тогда?

– Ни в коем случае, господин; я всё держал под контролем. – Мистер Z ответил спокойно и непоколебимо. – Я всё время находился под её окном, контролируя ситуацию, – он продолжал рапортовать, тщательно произнося каждое слово. – Сначала я заклинил ручку двери в её комнате, чтобы она наглоталась дыма, а когда она упала без сознания, я залез обратно через окно и открыл дверь, после чего отец вытащил её из дому. Всё прошло ровно и чётко, согласно моему плану, и никто меня не увидел. Девушка получила ожоги, ну и надышалась газа немного.

– Ты что? Она в коме, с травмой головы, ожогами и вообще в ужасном состоянии, – Галинский заорал в бешенстве; его лицо налилось кровью.

– Это даже лучше, – ответил Мистер Z, не реагируя на внезапный приступ гнева Галинского. Он уже давно привык к подобным вспышкам своего шефа и не обращал на них никакого внимания. – Это только означает, что теперь потребуется больше времени и усилий на восстановление её здоровья. А вам именно это и нужно, – добавил Мистер Z спокойным голосом, как терпеливый учитель, который разговаривает с отстающим учеником.

– Да, да, – ответил Галинский явно раздраженно. – Но твои действия чуть не привели к провалу. Мой план полетел бы к чертям, если бы она не выжила.

– Но она жива, господин, вам не о чем беспокоиться. Еще уйдёт много месяцев на её восстановление, а Ролан Карбанович будет у вас в пожизненном долгу. Он у вас теперь в кармане, господин.

– Ну хорошо, хорошо, убедил. – Галинский сдался. – Только в следующий раз без самодеятельности.

21 ноября 1992 г. Москва, Россия

Прошло два с половиной месяца с того страшного дня, когда пожар уничтожил дом Ролана, а его сестра Анна попала в больницу в коматозном состоянии. Ролан помнил каждую минуту того ужасного дня и хотел, чтобы эти страшные воспоминания навсегда стёрлись из его памяти. Но были и некоторые позитивные моменты, запечатлевшиеся в его памяти с того дня; самый важный из них – это когда Анна проснулась и вышла из комы на седьмой день после трагедии. Врачам потребовалось ещё несколько недель и две серьёзные операции, приведшие почти к полному выздоровлению Анны. Ролан был счастлив как никогда. Врачам удалось сохранить её руки, но предстояло ещё множество пластических операций, а также физиотерапия и психологическая реабилитация. Для этого Анна была перевезена в Москву и помещена в институт травматологии под личным наблюдением самого академика Антонова, и всё это благодаря Абраму Галинскому.

В последнее время Ролан частенько думал, что его первая случайная встреча с Галинским в Карелии была истинным благословением. В непростое для Ролана и его семьи время Галинский повел себя как настоящий друг и сделал всё, что было в его силах. Ролан был уверен, что если бы не содействие Галинского в организации самых лучших докторов страны, которые вылетели из Москвы в Карелию для спасения Анны, то исход мог бы быть совершенно иным.

Анна и Ролан прибыли в Москву только пару дней назад, но Галинский уже посетил больницу дважды. Для того чтобы Ролану было легче навещать сестру, Галинский снял ему квартиру рядом с больницей. Для Ролана решение сопровождать сестру в Москву и остаться с ней до её полнейшего выздоровления было естественным и однозначным. Политическая жизнь, в центре которой он вращался всего несколько недель тому назад, теперь казалась ему далёким сном. Решение уйти с поста лидера «Нового Поколения» было принято легко; Ролан решил быть рядом с Анной до тех пор, пока она не выздоровеет полностью. В конце концов, для него семья была всегда на первом месте. Жизнь в очередной раз доказала, что может преподносить непредвиденные сюрпризы, но Ролан искренне надеялся, что самые плохие из них уже позади.

Я прочла ещё одно интересное примечание в дневнике Галинского, в котором упоминался РК и которое, как мне показалось, содержало ключ к разгадке происхождения этих инициалов.

22 ноября 1992 г. Москва, Россия

…РК в Москве! Мой…

Я решила проверить мою догадку. Были ли эти две загадочные буквы РК действительно аббревиатурой Ролана Карбановича, можно было без проблем проверить в Интернете. Как только я занесла Ролан Карбанович 1992 год в поисковую систему, я немедленно получила сотню результатов. В первом же параграфе, на который я щёлкнула мышкой, я увидела подтверждающую мои подозрения информацию: Ролан Карбанович перебрался в Москву из Карелии в ноябре 1992. Даты соответствовали; теперь у меня не оставалось никаких сомнений, что именно о нем шла речь в дневнике Галинского. К сожалению, узнать, почему Карбанович поставил крест на многообещающей политической карьере в Карелии и переехал в Москву, где стал работать с Галинским, представлялось абсолютно невозможным. Но запись Галинского мой была однозначным подтверждением его участия в судьбе Ролана.

Глава 13
Рубиновое имение

18 сентября 2009 г. Лондон

В этот день Тигров позвонил мне в половине восьмого утра. Последние две недели мы были на связи каждый день. После встречи с Галинским в «Аннабэлс», я с нетерпением ожидала вечеринки у него дома, которая была назначена на 19 сентября. Я, как и Тигров, возлагала большие надежды на этот вечер. Мне предстояло по возможности поставить там жучки и попытаться обнаружить местонахождение секретного дневника. А между тем я уже трижды ездила в Бэкингемшир наблюдать за Рубиновым имением. Каждый раз я маскировалась под один из моих любимых образов, которым я частенько пользовалась, – пожилой женщины Агнес. Это был хорошо отработанный образ, поиском которого я занималась несколько месяцев.

Дело в том, что моё перевоплощение в некоторые из моих образов заключалось не только во внешних изменениях, но и в соответствии реально существующему человеку. Так, например, было с образом Агнес; пять лет назад я вычислила эту пожилую одинокую женщину, жившую в своём маленьком домике в одной из живописных деревушек в Бэкингемшире, и решила позаимствовать её личность. У меня был паспорт на её имя, и имелась в арсенале такая же машина, как у неё, – старый белый «ниссан», на котором были те же самые номера, что и у настоящей Агнес.

Такие меры предосторожности были необходимы, когда я работала над особо сложными заданиями, где мои объекты имели свою службу охраны. При случае столкновения с ними у меня должно было быть всё чисто. Скажем, я прикидываюсь бабушкой, а охрана возьми да проверь, кто я и откуда. Если сглупить и поставить несуществующие поддельные номера на машину, которые легко вычислить, то пиши пропало, бабушка разоблачена. Поэтому всё до мельчайших мелочей должно было быть продумано и учтено. В случае с Галинским Агнес была идеальным вариантом ещё и потому, что она в действительности проживала недалеко от него. Поэтому, облачившись в спортивный костюм, шерстяную жилетку и шапку и прихватив с собой корзину, я трижды ходила по грибы в лес, окружающий Рубиновое имение. Поскольку этот лес был общественным местом и действительно был богат грибами, то я гармонично сливалась с другими грибниками, наведывавшимися сюда регулярно.

Я дважды обошла территорию вокруг Рубинового имения, осматривая всё вокруг, и, хотя по всему периметру имения был высокий забор, не дающий возможность что-либо увидеть за его стенами, всё же эти наблюдения были полезны. Это дало мне возможность выяснить, что охраны Галинского за пределами имения нет. Также удалось узнать, с какой частотой стояли камеры наблюдения вдоль забора. Узнала я и о двух въездах в имение: одно из них было центральным и представляло собой высокие чугунные резные ворота, за которыми находилась будка с охранником; другие были попроще видом и предназначались для пользования прислугой, охраной, садовниками, а также для доставки грузов и так далее. Плюс ко всему я сфотографировала ряд машин, въезжавших в имение, и нескольких охранников, регулярно появлявшихся у ворот.

Чем больше информации у меня было на Галинского, тем лучше. Я всегда считала, что лишней информации быть не может, хотя её подробная обработка и анализ отнимали много времени. Один из посетителей Галинского, например, которого мне удалось идентифицировать по номеру машины и удачно сделанному фотоснимку, оказался директором лондонского филиала одного очень солидного Уругвайского банка. Этот южноамериканец явно не был другом Галинского, а значит, их связывали какие-то дела, но какие? Это мне еще предстояло выяснить, а пока я сообщала Тигрову всю новую информацию, которую он в свою очередь отдавал на переработку сотрудникам своего отдела.

– Доброе утро, малыш, – поприветствовал меня Тигров. – Надеюсь, не разбудил?

Тигров прекрасно знал, что в это время я в любом случае была на ногах, но тем не менее он не упустил возможности подколоть меня, что он периодически себе позволял.

– Разбудил, – нарочно сонным и слабым голосом прохрипела я в трубку. – А который час? Я потеряла ориентацию во времени. Босс, что-то неладное со мной, может, меня отравили?

– Что? Малыш, что с тобой? – В голосе Тигрова слышались тревожные нотки. Но после мгновенной паузы он понял, что я его разыгрываю, и рассмеялся. – Иди клизму сделай – полегчает, – сказал он весело.

– Ага! Испугались за меня? – Я захихикала в ответ. – Значит любите.

– Люблю… – Тигров ответил не раздумывая, после чего последовала пауза. – Ну хорошо, давай теперь о деле, у меня немного времени.

Услышав эти слова Тигрова, мне вдруг показалось, что он невзначай сболтнул то, чего не хотел, а затем быстро перевёл беседу на другую тему. Даже голос его как-то изменился. Может, я и ошибалась; не видя его глаз, судя только по его голосу, я не могла быть уверенной. А может, мне просто хотелось выдать желаемое за действительное? Вполне вероятно, именно так и было. Но как же мне хотелось, чтобы он произнёс слово «люблю», глядя мне в глаза. Но могла ли я в действительности на это надеяться? Имела ли право? Тигров всё же был женат. Тогда зачем он сказал, что любит меня? Конечно же, он это не всерьёз. Или всё-таки он ляпнул то, о чём не хотел говорить? Я чувствовала, что он меня любит, но не даёт этому чувству хода. Я тряхнула головой, пытаясь отвлечься от этих мыслей. Сейчас мне только не хватало разбираться в своих сердечных травмах. Нет! Всё, хватит! У меня всё хорошо, и я счастлива!

– Тут мы кое-что интересное узнали, – Тигров продолжил своим обычным ровным голосом.

– Что именно?

– Нечто странное в поведении Галинского. – Тигров будто умышленно нагнетал обстановку. – Нам стало известно, что с недавних пор Галинский перестал навещать своего лечащего врача, с которым он на протяжении многих лет виделся ежемесячно. Тебе самой известно, что любое отступление от привычного поведения и поступков всегда означает, что что-то не так, что-то изменилось, что-то произошло или должно произойти. Человек ни с того ни с сего не станет менять своих привычек, – сказал уверенно Тигров.

– А может, он нового доктора нашёл? – Высказав это предположение, я сразу же пожалела об этом. Оказалось, что Тигров уже проверил эту версию. Да, действительно это было странно, почему Галинский вдруг перестал наблюдаться у своего доктора.

– Нет, нового доктора он не нашёл, – ответил Тигров, как я и ожидала. – А вчера он виделся со своим адвокатом по семейным вопросам, так что у нас есть все основания предполагать, что он написал новое завещание.

– Вот это уже интересно. Он либо помирать собрался, либо наоборот превратиться в Кощея Бессмертного, – сказала я.

– Может быть, – засмеялся Тигров. – В общем, смертен он или бессмертен, придётся разбираться тебе. Ну как ты? Готова к завтрашней вечеринке?

– Готова.

– Ты решила наконец, с кем пойдёшь?

– Пойду с Крисом, – ответила я. – В последнее время Галинский видел меня именно с ним, так что это будет вполне уместно.

Крис был моим другом-любовником, причем не единственным. Крис с лёгкостью вписывался в любую компанию, он был молод, хорош собой, успешен и богат и принадлежал хорошему английскому роду, что, увы, было тоже важно для дела. К жизни он относился легко и был очень позитивным по натуре человеком. И хотя мы часто выходили в свет вместе, мы никогда не заговаривали о серьёзных отношениях, и это меня устраивало, устраивало это, видимо, и его. К тому же нам было легко и приятно друг с другом общаться, а секс был дополнительным бонусом, и в этом плане мы друг друга тоже не разочаровывали.

– Хорошо. Крис, значит Крис, – сказал Тигров резко.

Крис, значит Крис? Мне показалось, или действительно в тоне Тигрова прозвучала ревность?

В последнее время я стала всё чаще и чаще замечать, что Тигров неадекватно реагировал на мои упоминания о мужчинах, с которыми у меня были отношения. Почему я не замечала этого за ним раньше? Делал ли он это умышленно? Ведь он без труда и искусно мог прятать свои эмоции от кого угодно, включая и меня. Или мне всё это только казалось? Может, Тигрова просто в принципе раздражали любые потенциальные помехи в моей работе, к которым он относил мои любовные связи? Я не могла понять, но тут же вспомнила о том, что ещё минуту назад решила выкинуть все мысли о Тигрове из головы и оставить их хотя бы на время.

– Ну, малыш, удачи тебе на завтра. Буду ждать твоего звонка. Я предполагаю, что, когда ты доберёшься до дома, в Москве уже будет утро. Я буду на связи в любом случае. Удачи, малыш!

– Спасибо, босс.

19 сентября 2009 г. Лондон

Приехав в Рубиновое имение в десять минут девятого, мы с Крисом оказались чуть ли не самыми последними гостями. Приглашение было к восьми часам вечера; обычно люди имеют тенденцию запаздывать в гости, хотя бы незначительно, и поэтому такая пунктуальность гостей меня удивила. Видимо, Галинский был человеком, к которому предпочитали являться вовремя. За нами приехали только Лариса и Лев; они опоздали на двадцать минут.

Само Рубиновое имение произвело на меня большое впечатление. Красота и богатое убранство дома и великолепный парк, в котором он расположился, заслуживали красочного описания в книгах по культуре и искусству. Мне часто доводилось находиться в роскошных домах, но далеко не все они производили впечатление статности и идеальной гармонии, без малейшего намёка на вычурность. Нужно было отдать должное Галинскому, который после приобретения этого имения не кинулся во все тяжкие, пытаясь изменить его стиль, а оставил всё, как было, сохранив его первоначальную элегантность.

Все гости расположились в просторной гостиной, где подавались канапе и напитки. Прислуга, состоящая из дворецкого-англичанина и трёх женщин, явно русских по происхождению, следили за тем, чтобы у всех были наполнены бокалы. Как и следовало ожидать, угощения были под стать этой шикарной комнате. Шампанское «Кристалл» и «Дом Периньон», изысканные вина «Шато Лафит», «Петрюс Помероль», «Шеваль Блан», чёрная и красная икра, биск из лобстера, савиче из тунца и креветок, эскалопы и другие яства прекрасно вписывались в стиль этой просторной гостиной с узорной лепкой на своде потолков, огромной хрустальной люстрой, переливающейся блеском, старинными картинами на стенах и изящной мебели из розового и тёмного дерева.

Всего нас было семнадцать человек, включая самого Галинского. На этот раз при нём не было одной из его малолетних подружек, остальные же гости были парами, кроме Геннадия Рубильникова из Белоруссии и старого приятеля из Москвы Шилова. Помимо Ларисы и Льва я знала еще только одну пару – лорда Пола Ланглей и его жену Дорис. Лариса и Лев провели большую часть вечера в компании Шилова, с которым, как оказалось, Лев не только в прошлом имел совместные дела в бизнесе, но и даже когда-то в молодости дружил. Я была рада, что этот вечер проходил не в форме ужина за столом, а в непринуждённой обстановке фуршета, где, свободно передвигаясь, все присутствующие могли легко общаться друг с другом. Это дало мне возможность познакомиться со всеми гостями, которые могли быть очень полезны в будущем.

Галинский прекрасно справлялся с ролью принимающего на своей территории хозяина. Он был радушен и внимателен со всеми, включая и меня с Крисом. Мы впервые с ним по-настоящему разговорились; до сих пор наше общение состояло из нескольких дежурных фраз. От темы экономики и кризиса, в которой большей частью принимал участие Крис, как финансист, мы перешли к теме политики, где активным собеседником Галинского стала уже я. Галинский, конечно же, на чем свет стоит ругал российских политиков и в целом правительство России, а я, естественно, ему поддакивала. Я также поинтересовалась его мнением по поводу политического строя других стран, включая Белоруссию, Грузию, Украину, и тут ему было много что сказать, после чего мне стало совершенно очевидно, что Галинский перенасыщен политическими амбициями. Такие люди, как Галинский, на пенсию не выходят, они умирают, как говорится, на посту.

Самое интересное, что, несмотря на свой высочайший ум, Галинский никак не мог смириться с тем, что не всё в мире шло по его плану. Он никак не мог понять тщетность своих потуг в совершенно очевидных ситуациях, когда его проигрыш был налицо. Он напомнил мне того самого Хазановского попугая, которого отовсюду гнали с его так называемой правдой, а тот продолжал кричать: «А я и тут молчать не буду!» Галинский даже внешне чем-то смахивал на этот образ – небольшой, с короткой шеей, носом с горбинкой, облысевший, с прядками торчащих, как перья, волос, а главное – его манера доносить свои мысли слушателям – торопливо-нервная, как будто он боялся, что ему не хватит времени всё высказать. Он даже ел как-то торопливо, едва пережёвывая пищу, словно боялся куда-то опоздать.

Находясь в домашней обстановке и пользуясь возможностью на близком расстоянии наблюдать за Галинским, я отметила в нём стороны характера, которые до сих пор мне лично были не известны. То, что он неугомонный оратор, – это знали все; то, что он манипулятор, пожалуй, тоже не было секретом для тех, кто удосуживался анализировать его достижения и поступки, а вот о том, что у него болезненная страсть к вопросам контроля, я, например, узнала впервые. Этот контроль проявлялся абсолютно во всём – Галинский решал, о чём пойдёт разговор, и как-то по-детски прерывал собеседника на полуслове, если разговор уходил в сторону; он решал, кто что пьёт и ест, настоятельно рекомендуя и навязывая своё мнение; решал, кому, что и как надо делать, бесцеремонно давая советы. Всё вокруг него должно было быть исключительно так, как он этого хотел; он был словно управителем театра кукол, которых он расставлял по сцене в нужном для себя порядке, вынуждая их предпринимать определённые действия. Его глаза не останавливаясь двигались по всему периметру, будто он проверял, все ли стоят на своих местах и делают то, что им положено. Галинский не выпускал из виду и прислугу; было похоже на то, что все в этом доме ходили по струнке. При этом я была просто уверена, что в его подчинении были и те, на ком он не позволял себе срываться.

Все эти мои наблюдения были, конечно, полезными, но в данный момент меня интересовали конкретные события, которые, по мнению Тигрова, происходили в жизни Галинского. Затевал ли он действительно что-то? Написал ли он новое завещание, и что послужило этому причиной? Почему он перестал наблюдаться у своего доктора? Выудить полезную информацию у первоисточника было абсолютно нереально. Галинский был чрезвычайно осторожен и умён, чтобы невольно выдать какую-нибудь информацию. С прислугой каши тоже не сваришь; вряд ли они могли знать что-нибудь о возможных планах Галинского, но вполне могли невзначай заметить что-нибудь полезное. Сплетни прислуги порой являются самым плодоносящим источником информации. К сожалению, ситуация, при которой можно было кого-то из них разговорить, представлялась мне невозможной. Наверняка им было отдано распоряжение не вступать ни в какие беседы с гостями. Во всяком случае, когда будто бы между делом из вежливости я пыталась заговорить с кем-то из трёх русских женщин, разносивших канапе, они только кивали головой и молча улыбались в ответ, причём каждый раз я чувствовала на себе сверлящий взгляд Галинского.

В моей сумочке лежали жучки-прослушки, которые я надеялась установить в этом доме, но чем дольше я тут находилась, тем более трудной мне представлялась эта задача. Дом был очень большим, и мы находились в одной лишь комнате этого дома и, по сути, пользовались только ею и двумя туалетными комнатами, находящимися в коридоре, примыкающем к гостиной. Пока я размышляла над этим, параллельно участвуя в каком-то бессмысленном разговоре с двумя из присутствующих женщин, я вдруг осознала, что за все эти три часа, пока мы находились здесь, ни у одного из гостей ни разу не зазвонил мобильный телефон, что было просто невероятно. Приоткрыв свою сумочку, я мельком взглянула на экран своего мобильного – ни одного сообщения, ни одного звонка, это было по меньшей мере странно. Связь в этом месте была отличной, я это проверяла во время слежки за имением; да и Крис говорил с кем-то, когда мы уже парковались у дома. Причиной этому мог быть только джаммер – приборчик, с помощью которого нарушалась и заглушалась трансляция электромагнитных волн. Взглянув на Галинского, я улыбнулась; как же осторожен он был. Всё в этом доме было под его контролем, даже возможность его гостей поддерживать связь с внешним миром. И всё же у меня была одна идея.

Краем уха я услышала, что Галинский предложил Шилову, Льву и ещё паре гостей посмотреть его коллекцию вин в винном погребе. Воспользовавшись моментом, я сообщила ему, что мы с Крисом тоже хотели бы взглянуть на эту коллекцию, и Галинский довольно радушно пригласил нас присоединиться к ним, уж видно очень хотелось похвастаться. Заранее досконально ознакомившись с планом дома, который я позаимствовала у Английского общества наследия старины, я знала, что вход в этот погреб был через кухню. Кухня как раз меня и интересовала. Я подумала, что лучше всего установить жучки именно там. Судя по её размерам, на ней скорее всего много готовили, а значит, прислуга Галинского проводила достаточно времени в этом помещении, а следовательно – если по дому и ходили какие-то сплетни, то они скорее всего обсуждались именно здесь. К тому же заглушки на кухне вряд ли были установлены; с точки зрения охраны Галинского, гостей должны были интересовать именно те помещения, в которых их принимали.

По пути к кухне мы прошли по длинному коридору, в одном ответвлении которого я заметила телохранителя, стоявшего у большой двери. Согласно плану дома, там находилась комната; но что такое важное могло прятаться в этой комнате, что Галинский даже внутри собственного дома держал охрану у этой двери? Оставалось только догадываться. Не исключено, что и секретный дневник Галинского хранился именно там.

Пройдя через саму кухню, оборудованную новейшими приспособлениями, я сразу же выбрала наиболее благоприятное место для установления жучка – на боковой стенке одного из двух стальных холодильников огромного размера, стоящих почти вплотную друг к другу. Проходя мимо холодильников, мне без особого труда удалось незаметно для всех просунуть руку в узкую щель между ними и прикрепить магнитный жучок к боковой стенке одного из них. Пыль в этом месте явно никто не будет вытирать, так что я могла рассчитывать, что мой подслушивающий приборчик не будет найден, оставалось только надеяться, что джаммеров-заглушек на кухне не было, а в тех комнатах, где они были, их отключат с уходом гостей, и мне удастся воспользоваться прослушкой без проблем. Я заранее установила принимающую станцию-рецептор за пределами имения, так что в любом случае раньше следующего дня у меня не было возможности проверить, шёл ли сигнал от моего жучка или нет.

В погребе, как и следовало ожидать, все гости стали расхваливать винную коллекцию Галинского, которая и на самом деле превзошла все ожидания. Галинскому явно нравились все эти похвалы; с довольной улыбкой на лице он с предельной осторожностью вынимал одну марочную бутылку за другой, гордо демонстрируя уникальные образцы многолетней выдержки. Удивительно, что этот взрослый человек, добившийся так многого в жизни, откровенно нуждался в комплиментах. И что странно, мне показалось, что он даже не догадывался, что многие ему просто льстят. От Ларисы я слышала, что Галинский, будучи великолепным стратегом в делах, в жизни довольно плохо разбирался в людях и часто не замечал элементарных человеческих пороков, отчего нередко пригревал на своей груди примазок-нахлебников – это было его слабым местом. Лариса была права; я без труда вычислила пару таких индивидуумов и среди гостей.